Уже почти наступили сумерки, но хотя становилось все темнее, а следовательно, труднее читать, Розали никак не могла заставить себя отложить книгу и вернуться в дом. Еще было не время.

Вместо этого мисс Хант перевернула очередную страницу потрепанного томика Джейн Остен и продолжила чтение. Пчелы вокруг слетали с садовых цветов и возвращались в ульи, зяблики больше не щебетали на краю птичьей купальни, но Розали радовалась этому. Она пришла сюда не для того, чтобы восхищаться садом герцогини.

Розали посетила сад, чтобы хоть на несколько минут предаться любимому занятию. Странно, конечно. Она так мечтала о балах и приемах Лондона, но теперь, оказавшись в гуще событий, начинала понимать, как они утомительны. Времени на чтение почти не оставалось, а учитывая, сколько развлечений герцогиня запланировала для своего загородного приема, Розали очень сомневалась, что выкроит на чтение хоть минуту на этой неделе, поэтому нужно успеть сделать это сейчас, пока остальные гости еще не приехали.

Розали как раз подошла к лучшему месту в книге. Она откинулась на спинку садовой скамьи и заулыбалась в предвкушении, переворачивая очередную страницу. Пусть Розали прочитала «Гордость и предубеждение» не меньше дюжины раз, она словно впервые восхищалась тем, как Дарси признается в любви Элизабет.

Из окна расположенной рядом с садом библиотеки послышался звук гонга, напоминающего, что пора переодеваться. Розали, нахмурившись, оторвалась от книги. Неужели уже семь часов? О боже, она совсем забыла про время.

Розали встала и направилась к дому, не закрывая книжку. Время от времени поглядывая, куда идет, она, продолжая читать, поднялась по широким каменным ступеням и зашагала по длинной террасе.

«Дозвольте сказать, как пылко я восхищаюсь вами и люблю вас».

С наслаждением вздохнув, Розали опять перелистнула страницу, завернула за угол и сильно ударилась обо что-то, напоминающее твердую стену.

– Ой! – вскрикнула она, пошатнулась, споткнулась и наступила на подол своего платья. Книга вылетела у нее из рук, и Розали упала бы на гранитные плиты террасы, если бы чьи-то крепкие руки вовремя не подхватили ее, помогая удержаться на ногах.

Розали поморгала, перевела дыхание, взглянула на черно-белое препятствие, с которым столкнулась, и тотчас же сообразила, что смотрит на мужскую грудь, облаченную в вечерний костюм, и удерживают ее сильные мужские руки.

– Вы не ушиблись? – спросил низкий голос, незабываемый голос, заставив Розали поднять глаза. И когда она увидела, что перед ней и впрямь стоит лорд Трабридж, почувствовала, что счастье переполняет ее, а грудь распирает так, что невозможно вдохнуть.

– Мисс Харлоу? – с изумлением воскликнул лорд Трабридж. Он мгновенно отпустил ее и с поклоном отступил назад. – Как поживаете?

Розали открыла рот, чтобы ответить, но сердце колотилось о ребра с такой силой, что она не могла произнести ни слова. Он здесь, он в самом деле здесь, прямо перед ней!

– Я не знал, что вы тоже приедете на этот загородный прием, – продолжал между тем Трабридж.

Маркиз буквально повторил ее мысль, и Розали подумала, что они с ним находятся в совершенной внутренней гармонии. Какое блаженство.

«Я тоже не знала, что вы сюда приедете». Розали попыталась произнести это вслух, но слова застряли в горле, и ей захотелось ударить себя. Самый красивый мужчина в мире стоит перед ней, тот самый мужчина, о котором она думает и мечтает вот уже несколько недель подряд, ее личный герой, а Розали не может выдавить из себя ни слова! Будто язык приклеился к нёбу. Что еще хуже, она чувствует, как лицо заливает багровым румянцем, а Розали всегда выглядит ужасно, когда краснеет, напоминая алый лютик.

Маркиз огляделся, увидел книгу, отлетевшую в терракотовый горшок с цветущим тимьяном, поднял ее и взглянул на название.

– Смотрю, вы читаете Остен, – пробормотал он.

Розали хотела спросить, нравится ли ему Остен, но не решилась. Она только и могла, что стоять в безмолвном исступлении.

Маркиз уже протягивал ей книгу, но остановился.

– Боюсь, мы убили пчелу, – сказал он, вытащил из нагрудного кармана носовой платок, стер с обложки останки неудачливого насекомого и только потом отдал книгу Розали.

Взяв ее, мисс Харлоу снова уставилась на Николаса, и единственная мысль, возникшая у нее в голове, была о том, что у него красивые глаза. Маркиз улыбнулся, и сладость этой улыбки пронзила ей сердце как стрела.

– А теперь прошу меня простить, мисс Харлоу.

Ответа он дожидаться не стал, да и как можно его за это винить, если Розали стоит перед ним как немая. Маркиз еще раз поклонился, обогнул ее и пошел дальше.

В отчаянном смятении мисс Харлоу повернулась и выдавила в его восхитительную удаляющуюся спину:

– Спасибо.

– Всегда рад помочь, – отозвался лорд Трабридж, чуть повернув голову, но даже не обернувшись. И не остановившись. Розали смотрела, как он спускается вниз по ступеням на южную лужайку и входит в самшитовый лабиринт, и радость в ее сердце превращалась в разочарование. Совершенно несчастная, она снова нырнула за угол и прижалась пылающим лбом к прохладному камню дома.

– Спасибо? – пробормотала Розали себе под нос в приступе самобичевания. Неделями воображать себе эту минуту, а когда она приходит, только и выдавить из себя «спасибо»!

Розали трижды ударилась лбом о стену, с досадой скрипнула зубами и поклялась, что до конца недели наберется смелости и заговорит с ним. Ведь ни одна уважающая себя героиня не может позволить себе лишиться дара речи в присутствии своего героя. Что это будет за любовный роман?

Обед превратился в мучительное испытание. Николас сидел рядом с герцогиней, объявившей, пока он вел ее в столовую, что наслышана о его остроумии и ожидает во время обеда блестящей беседы. Это заявление заставило его присмотреться к окружающим, чтобы потом время от времени вставлять уместные умные реплики, но оказалось, что задача ему выпала не из легких. Вдобавок ко всему по другую руку Николаса сидел епископ. Когда их представляли друг другу, он нахмурился в высшей степени неодобрительно, продемонстрировав, что запятнанная репутация Трабриджа известна даже в церковных кругах.

Чтобы все окончательно испортить, за столом напротив него сидели лорд и леди Уэдерфорд, и оба они начинали ерзать на стульях, стоило Николасу просто поднять на них глаза, и вздрагивали всякий раз, как он открывал рот. Николас предположил, что их смущал тот факт, что их сын в пьяном виде выстрелил в него, и они боялись, как бы Николас не рассказал об этом всем, кто окажется в пределах досягаемости. Из-за этого они не могли вразумительно ответить ни на один из его вопросов. Вероятно, если у них поинтересоваться здоровьем и благополучием Понго, оба сползут от стыда под стол.

Белинду посадили на другом конце стола, точнее, через двенадцать человек от него, и поговорить с ней Николас не мог. Зато хорошо ее видел, и из-за этой жестокой несправедливости вечер окончательно обернулся мучительной пыткой.

Ее густые блестящие черные волосы, уложенные в высокую прическу, казались под светом свечей иссиня-фиолетовыми. На ней были те же нитки римского жемчуга, что и на том балу, а под ними Николас видел затененную ложбинку между грудями, и слишком глубокий вырез бледно-лилового вечернего платья нарушал его душевное равновесие. Этим вечером Белинда казалась ему красивее, чем когда-либо раньше, и хотел он ее сильнее, чем прежде. Он сгорал от желания, все тело томилось по ней. Николасу казалось, что он просто излучает похоть.

Будь Белинда в том же состоянии, что и он, Николас сумел бы отнестись к сложившемуся положению чуть спокойнее. К несчастью, леди Федерстон, похоже, отлично проводила время. В отличие от него, она мило беседовала со своими соседями по столу. Николас это точно знал, потому что всякий раз как смотрел на нее, а это происходило примерно каждые шесть секунд, то видел, как Белинда разговаривает и смеется. Он ни разу не заметил, чтобы она смотрела на него, это было дурным знаком. К тому времени как доели десерт – малиновый пудинг – Николас чувствовал, что находится на исходе сил. Когда герцогиня объявила, что леди оставляют джентльменов наедине с портвейном, он решил, что с него довольно.

Едва дамы вышли, Николас одним глотком осушил свой бокал, пробормотал, что ему совершенно необходимо прогуляться после такого «восхитительного» обеда, и выскочил на улицу в надежде, что прохладный весенний воздух слегка охладит его кровь.

Оказавшись снаружи, Николас зашагал по террасе, прошел мимо открытого французского окна, ведущего в музыкальную комнату, где собрались дамы, спустился по ступенькам в сад и направился к самшитовому лабиринту на южной лужайке. Пройдя его еще до обеда, он вполне обоснованно полагал, что помнит, как добраться до центра, а центр этого лабиринта представлял собой превосходное уединенное место – как раз то, что сейчас так отчаянно требуется.

«Положение просто невыносимо», – думал Николас, шагая между высокими стенами самшита. Как можно провести рядом с Белиндой целую неделю, не нарушив это глупое и нелепое обещание? Как можно не привлечь ее в свои объятия и не зацеловать? Как можно не обнимать ее, не ласкать, не заниматься с ней любовью?

Николас сделал глубокий вдох, понимая, что необходимо прекратить себя терзать, и сосредоточился на прохождении лабиринта, выбросив из головы все прочие мысли и соображения. Но и добравшись до центра, не сумел начать мыслить здраво.

Плохо уже то, что Николас хочет Белинду так сильно и томится, как похотливый семнадцатилетний юнец. Но мысль о том, что он приехал сюда с целью найти себе жену, окончательно все портила, потому что размышлять о браке с любой другой женщиной, когда ты хочешь ту единственную, на которой жениться не можешь, хочешь ее просто запредельно, было невыносимо.

В центре лабиринта стояло небольшое причудливое украшение из кованого железа, оплетенное вьющимися белыми розами, мерцавшими в свете полной луны. Николас направился к каменной скамье, спрятанной под цветами, но, будучи слишком возбужденным, чтобы присесть, просто встал перед ней, глядя на густо переплетенные стебли роз вокруг и гадая, что же ему теперь делать.

Что может сделать мужчина, охваченный страстью к женщине, которая не хочет иметь с ним никаких дел? Писать ей любовные письма? Сочинять стихи? Отбросив от себя эти глупые мысли, Николас стал думать дальше. Послать ей розы? Черт, он даже не знает, нравятся ли ей розы. Большинству женщин нравятся, но Белинда не похожа ни на одну из ему знакомых женщин.

И все-таки мысль о розах его захватила. Допустим, они ей нравятся, но какие? Николас стал обдумывать этот вопрос, запрокинув голову назад так, чтобы увидеть девственно-белые цветы над ним. Вдохнул поглубже, но почти не ощутил аромата, как будто это какие-нибудь ромашки. Николас решил, что если и пошлет когда-нибудь Белинде розы, они будут совсем не такими.

Нет, это будут большие красные бархатные роскошные розы, темные, пахнущие летом, потому что Белинда вызывала именно такие ассоциации. Несмотря на целомудренную оболочку, она неистовая и страстная. Николас знает, что Белинда не хочет быть такой, но пусть отрицает сколько угодно – она женщина пылкая. «Да, – решил он, – для Белинды подойдут только красные розы».

Тут Николас уныло улыбнулся. Если послать Белинде розы, вполне вероятно, тут же выяснится, что у нее на них аллергия. Когда дело касается леди Федерстон, удача изменяет ему всегда.

– Лорд Трабридж?

В его мысли ворвался женский голос, но, к несчастью, принадлежал он не Белинде. Николас повернулся и увидел перед собой Розали Харлоу. Выражение обожания на ее лице мгновенно подтвердило, что его удача движется не в том направлении, причем не только с Белиндой, но и со всеми другими женщинами тоже.

– Мисс Харлоу? – Николас встревоженно посмотрел поверх ее головы. – Вам не следует находиться тут наедине со мной.

– Я… я увидела, как вы прошли мимо музыкального салона и поняла, что вы не остались пить портвейн с другими джентльменами. Поэтому я выскользнула из комнаты и пошла за вами. – Розали сплетала и расплетала пальцы, невольно показывая, как сильно нервничает.

Николас тоже испытал сильное волнение. Он просто не мог себе позволить повторения истории с Элизабет Мэйфилд. Конечно, вряд ли Розали из таких же девушек, но лишняя осторожность не помешает. Он выглянул в проход между стенами лабиринта, очень надеясь, что на сцене не собирается появиться миссис Харлоу, исполненная праведного негодования и требующая немедленно поступить порядочно.

– Вам лучше тотчас же вернуться обратно, – посоветовал Николас. – Дамы начнут интересоваться, куда вы делись.

– Не будут. По крайней мере еще несколько минут.

– Но ваша мать наверняка…

– О ней и вовсе беспокоиться не стоит. Она думает, что я вышла в дамскую комнату. Обычно я маме не лгу, конечно. Но мне очень нужно поговорить с вами с глазу на глаз, и я не думаю, что есть какой-то другой способ.

– Разговаривать со мной с глазу на глаз – самое неразумное, что только может сделать незамужняя молодая леди. – Николас шагнул к ней ближе, надеясь, что она отступит назад и даст ему возможность по-джентльменски выйти, но Розали даже не шелохнулась. Колючие плети роз, обвивавшие кованое украшение, мешали ему обойти ее. – Пусть не ваша мать, но кто-нибудь может нас заметить, а я сильно огорчусь, еще ваша репутация пострадает из-за меня.

– Я знаю, что с моей стороны слишком дерзко вот так к вам подходить, но с нашей самой первой встречи я просто в агонии из-за того, что мы с вами врозь, а теперь, когда я снова вас увидела, то должна признаться в своих чувствах.

Николас, тяжело вздохнув, потер лоб.

– Лучше не надо.

Разумеется, Розали пропустила это мимо ушей.

– Дозвольте сказать, как пылко я восхищаюсь вами и люблю вас.

Неужели она произнесла это сознательно, понимая, какой смысл вкладывается в эти слова? Вряд ли. Девушки заучивают речи Дарси из романа Остен, как нечто само собой разумеющееся, а не далее, как сегодня днем, она читала «Гордость и предубеждение». Должно быть, эта фраза застряла у нее в голове, как нечто самое романтическое на свете.

Посмотрев на хорошенькое, полное обожания личико, Николас попытался выразиться как можно осторожнее, чтобы не обидеть девушку.

– Дорогая моя девочка, вы меня даже не знаете. И любить никак не можете.

– Я люблю вас, люблю! Я просто с ума по вам схожу!

– Это временное безумие, – заверил ее Николас. – Оно пройдет.

– Вы считаете, что я настолько легкомысленна в своих привязанностях? О, как мне доказать, что это не так!

Николас снова попытался шагнуть вперед, но хотя теперь их тела почти соприкасались, Розали по-прежнему не двинулась с места, и он понял, что другого способа нет. Только силой. Он взял ее за предплечья, чтобы отодвинуть с дороги, но Розали оказалась быстрее. Она вырвалась и обвила руками его шею.

– Есть только один способ выразить мои чувства, – заявила Розали и поцеловала его.

Николас тотчас же схватил ее за запястья и опустил руки вниз, но совершил ошибку – слишком быстро отпустил девушку. Прежде чем он успел пробормотать извинения и все же пройти мимо нее, она вцепилась в отвороты его сюртука, приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать еще раз. Разгадав ее намерение, Николас сумел избежать поцелуя, резко отвернув голову в сторону, так что губы Розали лишь скользнули по его щеке, и тут увидел стоящую у входа в лабиринт Белинду.

Лицо леди Федерстон в лунном свете напоминало гладкую гипсовую маску, и Николас понял, что если раньше у него имелся хотя бы минимальный шанс, теперь он утрачен навсегда.

Николас схватил Розали за запястья и потянул, но она держалась крепко и не отпускала сюртук. Однако, прежде чем он начал отцеплять ее пальцы по одному, появился сэр Уильям. Удача изменяла Николасу с тревожной скоростью, за какие-то три секунды она прошла путь от плохой к очень плохой и совершенно ужасной.

– Лорд Трабридж! – воскликнул сэр Уильям, приближаясь торопливыми шагами. – Сей же момент уберите руки от мисс Харлоу!

Розали вскликнула, обернулась, чтобы посмотреть, кто там, хватка ее ослабла, и Николасу наконец удалось высвободиться. Он оттолкнул девушку с силой, какую порядочный мужчина никогда не применяет по отношению к женщине, и этот толчок дал им обоим возможность высвободиться из колючей темницы.

Но по разъяренному лицу сэра Уильяма Николас понял, что ему не удастся выпутаться из этой истории без потерь, как ни молись. Разгневанный мужчина, пылающий любовью и ревностью, очень опасное существо. Не исключено, что сейчас последуют вызов и требование стреляться на заре. Это будет идеальное завершение нелепого эпизода. Однажды в Николаса уже стрелял мужчина взбешенный, ревнивый и пьяный, и он бы предпочел не повторять этот опыт снова.

– Это вовсе не то, что вы подумали, старина, – начал было он и замолчал. Пусть Николас говорит сущую правду, ущербность этих слов заставила его поморщиться, а сэра Уильяма они и вовсе не убедили.

– Мерзавец! – Кулак молодого человека врезался в правую щеку Николаса, прежде чем он успел увернуться. От удара маркиз отлетел назад, прямо на железное украшение, колени его подогнулись, и он почувствовал, что падает.

Затрещала ткань сюртука, в который впились шипы роз, Николас резко втянул в себя воздух, когда они пронзили кожу на плече. Помимо боли от удара в лицо и разодранной цветами кожи, он ощущал, что все еще падает. И когда другим плечом Николас ударился о дерн у подножия украшения, успел подумать, что если все продолжится в этом духе, то поиски жены его просто убьют. Это была его последняя мысль, после чего Николаса поглотила тьма.