Сразу хочу сделать запоздалое предупреждение: я ничего не знаю о жизни и не имею ни прав, ни шансов на делание выводов. Я знаю только одно: в этом мире, как, впрочем, и в любом другом, никто не знает больше меня. Почему? Да потому что всё однохуйственно. Это истина в последней инстанции. Ещё я постоянно вру. В основном, сам себе. Как и все остальные живые несущества.
Мне очень скучно с людьми, у которых есть какие бы то ни было убеждения, а убеждения, как известно, есть у всех. Я не понимаю, как можно не понимать очевидной вещи, что убеждения — это такая же PR-фишка, придуманная в тайной канцелярИи небес. Нельзя позволять себе иметь убеждения, потому что как только человек приходит к каким-либо выводам и в чём бы то ни было убеждается, им становится настолько легко управлять, что настойчиво хочется ненавязчиво умереть со скуки.
Люди говорят — это, мол, ерунда. Да с чего вы это взяли? Люди говорят — это гениально. Да почему? Люди говорят — для того, чтобы «бу-бу-бу», надо «бу-бу-раз-бубу». Да с какой стати? Люди говорят тогда, что не бывает иначе. А вы всё видали, всё знаете, везде бывали? Люди говорят, мне это неинтересно. Ну неинтересно, и не выёбывайся тогда! Мало ли, что неинтересно мне! Люди говорят — это круто, это высший пилотаж. По сравнению с чем, позвольте вас спросить?!
Тогда, понимая, что они слабы перед силой моих аргументов, они начинают смешно махать своими из жопы растущими ручками и говорят — ну, это всё софистика! Когда они произносят это слово, и у них самих и у всех окружающих (не исключенье и я) в голове всплывает картина из кинофильма «Семнадцать мгновений весны». Штирлиц медленно, но верно вербует пастора Шлага. Пастор Шлаг пытается что-то втирать ему про добро и про справедливость, но бравый штандартенфюрер перебивает его: «Ну… это всё софистика!», мол, хуйня это всё, захлопни пасть, интеллигентный баран, и послушай, что я скажу.
В телевизионных ток-шоу, посвящённых животрепещущим темам (интересно, для кого они являются животрепещущими?), выражаются чуть более корректно. Это делается так. Оппонент со смиренностью судьи, выслушивающего последнее слово осуждённого на смерть обвиняемого, выслушивает говорящего. Только недовольно хмурятся бровки и в презрительной ухмылке ходуном ходит вонючий роток. Наконец приходит время говорить самому. «С одной стороны, я с вами согласен, я вас понимаю и т. д., но с другой…» И тут становится ясно, что для него важна только его, другая, сторона, а та, с которой он якобы согласен, якобы понимает, она именно что «но…». Её нет. Нет никакой другой стороны. Понимал бы он другую, не было бы возражений, не было бы его. И было бы это, наверное, здорово, если б не было людей, которые с одной стороны что-то понимают, а с другой не понимают ни хуя и ни в чём.
Есть, впрочем, и более деликатные индивиды. Они говорят так: «Я, может быть, в чём-то с тобой и согласен, но, видимо, тут сказывается разница темпераментов» ((11-b) Существует легенда, согласно которой, господин Микеланджело своими руками убил некоего юношу, чтобы потом писать с жизненно необходимой ему натуры. И я не вижу в том ничего друного! Но… видимо, тут сказывается разница темпераментов! ).