— Криво!
Снег за окном мельтешил энергично-энергично, словно ему передалось предновогоднее возбуждение людей. Но, взглянув на окно в нашем отделе, первым делом в глаза бросался не танец снега за стеклом, а крупная фигура Ульяны в красном платье, которая, стоя на придвинутом к подоконнику столе, пыталась повесить над окном длинный ватман со сделанной на нем разноцветной акварелью надписью «С Новым 1987 годом!»
Ульяна прикрепляла ватман к стене кнопками, делала это нарочито медленно, то и дело роняла металлические кнопки на пол, просила мужчин снова подать их ей и при этом извиняющеся-кокетливо смеялась.
Наш отдел готовился к сегодняшней вечеринке по поводу наступающего Нового года. Все суетились, мужчины сдвигали столы в один, несколько женщин, со мной в том числе, раскладывали на нем тарелки, вилки, ставили саканы, выкладывали из домашних кастрюль салаты. Ульяна принесла из дома серую, неподнявшуюся шарлотку, при виде которой наши женщины насмешливо-торжествующе переглянулись и тарелку с этим кондитерским изделием демонстративно поставили куда-то на край стола.
Ульяна не знала куда себя деть и потому, когда Вера Сергеевна, пожилая и боевитая начальница нашего отдела, стала звать мужчин, чтобы повесить ватман с поздравлением, Ульяна сама поспешила выполнить задание. Вера Сергеевна согласилась, но вскоре пожалела об этом, потому что, забираясь на стол и вытягиваясь, чтобы прикрепить ватман, Ульяна устроила целое представление, показывая всем и со всех ракурсов свои полные и несвежие белые ноги без чулок (зимой!) и с желтушным синяком на правой икре.
Наши женщины, как ни в чем не бывало, продолжали сервировать сдвинутые столы, а мужчины составлять к ним стулья, но разговоры примолкли, и все еле сдерживались, чтобы не разразиться хохотом.
Вера Сергеевна, истово следящая за моралью нашего отдела, но при этом сама раз в год ударявшаяся в запой, почувствовав «разлагающую» атмосферу, занервничала.
— Ульяна Васильевна, ну сколько можно возиться? — раздраженно выкрикнула она. — Ну, побыстрее!
— Ой, извините, — растягивая слова и по-дурацки хихикая, произнесла Ульяна, словно специально прикрепляя ватман криво.
— Ну криво, Ульяна Васильевна. Криво! — доведенная до белого каления, выкрикивала Вера Сергеевна.
Наконец Ульяна закончила свою работу и, притворно ахая, тяжело полуслезла-полуспрыгнула со стола на пол. Перед этим она было стремилась призвать мужчин на помощь, но в конец выведенная из себя Вера Сергеевна пресекла эту попытку. Сейчас Ульяна стояла раскрасневшаяся, улыбающаяся и поправляла свои длинные желтые волосы, которые стали просто паклей из-за обилия жесткого лака.
Я, выложив в блюдо салат «Оливье», воткнула сверху ложку.
— Да, Уля сегодня в ударе, — произнес мне Наиль, поставив к столу два стула.
Прошло уже больше года с того момента, как я влюбилась в Наиля, и за истекшее время положение вещей совершенно не изменилось: я так и не решалась сделать первый шаг, Неля-Любовь и Неля-Здравый Смысл продолжали схватываться из-за новых двусмысленных действий Наиля по отношению ко мне, я погружалась то в безграничное счастье, потому что влюблена, то в страшнейшую депрессию из-за того, что застряла на одной ступени. Из-за унылой и однообразной работы жизнь проходила не запоминаясь, и только присутствие в ней Наиля наполняло мое существование каким-то смыслом. Однако, этот смысл был таким же неопределенным, как и сами наши с Наилем отношения. Впрочем, относительно сегодняшнего вечера я кое-что для себя решила.
Услышав обращенный ко мне голос Наиля, я на долю секунды снова растерялась, но тут же внутренне приказала себе не тушеваться и отвечать ему как можно более небрежно и даже безразлично. По-моему, мне это удалось, но ответить Наилю что-нибудь вразумительное кроме «Да уж», я так и не смогла.
— Как она раздражает меня своей инфантильностью, — тоже небрежно продолжал Наиль.
Меня Ульяна тоже раздражает! Обсуждать другого человека — великолепная возможность сблизиться!
— Да, ведь ей уже где-то тридцать четыре, а она до сих пор ведет себя как большой ребенок! — снова небрежно произнесла я, в душе ликуя, что смогла сказать Наилю такое длинное предложение, не запинаясь от волнения.
— Ну да, я же говорю — инфантильная, — согласился Наиль.
Хм! Действительно, инфантильная — значит, как ребенок. Чем же я слушала? Нель, ты дура!
Я стала лихорадочно соображать какую еще деталь в Ульяне можно обсудить, но в этот момент дверь нашего отдела распахнулась, и на пороге появилась Ларочка — секретарша из проектного отдела. Ее отдел почему-то не стал собираться на собственную вечеринку, и тогда Ларочка переметнулась к нам, обещав, что если мы примем ее, она возьмет на себя обеспечение музыки. И вот сейчас она появилась на пороге, держа на пару с подругой большую сумку с надписью «Спорт СССР».
— Принесли песенки! — радостно возвестила Ларочка, не выговаривавшая букву «р». Она была молодая, красивая, веселая, ее модно подстриженные волосы были обесцвечены краской «Блонд Виктория» (два месяца назад Ларочка подпольно продавала эту краску чуть ли не всему Институту, приводя в пример собственную гриву как результат использования этого обесцвечивающего средства).
— Ю май хат, ю май соул, та-ра, ра-рай, ра-рай, ра-ра! — водя головой из стороны в сторону от наслаждения, пела Ларочка хит «Модерн Токинг», поставив сумку на стул.
— Мужчины, ну помогите что ль им! — раздраженно попросила Вера Сергеевна, уже жалевшая, что ее отдел затеял эту вечеринку.
Мы с Наилем стояли к Ларочке ближе других, и потому именно Наиль стал вытаскивать из большой сумки проигрыватель и колонки, а Ларочка продолжала петь иностранные песни, по несколько раз повторяя один и тот же припев, в котором почти все слова заменяла фразами типа «та-ра, ра-рай», и в них особенно сильно было заметно ее грассирующее «р». В это время подруга Ларочки вытаскивала из своей сумки кипу больших пластинок в ярких конвертах. «Ой, а че это вы принесли?» — сразу же подбежала к ним Ульяна и начала смотреть пластинки.
Я подошла к Тамаре.
— О чем это вы там с Наилем беседовали, а? — подзадоривая меня, спросила она.
— А, ерунда, — отмахнулась я.
— Чувствуется, сегодня в ваших отношениях все наконец-то разрешится! — с радостью за меня приглушенным голосом произнесла Тамара.
Ничего не зная точно, я только по-театральному возвела руки к небу.
В это время наш отдел взорвался звуком: Ларочка на полную громкость включила проигрыватель. Жизнерадостная мелодия «Сани» в исполнении «Бони М» захватила наше такое скучное в будни помещение. Теперь же под музыку все еще больше оживились, почувствовали, что праздник действительно наступает, стали подпевать своими голосами требовательное «А-ай ла-ав ю-ю!» в припеве песни.
— Ну иностранщину-то зачем включили? — пыталась перекричать шум музыки Вера Сергеевна, с которой были солидарны еще трое пенсионеров из нашего отдела.
— Ве-ра Сер-ге-ев-на! — словно счастливая корова подбежала к нашей начальнице Ульяна. — Душечка! — от обуревавшего ее веселья она даже обращалась к пожилой женщине сюсюкающим слогом, и схватив ее двумя пальцами за щеку, потрепала будто ребенка. После этого она также внезапно исчезла, видимо, посчитав, что как никто смогла успокоить Веру Сергеевну.
Мне стало смешно, и я заметила, что Наиль, тоже наблюдавший эту сцену, кривится в ироничной ухмылке. Мы с ним переглянулись, непринужденно и так по-особому, как могут только люди, лишь вдвоем знающие общую тайну. Я даже почувствовала признательность к Ульяне, за то, что благодаря ей, у нас с Наилем начала налаживаться хотя бы какая-то связь.
— Она уже напилась! Уже успела! — громко возмущалась Вера Сергеевна. После выходки Ульяны она сначала остолбенела, а потом начала безостановочно кудахтать приближенным. — Алкоголичка проклятая! Взносы уже сколько не платит! Все, исключаем из партии!
Еаконец весь наш отдел, человек из пятнадцати, включая Ларочку с ее подругой, сел за длинный стол. Приглушенно играла музыка, захлопало пробками шампанское, стали раздаваться взрывы дружного хохота, зазвенели фужеры, застучали столовые приборы, пошли разговоры о рецептах, детях и политиках, сплетни о сослуживцах, истории из жизни и анекдоты, полезные советы и попутные просьбы передать хлеб или какое-либо блюдо.
Наиль сидел почти напротив от меня, лишь немного правее. Когда Ульяна снова начинала привлекать к себе внимание (например, приторным голосом спрашивать где ее шарлотка, потому что она хочет угостить своих соседей по трапезе), мы с Наилем снова, улыбаясь, переглядывались, и я все больше склонялась к мысли о том, что сегодняшний вечер действительно счастливый.
Вскоре больше половины из всех нас, среди которых была и я, вышли из-за стола и стали танцевать. Ларочка, уступая требованиям Веры Сергеевны, поставила Пугачеву, выбрав саму. Энергичную песню — «Сто друзей».
Мы, танцующие, притаптывали ногами, двигали руками, согнутыми в локтях, крутились во время танца во все стороны, подзадоривали друг друга улыбками, а остальные, продолжавшие сидеть за столом и Наиль в том числе, хлопали нам в ладоши, следуя такту музыки.
Через несколько песен пластинка дошла до грустного «Паромщика», и Ларочка кинулась было к проигрывателю, чтобы найти песню повеселей, но ее остановила Тамара.
Сердце мое бешено забилось.
— Товарищи, граждане, внимание!.. — интригующе начала Тамара, а первые отрешенно-мелодичные аккорды «Паромщика» уже нахлынули на нас из колонок проигрывателя. — А сейчас… Белый танец!
Читатель! Мы ведь сговорились с Тамарой, что она объявит белый танец, потому что я твердо решила пригласить на него Наиля! И сейчас, когда Тамара выполнила свое обязательство и действовать теперь нужно было только мне, меня сковал страх. И все-таки я пошла к Наилю на своих будто ватных ногах, возбужденная донельзя из-за того, что все-таки решилась на это, и что сейчас мы с Наилем ступим на новую ступень наших отношений, оставив всякую неопределенность в прошлом. И вдруг я увидела крупную фигуру в красном платье и с желтыми волосами-паклей, которая вдруг вынырнув откуда-то сзади меня и подскочив к Наилю, теперь уже клала ему на плечи руки в медленном танце.
Я остановилась, не в силах поверить, что такая несправедливость возможна. Я столько ждала этого момента, убеждала себя, что смогла бы это сделать и уже почти СДЕЛАЛА это, как вдруг все мои старания оказались невостребованными из-за жестоких коррективов, внесенных беспощадным ходом жизни.
Боже мой, я же остановилась как вкопанная! Люди смотрят на меня! Я сделала неуклюжее движение и импульсивно пригласила сидящего поблизости Петра Петровича. Он с готовностью принял мое предложение, и через несколько секунд его руки уже были на моей талии, мои — на его плечах, и мы апатично топтались на месте под грустную музыку.
Для меня этот танец стал пыткой. Я не испытывала абсолютно никакого желания прикасаться к Петру Петровичу или ощущать на своих бедрах его тяжелые ладони. Кроме того, я чувствовала, что попала в ситуацию, которая может быть истолкована Наилем совершенно неправильно — Наиль мог подумать, что я хотела пригласить на танец именно Петра Петровича, но ведь это не так! Наиль, это не так! Я хотела пригласить тебя! Подумать только, сейчас мы с тобой могли бы оказаться так близко друг к другу, без препятствий, без расстояний, наслаждаясь соприкосновением во время медленного танца, под красивую музыку, оказавшись словно в волшебстве! Вместо этого я вынуждена механически танцевать с Петром Петровичем, хотя и неженатым, порядочным, по-деревенски наивным, но так раздражающим меня сейчас. Рядом с ним я двигалась напряженная от неприятия происходящего, вся в томительном ожидании последнего аккорда песни.
Краем глаза я заметила, что Ульяна и Наиль, судя по их улыбочкам и непрекращающейся беседе, без сомнения наслаждаются обществом друг друга! Я почувствовала, что меня захлестывает обида.
Вдруг раздался громкий лошадиный смех явно пьяной Ульяны. Я метнула на эту парочку горящий от гнева взгляд и увидела, что Наиль чуть ли не на ухо что-то шепчет своей напарнице.
В моей душе все перевернулось и вспыхнуло.
— Нелли Ивановна, вы — неотразимы!
Ах да! Я же танцую с Петром Петровичем и он, видимо, почувствовал неловкость из-за того, что мы до сих пор не проронили ни слова. Но я не собиралась завязывать с ним беседу.
— Да? Спасибо.
Ульяна снова начала громко ржать, Наиль улыбался как выполнявший свою функцию мартовский кот.
Ах вот как! Вам, значит, очень весело! Какая стоящая друг друга парочка!
Песня наконец-то кончилась, и я освободилась от Петра Петровича, а Ульяна с Наилем расставаться, чувствуется, не торопились.
По просьбе Ульяны Наиль пошел к столу и стал наливать в стакан сок. Ларочка меняла пластинку, и потому музыка на время исчезла, уступив место гулу голосов.
Неожиданно Ульяна, издав какой-то вопль, тяжело рухнула на пол. В первое мгновение все оторопели, а затем кинулись к ней, но Ульяна уже по-пьяному громко и безудержно хохотала.
— Ну я и трахнулась! Это ж надо! — кричала сквозь свой хохот она, не делая ни малейшей попытки подняться. Она лежала на полу как большая свинка. Подол ее красного платья задрался почти до бедер, выставляя на всеобщее обозрение крупные белые ляжки.
— И-ди-от-ка! — с придыханием воскликнула Вера Сергеевна, отвернувшись, будто выражая этим поворотом головы полную степень презрения к Ульяне. — Ну, и-ди-от-ка!
— Это ты кого назвала идиоткой, а? я ведь щас тебе в харю плюну! — сменила безудержное веселье на пьяную агрессию Ульяна и попыталась подняться.
В это мгновение к ней уже подоспел Наиль и, схватив неуправляемую женщину под мышки, стал тяжело поднимать ее.
— И-ди-от-ка!
— Ну-ка отпустите меня, я щас ей врежу!
На помощь Наилю подоспел еще один мужчина, и вдвоем они поставили шатающуюся и растрепанную Ульяну на ноги.
— Ты слушал как меня эта паскуда назвала? — пьяно кричала Ульяна Наилю, который говорил ей что-то успокаивающее и, поддерживая, вел к выходу из отдела. — Мне это уже надоело! Я щас с ней разберусь!
Они вышли в коридор, и вскоре удаляющиеся крики Ульяны стихли. Ларочка снова включила музыку, некоторые опять кинулись в танец, другие с готовностью принялись обсуждать происшедшее.
Я села на стоящий у стены стул и попыталась успокоиться. Наиль… с этой проституткой… Я вскочила со стула и, подбежав к шкафу, стала одевать свое пальто. Хватит, повеселилась!
— Нель, Нель, ты что, уходишь что ли уже? — закричали мне сквозь музыку некоторые женщины.
Я механически улыбнулась им и кивнула головой. Ко мне поспешила Тамара.
— Нель, все нормально, — ободряюще начала она, пытаясь найти в происшедшем хотя бы что-то обнадеживающее. — Главное, что ты смогла побороть! И в следующий раз ты уже…
— Никакого следующего раза не будет, — как можно более невозмутимо произнесла я, надевая вязаную шапку и смотрясь в зеркало на дверце шкафа. — У него вон есть своя компания, очень веселая к тому же, не то что я. Ну и да ради Бога! Меня это уже не волнует.
— Нель…
— Тамар, потом поговорим, ладно? Ну давай, пока! — я поспешила к выходу, прощаясь со всеми, кто был у меня на пути.
— Нель, ты блюдо свое забыла и десять ложек, но они еще не освободились! — по-деревенски звонко закричала мне через весь отдел одна из наших сотрудниц Зина, не столько развлекающаяся, сколько следящая за тем, чтобы все были сыты и любые хозяйственные вопросы были улажены.
— Завтра заберу! — тоже выкрикнула сквозь рохот музыки я, поблагодарив Зину улыбкой.
Оказавшись в гулком коридоре, я быстрыми шагами пошла к лифту. На этаже было тихо, и только из нашего отдела приглушенно доносилась музыка.
Я остановилась в ожидании лифта, как вдруг услышала громкий смех Ульяны, раздававшийся откуда-то из глубины коридора.
Она и Наиль сейчас, наверно, сидят там где-нибудь на подоконнике…
Мужлан! Обычный мужлан! Такой же дегенерат как и остальные! Любитель залежавшихся на прилавке потаскух!
Я стояла, глядя на светящуюся кнопку лифта. Потрясение и разочарование меня словно сжали в тиски, не давая думать ни о чем другом.
Боже мой! Какая же я дура! Дура! Дура!!! Я же выдумала себе этот образ и идеализировала его, а такого Наиля, каким я его себе представляла, просто не существует! На самом деле он такой же бабник, алкоголик как и все остальные! Такой же как и все! С расчетливым умом, скотскими устремлениями, примитивной душой! Дура, дура! Но ты сама виновата! Так тебе и надо, Нелечка! Будешь знать на будущее! Он же совершенно чужой для тебя человек, ты его абсолютно не знаешь! Ты же все выдумала и домыслила! Попалась на удочку тщеславного охотника-коллекционера! Но хватит! Я больше не позволю выставлять себя дурой!
Подъехал лифт, и я стремительно вошла в него, нажала кнопку первого этажа и, прежде чем створки захлопнулись, уверенно в мыслях произнесла: «Наиль, между нами все кончено!»