Хотя официально сейчас наступил март, первый месяц весны, но зима, видимо, и не собиралась подчиняться календарю. Она не уходила и была все так же морозна, но уже потеряла ту наивность и чистоту, которой когда-то только начиналась. Сейчас зима была уже уставшая и тяжелая, но тем не менее не желала сдавать свои позиции.
Я жила как и прежде: пробуждение, работа, ужин у экрана телевизора, сон. На работе старалась загружаться насколько возможно, тем более, что должность начальницы отдела прибавляла мне обязанностей и ответственности. Вечерами смотрела по телевизору «Спрут» и «Рабыню Изауру» в зависимости от того, какой из сериалов показывали. Словом, старалась выкинуть из головы мысли о Наиле, о своей жизни, хотелось лишь однообразно существовать, плыть по течению рутины, забыть о том, что жизнь может быть гораздо богаче.
Однажды на работе мне не понравился проект, который выполнил Наиль. На правах начальницы я стала критиковать его труд, разложив перед ним бумаги и указывая пальцем в слабые места. «Но это же никуда не годится! Это просто халтура! Почему вы так недобросовестно работаете?» — неожиданно я поняла, что слишком повысила тон. Я испугалась этого, замолчала и перевела взгляд с бумаг на Наиля. Он стоял молча и просто смотрел на меня. Наши глаза встретились, и снова все в моей душе перевернулось, снова я не могла забыть этот миг. Но что выражал его взгляд? Я была так не уверена в себе, что уже не знала. Может, любовь? А может, ненависть, презрение или безразличие?
Уже вечером, дома, я приняла важное решение и сразу же решила поделиться им с Тамарой.
— Я не хочу работать начальницей, — твердо произнесла я в телефонную трубку. — Пусть берут на мое место Алевтину, а я буду просто сотрудницей, как и раньше.
— Что-о? ты совсем уже сдвинулась? — помимо голоса Тамары до меня донеслось еще шипение сковородки и отдаленное пение Светочки — телефон у них стоял на кухне, и Тамара, видимо, готовила ужин.
— Эта проклятая должность встала между нами! — с обидой воскликнула я. — Не могу быть его начальницей, указывать ему что-то. Это не понравится любому мужчине!
— Ой, Нель, ну ты меня уже просто бесить начинаешь! — сорвалась Тамара. — Ну давай, еще всю свою жизнь принеси ему в жертву! Только, думаешь, ему это надо? Ты вообще хотя бы уверена, что он к тебе что-то испытывает? Может быть, ты действительно внушила себе, что небезразлична ему, только еще не знаешь об этом, потому что держишься за надежду! Представь, что все это может оказаться миражом, и ты себе скажешь: «А стоило ли это заблуждение жертв?», но ничего исправить уже будет нельзя, понимаешь, ничего! Ты этого хочешь? Нель, у него своя жизнь, у тебя своя, ну не позволяй ему себя уничтожить! Нель, ну не губи себя, пожалуйста, а?
Тамара меня убедила.
А действительно, я никому и ничего не должна приносить в жертву. У меня своя жизнь и неплохая притом. Вот сейчас сижу, кушаю тортик, который сегодня испекла, читаю в газете интервью с женщиной, летавшей с инопланетянами, я вполне довольна. Вполне.
Наиль женат. Надо наконец привыкнуть к этой мысли. Он сделал свой выбор. А у меня своя жизнь.
Я уже собиралась ложиться спать, когда раздался телефонный звонок.
— Неля, он убьет нас, он убьет! — кричала в трубку сквозь свои рыдания и общий грохот Тамара. — Приезжай скорей! — затем до меня донесся грубый крик Гены, и в трубке раздались гудки.
От испуга меня стало трясти, я отрывисто набрала номер Тамары, но там никто не отвечал. Прямо на сорочку, в которой была, я натянула спортивные штаны, свитер, куртку и выбежала на улицу. Там шел крупный мокрый снег, который, падая на асфальт, мгновенно таял.
Автобус подошел не сразу, и до дома Тамары ехать было только две остановки, но мне это время показалось вечностью.
В Тамарином подъезде, не дожидаясь лифта, я поспешила на ее пятый этаж по лестнице.
На лестничной площадке меня встретила соседка Тамары — Мария Николаевна, приятная пожилая женщина.
— Как шумит он там!.. Я милицию минут двадцать назад вызвала, еще не приехали, — доложила она мне обстановку.
За дверью в квартиру Тамары слышались ее крики, истеричный плач Светочки и безжалостная, агрессивная брань Гены.
Я кинулась, не переставая, звонить в дверь.
— Тамар, это я, открывайте!
Крики в квартире усилились, послышалось движение. По звукам я поняла, что Тамара со Светочкой подбежали к двери, но Гена не дает им выйти.
— Отпусти, отпусти, сволочь! — истерично кричала за дверью Тамара, маленькая Светочка с надрывом визжала.
— Ну-ка, отпусти их, Генка, открой дверь! — стала кричать я, барабаня в дверь кулаками.
— Вон милиция, милиция уже идет! — попыталась напугать Гену Мария Николаевна.
— Вот соседи достались! Вот где! — с саркастической издевкой произнесла худая женщина, вышедшая из лифта и открывающая свою квартиру. — Напьются и ничего в жизни больше не надо! Прямо завидуешь! Вот семейка!
В двери послышался скрежет замков, и она наконец распахнулась. На лестничную площадку босиком, только в бюстгальтере и старых панталонах выскочила растрепанная полная Тамара, держа на руках плачущую Светочку.
— Чудовище! Чудовище! — кричала Тамара, ее лицо и шея от нервного напряжения покрылись красными пятнами.
Гена стоял с выпученными озверевшими глазами, худое лицо было искажено полоумной гримасой, на висках отчетливо и быстро пульсировали сосуды. Грубо и мерзко ругаясь, он снова пошел на Тамару.
— Отойди, отойди! — закричала я ему, отталкивая Тамару со Светочкой назад.
— Неля, он и тебя убьет! Это сволочь! — кричала Тамара.
— Что?! Ах ты… — снова начал Гена. — Где мой нож? Я вас щас всех… — он заговаривался и от него кисло пахло рвотой.
— Тамара, не говори ничего! Не говори ничего! — закричала я.
— Неля, я не могу, этот идиот, скотина… — ее снова душили рыдания, Светочка продолжала, с ужасом глядя на отца, захлебываясь, плакать.
— Молчи, не говори ничего! Молчи, пожалуйста!
В этот момент Гена схватил Тамару за локоть, и Светочка начала визжать, срываясь неокрепшим горлышком на хрип.
— Тихо, тихо! — закричала я, вцепившись между ними. — Тамара, молчи! Все! Успокойтесь, успокойтесь!
Улучив мгновение, когда Гена отпустил Тамару, мы забежали в квартиру Марии Николаевны, и пенсионерка захлопнула дверь. Гена стал кричать на лестничной площадке, угрожая поджечь квартиру, где мы укрылись. Мария Николаевна начала плакать.
— Так, ночевать будем у меня, — сказала я Тамаре. — Мария Николаевна, дайте уж какое-нибудь пальто Тамаре и Светочку надо чем-нибудь завернуть!
Мария Николаевна стала доставать вещи.
— Он же нас не пропустит, — вытирая слезы из заплаканных, маленьких без косметики глаз, произнесла Тамара.
Я подошла к телефону и набрала номер Тамары. Стоя у двери, мы услышали, как зазвонил телефон в их квартире. Гена и не собирался снимать трубку, но я продолжала звонить, и он закричал: «Идя возьми телефон! Возьми, я сказал!» — по голосу мы поняли, что он, видимо, валяется на полу перед дверью. Он снова стал грязно ругаться, и Тамара поспешно унесла Светочку вглубь квартиры. «Ах, не берешь! Ну я сейчас с тобой разберусь!»
По звукам я поняла, что он пошел в квартиру. Я быстро передала трубку Марии Николаевне.
— Скажите ему, что мы ушли, и пускай он ложится спать! Поговорите с ним подольше и сами запирайтесь. Но без нас он к вам не полезет, будьте спокойны.
Мария Николаевна закивала мне головой и взяла трубку: «Алло, Ген, это я…»
Тамара уже была в каких-то уродливых вещах, а Светочка завернута в плед, все вместе мы проскользнули мимо распахнутой квартиры и выбежали на улицу.
— Тетя Неля, а у вас же однокомнатная квартира, где мы будем спать? — тщательно выговаривая слова, деловито спросила Светочка, когда мы ехали в автобусе.
— Вы с мамой ляжете на тахте, а я в кресле-кровати. Все уместимся!
— А как можно в кресле спать? — непонимающе-внимательно смотрела на меня двухлетняя девочка.
— Это же кресло-кровать, — поправила дочь Тамара. — Ну раскладывается кресло — становится кровать.
В глазах Светочки загорелся огонек.
— Теть Нель, а можно я там буду спать? — торопливо попросила меня она.
— Чудо! Чудо огородное! — улыбаясь, воскликнула Тамара, имея в виду дочь. Светочка тоже улыбалась, а вместе с ними и я. Светочка вдруг вытащила из-под пледа свою маленькую ручку и, продолжая улыбаться, дотронулась растопыренными пальчиками до моего лица. У меня на глазах блеснули слезы, увидев это, Тамара расплакалась, я уже тоже не могла сдерживаться, а Светочка нежно притянулась к нам, обняв нас двумя ручками за шеи.
Этой ночью мы разговаривали с Тамарой до четырех утра. Светочка спала в гостиной в кресле-кровати. Мы сидели на кухне. Позвонили Марии Николаевне, та сказала, что все тихо. Мы чисто механически и без удовольствия выпили чай, а к печенью Тамара даже не притронулась — на нервной почве пропал аппетит. Тамара рассказывала мне подробности своей семейной жизни, делилась всеми своими переживаниями, размышлениями.
— Ты знаешь, Неля, — говорила Тамара, — я пришла к такому выводу: мужчине околдовать женщину — это раз плюнуть. Скажи добрые слова, подари цветочки, и даже самая недоверчивая женщина начнет верить тебе. А знаешь почему? Женщина — это самое романтичное и нежное создание, поэтому она всегда будет верить в прекрасное, надеяться на чудо. И если она вдруг заметит что-то прекрасное в своем спутнике, в его поступках, она тут же решит, что этот человек и есть ее счастье, потому что она подсознательно или открыто всегда ждала его в силу своего романтического склада. И все бы было отлично. Но тут вступает в дело главный мужской недостаток — тщеславие. Именно тщеславие развивает в мужчине охотника, коллекционера, готового покорять всех женщин, даже если многие из них ему абсолютно не нужны. Ему нравится сам тот факт, что очередная женщина, как и предыдущая, тоже попадает под власть его обаяния. Тогда, наверно, мужчина чувствует себя сильнее и увереннее, а именно эти качества он хочет в себе развивать, ведь именно их требует от него общество.
— Несколько лет семейной жизни и ты превратилась в философа, — улыбнулась я.
— Неудачной семейной жизни, — поправила меня Тамара. — Когда все плохо, начинаешь думать, думать, думать… Не знаю, может, мои выводы неверны, но они полностью объясняют наши отношения с Геной. — Тамара на секунду запнулась. — Когда мы с ним познакомились, он, видимо, подыскивал себе жену, я подошла под требуемые параметры, и тогда он пустил в ход все свое оружие — обаяние, нежные слова, красивые поступки, этот его набор никогда не менялся, менялись только женщины. А я, доверчивая, попалась на эту удочку… Эх, вот если бы не было у мужчин тщеславия, а у женщин доверчивости, то тогда все браки заключались бы без обмана, без иллюзий и ни одного развода не было бы, правда, Нель!
— А ты не думаешь, что без этих качеств мужчина и женщина станут непривлекательными друг для друга? — задумчиво спросила подругу я.
— Ты хочешь видеть Наиля тщеславным? — лукаво глядя на меня, ответила она вопросом на вопрос.
Я немного помолчала.
— Просто я испугалась твоих слов относительно мужчин… Мне всегда казалось, что Наиль делает мне какие-то знаки внимания, и это всегда давало мне такой стимул жить! Но здравый смысл постоянно говорил мне, что никаких знаков внимания Наиль мне не оказывает, что я сама все это напридумывала. И вот представь, что я испытаю, если окажется, что Наиль действительно делал мне авансы, но при этом был полностью ко мне безразличен, и мотивом его поступков было лишь желание убедиться, что не только проститутки типа Ульяны от него без ума, но и такие «синие чулки», как я, тоже! — последнюю фразу я произнесла с ядом и даже отчаяньем, настолько глубоко я прочувствовала реальность этой ситуации.
— Конечно. Поведение типичного охотника, — поддакнула Тамара, довольная моим согласием с ее теорией. — Ему от тебя даже близости, может быть, не надо, ему достаточно видеть, что ты по нему сохнешь, и это придает ему значимость в собственных глазах. Точно. Поэтому-то он никогда и не пытался по-настоящему сблизиться с тобой!
Я закрыла глаза. Боже, как больно…
Возникла небольшая пауза.
— Неля, если ты сейчас заплачешь, то я просто умру! — вдруг приглушенным и подрагивающим голосом произнесла Тамара.
Я мелко закивала головой и быстро отвернулась. Главное, справиться со слезами беззвучно, иначе нас обеих прорвут рыдания. Я закрыла лицо руками и боялась даже выпустить воздух. Что-то подсказывало мне, что Тамара испытывает и делает то же самое.
Слезы ушли. Мы с Тамарой несмело и нервно улыбнулись друг другу.
— Выкинь его из головы, освободись, — первой нарушила молчание Тамара, говоря мне это осторожно, словно прощупывая почву.
Я зябко поежилась.
— Тамар, помнишь, как однажды, еще до твоей свадьбы, я говорила о разнице между любовью и влюбленностью?
— Ну?
— Так вот, я бы, наверно, могла выкинуть Наиля из головы, если бы была в него только влюблена, а я же его люблю.
— По-моему, раньше ты говорила другое.
— Да, я говорила, что любить человека можно только зная его. А разве я не знаю Наиля? Мы работаем вместе уже почти пять лет, все это время я незаметно наблюдаю за ним, постоянно открываю в нем какие-то приятно удивляющие меня качества. Пусть я не знаю, любит ли он читать газеты за ужином, предпочитает ходить по дому в тапочках или босиком, но я отлично знаю — какой он среди людей, и уже это дает мне право любить его, а не просто быть влюбленной. И я люблю его! Тамара, я именно люблю его!
Тамара обеспокоено смотрела на меня.
— Сколько пар живут вместе, — воодушевленно продолжала я, — знают все о своих характерах, общем быте, но их души порой так и остаются чужими друг для друга, неразгаданными! Такие пары могут сколько угодно говорить, что у них любовь, но я всегда буду считать, что это только привязанность, общение, превратившееся в привычку, в образ жизни. Я не связана с Наилем никакими бытовыми привычками, мало того, как ты сама же мне говорила, у каждого из нас своя жизнь, но я беспрестанно с трепетом думаю о нем! Разве это не любовь? — Я улыбнулась сама себе. — Любовь, конечно, любовь!
Тамара неуверенно качнула головой и вопреки своим предыдущим высказываниям на этот счет вдруг произнесла:
— Дай-то Бог.