На хутор приехала сестра Петра, Елена. У неё уже было двое детей – девочка и мальчик. Видела, как Петр разрывается на части, пытается сохранить хозяйство и везде водит за собой маленькую Марию, даже в кузницу. Выход из сложившейся ситуации был только один – искать женщину, новую жену, которая приняла бы на себя все текущие заботы. Приняла добровольно, бескорыстно и быстро. Да где ж такую сразу найдешь, да ещё после Марии!
Елена забрала к себе племянницу, на время, пока Петр определится. Девочка знала тетю Елену и пошла к ней без особых проблем. Но это был не выход, а только временная передышка… Как бы это странно ни звучало, начали искать подходящую женщину. Ситуацию осложняло и наличие маленькой Марии. Не каждая девушка пойдет на семью с чужим ребенком, а свободных «не девушек» в ближайшей округе не наблюдалось. Искала и Елена через своих знакомых, искал и Петр, хотя, по правде говоря, ему было не до поисков женщин… любых…
До кузницы опять очередь не доходила, все время отнимало домашнее хозяйство. Можно было и ликвидировать его – а как жить потом… Да и чтобы Мария сказала по поводу этого?
Петр насобирал уже больше двух ведер куриных яиц. Раньше раз в неделю их вывозили на местный рынок, товар был ходовой, а теперь – каждый день добавляются, скоро вообще портиться начнут. Лето, жара. В очередную субботу Петр взял два ведра яиц и выехал на рынок. Да и людей просто давно не видел, сколько дней уже не выходил из хутора, надо как-то развеяться, пообщаться.
Приехал на рынок, он работал два дня в неделю – среду и субботу. По средам там торговали в основном местные сельчане, а по субботам – народу собиралось побольше. Приходили купить-продать из соседних сел, где рынков не было, а до города – далеко, полдня быстрого хода, да и не было смысла туда ходить с тем товаром, что имели на руках местные сельчане…
В тот день с утра народу на рынке было достаточно много по сельским меркам. Петр прошелся по рядам, посмотрел для порядка – что, где и почем, потом просто осмотрелся, с кем-то поздоровался… Выступать здесь в роли продавца яиц ему не очень хотелось, по правде говоря. Он даже представил себя за прилавком, пересчитывающего яйца…
И тут его внимание привлекли две женщины – одна совсем молодая, другая – раза в два старше. Подойдя ближе, увидел на прилавке их товар – с десяток яиц, пара связанных за ноги цыплят, какие-то семена, корни растений и еще что-то по мелочи. Петр поздоровался и спросил, откуда они пришли. Они ответили, что из соседнего села. Если напрямую через шлях, то верст 7–8. Петр раньше бывал в том селе еще с отцом, там тогда оставались какие-то дальние их родственники. Именно из этого села более ста лет назад брал себе жену, Пелагею, прадед Петра – основатель Лебединского хутора кузнец Григорий. У неё были еще две сестры тогда – старшая и младшая. Потом у всех пошли дети-внуки-правнуки, семейная цепочка постепенно превратилась в «резинку», родственные связи между двоюродными, четырех– и пятиюродными потомками постепенно размылись, но все в новых семьях помнили, что в каком-то колене они – родня…
Петр представился женщинам. Они его, оказывается, знали. Видели раньше на рынке и в церкви. Видели с ним и его жену Марию, слышали и о том, какое его недавно постигло несчастье. Петру все это слышать было не особенно приятно, и он перевел разговор в практическое, текущее русло.
По ходу беседы у него возникло предложение – приемлемое, по его мнению, для обеих сторон. Так как, по их словам, сегодня на рынке особый спрос на куриные яйца, то предложил им продать два ведра яиц, которые сейчас находятся в его бричке, а вырученную сумму поделить пополам – половину ему, половину им. Женщины сперва растерялись от такого предложения, а когда поняли, что это правда, – согласились…
Пошли все вместе к Петровой бричке, они взяли ведра и вернулись на рынок. Петр сказал, что после обеда сюда приедет, и отправился домой. Когда он прибыл на рынок, они сидели в тени дерева и о чем-то беседовали. Ведра из-под яиц стояли пустыми. Как и договаривались – поделили поровну яичную выручку, взаимно поблагодарили друг друга и расстались. Петр на прощание сказал, что если они не против, в следующую субботу он снова привезет какой-нибудь товар, да те же яйца, и еще что, может, появится. Женщины охотно согласились.
В следующую субботу все повторилось. Петр привез и яйца, и три или четыре жирных утки – их развелось уже достаточно много, и еще кое-что из продуктов.
Прошли сорок дней памяти Марии. И опять в субботу Петр, в третий уже раз, отправился на рынок с излишками продуктов. Его помощники-продавцы были уже на месте. «Время еще раннее, а они уже здесь – когда же они, бедные, сегодня поднялись и вышли из дома!» – невольно подумал Петр, передавая им товар. Приехав на рынок после обеда, он получил положенную выручку и сказал: «А теперь, девчата, я повезу вас домой! Хватит вам по полдня тратить на такую дорогу, да и жарко очень». Посадив растерявшихся женщин в бричку, он натянул брезентовый тент, защищавший от палящего солнца, прыгнул в бричку сам и покатил через шлях в сторону их села…
По дороге разговорились, и Петр уже через полчаса знал о них все, что ему было надо. А что там было знать – все по-крестьянски просто и однозначно. У Клавы, так звали девушку, были мама и старший брат – уже женатый, мальчика имеет, живет по обычаю в доме матери с женой и сыном. Клава уже несколько лет живет у тети Зины. Муж тети и отец Клавы были родными братьями, их дома стоят рядом. Но несколько лет тому назад в трех десятках верст от их села началась разработка марганцевых руд. По всем селам ходили агитаторы, приглашали на работу в шахты. Обещали хорошие зарплаты и льготы. Разработки вначале велись более чем примитивно, часто случались аварии и обвалы. Отец Клавы и его брат через несколько месяцев после начала работы были намертво погребены очередным обвалом. Их так и не нашли. Ни о каких компенсациях и помощи семьям погибших речь не шла…
Тетя Зина попросила маму Клавы, чтобы девушка пожила у неё, так как тете трудно, одиноко, да и страшно одной в доме. Кроме небольшого дома и такого же небольшого огорода, у них больше ничего нет, работы в селе (оплачиваемой) – тоже нет, вот они и вынуждены что-то собирать, продавать, кому-то помогать, чтобы как-то прожить…
Петр их внимательно слушал, сочувственно кивал и думал. Для себя он уже все решил… А как отнесутся к его решению они – Клава и её тетя?!
Когда приехали в село, подъехали к дому тети Зинаиды, выгрузились, попили воды, умылись и расселись на завалинке, Петр обратился к ним обеим: «Послушайте меня, уважаемые женщины. И вы, тетя, и ты, Клава! Надеюсь, вы меня правильно поймете. Я совсем недавно похоронил молодую жену. Как говорится, тело её еще не остыло, и вроде бы мне не стоило этого вам сейчас говорить, тем более это делать! Но у меня нет другого выхода. На мне маленькая дочь, сирота без мамы, на мне хозяйство и вся еще, даст Бог, будущая жизнь, я же тоже еще молодой… Я не могу, не имею права все бросить, сидеть и плакать о любимой жене. Нет, я, мы – должны жить дальше, ради памяти той же незабвенной Марии, вдохнувшей новую жизнь в наш хутор. Я прошу вас обеих поехать со мной жить в наш дом. Навсегда. Ты, Клава, – в качестве жены, друга, родного человека, как тебе будет угодно. Вы же, тетя, – в качестве нашей второй матери! Что вы на это скажете?.. Я приму любое ваше решение, потому что уже считаю вас за родных людей!..» Петр даже взмок от напряжения и, опустив голову, ждал ответа…
Первой заговорила тетя Зина: «Спасибо тебе, Петя, что ты в нас поверил! Мы тебя понимаем, да и ты, наверное, нас тоже. Что тут много говорить… Думай что хочешь, но, как я понимаю, мы тебе сейчас гораздо нужнее, чем ты нам… При всей нашей бедности и беззащитности… И мы с дочкой – а Клава давно мне как дочь, при живой маме – тебе поможем. Обязательно. И, наверное, это будет правильно и перед людьми, и перед Богом, да и перед памятью твоей Марии – тоже. Ты что думаешь, Клава?» Покрасневшая от волнения и смущения девушка подняла глаза, посмотрела в лицо Петру и прошептала: «Я согласна».
Петр встал, поклонился им обеим, подошел к тете, поцеловал ей руки, потом подошел к Клаве, поцеловал её в лоб и проговорил: «Спасибо и – с Богом! Собирайте, что вам надо, зайдем к матери, поставим её в известность – и домой…»
Так все и сделали. К вечеру на Лебединском хуторе снова появилась жизнь. Трудная, но новая, и главное – Жизнь!
На второй день Петр показал женщинам все свое хозяйство и дал им понять, что с этого дня оно в их руках, и уже от них будет зависеть, каким оно будет в дальнейшем.
В течение нескольких дней Клава и тетя Зина сами, без подсказок Петра, разобрались с разделением труда по хозяйству – кто, что и когда будет делать, а уж как делать – они знали, просто до сих пор у них не было таких возможностей. Запущенная в связи с болезнью Марии усадьба на глазах принимала достойный вид по всем направлениям деятельности, и снова застучал молот в кузнице Петра Лебедя…
Спали все раздельно… Петр ни словом, ни жестом не приближался к Клаве ближе, чем можно при несупружеских отношениях. Они явно нравились друг другу, но ту условную черту не переходили. Относились друг к другу не как друзья, а больше похоже на отношения любящих сестры и брата…
Клава как-то сразу так ненавязчиво включилась во все действия, происходившие на усадьбе, в первую очередь организационного плана, а все технические, большие и мелкие, проблемы они решали с тетей Зиной. Петра в этот текущий водоворот не втягивали, он решал задачи внешних связей, снабжения и сбыта кузнечной продукции…
Каждую субботу Клава с тетей обязательно ездили на местный рынок, Петр им только бричку готовил – запрягал-выпрягал, все остальное они делали сами. И продукцию готовили на продажу, и реализовывали, и каждый раз приносили в дом и отдавали Петру какую-то копейку…
Клава была очень хорошей хозяйкой, как-то даже до неприличности аккуратной во всем. Она очень хорошо вышивала крестиком и гладью. Когда Петр привез ей из города целый рулон белой тонкой материи и целую кучу различных ниток для вышивания, она начала делать такие вышиванки, скатерти, полотенца, занавески, что их не стыдно было вывозить на любой, не только сельский, рынок. Её рисунки-эскизы брал за образцы Петр при изготовлении художественных заказов на кованые изделия, и они очень нравились заказчикам. На хутор снова пришла жизнь. Клава стала энергетическим движущим центром. Петр смотрел иногда на неё и любовался: она была как Мария почти во всем, только… без Марии…
Месяца через три Клава зашла в спальню. Петр еще не спал, лежал, думал, что надо к дочке в город съездить. Соскучилась, наверное, да и он по ней тоже. Как там она переносит все на новом месте…
Клава подошла к кровати, тихо сказала: «Петя, подвинься. Так будет лучше». Разделась и легла рядом… Петр просто привлек её к себе и… поблагодарил за все сразу.
Утром сама Клава предложила ему поехать в город, поехать вместе и не просто проведать сестру и дочку, а взять Марию домой, пусть она к маме (так и сказала) привыкает. Что они и сделали.
На удивление всем, маленькая Маруся, увидев Клаву, сразу протянула к ней руки и назвала «мамой». Признала. Приехали домой, и с тех пор она все время хвостиком бегала за Клавой, все боялась, что она опять куда-то денется…
На хуторе стало еще больше жизни, детский смех целый день звучал во всех уголках, опять сложилась дружная рабочая счастливая семья, часы жизни которой, казалось, заведены по-настоящему и надолго…
И тут – пришло время Клаве рожать… Тетя Зина, как пожившая уже сельская женщина, что-то понимала в акушерстве, но когда посмотрела роженицу – поняла, что что-то не так. Сказала Петру.
Он тут же привез сельского фельдшера. Тот тоже посмотрел и развел руками – надо доктора. А где его взять? Петр верхом помчался в Никополь, нашел нужного доктора, заплатил, договорился, посадил верхом на коня, сказал, куда ехать, а сам побежал к Елене. Её муж запряг коня, и они втроем помчались за поскакавшим на хутор доктором. Когда они приехали на место, увидели страшную картину: доктор держал на руках новорожденную девочку, окровавленная бездыханная Клава лежала на столе в луже крови, тетя Зина лежала без сознания на лавке, а доктор одной рукой протирал ей виски и давал нюхать нашатырь…
Елена взяла из рук ошеломленного доктора новорожденную, начала с ней заниматься. Доктор вышел во двор, сел на лавку, обхватил голову окровавленными руками и все повторял: «Если хотя бы на пару часов раньше, всего на пару часов…»
Клаву похоронили рядом с Марией. Петр нашел в селе недавно родившую женщину. Молока у неё было достаточно, и она согласилась кормить Клаву (так назвали маленькую) вместе со своей дочкой. Петр пару раз отвозил тетю Зину к той кормилице, а потом она сама стала ездить на бричке, Петр только запрягал-распрягал коня…
Время на Лебединском хуторе снова как бы остановилось. «Ну за что мне это все? – думал Петр – Павел без вести пропал, Марию свели в могилу, теперь вот Клаву Бог забрал… Ведь я никому ничего плохого не делал, наоборот, старался чем-то помочь тем, кто нуждался в этом. Может, и мало помогал, но у меня самого еще не так много есть. За что ты меня так, Господи?! Неужели та цыганка была права, когда я к ней заезжал перед поездкой в Крым?! И дочек маленьких уже две, а мамы у них – ни одной… А жить-то надо! Спасибо, хоть тетя Зина, бедная, старается, без неё вообще не знаю, чтобы было бы…»
Ну что же, придется снова начинать все сначала…