В тот вечер, переодевшись к обеду, Эди беседовала с Джоанной на деликатную тему, а именно – насколько важно соблюдать осторожность: по крайней мере, пыталась донести это до нее, – но сестра тем не менее отказывалась понимать, почему их отъезд в Лондон нужно было скрывать от Стюарта.

– Но он ведь твой муж! – упрямо возражала Джоанна. – Разве супругам не полагается знать о местонахождении друг друга? А вдруг что-нибудь случится?

– У нас со Стюартом не совсем обычный брак. Как ты знаешь, мы существуем каждый сам по себе.

– Но он вернулся домой и хочет все исправить. – Опустив глаза, Джоанна машинально теребила шелковое покрывало на кровати сестры, где они сидели. – Он такой милый! И красивый… Ты больше не любишь его?

– Дорогая, все не так просто, – вздохнула Эди.

– А он тебя любит. И ты тоже его любила, когда выходила замуж. Может, постараешься полюбить его снова?

– В том смысле, который ты вкладываешь в это слово, – нет, – отрезала Эди и с удивлением ощутила горький привкус на языке. Ей вспомнилась романтичная девушка, какой она была до Саратоги, и та ночь со Стюартом в лабиринте: а что, если бы… – Когда я была моложе – может быть, до того как… – Она осеклась, внезапно осознав с кем чуть не поделилась самым сокровенным.

– До чего? До случая с Фредериком Ван Хозеном?

– Так ты все знаешь? Но ведь тебе было всего восемь тогда!

– Конечно. – Джоанну, казалось, удивила неосведомленность сестры. – Я помню, как папа на весь дом кричал, что Ван Хозен должен жениться на тебе, потому что разрушил твою репутацию.

Если бы только это! Бросив взгляд на туалетный стол, Эди всмотрелась в свое отражение в зеркале, и внезапно ее обдала волна желания, чего она не испытывала годы, желания, которое Ван Хозен украл у нее.

– Значит, дело в этом, Эди? – вернул ее в реальность голос Джоанны. – Папа тогда говорил, что нам придется искать тебе мужа в Англии, потому что с твоей репутацией в Америке это невозможно. А…

Она замолчала так неожиданно, что Эди напряглась, а когда подняла на сестру взгляд, увидела проблески понимания в ее глазах.

– Так ты… поэтому вышла за Стюарта? Чтобы спасти репутацию?

Эди вздохнула и уклончиво ответила:

– Да, частично. Но ни о какой любви речи не шло. Не все браки совершаются по любви, солнышко.

– Я знаю.

– И не все браки, которые совершаются по любви, оказываются счастливыми.

– Но ты ведь могла бы постараться…

Могла бы она? Стараясь не обращать внимания на панику, которая всегда охватывала ее при обдумывании подобных вопросов, Эди покачала головой.

– Нет, не думаю. Слишком поздно.

– Нет, я отказываюсь это понимать! – воскликнула Джоанна. – Слишком поздно? Ты так говоришь, как будто уже старуха. Тебе всего двадцать четыре!

– Дело не в возрасте…

«Дело в стыде, боли и страхе». Она ненавидела эти эмоции, которые преследовали ее как тень, но за долгие годы к ним привыкла. И хотя сейчас они ей досаждали меньше, но все равно существовали и следовали за ней повсюду. Если их брак превратится в реальный, чего и хочет Стюарт, выполнения супружеских обязанностей она не вынесет.

– Я довольна своей жизнью и не хочу ничего менять. – Эди легонько пожала руку сестры. – Обещай: как бы ни сложились обстоятельства, ты согласишься с моим решением и будешь его уважать. Я должна быть уверена, что ты на моей стороне.

– Ты же моя сестра! – решительно заявила Джоанна. – Конечно, я на твоей стороне.

Но уже на следующее утро это утверждение вызвало у Эди множество сомнений. Когда они прибыли на вокзал Виктория, Стюарт ждал их на платформе. И увидев его высокую фигуру, окутанную, словно туманом, парами поезда, Эди тут же вспомнила их неожиданную встречу на платформе Клифтона два дня назад, которая перевернула ее устоявшуюся жизнь с ног на голову. Загорелое лицо, трость красного дерева с инкрустацией слоновой костью… Вокруг него все еще витала аура пришельца из далеких стран, с той лишь разницей, что на этот раз не было чемоданов, дорожных сундуков и портпледа из крокодиловой кожи. Единственное, что стояло у его ног, – это огромная корзина для пикников. И надпись на ней свидетельствовала о том, что это маленький символ Британии, как сливовый пудинг или королева Виктория.

– «Фортнум и Мейсон»? – не скрывая восторга, воскликнула Джоанна, заметив монограмму «Ф и М» на боку корзины. – О-о-о, Эди, смотри: «Фортнум и Мейсон»!

– Да, Джоанна, я вижу. – Эди перевела взгляд на Стюарта: – Взятка, ваша светлость?

– Называйте это как вам угодно, дорогая. Для меня это просто ленч. – Он приподнял шляпу и поклонился. – Доброе утро, леди.

Заметив Нюхлика, крутившегося у ног Эди, Стюарт наклонился и потрепал его по спинке.

– Хелло, старина!

Песик оживился и, принюхиваясь, присматриваясь к корзине с ленчем, радостно замахал купированным хвостиком, а потом попытался поддеть крышку носом. Стюарт подхватил терьера на руки и с улыбкой, но твердо сказал:

– Нет, приятель, это не для тебя.

– Ваша светлость, позвольте мне взять собаку, – вышла вперед Ривз. – Лучше, если он посидит в своей корзинке, пока мы едем в поезде.

– Да, и возьмите свой билет. – Стюарт сунул трость под мышку и достал из нагрудного кармана объемистый конверт, где лежали четыре билета. Один из них, в вагон второго класса, он протянул горничной. – Ваш ленч я оплатил, так что не беспокойтесь.

– Спасибо, ваша светлость. – Ривз, этот верный опытный гренадер, приподняла уголки губ, что, видимо, означало улыбку.

Эди, не в силах поверить своим глазам, быстро прошептала, когда Ривз отошла на приличное расстояние:

– Что вы сделали с моей горничной?

– Эди, побойтесь Бога! – пробормотал Стюарт, с деланным возмущением посмотрев на нее. – Как джентльмен, я не могу отвечать на столь неуместные вопросы. – И с этими словами он надел шляпу, смахнул несуществующую пушинку с рукава пальто, переложил трость под другую руку и, обратив внимание на Джоанну, которая, подобно Нюхлику, пыталась заглянуть под крышку корзины, воскликнул: – Эй, не подглядывать!

Девушка тотчас выпрямилась.

– Но я так люблю «Фортнум и Мейсон»! Это мой любимый магазин в Лондоне. И Эди тоже!

– Правда? – Он взглянул на Эди и не смог сдержать улыбку. – Значит, я угадал!

Его улыбка была слишком самоуверенной, чтобы она могла промолчать.

– Вы, кажется, пребываете в прекрасном расположении духа сегодня?

– И это вас беспокоит? – Он широко улыбнулся. – Уже начали волноваться?

– Я не волнуюсь, а удивляюсь, – сухо проговорила Эди и кивком указала на корзину у его ног. – Вы действительно думаете, что подобным образом можете завоевать мое расположение?

– Нет. И потом, это вовсе не для вас, а для Джоанны.

Девушка захлопала в ладоши.

– Для меня? Ах как это здорово!

Эди посмотрела в смеющиеся глаза Стюарта.

– Не могу поверить: вы что, решили подкупом склонить мою сестру на свою сторону?

Он с виноватым видом развел руками.

– Но в этом нет ничего постыдного.

– Вы, должно быть, дошли до отчаяния, если решились на такую тактику, – сказала она, стараясь придать голосу больше убежденности, чем чувствовала. – Но Джоанна моя сестра и вы не смеете так поступать.

– Кажется, там шоколад?

Джоанна снова склонилась к корзине, но Стюарт кончиком трости прижал крышку, прежде чем она смогла получить ответ на свой вопрос.

– Я сказал – не подглядывать. Дождитесь ленча и тогда все увидите. А пока будьте умницей и возьмите лучше свои билеты. Ну что, пора садиться?

И не ожидая ответа, Стюарт поднял корзину и пошел к поезду, а Джоанна следом за ним. Эди держалась чуть в стороне, наблюдая, как он шагает по платформе, и хотя казалось, что нести тяжелую корзину труда ему не составляет, не могла не заметить, как неестественно напряжена его правая нога, и подумала, что лучше было бы нанять носильщика. Когда они остановились у вагона первого класса и Джоанна уже поднялась, Эди повернулась к нему и указала на корзину:

– Может, лучше мне ее взять…

– Нет, спасибо. Я справлюсь.

– Ну хорошо: если не я, то, может быть, носильщик…

– Я никогда так хорошо себя не чувствовал, как сейчас, уверяю вас.

Он хоть и сказал это легко, но Эди безошибочно уловила властные интонации и поняла: спорить не следует. Она поднялась в вагон, но прежде чем пойти следом за сестрой по проходу между креслами с мягкими высокими спинками, оглянулась через плечо. Стюарт смог преодолеть ступени: с корзиной в одной руке и тростью в другой, – но Эди не могла не видеть, что далось ему это непросто: заметила гримасу боли на его лице и пожалела, что не настояла на своем.

– Эди? – донесся до нее из другого конца вагона голос сестры, но она не обернулась, наблюдая за мужчиной, который шел к ней по проходу.

Когда он остановился перед ней, Эди спросила:

– Вы всегда так упрямы?

– Боюсь, что да. – Он улыбнулся. – А вы не думаете, что пора сдаться?

– Эди! – снова раздался голос Джоанны, на сей раз нетерпеливый и резкий. – Прекрати спорить и посмотри!

Глубоко вздохнув, она мысленно поблагодарила Джоанну за то, что оторвала ее от этих пронзительных серых глаз, и обернулась. Сестра стояла в нескольких шагах от них и широко улыбалась.

– Что такое, Джоанна? Ты похожа на Чеширского кота. В чем дело, солнышко?

– Взгляни на свое место. – Широким жестом она указала на сиденье справа, и Эди, подойдя поближе, заглянула за высокую спинку кресла.

Там красовалась еще одна корзина от «Фортнум и Мейсон».

– Это для вас, – прозвучал голос Стюарта за спиной.

Возглас приятного удивления вырвался из уст, прежде чем она успела его сдержать, но она тут же поджала губы, надеясь, что Стюарт не расслышал. Возможно, ему удалось победить в этом раунде, только она все равно не собиралась выказывать хоть каплю одобрения. Но когда Эди все же повернулась к нему и взглянула в глаза, стало понятно, что уже поздно.

– Я счастлив, что вам понравился мой подарок, – сказал он с улыбкой, отчего мелкие лучики морщинок пролегли вокруг его глаз. – Это ведь ваши любимые лакомства: французский хлеб и ирландское масло, оливки, фуагра, копченый лосось… и даже банка американских бобов. Хотя почему вы так их любите, недоступно моему пониманию британского вкуса.

– Откуда вам известны мои пристрастия? Хотя можете не отвечать – кажется, я знаю, кто ваш источник информации.

Эди, чувствуя полную беспомощность, выразительно посмотрела на сестру, но та тут же со смехом возразила:

– Я ничего ему не рассказывала! Клянусь! Хотя если бы меня спросили, то я сказала бы, что ты еще любишь шампанское.

– Спасибо, детка, но я и сам это знал, – заметил Стюарт. – Проводник уже поставил бутылку «Лоран-Перье» в ведерко со льдом.

– Вы заказали для меня шампанское?

– Конечно. А что еще пить, если есть корзина от «Фортнум и Мейсон»? Только вот возникает вопрос… – Он сделал паузу, а когда заговорил снова, его голос звучал так тихо, что слышать могла только она: – Судя по всему, вам понравился мой сюрприз. Как насчет благодарности?

С ней что-то произошло: появилось какое-то странное ощущение необъяснимой легкости, какое испытываешь, когда поднимаешься в лифте в «Савое», – но она постаралась не обращать на это внимания.

– Простой благодарности недостаточно?

– Как скучно!

– Я полагаю, вы хотите поцелуй?

Он наклонился к ней так близко, что, заглянув ему в его глаза, она увидела, как потемнела их серебристо-серая глубина, приобретя оттенок грозового неба. И без всякой причины залилась краской еще до того, как он сказал:

– Господи, конечно.

В кончики ее пальцев словно вонзились сотни иголок.

– Вы можете сделать это прямо здесь. – Он говорил так тихо, что она скорее понимала по движению губ, чем слышала. – Воображаю, какое впечатление это произведет на добропорядочных пассажиров первого класса. Вот было бы забавно задеть их британский снобизм!

– У вас странное представление о забавном, – проговорила Эди, изо всех сил стараясь придать своему голосу толику иронии, но почему-то не получалось: то и дело срывалась на шепот, видимо из-за того, что не могла контролировать дыхание.

– Просто скажите, что не хотите поцеловать меня. – Его ресницы опустились, взгляд остановился на ее губах, и он добавил: – Пока.

Тепло мгновенно растеклось по всему ее телу. Она покраснела, всем своим существом ощущая необъяснимое томление, горло перехватило. Это было настолько неожиданно, ни на что не похоже, что Эди растерялась.

Она хотела было отойти, но почему-то не могла сделать ни шагу; хотела отвернуться от этих пронзительных серых глаз, таивших какое-то обещание, но и этого не смогла.

Господи, что происходит? Неужели на нее так подействовала корзина для пикника и чуть-чуть флирта? Да любой мужчина, намереваясь соблазнить женщину, именно так бы себя и вел. Не далее как вчера она говорила себе, что не поддастся на подобные уловки, и что? Мысль, что она может уступить, заставила Эди выйти из ступора.

– Пора уже занять свои места, а то мы привлекаем внимание. И оставьте свои попытки флиртовать со мной: у меня нет намерения их поощрять.

– Право же, Эди, где ваш азарт?

Стюарт переставил корзину с ленчем на небольшой столик, и когда Эди села, занял место напротив нее. И не успел он снять шляпу и пристроить трость, как прозвучал последний свисток и поезд тронулся.

– А где же ваша корзина? – спросила она, стараясь перекрыть шум поезда, набиравшего скорость.

Он рассмеялся, откинувшись на спинку сиденья.

– Даже если бы я обожал «Фортнум», как вы, думаю, три корзины было бы чересчур. Я надеюсь, нам на троих хватит и двух корзин.

– Я еще не смотрела, что там… – Она прикусила губу. – Не знаю, захочу ли поделиться.

– То есть вы способны оставить меня голодным?

– Этого не случится: здесь есть буфет. Или Джоанна с вами поделится. Вы ведь подружились, не так ли?

Он подался к ней.

– Так-так-так… Неужели ревнуете? Боитесь, что останетесь одна?

– Нет! – буквально выпалила Эди, испугавшись признаться даже самой себе, что действительно ревновала. Какой ужас! Этого только не хватало.

– Не тревожьтесь, – будто прочитав ее мысли, успокоил ее Стюарт. – Вы у нее самая любимая, а я на далеком втором месте.

– Скорее на третьем, – уточнила Эди. – Есть еще папа.

– Не возражаю. Так вы готовы со мной поделиться? Сжальтесь, Эди, не дайте умереть голодной смертью!

– Вы самый невозможный человек из всех, кого я знаю! – воскликнула она, с ужасом понимая, что жесткости в ее голосе нет. – И в отличие от моей сестры меня непросто подкупить.

– Но это ведь такое же шампанское, что мы пили в ту ночь в лабиринте.

Эди покосилась на Джоанну и, придвинувшись к нему поближе, шепнула:

– Говорите тише, пожалуйста. Вы помните марку того шампанского?

– Эди, я досконально помню тот вечер. Как я могу забыть, если он изменил мою жизнь? В тот раз мы пили «Лоран-Перье», и случилось тогда незабываемое. Очень надеюсь, что история повторится.

– То есть, если я выпью с вами, вы уедете? – сладко улыбаясь, проговорила она. – Открывайте бутылку.

– Вы и вправду решили держать меня на расстоянии? – Он поднял голову, изучая ее. – Я хотел бы знать причину.

– Нет, вы не узнаете. Шампанское не способно околдовать. Я не уверена, что вы играете по правилам. Вы перетянули мою сестру на свою сторону, настроив против меня. Где ваше британское чувство порядочности?

– Я намерен использовать все оружие, которое есть в моем арсенале. И защищая Джоанну, хочу заметить, что это не она сказала мне о вашей любви к «Фортнум и Мейсон».

– Тогда как же вы узнали?

– Ривз, конечно. Я и ей купил корзину с ленчем. И не только: еще несколько таких корзин отправил домой, так что и другие слуги на моей стороне. Скоро все они объединятся в многочисленный союз и станут вас убеждать принять мои условия.

Эди не на шутку испугалась и, выпрямившись, вскрикнула:

– Вы не можете так поступать со мной! Вы не посмеете!

– Что он не может? – раздался голос Джоанны, и Эди поняла, что говорит слишком громко.

– Ничего, дорогая, – ответила Эди и, снова наклонившись к Стюарту, прошептала: – Надеюсь, вы не собираетесь рассказывать слугам о нашем пари?

– Как я уже говорил, будет использовано все оружие, какое у меня есть.

– Слуги все эти пять лет подчинялись мне, – сказала она, стараясь сохранять самообладание. – Вы думаете, что можете заслужить их преданность за несколько дней?

– У меня нет такой необходимости. Я герцог. Кроме того, слугам прекрасно известно, что другого хозяина в имении не будет. От Сесила пользы никакой: мало того что его невозможно вытащить из Шотландии, так он еще и глуп. И поскольку альтернативы нет, каждый в Хайклифе из кожи вон лезет, чтобы мне услужить и поспособствовать в налаживании отношений с супругой. И вы бессильны что-либо изменить.

Эди, слишком взволнованная, чтобы возражать, просто отвернулась к окну. И десять дней, которые ждали впереди, вдруг показались ей целой вечностью.

Они прибыли в Хайклиф как раз к чаю, и Эди тут же поднялась в свои комнаты, опасаясь, что вскоре это будет ее единственное убежище. Но, как через несколько минут убедилась, теперь и спальня не являлась ее личным пространством.

Переодевшись в нежно-розовый пеньюар, она отпустила Ривз, после того как еще раз напомнила о необходимости держать язык за зубами и не поддаваться на уловки ее мужа, и прилегла на кровать, намереваясь вздремнуть, но тут раздался стук в дверь.

– Я могу войти? – послышался голос Стюарта, и прежде чем она успела возразить, дверь распахнулась. – Надеюсь, вы одеты?

– Нет, не одета! – солгала Эди, мгновенно вскочив с постели в надежде, что он уйдет. – И вы не имеете права врываться в мою комнату.

– Я не врываюсь, а стою в коридоре. И если вы не одеты, я, как и подобает джентльмену в подобной ситуации, буду рассматривать ковер.

Он наклонил голову и уставился в пол, и Эди со вздохом сдалась.

– О, ради бога, вам не обязательно разглядывать ковер, я не голая, так что прекратите изображать, будто бы это так.

– Если бы вы только знали, сколько раз я представлял эту восхитительную картину! – сказал Стюарт, входя в комнату и поднимая на нее глаза. – Посреди ночи, в своей палатке.

– О, не выдумывайте!

Он думал о ней, пока был в Африке? Представлял ее голой? Ее щеки и шея покрылись красными пятнами, но в то же время сердце совершило маленький вираж в груди, не имевший ничего общего со смущением.

– Да, Эди, именно так. – Он вошел, но когда начал закрывать дверь, она вдруг осознала, что он сделал шаг в ее личное пространство, и уж этого вынести не могла.

– Не закрывайте дверь!

Его темные брови удивленно приподнялись, но он не стал возражать и распахнул дверь пошире.

– Как скажете. Просто я не думаю, что коридор подходящее место для обсуждения плотских мечтаний о вас, которым я предавался в Африке. И между прочим, у меня нет намерения отказывать себе в этом и сейчас, дома.

Жар прилил к щекам, ее охватило такое волнение, словно она и вправду была голая. Плотнее запахнув пеньюар, Эди отвернулась, чувствуя отчаянное желание что-нибудь сделать… Подойдя к туалетному столику, она села и стала перебирать баночки с кремами, а выбрав, принялась втирать крем в руки, как будто это было сейчас самым важным на свете.

– Я хотел бы спросить: а что вы думали обо мне, пока я был в Африке? – спросил Стюарт, пока она открывала очередную баночку. – Хотя уверен, что в ваших мыслях не было места для меня.

– Вы ошибаетесь. – Слова слетели с ее губ прежде, чем она успела подумать, и она заволновалась еще сильнее. – Иначе и быть не могло, потому что все только и говорили о вас. О вашей экспедиции в Конго писали в газетах. И о той бабочке, что вы открыли, было много публикаций в научных журналах.

Он уперся плечом в дверной косяк, наблюдая за ее отражением в зеркале и радуясь, что заставил ее желать большего, чем она могла признать.

– Вы читаете научные журналы?

Она открыла очередную баночку, подцепила немного крема и начала втирать его в руки с невероятным упорством.

– Зачем вы пришли?

– Решил поинтересоваться, где вы предпочитаете пить чай: в библиотеке или на террасе?

Ее руки на мгновение замерли при воспоминании о террасе, и опять его слова всплыли в сознании: «Эди? Мы ведь женаты?»

– Чай… с вами? – глядя на свое отражение в зеркале, постаралась она изобразить холод и безразличие. – Это часть вашей двухчасовой программы?

– Нет-нет, просто мне кажется, что совместное чаепитие было бы прекрасной возможностью для нас обоих лучше узнать друг друга. И, – добавил он мягко, – я до сих пор храню воспоминание о том чаепитии на террасе.

Такую нежность выражало его лицо, что она невольно подумала: как все могло бы сложиться, не будь Саратоги?

– Не думаю, что совместное чаепитие хорошая идея.

– Это всего лишь чай, Эди. Джоанна и ее гувернантка тоже будут там. – Он улыбнулся. – Так что, видите, у меня опять ничего не получится с моей идеей фикс заполучить вас, наплевав на сандвичи с огурцом.

Господи, если для нее такая проблема просто попить чаю рядом с ним, то что же будет в остальные десять дней?

– Вы правы. Дайте мне несколько минут, и я присоединюсь к вам на террасе.

Он кивнул и ушел, и Эди вновь повернулась к зеркалу, с досадой разглядывая свое пылающее лицо. Мысль, что он представлял ее обнаженной, волновала ее, смущала и пугала. Но это был вовсе не тот страх, что преследовал ее прежде. Интересно, что бы он подумал, если бы на самом деле увидел ее обнаженной? И она вдруг испугалась, что может разочаровать его.

Господи, к чему эти мысли? Даже думать об этом смешно, и не только потому, что у него никогда не будет такого шанса, но и потому, что ей абсолютно все равно, что он о ней подумает. Взяв щетку, Эди провела несколько раз по своим неуправляемым рыжим кудрям, но вдруг рука ее застыла в воздухе. Если ей все равно, то зачем она это делает?..

Отложив щетку, она поднялась и дернула за шнур звонка, вызывая Ривз, чтобы та помогла надеть платье для чаепития. Если мысль о том, чтобы взять ее прямо на столе, среди сандвичей, не выходила у него из головы, то в присутствии Джоанны и миссис Симмонс он вряд ли будет иметь такую возможность.