Черноморскому Казачьему Войску – уже 20, еще 20, пока 20… С какой стороны не подойти – приличный возраст и уже своя история. За эти годы много чего было – и действий и описаний тех действий. В предверии Юбилея, наверняка будет много воспоминаний, интервью, характеристик и исторических хроник, официальных и неофициальных. И все это будет объединено главной целью – показать, что наше Войско было, есть и будет и все эти два десятка лет достойно представляло казачество на приднестровской земле. Что войско организационно сформировалось, в правовом плане поддержано властями Приднестровья, в любых направлениях и задачах (военно – патриотических, социально – молодежных, хозяйственных, спортивных и общевоспитательных и др.), четко действует как общественная организация с военизированным характером деятельности, под единым девизом: " Все – для Родины, Приднестровской Молдавской Республики». Пока все шло правильно, но жизнь не стоит на месте и пришло время казакам ставить перед собой новые, более совершенные и приемлемые для региона задачи, не отклоняясь от главного долга – служения народу Приднестровья и казачеству, в целом Великой России.
Чтобы выработать что – то новое, необходимо внимательно проанализировать пройденный за 20 лет путь, выбрать из всего самое достойное и определиться, что и как можно и нужно сделать лучше, применительно к новым реалиям жизни.
О нашем казачестве довольно много говорилось, писалось, снималось. Поэтому я решил довести до сведения казаков, особенно молодого поколения, да и до всех, кто будет читать эти строки, отдельные, в принципе почти неизвестные, моменты из периода возрождения ЧКВ, именно те, в которых сам принимал непосредственное участие, в силу сложившихся обстоятельств.
Родителей и предков не выбирают. Я родился в огромном по любым меркам селе Слободзея (ныне город), еще до Великой Отечественной Войны (1941–1945 г.г.) и по линии отца и по линии матери (особенно), являюсь прямым потомком запорожских (черноморских) казаков.
Почему по линии матери «особенно». Дело в том, что мне повезло застать на земле трех из четырех моих прадедов и одного из двух дедов, при наличии отца, пусть израненного и переконтуженного и матери. В этом плане я был действительно «богатым» на родных людей, так как многие мои сверстники не застали в живых и естественно не помнили, даже своих отцов и дедов, не вернувшихся с той страшной войны, не то, что прадедов.
Самый старший из прадедов, Еремей Корфуненко, дедушка моей матери, всю войну меня нянчил, причем в его же доме, из которого его и всю семью, включая мою маму, выгнали как «кулака» еще в 1929 году. На базе хозяйства прадеда, самого мощного и богатого в тот период на русской части Слободзеи, был в том же году, образован колхоз им. Молотова. По причине преклонного возраста (к моменту «раскулачивания» прадеду было 90 лет), в Сибирь его не отправили, а выделили крохотное помещение, при его же доме, где раньше хранили хозяйственный инвентарь и там он жил до начала войны, т. е. до 1941 года. С началом войны, колхоза не стало, прадед вернулся в свой дом, который использовался под контору колхоза, потом под клуб, позже под детский сад и т. д.
«Пожалев» прадеда и не выселив его из Слободзеи, власть жестоко прошлась по другим членам семьи. Старший сын прадеда, командир кавалерийского полка, кавалер ордена Красного Знамени и полный георгиевский кавалер – офицер царской армии, был разжалован до рядового, лишен наград и с 1930 года по 1946 год, пилил лес под Архангельском, как политзаключенный. Племянники прадеда и другие близкие родственники все были «мобилизованы» – кто на Днепрогэс, кто на Колыму, Комсомольск и т. п.
…А прадед с 1941года по 1944 год (пока не вернулись наши), няньчил меня в своем доме и рассказывал, как воевал с турками в Болгарии и Румынии, и как в этом же доме, почти сто лет назад, его самого, нянчил его прадед, бывший запорожский казак, Семен (Сэмэн) Корфуненко, который по причине серьезного ранения не смог переехать на Кубань, а женился, построил свой «куринь» (курень), он стоял еще и при мне, в нем была колхозная «комора» (кладовая), а в 1810 году (это подтверждают архивные данные) построил тот самый дом, который через 119 лет советская власть отняла у его правнука (моего прадеда). Я не просто так делаю такое длинное вступление. Я хочу этим сказать, что мы, слободзейские потомки казаков, появились не на пустом месте и делаю это не по причине обид, амбиций, моды и т. п. Вовсе нет. Я показал через эту прямую потомственную казачью линию – кровную связь – меня нянчил мой прадед, а его и в том самом доме, тоже воспитывал его прадед, из запорожских казаков, появившихся в поднестровье в конце 18 века.
Мне действительно повезло, да и прадеду тоже, что мы с ним не разошлись по времени – и я успел родиться, пока он еще здравствовал, да и он дождался меня. Прадед водил меня по нашей улице и все время что – то рассказывал и о себе и о своих товарищах и о своем прадеде – няньке. Я немного помню из тех детских бесед с прадедом. Но то, что мы из казаков, то, что главной похвалой прадеда, которую он перенял у своего прадеда, было (по отношению к мужчинам, чтобы он хвалил женщин – я не слышал) – «О цэ добрый був казак! Оцэ казак!». И все – сказал, как наградил!
… «Не было бы счастья, да несчастье помогло».
Действительно так. Когда пришел 1990 год, когда все кто мог, расшатывали опоры не Союза, а в принципе России, начались брожения в головах (не умах) по любому поводу. Одни верещали о «суверенностях», понимая, что в посеяном хаосе разделения, проще будет что – то выхватить для себя. Начались процессы «реабилитации». Подогреваемые заинтересованными людьми, пошли прошения к властям от различных репрессированных и ущемленных (политзаключенных, дворян, казаков и т. п.). Все просили и требовали что – то вернуть, воздать, раздать, пересмотреть, узаконить…
Даже я, собрав архивные и свидетельские показания, попросил колхоз вернуть мне дом прадеда. Сперва чуть не «вылетел» из партии, а потом прошло время и наш дом – корень просто разрушился… Сегодня на той территории – маслобойка.
Во всех этих хаосных процессах, к сожалению, больше было чьих – то личных устремлений _и корыстных интересов, а не заботы о стране, народе, власти, государстве. Начинался период болтовни и грабежа.
В июне 1990 года, в разгар парада «суверенитетов» произошло знаменательное событие в жизни российского казачества – на первом учредительном Круге был создан Союз Казаков России, завершивший большую подготовительную работу по возрождению казачества, проведенную в местах традиционного расселения казаков (Дон, Кубань, Терек, Запорожье и т. д.).
Конечно, мы, в Приднестровье, об этом тоже узнали, в некоторых местах (Дубоссары, Бендеры) начали создаваться первичные казачьи объединения, т. е. здесь именно инициатива шла «снизу», в отличие от многих нынешних политических партий, где инициатива, как правило, идет «сверху». Поэтому и партия вроде бы есть, да членов у неё раз, два и обчелся.
А у возрождающегося казачества, сама идея воссоздания шла от потомков казаков и сочувствующих. Я в начале сказал, что в какой – то мере «не было бы счастья…» В применению к возрождению казачества в Приднестровье, это означает, что если в традиционных «казачьих» регионах, шло восстановление разрушенного веками сложившегося казачьего образа жизни, причем внутри признанного государства, то нас подтолкнула к этому беда, беда, до которой в 1990 и 1991 годах, даже при существующем формально Союзе, уже никому не было дела.
Ситуацию подталкивала ошибочная «национальная кадровая политика», культивируемая на территории Молдавской ССР в то время, прямое национальное давление на всех уровнях, неуважение к мнению сотен тысяч «некоренных» людей и обострение политической обстановки, особенно после принятия в августе 1991 гола парламентом Республики Молдова «Декларации о независимости». При еще существующем Союзе ССР! К концу 1991 года националистические тенденции в Молдове на фоне распада Союза, чаще стали приобретать все более агрессивный характер.
Естественно, на левом берегу Днестра, в созданной 2 сентября 1990 года Приднестровской Молдавской Республике, возникла жизненная необходимость найти противоядие стремительно надвигающейся не только политической, а и прямой военной угрозе. Найти опору и оперативную защиту. Многочисленные возникающие партии и движения, кроме пустой болтовни и решения каких – либо своих корыстных вопросов – другого ничего предложить не могут. Короче говоря, если бы в то время казачество не существовало, то его надо было придумать. На счастье, казачество было, движение за его возрождение мощными волнами шло по Союзу, да и в самом Приднестровье уже появились казачьи общины. Но надо было объединить эту работу в масштабах Республики.
Поэтому, как только в средствах массовой информации ПМР прозвучало обращение: «Всех, в ком есть хоть капля казачьей крови и кому не безразлична судьба Отечества – просим собраться…
17 декабря 1991 года», многие потомки казаков разных бывших Войск России и просто люди, неравнодушные к судьбе своей малой Родины, детей и внуков, собрались в зале заседаний Тираспольского горисполкома народных депутатов, на первый Сход потомков казаков. Это было начало официального возрождения казачества на земле Приднестровья. Сход принял решение: Возродить на земле Приднестровья Черноморское Казачье Войско. Когда – то казаки в этих местах уже образовывали Казачье Войско верных казаков, а кош (управление) того Войска находился в моем родном селе Слободзея.
Были приняты ряд решений по структуре и дальнейшей работе по возрождению ЧКВ на земле Приднестровья.
На Сходе был избран организационный комитет в количестве 14 человек, в состав которого был избран и я.
Было так же принято решение, что временно, до проведения Большого Круга ЧКВ, исполнять обязанности войскового Атамана ЧКВ полковнику Пащенко И.В., а в должности членов Войскового Правления, утвердить казаков: товарища Атамана – Полушина В.Л., походного Атамана полковника Кучера А.В., кошевого Атамана – Гурковского В.А., войскового писаря – полковника Демина Е.А., войскового казначея – Гуравского В.А.
Первые дни после Схода, мы собирались ежедневно по вечерам, четких обязанностей никто особо не знал, делали все то, что надо было делать, сейчас. У нас не было ничего абсолютно, кроме нас самих и, поверьте, довольно страстного желания сформироваться, определиться и оправдать доверие Схода. Да и обстановка поджимала…
Собирали, где могли и что могли – от карандашей и бумаги – до стрелкового оружия. Мне лично было поручены сразу две задачи: провести работу по образованию казачьей общины в Слободзее, т. е. в историческом центре казачества в Поднестровье и подготовить несколько разделов к «Положению о казачестве в ПМР».
Во время Схода в Тирасполе я встречался с земляками – слободзейцами, но каких – либо разговоров о будущем казачестве в Слободзее, речь не шла, потому, что встречались мы до начала Схода, что и как будет, не знали, а сразу после его проведения – отдельно собрался оргкомитет и больше в тот день мы не встречались.
Зная хорошо Слободзею и слободзейцев и перебрав в памяти потенциально возможных организаторов возрождения казачества на слободзейщине, решил начать с главного, первого и надежного. Таким, по моему мнению, был Бондарь Александр Дмитриевич. У него во – первых такие же, как у меня, казацкие корни, во – вторых, жили мы с ним на соседних улицах, учились вместе в одном классе, в третьих он был солидным, крепким, надежным, верным и ответственным товарищем и, что немаловажно, уважаемым в Слободзее и районе. И, кроме того, раз он был на учредительном Сходе – значит казачья идея ему также дорога.
В то время он возглавлял районное объединение «Агропромэнерго» – и с него я решил начать. Взяв с собой сотрудника нашего НИИ, тоже члена оргкомитета, Мокрий Виктора Ивановича – отправился к Бондарю А.Д. Встретились, обговорили основные вопросы, прикинули по людям, кого можно приглашать сразу, кого – попозже. Бондарь А.Д. человек по натуре спокойный, внешне даже медлительный, но обстоятельный и понимающий. Он не бросился сразу рвать и метать, нет, он просто понял, почему я приехал именно к нему первому и оценил обстановку так, какой она была на самом деле. Он внутри себя сперва согласился, что так будет лучше, если он возглавит слободзейский казачий сектор, а потом озвучил свое согласие внешне, т. е. официально.
Мы обговорили основные наши первичные действия, наметили серию контактных встреч: с руководством района, церковью, средствами массовой информации и, главное, с потенциальными казаками. С властью проблем не было с самого начала. Возглавлявший в то время район, Остапенко Николай Иванович, пусть земля ему будет пухом, встретился с нами и официально поддержал нашу работу по возрождению казачества в Слободзее, как составной части Черноморского Казачьего Войска. С представителями церкви проблемы были с первой встречи. Первой проблемой было то, что на т. н. русской части Слободзеи в то время не было своей церкви. Раньше церковь у нас была, она осталась нетронутой после революции и во время войны и еще лет пятнадцать после неё. К нам ходили молиться люди не только со всей Слободзеи, но и из близлежащих сел, даже с правого берега Днестра. А уничтожили её (церковь) уже в самом конце пятидесятых, при Хрущеве Н.С. Те изверги или круглые идиоты, поднявшие руку на прекрасное, намоленое столетиями место, скорее всего были из присланных откуда – то районных или республиканских начальников, желающих выслужиться. Как – бы то ни было, пришлось обращаться к священнику восстанавливаемой на месте бывшего Госбанка церкви, на молдавской части села. Священник там был молодой, присланный с правобережья, он не знал, что с нами делать – принимать участие в проведении и освящении первого организационного Схода в Слободзее или нет. Всячески уклонялся и от встреч с нами и от согласия. После пятого с ним серьезного разговора – согласился, скрепя сердце, но все прошло хорошо. В помещении церкви, где половину стен заменяла пленка, где было довольно холодно (середина января все – таки), людей собралось человек пятьдесят, не все из них были потомственными казаками, были и просто те, кому интересно было узнать что – то новое. Я поставил в известность И.О. членов Правления ЧКВ в Тирасполе о том, что проведена подготовительная работа и можно в Слободзее официально проводить Сход. 17 января 1992 года первый Сход был проведен.
От Правления ЧКВ в нем приняли участие Кучер А.В. и я, кроме того были представители казаков Тирасполя и Всевеликого Войска Донского и член оргкомитета Мокрий В.И. На Сходе было принято решение образовать Слободзейский казачий округ, как структурную единицу Черноморского Казачьего Войска. Было избрано временное Правление, в его состав кто – то предложил и меня, но И.О. походного Атамана ЧКВ, Кучер А.В., сказал, что этого делать не надо, т. к. я вхожу в состав временного Правления Войска. Первым Атаманом Слободзейского казачьего округа избрали, как и предполагалось, Бондаря Александра Дмитриевича. У него сразу появились добрые помошники, казачьи активисты, часть из них вошла в состав временного Правления СКО – Виктор Фатеев, Николай Бондарь, Николай Захаров, Иван Захарович Калошин, Пантелей Звягинцев, Григорий Брусенский, Михаил Червоненко, Валерий Павленко и еще несколько ребят разных возрастов. Именно с них начинался Слободзейский округ.
Наряду с официальной программой, мы работали по разъяснению сути и целей возрождения казачества и в районе и в Приднестровье. Недели за две до проведения Схода, мы с Мокрий В.И. пришли в редакцию районной газеты «Слободзейские вести», это было единственно в то время более менее работающее СМИ, хотя и не особо надежное. Итогом нашей многочасовой беседы явилась статья – интервью от 18 января 1992 года с броским названием «В.Гурковский: Я – казак и Родина моя – Слободзея». Статья эта вызвала неоднозначную реакцию и в районе и в Кишиневе. Дело в том, что СССР официально разрушили в конце декабря 1991 года. Но жизнь продолжалась. Политика – политикой, а была ещё хозяйственно – экономическая и научно – исследовательская жизнь. Я тогда работал заместителем генерального директора НПО «Днестр» и одновременно заместителем директора НИИ овощеводства, по экономике. НПО «Днестр» было в то время одним из ведущих и крупнейших научно – производственных структур не только в Молдавии. В составе НПО – старейший на Юго – западе Союза НИИ, опытно – конструкторское бюро, опытно – производственное хозяйство и целый ряд семеноводческих совхозов в разных зонах Молдавии.
Как говорится, «война – войной», а жизнь – по расписанию. Мы, как НИИ, финансировались из Москвы, но через Управление по науке в Кишиневе. Год закончился, но вся система по инерции двигалась, надо было отчитаться за выделенные средства по каждому направлению научных исследований, надо было реализовывать выращенные элитные и репродуктивные семена, технические разработки и технологии, мало того, надо было не только думать, но и работать в плане НИОКР по новому 1992 году, ведь за нами стояли тысячи людей и ученых и производственников. Короче говоря, хочешь – ни хочешь, нам в этом плане надо было обращаться в Кишинев, в соответствующие управленческие и экономические органы, иначе на тот период, мы остались бы без заказов на новый год. Одни в Кишиневе в то время митинговали на чужие деньги, орали всякие там лозунги, кого в Днестр, кого за Днестр, им было наплевать на все – и на науку и на производство, лишь бы платили и не загоняли в аудитории и классы, другие – что-то все – таки делали. К счастью, в то время текущую экономику еще не «накрыла» политика. Но. Вынуждено бывая в Кишиневе, а все чаще ощущал негативное к себе отношение, не от непосредственных начальников, с которыми работал многие годы, а от «привходящих» болтунов – «политиков», которые кроме как «сепаратистами» нас не называли. Были телефонные угрозы, всякие «обещания», но дальше, слава Богу, дело не шло.
То же самое начало происходить и в районе, где меня все знали, но, как оказалось, я не всех знал…
Через некоторое время в той же газете «Слободзейские вести» появилась статья одного инженера колхоза «Я – молдаванин и Родина моя также Слободзея». Я хорошо знал того оппонента, как инженер он был посредственный, но национально видимо был сильно «ущемленный», поэтому и противопоставил слова – понятия «казак и молдованин». Мне пришлось снова выступить в газете со статьей «Земляк – землякам», где в популярной доброжелательной форме еще раз разъяснил, что все мы, живущие в Слободзее и районе, независимо от национальности – есть земляки и обречены для совместного проживания и что среди казаков всегда были люди не только русские и украинцы, но и те же калмыки, молдаване, болгары и другие.
Мы пропагандировали казачество, как образ жизни, как путь к порядку, взаимопониманию, защите нуждающихся, в первую очередь стариков и детей. Клич наш был услышан и уже к апрелю 1992 года в Слободзее было поверстано более 30 казаков.
Так я выполнял порученную от Правления первую задачу – по организации Слободзейского Казачьего Округа. Должен заметить, что спустя почти 20 лет, наш округ живет, развивается и достойно продолжает казачьи традиции именно в Слободзее – «столице» в XVIII веке Войска Верных Казаков, в последствии, Черноморского казачества, являясь боеспособной единицей ЧКВ.
Второй основной моей задачей как было уже сказано, была подготовка учредительных документов ЧКВ.
За неделю до нового 1992 года, я поехал в Москву, по делам своей основной работы, перед этим доложив А.В. Кучеру, куда и зачем еду. Александр Васильевич попросил заехать в Правление Союза Казаков России, что – то узнать, может чем – то разживиться, в плане документации или еще чего – нибудь. Дал адрес.
Интересное было время. Союз развалили, а люди этого еще не поняли, все шло по какой – то непонятной инерции, все чего-то ждали. После все выяснилось, кто, что и сколько «ждал «и какие были цели у тех, кто под шумок проворачивал свои дела. Им абсолютно было наплевать и на Союз и на Россию – главное для них было успеть…
И вот перед самым Новым Годом, мы с генеральным директором НПО, едем в Москву решать вопросы финансирования науки и еще у нас ряд встреч с германскими фирмами о совместном сотрудничестве в семеноводстве овощных культур и с итальянскими фирмами по совместной переработке овощной продукции.
Сейчас это воспринимается как какой – то анекдот. Никому ничего не нужно, с правого берега Днестра одна за другой вооруженные провокации, а мы думаем, как объединению жить в новом году.
В Москве, по указанному Кучером А.В. адресу, в районе Ясенево, я с трудом нашел просто частную квартиру, в пятиэтажной «хрущевке». Сидела там одна пожилая женщина и больше никого, ни казаков, ни Атаманов там не было. Женщина объяснила мне, что Союз Казаков просто зарегистрирован по этому адресу, а для работы они арендуют зал заседаний в ЦДСА (Центральный Дом Советской Армии). Я знал это место, там, на площади, величественное здание Центрального Театра Советской Армии, а через дорогу – тот самый ЦДСА. Когда я зашел в зал заседаний, там было довольно много людей и в формах различных казачьих войск и в гражданском. В то время, в этом зале проходили мероприятия без названий. Приходили – уходили, когда кому было надо, выступали, между ними сновали вездесущие «дилеры», кто предлагал казачью атрибутику (погоны, пуговицы и т. п.), кто различные брошюры в основном не представляющие ценности, кто просто искал контакты на будущее. Доминирующее положение занимали представители Кубанской Казачьей Рады (Войска), так как по словам их Атамана (Громова в то время) – «мы вэсь цэй Союз содержим!».
Я перезнакомился с представителями многих Войск, все хотел выпытать, какие у них есть учредительно – организационные документы, но потом понял, что они сами ничего не имеют, тоже ищут. Даже те, кто представлял регионы традиционного расселения казачества, ничего нового (в плане документации) не имели. Что – то старое (дореволюционное) понаходили, но принимать один к одному для себя не могли, по разным причинам. Купил я у «дилеров» несколько сборников казачьих песен (под ротопринт) и три тома истории казачества, издания 1915 – 16 г.г., да несколько пуговиц с орлами, вот и все, что смог тогда найти.
Так как в зале заседаний в то время почти всегда кто – то был, я посещал это место все дни, пока был в командировке, с утра занимался по работе, а часов с трех дня, шел в ЦДСА. Один раз даже привел с собой нашего генерального директора Чичкина В.П., он как человек добросовестный и государственник, сам проникся идеей возрождения казачества и всегда шел навстречу мне, даже в то сложное с любой точки зрения, время.
Общее, что я привез в Тирасполь из той первой поездки – убедился, что мы на правильном пути, что волна возрождения казачества на всем постсоветском пространстве пошла и ее уже не остановишь и что, слава Богу, что мы казаки!
Вернувшись в Тирасполь, сразу доложил Кучеру А.В. обо всем, что увидел и услышал, а после Нового года представил отдельные разделы Программы (Положения) о ЧКВ в ПМР. Отдельные разделы, подготовленные мною, затем вошли в регистрационные документы ЧКВ.
Два этих месяца, от Схода потомков казаков17.12.91 г., до первого Большого Круга ЧКВ 14.02.92 г., для меня, да и для всех членов организационного комитета, были действительно сложными и загруженными. Днем – на работе, там проблем сверхголовы, а по ночам – встречали нелегально прибывающих казаков из разных регионов России, Украины, Белоруссии, отправляли по домам первых погибших казаков, проводили встреч и на местах с населением, потенциальными казаками, готовили материалы к Большому Кругу.
Особенно сложно было таким как я, занятым на работе, в конце года и начале нового. Я просто не был дома, спал по 2–4 часа. Но это все не ощущалось, хотелось сделать больше, но сразу такую глыбу, как казачество, в неказачьем сегодня, регионе, поднять было непросто.
За несколько дней до Круга, я подошел к Кучеру А.В., мы с ним хорошо понимали друг друга и прямо попросил подобрать в состав Правления ЧКВ больше военных. Их в то время в Тирасполе было довольно много, особенно среди офицерского состава. И у многих из них было довольно много свободного времени. Среди них можно подобрать достойных, грамотных, тем более преданных людей для оказания помощи возрождающему казачеству. Дело даже не в том, что мне шел шестой десяток, просто так работать практически невозможно, тем более, что есть из кого выбрать. А помогать я буду всем, чем смогу, но помогать, а не быть во многих местах сразу. Лучше как лучше.
Кучер А.В. понимал все быстро и пообещал рассмотреть мой вопрос до Круга.
14 февраля 1992 года в Тирасполе прошел первый Большой Круг ЧКВ. Мы, члены временного Правления ЧКВ, сидели в Президиуме Круга. Когда по предложению Пащенко А.В., Атаманом ЧКВ был избран Александр Васильевич Кучер. Он вышел для принятия Присяги Атамана.
…Саша в рубашке, с распущенными рукавами я держу его за левую руку, Бондарь А.Д. – за правую руку, сзади кто – то из стариков ласково " хлещет Атамана нагайкой…» – вот что навсегда врезалось в память о том первом Круге…
Сразу после Круга Кучер А.В. подошел ко мне и сказал: «Завтра мы с тобой едем в Москву, на Совет Атаманов Союза Казаков России». «А чего ты не возьмешь ребят из нового состава Правления?» – спросил я.» Они новые, а ты потомственный казак и уже по пояс в делах наших, поэтому – поедем с тобой, билеты – у меня «– серьезно сказал А.В.Кучер.
15 февраля 1992 года, мы выехали из Тирасполя, 16 были в Москве, поселили нас в гостинице того же ЦДСА. Кучер А.В. записал нас, как «полковник» Кучер А.В. и» полковник» Гурковский В.А…из ЧКВ, Тирасполь.
На второй день, 17-го, в зале заседаний ЦДСА, начался Совет Атаманов Союза Казаков. Полный зал, представители почти всех казачьих регионов России, Казахстана, других республик. Выступление Атамана Союза Казаков, товарища Атамана, Атаманов отдельных Войск. Запомнились выступления Атамана из Надтеречного района Чечни, казаков Уральских и Семиреченских, которые рассказали, в каких сложнейших условиях им приходится не только возрождать казачество, а и вообще жить. Ярким, насыщенным, аргументированным, было выступление нашего Кучера А.В. Он рассказало проделанной работе, сказал, что два дня назад Верховный Совет ПМР принял постановление о военных формированиях Черноморского Казачьего Войска, а также представил вариант Положения о ЧКВ, чем немало удивил всех присутствующих, особенно представителей традиционных мест расселения казачества.
Ни у кого из представителей других Войск и отдельных казачьих формирований, в то время, организационных документов такого уровня и качества – не было. Надо отдать должное А.В. Кучеру – он был действительно толковый организатор, где – то может быть жестковатый и слишком прямой, но верный, преданный порученному Кругом делу. В то же время веселый, жизнерадостный и жизнелюбивый. Одним словом казак и еще – Атаман!
На Совете Атаманов ждали Президента РФ Ельцина Б.Н. Но вместо него пришел Руцкой. Он тогда уже входил в опалу и его, боевого летчика, назначили ответственным за сельское хозяйство… Руцкой поздравил атаманов, извинился за занятость Ельцина Б.Н., осветил ряд вопросов общероссийского и казачьего плана, а потом сказал: «Вот, смотрите, нас снимают «Вести», вечером посмотрите, они представят мое выступление наоборот…» И точно, вечером в репортаже «Вестей» о Совете Атаманов речи Руцкого не озвучивали, а просто на фоне заставки с его выступлением, диктор что – то говорил, далеко не то, что говорил вице – Президент. Руцкой еще объявил, что распоряжением Президента РФ, с целью пропаганды казачества в районах Дальнего Востока, т. е. в местах, благодаря старанием именно казаков, присоединенных к России, будет откомандирована группа атаманов. Планируется посещение регионов Камчатки, Сахалина и Курильских островов. Группа полетит на военном самолете СУ – 24. Список группы подписал лично Е льцын Б.Н. В составе группы – двое от Приднестровья – Кучер А.В. и я.
Вечером того же дня Атаман Союза Казаков Мартынов А.Г. устроил прием для участников Совета Атаманов на руководимом им автотранспортном предприятии в г. Москва. Машин в Союзе Казаков тогда не было, добирались к месту приема каждый сам по себе. Мы ехали на троллейбусе вместе с Атаманами с Кавказа. Они были в форме, в черкесках, огромных длинных бурках с шашками и кинжалами, чем здорово удивили ехавших вместе с нами москвичей.
Посидели, пообщались и попели Атаманы от души. Старинные и современные казачьи и народные песни долго звучали над ночной Москвой. Наверняка Москва таких песнопений не слышала за все свои 850 лет. На другой день заседание продолжалось. Группа отъезжающих на Восток начала готовиться к отправке на подмосковный военный аэродром. И тут случилось то, что случилось – и о чем я сожалею и буду, наверняка, жалеть всю свою жизнь. В отличие от Кучера А.В., я поехал в Москву в командировку на 3 дня. Я честно сказал генеральному директору, что поеду на 2 дня в Москву, на заседание Совета Атаманов. Директор дал добро, но с «нагрузкой» – после Совета, на третий день, мне предписывалось быть в Госкомитете по науке и технике, для защиты наших договоров на 1992 год. «Раз ты все равно в Москву едешь, я договорюсь, чтобы наш институт по защите поставили на 19 февраля» – заявил директор, подписывая мне командировочное удостоверение. На другой день мы с Кучером А.В. уехали. Ну кто же знал, что будет такая поездка на Восток и моя фамилия будет в списке?!
Если бы все это было известно заранее, то мы что – то придумали еще в Тирасполе. А так – поставили перед фактом. Или еду в почти уникальную бесплатную турпоездку, туда, где может быть, никогда в жизни не придется побывать или иду на защиту наших договоров в ГКНТ.
На второй день Совет Атаманов закончился, мы с Александром Васильевичем поехали искать отца Никодима – он приезжал к нам в Тирасполь на первый Сход. Мы где – то долго петляли по старому центру Москвы, в районе метро Пушкинская, с трудом нашли его квартиру. Там целая бригада молодых поломников с ним жила. Мне показалось, что там вообще что – то вроде заезжего дома, проходного такого, куда приезжают откуда – то люди, некоторое время живут и снова уезжают. Ну прямо штаб или центр какой – то. Встретились с отцом Никодимом, побеседовали, попили чай. Он был мудрым и приветливым человеком, не знаю, жив ли сейчас.
Я почему так подробно рассказываю о вечере второго дня. Завтра – вылет на восток. Что мне делать? Упустить такой шанс для меня, географа по призванию, по духу, увидеть что – то действительно новое?! А с другой стороны – работа, дело, судьбы сотен людей, которые ждут, что Москва что – то нам закажет по НИОКР. Так как спали мы с Кучером А.В. в одной комнате, он часа в три встал и спрашивает: " А ты чего не спишь? Давай отдыхай, в бомбардировщике не очень – то уснешь!»
А я не спал всю ночь, боролся с самим собой, хотя, что было бороться – надо делать порученное дело и не подводить ни людей, ни себя.
К утру – определился, для формы сходил к дежурному по гостинице, вернулся и сказал Атаману, что звонил в Тирасполь, директор меня в такое время на 10 дней отпустить не может, не имеет права, да и я сам такого права не имею.
Александр Васильевич, взрывной по натуре, заметил: " Да ты в списке, подписанном Президентом! Да ты понимаешь!.. Да пошли ты всех подальше!..» и т. п.
Я сказал, извини, но я действительно не имею права все бросить и улететь. Люди за мной стоят, много людей и все надеются, и у всех – семьи.
Он успокоился, конечно, все правильно понял, мы посидели на дорожку, было у меня две бутылки коньячного спирта, я ему их отдал, потом троекратно расцеловались и отправились – он к автобусу на аэродром, я на метро в ГКНТ.
Поездка на Восток затянулась по погодным причинам более 10 дней, Кучер А.В. по приезду восторженно рассказывал мне, где, что и как было, а я до сих пор жалею, что не получилось вместе с ним туда поехать.
Дальше – все известно. С 1 марта 1992 года участились агрессивные вооруженные выпады с правого берега Днестра, конфликт не по нашей вине, набирал обороты, затем 9 мая, не стало и незабвенного А.В. Кучера. Он был по всем параметрам Атаманом и в первую очередь, по характеру, по природной сути. Жаль, Войско живет и развивается уже без него, но в этом есть и его вклад…
На этом можно было бы поставить точку в моих воспоминаниях, о том, как оно было. Но все последующие 20 лет моя жизнь неразрывно связана с ЧКВ. Как советник Атамана по сельскому хозяйству, разработал земельную программу Войска, регулярно выступал в различных СМИ с пропагандой казачьего образа жизни, писал и исполнял казачьи песни, участвовал во многих мероприятиях, проводимых как на уровне Войска, так и Слободзейского Казачьего Округа.
И тоже для истории, должен отметить, что главный наш регулирующий отношения казаков с властью документ «Закон о казачестве в ПМР», написан моей рукой, по согласованию с Атаманом ЧКВ Рябинским В.И. Никто больше к проекту этого документа отношения не имел, а если пытались иметь, то только мешали.
Все пять лет моей работы в Верховном Совете ПМР, я пытался обратить внимание депутатов на то, что нашему казачеству нужен свой, отдельный Закон. Возглавляемый мною комитет Палаты Законодателей выступил с законодательной инициативой и внес на рассмотрение проект такого Закона. Скажу прямо, Закон мог бы быть принят не в самую последнюю сессию 2 созыва, а еще на год – полтора раньше, но как это ни странно, этому всячески препятствовали наши ретивые молодые казачки – депутаты, которые сами ничего путного предложить не могли, а просто срывали голосование на Палате и неоднократно.
Но все равно Закон о ЧКВ принят. Причем в самой России, тем более в других суверенных государствах, где есть казачьи общины, аналогичных законодательных актов нет и до сих пор, по разным причинам.
И Черноморское Казачье Войско выгодно отличается от всех Войск Союза Казаков России, даже от тех, где казачество существовало веками, не только потому, что имеет свой Закон, который, естественно, можно подправлять и дорабатывать, с учетом меняющихся реалий, и не потому, что нас много, мы лучше организованы и т. д. Нет. Нас отличает главное на сегодня – это взаимоотношение с властью.
Хочу обратить внимание всех казаков и неказаков, что согласно статьи 1 «Закона о казачестве в ПМР» – «Казачество в Приднестровской Молдавской Республике выступает в виде общественного объединения с военизированным характером деятельности». И еще, в статье 4 (там же) – «Единую политику по отношению к казачеству определяет Президент Приднестровской Молдавской Республики»…
На этих двух определяющих нормативных положениях и базируются взаимоотношения казачества и власти в ПМР. Понятно, что эти взаимоотношения в Приднестровье, в принципе «неказачьем» крае, еще далеки от совершенства, но они являются фундаментальной базой для их развития в будущем.
Ведь не зря в России до сих пор нет закона о казачестве, В России, где около 7 миллионов человек считают себя казаками!
А почему? Потому, что отдельные, далекие от интересов России люди, побаиваются и казаков и самого понятия «военизированный характер деятельности». А без такого понятия казаки, как общественное объединение, будут находиться на уровне «обществ любителей пива или бабочек».
В ПМР есть у казаков свой Закон. За 20 лет наработаны определенные традиции в военной, хозяйственной, культурно – спортивной и других направлениях деятельности. Идет работа по воспитанию подрастающего поколения, налаживаются связи с местными органами власти, а также по совершенствованию всей действующей по казачеству нормативной базы.
Черноморское Казачье Войско достойно смотрится на фоне других Войск Союза Казаков, расширяются и укрепляются филиалы – землячества в Одесской, Винницкой областях и других регионах.
То есть, слава Богу, наше Войско живет и развивается в правильном направлении и первые свои 20 лет, пору зрелости, встречает с оптимизмом и надеждами на будущее.
Я горжусь тем, что напрямую причастен и навсегда связан с этим прекрасным казачьим сообществом, каким является наше ЧКВ и его структурная единица – мой родной Слободзейский казачий округ. И слава Богу, что мы казаки! Любо!