39
Когда Смуров вышел из офиса Трефилова, он был в таких расстроенных чувствах, что не обратил внимания на то, что не застигнул пальто. День же был морозный, и он быстро продрог. Но когда застегнулся, было уже поздно. Правда, о том, что простудился, Смуров понял на следующее утро. Проснулся с головной болью, в горле першило. Но он решил не обращать внимания на эти симптомы, надеясь, что они скоро исчезнут. Но вместо того, чтобы исчезнуть, они усилились. И к обеду он уже ощущал себя больным.
С трудом Смуров доработал до конца дня, сел в машину и поехал домой. Чувствовал себя так плохо, что боялся, что потеряет сознание в автомобиле. То, что он сильно простудился, больше сомнений не было, все симптомы заболевания были на лицо: кашель, боль в горле, насморк, озноб. И когда он благополучно добрался до дома, то был несказанно рад.
В квартире он сразу же повалился на кровать. Все силы ушли на дорогу и сейчас он чувствовал, что больше их не осталось ни на что. Хватило лишь на то чтобы добраться до градусника, который за считанные секунды долетел до отметки в тридцать девять градусов. Смуров аж застонал с досады, он явно выбыл из активной жизни, по меньшей мере, на неделю. И это при наличии большого числа срочных дел.
Смуров чувствовал слабость, он знал, что в таком состоянии надо больше пить и есть. Но ничего не хотелось, да и сил, что-то готовить тоже не было. Почти не было в доме и лекарств, нечем было даже сбить температуру. Пока он был здоров, и не возникло и мысли покупать медикаменты, а сейчас до аптеки ему было просто не дойти.
Смуров лежал почти в полной прострации. Он думал о том, что вот и попал в ситуацию, которую, когда разводился, сознательно гнал от себя. Он не в состоянии себя обслуживать, а ухаживать за ним некому. Раньше Тамара во время его болезни не отходила от него ни на шаг. Он даже был уверен, что благодаря ее заботе, быстрее выздоравливал. А сейчас ему не к кому обратиться. Ксения в последнее время занята на съемках, Катя вечерами не может оставить ребенка одного, а у Нади сегодня поездка к новому клиенту куда-то в Подмосковье и вернется она поздно. Конечно, с ее отзывчивостью, она бы непременно заскочила к нему, Но просить об этом уставшую женщину, с его стороны немилосердно. Есть еще дети, но с дочерью у него не самые лучшие отношения, а от сына все равно мало толку. Он даже к матери, когда та лежала в больнице, не пришел. Получается, что ему не к кому обратиться. Вот и проявила себя обратная сторона свободы, когда ты остаешься один на один со своей бедой.
Ночью Смуров едва не умер, по крайней мере, так ему казалось. Сил не было никаких, ему становилось то жарко, то холодно, горло саднило так, что не мог даже пить, несмотря на сильную жажду. Периодически сознание почти меркло, и он переставал ощущать себя. В момент некоторого просветления он стал корить себя за то, что не составил завещания. Для него, как для юриста, это непростительное упущение. Если он выберется из этой болезни, сделает это непременно.
Утром стало чуть-чуть легче, у Смурова даже хватило сил вызвать врача. Она пришла не скоро, ее мысли были заняты чем угодно, но только не больным. Но его тяжелое состояние произвело на нее некоторое впечатление, и она даже уделила ему некоторое внимание. Быстро выписала рецепты и сильно удивилась, узнав, что он живет один и за ним некому ухаживать. «Рядом с вами обязательно должен находиться человек, — сказала она. — Это слишком опасно».
Сделав это заявление, врач поспешно удалилась.
Нужно было идти за лекарствами в аптеку, но сил на это не было. Им вдруг овладело полное безразличие. Умрет, так умрет, для человечества — не самая большая потеря. Были и больше. Дети взрослые, он им уже не нужен, ну а все остальные…
Смуров представил, как будут реагировать на его кончину любовницы. На Ксению эта весть вряд ли произведет большое впечатление, она быстро утешится с кем-нибудь другим. Тем более, весьма вероятно, что он у нее не единственный. Катя, конечно, огорчится, но у нее свои дела. Она занимается процессом, воспитывает дочку. Так что вряд ли для нее это станет большой трагедией. А вот Надя… Смуров задумался. Он вдруг понял, что не очень ясно представляет ее реакцию. Не исключено, что она сильно расстроится, но вполне возможно, что достаточно спокойно воспримет его уход. Все-таки они не так уж долго встречаются, чтобы стать уж очень близкими людьми. С другой стороны это не зависит от времени, с Тамарой они прожили четверть века, а по-настоящему не сблизились. А вот с Надей такое произошло. Или ему только так кажется? С этой мыслью он и заснул.
Когда же Смуров проснулся, то почувствовал, что ему стало немного легче. Он по-прежнему был слаб, все так же болело горло, но не было того давящего ощущения внутри, которое навевало мысли о смерти. Теперь он думал жизни.
У Смурова возникло желание проверить, как поведут себя его любовницы, когда узнают, что он болен и ему требуется их помощь. Первую он решил известить Ксению. Девушка взял трубку, и он услышал чей-то смех и звуки музыки. Она явно не скучала.
— Это ты, Папусик, — прокричала она, чтобы ее голос не заглушили посторонние звуки. — Ко мне тут друзья пришли, ты не возражаешь?
— Нет, Ксения, не возражаю. Я довольно сильно заболел.
— Заболел? И что с Папусиком?
— Высокая температура, горло болит, сильная слабость. Нужно за лекарствами сходить. Ты не приедешь?
В телефоне повисла довольно долгая память.
— Ну, если надо… Только не надолго. Сам понимаешь, тут целая кампания, не могу же ее бросить.
— Бери такси, я оплачу.
— Ты прелесть, Папусик. Только ты забыл, теперь у меня есть деньги.
Смуров закрыл глаза. Ксения живет не так уж далеко от него, на такси можно домчаться за полчаса. Пусть хоть она принесет лекарства, без них он будет долго выздоравливать. Бедная девушка, оторвал ее от веселья, она, поди, клянет его почем зря.
Чтобы ее впустить в квартиру, Смурова потребовалось встать. У него закружилась голова, и он едва не упал, вовремя схватившись за шкаф. Ему все же удалось дойти до двери, но на обратной дороге пришлось опираться на Ксению.
— Папусик, да ты весь зарос! — стало первым восклицанием девушки.
— Мне сейчас не до бритья, — ответил Смуров, снова принимая горизонтальное положение. — Вон там на столе рецепты. Сходи в аптеку.
Ксения вернулась минут через двадцать. Она села на стул на некотором удалении от больного из опасения заразиться. Смуров заметил, что она по-возможности избегала тактильного с ним контакта.
— Принеси запить таблетки, — попросил он.
Ксения сбегала на кухню и вернулась со стаканом воды.
— Как у тебя дела? — спросил Смуров, приняв лекарства. — По какому случаю вечеринка?
— Ой, ты же не знаешь, я уезжаю завтра на съемки.
— Надолго?
— Недели на две. А вообще, как получится. Антон говорит, что можем подзадержаться. Мало ли что.
То, что он болеет, не остановит ее отъезд, подумал Смуров. Впрочем, с его стороны было бы слишком эгоистично требовать от нее такой жертвы.
— Желаю тебе успеха, — проговорил он.
— Какой ты у меня, Папусик, хороший, — обрадовалась Ксения. — Ну, я пойду, а то меня ребята ждут.
— Иди. Как приедешь, звони.
— Выздоравливай, — пожелала ему Ксения и почти бросилась к выходу.
Она боялась, что он ее заставит остаться с ним, мелькнула у него в голове. Вот потому и умчалась, как можно скорей.
Теперь очередь Кати, решил он, посмотрим, как она отреагирует на его болезнь.
Смуров набрал номер ее телефона.
— Дмитрий Борисович, здравствуйте, а я сама хотела вам сейчас позвонить.
— Я тебя опередил.
— У вас голос какой-то странный, хриплый. С вами все в порядке?
— Я сильно заболел, у меня высокая температура.
— Ой, какая жалость! — воскликнула Шипова. — За вами кто-нибудь ухаживает?
— Ты же знаешь, я живу один, ухаживать некому. Целый день ничего не ел, — пожаловался Смуров.
В трубке возникло молчание.
— Совсем ничего не ели? — услышал он ее вопрос.
— Совсем, Катенька. Нет сил готовить. Весь день лежу.
— Дмитрий Борисович, я бы приехала, но никак не могу. Еду в аэропорт, у меня мама тоже заболела. Лежит в больнице. Сегодня утром позвонила, попросила приехать.
— Езжай к маме, она важней.
— Не говорите так, Дмитрий Борисович, я бы непременно вам что-нибудь сготовила. Да и все остальное тоже…
— Не думай об этом, я найду, кто обо мне позаботится. Приедешь в Саянск, сообщи, как там мама. Она очень хорошая женщина.
— Выздоравливайте, Дмитрий Борисович, я буду за вас волноваться.
По крайней мере, она хотела ему помочь, но мать для нее важней, размышлял Смуров, смотря в потолок. По-другому она и не могла поступить. Так что никаких претензий он предъявлять к ней не имеет морального право. Кто знает, в каком состоянии эта женщина, вдруг это последняя встреча матери с дочерью. Так что пусть Катя летит к себе домой, и чтобы у нее все было бы хорошо.
Смуров снова взялся за телефон. Почему-то ему не хотелось звонить Надежде, хотя причина этого нежелания была ему до конца не понятна. В том, что он делает, есть что-то не совсем честное, никто не наделял его полномочиями устраивать проверку любовницам. Хотя он в действительности нуждается в помощи. Или все же сам справится?
Смуров попытался встать, но сразу перед глазами все поплыло. И чтобы не упасть, снова лег в кровать. Да, ему срочно нужна помощь, иначе он умрет с голода. Желудок просто бурлит от негодования, требуя поскорее насытить его пищей. Сам же ее приготовить не в состоянии. Значит, у него есть все основания звонить Наде.
— Дима, это ты? — Голос женщины звучал немного удивленно. Смуров понимал, почему: сегодня они не должны были встречаться, а потому звонок был для нее неожиданен.
— Да, я, Надя, — подтвердил Смуров.
— Что-то случилось?
— Я заболел.
— Сильно?
— Высокая температура, горло и голова болит, насморк, — стал перечислять он симптомы.
— Ты лечишься?
— Да, принимаю лекарства.
— А ешь?
— С этим хуже, не хватает сил приготовить.
В трубке возникла довольно длительная пауза.
— Жди, я приеду и тебя накормлю.
— Спасибо, родная.
Хоть кто-то о нем позаботится, подумал Смуров. Он почувствовал даже облегчение, мысль о том, что его любовницам нет до него дела, заставляла его переживать.
Незаметно для себя Смуров уснул. Пробудил его звонок в дверь. Собрав силы, он пошел открывать.
— Ты ужасно выглядишь, — констатировала Надя. — Даже похудел, словно только что из концлагеря. Ложись, будем тебя кормить и лечить.
Смуров покорно лег. Ему вдруг стало спокойней, напряжение ослабло. Пожалуй, в эти часы он слишком нервничал.
Их кухни доносились аппетитные запахи, и желудок Смурова, длительное время лишенный пищи, буквально сжимался от нетерпения. Давно он не хотел так есть. Чтобы он делал, если бы не приехала Надя?
Шестакова появилась в комнате, неся в руках поднос. Она села на кровать и поставила его ему на колени.
— Ешь, — сказала она.
Смуров ел и чувствовал, как возвращаются к нему силы. Конечно, болезнь еще не отступила, но она уже не была такой всеобъемлющей, уже не целиком владели его телом. И, кажется, Надежда это ощутила.
— Тебе лучше? — спросила она.
— Действительно, стало лучше, — подтвердил он. — Уж точно появились силы. А то я и вставать не мог, сразу же возникала слабость.
— Как ты так умудрился заболеть?
Смуров несколько мгновений молчал. Он никак не мог решиться рассказать своей спасительнице, как все было на самом деле.
— Даже не знаю, все случилось неожиданно. Вдруг почувствовал себя плохо. Приехал домой и упал без сил. Надя, я тебя не оторвал от дел?
— Нет, я уже была дома.
— Отдыхала?
— Да. Был тяжелый день.
— Мне так неудобно, что я заставил тебя ехать ко мне.
— Не говори глупости, Дима. Если бы я заболела, ты же тоже приехал?
— Без всякого сомнения.
— Вот и я так поступила. А разве можно по-другому?
— Бывает и по-другому, — немного неопределенно ответил Смуров. — Не все хотят жертвовать своими делами или отдыхом ради кого-то.
— Может, так оно и есть, но я как-то всегда понимала, как следует поступать в таких случаях. Есть вещи, в которых я не сомневаюсь.
— Это я в тебе очень ценю, Надя. Какие у тебя планы?
— Если не прогонишь, останусь у тебя ночевать. Кто тебя утром покормит. А уж потом, извини, поеду на работу. А что будет дальше, зависит от твоего самочувствия.
Смуров посмотрел на Надежду и вдруг из его глаз покатились слезы. Он совершенно не ожидал, что так разволнуется, но и сдержать себя не мог.
— Что с тобой? — даже удивилась она.
— Внезапно накатило. Знаешь, когда я тут лежал больной, я вдруг почувствовал себя очень одиноким, никому не нужным, как проколотый мяч. Стали лезть всякие страшные мысли.
— Это все от болезни. Когда я болею, тоже часто думаю о неприятных вещах. Но потом проходит. Так что не придавай этому слишком большого значения.
— А у меня эти мысли уже прошли.
— Вот и прекрасно, а сейчас давай спать. Я просто валюсь с ног.
— Конечно. Где у меня постельное белье, ты знаешь.
— Не беспокойся, я сделаю все сама.
Шестакова слегка коснулась губами щеки Смурова и пошла стелиться на диван.