В поезде, окруженные людьми, они почти не разговаривали. На вокзале Виктория расстались, каждый взял отдельный кеб, чтобы добраться до дома. В любовных связях нужно вести себя осторожно, особенно в городе. Но Николас должен был знать, когда снова с ней увидится, и помогая Белинде забраться в экипаж, окликнул ее.

– Белинда.

Она обернулась, стоя одной ногой на подножке и опираясь на его руку. Николас слегка сжал ее пальцы.

– Я должен с тобой увидеться. Давай встретимся завтра.

– Где?

– В твоем доме? В отеле? Где угодно.

– Как насчет «Клариджа»? – Белинда улыбнулась. – На чай?

Николас застонал.

– Я имел в виду номер, – пробормотал он, – а не чайную комнату.

Она покачала головой.

– Не могу. Слишком много американцев в отелях. Кто-нибудь может меня узнать, в холле или коридоре. Я не могу рисковать.

– В твоем доме?

Белинда опять помотала головой, и Николаса охватило отчаяние. Должно же быть такое место!

– «Лилифилд». В четверть шестого. К этому времени все уже разойдутся.

– Хорошо, – шепнула она.

Николас поцеловал обтянутую перчаткой руку и отошел назад, глядя, как кеб отъезжает и вливается в транспортный поток, запрудивший узкий выезд на улицу Виктории.

– Милорд.

Николас обернулся и увидел за спиной Чалмерза.

– Ваш кеб ждет. Багаж уже погружен.

– Ну так поехали.

Едва минуло шесть часов, уличное движение в Лондоне стало сравнительно спокойным. Джентльмены, возвращающиеся из Сити, уже добрались до дома, а у светского общества как раз наступила короткая передышка между чаепитием и обедом. Николас добрался до Саут-Одли-стрит без четверти семь.

Но едва он успел подняться наверх и приказать камердинеру набрать ему ванну, как в дверь спальни постучали.

– Это Денис, – произнес человек за дверью. – Можно войти?

– Конечно, – крикнул Николас, развязывая узел на галстуке. Но пальцы его замерли, едва друг вошел в комнату. Хватило одного взгляда на лицо Дениса, чтобы понять – произошло что-то плохое.

– В чем дело? – спросил он. – Что случилось?

– Если бы ты сегодня не вернулся, мне бы пришлось телеграфировать тебе. – Денис закрыл за собой дверь и со вздохом прислонился к ней. – Это конец. Вся эта история кончена.

– Какая история?

– Пивоварня, разумеется. Ей конец. Мы не можем больше этим заниматься.

– Почему? Ради бога, Денис, – добавил Николас, не дождавшись ответа. – Неизвестность меня убивает. Выкладывай, старина.

Друг сделал глубокий вдох и заговорил:

– Отец отозвал свои вложения. Не будет ни финансировать, ни покупать акции.

– Что? – Вместо слова вырвался какой-то гортанный звук. Николасу казалось, что его ударили в живот. Нахлынула паника, но он постарался ее подавить. – Почему, ты знаешь?

Денис покачал головой.

– Нет. Все, что мне известно… – Он замолчал, откашлялся и посмотрел на Николаса с таким выражением, что сразу стало понятно – причина весьма скверная. – Все, что мне известно – вчера к нему явился Лэнсдаун. Не знаю, о чем они говорили, но после этого старик позвал меня и был белым как мел. Сказал, ему очень жаль, но он не может нас финансировать.

– Лэнсдаун, – пробормотал Николас, сильно потерев лицо руками. – Этого следовало ожидать.

– Вообразить не могу, о чем они говорили, – продолжал Денис. – Коньерс отказывается обсуждать эту тему, но в любом случае это ужасно.

– Ты, конечно, не можешь вообразить, зато я могу.

– Если ты думаешь про подкуп, то заверяю тебя, мой отец…

– Нет, не подкуп. У твоего отца денег полно, и Лэнсдаун это знает. Он бы не стал тратить на это время.

– Тогда что?

– Шантаж. Или любая другая угроза, – сказал Николас, а когда друг начал возражать, добавил: – Лэнсдаун способен найти слабое место у кого угодно и использовать это против человека.

Николас сел на край кровати, чувствуя себя так, словно все хорошее внезапно исчезло.

– Я мог бы догадаться, что это произойдет, – пробормотал маркиз. – Он явился ко мне в Хонивуд несколько дней назад. Узнал, чем мы занимаемся, и сказал, что не допустит этого. Не стоит удивляться, что он сумел все испортить.

– Мне жаль, Ник.

– Ты не виноват. – Трабридж немного посидел молча, затем встал и снова начал завязывать галстук. – Есть только один выход.

– Какой?

– Найти деньги где-нибудь еще.

– Считаешь, ты сможешь найти другого инвестора?

– Не знаю. Но думаю, что должен попытаться.

Перед глазами возникла картинка: Белинда в Хонивуде, среди луговой травы и ромашек. Это напомнило ему о клятве завоевать ее уважение. Да, он должен попытаться.

На следующий день Белинда пришла в «Лилифилд», как договаривалась с Николасом. Она предвкушала эту встречу весь вчерашний вечер, бессонную ночь и нынешнее утро. Казалось, что время остановилось, но нужный час все-таки настал.

В своем нетерпении Белинда приехала даже раньше, чем следовало, поэтому дожидалась в карете, остановившейся через дорогу, смотрела, как после пятичасового свистка из дверей начали выходить рабочие, а несколько минут спустя на пороге появился Сомертон. Заметив, что она вышла из кареты и уже переходит улицу, он остановился в дверях.

– Леди Федерстон, – приветствовал ее Денис, снял шляпу и поклонился. – Что вы здесь делаете?

– Приехала повидаться с Николасом. С лордом Трабриджем, – тотчас же поправилась Белинда. – Мы договорились встретиться здесь. Чтобы… мм-м… чтобы… – Она замолчала, не в силах придумать подходящий предлог.

– Совсем ни к чему так секретничать, – сказал Сомертон. – Он сто лет назад рассказал мне, что хочет жениться и для этого нуждается в вашей помощи.

– О! – Это вполне годилось. – Да, верно. Я… мм-м… просто не знала, известно ли это вам.

– Известно. И это очень кстати. Ему просто необходимо найти богатую жену, особенно сейчас.

Белинда нахмурилась. Ее вдруг пробрала дрожь, словно кто-то прошел по ее могиле.

– Это вы о чем?

Денис вздохнул.

– Полагаю, дня через два эта новость станет общеизвестной. – Он показал на здание у себя за спиной. – Мы не будем варить пиво. Закрываемся.

– Что? – потрясенно воскликнула Белинда. – Но почему? У вас все так хорошо получалось!

– Мой отец отозвал свои деньги, а без финансовой поддержки мы не сможем удержаться на плаву. Ник пытается найти кого-нибудь другого, но я сомневаюсь, что у него получится. Его отец слишком могущественный человек.

– Лэнсдаун? А он-то как с этим связан? – Но не успев задать вопрос, она сама все поняла. – Не хочет, чтобы его сын занимался коммерческой деятельностью, так?

– Надо думать, это и есть его мотив. Пивоварение? Лэнсдаун наверняка считает, что это недостойно сына герцога.

Белинде стало дурно. Она представила, как сильно это подкосило Николаса.

– И как он? Где он?

– Не знаю. Я не видел его с тех пор, как вчера обрушил на него эту новость. Он даже домой ночью не вернулся.

– О господи.

Белинда, по-настоящему встревоженная, прижала ладонь ко рту.

– Я уверен, что с ним все хорошо, – поспешил заверить ее Денис. – Ник всегда умудряется снова встать на ноги. И всегда находит способ, как сделать так, чтобы козни отца его не затронули. С ним все будет отлично.

– Будет ли? Вы так уверены?

– Ну он уже сказал мне, что твердо намерен так или иначе продолжать. Хотя между нами, леди Федерстон, я не представляю, как он собирается это делать. Ну то есть если не женится. Найдите ему богатую американку, ладно? Такую, которой все равно, если свекор будет ее ненавидеть, порочить и обливать грязью. – Он безрадостно усмехнулся. – Удачи.

Ничего удивительного, что Николас провел всю свою жизнь, бунтуя против отца. Белинда думала, что дело в мести, но это было не так. Он просто не позволял Лэнсдауну разрушить все его мечты. Теперь она вспоминала все то, что наговорила ему в лабиринте, совсем в другом, куда более горьком свете. Белинда поступила так жестоко!

Но не настолько жестоко, как Лэнсдаун. И тут в Белинде закипела ярость, ярость настолько сильная, что в мгновение ока вытеснила тревогу за него. Она ее душила, и впервые в жизни Белинде искренне захотелось кое-кого убить, потому что этот человек, этот гнусный, ужасный человек собирался обратить в прах все мечты Николаса. Снова. И только теперь она поняла.

Белинда его любит. Любит сильнее, чем свое доброе имя, сильнее, чем свое ремесло, сильнее, чем деньги и друзей, сильнее всего на свете. Она отдаст все, все, что у нее есть, даже свою жизнь, если это поможет уберечь его от боли, от рук отца и вообще от чего угодно. Так сильно ее чувство.

– Леди Федерстон?

Белинда вздрогнула, услышав голос Сомертона.

– Извините, – произнесла она, изобразив на лице по привычке вежливую улыбку. – Я задумалась. Вы меня о чем-то спросили?

– Да. Я спросил, не знаете ли вы, куда Николас мог пойти?

– Нет. – Белинда замолчала, и ее улыбка погасла. – Зато я точно знаю, что собираюсь сделать.

Николас сидел на одной из кованых железных скамеек на Парк-лейн и смотрел на огромный особняк на противоположной стороне улицы. Наступила ночь, в доме зажглись газовые лампы, осветив роскошные интерьеры. Снаружи уличные фонари, горевшие по всей Парк-лейн, освещали такой же богатый фасад дома – мраморные колонны, белый известняк и обширные, безупречно подстриженные газоны. Фонтан перед домом в виде статуи Зевса, изваянной из сиенского мрамора, должно быть, стоил несколько тысяч фунтов. Вода блестела в свете газовых фонарей; фонтан нарочно поместили в таком месте, где он выгодно смотрелся даже ночью.

Как-то раз мальчиком Николас играл в этом фонтане. После того как его поймали за делом, ему запрещали появляться в Лэнсдаун-Хаусе больше года.

Николас устало откинулся на спинку скамьи. Он не спал всю ночь. Желая остаться в полном одиночестве, отправился в отель и снял там комнату, но уснуть так и не смог. Лежал в темноте, смотрел в потолок, пытаясь сообразить, кто может вложить в их дело деньги – однокашники из Итона и Оксфорда, их отцы, их друзья.

Утром Николас взял проспекты, приготовленные для Коньерса, и отправился к тем, кто, по его мнению, открыт для инвестирования, но хотя некоторые и проявили интерес, каждый спрашивал, одобряет ли Лэнсдаун его желание заняться коммерцией. Получив отрицательный ответ, все, как один, отказались участвовать.

К концу дня тошнотворный узел, скрутившийся в животе, дал понять, что Николас сам себя обманывает. Даже если он и найдет человека, готового рискнуть без одобрения герцога, случится то же, что и с Коньерсом. Лэнсдаун может подкупить, запугать или шантажировать.

«Я могу все исправить». Слова старика всплыли в памяти насмешкой, потому что Николас сидел тут и набирался храбрости, чтобы войти и сделать то, чего поклялся не делать больше никогда в жизни. Он пришел просить. Вероятно, это бесполезно, но Николас не может потерять Белинду без боя. Он пришел просить, уговаривать, умолять, если потребуется, чтобы отец принял Белинду, согласился на их брак и вернул ему доступ к деньгам фонда. Без этого у него не будет дохода, чтобы содержать Белинду, а Николас никогда не попросит ее вложиться деньгами в их брак. Это превратит его в того самого охотника за приданым, каких она презирает, а он не может так сильно упасть в ее глазах. Больше никогда. Если маркиз так поступит, то жить после этого не сможет.

И теперь Николас сидел тут, перед домом Лэнсдауна, готовясь сделать то, что должен. Николас попытался сосредоточиться на доводах, какими сможет убедить отца.

Белинда отвечает некоторым из критериев герцога. Она респектабельная дама, принадлежащая к британскому светскому обществу, с безукоризненной репутацией. Англиканка – перешла в эту веру, выйдя замуж за Федерстона. И богатая, с приданым. Отцу не обязательно знать, что Николас намерен не допустить, чтобы хоть пенни из денег Белинды попали в сундуки Лэнсдауна. Самыми главными препятствиями к их браку являются ее происхождение и место рождения. Он просто вообразить не мог, чтобы отец позволил американке стать в будущем герцогиней. Бо́льшая часть британского светского общества приняла ее много лет назад. Собственно, большинству глубоко безразлично, что когда-то Белинда была никем, дочерью амбициозного нувориша из Огайо. Но Николас знал, что отец подобных вещей не забывает и перспектива заполучить в невестки американку шокирует его ненамного меньше, чем если бы она была безродной ирландкой вроде Кэтлин.

Одного этого было недостаточно, чтобы привести Николаса в уныние. Но существовало и еще одно препятствие. Он представления не имеет, согласится ли Белинда выйти за него. Среди тех страстных криков, что маркиз услышал от нее вчера днем в рядах хмеля, не было признания в любви.

И все-таки попытаться стоит. Николас встал, набрал в грудь побольше воздуха и пересек улицу, стараясь как следует подготовиться к самому трудному испытанию в своей жизни.

Уилтон по-прежнему служил дворецким в Лэнсдаун-Хаусе и был настолько невозмутим и безупречен, что мог удовлетворить требования любого герцога, однако при виде Николаса даже на лице у Уилтона отразилось некоторое удивление. Он приподнял одну кустистую седую бровь, рот его открылся и тут же закрылся. Уилтон кашлянул и, наконец, поклонившись, произнес:

– Лорд Трабридж.

– Уилтон. Как поживаете?

– Очень хорошо, милорд, благодарю.

– Рад слышать. Герцог дома?

– Я… я не уверен, милорд.

– Будьте так добры это выяснить. Хочу с ним повидаться.

– Очень хорошо, милорд.

Уилтон поклонился и ушел, оставив Николаса в холле. Ожидая, он оглядывался по сторонам. Ничего не изменилось. И никаких кошмарных картин: бо́льшую их часть перевезли в Хонивуд. Как и Лэнсдаун-Парк в Сассексе, Лэнсдаун-Хаус полностью отвечал вкусам отца, от начала до конца. Отполированный белый мрамор, классические скульптуры, стены и деревянные панели – белое на белом. Холодный дом. Он всегда был холодным домом. Николас содрогнулся.

Позади послышались шаги Уилтона, идущего по ступеням широкой пологой лестницы. Николас обернулся.

– Ну? – спросил он. – Буду я удостоен аудиенции?

Уилтон, как всегда, оставался собой – все той же полной достоинства личностью.

– Следуйте за мной, милорд.

Дворецкий привел Николаса к кабинету Лэнсдауна, еще одной комнате, что не изменилась со времен его детства. Как и в холле внизу, в кабинете все было белым, только черные и книжные шкафы из эбенового дерева, заполненные томами в кожаных переплетах, которые старик ни разу в жизни не открыл, создавали цветовой контраст. Интерьер комнаты дополняли и классические скульптуры. Все вокруг выглядело в точности, как и раньше, словно насильно пыталось вернуть Николаса в детство. Его приглашали в кабинет, только если он попадал в серьезные неприятности. Выбор комнаты, догадался Николас, сделан сознательно, чтобы внушить ему страх, все тот же парализующий страх родом из детства. Но он не боялся. Доведен до отчаяния? Да. Но не боится.

И все-таки лучше не дать Лэнсдауну ощутить его отчаяние, это все равно, что запах мяса для голодного пса. Николас постарался натянуть на себя маску блаженного безразличия и только потом переступил порог кабинета. Это оказалось труднее, чем он думал.

– Маркиз Трабридж, – доложил Уилтон и отступил в сторону, давая Николасу возможность предстать перед герцогом.

Маркиз вошел, снимая шляпу, но когда приблизился к столу, Лэнсдаун не потрудился встать. Странно, однако, ибо на герцога совсем не похоже. Он не позволял себе утратить изысканные манеры, несмотря ни на какие обстоятельства.

– Герцог, – произнес Николас, остановившись у стола и поклонившись, но когда выпрямился, увидел, что отец злобно хмурится, глядя на него.

Еще один сюрприз. Добившись капитуляции Коньерса, старик должен бы самодовольно ухмыляться, а не испепелять его взглядом так, словно готов свернуть ему шею.

– Зачем явился? – требовательно спросил Лэнсдаун, и его рот презрительно искривился. – Поглумиться пришел, верно?

Николас заморгал. Ему вдруг показалось, что он случайно ошибся домом.

– Прошу прощения? – пробормотал он. – Я не совсем уверен, что пони…

– Не играй со мной в игры, мальчишка. Я уже знаю все твои планы и отказываюсь их одобрять. И уже сказал это той американской девице, что заявилась ко мне.

Американской девице? Николас ощутил отголоски надежды, и радости, и недоверия, нараставшие с такой скоростью, что даже голова закружилась. Но долгий опыт общения с отцом заставил его скрыть нахлынувшие чувства.

– Это ты о ком?

– Как будто ты не знаешь.

Разумного ответа на это не существовало, поэтому Николас предпочел промолчать.

Его молчание взбесило Лэнсдауна сильнее, чем любые слова.

– Наглая женщина! Явиться сюда и заявить мне, что вы двое помолвлены и собираетесь пожениться! Не спросив моего разрешения, даже моего благословения этому союзу! О нет. Заявила мне это и сообщила, что я должен примириться с этой новостью, причем вела себя так, будто она королева, оглашающая королевский указ, а я никто ниоткуда. Господи, – он едва не подавился, – мне в голову не приходило, что у леди Федерстон такие отвратительные манеры, даже для американки.

Николас громко захохотал. Он просто не мог сдержаться, потому что не мог подавить охватившие его надежду и радость, они бурлили в нем, как речной поток. «О, Белинда, – думал он. – Моя милая. Любовь моя».

Его хохот разъярил Лэнсдауна еще сильнее. Герцог ударил кулаком по столу.

– Я этого не допущу, слышишь? – взревел он, окончательно потеряв самообладание. Николас еще никогда такого не видел. – Эта женщина никогда не станет герцогиней Лэнсдаун. Никогда!

Николас снова засмеялся.

– Как Белинда тебе уже сказала, мы не спрашиваем твоего разрешения. Мы поженимся, и ты ничего не сможешь с этим поделать.

– Я ее уничтожу. Изваляю ее имя в каждой сточной канаве отсюда до мыса Лендс-Энд в Корнуолле и до деревни Джон О’Гроатс в Шотландии, прежде чем вы успеете подойти к алтарю!

Радостное веселье уступило месту гневу.

– Только попробуй, и, клянусь Богом, я тебя убью. Сделай только шаг в ее сторону, Лэнсдаун, и я схвачу тебя за глотку и задушу!

Герцога можно было назвать по-всякому, но трусом он никогда не был.

– Так вперед! – подначил Лэнсдаун Николаса. – Давай.

Николас не шелохнулся, и тогда герцог захохотал.

– Ну что, – спросил отец, самодовольно усмехнувшись, – это поставило тебя на место, мой мальчик?

Несмотря на искушение, отцеубийство не входило в его планы. Николас сглотнул, пытаясь подавить бешенство. Он быстро соображал.

– Полагаю, ты уже сообщил Белинде, что намерен очернить ее репутацию, если она все-таки выйдет за меня?

– Да.

– И? – Он что-то уловил – раздражение или беспокойство, но губы Лэнсдауна дрогнули. – И, – повторил Николас, – когда ты сообщил ей о своих намерениях, что она ответила?

– Взывать к ее здравому смыслу так же бесполезно, как к твоему.

Радость и облегчение мгновенно вернулись. Николас усмехнулся.

– Сказала тебе идти к дьяволу, верно? Боже, я обожаю эту женщину!

– Ты не получишь ни пенни из твоего фонда, если женишься на ней! Вообще никогда ничего от меня не получишь. Ничего!

– А я у тебя ничего и не прошу, отец.

Лэнсдауну ни к чему знать, что пришел он именно с просьбой. Николас еще не понимал, как сможет содержать их обоих, но может быть, у Белинды есть план. Он очень на это надеялся, потому что все мосты были сожжены.

– Я знаю, что ты хочешь держать в своей власти всех, отец. Желаешь, чтобы все зависели от твоего милосердия, но это невозможно. Мы с Белиндой поженимся, нравится тебе это или нет, так что если ты не хочешь погубить репутацию будущей герцогини Лэнсдаун впустую, предлагаю тебе принять сложившееся положение с достоинством. Последний ход в этой игре сделан, и ты проиграл. Шах и мат, отец.

С этими словами Николас повернулся и вышел из кабинета, оставив старика брызгать слюной в бессильной ярости.

– Отличная работа, Белинда, – пробормотал Николас себе под нос, выходя за дверь. – Отличная работа.

Уехав из «Лилифилда», Белинда первым делом направилась к своим поверенным на Мэрилебон-роуд. Там попросила, чтобы для нее немедленно составили несколько документов, а после этого отправилась в Лэнсдаун-Хаус на Парк-лейн. Встреча с герцогом прошла в точности так, как она и предполагала. Затем Белинда вернулась к поверенным, забрала документы и поехала на Саут-Одли-стрит, но, к ее великому смятению, Николаса там все еще не было и никто его не видел.

К тому времени как Белинда вернулась домой, она уже по-настоящему тревожилась, и ей пришлось отправить своего лакея, Сэмюэля, на поиски Николаса.

– Прежде всего сходи в клуб «Уайтс», – распорядилась она. – Если его там не будет, сходи в остальные клубы и справься там, не видел ли его кто-нибудь. Если и там не отыщешь, возвращайся на Саут-Одли-стрит, может быть, они уже получат от него известие. А когда найдешь, скажи, чтобы немедленно шел ко мне. Мне необходимо с ним повидаться как можно скорее.

Белинда хотела рассказать Николасу, что успела сделать, прежде чем он решится на какой-нибудь отчаянный поступок, например пойдет к ростовщику. Она не стала бы его за это винить, потому что Лэнсдаун – ужасный, порочный человек, способный на все что угодно. Встреча с герцогом рассказала ей об этом человеке все, что требовалось знать, и Белинда искренне надеялась, что больше ей никогда не придется с ним сталкиваться.

К счастью, леди Федерстон тогда злилась настолько, что не испытывала ни робости, ни трепета перед Лэнсдауном. Даже то, что он заставил ее дожидаться целых двадцать минут, прежде чем согласился принять, ничуть не охладило ее ярость. После разговоров с Николасом она знала, чего следует ожидать, и все прошло именно так, как предполагалось.

Белинда расхохоталась над его попыткой подкупить ее и сообщила, что денег у нее хватает. К угрозе погубить ее репутацию отнеслась с насмешкой и назвала ее нелепой, и вовсе не потому, что не поверила в его способность поступить так. Вероятно, герцог попытался бы, и у него это могло получиться, но Лэнсдаун так и не понял главного. Ей было безразлично.

В конце концов герцог пришел в бешенство, приказал ей немедленно покинуть дом и больше никогда не омрачать его своим появлением, и Белинда с радостью удалилась. Все, что было задумано, получилось, осталось только найти Николаса.

Теперь Белинда металась по гостиной, отказавшись от обеда. Когда пробило девять, а о Николасе все еще не было никаких известий, она налила себе бренди и осушила бокал в два глотка.

Белинда уже собралась отправиться в Мейфэр и искать его там лично, как вдруг в дверь позвонили. Она кинулась к лестнице, посмотрела вниз, в холл, и от облегчения у нее подкосились колени – рядом с Джервисом стоял Николас.

Белинда метнулась обратно в гостиную, чтобы он не успел посмотреть вверх и увидеть ее, вытащила документы от поверенного, разложила их на чайном столике, пригладила волосы и села, затаившись в ожидании. На лестнице послышались шаги слуги и маркиза.

Белинда знала, что собирается сказать, она уже подготовила небольшую речь, но стоило Николасу войти в гостиную, забыла все слова. Белинда была настолько счастлива его увидеть и почувствовала такое облегчение, что всхлипнула, кинулась к нему и упала в его объятия.

– Милая моя, – бормотал Николас, целуя ее волосы, и в голосе его звучала такая страсть, что у Белинды запело сердце. – Моя прекрасная, моя милая.

– Я так за тебя волновалась, когда услышала, что случилось.

– Да, я знаю. – Он чуть отодвинулся, сжав руки Белинды. – Но что ты натворила? – требовательно спросил маркиз и тут же засмеялся. – Пошла к Лэнсдауну? Даже не знаю, то ли расцеловать тебя за это, то ли встряхнуть хорошенько.

Белинда изумленно посмотрела на него.

– Ты знаешь?

Николас кивнул и взял ее лицо в свои ладони.

– Ты с ума сошла? Зачем ты это сделала? – Он целовал ее губы, щеки, лоб, нос. – Зачем?

Белинда ничего не ответила.

– Я поступила с тобой несправедливо, – сказала она. – Той ночью в лабиринте, когда набросилась на тебя из-за отца, я просто понятия не имела, какой он на самом деле.

– А после встречи с ним, после того как он попытался тебя подкупить и угрожал твоей репутации: что ты думаешь о нем теперь?

– Откуда ты знаешь, что там произошло? Собственно, откуда ты вообще знаешь, что я к нему ходила?

– Потому что я только что оттуда.

– Что? Ты ходил к Лэнсдауну? Зачем?

Николас улыбнулся уголками рта, поглаживая ее щеку большим пальцем.

– Неужели не можешь догадаться?

Белинда помотала головой.

– Не могу, потому что после встречи с ним полностью понимаю, почему ты восемь лет провел в Париже и делал все возможное, лишь бы злить и раздражать его.

Николас засмеялся.

– Моя преданная милая!

– Какой отвратительный человек! Я даже вообразить не могла. Честное слово, будь это мой отец, я бы его, наверное, застрелила.

– Мысль задушить его приходила мне в голову, – уныло признался Николас. – Когда он сказал, что намерен уничтожить тебя, если мы поженимся, я едва не вцепился ему в глотку.

– Но зачем ты вообще туда ходил?

– Попросить о помощи.

– Что?! – Белинда в ужасе взглянула на него. – О, Николас, нет. Ты этого не сделал!

– Я пошел туда именно с таким намерением, но до этого не дошло. Стоило мне перешагнуть порог, он устроил мне скандал из-за тебя. Так я узнал, что ты приходила туда, швырнула ему его взятку прямо в лицо и велела убираться к дьяволу. – Он поцеловал Белинду. – И теперь я знаю, что люблю тебя даже сильнее, чем раньше. Хотя даже мечтать не смел, что такое возможно. Он потребовал, чтобы я тебя бросил. Разумеется, я отказался. Кстати, насколько я понимаю, я теперь обручен?

– Ну… – Белинда кашлянула. – Ты нанял меня, чтобы я нашла тебе жену, я и нашла. Думаю, это идеальная жена для тебя.

– В самом деле? – Николас улыбнулся и пригладил ей волосы. – Расскажи мне о ней.

– Ну, начнем с того, что она богата.

– Да, кажется, я кое-что об этом слышал.

– Слышал? – Белинда в замешательстве посмотрела на него и почувствовала некоторое разочарование из-за того, что сюрприз не удался. – Но… но кто рассказал тебе о моих… ее деньгах?

– Герцогиня. На загородном приеме, тем утром, когда я уехал в Лондон. Но это не имеет значения, потому что мне не нужны деньги жены.

Белинда посмотрела на его полное нежности лицо, взглянула в теплые карие глаза, и ее сердце сжалось от счастья. Она испытывала такое счастье, что не могла ни улыбнуться, ни говорить. Однако последнее сделать придется.

– Д… да, хорошо, – выдавила Белинда через несколько секунд. – Но это несущественно. Она настаивает на приданом.

Николас открыл рот, собираясь возразить, но Белинда помешала ему, продолжая дальше:

– Все денежные вопросы мы можем обговорить чуть позже, а пока ты должен узнать о ней кое-что еще. Ты будешь доволен, узнав, что она американка, кажется, ты их предпочитаешь?

– Да. – Николас ее поцеловал. – Вне всякого сомнения.

– Однако она еще и англиканка, а я знаю, что этого ты не хотел.

Его губы коснулись ее рта.

– Полагаю, в этом вопросе я готов на компромисс.

– Она… – Белинда с трудом сглотнула. – Она немного застенчива.

– Мне это нравится. Это значит, что она не будет болтать без умолку или внезапно декламировать стихи в общественных местах.

Белинда засмеялась, не отрываясь от его губ.

– Она никогда ничего подобного не сделает. И ее совершенно не волнует размер стихов, и ей все равно, напишешь ли ты когда-нибудь безукоризненное лирическое сочинение. А еще она всегда на стороне лисицы – пусть та успеет улизнуть!

Николас улыбнулся, отвел с ее лица выбившуюся прядь волос и заправил за ухо.

– Что-нибудь еще?

– Ну… я знаю, что… что… – Белинда замолчала, чувствуя, как начинают пылать щеки. Нет, это нужно сказать обязательно. – Знаю, что когда ты на нее смотришь, тебе хочется привлечь ее в свои объятия, зацеловать до беспамятства и сорвать с нее одежду.

– Верно. – Николас сжал ее крепче, положил руку на затылок, наклонил голову и поцеловал – долго, страстно. От поцелуя у обоих перехватило дыхание. – Думаю, ты права, – произнес Николас. – Кажется, она подходит мне идеально. Но прежде чем принять окончательное решение, я должен узнать еще кое-что.

– Что именно?

Он взял ее лицо в свои ладони, погладил кончиками пальцев щеки.

– Уважает ли она меня? Знает ли, что может мне доверять?

– Да. Ты продемонстрировал ей все достоинства своего характера. Она доверяет тебе.

– Откуда я могу это знать? Как могу быть уверен?

– Полагаю, брачный договор скажет тебе все, что ты должен знать. – Белинда взяла со столика стопку бумаг. – Я попросила своих поверенных составить его сегодня днем.

– Очень мудрый поступок, – серьезно произнес Николас, взяв бумаги. – Но как это поможет мне понять, что она мне доверяет?

– Ты все поймешь, прочитав.

Николас просмотрел бумаги, но едва дочитал до середины, как понял, что она имеет в виду. Ошеломленный, он поднял глаза.

– Это отдает мне все твои… э-э-э… ее деньги. Все, безо всяких условий.

– Да. Ее имущество оценивается в семьсот сорок две тысячи фунтов – плюс-минус фунт.

Сердце Белинды сжалось. Она так сильно его любила и так хотела дать ему эти деньги, и так боялась, что Николас откажется!

– Я уже говорил тебе, я их не возьму, – сказал он, подтверждая ее опасения.

– Она не выйдет за тебя, если ты не согласишься. Она хочет, чтобы ты их получил, поэтому у тебя нет выбора. Ну то есть, конечно, если… если ты хочешь на ней жениться. – Белинда скрестила пальцы на удачу. Она боялась так, как никогда в жизни. – Ты хочешь? – прошептала Белинда.

– Еще не знаю. – Николас бросил брачный договор на пол и нежно взял ее за руки, чуть отодвинувшись. – Есть еще один момент, который я должен прояснить.

– Какой?

– Любит ли она меня? – Он опустился на колени, глядя на нее точно так же, как в тот счастливый вечер два дня назад. – Потому что я ее люблю. Люблю больше жизни.

– Да, – ответила Белинда, задыхаясь. – Она тебя любит.

– Думаю, она должна сама мне это сказать. Просто обязана.

– Я люблю тебя. – Леди Федерстон тоже опустилась на колени и обвила его шею руками, покрывая поцелуями лицо Николаса. – Я люблю тебя, люблю, люблю.

Когда Белинда замолчала, маркиз поцеловал ее страстным, долгим поцелуем, но она хотела не этого. Она желала услышать ответ.

– Черт побери, Николас, – высвободившись, воскликнула Белинда. – Ты женишься на мне или нет?

– Думаю… – Он замолчал и, к великому потрясению Белинды, поднял с пола брачный контракт и разорвал его пополам. – Да, Белинда, женюсь.

– Наконец-то! Тебе потребовалось слишком много времени, чтобы решиться. И между прочим, мои поверенные проделали огромную работу сегодня днем, составляя этот документ, – добавила она, кивнув на разорванные листки в его руках. – Теперь им придется составлять новый. И хотя я высоко ценю твой жест, а я ценю его очень высоко, мы должны быть практичными. Если ты не возьмешь мое приданое, на что мы будем жить?

– У меня есть идея. – Николас подбросил брачный договор в воздух и обнял ее, притянув к себе. Разорванные листки бумаги плавно опускались на пол. – Как насчет того, чтобы вложить деньги в пивоварню?

Белинда засмеялась.

– Я слышала, это вполне разумное вложение.

– Очень разумное. – Он поцеловал ее. – Когда устроим свадьбу?

Она ответила на поцелуй.

– На следующей неделе?

– На следующей неделе? – Николас с серьезным выражением покачал головой. – Нет-нет, так не пойдет. В таких вещах спешки быть не должно. – Он задорно усмехнулся. – Чтобы все было, как полагается, нам требуется долгая помолвка.

Белинда застонала и крепче обняла его за шею.

– Никаких долгих помолвок, – твердо заявила она.

– Но Белинда, ритуалы ухаживания крайне важны!

– Для нас существует только одна важная вещь. – Она поднялась, увлекая его за собой. – Отнеси меня наверх, Трабридж, зацелуй до беспамятства, сорви с меня одежду и займись со мной страстной любовью, или никакой свадьбы не будет.

– О, прекрасно, если ты настаиваешь на том, чтобы наброситься на меня в такой бесстыдной манере, я, пожалуй, вынужден капитулировать. – Николас взял ее на руки. – Но у меня все-таки есть еще один вопрос, – сказал он, направляясь к двери.

– Какой на этот раз?

– Разве подобает маркизу жениться на своем брачном посреднике?

– Кому какое дело? – ответила Белинда и поцеловала его.