Спустя несколько часов у Аннабел появилось еще больше причин жалеть Эдит. Когда дамы уехали и все отправились спать, она также пошла в спальню. Но сон к ней не шел, и она, спросив у слуги, где находится библиотека, отправилась туда на поиски книги. И обнаружила в библиотеке того, кого совсем не ожидала увидеть.

— Здравствуйте, — произнесла она, с удивлением глядя на Кристиана, сидевшего за карточным столом в дальнем конце комнаты. — Я думала, вы в своем клубе…

Он взглянул на нее и со вздохом ответил:

— Я испытываю собственное терпение. Во многих смыслах.

— О чем вы говорите? — Девушка подошла поближе и заметила карты, лежавшие перед герцогом. — О, так вот как вы это называете? Терпением?

Он положил красную даму на черного короля.

— Полагаю, вы, американцы, называете это солитером.

— Да, верно. — Она опустилась в кресло напротив и пояснила: — Мы называем это так, потому что игрок один и играет он сам с собой. Обычно этим занимаются, когда не хотят делать что-то еще — например, работу, за которую человеку платят.

Кристиан поднял на нее глаза:

— Аннабел, проявите немного сострадания. Когда имеешь дело с громовым голосом леди Элспет и с восторженными взглядами ее дочери, поневоле приходится прятаться. Прошу вас, скажите, они наконец ушли? Теперь я могу выйти?

Аннабел заставила себя нахмуриться:

— С вашей стороны это не очень красиво… Ведь леди Эдит влюблена в вас по уши.

Герцог скорчил гримасу.

— Если вы имеете в виду ее романтические чувства, то да, я отлично осведомлен о них. Что же до ваших обвинений в том, что это некрасиво, то я должен оправдаться. Оставаясь здесь, наверху, я не даю девушке ложных надежд. И можно надеяться, что ее влюбленность, как вы это назвали, пройдет быстрее, если я буду находиться вне поля ее зрения.

— И что, получается? — спросила Аннабел.

— Очевидно, не очень-то, — признал герцог.

Аннабел невольно усмехнулась:

— А давно она увлечена вами?

— С тех пор как ей исполнилось двенадцать. Земли ее отца находятся недалеко от нашего поместья, Скарборо-Парка, — это в северном Йоркшире. Так что она знает меня всю свою жизнь. А лет шесть назад девочка вбила себе в голову, что ее любовь поможет мне залечить мои раны. Она решила, что я стал таким необузданным и безответственным только потому, что моя жена умерла. И якобы с новой женой я стану лучше. Я надеялся, что она оставит эти фантазии, когда станет носить длинные юбки, но, к несчастью, стало еще хуже…

Аннабел вдруг почувствовала, что ее сердце болезненно сжалось.

— Ну, это ведь так объяснимо, разве нет? — спросила она. — Ведь леди Эдит — всего лишь юная девушка.

Герцог внезапно отложил карты и, потянувшись через стол, приподнял пальцами подбородок девушки.

— Поверьте, Аннабел, я ни разу не давал леди Эдит ни единого повода надеяться на взаимность.

Он убрал руку, но продолжал смотреть в ее глаза. И ей вдруг захотелось сказать, что ему не нужно делать ровным счетом ничего, чтобы у девушки появилась надежда или чтобы ее покинул здравый смысл, — достаточно лишь смотреть ей в глаза и улыбаться. Но она решила, что говорить этого не стоит.

— Поэтому, — сказал герцог, снова взяв карты, — когда леди Эдит приходит на ужин, я тотчас же поднимаюсь наверх, в библиотеку, или ухожу в клуб.

— Но это ее первый сезон, и она должна наслаждаться им, а не мечтать о вас. Если бы вы уделили ей немного внимания, совсем немного, тогда другие мужчины заметили бы это, и она поднялась бы в их глазах, потому что вы — герцог. И она бы поняла, что вы — не единственный на свете мужчина. Между прочим, сегодня за ужином ваша сестра говорила, что вы, став герцогом, сделались образцом респектабельности и ответственности. Так что довольно скоро вы можете обнаружить, что потеряли свою роковую привлекательность и что леди Эдит охладела к вам.

Он весело рассмеялся.

— Это лучший аргумент в пользу респектабельности, который я когда-либо слышал. К несчастью, я обречен быть герцогом. — Его улыбка угасла. — Хотел бы я, чтобы было иначе…

— Почему вы не желаете быть герцогом? Вы так любили своего брата?

— Эндрю? — Кристиан презрительно фыркнул. — Мой брат был настоящим ублюдком.

— Очень уж вы любите осуждать людей… Вам не нравится Бернард. Не нравился ваш брат. Не нравится Эдит. Есть ли хоть кто-нибудь, кто вам по душе?

Он скользнул по девушке взглядом из-под черных ресниц.

— Мне нравитесь вы, Аннабел.

Она скрестила руки на груди, пытаясь продемонстрировать, что ничуть не впечатлена. Хотя один лишь его взгляд заставлял ее сердце трепетать.

— Я не могу сказать, что мне не нравится Эдит. — К счастью, внимание герцога снова обратилось к картам. — Она очень мила, но, как вы сказали, она всего лишь юная девушка, слишком юная для меня. И это правда, что я не слишком уважал моего брата. Не уважаю и Рамсфорда. Но их обоих я не люблю по одной и той же причине.

— По какой же?

Вновь оставив игру, Кристиан откинулся на спинку кресла.

— Они оба — снобы, считающие себя лучше других.

— Но они и впрямь лучше других.

— Нет! Ты стоишь дюжины таких, как они, Аннабел, и мне плевать, что ты родилась в лачуге! Поверь мне, сестры Бернарда могли бы брать у тебя уроки характера и доброты!

Девушка уставилась на герцога, совершенно сбитая с толку его яростной речью. И она не знала, что на это сказать.

— Спасибо, — пробормотала она наконец. — Я очень ценю ваши слова, но вы не дали мне закончить. Так вот, Бернард, ваш брат да и вы… Все вы лучше других в глазах общества, и только это имеет значение в нашем мире. В тот день, когда объявление о моей помолвке появилось в газетах, мне нанесли визиты семь нью-йоркских леди, чтобы меня поздравить, хотя прежде ни одна из них не разговаривала со мной. А к концу недели я получила приглашения на такие приемы, о которых даже не мечтала. Знаю, что это звучит легкомысленно, но… — Девушка закусила губу. — Быть вне круга — это настоящий ад. Ужасно больно. Вы можете сказать, что для вас мнение людей не имеет значения, но вам так только кажется. Ведь если вы не сможете завоевать уважение общества, то это отражается и на вашей семье, и на ваших детях.

— А если бы вы не разбогатели? Тогда вас бы совершенно не заботило, что думают про вас люди. Это просто не имело бы значения.

— В Нью-Йорке — да, — кивнула Аннабел. — Но даже в Гузнек-Бенде существовала своя иерархия. Хардинги были на ее вершине, а моя семья — на дне, и тогда мне также было очень больно. Вы можете сказать, что это неправильно, Кристиан, но вы не знаете, что я чувствовала. И никогда не будете знать.

— Так, значит, с появлением денег в вашей жизни не изменилось ничего, кроме места жительства?

— Я бы не сказала, что совсем ничего. — Она улыбнулась, вытягиваясь в кресле. — Иметь деньги очень приятно, поверьте мне. Но они не обеспечивают счастья. Когда мы узнали, что папа умер на Клондайке, нам показалось, что ничего не изменилось. Мы не видели его уже много лет, и мама развелась с ним давным-давно, а затем вновь вышла замуж. Но потом мы получили телеграмму от какого-то адвоката из Сиэтла, и обнаружилось, что отец владел золотыми копями и что он успел сделать целое состояние, которое полностью оставил мне. Дядя Артур поспешил все выяснить, и тогда мы узнали, что стали ужасно богатыми.

Девушка скорчила гримасу.

— Сначала мы подумали, что все наши беды позади. Ведь у нас появилось все, о чем мы только могли мечтать, — много еды, хорошая одежда, красивые дома, безопасность… Через год мы жили в Джексоне, через два года — в Нью-Йорке. Но с таким же успехом мы могли бы остаться в Гузнек-Бенде. Джордж и Артур занялись делами на Уолл-стрит и пили в Дубовом зале, пытаясь заслужить всеобщее уважение — то есть и у нуворишей, и у старой гвардии. Мужчины обращались с ними как с равными, но чтобы женщины делали то же самое в отношении меня, Дайны и мамы… Ни за что на свете!

— Да, полагаю, это естественно. Ведь именно женщины определяют, кто будет входить в их круг, и то, как они принимают решения, часто необъяснимо. Даже здесь титул не всегда гарантирует высокое социальное положение.

— Но он весьма помогает. — Аннабел рассмеялась. — А вот мы… Что бы мы ни делали, нам не удавалось стать частью респектабельного общества.

— Почему вы сразу не поехали за границу, например, во Францию или в Италию? Там все гораздо проще.

— Мы собирались, но… Я рассказывала вам о моем дебюте в Джексоне, помните?

— Да.

— Так вот, я не хотела, чтобы подобное случилось с Дайной. И с моими дочерьми, если они у меня когда-нибудь будут. Я знала, что есть лишь один способ предотвратить это — выйти замуж за мужчину с титулом. Я получила письмо от моей подруги Дженни Картер, прошлой весной уехавшей в Париж, и она писала, что обручилась с французским маркизом, так что теперь перед ней якобы открылся весь мир. Дженни приглашала нас в гости после того, как выйдет замуж, поэтому я начала брать уроки французского и строить планы поездки осенью. Но потом я познакомилась с Бернардом, и вскоре мы обручились. А если бы я не встретила его, то уехала бы в Париж и тоже нашла бы себе маркиза.

— Но маркиз во Франции значит даже меньше, чем в Англии. В каждой деревне есть свой собственный.

— Кристиан, почему вы так ненавидите… все это?

Он тотчас же ответил вопросом на вопрос:

— А почему вы так любите все это?

Аннабел пожала плечами, машинально перебирая колоду карт.

— Я сказала вам почему.

— Да, верно. И я должен сказать, что могу вас понять. Но, Аннабел, разве вы не понимаете, что все это совершенно ничего не стоит? Все это глупости и…

— Очень многие с вами не согласились бы, — перебила девушка.

— И были бы не правы. Когда-то земли и титулы давали за подвиги или служение королю, но те дни давно миновали. Теперь аристократия вынуждена влачить жалкое существование. Я стал герцогом не потому, что совершил какое-то славное деяние. Мой брат умер, вот и все. И видит Бог, что Эндрю тоже ничего не сделал для того, чтобы носить этот титул. Он просто унаследовал его, как и наш отец, а до того — дед. Никто из нас не заслужил титула.

— А может, пришла пора нарушить эту семейную традицию?

— Придется. У меня просто нет выбора. Эндрю потратил все, что у нас было, и оставил дела в полном беспорядке. Поместья себя не окупают. — Герцог тяжело вздохнул. — Аристократия умирает, Аннабел. И перемены совершенно необходимы.

— Вам легко говорить… Ведь то, что вы получили по рождению, никто не может у вас отнять.

Кристиан в задумчивости посмотрел на девушку.

— Моя жена была такой же, как вы. О нет, не по характеру. Эви была крайне робкой. И тихой. Но у нее, как и у вас, имелись деньги, однако не было родословной. И она уже отчаялась быть принятой в обществе — как и вы с вашими близкими.

— Поэтому она и вышла за вас?

— Да, отчасти. — Герцог снова вздохнул и, откинувшись на спинку кресла, уставился в потолок. — Она влюбилась в меня до безумия, но все же это было лишь увлечение. То есть она влюбилась в того, кем я должен был стать для нее. — Он выпрямился и пристально взглянул на девушку. — Бедняжка влюбилась в мой образ, в который я заставил ее поверить.

Аннабел все поняла, и ее сердце наполнилось жалостью к жене герцога. Уж она-то знала, что девушка может поверить во что угодно, если хочется верить. Об этом она и сказала:

— Вы очаровали ее, заставили влюбиться в вас.

Кристиан помолчал несколько секунд, потом ответил.

— Да, наверное.

— Вы ей лгали? Сказали, что любите ее, хотя это было неправдой?

— Нет-нет! Она об этом не спрашивала. Я думаю… — Он снова помолчал. — Думаю, она боялась услышать ответ.

— Она вам нравилась?

— Да, конечно, но я… — Он провел ладонью по волосам. — Боже, это звучит просто чудовищно, но я испытывал к ней жалость. Она была так не похожа на вас, Аннабел. Была совершенно беззащитной…

— Мама говорила, что все время, пока носила меня, я брыкалась, пытаясь выбраться наружу. Я боролась даже тогда.

— Я хотел бы, чтобы Эви была похожа на вас. Тогда все могло бы сложиться иначе. Видите ли, моя жена… Она утонула.

Аннабел судорожно сглотнула.

— Я знаю…

Но вы, возможно, не знаете того, что она сама вошла в пруд Скарборо, не умея плавать. На ней была одежда, и она входила в воду, пока не скрылась в ней полностью. Местный фермер видел Эви, но не успел спасти ее.

Девушка в ужасе ахнула.

— Вы хотите сказать, что она покончила с собой?

— Да. А я в то время был во Франции.

Аннабел прижала ладонь ко рту, не сводя глаз с герцога. А тот смотрел на нее так, словно ожидал неизбежного вопроса.

Ей пришлось задать этот вопрос:

— Почему?

— Не знаю. — Он отвел взгляд. Помолчав, сказал: — Она была беременна, но потеряла ребенка. Сильвия вызвала меня, и я все же приехал, но к тому моменту Эви уже была мертва.

— Вы вините себя. — Это был не вопрос, а утверждение.

Кристиан со вздохом кивнул:

— Да. Ведь меня не было с ней. Я уехал, чтобы играть. Играть на ее деньги.

Аннабел ужаснули не столько эти слова, сколько та горечь, с которой они были сказаны.

— Мне едва исполнился двадцать один год, когда я женился. Благодаря же брачному контракту у меня появился большой доход, так что я почти всегда отсутствовал — тратил деньги. Мы с Эви часто ссорились, и я на нее кричал, а потом уходил. Такова история нашей жизни. Я был очень молод и чертовски глуп, потому и уехал с друзьями на юг Франции. Отсутствовал месяц… и вдруг получил телеграмму от Сильвии. Я даже не знал, что жена беременна, когда уезжал. Если бы она сказала мне об этом или написала, я бы… — В очередной раз вздохнув, герцог пробормотал: — Какое теперь это имеет значение?

Аннабел несколько мгновений молчала. Но все же не смогла удержаться от дальнейших расспросов.

— Поэтому вы и не хотите снова жениться? Потому что ваш брак оказался таким ужасным и ваша жена умерла?

— Нет! — Его лицо словно окаменело. — Потому что нет возможности исправить происшедшее.

Девушка хотела еще что-то спросить, но он снова заговорил:

— Вы играете в карты, Аннабел?

Она в растерянности заморгала:

— Прошу прощения, вы…

— Я спросил: играете ли вы в карты? — Герцог взял колоду и принялся тасовать. При этом отчаяние исчезло из его глаз, и на лице снова появилось чуть насмешливое выражение. — Так как же? Играете?

— Да, разумеется. Моего отца не зря называли Блэкджек Уитон. Он научил меня играть в карты, когда я была совсем маленькой, а мама была в ярости, когда об этом узнала. Она никогда не играла. Может быть, потому, что устала смотреть, как отец проигрывал все наши деньги.

— А что же вы? — Герцог выложил колоду на стол. — Вы больше похожи на отца или на мать?

— Зачем вам это знать? — Аннабел опустила голову, улыбнувшись. — Вы пытаетесь сыграть со мной, потому что не смогли пойти сегодня в клуб?

— На вас гораздо приятнее смотреть, чем на моих обычных партнеров по игре. Кроме того, мне нравится делать ставки, а у вас есть деньги, которые вы могли бы проиграть.

Девушка посмотрела на герцога с неприязнью.

— Как самоуверенно с вашей стороны заявлять, что я проиграю! Думаю, это вы проиграете, — добавила она, фыркнув. — А вы уж точно не можете себе этого позволить.

— Есть только один способ узнать правду. — Он снова стал тасовать колоду, но теперь — оттягивая края карт в стороны и образуя из них арку между двумя ладонями, так же, как делал ее отец. Это были движения человека, часто и много игравшего. И он даже не смотрел на свои руки — смотрел на девушку, едва заметно улыбаясь.

И Аннабел вдруг почувствовала, как по телу ее волна за волной разливается исходившее от него тепло. То же она почувствовала в тот день, когда они впервые встретились. Да и в последующие дни она ощущала то же самое.

— Касательно же того, что я могу себе позволить… — Его взгляд опустился к вырезу ее платья. — Можно ставить не только деньги.

Было ясно: он флиртовал с ней лишь для того, чтобы отвлечься от предыдущей темы — от разговора о его жене. Но, даже зная об этом, Аннабел ничего не могла поделать — казалось, ее телу не было никакого дела до того, что Кристиан был плохим мужем.

— Я предпочитаю деньги, — ответила девушка, отводя взгляд.

Герцог рассмеялся, хотя она вроде бы ничего смешного не сказала. И Аннабел вдруг почувствовала, что краснеет.

— Обычно я тоже предпочитаю деньги. Но ради вас, Аннабел, я готов сделать исключение.

В отчаянии она потянулась через стол и выхватила у него колоду.

— Покер или блэкджек?

— Покер, если вы будете сдавать. Знаете, а мне нравится, когда вы краснеете.

Аннабел поняла, что сохранять хладнокровие довольно сложно, когда краснеешь. К тому же она еще и чувствовала жар, охвативший все ее тело — от макушки до кончиков пальцев на ногах. И хуже всего, что герцог знал об этом. Да-да, конечно, знал! Черт возьми, он только что признался, что женился из-за денег, и вот уже она ведет себя почти также, как леди Эдит. О Боже, она будет самой большой дурой в Миссисипи, если все так и оставит.

— Какие ставки? — спросила Аннабел, положив карты перед собой.

— Зачем усложнять, не правда ли? Выигрывает тот, чьи карты сильнее. Если вы выиграете, я буду танцевать с леди Эдит на Майском балу. Это обеспечит ей успех на весь сезон. Похоже, помощь дебютанткам, — добавил герцог, понизив голос, — станет моим основным времяпрепровождением в последующие недели.

Аннабел чувствовала, что тает, что с каждым его словом приближается к пропасти.

— А если я проиграю? — прошептала она.

— О, если вы проиграете… — Он взглянул на ее губы, и еще одна теплая волна накрыла ее с головой. — Если вы проиграете, — он снова взглянул ей в глаза, — то согласитесь научить меня всему, что знаете об Уолл-стрит.

Ее охватило разочарование, хотя она прекрасно знала: глупо было бы ожидать, что он скажет про поцелуй. И еще глупее было желать, чтобы он поцеловал ее.

Стараясь скрыть свое разочарование, она спросила:

— Почему вы хотите знать все об Уолл-стрит?

— Я достаточно выигрывал, чтобы зарабатывать себе на жизнь, но теперь, став герцогом, не могу продолжать. Придется найти другой способ содержать Скарборо-Парк. Единственное, что приходит мне в голову, — это инвестиции и фонды. Для этого, разумеется, требуется капитал, но…

— Поэтому вы и приняли предложение дяди Артура? Чтобы заработать денег на инвестиции?

— Да. Однако этот план не сработал. Хотя я и смогу заработать немного, являясь вашим опекуном, этого все же недостаточно. Скарборо-Парк требует втрое больше, чем вы мне платите. Кроме того, этот доход я буду получать только в течение следующих пяти лет — в случае, если до тех пор вы не выйдете замуж.

— Где же вы собираетесь взять необходимый капитал?

— Остальные мои поместья заложены, и я буду вынужден их продать, чтобы выплатить долги. Надеюсь, что кое-что все же останется. Я также собираюсь продать все стоящее — драгоценности, картины, мебель…

— О нет! — воскликнула Аннабел. — Ведь эти вещи, должно быть, принадлежали вашей семье сотни лет. Будет просто позором продавать их!

— Но это — единственное, что я могу сделать. Правда, я ничего не знаю о деньгах — то есть о том, как их лучше инвестировать. А вы знаете. Ваш дядя рассказывал мне, что вы стали весьма сведущей в коммерции женщиной, и я хочу, чтобы вы посоветовали, куда лучше вложить капитал.

— Почему бы вам не поговорить об этом с дядей Артуром? Он разбирается во всем гораздо лучше, чем я. Почему вы обращаетесь именно ко мне?

Губы герцога расплылись в улыбке.

— Ваш дядя сейчас не в том настроении, чтобы помогать мне. Кроме того, вы куда привлекательнее его. — Улыбка Кристиана стала шире. — Я говорил вам еще в первый день нашего знакомства, что мне нравятся хорошенькие женщины.

«Не будь дурой, Аннабел», — сказала она себе. И, усмехнувшись, ответила:

— Это меня не удивляет, милорд. Покер, вы сказали?

Прежде чем герцог успел ответить, она сдала карты «рубашкой» вниз. А затем увидела, что у нее туз, а у него — пара двоек.

— Вот, посмотрите, — пробормотал он. — Я выиграл.

Аннабел коротко кивнула:

— Да, вижу.

— Значит, завтра вечером? — предложил Кристиан. — На этом же месте, в это же время?

— Наедине? После того как все лягут спать? Это так необходимо?

— Может быть, и нет. — Он усмехнулся. — Но так намного интереснее.

Она почувствовала какое-то странное ликование — такое же, как в тот момент, когда Билли Джон предложил ей встретиться у Гуз-Крика.

— Кроме того, — тут же добавил герцог, — вам, наверное, хочется узнать побольше о правилах английского брака. А это не та тема, которую мы можем обсуждать в присутствии ваших близких. Это было бы… чертовски неподобающе.

Аннабел облизнула пересохшие губы. Вся эта сумасшедшая затея была неподобающей. Она прекрасно знала, о чем думал герцог, потому что сама думала о том же. И британский брак не имел с этим ничего общего.

— Хорошо, завтра вечером. — Девушка положила на стол колоду и едва ли не бегом направилась к двери. Она пыталась убедить себя в том, что делает это исключительно из-за того, что проиграла, однако знала, что встретится с герцогом только потому, что чертовски хочет этого.