Тени кружили вокруг дома Ливуазье, как опавшие листья, подхваченные ветром; плясали в мерном, завораживающем танце; высматривали, наблюдали. А когда увидели достаточно, когда посчитали, что время пришло, с соколиной скоростью обрушились на усадьбу. Зазвенело стекло разбиваемых окон, заскрежетала, захрустела ткань раздираемых занавесок, с гулким эхом рухнули входные двери. Охота началась.

* * *

Окно в спальне разлетелось на мелкие осколки. Из ночи вышли людские силуэты, окруженные серой магической дымкой. Беловолосая закричала во все горло. Марта, не успев испугаться, схватила ребенка в охапку и рванулась к двери. Но на пороге ее встретил ухмыляющийся вампир с двумя идеально белыми, блестящими клыками. Марта попятилась.

– Отдай ребенка, – потребовал тот, что стоял у двери. – Отдай по-хорошему. – Немая покачала головой. – Не отдашь? – зачем-то уточнил улыбчивый вампир и, резко прыгнув вперед, вцепился в детские пеленки, напрасно пытаясь вырвать из рук девушки ребенка. – Дрянь! – выкрикнул он и ударил Марту по лицу. Девушка выпустила младенца и упала на пол.

– Прекрати! – вскрикнула Анэт, сделала шаг вперед, но от молниеносного удара в затылок тут же рухнула навзничь и потеряла сознание. Над ней, оскалившись, завис вампир и облизнулся.

– У тебя, милашка, должно быть вкусная кровь, – выговорил он и, сев на Анэт сверху, провел языком по тонкой шее, а затем впился в плоть с жадностью умирающего от жажды.

– Стригои, прекрати, не время, – останавливала его вампирша, нацепившая зачем-то на лицо маску, словно боялась собственной внешности. Но вампир ее не слушал, продолжал пить девственную кровь. – Регин, хоть ты его вразуми!

– Я занят, – выдавил Высший, и отпихнул от себя Марту, которая полулежа на полу цеплялась ему за ноги и не давала уйти, унести с собой ребенка. – Прилипла, как клещ, – раздосадовался он и с силой ударил Марту в живот.

– Где эти молокососы? – нервничала вампирша. – Им и надо-то всего одну живую притащить, чего телятся?

– Пойду, проверю, – подал голос молчавший до поры Райоль и вышел за дверь.

Марта незаметно достала из-под кровати тонкий серебряный кинжал с извилистой гравировкой на клинке, который спрятала в спальне младенца, как только узнала о том, что ее возлюбленный вампир. Она не верила, что сможет убить Веридия, но без раздумий подняла руку на другую нежить.

* * *

Лаборатория Веридия располагалась в подвале, за погребом и винной мастерской, в которой он выращивал эксклюзивные сорта винограда, выводил к вину новые вкусовые и ароматические добавки. Когда на первом этаже послышались звон стекла и крики, Энин только-только распечатала непонятно от кого зашифрованные замки и вошла в алхимическую лабораторию. Сперва она не придала постороннему шуму значения. Кто знает этого сумасшедшего вампира, хозяина усадьбы? Может ему взбрело в голову поголосить на неповинную служанку и избавиться от лишней посуды? Но, когда крики повторились, Энин все же решила проверить, что происходит в усадьбе.

Тогда она поднялась на первый этаж и алхимия вмиг перестала ее волновать. В доме царил хаос. Двери выломаны, на полу постелились осколки битого стекла, а темно-серые драпри изукрасились бисеринками крови: видно те, кто вломились в усадьбу, спешили и запрыгивали прямиком в окна.

– Эта шлюха убила Регина! – откуда-то со второго этажа прокричал незнакомый женский голос, и Энин рванулась туда. Первых вампиров она встретила на лестнице.

– Постой, красавица, – улыбнулся, оголив клыки, кровосос. – Не хочешь потанцевать нагишом под луной?

– Я не танцую с пеплом, – оскалилась Энин и в тот же миг с ее пальцев соскользнуло заклинание Гейли. Вампира охватило лунное сияние, которого он так сильно жаждал. Магия колдуньи окружила нежить непроницаемым коконом и сдавливало вампирское тело до тех пор пока не превратило в бескостную груду окровавленного мусора. Энин, не дожидаясь смерти первого кровососа, выпустила новое заклинание, и второго ночного охотника охватило внутреннее пламя, которое заставило его органы вскипеть и быстро превратило их в тлеющую поджарку. Симфония Хроноса. Смешанная магия, сочетающая в себе огонь и воздух. Когда заклинание вступило во вторую фазу, Энин уже столкнула поджаренного изнутри вампира с лестницы, а сама неслась по коридору в спальню сестры. Кровососа за ее спиной расперло от воздушных потоков, нарастающих изнутри, и вскоре его разнесло на сотни рдеющих частичек. Теперь Ливуазье не отвертеться от ремонта, ибо его рогатые демоны, удерживающие свод, были безнадежно испачканы кровью, впрочем, как и оживающие от игры теней балясины лестницы.

В коридоре, у самих дверей в покои сестры, Энин встретила еще одного вампира, но на этот раз ей не удалось воспользоваться неожиданностью и справиться с ним в два счета. Кровосос атаковал первым, привычной для этой братии темной магией. Энин блокировала лезвия Мрака, отразила осколки Тьмы, чуть не пропустила ментальное вмешательство в разум, но умело абстрагировала свое сознание от чужой волшбы. И только тогда у нее появилась первая возможность ответить на выпады противника. Она воспользовалась стихией огня и соткала стрелу Хаоса, вампир одним взмахом аннигилировал колдовство и вновь атаковал. На этот раз, уже поняв, что столкнулся с умелой соперницей, он действовал изощреннее и искуснее, чем прежде. Первым пустил в ход поцелуй Бездны, от которого Энин с трудом отбилась щитом Тривеликого; вторым заклинанием было дыхание Каэля, включившее в себя ментальный контакт, уводящий от магической защиты, и витиеватую темную волшбу. Магия окутала узкое пространство мутированным бутолизмом*, который, проникнув с дыханием в организм, убивал изнутри как молниеносный яд.

# Бутолинический токсин всасывается из желудочно-кишечного тракта или легких в кровь и разносится по всему организму, нарушая деятельность нервных клеток, ответственных за передачу возбуждения к мышцам. В первую очередь страдают мышцы глаз, глотки и гортани, затем дыхательные мышцы. Зараженные умирают от паралича дыхания.

В последний момент Энин успела закрыться непроницаемым для любой волшбы коконом Шелоб и все магические силы теперь тратила на его поддержание. Эликсир «недоросли» сохранял и концентрировал достаточно энергии в том, кто его принял, но даже этого было мало, чтобы бесконечно защищаться от продолжающего атаковать Высшего. И тогда Энин вспомнила о подаренных Арганусом двух эллипсоидных магнитных камешках, которые всегда носила с собой. Она достала их из лифа и кинула в вампира. Комнату наполнил режущий слух звук, исходящий от соприкасающихся и тут же отталкивающихся друг от друга юбер-орб. Вампир, не успев проанализировать магию соперницы, защитился сразу тремя блоками, полностью закрыв себя от магического воздействия, но перед юбер-орбами магия была бессильна. Зачарованные Трисмегистом магниты рассыпались на миллионы мельчайших осколков и поглотили Высшего в непроницаемой для волшбы магнитной сфере. Сфера становилась с каждым мгновением все меньше, все чаще крупицы юбер-орб бились о вампирскую плоть, ее разъедая. Заклинание дыхания Каэля спало и Энин наконец смогла снять с себя защитные чары.

– Хватит, Стригои! – громче юбер-орб звучал голос из комнаты. – Мы и так потерял двоих!

– Я не бросаю пищу, – услышала Энин, а затем, когда ворвалась в спальню сестры, увидела обладателя голоса. Им оказался молодой, демонически красивый парень, бережно обнимающий Анэт и пьющий ее кровь.

Увидев в дверях девушку, он метнулся в окно, прихватив с собой и Анэт, за ним следом выпорхнул другой вампир, прижимающий к груди ребенка. Движения Высших были настолько молниеносными, что Энин не успела даже бросить им в спины заклинания. Переборов секундное оцепенение, она рванулась вниз, тая глупую надежду поймать их в саду. Вместо этого поймали ее. Эстерцы.

Они схватили ее на лестнице. Энин напрасно пыталась вырваться, даже попробовала применить магию, но колдовство оказалась бессильной, ауры церковников были полностью непроницаемы как для темной, так и для стихийной волшбы, а других молодая колдунья не знала. Священники выволокли ее на улицу и потащили к воротам. Один, с внешностью гоблина и с повадками ничем не лучше, то лапал Энин за грудь, то бил в лицо или хватал за волосы, когда девушка пыталась вырваться особо рьяно. Колдунья уже подумала, что ей не миновать паладинского кострища, но похоронила она себя раньше времени.

– Что здесь происходит? – спросил возникший из неоткуда Батури и преградил эстерцам путь.

– Как это понимать? – возмутился Ливуазье. – Что за вторжение в дом праведного человека? А это что вообще такое? Как вы посмели бить мою ученицу?! – Веридий знал о нападении, знал, что мгновением раньше происходило в его усадьбе, поэтому без труда разобрался в ситуации и первым начал нападать, чтобы не дать такую возможность святым отцам.

– Здесь были исчадья Мрака, – оправдываясь, промямлил эстерец с внешностью гоблина и от греха подальше отпустил Энин, которую нагло тискал за грудь.

– А еще священник, – зло процедила она и изо всех сил ударила эстерца кулаком пол лицу. Он не ответил.

– И почему вы поймали мою ученицу, а не исчадий Мрака, которые якобы здесь были? – с непроницаемой маской спокойствия на лице спросил Веридий. Голос его был холоден и не предвещал для святых отцов ничего хорошего.

– Ну, – замялся эстерец, напрасно пытаясь остановить кровь, бегущую из разбитого носа.

– Мы уже уходим, простите за вторжение, герцог, – вмешался другой церковник, под руки взял своего раненного товарища и в сопровождении остальных святых братьев выволок его за ворота. Вскоре эстерцы потерялись во мраке ночных переулков. Как только они исчезли из виду, Веридий метнулся в дом. Его поведение показалось Батури странным, но он не стал придавать этому особое значение.

– Быстрее, – потащила куда-то вампира Энин.

– Что здесь стряслось? – оттолкнув от себя слишком назойливую девушку, спросил Батури.

– Тут были вампиры, – с готовностью отозвалась колдунья.

– О чем ты? – не поверил Клавдий. Никогда бы он не смог предположить, что на Ливуазье, единственного представителя дома Атис в Хельхейме нападут ночные охотники. У Высших для того, чтобы не делать этого, достаточно рассудка, а у низших – недостаточно смелости.

– Я убила троих, – гордо вскинула подбородок Энин, хотя позже несколько приуныла. – Но двум удалось сбежать. Идем, идем за мной, мы еще успеем их догнать. Ты успеешь.

Батури ее уже не слышал. Его внимание привлек Ливуазье, который вышел из усадьбы, держа на руках Марту. Лицо вампира было искривлено в гримасе, а из глаз его катились слезы. Взгляд его был бездумным, переполненный болью и отчаянием. Никогда за всю свою долгую жизнь Батури не видел подобного выражения глаз, Клавдию казалось, что на него смотрит пустота, безумная, яростная, пустота.

– Они убили Марту, – Веридий сделал еще несколько шагов вперед, но рухнул на землю и уронил мертвую девушку, словно у него не было сил, чтобы держаться на ногах. Подполз к ней, обнял за плечи и прислонился ухом к недвижимой груди. – Сердце не бьется, – голосом лишенным эмоций выговорил он. – Как у нас, Клавдий. Не бьется. Мертва. Они убили ее…

– Вижу, – бухнул Батури и рванулся к усадьбе.

Двери были выломаны. Готический холл превратился в кровавое месиво. Кровь была повсюду: на полу, на стенах, на потолке. Клавдий не взбежал, взлетел по лестнице на второй этаж. На секунду задержался у молодого, новообращенного вампира, который еще не успел умереть, но был недалек от этого. Добил. И поспешил дальше. К спальне Анэт. К спальне Долорис.

Комната была пуста. Ни души. Лишь горстка пепла лежала у кровати в кругу крови, а в ней пылился кинжал с искривленным лезвием, точь-в-точь копирующий «Смерть Каэля». Дубликат, сработанный карлами из Черных Кряжей, наследственная реликвия дома Атис, лишь в немногом уступающая оригиналу.

Клавдий подбежал к колыбели, но никого в ней не нашел. Пущенной стрелой метнулся обратно в сад, где остались еще не пришедшая в себя после магических поединков Энин и убитый горем Веридий.

– Где ребенок? – Клавдий подбежал к Энин, схватил ее за плечи и начал с силой трясти. Девушка не реагировала, уставившись на мертвое тело Марты и с ужасом думая, какая участь уготовлена ее сестре. – Я спрашиваю тебя: где ребенок?!

– У Каэля, – вместо нее ответил Веридий. Вампир сидел у трупа своей возлюбленной, уронив голову на грудь, и лил молчаливые слезы.

– Ты… – внимание Батури переключилось на Ливуазье, глаза вампира налились кровью, а клыки удлинились, предвкушая скорую бойню. – Ты, твою мать, привел их сюда. Ты натравил их по моему следу. Поэтому и спешил. Ты… – желваки на скулах Клавдия напряглись, он с силой сжал кулаки, костяшки на его пальцах побелели. – Проклятый предатель…

– Прости, – меланхолично отозвался Ливуазье, но Клавдий его уже не слышал. Он напрыгнул на друга, как дикий зверь, повалил на землю и начал бить кулаками по лицу, вымещая злобу и ненависть. Веридий не сопротивлялся, со смертью Марты внутри него оборвалась струна, которая тянула к жизни, которая заставила пойти на предательство. Со смертью Марты истлело все. – Прости… – отплевываясь кровью, твердил Веридий, – прости…

Батури избивал Ливуазье и не мог остановиться. Клавдий сам столько раз предавал, не друзей, но союзников, столько раз нарушал клятвы, что потерял счет изменам. И все же не верил в предательство Веридия. Сотни лет дружбы. Пуды съеденной на двоих соли и бочки выпитого вина. Десятки людей и вампиров, их жизни и судьбы, которые неразрывно связали двух друзей. Неужели, этого было мало, чтобы остаться верным до конца?

– Почему? – дрожащим голосом выдавил из себя Батури и опустил руки. – Почему, Куница? Почему?

– Они были здесь до твоего прихода, – сплюнув тягучей кровавой слюной, ответил Веридий. – Шавки Каэля. Он знал, что ты придешь ко мне. Лисы всегда убегают другой дорогой, запутывают следы, но ты оказался плохим лисом. Сам пошел в ловушку.

– Ты мог предупредить меня, – процедил сквозь зубы Батури и нащупал на поясе смертоносный кинжал с искривленным, зигзагообразным лезвием. – Мог предостеречь.

– Прости… – только и сказал Веридий. – Прости, я не мог иначе. Они бы не оставили жизнь ни мне, ни Марте… – взгляд Ливаузье скользнул по телу возлюбленной, которая была рядом, на расстоянии вытянутой руки, но в тоже время – бесконечно далека. – Теперь она мертва, – прошептал он, и из глаз вновь покатились слезы, а рука сама потянулась к телу убитой.

Батури стянул с пояса кинжал и приставил к шее Ливаузье. Веридий этого даже не заметил, все его внимание было обращено на Марту, на ее неморгающие бледно-голубые, как заледенелое озеро, глаза. В них не читалось страха, лишь холодная уверенность, которая останется в них навеки. Марта знала, что умрет, но решилась на шаг, стоивший ей жизни, чтобы защитить чужого ребенка. Она всегда любила детей, жаль не успела родить сама, не смогла. Из-за него, из-за Веридия.

– Ты хочешь меня убить? – мутным взглядом посмотрел на друга Ливуазье.

– Не хочу, чтобы ты предал меня снова.

– Тогда сделай это. И не медли.

– Проклятье! Ливуазье, как ты мог?! Я исправлю твою ошибку…– Батури резко встал, спрятал «Смерть Каэля» обратно за пояс и, обратившись в кожана, взмыл в небо.

– Стой! – вслед ему бросил Веридий и метнул в летучую мышь огненный шар. Батури не успел увернуться. Пламя пожрало черный силуэт, но огонь быстро исчез, а огромный размеров кожан рухнул на зеленую траву магического сада, медленно обретая людское обличье.

– Ты не друг, Ливаузье, ты – дерьмо, – мыслеречью обратился к Веридию Батури ибо огонь опалил ему горло и говорить было сложно.

– Один ты не справишься, – вслух отвечал герцог. – Я полечу с тобой, и мы вместе освободим девушку и ребенка.

– Поршивый предатель, я не приму твоей помощи. Не хочу бояться удара в спину, – мысленно ответил Клавдий и, решив не дожидаться, когда регенерация восстановит обожженную кожу, стал медленно плести заклинание, исцеляющее мертвую плоть.

– Они поставили на тебя ловушку, не лезь к ним раньше времени…

– Оплакивай свою дохлую кошку, – зло выдавил из себя вампир, когда залечил полученные раны. – А я обойдусь без твоих советов.

Энин молча наблюдала за разворачивающейся картиной в десятый и в сотый раз прокручивая в голове увиденную сцену, когда Высший вампир пил кровь ее сестры. Теперь Анэт обречена. Ни святая Симиона, ни великодушный Эстер, ни друиды, ни целители не смогут остановить вампирский яд, который попал в ее кровь. Анэт умрет, если ее не инициируют и не сделают одной из кровососов. Но ни мысли смерть, ни об обращение в вампира почему-то не пугали Энин. Отнюдь. В ее голове возникла шальная затея.

Колдунья подошла к Батури, опустилась перед ним на колени, нежно прикоснулась к его шее и посмотрела в кристально-голубые глаза вампира.

– Укуси меня, – попросила она.

– Пошла вон, – смахнул с себя ее руку Батури.

– Укуси меня! – схватив Клавдия за плечи, уже потребовала Энин. – Анэт рассказывала мне, что ты предлагал Сандро превратить меня в вампира, так почему отказываешься от своих слов? Кусай! – приказала она и подставила шею.

– Пошла вон! – он оттолкнул ее от себя. – Я дразнил мальчишку, зная, что он откажется. Издевался над ним. Или ты подумала, что я говорил всерьез? Не смеши! Я повязан с тобой клятвой и если ты станешь вампиршей, то я буду обязан вечно тебя защищать. Мне хватит и твоей сестры…

– Укуси, – едва не плача взмолилась Энин, подползла к вампиру и повисла у него на шее. – Укуси, я полечу вместе с тобой и вызволю сестру. Мне уже не нужна будет треклятая алхимия и эликсиры, чтобы поддерживать жизнь.

– Понадобиться кровь, – вмешался Веридий. – Хочешь, я сделаю это вместо него? – предложил Ливуазье. – И ты будешь бояться солнца, пить кровь детей и их матерей. Когда не найдешь людей, будешь кусать животину. А потом устанешь от такой жизни и выйдешь на балкон во время рассвета. Хочешь, я подарю тебе вечность?

– Хочу, – согласилась Энин. Утерла слезы, поднялась, подошла к Ливуазье и поставила под укус оголенную хрупкую шею.

Веридия смотрел на девушку и видел, как набухают жилы на манящей шейке. В нем вновь проснулось давно забытое желание напиться горячей людской крови, чистой, без привкуса вина и сывороток.

– Нет, Куница, не делай этого, – останавливал его Батури, но Ливуазье уже не слышал. Он раскрыл пасть и оголил два острых, отравленных проклятием бессмертия клыка.

Клавдий оказался быстрее и отпихнул опьяненного жаждой крови вампира прежде, чем он укусил добровольную жертву.

– Приди в себя, Куница! – зарычал Батури и для острастки ударил герцога ногой в живот. – Хочешь потерять голконду? Снова стать кровососом?

– Я не привык отказывать дамам, – скривился в подобии улыбки Веридий. – Тем паче предложение было столь заманчивым…

– Ты та же мразь, какой был раньше, – брезгливо выдавил Батури. – Я ухожу на охоту, мразь, а ты отдашь девушку в руки священникам. И если прикоснешься к ней хоть пальцем, я сотру тебя в порош, не обращая внимания на давнюю дружбу. Тебе известно, на что я способен. Прощай!

– Стой, – сплюнув кровью, заговорил Веридий. – Дождемся утра и вместе отдадим ее Бенедикту, а после полетим в замок Каэля. Одному тебе не справиться, а я жажду мести…

– Нет, Куница, я не нуждаюсь в помощи изменника. Мучайся. Я знаю, каково это, чувствовать себя клятвопреступником и предателем, но понимать, что не мог поступить иначе. Поэтому, Виридий, я тебя и не убил. Чтобы ты вечно помнил тот миг, когда стал таким же, как и я. Прощай, Куница, и долгой тебе памяти, – сказал Батури и взмыл к небесам. На этот раз Веридий его не останавливал, лишь с силой сдавил кулаки, проклиная себя за совершенный поступок.