После того, как 10 февраля 1999-го года я вышел из «депрессивного» отделения НИИ Психиатрии при больнице имени Ганнушкина, мне на целых полгода стало абсолютно всё похую. Даже оный хуй я дрочил не чаще одного раза в неделю. Я уж не говорю о полном тогдашнем своём безразличии к музыке, литературе, искусству, а тем более — к банальному заработку.

Что же до творчества, то после «дурки» мне стало казаться, что любая умственная деятельность, равно как и душевная — это безмазовый инфантилизм и ничего более.

Вдохновение, если так можно назвать мои редкие посиделки с синтезатором «KORG», посещало меня только если удавалось как следует закинуться «Циклодолом». Оптимальной дозой для меня было 5–6 колёс за раз, но иногда я позволял себе и 8 и 10. Никаких «глюков» у меня от «циклы» не случалось ни разу, что, вероятно, странно, но факт.

По крайней мере, никакие ящики у меня из живота не выдвигались, что, в свою очередь, если верить Ване, происходило с ним в период его бурной юности от 3–4 таблеток. Надо полагать, он решил тогда, что он письменный стол. (Весьма похоже на правду. На весьма лестную правду).

И так я примерно 2–3 раза в неделю жрал «циклу», пока она не кончилась, да и слава богу. Кстати, под «циклой», если кто не знает, охуительно прикольно срать или дрочить. Так странно начинаешь всё чувствовать! Как будто даже не сам дрочишь, а тебе дрочат. И срёшь тоже как будто не ты. Ну да не суть.

Помимо всего прочего, мне очень не нравилось выходить зачем бы то ни было из дома, ибо даже от 5-10-минутной ходьбы я очень уставал и начинал желать лишь одного — принять «Сонапакс» и прилечь.

Ещё меня очень раздражал мой дом. В то время Катя Живова переехала жить к папе, и мы стали соседями. До её нового места жительства как раз было пять минут ходу. И я к ней стал частенько, прямо скажем, ежевечерне, приползать. В процессе этих визитов выяснилось, что граница между говном моей квартиры и раем её пролегает ровно по бывшей улице Качалова. Именно перед церковью Большого (будто бывает малое!) Вознесения, где, как многие считают, венчались литератор Пушкин и г-жа Гончарова, меня отпускала депрессуха. Соответственно, когда я шёл в обратном направлении, то сразу после Вознесения, прямо перед особняком Рябушинского (последний земное обиталище Алексея Пешкова), всё говно наваливалось на меня с новой силой. Когда же я добредал до своего подъезда, мне и вовсе становилось так худо, будто я и не был ни у какой Кати.

Таким образом, как я уже сказал, мне всё было по хуям, но никакого зла ни на кого конкретно я не держал (( 1-c) Я — бог не потому, что я всё могу, а потому что такой же хороший гусь в человеческом плане ) и потому понимал, что надо бы устроиться на любую работу, и там тихо затухнуть, чтобы в конце концов незаметно для себя самого умереть. Да и почему, собственно, моя мама должна меня кормить, спрашивается!

Однако работа наруливалась как-то оченно вяло. В первую очередь, конечно же потому, что вялым был я сам. Поэтому-то, когда мама сказала, что наш родственник Женя Шпаков, замглавного в «Независимой газете», готов взять меня на работу в качестве корреспондента в отдел информации за 100 $ в месяц, я сразу же согласился. Опять же потому, что всё было похую.

И вот где-то в середине марта злополучного 99-го года я принёс документы в отдел кадров «Независьки», написал заявление и отдал его злобной сухонькой и, конечно же, молодящейся старушонке. Она прочитала его и к моему ужасу сказала, что я могу немедленно приступать к работе, для чего надо пройти в комнату 307, соответственно, на третьем этаже.

Я приплёлся туда, поздоровался с будущими коллегами, и тупо просидел до шести часов вечера на стуле, время от времени идиотски улыбаясь окружающим меня девушкам и отвечая им что-то скучное на вопрос, откуда, мол, я такой взялся.

Из всех девиц, с которыми мне предстояло работать, более всех мне понравилась девочка по имени Аня, полненькая миловидная брюнетка с короткой стрижкой и довольно озорными карими глазками. Сколько её помню, она всегда сидела в чатах интернета, переживая по 2–3 бурных романа в неделю. От этого занятия, которому она предавалась совершенно самозабвенно, девушка Аня отвлекалась только затем, чтобы перекурить или съездить в какую-нибудь «ментовку», ибо на нашей полосе она занималась уголовной хроникой. В «ментовках» с ней тоже случалось по 2–3 романа в неделю, но по моим наблюдениям, это меньше её развлекало, чем интернет.

Другой забавной девушкой была временно исполняющая обязанности начальника отдела некто Юля двадцати девяти лет от роду и с хорошей фигуркой, но, по-моему, слегка глупенькая, что, конечно, её нисколько не портило. Её журналистским коньком было составление «коротков», колонки сухих новостей, напизженных из информационных агенств. Ещё она умела «убирать хвосты». И, надо сказать, до тех пор, пока, спустя полтора года после описываемых событий, я не стал работать в приложении к той же «Независьке» «Ex libris», где уже сам составлял целую полосу под остроумным названием «музыка», мне казалось, что «убирать хвосты» — это поистине недосягаемый уровень редакторского мастерства.

Однако со временем я втянулся во всю эту никчёмную кутерьму. Каждый день я ездил по пресс-конференциям, митингам, спортивным соревнованиям, а то и вовсе по детским утренникам, после чего возвращался в свой отдел и в течение примерно получаса обрабатывал нарытую информацию.

Нас было человек шесть, а нормальный компьютер один. При этом был ещё один «ненормальный», кстати говоря, 286-й (так, к разговору, затеянному в предыдущей главе), и тут у меня были все преимущества, потому как работать на нём умел только я один. Моя вечная бедность на сей раз сыграла положительную роль. А то бы я, как и все остальные, часами ждал, пока Аня выйдет из интернета или пока некая девушка Катя закончит свой материал, а надо сказать, что на написание одной странички сухого информационного текста у неё уходил почти весь рабочий день.

В принципе, я благодарен судьбе за те три месяца, что я проработал корреспондентом. Я вновь научился много ходить и не уставать, а главное — засыпать без таблеток. Кроме прочего, однажды, после корпоративной пьянки, девушка Аня попросила меня её поцеловать, что я незамедлительно с нею проделал. И этот поцелуй позволил мне вспомнить, что я всё же мужчина, ибо в последний раз до этого я целовался больше трёх лет назад.

Спасибо тебя, Аня! У меня даже хуй встал.

Окрылённый этим успехом, я ровно через неделю уволился.