Когда я на следующее утро пришел в офис и уже на законных основаниях занял свой кабинет, то первый, кто пожаловал ко мне, к некоторому моему удивлению оказался главный инженер. Он выглядел непривычно подавленным и растерянным. Я предположил, что такой его вид – следствие вчерашнего бурного объяснения с Анастасией, но первые же его слова изменили мое мнение.

Не здороваясь, он прошел к моему столу и сел на стул, довольно бесцеремонно вытянув вперед ноги в далеко не самых чистых ботинках. Впрочем, небрежностью страдала не только нижняя часть его туалета, с ног я перевел свой взгляд на его лицо и заметил, что сегодня утром бритва явно не касалась щек Струганова. Я привык его видеть аккуратно одетым и чисто выбритым. Впрочем, я даже до какой-то степени сочувствовал ему, отказ Анастасии мог вышибить из седла практически любого. Вряд ли он встретит в своей жизни еще такую женщину, как она.

– Я должен вас кое о чем проинформировать, – после довольно продолжительного молчания, которое я выдержал вместе с ним, произнес он. – Сегодня я хотел оплатить срочные счета, а бухгалтерия их не приняла к оплате. Мне заявили, что на расчетном счету нет денег.

Эта новость повергла меня в изумление.

– Как нет денег? Куда же они делись? Я точно знаю, что совсем недавно денег было вполне достаточно. Я сам видел счета.

Струганов пожал плечами и почесал свой небритый подбородок.

– Ничего о том не знаю, деньги – это не моя эпипархия.

– Но и не моя – тоже. Деньгами у нас заведут Ращупкина. В конце концов можно обратиться к Гессену.

Главный инженер, кажется, впервые за весь разговор, посмотрел на меня.

– Гессена нет, уехал в город. А на счет Ращупкиной… Это уж вы с ней выясняйте, что и как. Не люблю я эту бабу. – Он встал. – В общем, я вам сказал, а вы уж сами решайте, что делать? В конце концов, все это будет скоро ваше, – обвел он взглядом мой кабинет, но явно подразумеваю, гораздо большую территорию. – Или кого-нибудь еще, – вдруг загадочно усмехнулся Струганов. – Он резко повернулся и вышел.

Оставшись один, несколько минут я размышлял над возникшей ситуацией. Меня не оставляло ощущение, что все это продолжение некого дьявольского плана по разрушению и захвату компании. Если у нас нет средств на расчетном счету, то любой кредитор может потребовать возвратить ему долг. А если в указанный срок своих денег он не получит, то имеет законное право возбудить дело о банкротстве. И на этом в истории «Северного Сияния» можно будет поставить жирную точку.

Кабинет Ращупкиной располагался этажом ниже. Я деликатно постучался и, получив разрешение, войти, толкнул дверь. Финансовый директор сидела за компьютером и изучала какие-то документы. При виде меня, на ее лице появилось удивление, но она быстро согнала это выражение, заменив его дежурной любезной улыбкой.

– Здравствуйте, Евгений Викторович, чему обязана вашему приходу?

– Да вот хочу кое-что у вас узнать. Я попросил бухгалтерию оплатить мой маленький счетик, а мне отказали, сказали, что денег нет. (Я не обманывал, я в самом деле только что проделал этот несложный эксперимент).

– Они правильно сказали, денег действительно нет.

– Но куда же они в таком случае подевались?

– Я приказала оплатить несколько срочных счетов. Я надеялась, что нам переведут средства кое-кто из получателей нашей продукции. Но пока ничего нет. По-видимому, у них тоже возникли трудности. Сейчас в крае довольно сложное финансовое положение, сильно выросли неплатежи.

– Но в таком случае, если кто-нибудь сейчас потребует оплатить ему долг, а мы не сможем, то он имеет законное право подать иск в суд по признанию нас банкротами. И выходит, мы можем потерять компанию.

Ращупкина откинулась на спинку кресла, мне показалось, что она испытывает раздражение.

– Не предполагала, что вы так хорошо знаете наше законодательство, – проговорила она, сопровождая свои слова каким-то странным выражением лица.

– В бытность тренером я общался с разными людьми. Они меня кое в чем просветили.

– Вы правы, гипотетически такое возможно, но вряд ли кто-нибудь пойдет на такой шаг. Ну, скажите, кому нужно нас банкротить. Мы гораздо всем выгоднее в рабочем состоянии. Я думаю, через несколько дней все наладится.

– А если представить, что вдруг не наладится, если неплатежи пойдут по цепочке. Что нам делать в таком случае?

– Но вы же помните, у нас есть еще гарантийный фонд.

– Но мы решили использовать его на закупку оборудования. Без него мебельную фабрику придется закрывать.

– Да что вы заладили, банкротство, банкротство, выкрутимся. Пришли сложные времена, когда-нибудь они всегда наступают. Подумаем, что будем делать. Приедет Генрих Оскарович, созовем совещание.

Я почувствовал злость, но решил ничем не выдавать своих эмоций. Наоборот, я сделал вид, что ее слова меня успокоили.

– Да, вы, наверное, правы, я зря запаниковал. И все же как быть с моим счетом?

– А он большой?

– Да нет, пятьсот рублей.

– Не волнуйтесь, такую сумму мы отыщем. Я дам команду бухгалтерам.

– Спасибо, Марина Владимировна.

Я вернулся в свой кабинет с ощущением еще большей тревоги.

– Можете попросить зайти ко мне Тараканова, – попросил я секретаршу.

С моей стороны это было не совсем осторожно, но у меня не хватало выдержки дожидаться вечера, когда с ним можно было бы встретиться где-нибудь в лесу. И хотя там мне грозила опасность, других мест для уединения в поселке не было предусмотрено.

Он вошел в мой кабинет с выражением удивления на лице, он явно не ожидал, что я захочу его видеть здесь в офисе. Я плотно закрыл дверь, усадил его в кресло, а сам сел на против.

– У меня к вам срочное дело, Сергей Иванович.

– Да, слушаю вас.

– В компании нет денег.

– Я знаю, – спокойно сообщил он как о само собой разумеющемся факте.

– Да, а я-то думал, что это великая тайна, которая доверена только избранным. И многим об этом известно?

– Точно не скажу, но кое-кто знает. Это, в самом деле, большая тайна, но вы же знаете, что чем больше тайна, тем сильнее появляется у ее обладателя искушение с кем-нибудь ею поделиться.

– Кто же поделился с вами?

– Одна бухгалтерша, мы живет в соседних домах, наши участки примыкают друг к другу, она дружит с моей женой. Она мне по секрету и сказала.

– А больше ничего она вам по секрету не сказала?

– Больше ничего.

– У меня к вам будет большая просьба. Мне очень важно знать, как и почему исчезли деньги, кому они переведены, кто приказал это сделать? Ваша бухгалтерша может добыть такие сведения?

– Полагаю, что да.

– Сколько вам потребуется на это времени?

– Ну, с запасом часа три.

– Хорошо. Через три с половиной часа я вас буду ждать с донесением. Только не тут, это опасно, а на том самом месте, где мы с вами уже встречались. Пожалуйста, никому ничему не говорите.

– Я понимаю.

– Тогда до встречи.

Тараканов ушел, а я вдруг почувствовал сильную усталость. Эта вся суматоха отняла у меня слишком много сил. Все равно я ничего пока больше сделать не сумею. Так что с чистым сердцем могу пойти немного отдохнуть. Тем более сегодня еще предстоит работа.

Анастасии не было, я прошел в свою комнату и, не раздеваясь, растянулся на кровати. Настроение было паршивым, меня не оставляло ощущение, что петля затягивается с каждым днем все плотнее. Еще немного и от моего наследства останутся одни лишь прекрасные воспоминания. Каким же я был наивным, коли серьезно полагал, что все это огромное имущество без всякого труда окажется в моих руках.

Незаметно для себя я заснул. Когда же проснулся и взглянул на часы, то с ужасом обнаружил, что я безнадежно опаздываю на встречу. Я вскочил с кровати и даже, не пригладив волосы, выбежал из дома.

Я шел с максимально возможной для меня скоростью. И все же, когда я приблизился к кресту, часы показывали, что я опоздал на целых двадцать минут.

Я подошел уже почти вплотную к месту встречи, но Тараканова не обнаружил. Случилось то, чего я опасался, он не дождался меня. А мне просто дозареза нужна его информация.

Я сделал еще пару шагов и едва обо что-то не споткнулся. Я посмотрел вниз и увидел Тараканова. Он лежал на земле в луже крови. Прямо посередине лба зияло пулевое отверстие.

То, что он был мертв, не было ни малейших сомнений. Я дотронулся до его руки, чтобы определить, когда наступила смерть. Он был еще теплым, по моим ощущениям, это произошло самое большое полчаса назад.

Я внимательно обследовал местность радиусом в метров двадцати, но ничего не обнаружил. Все было точно так же, как и в первом случае, убитый есть, а следов убийцы нет.

Я сел на землю, дабы прийти в себя. Я пытался понять, что же все-таки произошло? Я был уверен, что это убийство самой прямой дорогой связано с нашим сегодняшним разговорам. Но в таком случае получается, что он стал достоянием чьих-то посторонних ушей.

Я еще раз взглянул на Тараканова. И вдруг вспомнил, что у него же трое детей. Боже мой, какой ужас, они же остались без кормильца! Кто теперь будет их обеспечивать? От ненависти к этим мерзавцам, совершим это гнусное злодеяние и от своего бессилия что-то исправить, я стал бить кулаками о землю. Я понимал, что он погиб из-за меня, если бы я не стал его просить раздобыть мне нужную информацию, он бы сейчас сидел на своем рабочем месте абсолютно целехоньким.

Мне потребовалось минут десять, чтобы немного успокоиться, прийти в себя. Я стал размышлять, что же мне делать дальше? Для пользы дела будет лучше, если никто не узнает о том, что у нас должна была состояться здесь встреча. Правда тогда пройдет некоторое время, прежде чем его тут найдут. Но может, это даже к лучшему, жена и дети еще некоторое время будут не введение относительно постигшей его страшной участи.

Я встал, бросил прощальный взгляд на Тараканова, прошептал «Прости» и быстро стал удаляться от этого кошмарного, словно магнитом, притягивающего смерть места.

Пока я шел, то все время думал, как мне поступить? Я осознавал, что от правильности и быстроты моих действий зависит моя жизнь. И быть может не только моя. Эта кровавая партия явно идет к финалу, те, кто нацелились на захват компании, пошли ва-банк, они решили прибегнуть к любым способам, дабы достигнуть желаемой цели. И судя по всему, их ни что не может остановить, они уже пересекли ту черту, которая отделяет человека от вседозволенности.

Стараясь казаться совершенно спокойным, я вошел в офис и стал подниматься на «начальственный» этаж, как прозвал его работающий в здание персонал. Навстречу мне попался Гессен, его лицо было непривычно взволнованным. Или мне так показалось в силу развившейся у меня мнительности? Он кивнул мне головой и поспешно скрылся в своем кабинете.

Я тоже прошел в свой кабинет, и стал тщательно, сантиметр за сантиметром, обследовать комнату. Впрочем, долго возиться мне не пришлось, уже через минут десять я обнаружил то, что искал. Маленький «жучок» был прикреплен к одной из ножек моего письменного стола. Сделано это было вполне профессионально, его можно было заметить лишь при специальном осмотре.

Итак, меня прослушивают. Сколько времени, сказать трудно, но ясно, как день, что кто-то сегодня слышал до последнего слова весь наш разговор. Вот только, кто? Как это определить? В чьем-то кабинете стоит специальная аппаратура? Я же не могу обыскивать их всех. Да и не исключено, что она достается лишь на какое-то время, когда ко мне кто-нибудь заходит, а потом где-нибудь прячется.

Я вышел из кабинета и подошел к секретарше, которая играла на компьютере в какую-то детскую игру. Она смутилась от того, что я застал ее на месте преступления и густо покраснела. Как было бы замечательно, подумал я, если бы все человеческие грехи и провинности имели бы такое невинное содержание.

Я мягко положил руку на ее плечо.

– Скажите, Нина, у меня такое чувство, что пока меня не было кто-то что-то делал в моем кабинете.

– А разве вам неизвестно? – удивилась она, – Валерий Анатольевич вчера приказал обновить все ваши линии связи. Он сказал, что раз вы теперь в компании лицо официальное, вам надо иметь хорошую связь. А что я сделала что-нибудь не так? – На ее лице появился испуг.

– Нет, вы все сделали правильно, просто я хотел знать, что происходит в моем отсутствии. Вы молодец.

Похвала ободрила секретаршу настолько, что когда я вернулся в кабинет? она продолжила свою игру. Значит, Струганов интересуется моими разговорами. А значит, велика вероятность, что убийцей был он или это совершено по его приказу. Честно говоря, это несколько ломало мои представления о раскладе сил и роли каждого действующего персонажа в этой пьесе. Но против фактов не попрешь, если они упорно показывают на Струганова, значит, виноват он. И мне следует внести коррективы в мой расклад лиц.

Я снова вышел в приемную.

– Нина, а вы не знаете, где Марина Владимировна?

– Она недавно улетела на вертолете в город.

– Странно, она ничего мне не говорила о своем намерение улететь.

– Она сказала, что внезапно возникло срочное дело по поводу какого-то кредита. Вот она и поехала. – Секретарша вдруг пристально посмотрела на меня. – Скажите, вы хорошо себя чувствуете?

– А что такое?

Она чуть-чуть замялась.

– У вас не очень здоровый вид, лицо бледное и глаза блестят, как при высокой температуры. Может, вызвать врача?

– Спасибо, не надо, я вполне нормально себя чувствую. Хотя, пожалуй, вы в чем-то правы, я немножко устал. Пойду-ка я домой, срочных дел сегодня тут все равно нет.

По взгляду Нины я видел, что мне не удалось до конца развеять ее сомнения. Но мне было сейчас не до нее. Я чувствовал сильную растерянность. Беда заключалось в том, что я подозревал буквально всех. Вот и ее тоже, а вдруг она работает на моих врагов, информирует их о всех моих посетителях. И главное, что ничего удивительного в этом-то и нет, зарплата у нее небольшая, двое детей, такую подкупить – пара пустяков. А что я о ней знаю? Да, почти ничего.

Я вернулся домой, Анастасии по-прежнему отсутствовала. Я почувствовал раздражение. И где ее носит? Мне сейчас так нужно чье-то плечо, кто-нибудь с кем бы я мог поговорить, поделиться своими сомнениями, лишь бы не носить эту неподъемную тяжесть в себе.

Я вспомнил, что в части, где я служил, командир, когда кто-то из его подчиненных терял друга, всегда давал ему один и тот же совет: говорите с кем-нибудь о чем угодно, это не важно, только не молчите. Когда человек молчит, тяжесть усиливается, а когда он произносит любые, пусть даже самые бессмысленные слова, она выходит из него вместе с ними.

Что ж, раз не с кем поговорить, найдем другое лекарство. Я открыл бар, достал бутылку водки, налил полную рюмку и опрокинул ее содержимое в рот. Это я пью за упокой души Тараканова, чтобы ему на том свете было бы спокойно и уютно. Конечно, при условии, если там существует спокойствие и уют, в чем я не до конца уверен.

Я снова наполнил рюмку. А теперь я выпью за упокой собственной души, так как если дела пойдут подобным образом и дальше, то она совсем скоро присоединится к душе Тараканова.

В этот самый момент и появилась Анастасия. Зрелище, которое открылась ее глазам, заставила ее замереть на месте, на ее лице отразилось плохо скрываемое отвращение.

– Зачем вы пьете?

– А зачем люди пьют, – пожал я плечами. – Чтобы, например, облегчить душевную боль.

– У вас болит душа? – Интонация ее голоса отразило сильное в этом сомнение.

– А чем моя душа хуже любой другой души? Тоже иногда болит. – Я снова наполнил рюмку. – Не хотите присоединиться?

– Нет, – решительно отказалась она. – Когда у меня болит душа, я не прибегаю к таким лекарствам.

– А к каким лекарствам вы прибегаете?

– Я молюсь Богу.

Я уже изрядно опьянел, а потому плохо контролировал как поступь своих мыслей? так и их словесное выражение.

– Молитесь Богу, – засмеялся я. – Ну да, вы же дочь священника.

Но почему ваши молитвы не уберегли моего дядю и вашего невенчанного супруга? Стоит ли ему класть поклоны и шептать какие-то слова, если чуть ли не каждый день гибнут люди. Мы с вами сами едва не погибли.

– Он нас спас.

– Чушь! – воскликнул я, – это я вас спас. А Бог где-то в это время сидел в сторонке. Может быть, даже пьянствовал.

– Вы пьяны и потому сами не понимаете, чего говорите.

– Пьян, но понимаю, чего говорю. Люди совершают преступление, а Бог ни при чем, люди убивают друг друга, он снова ни во что не вмешивается. Знаете, сколько я видел в своей жизни убийств. В одном бою их может совершаться десятки и сотни. Я бы на вашем месте забыл про Бога. Он него нет никакой пользы.

– Я не желаю с вами разговаривать. Когда протрезвеете, дайте знать. Мне надо кое-что вам сообщить.

Анастасия поднялась к себе на вверх и исчезла в своей комнате. Я подумал, что стоит последовать ее совету и попробовать протрезветь. Я пошел в ванную, разделся и встал под холодный душ. Это лекарство оказалась весьма эффективным, через десять минут приема таких процедур алкогольные пары выветрились из моего организма.

Анастасия оставалась в своей комнате, я решил тоже пойти в свою. Я сел в кресло и стал соображать. Тараканов должен был встречаться со свое бухгалтершей, и вполне возможно она ему рассказала кое-что интересное. Но то, что узнал он, хочу знать и я. Он говорил, что она живет в соседнем доме, ее участок примыкает к его участку. Следовательно, найти ее совсем не трудно. Другое дело расположить незнакомую женщину к себе, будет ли она столь же откровенна со мной, как, возможно, была с ним?

Было уже довольно темно, рабочий день закончился. Нашли ли тело Тараканова? Я снова подумал о том, какое горе ждет его семью, когда они узнают об его гибели – и сердце мое сжалось.

Я знал, где живет, вернее жил Тараканов. Пока я шел к его дому, то старался по возможности незаметно осматриваться по сторонам – не следят ли за мной? Но ничего подозрительного я не обнаружил. Это меня чуть-чуть успокаивало, вполне возможно, что ничего ужасного сегодня больше не произойдет.

Я подошел к дому Тараканова, его окна были темны. Знают ли уже обитатели этого особнячка о том, что сегодня случилось? Скорей всего нет, иначе там бы не царила такая тишина.

Я огляделся вокруг и в самом деле по соседству увидел небольшой домик с участком, который примыкал к участку Тараканова. По-видимому, здесь и живет та самая бухгалтерша. А я даже не знаю, как ее зовут.

Я двинулся вперед, открыл калитку, прошел по дорожке и поднялся на крыльцо. Затем стал стучать в дверь.

Открыла мне ее маленькая женщина с приятным, но испуганным лицом. Я вспомнил, что пару раз я видел ее мельком в офисе.

– Евгений Викторович, это вы? – Она даже не пыталась скрыть своего глубочайшего изумления моим визитом.

– Это действительно я. – Мне было неудобно от того, что я не знал ее имени отчества. – Мне очень нужно с вами поговорить по крайне важному делу.

– Не понимаю, какое дело, – пробормотала она. – Ну, хорошо, проходите.

Я очутился в небольшой, но очень чистой и опрятной комнате. Было видно, что ее обитатель, вернее обитательница аккуратный и чистоплотный человек, которая не жалеет усилий для поддержания в доме порядка.

– Пожалуйста, садитесь, – показала она на стул. Сама же хозяйка села на диван, плотно сдвинув ноги, помещенные в короткую и тесную юбку.

– Я понимаю, что вы сильно удивлены моим визитом, но меня привели к вам очень важные обстоятельства. – Я налег на слово «важные».

– Важные обстоятельства? – недоверчиво переспросила она меня.

– Именно так. Хотя я даже не знаю, как вас зовут?

– Людмила Семеновна.

Я решил идти ва-банк. Если я не расскажу ей всей правды, она это почувствует и ни за что мне не поверит. А значит ничего и не скажет.

– Мне известно, что сегодня с вами встречался Сергей Иванович и кое-чем интересовался. Так вот, это он делал по моей просьбе. Мы с ним сотрудничали и раньше. К сожалению, он уже не сможет подтвердить мои слова. Чтобы не привлекать к себе внимание, мы должны были с ним встретиться в лесу, у первого креста. Вам, разумеется, известно, это печальное место. Я немного опоздал на встречу и когда появился там, то обнаружил его убитым.

Женщина громко вскрикнула и испуганно посмотрела на меня.

– Вы хотите сказать, что…

– Да, он убит. Это, по-видимому, еще никто не знает, но вскоре станет известно всем.

– Но почему вы ничего не сказали?

– У меня были на то веские причины, подумайте и вы поймете.

Она снова посмотрела на меня и едва заметно кивнула головой.

– Боже мой, Тамара, что с ней будет, когда она узнает! – Глаза Людмилы Семеновны наполнились слезами, а плечи затряслись.

Этот плач мог длиться сколько угодно долго, поэтому я был вынужден его остановить.

– Это действительно ужасное событие, но прошу вас, успокойтесь, сейчас дорога каждая минута. Нам надо выяснить кое-какие факты. От этого зависит невероятно много.

– Да, да, я понимаю, я понимаю, – пролепетала она. Внезапно она встрепенулась. – Но кто убил Сергея?

– Я не в состоянии назвать его имени, но одно ясно: его убил тот, кто не хотел, чтобы то, что вы сказали ему, узнал кто-нибудь бы другой. А если быть точнее, он не хотел, чтобы этими сведениями Сергей Иванович поделился бы со мной.

Внезапно мне в голову пришла простая и очевидная мысль: а ведь опасность угрожает и бухгалтерши, по логике событий тот, кто убрал Тараканова, должен убрать и ее. Иначе его смерть не имеет смысла.

– Вы правду так думаете? Нет, этого не может быть. Это все невероятно!

– Но что невероятного вы находите в этих событиях? Идет борьба за компанию, а в ней все средства хороши. Если вы не хотите, чтобы она досталась бы бандитам, вы должны мне рассказать все то, что вы рассказали Сергею Ивановичу. А лучше еще больше.

– Но я не могу, понимаете, не могу! – с болью в голосе воскликнула она.

– Сергей Иванович говорил, что вы – друг их семьи. Неужели вы хотите, чтобы его смерть оказалась бы неотомщенной?

– Но это же…, ну я не могу. Зачем вы меня мучаете?

– Потому что у меня нет иного выхода. Либо я их, либо они меня. А без вашей информации их шансы многократно повышаются. Вы же уважали, может быть, любили Александра Михайловича. Не предавайте его.

Она опустила голову. Было заметно, как одна половина ее сознания мучительно боролась с другой, и в этой схватке я либо сильно проиграю, либо крупно выиграю.

Наконец победитель определился, это я понял по тому, как изменилось выражение ее лица. Я с волнением ждал объявления о том, кто же одержал вверх в этой поединке между долгом и совестью.

– Пусть так, однажды это должно было произойти, – словно отвечая невидимому собеседнику, произнесла Людмила Семеновна. – Спрашивайте, что хотите узнать?

Я облегченно вздохнул, ее сопротивление было сломлено.

– На расчетном счете компании практически не осталось денег. Это так? – Она кивнула головой. – Куда же они делись? Вы не можете этого не знать.

– За последние два дня были переведены разным юридическим лицам большие суммы.

– По приказу Ращупкиной?

– Да.

– Что за юрлица?

– Я не знаю, вернее мне известны только названия. Мое дело выполнять приказы и оформлять переводы. А куда и зачем, меня это не касается.

– Но вы же догадываетесь.

– Догадываюсь, – не сразу призналась бухгалтер.

– Вы догадываетесь, что это подставные фирмы.

– Да, подставные.

– Но ведь вы не могли не видеть, что совершается преступление. И не только вы, но и вся бухгалтерия. В чем дело?

– Марина Владимировна, она, она… – Людмила Семеновна явно не решалась докончить фразу.

– Говорите, пожалуйста, все.

– Она нас подкупила.

– Каким же образом?

– Марина Владимировна выписывала нам дополнительные премии. В каждую зарплату мы получаем по дополнительному окладу. Поэтому все молчат.

– Неплохо придумано. Но вы же видели, что таким образом она обескровливает компанию.

– Я очень переживала. И другие – тоже. Но эти деньги, от них так трудно отказаться. Не будь их, не было бы и всего этого. – Она показала глазами на обстановку в комнате. – А ведь я одна воспитываю сына, мне никто не помогает. Я даже не представляю, где мой бывший муж. За все годы он не прислал ни копейки.

– Не только у вас такие трудности, они у многих, но не все совершают подобные деяния. Впрочем, я не прокурор, чтобы вас в чем-то обвинять. Вы сможете мне достать атрибуты этих подставных фирм?

– Да, когда появлюсь на работе.

Я встал, подошел к окну, осторожно отодвинул занавеску. Но за окном уже почти полностью стемнело, и разглядеть чего-нибудь было невозможно.

– Вам надо на эту ночь уйти из дома, – сказал я.

– Зачем?

– Тем, кто убил Сергея Ивановича, известно, что вы все ему рассказали. А зная вашу близость, они не могут быть уверены, что вы не расскажите это кому-нибудь еще. В частности, мне. Они просто не могут вам позволить пережить эту ночь.

– Куда же я пойду? – растерянно спросила Людмила Семеновна.

– Пока к нам, а утром посмотрим. На работе вы в безопасности, они не осмелятся напасть на вас там. Так что у нас есть время подумать. Собирайтесь, только быстро. Берите все самое нужное.

На сборы ушло минут двадцать. Я не без некоторого удивления заметил, что в сумку она положила даже косметику. Воистину, женщины непостижимый народ, ей грозит смертельная опасность, а она думает о том, как будет выглядеть!

Пока Людмила Семеновна собиралась, я прислушивался к доносившимся с улицу звукам. Но там все было тихо.

Мы вышли из дома, она заперла дверь, Я же на всякий случай достал из-за пояса пистолет. Нервы у меня были так обострены, что ими, наверное, можно было бы порезаться. Меня не покидало ощущение, что убийцы где-то совсем рядом. Оставлять в живых такого важного свидетеля могли лишь сумасшедшие.

Тень возникла совершенно внезапно всего в каких-то десяти метров от нас. Я так сильно толкнул женщину, что она слетела с невысокого крыльца и шлепнулась в газон. Но зато такие мои, мягко говоря, не слишком учтивые действия, спасли ей жизнь. Выстрела не было слышно, пистолет был явно с глушителем, зато пуля наделала много шума, так как разбила оконное стекло. Его осколки осыпали нас своим дождем.

Я выстрелил в сторону тени, но она бросилась бежать с такой скоростью, что в сгустившимся ночном мраке я никак не мог поймать на мушку едва заметный темный силуэт. Мне даже не удалось определить, кому он принадлежит: мужчине или женщине?

Я выстрелил еще раз и снова промахнулся. Больше стрелять было не в кого, так как тень окончательно исчезла между домами.

Я наклонился к бухгалтерше.

– С вами все в порядке?

В ответ я услышал громкий плач. Но по его звучанию я определил, что она не ранена, это был всего лишь сильный стресс.

Я протянул ей руку и помог подняться. Затем внимательно ее осмотрел. Никаких следов ранения, слава богу, не было.

– Вы можете идти? – спросил я.

– Кажется, могу, – уже чуть успокоившись, ответила она.

– Тогда пойдемте.

– А она?

– Кто она? – не сразу понял я.

– Ну та, что стреляла, она не вернется.

– Почему вы думаете, что в вас стреляла женщина?

– Мне так показалось, – неуверенно сказала она.

– Показалось или вы точно видели?

– Да я не знаю, – произнесла она предплачевым голосом. – Я ничего не знаю. Такого ужасного дня в моей жизни еще не было. Даже когда от меня ушел Николай…

Она замолчала, но я и так понял, что Николай – ее бывший муж.

– Так она не вернется?

– Успокойтесь, сегодня уж она точно не вернется. Пойдемте к нам.

Но едва мы вышли за забор, как увидели, что к нам бегут сразу несколько человек. Они слышали выстрелы и теперь, разумеется, хотели понять, что же происходит. Не каждый же день стреляют под твоими окнами.

Первой выбежала женщина из соседнего дома, того самого, где жил Тараканов. Скорей всего она и была его женой, вернее, уже несколько часов вдовой.

Она бросилась к Людмиле Семеновне.

– Людочка, что случилось? С тобой ничего не произошло?

Она одновременно настороженно и подозрительно посмотрела на меня.

Вместо ответа Людмила Семеновна упала ей на грудь и громко зарыдала.

– Ничего особенного, Тамара, просто какой-то вор хотел забраться в мой дом, – сквозь плач все же расслышал я ее слова.

– Но у нас в поселке нет воров, – удивленно проговорила Тамара.

– Теперь есть. – Бухгалтерша заплакала еще пуще.

Тамара стала гладить подругу по волосам и плечам, я же рассматривал вдову Тараканова, насколько это позволяла сделать темнота. Она была довольно высокой и худой, скорее даже тощей, с некрасивым лицом. Я подумал о том, что второй раз ей выйти замуж будет не легче, чем взобраться на Эверест. К тому же длинный хвост из троих детей. Меня снова обжег кипяток ненависти к убийцам Тараканова. Только бы добраться до них.

Я не знал, что делать дальше. Женщины по-прежнему обнимали друг друга, и та, что потеряла мужа, но еще не знала об этом, утешала ту, что никого не потеряла и вообще осталась невредимой в ситуации, когда ей реально угрожала смерть.

Я знал, что именно я должен был бы принести эту ужасную весть вдове Таракановой, но в природе не было такой силы, которая бы разомкнула мои уста. Пусть эту тягостную миссию возьмет на себя кто-нибудь другой. Я осторожно дотронулся до плеча бухгалтерши.

– Людмила Семеновна, нам пора идти.

К моему облегчению она сразу же постигла весь кошмар ситуации и кивнула головой.

– Да, Евгений Викторович, пойдемте. Извини, Тамарочка, нам нужно срочно идти. У нас есть одно важное дело.

Тамара, ничего не понимая, изумленно смотрела на нас. Людмила Семеновна порывисто обняла ее и быстро зашагала по улице. Мне пришлось догонять ее бегом.

Мы молча добрались до моего дома. Едва я открыл дверь, как увидел Анастасию. У нее был вид человека, который только что пришел с улицы. Она удивленно посмотрела на мою спутницу.

– Что произошло, я слышала какие-то странные звуки.

– Этими звуками были выстрелы. Стреляли в Людмилу Семеновну. Мне кажется, вы только что пришли.

– Ну да, когда я услышала эти выстрелы, я выбежала из дома. Но только не могла определить, откуда они раздаются?

Я посмотрел на Анастасию. Она была одета в черную кофту и в черную юбку. На убийце была так же черная одежда, машинально отметил я. Хотя это совпадение само по себе ни о чем не говорит и ничего не доказывает, черный цвет, пожалуй, самый распространенный.

– Проходите Людмила Семеновна и располагайтесь вот там у камина, – пригласил я бухгалтершу. Затем я посмотрел на Анастасию. – Чтобы вы были бы в курсе дела, я должен вам кое что рассказать. Давайте все сядем.

Мы расселись рядом с горящим камином. Я коротко поведал Анастасии обо всем, что произошло в этот кошмарный день. Я внимательно наблюдал за ее реакцией, но на ее лице отражались поочередно лишь изумление и ужас. Единственное, о чем я ей не сказал, это о своих подозрениях в отношении главного инженера. Я и сам точно не знал, почему я решил утаить этот факт, может быть, потому, что мне казалось, что в нем еще надо до конца разобраться.

Все рассказанное мною Анастасию повергло в шок. Она схватилась за голову.

– Я ничего не понимаю, что же тут такое творится. Я никогда не доверяла Ращупкиной, но в такое мне трудно поверить. Неужели она, в самом деле, старается уничтожить компанию?

– Совсем не обязательно, что она хочет уничтожить компанию, вероятней всего она хочет уничтожить ее нынешних владельцев, а компанию взять себе. Или передать тем, кто стоит за ее спиной.

– А кто, по вашему, мнению эти люди?

Я пожал плечами.

– Да кто угодно, желающих хоть отбавляй. Но сейчас меня заботит другое, что делать с Людмилой Семеновной? Оставаться ей здесь слишком опасно. У меня есть подозрение, что на этом они не успокоятся и захотят закончить то, что не удалось сделать с первого раза.

– А если отвезти ее к моим родителям? – предположила Анастасия.

Я внимательно посмотрел на нее, но не заметил в ней никакого подвоха.

– Почему бы и нет? По крайней мере, другого места я не знаю. Только отправляться нужно прямо сейчас. Придется ехать на машине. Туда есть дорога?

– Плохая, но есть. Это двести километров.

– В таком случае выезжаем.

Я сознавал, что рискую, но я по-прежнему не понимал, кого мне следует бояться. Все настолько запуталось и переплелось между собой, что разобраться в этих хитросплетениях было крайне сложно. И все же внутренний голос мне упрямо твердил, что Анастасия не может быть моим врагом. Как бы она ко мне не относилась, но злоумышлять против меня ни при каких обстоятельствах не станет. Не возможно представить, чтобы такая красивая женщина оказалась бы злодеем, да еще таким хитрым и жестоким. Бог не настолько коварен, чтобы поместить в столь прекрасную оболочку убогую и злую душонку. Другое дело Ращупикина, у нее внешнее и внутреннее, если не совпадает, но кардинально не расходится. Но если с Людмилой Семеновной что-нибудь случится, виноват буду только я и никто другой. Но, если она останется тут, то я не сумею ее защитить, даже если не буду отходить от нее ни на шаг. Президентов убивают, а у них охрана будь здоров, а что я могу сделать один?

Мы уже собрались выходить, как внезапно в дверь позвонили. Анастасия бросилась ее открывать, но я силой схватил ее за руку и остановил. Получилось довольно грубо, и она резким движением вырвала ее из моей ладони.

– Что вы себе позволяете? – с вызовом спросила она.

– Ничего такого, за что можно меня упрекнуть. Вам известно, кто к нам рвется? А вдруг вы откроете дверь, и сразу же прозвучит выстрел. Или раздастся взрыв. Отойдите в сторонку.

Женщины выполнили мой приказ, причем, Анастасия повиновалась мне без всякого сопротивления. Я достал пистолет и направился к двери.

Подойдя к ней, я прислушался. Кто-то стоял и тяжело сопел с той стороны. По крайней мере, раз там находится человек, значит взрыв бомбы нам не грозит.

Я резко открыл дверь и направил пистолет в живот стоящему на пороге человеку. Он побледнел от страха, я же облегченно перевел дыхание.

– Проходите, Генрих Оскорович. Извините, что напугал. Но, вы, наверное, знаете, что сегодня в поселке стреляли. Будете чай, мы как раз хотели накрывать на стол.

– Нет, спасибо, я не за этим пришел, – сухо отказался Гессен, проходя в комнату, однако сделав несколько шагов, он остановился в нерешительности. – Происходят просто непостижимые вещи. Вы говорите, сегодня вечером стреляли. Я действительно что-то слышал. А в кого стреляли?

– Вот в Людмилу Семеновну.

Гессен изумленно уставился на бухгалтершу. Мне показалось, что его изумление было совершенно искренним. Или он просто замечательный актер?

– В вас стреляли? – переспросил он. – Но зачем?

– Обычно стреляют для того, чтобы избавиться от человека, – заметил я.

– Но зачем избавляться от Людмилы Семеновны?

– Наверное, она знала то, что некоторые люди не хотели, чтобы она знала. Или вы думаете иначе, Генрих Оскарович?

– Да нет, я не думаю. Я вообще, не знаю, что думать. Исчез мой сотрудник Тараканов. После обеда он ушел – и нигде его нет. Дома тоже не знают, где он находится. А мне он срочно нужен.

– Вы пришли меня спросить, где Тараканов?

– В том числе. Кто-то же должен знать, где он?

– Кто-то должен, – согласился я, – но почему вы считаете, что этим человеком обязан быть я?

– Но вы же пытались выяснить про убийство Александра Михайловича. Вот я и подумал, может, вы знаете и про то, где Сергей Иванович?

Он действительно ничего не знает или пытается запудрить мне мозги? Если это так, то надо признать, что действует он ловко. Я даже не в состоянии понять его намерений, так как со стороны все его действия выглядит как одна сплошная нелепица.

– Я не знаю, где Тараканов, – как можно более спокойным тоном постарался сказать я. – Вас кажется еще что-то беспокоит?

– Да, – кивнул головой Гессен. – Я сегодня узнал, что у нас на расчетном счете нет денег. И Марины Владимировны тоже нет, куда она запропастилась?

– Она улетела на вертолете в краевой центр, по ее словам, улаживать какой-то финансовый вопрос.

– Тогда понятно, – задумчиво произнес Гессен, однако весь его вид свидетельствовал об обратном, – И все же куда подевались деньги, ведь недавно их было вполне достаточно для текущих расчетов? А сейчас как раз надо срочно сделать несколько таких платежей.

– Это в самом деле странно, меня тоже интересует вопрос: куда делись деньги? Вот Людмила Семеновна рассказала, что по приказу Ращупкиной были переведены крупные суммы каким-то фирмам. Это так? – обратился я к бухгалтерше.

– Так, – чуть поколебавшись, подтвердила она.

– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотал Гессен. – Какие фирмы? Насколько я знаю, в ближайшее время никаким фирмам мы не должны были перечислять деньги. Мы же так можем прогореть! – вдруг возмущенно воскликнул он.

– Вам еще что, а каково мне, я же полностью лишусь своего наследства. Получу акции по цене туалетной бумаги.

– Мне кажется, что необходимо создать комиссию по расследованию всего того, что происходит в компании после смерти Александра Михайловича, – вдруг впервые за разговор подала голос Анастасия.

Гессен бросил на нее чуть ли не испуганный взгляд, но ничего не ответил. Он вдруг как-то сник; если сюда он пришел с прямой спиной, то теперь походил на сгорбленного старика.

– Мне следует подумать обо всем, – вдруг сказал он и последовательно одарил каждого из нас своим взглядом. Что-то затравленное почудилось мне в его глазах. Я даже ощутил нечто вроде жалости к нему.

– Конечно, подумайте Генрих Оскарович, только недолго. Не мне вам говорить, как в такой ситуации дорого время. Надо принимать срочные меры. А на счет идеи Анастасии Мефодьевны, мне кажется, она весьма здравая. В компании происходят какие-то нездоровые процессы. Пока они окончательно не погубили ее, надо во всем разобраться.

– Вы правы, Евгений Викторович, – без всякого энтузиазма согласился Гессен. – Но сейчас я пойду. Кажется, я напрасно пришел сюда.

– А по-моему наш разговор был небесполезен для нас обоих. Нельзя сказать, что мне все ясно, но все же теперь я немножко лучше понимаю ситуацию. Только не уезжайте никуда, как Марина Владимировна, вы скоро понадобитесь.

Гессен пристально посмотрел на меня, но промолчал и направился к выходу. Мы проводили его взглядами. Он вышел и аккуратно закрыл дверь за собой, как человек, попавший в не тот дом по ошибке. Будь я в другой ситуации, я бы поломал голову над загадками его поведения. Но я чувствовал себя, словно грешник поджариваемый на сковородке в аду, меня ни на минуты не оставляло ощущение, что в любой момент стоит ждать неприятностей.

– Пойдемте быстрей, – поторопил я женщин, которые продолжали пребывать в нерешительности. И первый двинулся к выходу.

Ночь была совершенно темная, на небе не сияло ни одной, даже крошечной звездочки. Плохо утрамбованная дорога все время петляла, а так как я гнал машину едва ли не на предельной скорости, то постоянно рисковал вылететь с трассы. Но я не мог ехать медленней, так как столь быстро мчаться принуждал меня страх. За каждым кустом, за каждым деревом мне чудился притаившийся враг, который в любой момент может выскочить на дорогу и бросить гранату или ошпарить автоматной очередью. Никто не разговаривал. Иногда я лишь поглядывал на сидящую рядом Анастасию. В темноте было трудно разглядеть выражение ее лица, я лишь видел, что она, не отрываясь, смотрит вперед. Мне хотелось проникнуть в ее мысли, но они всегда оставались для меня недоступной зоной. Это говорило о том, что я по-настоящему так и не узнал, что она за человек, нечто важное в ее натуре постоянно ускользало от меня. Иногда мне казалось, что я приближаюсь к пониманию ее загадки, но затем всякий раз убеждался, что это не более чем моя очередная иллюзия.

Так как я все время напрягал глаза, то в какой-то момент вдруг почувствовал, что почти ничего не вижу. Я затормозил. Анастасия повернула ко мне голову.

– Что случилось, что-нибудь с мотором?

– С мотором слава богу все в порядке, не в порядке с моими глазами. Я их перенапряг и сейчас плохо вижу. Нужно подождать, пока не восстановится зрение.

– Но нам опасно останавливаться на дороге.

– Опасно, – подтвердил я.

– Тогда давайте поведу машину я.

– А справитесь?

– Я водила бульдозер и трактор.

Мы поменялись местами и снова машина начала отсчитывать километры пути. Я смотрел на темнеющий по обеим сторонам дороги лес, и думал о том, что то сражение, которое я веду сейчас, в чем-то по сложнее и по страшнее, чем те битвы, в которых участвовал на войне. Там были хоть какие-то правила, по которым развивались действия, а здесь они отсутствуют вообще. Там я знал, на кого мог опереться, кому мог довериться, а у кого попросить подмоги, а тут я совершенно один в окружении людей, чьи замыслы я в лучшем случае могу лишь иногда угадывать. Сам себе я напоминаю попавшую в паучью сеть муху, которая отчаянно пытается выбраться из паутины.

Где-то в середине ночи вдали на горке показались редкие огоньки села. Я облегченно вздохнул, мои враги, по крайней мере, временно потеряли меня из вида. А это значит, что можно немного передохнуть.

Я взглянул на Анастасию и заметил, что она сильно утомлена.

– Давайте я вас сменю, мое зрение воскресло.

Анастасию не споря, покорно уступила мне кресло водителя.

Через пятнадцать минут мы въехали на спящие улицы. Наше появление приветствовал лишь собачий лай. Анастасия указывала мне путь. Когда я заглушил мотор, то почувствовал сильное облегчение. Мне снова повезло.

Нас, разумеется, не ждали, а потому прошло не меньше десяти минут прежде чем Анастасия вместе со своим отцом показалась из дома.

– Здравствуйте, – поздоровался священники. – Вы правильно сделали, что приехали сюда. Проходите в дом.

Начались обычные хлопоты, связанные с нашествием внезапных гостей. Пока готовился не то поздний ужин, не то ранний завтрак мы по очереди принимали водные процедуры. Все чувствовали большую усталость, а потому ели почти в полном молчании.

Но когда ужин закончился, мне почему-то совсем расхотелось спать. Вместо того, чтобы лечь на постеленную мне кровать, я вышел на улицу и сел прямо на крыльцо. Воздух был свежий, прохладный, но не холодный, а потому дышалось легко. Казалось, что втягиваешь в себя не кислород, а какой-то необычный целебный бальзам, возвращающий силы и бодрость.

Но к своему удивлению я не долго оставался один. Заскрипела дверь, раздались шаги. Я поднял голову и увидел стоящую Анастасию.

Я вскочил.

– Вы не спите? Я думал, что после такой тяжелой дороге, вы заснете как убитый.

– Я тоже так думала. Я хотела пожелать вам спокойной ночи, но увидела, что ваша кровать пуста. И решила составить вам кампанию. Если вы, конечно, не против.

– Наоборот, это очень неожиданный сюрприз, а от того вдвойне приятный.

– Давайте сядем, – предложила она.

Мы сели и несколько минут молчали. Не знаю, какие чувства испытывала в эти мгновения Анастасия, а мое сердце стучала просто как молот по наковальне.

– Знаете, о чем я думала, когда мы ехали в машине? – вдруг спросила Анастасия.

– Если быть честным, то не имею понятия.

– О вас.

– Обо мне? Мне даже немного странно от вас это слышать.

– Да, я понимаю. И все-таки так оно и было.

– А можно пойти дальше и узнать, о чем вы думали?

– Я думала о том, что не совсем или совсем не понимаю вас.

– А мне казалось, что все мои действия видны как на ладони.

Анастасия, которая до сего момента смотрела куда-то в даль, повернула голову в мою сторону. Наши губы оказались так близко друг от друга, что для того, чтобы коснуться их, мне было достаточно лишь слегка наклониться. Разумеется, ничего подобного я не сделал.

– В таком случае у меня что-то со зрением.

– Вы его перенапрягли.

– Возможно.

Мы тихонечко засмеялись.

– Скажите, – уже серьезно проговорила она, – зачем вы все это делаете?

– А можно узнать, что это?

– Вы более чем активно вмешиваетесь в дела, о которых совсем недавно ничего не знали, рискуете собой, даже спасаете от расправы других. Когда я вас увидела в первый раз, то подумала: вот типичный мелкий эгоист, который стремится лишь к одному: получить то, что ему по закону причитается, и навсегда отбыть в неизвестном направлении. А что останется после него, ему абсолютно все равно.

– Между прочим, так оно и было, – честно признался я.

– Я знаю, но ведь сейчас уже не так. Что же изменилось? Мой папа мне всегда говорит: больше всего меня удивляет в людях то, как сильно они способны меняться, какой огромный у человека диапазон для перемены в его помыслах и действиях. Признаюсь, я до сих пор не очень этому верила, мой отец – идеалист, хотя он и никогда не соглашается с таким определением. Он, наоборот, считает себя реалистом, просто, как он говорит, он видит реальность глубже, чем другие. Но, как ни странно, вы как раз доказываете его правоту.

– Не так-то легко мне вам ответить, хотя бы потому, что не все сам понимаешь. Когда я стал влезать в ваши дела, знакомиться с людьми и прежде всего, как ни странно это звучит, с моим дядей, о котором я до сей поры ничего не ведал, что-то стало меняться во мне. Я вдруг обнаружил, что у жизни есть какое-то иное измерение, о котором я раньше не то, что не догадывался, скорее не придавал ему никакого значения. И в этому в немалой степени способствовали вы.

Это было самое большое, на что я был способен признаться в ту темную ночь. Анастасия сидела молча, мне даже показалось, что она не поняла скрытого смысла моих слов. Но я ошибался.

– Удивительно, но со мной произошло почти тоже самое. что и с вами. Когда я познакомилась с Сашей, то тоже поняла, что в жизни есть, как вы сказали, другое измерение. Может, мне было чуть полегче, у меня все же необычный отец. Они в чем-то с ним похожи. Но отец больше мыслит и разговаривает, а Саша делам доказывал, что можно быть таким не только на словах, но и на самом деле. Это был редкий случай, когда человек всегда делал именно то, что говорил. Сперва я даже не верила, считала, что он пытается, таким образом, меня завоевать. Но затем убедилась, что все так и есть, что это его естественное состояние. И это стало для меня самым большим потрясением в жизни, которое полностью перевернуло ее. Я стало другой женщиной. А что касается моей роли в вашем преображении, то вы очень сильно ее преувеличиваете. Поверьте, она равна нулю. Или почти нулю.

Эта была отповедь, ясная и четкая, как статьи воинского устава, гасящая, словно светильник, всяческую надежду. Я собрал все имеющиеся на тот момент у меня силы, дабы достойно выдержать этот удар.

– Пойдемте спать, – предложила Анастасия. – Завтра в дорогу.

Она встала и вошла в дом. Я молча последовал за ней.