Картина первая

1941 год. Июль. Вторая половина дня. За околицей села на косогоре сидит Женя. Появляется Александра.

Александра: Женя! Вот куда… забралась. Обыскались тебя! И на озеро, и на речку… Фу. (Села рядом.) Ревёшь что ли? Ох! А Витька-то где? Слышь? Где Витька?

Женя: Под кустом. Спит. Вон.

Александра: А чё ж ты его бросила там? Змеюка какая покусает…

Женя: Оборонку ему сделала.

Александра: Какую оборонку?

Женя (улыбнувшись). Пометила вокруг него.

Александра: Как это?

Женя: Ну, как… Как звери помечают. Пописала вокруг куста. Хоть мышь, хоть змея… Почуют и уйдут.

Александра: Ойё-ё-о-о! (Смеётся.) Ой-ё-ё! Тебя кто так надоумил делать-то?

Женя: Дядь Ваня твой. Он всегда так делает. Границу набрызгает вокруг корзины — с малиной, с грибами — и всё. Даже медведь заопасается.

Александра: А я не знала.

Женя: Да ты чё, кока? И пацаны всегда так делают.

Александра (смеясь). А я не знала! Ну, люди… Смотри, до чего додумались. Да? Смекнули же… Зверь, правда, понюхает и уйдёт, не захочет связываться-то. От немцев, от фашистов побрызгать бы чё-нить вокруг страны, чтоб не лезли… Дак поздно уже — залезли уже. (Помолчав.) Мать, говорю, тебя потеряла. Счас сюда с Нюркой прибежит. На озеро завернули, а ты вон где сидишь, рыдашь. Скажи, чего ревёшь-то? Потеряла чего-нибудь? Обидел кто?

Женя: Тёть Нюра опять брюхатая.

Александра: Ды ты чё?!

Женя: Да! Поди, к зиме кого-нибудь уже выродит.

Александра: А-а! Надо же, заметила. А я, слепорыло, ничё не вижу.

Женя: Она их куда рожает-то, кока? Ещё война вон… началась.

Александра: Ты как заметила? Может ошибаешься?

Женя: А чё ж тогда всё время у нас огурцы солёные просит?

Александра: Господи, огурцы баба любит, вот и просит.

Женя: Знаешь, сколько она их за один раз съедает? Целую миску.

Александра: Засол хороший.

Женя: Да? Ей тазик навали — тазик съест. Ещё извёстку колупает.

Александра: Зачем?

Женя: Колупает и сосёт. Колькой беременна была, так делала, Серёжкой — так делала, Капкой — тоже. Сколько раз мел у меня просила, я ей из школы таскала.

Александра: Мел ела?

Женя: Да! И мел!

Александра: Организм, видно, требует. Не хватает в нём, наверно, копонентов каких-то… Копанентов, да?

Женя: Компонентов.

Александра: О! Компонентов. Вот и жуёт. Ну и пусть себе жует, ты-то чё переживаешь? Мне, вон, Бог никак детей не даёт… Сейчас бы сказали: «Александра, вот тебе целое ведро извёски, садись и ешь. Ведро уговоришь — будет тебе ребятёночек». Я бы и бочку за такую-то радость ухнула, чесно слово.

Женя: И померла бы сразу.

Александра: С такой радостью впереди никакая смерть не страшна.

Помолчали. Женя положила голову тётке на плечо.

Женя: Крёстная…

Александра: У?

Женя: Вот если бы ты родила, я бы с радостью и возилась бы, и нянчилась, и помогала бы тебе…

Александра: Ну, нету, нету. Ну, как я его тебе? По-щучьему веленью, что ли? Не знаю… То ли я пустая, то ли муж мой шалапутный.

Женя: В Краснослудку с дядей Ваней съездите, или в область — в Молотов — в женскую больницу, узнайте. Там точно определят.

Александра: Ты что! Боюсь! Вдруг скажут… Александра Алексеевна, скажут, недоделанная вы для женского счастья, бракованная, не ждите никого… Не надейтесь, в общем. Мне тогда в петлю сразу.

Женя: Почему?

Александра: Ивану-то сказать придётся. А он возьмёт и подумает: это чё ж, мне теперь до последнего, до самой смерти без детей, без сына жить? Мужику в перву очередь всегда сына иметь хочется. Вон, твои Витьку народили, дак Пётр-то целую неделю всё село миловал, обцеловывал — не знал куда деваться от счастья такого.

Женя: Ага, перепились и чуть не утонули со сплавщиками.

Александра: Дак от счастья же. Ну, вот… Подумает Иван, затылок почешет, потом вот так за шкирку подымет меня, посадит перед собой и скажет: знаешь что, супруга моя пустобрюхая, люблю тебя, а всё ж таки пойду сейчас к какой-нибудь лахудре сына себе клепать.

Женя: Вот ни в жизнь дядя Ваня ни к кому не пойдёт!

Александра: Пойдё-о-от. Он когда яростный сделается, его ничё не остановит.

Женя: А ты?

Александра: А чё я? Пусть попробует. Коса у нас, как бритва, острая. Как махану литовкой-то… Сначала кобеля моего курносого, потом себя. Такая трагедь закрутится — лучше не начинать. Лучше сразу в петлю.

Женя: А если врачи на дядю Ваню покажут, если из-за него у вас детей нет?

Александра: Маленько полегче, конечно. Я-то ему изменять не собираюсь. С другой стороны, ему, опять же, горе. Передо мной всю жизнь виноватиться ему потом? Зачем? Не хочу я так. А ну их к чёрту, Женечка, больницы эти. Может, судьба ещё смилостивится, может, ещё пошлёт Бог кого. А мы у вас баню истопили, намоемся сегодня. Пойдём, а то накостыляет мать тебе. Видишь, минуты без тебя прожить не может.

Женя принесла из-под куста спелёнутого ребенка.

Мамка-то сама к нам притопала. И Нюра с ней. Эй! Здесь!

Появились Софья и Анна.

Софья: Женька, ты почему удрала-то? Или дел нет — тебя по селу рыскать? (Забирает ребёнка.) Спит?

Александра: Вы передохнуть девке дайте маленько.

Софья: Прям, уработалась. (Рассматривая сына.) Пауты нас не закусали? Нет, вроде.

Женя: Мама, можно я на озеро сбегаю?

Софья: Чего там потеряла?

Александра: Искупаться девка хочет, чего…

Софья: Дома дел невпроворот, она купаться… Вечер же скоро.

Женя: Я быстро, только окунусь.

Софья: И кур домой гони. Опять в овраг умотали. Разок искупаешься и гони их. Слышь?

Женя (убегая). Ладно!

Софья: Её одну слушаются. От меня, от бати разбегаются и всё, а за ней, как дрессированные — бегут, аж с ног друг друга сшибают. Ну, ты посмотри.

Александра: Золотая девка. Жалей её. Ей рябячаться-то осталось — всего ничего.

Софья: А я жалею. Нюрке вон, старшей нашей скажи. Замотала ребятней своей. «Женя, покорми, Женя присмотри, Женя»… Батрачка она тебе, что ли?

Анна: Дак племянница.

Софья: Ну, и воду теперь на ней возить?

Александра: Нюр, а ты чё, опять беременна?

Софья: Нюрка!..

Анна (погладив себя по животу). Заметно, да?

Небольшая пауза

Софья: Ты куда их рожаешь-то?

Александра: На засол. Война вовсю разыгрывается, они детей клепают.

Софья: Вы чё, с ума с Михаилом сошли?

Анна (махнув рукой). Говорят, через три недели кончится.

Софья: Дак прошли уже три недели-то. Считать умеешь?

Анна (ворчит). Три… четыре… Через полгода, самое большое, кончится! Увидите.

Александра: Ага, ага. Уже Минск, всю Беларусь захапали!

Софья: А если год? А если два? Чем кормиться с ордой вашей будете?

Александра: Что ты, Соня?! Какие два?! Полгода! Ей, поди, сам Сталин с Гитлером полгода нагарантировали. Да, Нюра?

Анна: Я что, нарочно, что ли? Как эти… набросились. Не переживаю, думаете?

Пауза.

Александра:(вздохнув). Охохонющки хо-хо. Нет детей — плохо, есть — не знаешь как от холода, от голода, от войн этих проклятых уберечь. Наладится, нет, жизнь когда-нибудь?

Софья (прошла в глубину на край косогора). Чусовая какая сегодня красивая. Гляньте-ка, сверкает вся.

Анна: Саня, может ещё и не докатится до нас… война-то?

Александра: Вообще-то, раньше не докатывалась.

Софья (прикрыв глаза от солнца ладонью). Господи… Губарев! Председатель!

Анна: Где?

Софья: Вон! Внизу! Куда это он так? Аж пятки сверкают.

Александра: Девки, а ведь это бык за ним гонится…

Анна: Жора, по-моему. Жорка, ага.

Софья: Батюшки… Сюда не завернёт? Забодает нас с Витькой.

Анна: Нет. К реке бегут.

Появились запыхавшиеся Пётр и Иван.

Иван: Саня!

Александра: Ох!

Иван: Председателя не видели?

Александра: Напугал, зараза!

Анна: К Чусовой, вон, чешет.

Софья: Петь, бык его гонит!

Пётр: Скорей, Иван. (Убегает.)

Иван: Ждите здесь. (Бежит за Петром.)

Появилась Женя.

Женя: Мама! Кока! Жорка с фермы сбежал! Папа с дядь Ваней его ловят!

Софья: На Витьку, домой бегите. На озеро не пошла?

Женя: Я папу встретила… (Взяла на руки Витьку.) Он про Жору сказал… А ты же с Витей… Мало ли что.

Софья: Ну, молодец. Идите домой, сейчас придём. Отца дождёмся. Идите.

Женя: Ага. (Ушла.)

Александра: Уже не видно их отсюда. О, с фермы скотники бегут…

Софья: Бык, вроде, смирный, никогда ни за кем не гонялся.

Анна: Председателя, видать, не любит.

Александра: Полюбишь такого придурка. (Смеётся.) Уже и скотина в нём разобралась.

Анна: Но. В конюшню к Мише зайдёт, они на него лягаются.

Александра: Зло, поди, на твоём Мишке срывает?

Анна: Но. Косится.

Софья: Фи-и, косится… Пётр с ним каждый день цапается. На ножах живут.

Анна: А чё?

Софья: Делать ни черта не хочет. Водку жрать с уполномоченными, колхоз разворовывать — это да. Сам напортачит, на Петра всё сваливает. Уйди, говорю ему, уйди ты на хрен с этого «завпроизводством». Ему колхоз жалко. Никому не жалко — все специалисты разбежались — ему жалко.

Александра:(идущим к ним Петру и Ивану). Управились?

Иван: Арестовали Жору. Сдали мы с Петькой товарища. Повели… Под конвоем. Идите, посмотрите.

Софья: А кто?

Иван: Дзюба с Филиппычем. Скотники.

Анна: Председателя не вижу… А где он?

Иван: Жорка утопил. (Стаскивает с ног сапоги, вытряхивает воду.) Загнал в реку по самые брови, Губарь и захлебнулся. Петро, дай закурить. И спички — мои отсырели.

Александра: Ты чё такой мокрый?

Иван (закуривая). Труп из реки вытаскивал.

Анна: Захлебнулся? Губарев?

Иван: Но. Новую профессию теперь осваивает. Рыбий пастух!

Анна: Едит твою!

Иван: Такие дела, Нюрок. Магадан Жорке светит, может и расстреляют.

Софья (Анне). Господи… Ты как дитя у нас малое. Верит всему. Ну, ты чё, Нюр?

Все смеются.

Анна (улыбаясь). А я поверила.

Пётр (оглядываясь). Сонь, Витьку куда девала? У тебя же был…

Софья: Женя домой унесла.

Пётр: А-а. Прибегала?

Александра:(подсев к Петру). Он почему на него бросился? Скажи, скажи. Никогда ж никого не трогал.

Пётр: Лезть не надо куда не просят. Фартук хотел снять.

Софья: Какой фартук? С кого снять?

Пётр: С быка. С кого ж ещё?

Софья: Он в фартуке, что ли, ходил?

Александра: В стадо кто его без фартука пустит?

Иван: Елдатёр, Сонь, называется. Из брезента. А ты чё, никогда быка в фартуке не видела.

Софья: Нет.

Пётр: В деревне выросла и не видела?!

Софья: Да зачем он ему?

Иван (Петру). Молчи! Петро, молчи! Я сам. Поясняю.

Александра: Только матом не крой.

Иван: Не буду.

Пётр: Другим покроет.

Александра: Чем?

Иван: Чем бык корову. Тихо! Смотри, Сонь. Дай-ка фартук свой. Дай, дай. Смотри. (Повязывает на себе фартук.) Я — бык. (Показывает на Александру.) Это Пеструха моя. Подмогни, Саня.

Александра: Уйди!

Иван: Ну, подмогни! На Нюрке, что ль, показывать?

Анна: Давай.

Александра:(грозит кулаком Анне). Э, э! (Ивану.) Ну и чё делать?

Иван: Здесь стань. Посмеёмся хоть. Я — Жора! (Прошёлся, изображая быка.)

Александра: Чё делать-то?

Иван: Э-эх! (Крепко обнял жену со спины, прижав к себе.)

Александра:(посмеиваясь, включается в игру). Не завали меня тут у всех на глазах…

Иван: Саня, мы счас с тобой крупный рогатый, он по нашему не умеет.

Александра: А ничё не чувствую!

Иван: Дак я ж в фартуке!

Александра: Дак он же не брезент!

Иван: Дак и я не Жора!

Софья (смеётся, начиная догадываться). А-а-а-а!

Иван снова прошёлся быком, скакнув на смеющихся, словно отгоняя, вновь обнял жену.

Иван: Пестру-у-у-у-ха!

Александра: Жо-о-о-ора!

Иван: Не могу-у-у-у-у! Мешает чё-то!

Софья (согнувшись от смеха). Фа-а… Фар…

Анна: Фартук!..

Софья: Елдотёр…

Пётр: Сонь! А я свободный! Я без ничего!

Софья: Уйди-и!

Александра: Сымай его!.. Жор… Жор… К чёрто…вой матери!

Иван: Не могу-у-у, Пеструха!

Александра: По… Почему?!..

Иван: Как мне его… копытами-то?!

Анна: Копытами… Не развяжешь, правда!

Хохочут ещё громче.

Александра: Жорушка-а!

Срывает с Ивана фартук и оба, обнявшись, валятся на траву. Пётр, в свою очередь, обняв Софью и целуя, тоже валит её на землю. Смеётся, всплёскивая руками, с радостным испугом поглядывая по сторонам, Анна.

Александра: Ванька, сука!.. Кобель!.. Иван! Хватит!

Иван: Всё, ребята! Поворачиваем к людскому обличию…

Александра: Нюра, никого там нет? Чёрте чё подумают…

Пётр: Саня! Мы ж шалим!

Софья: Ик… ик… Обхо… ик… хоталась. Ик. Ох, не к добру.

Александра: А что, Губарев развязывать начал?

Пётр: Как раз в этот самый момент.

Иван: Жорка к корове сзади пристроился — заскочил на неё, хрипит, мучится из-за фартука, Губарь на Жору сзади прыгат, примеривается, фартук стягиват, узел рвёт.

Софья: Добро дело хотел сделать, да?

Анна: Его порвёшь… Там ремень кожаный.

Пётр: Вообще снимать нельзя — корова-то неплановая, да ещё беременная.

Александра: Дак зачем тогда он?

Пётр: Спроси его.

Иван: Загляделся на процесс! Да ещё подвыпимши. Городской, никогда не видел… Как оно там, в натуре?

Анна (кивнув). Без фартука.

Иван: Заинтересовался. А Жорка чё?.. За претендента его, наверно, принял.

Софья: Пьяный, а на ферму попёрся… Придурок.

Пётр: С гостями гулял. Из города, с Молотова приехали. За молоком пришёл — отпаивать после пьянки.

Софья: А кто такие?

Пётр: Какие-то военные.

Александра: Поди, вас на войну забирать? А, Иван?

Иван: Чёрт его знает. Тянут какую-то холеру. Вон, из Дивьи многих позабирали, а из нашего Ромахино, да ещё васильевских… Как забыли.

Анна: Глухомань, пока доберутся.

Пётр: Лес весь сгоним по Чусовой и заберут.

Иван: Там лесу-то… На один перегон осталось.

Софья: Ну и что? Кому-то ж надо его сплавлять.

Пётр: Ну, вот. Сплавим и пойдём. Неделей раньше, неделей позже… Весь транспорт на запад битком — не знают где вагоны брать.

Александра: О, Господи!

Иван: Дак уже и товарняк, товарные вагоны задействуют. Точно-точно.

Софья: Чё буде-е-ет?… Мамочка моя, чё буде-е-ет?..

Пётр: Ладно, день, да наш. Вы баню сготовили?

Софья: Саня, как думаешь — протопилась баня?

Александра: Пойдём, поглядим. Нюр, Мишку своего веди, с мужиками попарится.

Анна: Лучше я с ним. Чижело ему на одной ноге.

Александра: Мужики, что ль, не помогут? А время потеряем. Ждать пока вы там наплескаетесь вдвоём…

Софья: Наплескались уж. Петь, Иван, Нюра-то опять у нас беременная.

Иван: Нюрок, дай пять. (Жмёт Анне руку.)

Медленно пошли с косогора.

Александра: Сначала мужики помоются, потом мы.

Пётр: А мы после вас ещё разок! Да, Ваня?

Александра: Только давайте побыстрее, чтобы за полночь не ложиться.

Иван: Ещё ж за столом посидеть. Нюр, самогонки притащишь?

Анна: А сколько?

Иван: Петь, сколько?

Пётр: Пять человек? Ну, литр.

Иван (Анне). Ну, литр.

Анна: Литр принесу.

Картина вторая

Двор Рудаковых. Видны часть дома с крыльцом, надворные постройки. На заднем плане — в глубине огорода — баня. Ближе к крыльцу стол, по обе стороны которого лавки. На крыльцо выскочила Женя. В руках две большие миски. На середине двора её останавливает голос матери.

Голос Софьи: Женя!

Женя: Что?!

Голос Софьи: Огурцы со дна бери!

Женя: Ладно!

Голос Софьи: Побольше бери! У мужиков спроси — скоро они там?!

Женя: Ладно! (Скрылась в сарайчике.)

С улицы во двор, стараясь быть незамеченным, входит Римас Патис в форме милицейского старшины. Остановился, прислушался. Из дома слышны женские голоса. Хлопнула крышка погреба. Появилась Женя с мисками, полными квашеной капусты и солёных огурцов.

Женя: Ой, здрасьте.

Римас (кивнул). Отец где?

Женя: В бане. Моются.

Римас: С кем?

Женя: С дядь Ваней.

Римас: Краснощёков?

Женя: Да. Парятся… По второму разу пошли. Позвать? Папа! Дядь…

Римас: Погоди. Я сам. (Пошёл было к бане, но, раздумав, вернулся.) Пусть парятся… Зайду… Попозже. (Идёт к выходу.)

Женя: Дядь Римас! А вы… на войну его? Забираете, да?

Римас: Матери не говори, что был. Отцу скажи… Зайду. (Уходит.)

Поставив миски на стол, спешит в огород к бане.

Женя: Папа! Дядь Ваня! Вы скоро?

Голос Петра: Всё-о-о! Уже идём!

Из дома вышли Нюра, Софья, Александра. Головы покрыты полотенцами. Ставят на стол закуску, посуду.

Софья: Вот парятся! Вот парятся!

Анна: Одного раза мало им.

Софья: Они ж и так первый раз долго парились. После их зашли, у меня аж волосы затрещали. Второй раз?! Не-е — чистое пекло. Ни за какие калачи.

Александра: Вона чё-о! А я голову сломала — чё там у Соньки внизу живота потрескивает?

Софья (шутливо толкнув Александру). У тебя, поди, внизу, не у меня! Правда, думала, умру.

Александра: А я б за милу душу… по второму кругу, как мужики.

Анна: Так шла бы сейчас с Иваном, с Петей…

Александра: А чё-то промахнулась! Ты где раньше была? Не подсказала!

Смеются.

Анна: Заревнует Соня. Не боишься?

Софья: Для родной сестры-то? Фу-у, ничё не жалко! (Села на лавку.) Давно так не парились. Тело гуди-и-и-ит… Хорошо-то как, Господи.

Пауза.

Александра: Кажется, идут. Пыхтят.

Софья: Наконец-то. Ну, вы чё, мужики?

Едва переставляя ноги, почти выползая, из огорода появляются Иван с Петром. Обогнав их, шмыгнула за стол Женя.

Пётр (предупреждая). Женька…

Женя: Ладно-ладно. Не буду.

Софья: Чего не будешь?

Женя: Болтать не буду. Без толку. Да, папа?

Мужики бухнулись на лавку. Молчат.

Александра: Девки, гляньте, аж дымятся.

Софья: Ну, напа-а-арились…

Анна: Малёхо не сварились. Да?

Софья: Так-то уж зачем? Ну, вы чё?

Пётр: Пока пар живой… Жалко упускать.

Иван: Зря Михаил твой, Нюр, отказался. Петро, на третью ходку… Отважимся?

Софья: Куда? Помрёте! Идите, полежите, лучше.

Иван, Пётр (бодро и громко). А самогон?!

Александра, Софья, Анна (с испугом). Ой!

Александра: Тьфу на вас! Шуты Балакиревы…

Анна (с готовностью). Принесла, ага.

Софья: Нюр, сиди. (Жене). Доча, сбегай. Под подушкой у меня, на кровати.

Женя убежала в дом.

Иван (Петру). Говорил? А ты где, где?

Софья (вслед Жене). Витю посмотри! Если чё, газету ему опять сунь! Накладывайте себе, не сидите.

Александра: Наливайте. Ванька, чё сидишь?

Иван: А ничего ж нету!

Вернулась Женя с бутылкой.

Александра:(Ивану). Во-от! Прям в руки к тебе прибежала.

Иван: Другое дело. Оприходывам?

Александра: Давай, не тяни, стемнеет скоро.

Софья (Жене). Спит?

Женя: С газетой играет.

Александра: Пацан какой золотой! Таких не встречала. Он когда-нибудь у вас плачет, хоть маленько капризничит?

Пётр: А чего ему? Поел — поспал, проснулся — опять поел, опять поспал.

Софья: Тут батя ему как-то газету сунул. С правления принёс, где про Минск, что сдали, про мобилизацию… Радости! Лучше игрушки… Всё — нет! Шуршит, комкает, шлёпает по ней. Обхезается, обписается — э-э, гори оно огнём. Пока всю не истеребит на мелки кусочки — мелки-мелки — без внимания.

Пётр: Часами может играться с ней.

Софья (Жене). Сидит?

Женя: Бубукает чё-то себе под нос.

Софья: Разговаривает сам с собой, ага. Ой, а порвать когда не может, сердитый такой сделается — бровки насупит и ножками вот так, вот так…

Анна: Сучит, сучит…

Софья: Ножками сучит. Умора.

Иван: Писателем заделается, или этим… корреспондентом. Давайте за детишек…

Женя: И чтоб никого не забирали, чтоб скорей война кончилась!

Пётр: Эй! Эй! Ты чего разговорилась? Спать хочешь? Пойдёшь.

Женя (потупившись). Нет.

Софья: Взрослые разговаривают — не лезь, а то быстро… на лежанку.

Женя: Я больше не буду.

Софья: Сиди, молчи. Ешь лучше.

Иван: За детишек… За Витьку, за Женю, за Нюриных чертенят.

Анна: Хулиганы, да.

Выпили.

Иван: Дурак, Нюр, твой Мишка, что не пришёл. Вон гулеванье какое получилось.

Анна: Не знаю… Рогом упёрся — не пойду и всё. Упрямый такой. Чё упёрся?..

Пётр: Да не упрямый.

Анна: Да? А упёрся. Чего упёрся тогда?

Пётр: Боится, наверное. Трусоватый он у тебя, Нюр.

Софья: Господи, нас, что ли, боится?

Иван: Председателя. Знает, что Пётр с тем на ножах.

Александра: Ну и что?

Иван: Санька, смотри. Губарева с города выперли? Выперли. К нам заслали? Заслали. Вот и дерёт жопу перед начальством… Выслуживается, чтобы назад вернули.

Софья: А Михаил-то тут причём? Тот дерёт, выслуживается… Михаил-то причём?

Иван: Здрасьте! Я, к примеру, перед начальством вот так вот, чуть не лбом в землю, а мои подчинённые… Этот… Характер будут мне свой показывать? Как Петька Рудаков? Не, не надо. Пусть лучше тоже елозят передо мной, как я там, пусть выслуживаются. А Мишка это дело скумекал. Хорошо скумекал. Он счас кто? Начальник конюшни. Правильно? А узнает Губарь, что он с его врагом якшается, в бане парится… Всё! Навоз меси, хвосты крути. Он же злопамятный, падла, Губарь наш. Вот Мишка и осторожничает.

Пауза.

Нюра выбралась из-за стола, направилась к выходу.

Пётр: Нюра!

Иван: Я чё, не туда загрёб?

Пётр: Оба не туда. Постой, Нюр!

Анна (обернувшись). Я вот сестра их… Я вот старшая… Соньку с Сашкой… Кто вам жён вырастил? Ты, Пётр Петрович, умный… Иван тоже языкастый. Вот посчитайте. Папку на германской убило. Маме сказали… Сразу упала и умерла. Сразу… Разрыв сердца! Помнят сёстры, помнят. Этой шесть, Сашке восемь… Посчитай-ка… Царску пенсию за папу Ленин забрал… Или кто там? Мельницу эксприровали, забрали!.. Чё делать? Чё жрать? А я на сплав! А куда? С пятнадцати годов! Наравне с мужиками! Ни на чё не рассчитывала! Сдохнуть рассчитывала… Хорошо, Миша ко мне… с гражданской пришёл… Хоть с культёй, а всё по другому. Помогал. Никого не обижал. Сонька, Санька, обижал он вас? Для всех старался. Без его б все три загнулись! И сейчас, вон, дома четыре малых сидят… пятый в животе. Все исть просят! Дак Миша мой… Хоть инвалид, на одной ноге хоть, а работат! Для детишек упирается… Для него весь свет в детишках, да в конюшне! И ничё он не обдирает! Никакой жопы!..

Пауза.

Иван: Нюр, про Губарева я…

Пётр: Нюра, прости.

Анна: Он кому из вас плохого чего сделал?

Иван: Нюр, звездани меня! Звездани! Звездани по-нормальному!

Анна: Знаешь, чё я вам скажу?

Пётр: Говори, Нюра.

Анна: Будете моего Мишу обижать, слова ваши поганые ещё… Придушу на х…! И тебя придушу на х…, Пётр! И тебя, Иван, придушу.

Иван (опустился на колени). Анна Алексеевна, прости! Потерял меру, зараза… Не сердись.

Пётр: Прости, Нюра. (Срывает со стены сарая косу.) Нюр, смотри сюда! Не простишь — литовкой чиркану себя!

Софья: Э, э! Батя! Ты чего?!

Пётр: Честное слово, ты меня знаешь… Нюра!

Иван: Да ёк комарок! (Выхватил косу из рук Петра.) Хошь я его махом, Нюр, дурака этого? Стой, Петька! Лучше я — мне сподручней!

Анна подошла к Ивану, забрала у него косу, вернула её на место — на крюк в стене сарая. Внимательно посмотрела на мужиков. Поцеловала — сначала Петра, потом Ивана — вернулась на своё место за столом.

Анна: Он же для близиру так с председателем. Для близиру. Но.

Софья (вытирая Анне глаза). Суки какие… Обидели нашу Нюру.

Анна (удивлённо). Слёзы, да?

Александра: Ну, всё, хватит… топать в одно и то же место. Выпьем. (Разливая самогон, мужикам.) А вы… Выходите из угла, прощается вам.

Иван и Пётр сели за стол.

Иван: Ну, чё? За мир на всей планете? Нюрк, Соня, Саня, за добры отношения?

Софья: Давайте.

Александра:(Анне). Нельзя тебе! Ты что?

Анна: Я на язык, для вкусу.

Выпили.

Софья (Жене). Поела? Иди в дом к Витьке.

Александра: Путь ещё пожует. Или наелась?

Женя: Угу.

Софья: Взрослые сидят, матерятся… Уши развесила. Иди.

Женя пошла в дом. Идёт медленно, нехотя.

Пётр: За мир, значит… (Посмотрел на стакан и допил до конца.) С войной надо как-то управляться.

Анна: Кого делать?

Иван: Родину, Нюр, родину защищать… пора. Чё сидеть? Да, Пётр?

Анна: А-а. Но. Ещё самогону? Я сбегаю.

Софья: Хватит-хватит. И есть ещё… Не пьяницы же. Саня, Ваня, спойте лучше. Давно не пели.

Анна (сразу). Про казака!

Иван: Какого? Их много.

Анна: Где доска сломалась.

Александра: А-а… Ванька, заводи.

Софья (Жене). Ты здесь ещё?

Женя: Мам, можно песню послушать?

Софья (смеётся). Вот чё с ней делать?

Пётр: Доча, иди ко мне.

Женя быстро села к отцу на колени, обняв его за шею, другой обняла мать.

Софья: Послушай и сразу в дом.

Женя (с готовностью). Угу.

Софья: Давай, Иван… Саня.

Иван (поёт). Шё-о-ол ка-а-а-азак через речку домо-о-ой,

Шё-о-ол до-о-омой молодой, холостой, О-о-бло-о-омилась доска, По-одве-е-ела казака,

Появился Римас. Хотел было выйти к поющим, но придержался за углом дома, решив дослушать песню. Закурил.

За-аче-ерпнул он воды Са-а-погой!

Обняв мужа, вступила Александра. Поют привычно слаженно. Хорошо поют.

О-о-бло-омилась доска, По-о-две-е-ла казака — За-ачерпнул он воды Са-а-пого-о-ой!

Когда песня кончилась, все молчали, боясь сбить возникший сладостно-тревожный тон. Зашло солнце, утягивая за собой последний свет заката. Набирало силу слабое мерцание первых звёзд. Издали раздалось едва слышимое блеянье коз.

Александра:(прислушавшись). Ваня, не наши бекают?

Иван: Тося… А счас Катька.

Александра: Доиться просят. Допивайте, ребяты, остатки, пора идти.

Софья: Посидели б ещё.

Александра: Козы, слышишь, надрываются. Доить надо.

Анна: Пока светло. Да?

Александра: Конечно.

Иван (наливая последнее Петру и себе). Тогда за вас, бабы. Лучше вас на свете нет.

Мужики выпили.

Александра: Нюр, бери посуду, поможем Соне.

Собрав всё со стола, кроме не выпитого Анной стакана, женщины уходят в дом. Александра приостановилась на крыльце.

Александра: Вань!

Иван: Оу?!

Александра: Шайки-то в бане забыли! И Нюрину, и нашу! Сбегай, принеси! (Ушла.)

Иван: Тю ты, ёк комарок… (Убежал в огород к бане.)

Пётр подошёл к сараю, поправил на стене косу и, расстёгивая ширинку, с опаской глядя на крыльцо, потрусил к углу дома, где, сидя на корточках, курит Патис.

Римас (вовремя заметив пристроившегося было облегчиться на него Петра, шарахнулся в сторону). Т-ты что?!

Пётр (от неожиданности взмахнув руками). А?! Итит твою!

Римас: Ёлки-палки… Прицелился… Ладно, ничего.

Пётр: Патис?

Римас: Хорошо милицию встречаешь.

Пётр: Так э я… А ты чего тут?

Римас: Радио дома нет — пришёл вас послушать.

Небольшая пауза.

Пётр: И как?

Римас: Что?

Пётр: Радио. Понравилось?

Римас: Заслушался. Чуть под твою брызгалку не попал. С Краснощёковым гуляешь?

Пётр: С ним.

Римас: Закуришь? (Протянул Петру папиросу.)

Пётр: Давай. Римас Альбертыч, ты, правда, чего тут делаешь? Спичку дай.

Появился Иван с двумя цинковыми тазами. Положил их на лавку, взял стакан с самогонкой, хотел выпить, но, услышав голоса, прошёл к углу дома.

Римас: Сейчас-то облегчись. Не терпи.

Пётр: Расхотелось.

Иван: О! Патис! Здоров, Римас Альбертыч! (Римас кивнул.) Женька сказала, был ты, убежал. Чего? Мог бы попариться…

Римас: Некогда.

Иван: Ну, раз некогда… давай.

Римас: Что давай?

Иван: Я почём знаю. Ты… с повесткой, наверное… Или как? Правильно, Петь?

Пётр: Если на фронт — повестка… А чего ещё?

Иван: Мы уж было подумали — забыли про нас.

Небольшая пауза.

Римас: На арест не повестки — ордера выписывают.

Пётр: Какой арест?

Иван: На фронт когда?

Римас: А как стемнеет. (Помолчав.) Приехали за вами. Из органов. Госуправление безопасности. (Ивану.) Понял?

Иван (не сразу). Из органов? Губисты… Понял.

Пётр: А где они?

Римас: У председателя догуливают. В три ночи за тобой, потом к Краснощёкову… пойдём.

Иван: Ко мне?

Римас: К тебе. Как стемнеет, уходите… Чтоб никто не видел.

Пауза.

Пётр: Бумагу, что ль, накатал кто?

Римас (кивнув). Бумагу. Не одну.

Иван: Кто?

Римас: Не ясно кто?

Пётр: Губарев? (Римас не отвечает.) Римас… В чём обвиняют?

Римас: Разное. Жучок в муке… Шесть мешков. Было?

Пётр: Вот гадина! Он же сам из муки всю берёзу выкинул!

Римас: Какую берёзу?

Пётр: Ветки! Обшкуренные…

Иван: От жучка они. Если ветка в муке, с ней — хоть десять лет — ничего не сделается. И никаких жучков.

Пётр: А этот долбень — председатель, мать вашу — взял и всю берёзу выкинул… никому ничего не сказал. Конечно, жучок появится.

Римас: Подумал, наверное, что мусор?

Пётр: А там есть чем думать? Не знаешь — спроси.

Римас: А с фермы зачем весной прогнали? Побили зачем?

Иван: Дак он пьяный к дояркам в трусы полез! И глядеть на него?

Римас: А бить-то зачем?

Пётр: Да не били его.

Иван: За шкирку взяли и вытащили с территории. И всё!

Римас: Вот вам и вредительство, вот вам и заговор… против местной советской власти.

Помолчали.

Иван: Петь, надо было нам первыми бумаги двигать.

Пётр: Надо было, да не та кобыла.

Пауза.

Римас: Как до Молотова доберётесь? Машин нет, пешком… В семь утра эшелон с добровольцами отходит. Не успеете.

Иван: А если по реке до Дивьи?

Пётр: На вёслах?

Иван: А чё? Вдвоём, по течению, без остановки… Догребё-о-ём!

Римас: Часа два… От Дивьи лесовозом. Лесовозы всю ночь в город ходят… Тогда успеете… Можете успеть. Жёнам скажите, когда спрашивать у них начнут губисты — где вы, что вы? — пусть не врут. Правду пусть говорят… Мол, на фронт всё время рвались, вот и убежали. Ясно? Пойду, а то хватятся…

Иван: Римас Альбертыч! (Протянул стакан.) Альбертыч…

Римас: Лодка на ходу?

Иван: Хоть до Астрахани. Недавно с Петром смолили.

Римас: Софье с Александрой строго накажите — пусть не крутят насчёт вас. Те всё равно узнают, а им потом — слёзы. (Выпивает.) Прощаться… Провожать к реке… (Возвращает стакан.) Не вздумайте. (Уходит.)

Иван (с удивлением.) У него же язва! Непьющий же! Полный стакан жахнул! Гляди!

Пётр (спохватившись, вслед Патису). Спасибо!

Из дома вышли Анна и Александра. Взяв тазы с лавки, идут со двора.

Александра: А где мужики наши?

Иван: Здесь! (Петру). Так чего?

Пётр: В одиннадцать у твоей лодки.

Иван: В одиннадцать. Давай.

Пётр: Документы не забудь.

Пётр остался один. Прошёлся по двору, заглянул в окно дома, легонько постучал. Присел на крыльцо.

Софья (выйдя на крыльцо). Ты стучал? (Пётр смотрит на жену.) Что? Петь, ну, что?

Пётр: Иди сюда…

Картина третья

В доме Краснощёковых. Тихо. Постукивают ходики. На столе недособранный вещмешок, слегка притушенная керосиновая лампа. Из соседней комнаты послышался резкий скрип кровати, негромкие быстрые голоса, шлёпанье босых ног. Появились Иван и Александра. Они в исподнем, начинают торопливо одеваться.

Александра: Всё же таки, дотянули…

Иван: Ничё, в самый раз… Сколько там на ходиках?

Александра: Не вижу…

Иван: Лампу прибавь.

Александра:(прибавляя фитиль в лампе). Залью счас её…

Иван: Кого?

Александра: Лампу, кого… (Вытирает глаза, от бегущих слёз.)

Иван: О! Чё они у тебя не кончаются-то, слёзы-то? Целый час ревёшь, а не кончаются… А, Шурёнок? (Помогает управиться со слезами. Крепко обнял.) Родник у тебя там, что ли, забил, или ещё какой источник? Озеро какое-нибудь… Где воды стоко берёшь?

Александра: Правду Соня сказала — не к добру смеялись. Она, как мама — всё чует. Целый день веселились… Не к добру хохотали, ясно теперь.

Иван: Узнать бы, кто нам войну эту… нахохотал? А идти надо… Рано или поздно… Шур, полодиннадцатого… Тридцать минут ещё…

Александра: А дорога?

Иван: Чё там… Пять минут к реке спуститься. А. Шур?

Начинают быстро раздеваться.

Александра: Да рубаху-то уж не снимай… Ладно уж… (Ведёт Ивана в спальню, но в дверях останавливается.) Вань! Мешок недособрали! Одевайся! Быстро!

Иван: Тю, ёк комарок!

Вновь начинают одеваться.

Александра: Кружку с ложкой не забыть…

Иван: Успели бы!

Александра:(укладывая в мешок кружку, ложку, еду). Теперь уж после войны. Давайте там… побыстрее, не точите с ней лясы… Некогда, мол нам! Жёны, вон, ждут… недотоптанные. (Смеётся.)

Иван: Но. Токо разохотились… Да?

Иван и Александра стоят, смотрят друг на друга и смеются, смеются, вытирая слёзы.

Александра: Пристрелю его на х… Попрощаться толком не дал, сука… Да, Ваня?

Иван: Не, не надо. Жору на него спустите… Ну-ка, забодай его, Жора! За наших. (Замерев.) Три минуты туда, три минуты сюда… Ну, чё ты, Сань?

Александра:(решительно снимая с себя кофту). Где не надо, не высовывайтесь с Петей.

Иван: Конечно. Мы чё, дураки? (Снимая штаны.) Справимся, Саня… По-умному-то, по-быстрому-то… Соскучиться не успеете. Главное, дождались чтоб… (Обнял Александру, ведёт её из комнаты.)

Александра: Ага, нужен мне кто? Ты чё, Ваня?.. Учти, не вернёшься, позволишь страшное чё с собой… сразу в Чусовую за тобой с обрыва… следом. Понял?

Иван: Понял.

Александра: Вот, учти.

Иван оглянулся на часы, замер. Виновато смотрит на Александру. Александра всё поняла. Кинулась к лежащим на полу брюкам, помогает мужу одеться. Делают всё молча, быстро. И вот Иван уже полностью одет. За плечами вещмешок, на голове шапка.

Иван: Александра Алексеевна… (Пожимает руку жене.) Держись тут…

Александра: Учти.

Иван: Учту. Разрешите… (Отдаёт честь.) Разрешите идти… громить… фашиста этого… долбанного?

Александра: Давай, Иван Дементич.

Иван направился было к выходу, но вернулся к часам и до упора подтянул гирьку.

Иван: Вот так вот. Теперь пошёл. Я скоро.

Картина четвертая

В доме Рудаковых. За столом Софья и Женя.

Софья: Скажем, на охоту он… На охоте, и все дела. Когда придёт? А мы почём знаем? Он — мужик. Перед нами не распространяется. Правильно? Может к вечеру завтра, а может и на ночь задержится… Мало ли. Собаку взял и попёр… Чё ему распространяться перед всеми?

Женя: Мама, у крыльца кто привязан?

Софья: Кто?

Женя: Папа к крыльцу Серого привязал! С собакой… Забыла? У крыльца Серый-то!

Софья: А-а! На рыбалке! На тот берег умотал! На рыбалку! Даже лучше! Не найдут… — можно подумать, что утонул, если что. А пока думать будут… Они уж до фронта доберутся. Так и сделаем. Поняла?

Женя: Он же правду велел говорить! И удочки… все, в сенях!

Софья: А мы их счас куда-нибудь затырим…

Послышался незлобивый лай Серого и смолк.

Женя: Серый лает…

Софья: Не успели… Пришли…

Женя: Это кока. Крёстную Серый так… встречает.

Софья: Да?

Входит Александра.

Софья: Правда! (Александре.) По лаю тебя Женя узнала!

Александра: Не лаяла, вроде, я. Ещё не лаяла, но скоро начну. Ещё и покусаю… сволочь кой-какую. Или загрызу… к чёртовой матери.

Женя: Кока, папа врать не велел, а она им сказать хочет, что на охоту он… Или на рыбалке. Как с ума сошла…

Софья: Надо ж время потянуть!

Александра: Крестница, давай-ка сени на засов или на крючок… Чё у вас там? Сами пусть ломятся, ломятся… Вот и потянем время.

Женя сбегала в сени и вернулась.

Софья: Сломают дверь и всё.

Александра: А пусть ломают, починим. Врать-то хуже, юлить-то хужее. Подумают, что мужики наши в бега кинулись, а мы их — ну, этих, из органов, — запутать, облапошить хотим. Потом пропишут по перво число и тебе, и мне, и всей родове… И до наших чего доброго доберутся — ничё не докажешь. Садись и сиди, давай.

Софья: Не могу! Как сидеть-то?! Сердце — бух-бух, бух-бух…

Женя: Кока, она в обморок упала. Папа ушёл — она упала.

Александра: А, ёк комарок! Ты чё, Соня? Ты держись как-нибудь! Ты чё? Попей что-нибудь!

Софья: Забыла! Говорила же — что-то забыла! Четушку бате забыла! (Достала из кармана четвертинку с водкой.) В кармане лежит… И забыла! Вот растипопа! Ой, растипопа! Хоть беги, догоняй!

Александра: Они уж в Дивьи давно! Уж в лесовозе, поди, в город катят. Четыре часа прошло! Она у нас, Женя, однако, опять брякнется. Сонь, ты не рухнешь тут у нас на глазах? Женя, ещё стакан дай-ка. И хлебушка маленько. За мужей наших, чтоб живые да здоровые вернулись. (Разливает водку по стаканам.) Пей, не заполошничай. Чё хоронить-то раньше времени? У Пети же всё в сердце отзывается, все твои переживания… Выпей… Как валерьянку. И я. До дна, сразу.

Софья: А! Правда! Погляди, какая дура-то! Правда, раньше времени-то зачем?

Александра: Чокнемся как следует…

Софья: … чтоб живые! Чтоб никакие не раненые… Ну, если вдруг… Чтоб не сильно.

Женя: Вообще никак!

Александра: Никак, Женечка, никак. Правильно.

Софья: И побыстрее, чтоб… завершилось.

Выпили.

Александра: У тебя прялка заправлена? Тащи-ка, крестница, прялку, займём себя, отвлекём мать-то… (Женя убежала за прялкой.) И шерсти захвати! Так, вот, Соня… Я шерсть подёргаю, ты нитку сучи… Носки Пете с Ваней навяжем, рукавицы…

Софья: Варежки?

Александра: Варежки. Не бухает уже?

Софья: Кто?

Александра: Сердце не бухает уже?

Софья: Ой, полегче, правда. Захмелела даже…

Женя принесла прялку и небольшой мешок с шерстью.

Александра: Садись, девонька, с нами. У-у, какая шерсть ладная у нас. Не шерсть — пух оренбурский. Сегодня Тосю с Катей ещё почешем, ещё наберём. (Софье.) Сучи-сучи, Соня. Нитка лёгкая, нежненькая… Это ж не козы, это ж диво-дивное…

Во дворе залаял Серый. Лает всё сильнее и сильнее.

Софья: Пришли.

Александра: А идут они… (Налила водку.) Все ушли на фронт… товарищи! А вы чё тут делаете? А вас кака халера по ночам носит? Софья Алексеевна, за мужей наших!

Пьют.

Софья: Доча, ты хорошо заложилась? У нас крючок крепкий, кованый.

Женя: Хорошо.

Серый во дворе захлёбывается от лая.

Александра:(запела). Шёл казак через речку домой,

Шёл домой молодой, холостой. Обломилась доска, Подвела казака, Зачерпнул он воды Са-а-пого-о-ой!

Раздался выстрел и собачий лай оборвался. Стучат в окна, в двери. Стучат всё сильнее, всё громче.

Конец первой части