— Я не отправлю своих людей на закланье! — взревел Марк.

Архимаг не повел даже бровью. Ему не было дела до слов коменданта. Он думал о своем. Десятерых придется прикончить. Убить чрезвычайно жестоко, вероятно, под пытками, с особым пристрастием, так, чтобы поток черной магии был наиболее мощным. Репетиций не надо. К чему без надобности губить человеческие жизни? Клавиус знал, что не ошибся в расчетах. В таких делах, когда речь идет о необходимых жертвах, Кляй не ошибался никогда, хоть и бросал людей в топку не раз и не два.

Главное, чтобы амулеты сработали как надо. Архимаг потратил несколько дней на их создание и сразу по прибытии в Лиор выдал каждому из своих подопечных по сущей безделушке: миниатюрному черепу на кожаной веревочке, приказав носить, не снимая. Ничем не примечательные с виду вещицы на самом деле были артефактами, подогнанными под ауры каждого отдельного чародея и призванными преобразовывать энергию: черную — в светлую.

Молчание архимага действовало на Марка отрезвляюще. Его пыл быстро утихал. Капитан всячески пытался разгорячить себя, придать себе свирепого вида, но перед сильным мира сего, перед самим Клавиусом Кляем, он чувствовал себя мальчишкой, которого раздели догола и поставили перед суровым, не знающим пощады преподавателем фехтования. И этот преподаватель, осматривая неокрепшего паренька с ног до головы, принимал решение: браться за обучение малыша, или ну его к фоморам?

— Этого не будет! Вы меня слышите? — как-то неубедительно, уже окончательно растеряв пыл и уверенность, просипел Марк.

— Вы ослушаетесь приказа? — левая бровь архимага от удивления поползла вверх и изогнулась вопросительной дугой. — Моего приказа? — с нажимом уточнил он.

— Но это же… мои люди…

— Они призваны защищать Валлию ценой своих жизней. Именно это они и сделают.

— Они готовы умирать. Но ведь не как агнцы.

— Сегодня от них требуется именно такая смерть, — холодно заметил Клавиус. — Под ритуальным ножом.

О необходимости пыток Кляй умолчал. Марку не стоит об этом знать. По крайней мере, сейчас. Иначе он наотрез откажется идти на сотрудничество. А в сложившейся ситуации, учитывая гуманные законы Тройственного союза, решение о жертвоприношении комендант должен принять сам, взять всю вину на себя, иначе репутация архимага окажется под ударом — потом не отмоешься.

— Можете отобрать любых, — примирительно сказал Клавиус, обрывая минутное молчание. — Но, умоляю, не говорите им об их участи. Самопожертвование только навредит делу.

* * *

Беженцев становилось все больше. Все большее число людей стекалось к Великому мосту, чтобы избежать тяжкой участи рабов, но, приходя к шумному лагерю со всех концов Стигии, они попадали в кабалу церковников. Очень быстро десятина превратилась в четвертину, а четвертина еще быстрее преобразовалась в новую десятину, когда десятую часть не взимают, а оставляют мирянам. Святые отцы отбирали еду и вещи, призывая делиться с нуждающимися, толкуя о том, что рука дающего не оскудеет и что каждому воздастся по заслугам, когда они предстанут перед небесным отцом. Но беженцы нуждались в еде и тепле уже сейчас, их совсем не устраивали абстрактные воздаяния, которые, если ничего не изменить на земле, очень скоро пригодятся на том свете.

Первым нарастающее недовольство заметил лейтенант Аспин и тут же решил действовать. Гибель главы эстерского ордена, которая случилась в ночь после штурма Лиора, позже связывали с именем этого отчаянного и деятельного человека, но очевидцы утверждали, что убийцей Притория был некий мальчишка-зомби, который сразу же после своего злодеяния превратился в окоченевший труп. Выследить некроманта, который подослал ожившего мертвеца, не удалось. Даже магия церковников оказалось бессильной. И тогда решили, что история с зомби — банальная профанация, а убийца — обычный человек, живущий и мыслящий. Как бы там ни было, замену Приторию нашли быстро. Все члены ордена единодушно проголосовали за отца Бенедикта, который своей вечной молодостью подтверждал, что он облюбован самим Эстерем. А кого, если уж не любимчика всемогущего бога, ставить на главенствующий пост, который в любую минуту вместо почестей и привилегий может превратиться в гроб, покоящийся в сырой землице? Бенедикт сопротивлялся этому назначению, впрочем недолго. В конце концов, свое он уже пожил, за границу Хельхейма ему не переступить, так можно хоть напоследок насладиться высочайшей властью. И власть его опьянила сильнее крепкого кровавого вина. Он начал бесчинствовать, собирать подати с ожесточением некромантских шеважников и даже подумывал над союзом с королем мертвых, желая сохранить свое текущее положение.

Наблюдая за скандальным поведением святых братьев, Аспин сперва лишь злился, надеясь, что церковники обратятся к благоразумию и переменят тактику. Но ничего не менялось. Люди, и без того озлобленные из-за своей горькой судьбы, превратились в серых мышей, которые сперва бежали с охваченного чумой корабля «Хельхейм», а теперь желали скрыться с тонущего судна под названием «Лагерь беженцев». Разочаровавшись в эстерцах, в их способности сплотить стигийцев и привезти к свободе, Аспин готовил переворот, но ему катастрофически не хватало верных людей. Церковников было по-прежнему больше, а на обездоленных мирян лейтенант не сильно надеялся, слишком крепка в них была вера во всемогущего и всепрощающего Бога, даже несмотря на все бесчинства, творимые его именем.

Люди начали тайком и открыто покидать лагерь. Положение становилось отчаянным. Попытки Аспина отравить новоиспеченного главу Ордена не увенчались успехом. Бенедикт жрал отраву, пил яды, но ничего не брало его. Он был живуч, как блоха. Вступать же в открытое противостояние Аспин не решался.

Появление в лагере феи, пришедшей из Валлии, несколько скрасило ситуацию. Увидев с каким рвением и упорством она принялась за обучение беженцев владению оружием, люди быстро прониклись к ней. Недовольство Лайры политикой эстерцев тоже сыграло на руку Аспину, но дальше нелестных слов в адрес церковников ск'йере не пошла, считая, что ее основная миссия — защита людей, а не выяснение, чья власть лучше. Уверения лейтенанта в том, что он действует во благо народа, никак не повлияли на решение Лайры.

Аспин уже отчаялся занять главное место в лагере беженцев, а события последнего дня так и вовсе поставили на честолюбивых планах лейтенанта жирную точку. И надо же, оказалось, что его власть людям не нужна. Впрочем, и церковники получили лишь крохи с королевского стола. Все остальное досталось — даже говорить об этом противно! — некроманту.

* * *

— Что вы творите? — гневно прокричала Лайра. — Мало того, что целитесь криво, так еще и долго! Стреляете уставшей рукой! Спускаете тетиву и лук дергаете так, словно он верткая рыба! А ну, дай мне. Покажу, как надо.

Ск'йере выхватила у одного из ополченцев лук. «Самый ужасный из всех, из которых мне приходилось стрелять, — подумала Лайра. — Не промахнуться бы этим чудовищем». Она вскинула лук, мягко натянула тетиву и, как только перо стрелы коснулось уголка губ, разжала пальцы.

— Стоять надо твердо, дышать — ровно, целиться и стрелять — быстро, — строгим голосом наставляла фея, довольно поглядывая на стрелу, попавшую в самый центр мишени. Из такого чудовища даже Королева долин не выстрелила бы лучше. — Показываю медленно, чтобы вы, неумехи, видели технику. Но запомните: медленно — нельзя!

Лайра стреляла еще и еще, с каждым разом все быстрее. Ее охватывала немая ярость. Что делать с солдатами? С ополчением? Эти растяпы никогда в жизни не научаться стрелять правильно, а ведь это — охотники, всю жизнь добывавшие себе пропитание стрелой и луком. О пехоте и говорить нечего. Бестолково размахивая топорами и моргенштернами, они скорее перебьют друг друга, чем сколько-нибудь навредят врагу. Как идти на приступ с таким войском?

При штурме укрепленного города нападавших должно быть в пять раз больше, чем защитников. При штурме крепости — в десять. Беженцев, столпившихся у Великого моста, было в двадцать, если не в тридцать раз больше, чем солдат форта, но Лайра ни на секунду не сомневалась, что у стигийцев нет ни малейшего шанса. Все они — деревенские простачки, ни разу в жизни не державшие в руках настоящего оружия. Живущие в стране мертвых, но ни разу не убивавшие. В лучшем случае они могли прирезать старую корову, но даже это сомнительно, ведь чаще домашнюю животину вели к забойщику, а забойщик разбирался только в том, как убить смирно стоящее существо. Как этим неумехам сражаться не на жизнь, а на смерть? Никак. А тревожные новости о том, что в сторону Великого моста движется неисчислимое воинство неупокоенных во главе с самими Балор Дотом, только сеяло панику среди людей и делало их еще более слабыми. Вместо того, чтобы придать уверенности, убедить в том, что дорога вперед — единственная, и отступать нельзя. Под страхом вечного рабства и смерти…

Денно и нощно, забыв о сне и отдыхе, Лайра обучала беженцев владению оружием. Но что она могла сделать за несколько недель, проведенных в лагере? Разве за этот срок можно научить человека сражаться? И пусть еще одного человека. От одного, путем невероятных усилий, она б еще добилась более-менее достойного результата. Но от тысячи… А все те инструкторы, якобы воины, которые ей помогали… Им бы самим подучиться, а не учить других. От их уроков больше вреда, чем пользы.

В сердце ск'йере поселилась бессмысленная злоба. На Хананка, который скрылся за крепостной стеной и ждет, когда удастся вдоволь насладиться сражением. На Марка, который вместо того, что спасти собратьев-людей, губит их сотнями. На прорицателя, который заварил такую кашу, что за век не расхлебаешь. На себя саму за полное бессилие, за то, что не может прыгнуть выше головы и добиться от своих учеников хоть чего-то, хоть маломальских успехов в военном ремесле.

Стигийцы были обречены. Все. И скорее всего эти люди смирятся со своей судьбой, разбредутся по домам и будут дальше жить во власти некромантов. Это читалось в их испуганных глазах. Даже магом быть не надо. Вокруг царило упадническое настроение, и Лайра ничего не могла с этим поделать.

Ополченцы наблюдали за ск'йере молча, сперва с восхищением, затем — с опаской. Уж больно грозно она выглядела. Попривыкнув, начали повторять за нею движения, изредка поглядывая то на Лайру, то на утыканную стрелами ее мишень. Встретиться с такой лучницей в бою поостерегся бы каждый из них, хотя никто из охотников не назвал бы себя трусом.

Фея не останавливалась до тех пор, пока колчан за ее спиной не опустел. Только теперь отбросив гнетущие мысли, она пришла в себя и поняла, что от напряжения взмокла, а по пальцам, незащищенным лучничьей перчаткой, течет кровь. И лишь секунду спустя, обратив внимание на гробовую тишину, не разрушаемую привычным скрипом луков и звоном тетивы, Лайра заметила, что взоры всех ее учеников обращены на восток. Фея обернулась.

Увидев у горизонта вооруженных всадников, Лайра сперва испугалась, напряглась, а затем едва подавила в себе желание, как девчонка, запрыгать на месте от восторга. Воины! Это были воины. Настоящие, облаченные в полулаты, с копьями наизготовку, с поблескивающими на поясах мечами и боевыми топорами.

Надежда. К лагерю беженцев приближалась не кавалькада рыцарей, а надежда. Их было около ста. Они мчали галопом, и эта скорость вселяла в Лайру еще одну надежду — на то, что позади кавалерии идет пехота. Как это было бы замечательно! Тогда шансы людей на спасение возрастут вдвое. Но что-то случилось, стройный ряд всадников рассыпался в разные стороны, дико заржали кони, которым удила раздирали рты. Небеса вдруг вспыхнули и из густого пламени, как демон из геенны огненной, вынырнул величественный дракон. Лайра ахнула. В последний раз она видела дракона в дни своей молодости, когда их еще не истребили и юные феи обучались ездить на крылатых существах верхом.

Широко размахивая кожаными крыльями, исполин мягко опустился на землю и послал огненное облако в небо, словно желая привлечь к себе внимание. Внимание всадников и без того всецело принадлежало ему. Те из воинов, которые были вооружены копьями, вышли на непослушных, брыкающихся конях вперед и направили наконечники на могущественное существо. Лайра только сейчас различила на спине дракона наездника, одетого в черные некромантские одеяния. «Это конец… — подумала фея. — Теперь повелители мертвых изложат людям свои требования, и никто не посмеет ослушаться». Неожиданно наездник спешился. От неизвестного воинства отделился всадник на вороном жеребце. Эти двое приблизились друг к другу, пожали руки и дружески обнялись. У Лайры отлегло от сердца, когда она поняла, что дракон неопасен. Когда же пришла вторая мысль, фея громко закричала: «Победа!» и бросила лук на землю. Дракон не только неопасен, он — несокрушимое оружие людей.

* * *

Новости одна за другой настигли Бенедикта неожиданно и, как назло, в самый неподходящий момент, когда он развлекался с одной премилой мирянкой. По донесению первого помощника в лагерь прибыл некий очень странный субъект внешним видом очень похожий на повелителя мертвых, как будто только сошел прямиком с церковного бестиария. И ладно бы этот субъект прибыл один, так нет, он прилетел на самом настоящем драконе. Но и это еще не все. Самое ужасное впереди — сюда явился некий король Стигии и привел с собой дружину, которая по численности превосходила боевые отряды святых братьев. С такой силой приходилось считаться, будь этот человек хоть самозванец, хоть реальный наследник престола.

Едва Бенедикт успел выгнать прелестницу взашей, как в шатер заявился человек, представившийся королем Стигии. После короткого обмена любезностями, Реордан потребовал немедленно собрать военный совет. Предупредил, что будет на нем с двумя советниками, дождался, когда Бенедикт выберет время для его проведения, распрощался и поспешно ушел.

Все произошло так быстро, что святой отец не успел и понять, когда у него забрали власть. Не прошло и часа после появления неизвестного военноначальника, как он уже заправляет в лагере и диктует Церкви свою волю. «Но ничего, — утешал себя вампир, — после Сбора мы увидим, кто тут главный».

Теперь Бенедикт нервно покусывал губы и с трудом заставлял себя стоять на месте, не наворачивая круги посреди собственного шатра, который пришлось в скором режиме подготовить для военного совета. Все, кого первосвященник хотел видеть, уже собрались и лишь король нагло опаздывал. «Вот бы он и вовсе не пришел», — тешил себя мыслью Бенедикт, но его желаниям не суждено было сбыться.

— Приветствую всех собравшихся, — мягким баритоном поздоровался Реордан, первым входя в шатер. Следом за ним вошли двое, Бенедикт не сразу обратил на них внимания, со злостью рассматривая короля в парадном офицерском мундире. — Надеюсь, мне простят опоздание. В это самое время подоспели мои основные войска, которые охраняли обоз простолюдинов. Требовалось мое присутствие. Теперь можно начинать…

— Простите, что принимаю вас в таких условиях, ваше сиятельство, — Бенедикт уселся в резное, украшенное полудрагоценными камнями кресло, нелепо смотревшееся посреди бедноты походного шатра, и положил унизанные перстнями пальцы на колени, принимая величественную позу главы совета. — Сами понимаете, на пороге война.

Реордан в компании Иль Вардена и Сандро стоял у входа в шатер, будто намеревался покинуть его, и не торопился занимать свободное место на пышных подушках. Колдун, застывший по левую руку от него, был одет в черный долгополый плащ, капюшон был опущен низко, почти на самый нос — лица не разглядеть. Он держался неподвижно, словно статуя. Стоящий по правую руку от короля Шут нарядился в грузную, украшенную вязью золотых символов, хламиду. Широко улыбаясь, он беспардонно обсматривал разношерстную компанию людей, собравшихся в походном шатре.

Лейтенант Аспин в дорогом кафтане с двумя кинжалами, сверкающими агатами и рубинами, сидел напротив Бенедикта, скрестив ноги и выпрямив спину. Не шевелясь, он неотрывно смотрел на главу Ордена и казалось, этим с виду бесстрастным взглядом воспламенит Вестника Эстера. Фея в вызывающей полупрозрачной накидке полулежала на мягких подушках и в задумчивости накручивала на палец локон черных волос. Два святых брата, судя по одеждам — далеко не самых последних рангов, стояли по обе стороны от Бенедикта и, словно опасаясь нападения на первосвященника, держали руки на коротких ритуальных ножах.

— Но мы собрались не для того, чтобы обсуждать бедность убранства, господа, — продолжал тем временем Бенедикт. — Нас беспокоит судьба людей, которые по воле Эстера оказались под нашей опекой.

Аспин возмущенно фыркнул, но смолчал. Святой отец посмотрел на него с укоризной и снова заговорил:

— Сегодня эти люди требуют защиты, но некоторые из вас решили, что им лучше взять в руки оружие и пойти на штурм неприступных валлийских укреплений. Мы уже имели горький военный опыт. Миролюбивый народ Стигии не способен за несколько недель привыкнуть к военным будням, научиться убивать и брать приступами крепости. Я призываю вас к терпению. Людям надо время, чтобы собраться с силами и дать достойный бой.

— Как священнослужитель отец Бенедикт призывает к терпению, — медленно и с расстановкой заговорил Реордан. — Конечно, я понимаю, церковь не может гласно говорить, что пришла пора решительных действий, но времени у нас как раз таки нет. Мои разведчики доложили, что армия Балор Дота находится в трех днях пути. У нас три дня, господа, чтобы приготовиться к штурму. Если мы не сделаем этого, все те люди, которые пришли сюда, желая избавиться от рабства, вновь попадут в кабалу некромантов.

— С некромантами можно вступить в диалог, — предложил Бенедикт. — И не смотрите на меня осуждающе, уважаемые господа. Когда я открою вам глаза на происходящее, мои слова не покажутся столь нелепыми. Сейчас мы обладаем реальной силой: у нас есть войско, маги, даже собственный ручной дракон. В то время как Гильдия некромантов на пике своего упадка и большая часть личей погибла, а армия неупокоенных прорежена несколькими крупномасштабными битвами. Наш голос сейчас довольно весом. К тому же некроманты зависят от подушной подати, то есть зависят от нас. Мы можем не попросить, а потребовать льгот и послаблений. И Балор Дот будет вынужден пойти на уступки. Мы добьемся от Гильдии признания в Стигии короля, выбьем разрешение на собственную армию, отстройку крепостей и форпостов, уменьшим втрое, а то и вчетверо подушную подать. Все это реально, господа. И намного привлекательнее, нежели сложить голову в бесполезном штурме. К тому же, если нам не удастся сломить укреплений валлийцев, мы потерям армию. В таком случае добиться более-менее достойных уступок от короля мертвых будет гораздо сложнее.

Сперва Аспин хотел занять выжидающую позицию, обоснованно считая, что его голос менее весом, чем голоса остальных: он не был облечен широкой властью, как глава Ордена, и обладал меньшим числом воинов, нежели король. Но речь Бенедикта изменила отношение лейтенанта к текущему положению дел и он решил высказаться раньше запланированного.

— В этом… есть здравый смысл. Трудно угадать реакцию людей из Большого мира на наше с вами нападение. Допустим, мы победили. Что дальше? Хорошо, если нас с вами признают и позволят поселиться в Валлии. Но что произойдет, если Тройственный союз объявит нас вне закона? Против объединенных войск у нас точно не будет шанса. Погибнут все: и воины, и их семьи.

— Ваши доводы очень весомы, — почесав гладко выбритый подбородок, заметил Реордан. — Но давайте мыслить глобально. Всем вам известно, что на востоке Хельхейма заповедные земли. Там нет некромантов и нет подушной подати. Зато есть разрастающиеся кладбища. Кто помешает личам в один прекрасный день разграбить их? Таковых не найдется. Мы можем подписать пакт с некромантами и прожить после этого прекрасную жизнь без войн, убийств и подушной подати. Но не обманывайте себя, мир продлиться недолго и за нашу алчность заплатят внуки. Повелителей мертвых не страшат ни годы, ни столетия. Не сегодня, так завтра они окрепнут вновь, соберут новое войско и разорвут все подписанные ранее соглашения. Это вопрос времени. Причем время играет не в нашу пользу. Да, сейчас мы можем вступить в переговоры с Балор Дотом и отсрочить неизбежное, а можем изменить ход вещей и добиться реальной свободы уже сейчас.

— А если мы своей активностью разрушим купол? — не желал сдаваться Бенедикт. — Мы превратим в кладбище не только Хельхейм, но и Валлию.

— Купол — не мыльный пузырь и не лопнет от одного прикосновения, — вступил в беседу Сандро. — Его поддерживают восемнадцать башен, каждая из которых — сильнейший энергетический накопитель. Для того, чтобы уничтожить купол, надо разрушить до основания все башни. Но и этого будет мало. Концентрация магии вокруг Хельхейма так велика, что пройдут дни, а может и месяцы прежде чем остаточный купол окончательно развеется. Только после этого неупокоенные смогут покинуть резервацию.

— Уж не приспешник ли ты одного из некромантов? — заинтересовался Бенедикт. — Откуда, позволь узнать, у тебя такие познания?

— Это не вашего ума дело, святой отец, — вступился Реордан. — Просто запомните, что моя агентура знает, как добывать информацию.

— Как бы там ни было, мы не можем рисковать и вновь нападать на собратьев. Только припомните, какой катастрофой обернулся штурм в прошлый раз. Мы должны решить проблему дипломатическим путем. Я говорю вам это от имени своей многочисленной паствы…

— От имени какой паствы? — наиграно изумилась Лайра. — Которую обобрал до нитки?

— Если мне не изменяет память, милейшая, вы пришли из Валлии. Что побудило вас покинуть Большой мир и явиться сюда? Уж точно не человеколюбие.

— Это обвинение? — глаза Лайры вспыхнули гневом.

— Обвинение в чем? — усмехнулся Бенедикт. — Вы во всем видите заговор, милейшая. Это отчетливо попахивает… нет, смердит паранойей и манией преследования. За вами случайно никто не охотится, желая украсть невинность? Говорят, это первейший симптом этого страшного недуга.

— Преклоняюсь перед вашим лекарским опытом, патер, — с презрением проговорил Аспин, — но хамство не делает вам чести.

Слова, которыми Бенедикт начал военный совет, заставили лейтенанта усомниться в принятом решении, посеяли в уме зерно сомнений. Но теперь все стало ясно: патером руководит не рациональный рассудок и желание принять верное решение, а банальный страх. Аспин ненавидел интриганов, но еще больше — трусов. И теперь испытывал к священнослужителю глубокую антипатию.

— Вы хороший воин и рассудительный полководец, — язвительно улыбнулся Бенедикт. — Я смог убедиться в этом во время первого штурма, когда вы издали наблюдали за тем, как гибнут люди.

— А не вы ли, патер, бросили этих людей на верную смерть? Я загодя предрекал исход сражения, но вы настояли на штурме. А знаете, почему? Потому что почувствовали нехватку провианта и вам надо было избавиться от лишних глоток!

— Право судить — право Эстера, — пожал плечами Бенедикт. — Можете называть меня убийцей, но не я отдавал приказ идти на штурм и перед Богом моя совесть чиста.

— Не все мы боги, но все умеем судить, — многозначительно сказал Иль Варден. — Хотя другие считают, что осуждать.

— Не понял…

— И не удивительно! — воскликнул Аспин. — Мы тоже не понимаем вашей агрессии к простолюдинам. Это низко, патер. Очень низко. Хотите забрать у них все? Вытрясти последнее? Сегодня же! Я требую, чтобы вы сегодня же с покаянием вернули мирянам всю отнятую у них десятину.

— Но это невозможно, — возмутился Бенедикт. — Для этого понадобится время. А у нас его не так много. Вы сами говорили…

— Значит, для того, чтобы отобрать, время нашлось, — оскалился Аспин. — А вот для того, чтобы вернуть — увы и ах! — его нет?

— Мы говорим не о том, — сказал Реордан, обводя собравшихся тяжелым, упорным взглядом. — Советую обсудить тактику и стратегию, а не продовольственную нужду. Боевой дух людей падает. С каждым новым днем неупокоенные все ближе. Подождите еще неделю, и люди сдадутся некромантам без боя. В этом случае никому из мирян еда не пригодится, понадобятся лопаты, чтобы рыть могилы.

— Только не надо нас запугивать! — гневно воскликнул Бенедикт. — Вы явились в лагерь лишь сегодня, но мы уже сыты по горло вашими угрозами. Кто вы вообще такой? Откуда ни с того ни с сего в Стигии появился король?

— Вы уводите разговор в сторону, — равнодушно заметил Реордан. — Мы обсуждаем здесь не мою родословную и не мое право носить корону, а судьбу Стигии. Я не хочу разжигать конфликт среди своих подданных, но какое бы решение не принял Совет, мои воины пойдут на приступ. Выбор людей будет выбором людей. Кто захочет, останется. Остальные покинут Хельхейм.

— Не будем медлить, — призвал Сандро. — Нападем завтра.

— Да кем ты себя возомнил? — возмутился Бенедикт. — Думаешь, притащил с собой ящерицу-переростка, и теперь все будут лебезить перед тобой?

Сандро откинул капюшон. Все увидели лишь маску полумертвого, а не истинное лицо некроманта, но реакция последовала бурная: глаза Бенедикта округлились и стали походить на два куриных яйца, святые братья подобрались, напряглись, Аспин выхватил оба кинжала, но взял себя в руки и не сдвинулся с места, и лишь Лайра ничем не выдала своего удивления, хотя по готовности действовать превосходила всех остальных вместе взятых. Юноша поймал себя на мысли, что с удовольствием посмотрел бы на физиономии собравшихся, увидь они не забрало-маску, а изуродованное черной магией лицо. То-то б они удивились.

— «Ящерица-переросток» может за считанные секунды превратить весь ваш лагерь в пепелище. А моих знаний некромантии хватит, чтобы превратить это пепелище в ожившее кладбище. Думаю, тебе известно, церковник, что такое жизнь после смерти?

Бенедикт сглотнул, поймав на себе взгляд изумрудно-зеленых глаз незнакомца, излучавших надменное презрение и неоспоримое превосходство. Святой отец поерзал на ставшем вдруг неудобном кресле, понимая, что раскрыт и теперь лучше помалкивать, полностью соглашаясь с линией колдуна. Иначе вместо лавров главы Ордена придется испробовать осину.

— И что же вы предлагаете? — Бенедикт и сам не заметил, как перешел с надменного «ты» на почтительное «вы».

— Первым в бой пойду я, — помолчав, заговорил Сандро. — Если сведения, предоставленные Иль Варденом, верны, защитники форта ничего не смогут мне противопоставить. Когда первый заслон будет сломлен, в сражение вступят войска короля. За ними — резерв из числа святых братьев и ополчения. Мы задавим числом. А Лайра поможет нам. Если мне не изменяет память, феи испокон веков были наездницами драконов. Против нашей объединенной мощи валлийцы не продержаться и часа. В таком случае необходимость диалога с Балор Дотом отпадет сама собой — за полной ненадобностью.

— Эффектно. Весьма эффектно, — усмехнулся Иль Варден. — Моя ящерица-переросток… Мои знания некромантии… Брр, просто мороз по коже. Тебе пора выступать на большой сцене.

Сандро не сразу сообразил, что Шут пользуется ментальной передачей мысли, и еще раз поразился немалой силе чародея — не так легко при помощи магии придавать голосу какие-либо интонации.

— Рано радуешься, — телепатически ответил некромант. — Совет еще не окончен.

— О, будь покоен, дело в шляпе. Сейчас они обсудят детали, и мы с чистой совестью можем расходиться…

— Своими людьми буду командовать я, — заявил Аспин.

— И ополченцами из числа беженцев — тоже, — сказал Реордан, вызвав недоумение лейтенанта. — Люди вас знают, доверяют вам. Я не собираюсь делить власть перед лицом опасности. Мы должны сплотиться, а не грызть друг другу глотки за абстрактные крупицы власти. Но в первых рядах пойдут мои воины. Как бы там ни было, они опытнее.

— Святые братья воевать не станут, — оповестил Бенедикт. — Мы священнослужители, а не воины.

— Надо было думать об этом раньше, патер, прежде чем возглавлять военный совет, — храня на лице доброжелательную улыбку, проговорил Иль Варден. — Отступать уже поздно. К тому же разве священнослужителям не положено благословлять воинов, идущих в бой? Разве святые братья не должны своим примером указывать грешникам праведный путь? Если они отсидятся в стороне, людского уважения им будет уже не добиться.

Бенедикт покривил губами. Ему очень не хотелось расставаться с властью, едва ее получив, а ведь пойди святые братья в бой, он останется в Хельхейме в гордом одиночестве.

— Ваша правда, — заламывая пальцы, прошептал Бенедикт. — Без поддержки святых братьев вера мирян в победу ослабнет. Мы не можем не пойти в бой.

— Значит, решено! — провозгласил Аспин. — Завтра быть штурму!

* * *

Сразу же после военного совета, избавившись от настырной опеки двух телохранителей, Бенедикт отправился следом за наездником дракона, который оказался никем иным, как возлюбленным Энин. Святой отец помнил об обещании, которое дал рыжеволосой ведьме, и не собирался отказываться от своих слов, хотя и далось ему это с трудом.

— Прошу простить за беспокойство, мастер Сандро, но одна девушка просила меня передать вам несколько слов, — Бенедикт и сам не знал, откуда нашел в себе столько смелости, чтобы подойти к этому мрачному, вызывающему оторопь колдуну, но светлая память об Энин заставила его пересилить внутреннюю неуверенность.

Святой отец догнал Сандро в пути, пока некромант еще не успел дойти до своего шатра, разложенного вдали от всех, за пределами лагеря. Отсюда открывался отличный вид на палаточный городок временного бивака с одной стороны и на крупного ящера, свернувшегося клубком посреди грязной от талого снега степи — с другой.

— Слушаю, — остановившись и исподлобья взглянув на священника, холодно уронил некромант.

— Надо же, а я и не понял сперва, когда Энин говорила о полуживом некроманте. Я-то, смею заметить, полагал тогда, что ее знакомец и вправду наполовину мертв, а оказывается это всего лишь великолепно подобранный образ…

— Я слушаю, — с нажимом повторил Сандро. — Вы хотели что-то сказать.

— Ах, да! Простите, — Бенедикт лебезяще улыбнулся. — Это была предсмертная воля, я не посмел отказать Энин и сейчас не могу не выполнить ее пожелание. Да-да, простите мою многословность. Энин просила передать, что всегда любила вас, всей своей душой. Да, кажется, так она и говорила.

— Если на том свете вы встретитесь с Энин, передайте ей, что мне плевать.

— Я… при встрече лучше промолчу.

— Воля ваша. А теперь простите, перед штурмом мне следует отдохнуть и набраться сил. И еще, святой отец, найдите мне хорошего жеребца роверской породы. Для валлийцев я должен выглядеть устрашающе.

Эту породу юноша выбрал не случайно. Роверцы считались наполовину мертвыми, совсем, как Сандро, а значит, они так же восприимчивы к куполу, как и он сам. Если жеребец заупрямиться и откажется идти вперед, будет повод для беспокойства. У животных чутье на порядок лучше, чем у человека. Даже лучше, чем у магов, несмотря на их работу с тонкими телами.

— Не знаю, как насчет роверца. Такой породы в лагере не встречал… — скороговоркой затараторил Бенедикт, но осекся, почувствовав на себе холодный, как сама смерть, взгляд колдуна. От этого взгляда замерло даже вампирское сердце. — Будет сделано в лучшем виде, — поспешил заверить святой отец.

— Благодарю, — Сандро сдержано кивнул и, чеканя шаг, ушел восвояси.

Оставшись в одиночестве, Бенедикт облегченно вздохнул. Какие все же настали смутные времена, если судьба стигийцев зависит от столь ужасного, бессердечного монстра. Святой отец сплюнул на то место, где только что стоял некромант, и, чертыхаясь, побрел искать для несносного колдуна боевую клячу. Пусть на этой кляче издохнет, устрашая своей полумертвой мордой врагов…