Меня действительно назначили новым начальником нашего отдела. Вера Сергеевна ушла на пенсию, даже не устроив традиционного прощального вечера. Алевтина после инцидента на свадьбе на работу пришла невозмутимая и самоуверенная, будто ничего и не произошло. Всем своим существом она излучала такой холод, что никто не смел заговорить с ней о происшедшем. Ульяна и Наиль теперь приходили и уходили вместе, в целом же их отношения по работе не изменились, только Ульяна то и дело по-хозяйски клала руки на Наиля и постоянно нарочито громко говорила ему о том, что им нужно сделать ДОМА.

Что касается меня, то за последнее время и совершенно издергалась из-за повышения в должности, свадьбы Наиля. Все эти дни после свадьбы я убеждала себя в том, что история закончена, что я должна начать новую жизнь. Я старалась не смотреть на Наиля, вообще не замечать Ульяну и Алевтину, при виде которых думала, что могла оказаться всего лишь следующей в очереди.

Тамара поддержала мое решение начать новую жизнь. Она сказала, что я прежде всего должна найти себе мужчину, а я подтвердила, что в этом-то и заключается смысл моей новой жизни. Тамара пригласила меня на день рождения своего мужа, убеждая, что там будет много незнакомых мне людей и, возможно, я даже встречу кого-нибудь…

В подарок Гене я взяла одеколон прибалтийской фирмы «Дзинтарс» (для таких случаев у меня стояло несколько дорогих парфюмерных изделий — их по блату доставала с работы Люда), тщательнейшим образом привела себя в порядок и отправилась к Тамаре.

В ее небольшой квартире была удивительная чистота, в гостиной уже был накрыт стол, на диване сидели несколько незнакомых мне пар, из включенного магнитофона негромко звучали «Дикие лебеди» Софии Ротару.

Тамара познакомила меня с гостями, сама поспешила открывать дверь еще кому-то. Я села в кресло, продолжая пустой разговор с новыми знакомыми. Из коридора послышались приветственные возгласы, смех. Сняв верхнюю одежду и обувь, новые гости тоже зашли к нам улыбаясь и кивая головами.

Улучив минуту, я поспешила к Тамаре на кухню.

— Тамар, а где Гена со Светочкой? — я стала помогать ей нарезать хлеб.

— Ой, говорить о нем не хочу! — отмахнулась Тамара. — Скотина неблагодарная! Он уже вчера вечером пришел пьяный, сволочь, устраивал тут… Светочку я к родителям отвела, чтобы она не слышала этот мат, ну… Ой, Нель, я не могу, не могу уже! — Тамара тяжело опустилась на табуретку. — Ни совести, ничего у человека нет! Ведь все одна я доставала, готовила, крутилась — ради чего? Ради чего? Чтобы сегодня утром услышать: «Я тебя не просил об этом»? это только потому, что я ему опохмелиться не дала, если бы ты знала, какие тут бляки из-за этого летели, о-о, двери с петель слетали!

— Ой, дурак… Ой, дурак… — качала я головой, сочувствуя подруге.

— Где он сейчас шляется — я не знаю. Его же коллег пригласили — что мне им говорить? Эх, Неля, Неля, — устало произнесла она, — я тебе порой так завидую! Пришла, сама себе хозяйка, что еще надо? А здесь мат-перемат, эта рьяная рожа, если бы ты только знала, что это значит быть женой алкоголика…

— Тамар, каждому свое, — тяжело вздохнула я, зная, что мне завидовать не стоит.

«В этом сезоне поем о Робинзоне! Роби — Роби — Робинзон!..»

Грязная посуда, громыхая, подскакивала на столе, отодвинутом дабы освободить место танцующим вглубь комнаты. Абсолютно все, кто ранее сидел за этим столом, теперь танцевали, визжа и подпрыгивая.

За два часа до этого Гена пришел хмурый и протрезвевший, все сели за стол, начали есть, выпивать, травить анекдоты… Это была не моя компания, но после второй рюмки я почувствовала себя чертовски здорово! Тамара тоже вдруг налегла на спиртное и вскоре раскраснелась, стала громко и наигранно-возмущенно заставлять выпивать других женщин, которые после каждого тоста не допивали свои рюмки до конца. Почти все мужчины говорили уже заплетающимися языками, бросая на окружающих недоуменные взгляды. Я заметила, что на меня поглядывает один мужчина, пьяный до будоражащей привлекательности и совершенно в моем вкусе.

Тамара поставила кассету с энергичным «Робинзоном», все шумно оттащили стол к стене, выключили свет, и Тамара включила светильник, в котором над лампочкой крутился разноцветный колпак, бросая яркие отблески на стены. Мы, будучи в тесноте, полумраке и жаре, стали вертеться друг перед другом, совершенно обезумев от завораживающего веселья, в котором так нуждались. Некоторые женщины сразу отказались танцевать и сели на диван, но мы с Тамарой, поднимая этих полупьяных кокеток за руки, стали выводить их в круг танцующих.

— Роби-Роби-Робинзон! — хором и невпопад подпевали мы Пугачевой, пытаясь на ходу сымпровизировать групповой танец. Крупная девушка в золотистом платье вскочила на табуретку, с извиняющимся визгом пролив при этом бокал шампанского на палас, и начала ритмично двигать бедрами. Все мы схватились за руки и стали, пьяно спотыкаясь, кружить вокруг нее то в одну, то в другую сторону. Наконец мы остановились, но лишь для того, чтобы всем вместе буквально проорать по слогам: «В этом сезоне поем о Робинзоне!», — после чего мы дружно ударили пятками в пол и снова начали сумбурно кружить вокруг Золотистой.

Неожиданно какой-то худенький мужичок, расплывающийся в улыбке настолько, что его глаза превратились в узкие щелки, запрыгнул на стул к Золотистой, которая начала визжать и смеяться. Мужичок и Золотистая соединили вытянутые руки в стороне и в танце стали топтаться на табуретке. Мы остановились вокруг них, хлопая в ладоши в такт музыке и попеременно выставляя ноги вперед.

Эта песня кончилась и началась новая, но я, вспотевшая и еле переводившая дыхание, плюхнулась на диван. Рядом вдруг подсел тот мужчина, который мне понравился. Он тоже был взмокший от танца, и его бежевая рубашка липла к телу. Опустившись рядом со мной, он положил свою правую руку на спинку дивана, словно готовясь обнять меня. Честно признаться, я бы не возражала против этого. Танец, жара, зажигательное веселье и спиртное разбудили во мне первобытную сущность, запрятанную в каждом человеке и проявляющуюся в способности действовать импульсивно, необдуманно, свободно. Благодаря этому ощущению я вдруг почувствовала себя совершенно счастливой: я могу делать все, что хочу, могу заарканить любого мужчину, и жизнь, оказывается, очень проста!

Я продолжала сидеть на диване, наблюдая за танцующими и мотая головой в такт энергичной музыке. Я ощущала тепло сидящего рядом со мной мужчины и чувствовала его сексуальное влечение ко мне — это делало меня на редкость самоуверенной. Я знала, что откликнусь этому мужчине, но мне хотелось продлить момент предвкушения. Краем глаза я заметила, что он откровенно рассматривает меня своими пьяными глазами.

— Кажется, вас зовут Андрей? — резко повернула к нему голову я.

— В яблочко! — отреагировал он. — А вас?

— Могли бы и запомнить, когда ко мне кто-нибудь обращался, — обиженно пожав плечами, отвернулась я.

— Ну все же… — он спустил свою руку со спинки дивана мне на плечо. Я наслаждалась этим мгновением.

— Нелечка, — чарующей улыбкой ответила ему я и тут же быстро спросила: — А вы женаты?

Андрей засмеялся.

— Если бы даже и был, то ради тебя непременно бы развелся, цветочек мой!

— А мы разве уже на «ты»?

— И не только… — Андрей приблизил свое лицо к моему настолько близко, что я постеснялась дышать. Он, как зверь, выжидающе смотрел на меня, мне же не хватало воздуха, и я вдруг взорвалась смехом. Андрей тоже загоготал и крепче прижал меня к себе (его рука уже полностью обняла меня за плечи). Я опять-таки не возражала.

Какой идиотизм, я веду себя как ополоумевшая сучка! Но я ничего не могу с собой сделать, я же сказала, что сегодня во мне раскрылась первобытная сущность.

Однако косые взгляды танцующих все-таки отрезвили меня в некоторой степени, и я вскочила с дивана, увлекая Андрея за собой в танец. Но через несколько минут энергичных движений и наших с ним игривых взглядов, направленных друг на друга, теперь уже он увлек меня — из гостиной и через коридор в соседнюю спальню. Он закрыл дверь и, не включая свет, опрокинулся поверх меня на кровать. Я упала на мягкие пальто других гостей, потому что в шифоньере места хватило не всем и верхнюю одежду складывали прямо на кровать.

— Помнутся!.. — приглушенно воскликнула я, пытаясь высвободиться из-под Андрея. Он в это время дотрагивался носом до моего бюстгалтера.

— Да помнутся же! — снова шепчущим голосом воскликнула я, не в силах расслабиться на чьих-то пальто.

Тогда Андрей поспешно приподнял меня и прислонил к закрытой двери. Мне вдруг стало смешно. Неужели все это происходит со мной? Андрей расстегнул штаны, слегка согнул ноги в коленях… Меня окончательно рассмешила эта его жабья поза, но ему были безразличны мои ощущения — лишь бы я не была против. Была ли я против? Но ведь я давно этого хотела. Правда, желала, чтобы это происходило с любимым принцем, в шикарном замке, на огромной кровати, при мерцающих свечах и в течение нескольких часов… Но все оказалось не так. Сзади в мою спину впиралась дверь, а со всех сторон окружал потный Андрей — эгоистичное животное, которое в силу своей ограниченности не может позволить любовнице насладиться им и потом собой. Я сказала «любовнице»?! то есть это я теперь наконец-то стала таковой? Да, стала. Только вот взгляд моих глаз, направленный через плечо Андрея на безразличную темную мебель, сейчас такой, какой, наверно, был у Муму, когда она поняла, что ее сейчас утопят. Мне хотелось закрыть глаза, спрятаться от всего, что я вижу и испытываю, или попытаться что-то представить, но я была настолько зла на себя из-за происходящего, что специально не хотела себе помочь. «На, жри! Ты же этого хотела!» — словно говорила себе я.

Через несколько секунд Андрей уже заправлял рубашку в брюки, стараясь не смотреть на меня. Я тоже отвернулась, мне было жутко стыдно. Андрей неразборчиво пробормотал что-то неуверенно-ободряющее и юркнул в приоткрытую дверь.

Я медленно села на край кровати, прямо на полы чьих-то пальто.

— Дура… — тихо пробормотала я, обхватив голову руками. — Дура… Боже мой, какая дура, дура!

Ради чего я отдала все, зачем? Я не получила не только удовольствия, но даже и радости знания. Лишь огромное разочарование, плевок в раскрытую душу, грязь!

Из моих глаз покатились слезы. Что на меня нашло? Почему я так вела себя? Зачем произошло все это? Я чувствовала себя использованной, беззащитной и ненавидела за это Андрея. Всю меня охватила горечь, апатия. Хотелось исчезнуть куда-то в небытие, забыть все, не сидеть сейчас на этих пальто в темной спальне, слыша, как за стеной бесятся под музыку люди.

Мало ли что хочется… Эту жестокую фразу я усвоила давно и прочно. Сейчас нужно будет встать, что-то делать, привести себя в порядок… Да, именно привести себя в порядок нужно сначала. Я достала из кармана юбки платочек и, подойдя к настенному зеркалу, вытерла размазавшуюся от слез тушь, затем протерла правую ногу, почувствовала, как снова наворачиваются слезы, переборола их, разогнулась, заправилась и осмотрела себя в зеркало полностью… Увидев свое отражение, отвернулась. Мне было противно смотреть, ведь это была уже не та Неля.

Неожиданно дверь в спальню с шумом распахнулась, и в мое убежище ворвалась музыка, свет и все гости, которые, выстроившись паровозиком, пританцовывая и громко подпевая, обходили всю квартиру. Увидев меня, они, не прекращая движения, стали звать меня к себе. Я пыталась отказаться, но они стали проявлять еще большую настойчивость, и тогда я, чтобы не обращать на себя чересчур пристального внимания, поспешно встала в ряд, положив руки на плечи женщины передо мной.

«Паровозик», сделав круг в спальне, вернулся в тесную прихожую, где с угрюмым, бесцветным лицом стояла какая-то толстая женщина в тельняшке и в синих трико. Когда «паровозик» заворачивал в гостиную, я заметила, что Андрей с другими мужчинами курит на кухне. Значит, Андрей — это все же не сон, не сон! Это все было! Но я поверить в это до сих пор не могу! Ведь вот я, такая же, как и раньше!.. Уже не такая…

Все, хватит, отплясалась! Не могу больше быть здесь, думать об этом!

Я пошла одеваться. В коридоре Тамара закрывала дверь за женщиной в тельняшке.

— Соседка приходила жаловаться, — пояснила она мне. — Ну ладно бы снизу, а эта же сверху! Че ей, на потолки что ль прыгают, прет она уже! Прям противно!

— Тамар, ты стервенеешь.

Подруга пропустила мое замечание мимо ушей.

— Ты че, уже уходишь что ль? — косо взглянула она на меня.

— Угу, — не раскрывая рта, произнесла я, надевая пальто.

Я стояла спиной к Тамаре, но видела ее отражение в зеркале и заметила, что она хочет мне что-то сказать, но не решается.

— Че это, — запинаясь, начала она, — ты там с Андреем делала?

Я делала?! Я?! Ах да, в этом мире все принято валить на тех, кто беззащитнее, то есть на женщин. Я чувствовала, что мне хочется закричать от всего этого безумия, но я сдержалась и продолжала собираться молча.

— Ты че мне тут устраиваешь? — нападающее начала Тамара, ее пьяное веселье, сменилось бескомпромиссной агрессией. — Нет, ты вообще что ли уже всякую совесть потеряла, да? Это точно, что в тихом омуте черти водятся! А точнее проститутки, правда?

Я поспешно застегивала пуговицы пальто.

— Не ожидала я это от тебя, тихоня, — Тамара стояла, скрестив руки, неотрывно смотрела на меня и говорила, презрительно растягивая слова. — Да… Даже не знаю, что сказать — так ты меня потрясла. Ну ты показала свою породу!..

«Отстань! Хватит! Ты хочешь добить меня?!» — хотела закричать ей я, но поняла, что не имею на это права, ведь я была в ее спальне. Я поступила грязно…

— Извини меня, пожалуйста, — пробормотала я, стараясь не глядеть ей в глаза и нервно открывая входную дверь.

— А Тамара всех извиняет, — с издевкой процедила подруга. — И мужа, который избивает! И подругу, которая предает!..

Я уже спускалась по лестнице, и оттого Тамара стала кричать громче. Добавив силы в свой голос, она невольно добавила и эмоций, отчего сорвалась на плач.

Выходя из ее подъезда, я чувствовала себя так плохо, как, наверно, никогда в своей жизни.

Придя домой, я приняла ванну и легла спать, но долго не могла заснуть из-за того, что хотя тело и было усталым, но мозг был перевозбужден, он не переставал переваривать происходящее и все никак не мог отключиться. Когда же это наконец произошло, то сон мой был очень беспокойным. Он безвольно завладел мной, но был настолько слаб, что еще до рассвета, агонизируя страшными сновидениями, погас во мне, и я снова вернулась в свое существование.

Я чувствовала себя так, будто за все тридцать два года своей жизни ни разу не отдыхала, будто все усталости, от которых меня каждую ночь освобождал сон, теперь вернулись откуда-то и засели внутри меня тяжелым эшелоном. Голова болела так, что от нее хотелось избавиться. Кажется, это называется похмельем? Со мной никогда раньше не было ничего подобного. Не расстраивайся, за прошедший вечер ты все наверстала!..

Я резко повернулась в душной постели на другой бок, будто надеясь таким образом отвернуться от воспоминаний о вчерашнем дне, о том, как позволила чужому человеку ковыряться в своем теле… Ох, ну хватит же! Сколько можно травить себя?!

Что же делать, чтобы забыться? Как назло даже есть не хочется, и спать не хочется, и читать тоже не хочется, ничего не хочется. Остается только лежать в уставшей от меня постели и думать…

К кому возвращаются все мои мысли? Конечно, к Наилю. Я старалась не думать о нем, потому что знала, что тогда станет еще больнее, но эти мысли все равно возникли.

Я не дождалась его. Не дождалась… Но ведь он женился, и я теперь даже не имею права его ждать. Или имею? Или на самом деле я никогда и не переставала его ждать, даже сидя на его свадьбе? Но если он женился на другой, значит, он никогда не любил меня! Значит, я сама все выдумала о взаимном языке иносказаний и прочем! Значит, Неля-Здравый Смысл была права!

…А может, нет?

Отлично, все начинается заново! Давай-давай!

Хм, а ничего и не кончалось.

Я продолжала тяжело лежать в кровати, уткнувшись лицом в подушку и причудливо выгнувшись на смятом одеяле.

Телефонный звонок донесся из коридора, резко напоминая, что жизнь в этом мире не прекратилась. Я нехотя встала со своей скрипучей тахты и пошла взять трубку.

— Ты что, спишь что ли еще? — услышала я бодрый голос Тамары. — Мы же с тобой договаривались сегодня талоны на сахар отоваривать!

Тамара говорила как ни в чем не бывало, и я поддержала ее.

— Да ну, я не пойду, неохота.

— Ты что, сегодня последний день, талоны пропадут… У тебя похмелка, что ли?

Избежать упоминаний о вчерашнем вечере, конечно же, невозможно.

— Да, я плохо себя чувствую.

— Так вот и нужно выйти на воздух, размяться! Собирайся быстрее, чтобы мы успели очередь занять!

Мы с Тамарой встретились около автобусной остановки.

— Нель, ты на меня не обижайся за вчерашнее, просто все навалилось, да еще и выпила…

— Тамар, тут только я виновата.

— Ой, ладно тебе. Если еще и мы с тобой поссоримся, то за кого же держаться в этой жизни! Вчера просто день был плохой — магнитные бури, так что ли говорил Кашпировский?

Я улыбнулась. Тамара лучше всех. Я даже почувствовала прилив сил после очередного подтверждения ее дружбы, а все происшедшее накануне сейчас мне даже показалось пустяком.

— Как у вас с Геной? — спросила я подругу.

Тамара горько отмахнулась.

— Будем разводиться.

Мы уже подходили к магазину, по пути пингвиньей стайкой нас обогнали несколько старух. Они были полные, затянутые в зимние пальто и по гололеду шли мелкими шажками, растопырив для равновесия руки и переговариваясь друг с другом.

Несмотря на то, то было лишь восемь утра и магазин еще только открылся, на крыльце уже собралась кучка разноперых женщин и редких мужчин.

— За сахаром? — уточнила Тамара. — Кто последний?

— Вон женщина записывает.

Около невозмутимой худой женщины собрались только что подошедшие старухи, каждой из которых она писала на руке, между большим пальцем и запястьем, номер — в зависимости от очередности. Мы с Тамарой вслед за старухами стали в очередь к Невозмутимой. Вскоре у меня на руке появилось жирное, выведенное фиолетовой пастой «21» — мой порядковый номер в очереди за сахаром.

Среди вновь прибывающих женщин мы с Тамарой встретили несколько знакомых, с которыми мы уже стояли в других очередях, отоваривая талоны на другие продукты. Хорошо, что сегодня была суббота и нам не надо было идти на работу, потому-то нам и удалось занять очередь почти в самом начале. В будни же мы поспевали в магазины лишь под вечер, когда очередь по плотности или длине обычно захватывала все помещение гастронома.

Делегация из нескольких женщин от увеличивающейся очереди попыталась выяснить у персонала магазина, когда привезут товар. Продавщица вяло призналась, что хотя сахар и привезут сегодня, но во сколько точно — неизвестно. Значит, нужно ждать. Количество людей, занимающих очередь за сахаром, становилось все больше и больше. Мы разместились в гастрономе солидными группками, обсуждая в основном бытовые проблемы и политику. Все устали от перестройки с ее исчезнувшими товарами и появившимися талонами, какая-то женщина рассказывала, что вычитала в «Аргументах и фактах» шутливый вопрос одного из читателей: «Будут ли в будущем льготы тем, кто пережил перестройку?»

Вскоре мы расположились, оперевшись о стены, затем, сев на подоконники, некоторые женщины то и дело выбегали во двор магазина посмотреть, не приехала ли машина с сахаром. В два часа дня продавщицы выгнали нас на улицу, чтобы запереться на обед.

Мы с Тамарой, купив у торговки по беляшу, решили во время этого перерыва побродить по морозным улицам. И наш разговор все-таки сводился к тому, что произошло накануне.

— И чего ты теперь ждешь? — спросила меня Тамара, когда я ей во всем призналась.

— От него я не жду ничего, я вообще даже видеть его не могу! — сказала я, имея в виду Андрея.

— Подожди, не руби сгоряча, — остановила мой возмущенный поток слов Тамара. — Кто знает, может быть, вы еще сойдетесь, ведь ты даже не узнала, что он за человек, может быть, вы подходите друг другу? — она не обращала внимания на то, что я отрицательно мотаю головой. — Хочешь, я через своего козла передам этому Андрею, чтобы он тебе позвонил?

— Ты что, смеешься? — воскликнула я. — Я ни за что не буду искать с ним встречи. Пускай это делает он, если хочет.

Тамара хмыкнула.

— Все, что он хотел, он от тебя уже получил.

Я промолчала.

— Неискушенная ты, Нелька, ничего не знаешь. Разве можно так себя вести с мужчиной при первой же встрече?! Ведь если он не увидел в тебе особой красоты, страсти или души, то зачем же ему к тебе снова возвращаться после этого? Он решает, что все, что ты ему могла дать, ты дала, а на большее и лучшее ты уже не способна и потому начинает искать следующих. А умные бабы, Неля, сначала привяжут к себе мужика — прогулочки там всякие, свидания, беседы. После этого мужчина волей-неволей постепенно «прикипит» к женщине, какой бы она впоследствии ни оказалась. Здесь главное оружие — привычка!

Мы вернулись в гастроном, отыскали знакомые лица, встали в очередь. В пятом часу вечера наконец-то привезли сахар. Магазин, полностью захваченный широкой очередью, гудел как растревоженный улей. У прилавка образовалась давка, мы с Тамарой оказались в разных сторонах. Какие-то мужланы пробирались к прилавку без очереди, а издерганным продавщицам было все равно кого обслуживать. Видя перед собой плотные спины мужланов, я подумала, что никогда не смогу пробраться сквозь них до весов, хотя моя очередь подошла уже давно. Что же делать? До чего все надоело! Хотелось опустить руки, но… Но нужно бороться. Да, нужно бороться. Мне не привыкать. Вперед, в бой!