Возвращаясь домой из конюшни в Виргинии, Джек выдает Эвану факты, будто кормит его заслуженным обедом.

– Ты часть того, что мы называем «Программа “Сирота”». Ты хорошо умеешь приспосабливаться к незнакомой ситуации и не теряешь самообладания. За это тебя и выбрали. Есть и другие – такие же, как ты. Ты никогда с ними не встретишься. – Его руки лежат на руле, правя автомобилем. – Ты получишь безупречную профессиональную выучку.

– А с чем связана эта профессия?

– С оружием, – говорит Джек.

Грузовик с грохотом перебирается через железнодорожное полотно. Виниловое сиденье нагрелось под ногами Эвана. У мальчика кружится голова, ему начинает казаться, что все вокруг – сон. Но это не плохой сон.

Наконец Эван спрашивает:

– С оружием для чего?

– Для одиночных тайных операций.

Кажется, Джек забыл о том, что Эван – ребенок. Или же нарочно говорит с ним так, непонятными словами, заставляя мальчика пытаться понять их. Эван раздумывает, надеясь разгадать значение.

– Как шпион?

Джек опускает подбородок – он так кивает.

– Как шпион. Но ты будешь отличаться от других тайных агентов.

«Тайные агенты». Эвану нравится, как это звучит.

– Ты будешь сам по себе. Расходным материалом. Ты не будешь ничего знать. Если тебя схватят, выяснится, что ты сам по себе. Если тебя начнут пытать, ты не сможешь выдать никакой важной информации. Ты будешь посещать места, в которых тебе запрещено находиться, и совершать поступки, которые нельзя совершать. Твое существование будет отрицаться на любом уровне, и это не будет неправдой. Само твое существование незаконно.

– Сирота, – повторяет Эван.

– Верно. Сейчас твой последний шанс уйти, поэтому принимай решение осторожно. Если ты погибнешь, ты погибнешь в одиночестве, никто не узнает о том, какую жертву ты принес. Никто, кроме меня. Не будет ни славы, ни парадов, ни надписи на мемориале. Таков твой выбор.

Эван думает о том месте, откуда он уехал. Об обуви из секонд-хенда, о еде из жестяных банок, о низких потолках и узких коридорах. Джек Джонс кажется ему порталом в другой мир. В мир, находившийся для Эвана вне досягаемости. Возможно, в этом мире найдется место и для него.

Мальчик гладит пальцами порез на ладони, оставленный ножом.

– Звучит неплохо, – говорит он.

Джек смотрит на него. Затем переводит взгляд на дорогу.

– Есть лишь я. Я твой опекун. Единственный человек, который знает, кто ты. Я буду защищать тебя. В любой ситуации и от чего угодно. – За окном позади него проносятся деревья. – Мы все, что у нас есть. Понял?

Эван смотрит на пейзаж за окном.

– Полагаю, да.

– Уклончивые ответы – это не ответы, Эван.

– Да, я понял. – Мальчик переводит взгляд на свои руки, покрытые следами уколов. – Будут еще тренировки? С тем парнем?

– С ним и с другими. Ни при каких обстоятельствах ты не должен называть им свое имя. Они будут знать тебя как Сироту Х.

– «Х» – буква или цифра десять?

Джеку, похоже, нравится этот вопрос.

– Буква.

– Значит, до меня было еще двадцать три человека?

– Да.

– А что будет, когда у вас закончатся буквы?

Джек смеется. Эван впервые слышит, как он смеется. У Джека громкий грудной смех.

– Тогда, думаю, им придется использовать цифры.

Машина проезжает мимо трейлера: какая-то семья выбралась за город на уик-энд.

– В твоей жизни будет лишь один инструктор за раз. Я же всегда буду рядом. Как сегодня.

– Да, но мне никогда не удастся справиться с болью, как тому парню.

Джек задумчиво хмурится. Затем произносит:

– Тебе и не придется этого делать. Тебе нужно лишь вести себя лучше, чем в прошлый раз. – Он поворачивает голову. – Знаешь, какие слова главные в мире?

Эван растерянно смотрит на него.

– В следующий раз, – говорит Джек.

Эвану это не кажется убедительным.

– Ты же читал «Одиссею», верно? – спрашивает Джек.

– Нет.

– Скоро мы это исправим, – произносит Джек с неодобрением. А потом добавляет: – Одиссей не так ловко управляется с мечом, как Ахилл. Не так хорош с луком, как Аполлон. Не так быстр, как Гермес. На самом деле он ни в чем не является лучшим. Но в целом? В целом ему нет равных. Хитроумный Одиссей. – Взгляд Джека движется от одного зеркала заднего вида к другому. – Твоя задача – узнать понемногу от каждого человека, которому известно все о немногом.

Так и проходили последующие годы жизни Эвана.

Рукопашному бою его учил японец, который все время, даже в момент сокрушительной атаки, оставался настолько спокойным, что это бесило. Не было ни поясов, ни додзе, ни белых кимоно – это были уличные боевые искусства, вобравшие в себя лучшее. В пропахшем по́том гараже Джека мир Эвана перевернулся после первого же боя, когда на него разом обрушились все бойцы мира. За ударом ногой из муай-тай следует тычок в глаз из вин-чунь, заставляющий Эвана пошатнуться. Прежде чем он успевает восстановить равновесие, его настигает удар открытой ладонью в ухо из индонезийского пенчак силат, от которого у него начинает звенеть в голове. Наполовину ослепленный, Эван отшатывается, но учитель настигает его ударом локтя из филиппинского кали, совмещенным с локтевым захватом руки. Мальчик падает на пол, сраженный мудростью четырех культур, объединившихся ради раздачи тумаков.

Эван даже не знает, что у него болит сильнее.

Он вытирает кровь с губ.

– Этот парень никогда не выходит из себя?

Джек, сидящий в углу на пляжном шезлонге, отрывает взгляд от книги Видала «Линкольн».

– Ему это и не нужно.

Эван наклоняет голову и сплевывает кровь в ладонь.

– В следующий раз, – говорит Джек, поднимаясь, чтобы идти в дом.

Вечерами они сидят в кабинете, где зеленые стены заставлены возвышающимися до потолка книжными полками. Здесь они занимаются тем, что Джек называет «изучение местности и культур». Эван узнае́т о правилах, об этикете, об истории, о табу у разных народов. Что говорить, если случайно наступишь кому-то на ногу в московском метро. Что думают армяне о турках. Каким образом предлагать визитку в Китае. Как произносится французское «r». Они занимаются и произношением, чтобы Эван мог избавиться от восточнобалтиморского акцента и его речь стала такой же неузнаваемой, как у любого диктора новостей. Вскоре манера говорить перестала сообщать о нем больше, чем он хотел сказать словами.

Через некоторое время за этим следует сорокапятиминутная поездка в Форт-Мид. Джек неизменно входит через заднюю дверь. Пост охраны всегда подозрительно пуст. Обычно они идут к ангарам, расположенным в поросшем лесом конце базы. Полубезумный капитан с покрытым шрамами подбородком сгоняет с Эвана семь потов, обучая его двигаться под огнем. Мальчик пригибается, перебегая зигзагами от укрытия к укрытию, от одного ствола дерева к другому, пока пули выбивают кусочки коры у него над головой. И всюду его настигает рев капитана: «Внимательнее, Икс. Пусть твое тело это запомнит. Тяжело в ученье – легко в бою».

Однажды, раздосадованный беготней Эвана, капитан отвесил ему подзатыльник. В тот же миг между ними материализовался Джек.

– Можешь причинять ему боль ради тренировки. Но тронь его хоть пальцем от злости, и у тебя будут шрамы по всему лицу. Понял меня?

С глаз капитана мгновенно спадает кровавая пелена.

– Да, сэр, – отвечает он.

На обратном пути Эван говорит Джеку «спасибо».

Тот лишь кивает. Грузовик грохочет по выбоинам на дороге. В люк задувает горячий ветер. Джек, похоже, о чем-то думает. Наконец он произносит:

– Я знаю, что детали твоего рождения… неясны. Если хочешь, мы можем провести генетический тест, найти твоих родственников, выяснить, кто ты.

Эта возможность заставляет Эвана притихнуть. Джек понимает, что давить на него не стоит, и терпеливо ждет ответа.

Эван откашливается.

– Я знаю, кто я, – говорит он. – Я твой сын.

Джек мычит в ответ что-то неопределенное и отворачивается – возможно, чтобы Эван не видел его лица.

Тренировки следуют одна за другой непрерывно. Эван учится прыгать, перебираться через ограждения из колючей проволоки, лазить по деревьям, заборам, стенам. Он учится у старомодного инженера систем безопасности, которого злит отсутствие у него познаний в электронике, и у хакера-подростка, раздраженного тем, как медленно Эван думает. Его учат тому, как сближаться с людьми, выяснять и использовать их слабости. Как не выдавать ничего языком тела, оставаясь совершенно неподвижным во время разговора. Каждый раз, когда Эван поднимает руку, специалист по допросам бьет его по костяшкам крышкой металлического ящика. В конце концов Эван начинает сидеть неподвижно, будто его руки привязаны к ручкам стула. Худой психолог проводит десятки тестов со странными вопросами:

– Изменяли ли вы любимому человеку?

– Нет.

– Занимались ли вы сексом с животным?

– Нет.

– В какой момент заканчивается верность?

– Когда кто-то просит вас заняться сексом с животным.

Сидящий в углу Джек давится кофе.

Эван учится стрелять стоя, с колена, лежа, в цели, находящиеся в семи сотнях ярдов, в трех сотнях. После того как он набил руку на обычных мишенях, инструктор переходит к человеческим силуэтам, затем к фотографиям женщин и детей в полный рост. Когда Эван колеблется, инструктор говорит ему:

– У людей обычно не нарисована мишень на груди и на лбу. Подбери сопли, Икс.

Для тренировки в снайперской стрельбе инструктор одевает манекенов, затем наполняет головы из латука кетчупом и ставит им на плечи. Она возвращается к краю стрельбища, где ждет Эван.

– Когда ты нажмешь на курок, – говорит она, – хочу увидеть, как голова взорвется. – В наше время мы держим смерть на расстоянии, Икс, – говорит инструктор, пока Эван целится. – Мы прячем ее в больницах и домах престарелых. Мы получаем еду в герметичной упаковке и храним ее в холодильнике. Раньше, если ты хотел съесть цыпленка, ты сам шел на задний двор и сворачивал ему шею.

Аромат ее духов удивительно женственен: от нее пахнет свежим бризом и лимоном. Что-то в шестнадцатилетнем теле Эвана реагирует на этот запах.

– Мой старик был полковником. Он хотел, чтобы я понимала, что скотобойни делают за нас нашу работу. Когда я была в твоем возрасте, он отвез меня туда: только мы, мачете и ужас от взгляда смерти в глаза.

Эван нажимает на курок, и голова из латука разлетается облаком красного тумана.

– Неплохо, – говорит инструктор.

Позже она приматывает скотчем к своему глазу апельсин и заставляет Эвана пробить его пальцем.

– Хорошо, – говорит она, лежа на земле. Эван чувствует ее горячее дыхание. – Теперь согни палец как крючок. И вытащи то, что внутри.

Когда он делает то, что она сказала, инструктор кричит и воет. Эван в ужасе замирает. Та смотрит на него одним глазом.

– А ты думал, жертва будет вести себя спокойно?

Эван собирается с духом и вновь засовывает палец в мякоть.

Тем вечером за ужином Эван собирает остатки засохшей мякоти с рукава и кладет ее в еду.

– Что? – Джек не поднимает головы.

Эван рассказывает ему об апельсине, о пальце, о криках инструктора, о том, как он лежал на ней сверху, сжимая руками, и чувствовал ее дыхание.

Джек откидывается на стуле, скрещивает руки на груди.

– Мы должны научить тебя убивать в пылу боя и убивать намеренно. Это разные вещи. Тебе придется делать это не только на снайперской дистанции. Не только на дистанции штыкового боя. Но и лицом к лицу, глаза в глаза.

– Значит, я должен думать, что люди – это просто предметы?

– Нет. – Джек со стуком ставит стакан воды на стол. – Хоть обычно и говорят, что нужно забыть о том, что враг – человек. Узкоглазые, фрицы, хачи… Все сводится к номеру на рукаве. Так проще в краткосрочной перспективе. А в долгосрочной? – Он качает головой. – Всегда уважай жизнь. Тогда и твоя жизнь станет ценной. Самое сложное – не сделать из тебя убийцу. А сделать так, чтобы ты остался человеком.

– Этому учат других Сирот?

Джек накручивает спагетти на вилку, смотрит на нее, а затем откладывает в сторону. Он переводит взгляд на фотографию своей жены, стоящую на каминной полке. Женщина запечатлена на каком-то экзотическом пляже, полном черного песка, по колено в воде, в мокром летнем платье, облепившем бедра. Джек вытирает рот салфеткой.

– Нет.

– Почему нет?

– Так сложнее. – Тыльной стороной ладони Джек отодвигает тарелку на несколько дюймов. – Есть старая легенда чироки. Старик рассказывает своему внуку о битве, о том, что происходит внутри каждого человека.

– Два волка.

– Верно. Один волк – это страх, паранойя и жестокость. Другой – доброта, смирение, сострадание, ясность. И мальчик спрашивает деда: «Какой волк победит?» Ты помнишь ответ?

– Тот, которого ты кормишь.

– Верно. И наша задача в том, чтобы… – Джек складывает салфетку и стирает пятно соуса с края тарелки. – Кормить обоих.

* * *

Яростный стук в дверь заставил Эвана прервать медитацию. Когда он осознал, что вернулся в настоящее, его тело уже среагировало: он был на ногах, держа пистолет в руке и глядя на запертую дверь, разделявшую его и человека, который был за ней.