На следующий день Смуров позвонил обидчику Нади. Тот довольно долго не мог понять, кто он такой и что хочет он от него. Когда же Смуров все же сумел объяснить причину своего звонка, то Оверчук долго молчал, по-видимому, решая, как к этому ему относиться.

— Что же вы хотите от меня? — наконец спросил он.

— Для начала, считаю, нам полезно встретиться и все обсудить.

— А вы не берете меня на понт, что Надежда Николаевна, собирается подавать на меня в суд?

— Иск уже готов, остается доставить его в суд и зарегистрировать. Могу вам его показать. С моей точки зрения шансы на то, мы выиграем это дело, у нас большие. Поверьте мне, как юристу, с более чем тридцатилетним стажем. — На самом деле, Смуров так не думал, он весьма опасался за исход процесса, если тот все же начнется.

— Ну, хорошо, когда вы хотите встретиться?

— Да хоть сегодня. Чем раньше, тем лучше. Это в ваших интересах.

— Приезжайте, буду вас ждать.

Они договорились о времени и месте и разъединились.

Смуров понимал, что поступает правильно, пытаясь договориться с ним, но при этом не мог забыть о своей неудачной встрече с Трефиловым. Если ситуация повторится, это станет для него сильным ударом. Он всегда славился среди юридической братии умением находить компромиссные решения, но в последнее время у него это стало хуже получаться. То ли он до определенной степени утратил квалификацию, то ли такие ему попадались случаи, когда это не удавалось.

Встреча была назначена в той самой квартире, где и разворачивался конфликт между Шестаковой и Оверчуком. Смуров с нескрываемым интересом рассматривал все вокруг. Хотя до этого он не видел ни одной работы Надежды, но почему-то не сомневался, что она отличный дизайнер. Иначе она бы не стала заниматься этой профессией, быть посредственным специалистом — это не ее стиль. И теперь находил подтверждение этому убеждению.

Хотя до полной отделки квартиры было еще далековато, но то, что уже было сделано, производило сильное впечатление. На всем лежал отпечаток вкуса и мастерства. По крайней мере, с его не профессиональной точки зрения все выглядело именно так.

А вот Оверчук ему не понравился с первого взгляда. Немного за тридцать лет, лицо довольно красивое, но какое-то неприятное. Смуров не сразу догадался, почему оно производит на него такое впечатление. А дело было во взгляде, беглом, неискреннем, даже пугливым. Не понравились ему и его губы, чересчур тонкие, постоянно меняющие свою конфигурацию, что отражало неровный, неустойчивый и капризный характер. В свое время Смуров увлекался физиогномикой, правда, затем это занятие подзабросил, но какие-то воспоминания о ней сохранились.

— У нас, как видите, идет строительство, поэтому извините, за прием. Вы сами захотели встретиться тут.

— Не беспокойтесь, мне интересно оказаться на месте событий.

Они прошли в одну из комнат, которая была уже готова, и сели за столик. Смуров внимательно стал изучать место, в котором оказался.

— Какая красота! — искренне воскликнул он.

— Да, красиво, — без большого энтузиазма подтвердил Оверчук.

— Я так понимаю, что это работа Надежны Николаевны.

— Это ее проект.

— По-моему, замечательный проект, вы не находите? Когда работы будут завершены, тут будет великолепно. Вы согласны?

Тонкие губы Оверчука недовольно сжались.

— Не все одинаково хорошо.

— Не знаю. Все, что я тут вижу, мне очень нравится.

— О вкусах, как известно, не спорят.

— Конечно. И все же любой непредвзятый наблюдатель сказал бы, что тут уже сделано, сделано со вкусом.

— Но я так понимаю, мы встретились не для того, чтобы обсуждать работу Шестаковой. Я бы хотел понять, в чем смысл претензий Надежды Николаевны ко мне?

— В том, что не выполняете свои обязательства, не оплачиваете счета за работу и сделанные заказы, тем самым ставите мои клиентку в сложную ситуацию. Я уж не говорю о то, что своевременно не выплачиваете ей зарплату. Но этот пункт по своему душевному благородству она не считает нужным вносить в иск.

— Вы я вижу, попали под ее чары, — неприятно усмехнулся Оверчук.

— Она действительно очень достойная женщина, но дело совсем не в этом. Я всегда по возможности сохраняю объективность к людям, интересы которых представляю. Далеко не все они приятные, честные и приходится переламывать себя. Но в данном случае, познакомившись, с госпожой Шестаковой, у меня нет раздвоения в моих чувствах.

— А если вы ошибаетесь?

— Возможно. Errare humnnum es, то есть, человеку свойственно ошибаться. И все же интуиция подсказывает мне, что в данном случае я вряд ли это делаю. А своей интуицией я доверяю, она меня почти никогда не подводила.

Оверчук хмуро смотрел на Смурова, и ему показалось, что его оппонент испытывает трудности с продолжением разговора.

— Ничего не могу сказать о вашей интуиции, но я не вижу своей вины. А Надежда Николаевна задерживает работу, чтобы получить дополнительные деньги. Я настаиваю на этом.

Смуров подумал, что с этим человек лучше быть резким, просто аргументы на него не действуют. Он будет стоять на своем.

— Я убежден, что вы сами не верите своим словам. Но не стану спорить. Я хочу поговорить с вами о другом. И уж извините, что я буду резок. Вы сами меня вынудили. Не скрою, что перед тем, как прийти к вам, я наводил о вас справки, где только мог. И даже собрал небольшое, но весьма информативное досье.

— Это интересно, — насмешливо произнес Оверчук, но Смурову что-то подсказывало, что он насторожился.

— Действительно, интересно. Ваш бизнес связан с большим числом деловых партнеров. И в немалой степени эти связи основываются на доверие. В последнее время, насколько могу судить, дела у вас идут не всегда благополучно. А причина в том, что ваш неуживчивый характер вызывает у людей определенную настороженность. Один знакомый бизнесмен, имя которого по понятным вам причинам, я не буду называть, дал вам весьма нелестную характеристику. Не стану перечислять все, что он говорил, подведу лишь некий итог. Он сказал, что если есть возможность, то предпочитает иметь дело с другими, так как, во-первых, ему не слишком приятно с вами общаться, а во-вторых, есть сомнения в вашей добропорядочности. — Со стороны Смурова это был самый настоящий блеф, ни с каким бизнесменом он не общался. Но он пошел на такой не очень привычный для себя шаг ради Нади. — К чему я клоню, уважаемый Олег Робертович. Если начнется этот процесс, он приобретет публичный характер. Поверьте, я об этом позабочусь. И все это грязное белье будет выставлено наружу. Даже если нам и не удастся выиграть дело, что крайне маловероятно, вашей репутации будет нанесен сильный урон. А она и так не на высоте. Это скажется на вашем бизнесе. Поэтому подумайте, как вам лучше поступить. Есть такое известное выражение: пиррова победа. Нужна ли она вам? Это собственно все, что я хотел до вас донести.

Оверчук молчал, вместо слов он кусал нижнюю губу. Смуров заметил, что он слегка даже побледнел.

— Хорошо, я подумаю над вашими словами, — вдруг произнес он.

Смуров встал.

— Возможности для примирения существуют, я бы на вашем месте не доводил дело до суда. Но если вы так решите, пощады не ждите, будет сказано о вас все.

Смуров кивнул головой и направился к выходу. Оверчук остался сидеть на месте, даже не подумав его проводить.