Утром я проснулся с не самым лучшем состоянии духа и тела. Вчерашнее приключение не прошло без следа, у меня болело колено, которое я зашиб при падении, так что приходилось хромать. На первую половина дня не было запланировано никаких мероприятий, что позволяло мне немного передохнуть, привести в порядок свои мысли и чувства. Я вспомнил о вчерашнем разговоре с Олегом. Да, он прав, я тоже не исключал возможности ловушки, но я не желал принимать во внимание это обстоятельство. Мне хотелось пройти через испытание, дабы вернуть былую уверенность в себе. И я пошел на риск, поставил на кон все карты, которые успел к этому моменту собрать, чтобы только удовлетворить это желание.

Если бы в свое время, когда я руководил отрядом антитеррора, таким же образом поступил кто-нибудь из моих подчиненных, я бы без раздумья отчислил его, а то и отдал под суд. Как же в таком случае я должен поступить с самим собой?

Мои не самые радужные рассуждения прервал телефонный звонок. На другом конце провода был Вознесенский. Обычно он говорил со мной доброжелательно, даже весело, но сегодня его голос звучал как-то недовольно и глухо.

– Вы не могли бы сейчас приехать ко мне?

– Конечно, я свободен.

– Тогда я вас жду.

Я почти был уверен, что его звонок, как и нелюбезный тон, связан со вчерашними событиями. Пожалуй, он больше всех имеет право гневаться, ведь он вложил в мою избирательную кампанию кучу денег, и если бы со мной что-то случилось, все они пропали бы, как если были бы просто развеяны по ветру.

Вознесенский был не один, рядом с ним сидел Романов.

– Мы обсуждали вечернее сражение, – сказал Олег.

– Владислав Сергеевич, вы понимаете: то, что произошло, абсолютно недопустимо. Вы не можете так рисковать собой, – энергично произнес Вознесенский.

Пока я ехал, то обдумывал предстоящий разговор, а потому сейчас мог говорить уверенно.

– Я согласен с вами, что риск был большой, но мы все рискуем. Каждый своим. Вы, Борис Эдмондович, деньгами, я – жизнью. Так уж я устроен, что привык быть на переднем крае. Как я смогу уничтожить эту погонь, если буду все время отсиживаться в укрытиях. Я понимаю, что с вашей точки зрения такое поведение неразумно, но я не могу действовать по-другому. Я привык все делать своими руками. Если я кого-то посылаю с опасным заданием, то и сам принимаю в нем участие. И кроме того, там был человек, который скорей всего и подложил бомбу под брата. Я не хочу, чтобы он жил. Но вы правы в одном, необходимо быть гораздо более осмотрительным. И это я вам обещаю.

– Вы слишком молоды и не умеете по-настоящему управлять ситуацией, – проговорил недовольно Вознесенский. – Вам все еще кажется, что вы должны непременно скакать впереди всех на коне и махать шашкой. Жаль, что вы так и не поняли, что есть другие пути борьбы, гораздо более эффективные. Даже если удастся поймать несколько бандитов, этим ничего не изменит. Корень зла в другом и в других.

– Я все понимаю и собираюсь выдирать именно этот корень. Но я считаю, что надо обрывать и ветки и листья. И тогда есть надежда, что засохнет все дерево. Поэтому я не могу полностью отказаться от непосредственного участия в операциях. Вы тоже должны понять: иначе это буду уже не я. А быть не самим собой, извините, но это не по мне.

Вознесенский хотел что-то сказать, но затем передумал. Вообще он вел себя несколько странно; у меня было впечатление, что он чем-то подавлен. Хотя он и участвовал в разговоре, но мне постоянно казалось, что его мысли кочуют совсем по другим просторам.

– Не будем больше дискутировать об этом, – примирительно сказал Вознесенский. – Думаю, что из вчерашних событий каждый из нас сделал определенные выводы. У нас есть другая тема для обсуждения. Сегодня утром в офис нашего предвыборного штаба курьер принес вот этот конверт. – Вознесенский протянул его мне.

Это было приглашение на мое имя на вечер, устраиваемый по случаю дня рождения. Заканчивалось оно, как и положено подписью: Герман Григор.

Я поднял голову и посмотрел на мужчин.

– Какой Григор, Не может быть.

– Может, – сказал Вознесенский. – Это тот самый Григор, о котором вы думаете. Вы должны знать, кем на самом деле является этот ваш старый друг.

– Вряд ли я его могу назвать своим другом.

Вознесенский усмехнулся и ничего не ответил. Вместо него заговорил Олег.

– Григор – главный криминальный авторитет в городе, он держит все основные нити того, что тут происходит. Если называть все своими словами, то он является истинным хозяином города. Без его благословения тут не происходит ни одного серьезного события. Прежде чем принять какое-нибудь решение, Голландцев обязательно спрашивает согласие у Григора. В его особняке периодически проходят приемы, на которые собирается все или почти все наше светское общество. Попасть туда считается великой привилегией. Об этом мечтают все, кто имеют здесь хоть какой-то вес. Так что тебе оказана большая честь. Я на твоем месте заплясал бы от счастья.

– Запляшу, только сначала выберу подходящий танец. Черт возьми, но почему я ничего не знал. И почему вы мне ничего не говорили о Григоре? – посмотрел я на Вознесенского.

– Во-первых, я полагал, что вы кое что знаете о своем бывшем однокласснике, а во-вторых, мне казалось, что не стоит торопиться. Вы могли бы начать действовать чересчур поспешно и необдуманно. Такой пример у нас уже есть. А это все слишком серьезно и опасно. Но теперь, я надеюсь, вы понимаете, кто ваш главный враг?

– Честно говоря, неожиданный оборот событий. Я должен все обдумать.

– Вы непременно все обдумаете, но сейчас нам надо решить, что делать с приглашением?

Я посмотрел на красивую с тесненными золотыми буквами открытку.

– Я пойду к нему, – решительно произнес я.

– Владислав, это приглашение принесли сегодня утром не случайно, им не удалось ликвидировать тебя вчера, теперь они ищут возможность это сделать другими способами.

– Ты думаешь, Олег, что он посмеет мне что-нибудь сделать во время званого ужина. Это слишком рискованно даже для него.

– Этого мы не знаем. Но нам известно другое: этот человек способен на все.

– Я знаю Гришку, то есть Григора, сегодня вечером он мне ничего не сделает. Он жаждет со мной поговорить. Когда-то наш диалог прервался незаконченным, теперь он хочет его продолжить в новом для себя качестве. Ему очень хочется показать мне свое теперешнее могущество.

– Ты давно с ним не виделся и плохо представляешь, что с ним стало.

– Вот и посмотрю. Тем более это любопытно. И если он главный мой враг, то нам все равно придется столкнуться с ним на одной тропиночке.

– Но не при таких обстоятельствах, ни на его игровом поле.

– А почему бы и не на его игровом поле. Это даже еще интересней. На нем он будет чувствовать себя уверенней, а значит раскованней. Есть возможность, что он скажет больше, чем хочет. Я знаю его: ему бывает трудно остановиться. А именно это нам и надо.

Олег, словно ища поддержки, растерянно посмотрел на Вознесенского.

– А пожалуй, Владислав Сергеевич прав, – неожиданно поддержал меня Вознесенский. – Почему бы двум старым друзьям и не поговорить. Есть что вспомнить. Не правда ли?

– Вспомнить нам действительно есть что. Как странно все происходит в жизни. Кто бы мог подумать, что Гришка – так мы его в школе звали – станет главой местного преступного картеля.

– А вот поди же стал, – вдруг усмехнулся Вознесенский. – И руководит им довольно неплохо. Это я вам, как бизнесмен, говорю. У каждого из нас, если покопаться, можно найти бездну скрытых талантов. – Эти последние слова были произнесены с какой-то странной интонацией. Мы с Олегом одновременно посмотрели на него.

– В таком случае мы обязаны все тщательно продумать, – сказал Олег.

– Нечего думать, я просто пойду на прием, как записано в приглашении. Сегодня ничего не случится, я это нутром чувствую. В любом деле должна быть мера, иначе мы будем бояться собственной тени. Впрочем, я буду там не один, – вдруг осенило меня. – Я буду со своим другом. Я говорю об Анатолии Нечаеве, моем однокласснике. Сейчас он священник и настоятель монастыря.

– Я знаю его, – сказал Вознесенский. – Он не так давно крестил меня. Это действительно хорошая идея, в его присутствии сделать что-нибудь вам им будет особенно сложно. Насколько я знаю, этот ваш Григор старается не портить отношения с церковью и даже делает пожертвования.

– Любопытные настали времена, все хотят одновременно быть грешниками и святыми.

Вознесенский как-то странно поглядел на меня.

– Я полагаю, что этот вопрос мы решили. Олег, ты не можешь оставить нас ненадолго с Владиславом Сергеевич? – вдруг неожиданно попросил Вознесенский.

Олег по очереди посмотрел на нас и молча вышел из комнаты. Мы остались одни, но беседу не начинали. Вознесенский неподвижно стоял у окна; казалось, он был так углублен в свои размышления, что забыл о моем присутствии. Внезапно он встрепенулся.

– Я хочу с вами поговорить. Я хочу с вами поговорить о Ксении.

Мой взгляд, по-видимому, выразил такое откровенное удивление, что Вознесенский даже на мгновение отвернулся.

– Извините, как-нибудь в другой раз, – вдруг произнес он. – Я сейчас понял, что не готов к этому разговору. Я слишком взволнован вашим приглашением к Григору. Прошу вас, будьте предельно осторожны. До выборов осталась совсем немного времени. И судя по вчерашнему эпизоду, они готовы идти ва-банк.

– Я – тоже. Но только не так как они. А теперь я хотел бы отправиться к Анатолию, он еще не знает, что ему сегодня предстоит встреча со старым другом.

Анатолия я обнаружил дома. Он недавно вернулся со службы и теперь его семья готовилась к трапезе. Мое появление вызвало легкий переполох и мне пришлось затратить немало усилий, дабы уговорить хозяйку не слишком переживать из-за того, что у них не прибрано.

Я впервые видел жену своего старого друга. Она мне понравилась с первого взгляда. Именно такая женщина и должна быть спутницей священнослужителя. Ее нельзя было назвать красавицей, но у нее был очень ясный спокойный лик. С таких лиц пишут иконы. Глядя на собравшихся за столом семью, можно было не сомневаться, что в ней царит лад и покой.

Хотя есть я не хотел, но решил не обижать гостеприимную хозяйку и не отказываться от обеда. Я ел невероятно вкусные домашние щи, шутил с троицей ребятишек и чувствовал себя невероятно умиротворенным. Даже в начальный период своей семейный жизни, когда мы еще ладили с женой, я никогда не испытывал таких чувств; в наших отношениях с Мариной всегда ощущалась какая-то непонятная внутренняя напряженность, которую нам так и не удалось преодолеть. И может, она и явилась истиной причиной, почему, в конце концов, наши пути навсегда разошлись.

Хлебосольный обед подошел к концу.

– Пойдем во двор, я нарублю дрова, вечером иногда бывает прохладно, и мы топим печку, – сказал Анатолий. Мы вышли во двор, на меня бросилась собака, которую тут же усмирил одним словом хозяин. Анатолий положил полено на колотун, взял в руки топор и посмотрел на меня, словно приглашая меня начать разговор, ради которого я к нему и пришел.

– Я хочу пригласить тебя на день рождение, – сказал я.

– И к кому же? – спросил Анатолий, одним точным ударом разрубая полено на две части.

– К нашему общему другу Герману Григору по прозвищу Гришка.

Анатолий на несколько секунд даже прервал свое занятие.

– У него день рождение?

– Так написано в приглашение, которое я получил.

– Но я же ничего не получал.

– Думаю, он будет рад видеть нас обоих.

Вместо ответа Анатолий расколол очередное полено.

– Почему ты мне не сказал, в кого он превратился? – спросил я.

– Чтобы это изменило?

– Кое-что. Эта борьба становится для меня еще более личным делом. Я ничего не забыл.

– Этого-то я и опасался. Тебе опасно туда идти. Ты не представляешь, на что он способен.

– Представляю. Меня уже просветили.

– Нет. Ты давно с ним не встречался. Когда я работал в уголовном розыске, я пытался его достать, за ним столько водится дел, что его можно упрятать в тюрьму до конца его славных дней. Но он неуловим, он подставляет своих людей, а сам остается в тени. Он отдает приказы, а выполняют их другие. И в этом его сила.

– Но тогда и тебе опасно к нему идти, он же просто демон злопамятства.

– Нет, со мной он не хочет ссориться. Наоборот, я ему нужен для демонстрации своей респектабельности. Ведь официально он является крупным бизнесменом и в каком-то смысле это действительно так; в этом городе ему принадлежит едва ли не все самое лучшее. Поэтому он жертвует на реконструкцию монастыря.

– И ты берешь?

– У меня нет выбора. Честные бизнесмены в этом городе – почти все небогатые. Разве что твой покровитель – исключение. Но ему сейчас не до монастыря, все деньги он вкладывает в тебя. А Гришка в последние время резко увеличил взносы в наш восстановительный фонд. Два дня назад он передал значительную сумму.

– Любопытно. Он действительно умеет вести дела, атаку ведет по всем фронтам.

– Но ты должен четко знать: пощады тебе от него не будет. Если ты окажешься в его руках… – Топор сделал очередной замах, и полено, словно отрубленная голова, скатилась на землю.

– Но сегодня мы будем вместе, так что мне ничего не грозит.

Анатолий задумался.

– Пожалуй, это, в самом деле, неплохая идея.

– Значит, ты идешь?

– Да. Все будет как раньше. – Анатолий как-то странно посмотрел на меня и вдруг широко улыбнулся. Я тоже не смог удержать на лице улыбку.

У меня есть пагубная привычку; захламлять то место, где живу, А потому в моей замечательной квартире-крепости царил страшный бедлам. Так как до того, как идти на прием, у меня оставалось время, то я решил пожертвовать им уборке своего жилища. И одновременно воспоминаниям. Тем более одно занятие совершенно не мешало другому.

Почему-то с уже с первого класса Германа Григора все стали называть Гришкой. Поэтому я даже не сразу узнал его настоящее имя. Это был странный мальчик с какими-то нездоровыми фантазиями, очень завистливый и одновременно скрытный. И агрессивный, хотя его агрессия проявлялась не всегда, а лишь выплескивалась периодическими импульсами. Не знаю по какой причине, но он все время пытался подружиться со мной, предлагал мне играть с ним в какие-то игры, приглашал к себе в гости и делал для этого многое еще, чего не сохранила моя память. Но все его усилия ни к чему не приводили, так как я испытывал по отношению к нему инстинктивное отвращение, даже какую-то брезгливость и его обществу предпочитал общество Толи или других мальчиков, а став повзрослей и девочек. Такое пренебрежение к его особе выводило Григора из себя. Несколько раз между нами возникали самые настоящие потасовки. Одна из них едва не закончилась для меня плачевно; так как я дрался гораздо лучше Григора, то выходил из наших поединков неизменным победителем. И вот однажды, разъяренный тем, что ему от меня досталось, он швырнул мне в лицо со всей силой большой металлический шар. Он пролетел всего в нескольких сантиметрах над моей головой, и если бы мне не удалось вовремя уклониться, то боюсь, что последствия для меня от этой встречи с тяжелым круглым предметом оказались бы весьма печальными.

И все же главное наше столкновение произошло значительно позже, незадолго до окончания школы. Мы почти одновременно влюбились в нашу одноклассницу – Иру Самусенок. И одновременно начали за ней ухаживать. Много позже, вспоминая те события, я пришел к выводу, что дело заключалось вовсе не в том, что у Григора вспыхнули те же пылкие чувства, что и у меня, а его поведение диктовалось мотивами соперничества. Не считаю себя писанным красавцем, но по сравнению с Гришкой я выигрывал по всем статьям. Да и других достоинств у меня было гораздо больше, чем у него. Девушки же в классе, зная его подлый нрав, старались держаться от него подальше. Поэтому, оказавшись перед выбором – я или Григор, Ира, не колеблясь, своим избранником нарекла меня. К тому времени мы с ним уже давно не дрались; да и вообще, он был для меня не противником, так как я уже несколько лет с большим успехом занимался дзюдо. И когда он вызвал меня на поединок, то я очень удивился и отнесся к этому предложению как к забавной шутке. Но не учел, с кем имею дело.

Для поединка мы выбрали уединенное место недалеко от школы. Когда-то на этой площадке стоял дом, его снесли, но ничего другого, несмотря на обилие планов, так и не построили. Как и положено, у нас были секунданты; с моей стороны – Толя. Я знал, что Гришка для меня не противник, одолеть его я смог бы с завязанными руками. И отнесся к предстоящей дуэли более чем легкомысленно. Я даже не заметил, как в его руках появилась короткая металлическая цепь. Он взмахнул ею, и ее тяжелый конец ударил меня по лицу. Ему удалось этот прием повторить несколько раз. Я был весь в крови, боль была такая сильная, что я почти испытал шок. Толя, спасая меня, устремился на Григора, но он кинул на землю свое страшное оружие и бросился на утек. Меня же доставили в медпункт, оттуда в больницу, где на мое лицо наложили несколько швов. Оно до сих пор хранит память о том событии в виде двух небольших шрамов; один – под глазом, другой – на подбородке.

История эта получила огласку, Григора исключили из школы. Кажется, он так и не получил аттестата зрелости, так как другие учебные заведения не проявили никакого желания видеть его в качестве своего ученика. Правда это событие имело для меня и положительную сторону; Ира прониклась ко мне таким горячим чувством, что однажды, придя ко мне в гости, когда у меня никого не было дома, отдалась мне, став тем самым моей первой женщиной. Где теперь она? По весьма старым слухам она живет очень далеко, где-то на Севере, выйдя замуж за нефтяника. И сейчас она может быть смотрит на полярное сияние и вряд ли думает о том, что через пару часов ее двум старым поклонникам уготовлена новая встреча…

Как было указано в пригласительной открытке, мы подъехали к дому Григора ровно в семь. Но попасть туда оказалось непросто, так как дорогу нам преградил высокий забор и мощные ворота с охранниками. Они сверили мое приглашение со списком и дали согласие на мой проход. Однако Анатолия пустить наотрез отказались.

– Скажите вашему хозяину, – решительно заявил я, – что вместе со мной поздравить его со столь славным событием явился его старый друг Анатолий Нечаев. Ваш шеф будет просто безумно счастлив видеть нас обоих. Позвоните ему.

Охранники подозрительно посмотрели на нас, но один из них стал набирать номер по сотовому телефону.

Время на все необходимые согласования понадобилось минут пятнадцать. Зато мы были вознаграждены тем, что едва вступили за заветную черту, как увидели, что нам навстречу почти бежит сам Григор. Надо отдать ему должное, выглядел он шикарно; белый костюм без всякого сомнения сшитый у хорошего портного, великолепные золотые запонки на рубашке и необычной красоты галстук. Я тоже постарался одеться на этот званый вечер получше, но чувствовал сейчас, сравнивая себя с ним, как бедный родственник из захолустью из жалости приглашенный на бал. Что касается Анатолия, то про него и говорить не имело смысла; хотя он сменил церковную одежду на цивильную, но она была чересчур скромна и невзрачна по сравнению с двигающимся навстречу нам великолепию.

Григор остановился в полуметре от нас.

– Какой сюрприз! – воскликнул он. – Мои лучшие друзья! Я очень рад, что вы пришли вместе. И как я об этом не подумал. – Для усиления эффекта от своих слов он даже театрально хлопнул себя по лбу. Его руки широко распахнулись явно с целью заключить нас с Анатолием в объятия, но мы, как по команде, отпрянули назад. Улыбка слетела с лица Григора, словно бабочка с цветка. – Ладно, – сказал он, – мы еще сегодня непременно поговорим. А теперь проходите. Как вам мой домишко? Я теперь живу тут постоянно.

Я посмотрел на «домишко». Располагался он в небольшом дачном поселке в нескольких километрах от города. Это была дача родителей Григора; я помнил, как однажды он нас пригласил сюда, обещая угостить чем-то необычным. До сих пор я не знаю, почему согласился поехать к нему. Необычное же угощение состояло из бутылки дешевого вина, которое он достал из какого-то тайника, где укрывал этой пойло от родителей. У меня не было никакого желания ничего пробовать из этого запыленного, покрытого паутиной сосуда, но случилось неожиданное; не прошло и пятнадцати минут, как в нем не осталось и капли. Зато я чувствовал себя впервые в жизни пьяным, так как содержание посудины оказалось весьма крепким. Но это не помешало мне хорошо запомнить дом, в котором происходило мое совращение. Хотя на самом деле слово «дом» было слишком громким для этого сарая, состоящего из двух, сложенных из плохо пригнанных друг к другу досок.

Григор самолично не стал показывать свой дом, вместо этого он растворился в его глубинах, однако приставил к нам очень любезного и предупредительного, несмотря на молодость гида, готового ответить на любой наш самый каверзный или нескромный вопрос.

Пожалуй, этот дом мне даже понравился больше, чем дом Вознесенского, хотя по своим размерам они были примерно равны. Но архитектор, его строивший, был изобретательней, а дизайнер, его оформлявший, обладал более утонченным вкусом и более богатой фантазией.

И все же самым любопытным мне показалось, были не роскошные интерьеры обиталища Григора, а собравшиеся в них люди. Я сразу понял: это были сливки местного общества. Первый на кого я наткнулся, был мой соперник и нынешний мэр города Голландцев. Мы кивнули друг другу нашими буйными головами, но решили, что вступать в дальнейший диалог нет никакой необходимости. Я узнавал многие лица; практически все спешили выразить мне разными способами свое почтение; кто подходил ко мне, говорил несколько любезных слов; кто ограничивался молчаливыми приветствиями. Но все одинаково смотрели на меня с нескрываемым любопытством.

Невольно ко мне пришло сравнение, что так смотрят на редкое животное, которое привезли из далекой экзотической страны в местный зоопарк.

– Ты пользуешься большой популярностью, – заметил Анатолий.

– Как ты думаешь, многие ли из них в душе на моей стороне?

– Многие, но далеко не все. Я знаю этих людей, половина из них являются моими прихожанами. Они боятся Григора и ненавидят его. Но сотрудничают с ним, для многих он и его ребята партнеры по бизнесу. Иначе им придется свернуть дела. Так что даже те, кто не любят его, вовсе не на твоей стороне хотя бы по этой причине.

Гости с бокалами шампанского в руках, которое разносили на подносах официанты, продолжали бродить, словно бедуины по пустыне, по анфиладе комнат. Мы с Анатолием тоже ходили по этим лабиринтам местного Минотавра. Я ждал, когда же начнется то, ради чего нас пригласили. Должно же что-то произойти; не для того же Гришка затеял все это дорогостоющее представление, чтобы только обнять нас при входе. Но ничего пока не происходило, все общались между собой да испытующе поглядывали на меня.

Внезапно ко мне подошел пожилой мужчина. Я знал его, это был Василий Савельевич Мартынов; в его крепких морщинистых руках была сосредоточена почти вся торговля хлебом в городе.

– Могу ли я немного отвлечь на себя вашего внимания? – спросил он.

– Конечно. Буду рад с вами поговорить, Василий Савельевич.

– Вы знаете меня?

– Вас знают в городе абсолютно все, так как все кушают хлеб.

– Ну, по сравнению с вами моя известность весьма скромная. Но, честно говоря, не думал, что вы тут окажитесь.

– А разве, когда вас сюда приглашали, вас не предупреждали, на какого зверя вам предстоит смотреть.

Мартынов улыбнулся, однако его глаза смотрели на меня очень серьезно. Я почти не сомневался, что он оценивает мою личность, может быть, даже выбирает на кого из нас двоих поставить. Я подумал, что с моей стороны будет большой ошибкой, если я с максимальной пользой не использую этот момент.

– Вы считаете себя зверем? – спросил Мартынов.

– Если человек чувствует, что на него идет охота, то он ощущает себя зверем. А в этом городе охотничий сезон, кажется, не закрывается никогда. Все время кого-то запугивают, избивают, убивают.

– И вы, в самом деле, хотите этому положить конец?

– А вам не хотелось бы?

– Как любому нормальному человеку мне хочется, чтобы, как вы выражаетесь, сезон охоты был бы закрыт.

– Так давайте закроем.

Я видел, что Мартынов задумался над ответом.

– Вы очень умело ведете свою предвыборную агитацию, – оценил он.

– Но что вы будете делать, если победите?

– Выполнять свои обещания.

– Вы полагаете, это реально?

– Не сомневаюсь.

– Но это…

– Вы хотите сказать – война. Поверьте, войны не будет, победит тот, у кого власть, на чьей стороне люди и закон. А на чьей они стороне в этом, я думаю, у вас сомнений нет.

– Вы слишком оптимистично настроены.

– Я настроен оптимистично потому, что настроен решительно. Но учтите: когда начнется то, что вы называете войной, а я – торжеством закона и справедливости, тот, кто будет вести двойную или нечестную игру, окажется за чертой. Я вам могу обещать одно, – понизил я голос, – я никому не позволю находиться сразу в двух лагерях. Такие люди однозначно мои враги.

На лицо Мартынова легла тень, последнее мое замечание ему явно пришлось не по душе.

– Хотите дам совет, Василий Савельевич?

– Буду рад ему последовать.

– Не опоздайте, нередко даже правильные решения, но принятые с опозданием, еще сильнее ставят человека в тяжелое положение. А от вас многое зависит, вы пользуетесь в городе авторитетом. На вас будут равняться многие.

– Вы преувеличиваете мое значение.

Я не исключал, что он прав в своем последнем замечании, но мне было важно добиться другого; чтобы он задумался над тем, что происходит. Если Мартынов пренебрежет бандитской «крышей» и перебежит от Григора ко мне, то это подвинет многих на точно такой же побег.

– Я подумаю над вашими словами, – сказал Мартынов и как-то странно засопел носом. Пожав мне руку свой потной рукой, он спешно покинул меня с настроением явно гораздо более худшим, чем было у него, когда он ко мне подошел – он явно услышал не совсем то, на что надеялся. Но до его настроения мне было не больше дела, чем до пыльных бурь на Марсе, я добился главного, запустил в толстое тело этого человека червь сомнения. И теперь он там будет ползать, размножаться, не давать ему покоя до тех пор, пока этот хлебный король не примет какого-то решения.

И ту я понял, что все ждали именно этого момента, когда первый из приглашенных решиться завязать со мной разговор. На смену Мартынову тут же заступил другой не менее важный бизнесмен, это был Павел Иванович Архипенко. В отличии от слонообразного Мартынова он был низенький и юркий. Однако это не мешало ему владеть, пожалуй, самым крупным банком в городе, в котором хранились основные средства городского муниципалитета. Благодаря своему помощнику по финансовым вопросам Седышеву, мне было известно немало любопытных фактов о бурной деятельности этого маленького человечка и возглавляемого им учреждения.

– Очень рад с вами познакомиться, давно об этом мечтал, – полился быстрый ручеек слов. – Очень внимательно слежу за вашей кампанией. Неплохо, очень неплохо для нашего города вы ее ведете. Особенно если учитывать, что это глухая провинция… Я сразу вижу руку профессионала. А знаете, почему бы нам с вами как-нибудь не повстречаться в другой обстановке. Банкирам и политикам всегда есть о чем поговорить. Вы же понимаете, что мы являемся самой великой силой, когда мы вместе, когда у нас одна цель.

– Вы надеетесь, что в случае моей победы продолжать вести у себя городские счета? – прямо спросил я.

Несколько секунд банкир молчал, пораженный моей непосредственностью, затем решил, что в данной ситуации лучшим ответом станет смех.

– Если восемнадцатилетний парень мечтает только о девушках, то, скажите, какой банкир не мечтает о том, чтобы вести бюджетные счета. Но наши интересы могут быть несравненно шире. Подумайте. – Архипенко протянул мне визитную карточку. – Как только у вас возникнет желание меня повидать, я к вашим услугам, уважаемый Владислав Сергеевич. В любое время дня и ночи.

Теперь засвидетельствовать свое почтение к моей особе выстроилась целая очередь. И через двадцать минут в моем кармане уже лежала пачка визитных карточек. И все же одна встреча меня неприятно удивила; внезапно я увидел перед собой широко улыбающееся лицо Очалова.

– Здравствуйте, вижу, что у вас отлично идут дела, Владислав Сергеевич. Вы приобрели в городе просто невероятную популярность. Поверьте, я искренне восхищаюсь вами. И мне даже не хочется вас огорчать.

– Вы хотите сообщить что-нибудь о деле по убийству моего брата? Нашли преступников.

– К сожалению, нет. А вот ваш брат, увы. Мы получили дополнительные доказательства; они свидетельствуют, что речь идет о хищениях на сумму на порядок больше, чем мы первоначально предполагали. Впрочем, вас это напрямую не касается. И вообще, мне кажется, что это дело не столь значительное, как я раньше полагал.

– Что же вас побудило изменить это мнение?

Очалов нагло смотрел на меня, и мне захотелось съездить по его физиономии. Почему-то это желание возникало у меня всякий раз, когда я ее видел перед собой.

– Знаете, я все больше и больше восхищаюсь вами, – почти пропел Очалов.

Кажется, я тут вызываю всеобщее восхищение, подумал я.

– Это очень лестно для меня, – не скрывая сарказма, проговорил я. Но судя по выражению его лица он то ли не заметил его, то ли не обратил на него внимания.

– Я тут как-то подумал: мы бы могли прийти к согласию.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

– Запомните одну вещь: первое, что я сделаю, если стану мэром, то пойду к руководителю управления внутренних дел и потребую, чтобы вас немедленно вышвырнули бы из органов. А я своих обещаний на ветер не бросаю. Так что можете начинать отсчет, сколько дней вам осталось служить.

Лицо Очалова, только что представлявшее один сплошной блин улыбки, перекосилось от ненависти. Несколько мгновений он стоял передо мной, собираясь с мыслями.

– Вы пожалеете об этих ваших словах, вы даже не представляете, как вы еще об этом пожалеете.

В ответ я пожал плечами. Слушать в свой адрес угрозы – в последнее время стало для меня привычным времяпрепровождением.

Внезапно появился исчезнувший куда-то Григор.

– Дамы и господа, я рад всех приветствовать у себя дома. Я благодарю вас за то, что вы нашли время и пришли разделить со мной мой маленький праздник. Но особенно я благодарен моему старинному другу, однокласснику, а ныне без преувеличения самой популярной личности нашего города, кандидату в мэры Владиславу Легкоступову.

Все дружно, как солдаты в строю, повернулись ко мне. Грянул шквал аплодисментов. Мне ничего не оставалось сделать, как выступить вперед и поклониться. Я почувствовал растерянность; надо отдать должное Гришке, он неплохо все задумал и срежиссировал; теперь все выглядит так, как будто я тоже вхожу в его свиту. Но этот номер у него не пройдет.

– Спасибо, господа за теплый прием, – сказал я. – Надеюсь, что ваши аплодисменты означают, что вы поддерживаете мою программу по борьбе с мафией. Вы знаете, какое влияние имеет она на все дела в городе. И у большинства горожан созрело закономерное желание положить этому засилью конец. И если меня изберут мэром, то с вашей помощью я смогу покончить с организованной преступностью и восстановить господство закона и порядка. Ты согласен со мной, Герман?

– Не только согласен, но буду помогать тебе всем, чем смогу. Как бизнесмен я больше других заинтересован в этом. – С подноса официанта он взял хрустальный бокал шампанского и осушил одним глотком. – Мы же с тобой старые друзья. – Внезапно он засмеялся, а затем бросил бокал в угол, где он и закончил свои дни, с шумом разлетаясь на осколки. Внезапно в зале воцарилась тишина, все смотрели на нас, как на актеров, которые должны произнести кульминационные реплики.

Но ничего такого не последовало, Герман взял еще один бокал и по его не совсем уверенным движениям я понял, что он был изрядно пьян. Он подошел ко мне и обнял за плечи.

– Пойдем, я хочу с тобой поговорить.

Я посмотрел на стоящего рядом Анатолия, и Герман перехватил мой взгляд.

– Я хочу поговорить только с тобой. Или ты меня боишься? – вдруг усмехнулся он.

– Пойдем, поговорим, – решил я принять его вызов.

Я кивнул головой Анатолию; Герман по-прежнему обнимал меня за плечи, но я решил не придавать этим мелочам значения. Словно влюбленные, тесно прижавшись друг к другу, мы направились к лестнице.

Он привел меня в просторную комнату; судя по ее интерьеру, это был его кабинет. Я не мог не отдать должное вкусу моего бывшего одноклассника, мебель была подобрана изысканная. Но удивило меня не только это; вместо привычного электрического света горело с десяток свечей.

Он показал мне на кресло, сам же плюхнулся напротив меня.

– Ты удивлен? – сказал он, заметив, что я с некоторым недоумением разглядываю свечную иллюминацию. – Ненавижу электрический свет, он слепит глаза и все искажает. Когда горят свечи, это совсем другое дело, все кажется мягче, нежней. Ты так не думаешь?

Я пожал плечами. Может, он был в чем-то и прав, но меня сейчас занимали другие вопросы.

– Будешь чего-нибудь пить? – спросил Григор, не дождавшись моего ответа.

– Нет, не хочу.

– Ведешь трезвый образ жизни?

– Стараюсь по-возможности.

– А вот у меня не получается.

– Работа у тебя нервная.

Григор как-то странно посмотрел на меня.

– Ты не поверишь, я все эти годы часто вспоминал о тебе.

– Я тоже вспоминал, хотя и не так часто. Но иногда, когда смотрел в зеркало. – Я прикоснулся к своим шрамам на лице.

– Ну, зачем нам ворошить прошлое, Владик. Чего в нем только не было. Мы были детьми, теперь – мы взрослые люди. Даже смешно вести речь о прежних обидах. Разве ты не думаешь точно также?

– Да я и не вспоминаю прошлые обиды, сегодняшних вполне достаточно.

– Чем же я тебя обидел? Что-то не припомню.

– Память – штука избирательная. Ты знаешь, что погиб мой брат.

– Да, знаю, Прими мои соболезнования. Но ты говоришь об его смерти таким тоном, будто я имею отношение к его гибели.

– Я этого не исключаю.

Григор налил себе в рюмку из пузатой бутылки – то были виски – и залпом выпил.

– Зачем мне убивать твоего брата.

– Ты прав, моего брата тебя убивать не было резона, хотели убить меня.

– А зачем мне убивать тебя. Ей богу, неужели ты говоришь это серьезно? Вот уж никогда не ожидал от тебя. Я не убийца, я – бизнесмен.

– В наше время одно другому не помеха.

– Послушай, Владик, поверь, я не имею никакого отношения к убийству твоего брата. Если бы я знал, что оно готовится, то сделал бы все, чтобы его предотвратить.

Его голос зазвучал вдруг взволнованно, и я подумал о том, что как знать, может, он и не врет. В городе действуют самые разные группировки и не исключено, что эта инициатива зародилась не на этой роскошной вилле.

– Ладно, предположим, но что в таком случае дальше? О чем ты жаждал со мной переговорить? Ведь ты для этого заманил меня сюда.

Григор посмотрел на меня долгим взглядом, затем было взялся снова за бутылку, но в последний миг поставил ее на место.

– Мне очень хочется, чтобы мы поняли друг друга. Мне кажется, что у тебя не совсем верное представление обо мне и моих целях. Не знаю, кто тебе все это внушил. Я веду большие дела, у меня немалое влияние. Но не надо приписывать мне того, чего я не делаю. Мне известно, что в городе ходят обо мне разные слухи, но нельзя же такому серьезному человеку как ты верить всему, о чем говорят.

– Всему я и не верю. На некоторые вещи даже ты не способен. Могу тебя уверить: я стараюсь пользоваться только проверенной информацией.

Григор внимательно посмотрел на меня.

– И что говорит тебе эта проверенная информация?

– Что ты не врешь и ты в самом деле очень влиятельный человек и что все те люди, что собрались сегодня в твоем роскошном доме, зависят и боятся тебя, как боится население какой-нибудь запуганной страны грозного диктатора. А я хорошо помню, что ты любишь, когда тебя боятся. И сегодня я убедился, что в этом ты ни капельки не изменился.

– А ты разве этого не любил? Или ты думаешь я забыл, как ты доказывал в школе, что являешься сильнее всех.

– Быть сильнее всех – это еще не значит хотеть, чтобы все тряслись при виде тебя от страха. А потом я понял еще одну важную вещь: те, кто больше всех тебя боятся, они как раз первыми тебя и предадут. Так что ты окружен потенциальными предателями. Вот всего, что ты добился. Стоило ли ради такого результата прилагать такие усилия?

– Брось, – помахал перед моим носом зажатым в ладони стаканом с остатками виски Григор. – Предают все; и кто боится, и кто не боится. Это вопрос не страха, а выгоды. А страх – это единственный заслон против предательства. Ты прав, ненадежный, но все же заслон. Но уж извини, другого просто не придумали. Если только ты сделал это величайшее открытие.

– Ладно, не будем спорить, жизнь все покажет.

– Вот тут ты прав, жизнь непременно все покажет, как проститутка за деньги. – Григор вдруг захихикал, затем снова потянулся за бутылкой. – Не смотри так на меня, я могу пить сколько угодно, я почти не пьянею. Для меня это непозволительная роскошь – быть пьяным. У меня всегда ясная голова.

– Раз у тебя голова ясная, скажи прямо, чего ты хочешь от меня?

– Я всегда хотел от тебя только одного – твоей дружбы, Владислав. Я знаю, ты скоро станешь мэром.

– Ты полагаешь? – сделал я удивленное лицо. – Но ты же поддерживаешь Голландцева или как его называют в известных кругах «Голландца».

– Поддерживаю, – как-то уныло согласился Григор. – А что остается делать? Ты же не хочешь, иди со мной в одной упряжке.

– Я не конь, меня нельзя запрягать и тем более хлестать кнутом, чтобы я бежал в нужном направлении.

Григор принужденно рассмеялся.

– Я вовсе не хочу тебя запрягать. Я предлагаю равноправное партнерство. А тот, кто принимает мое партнерство, становится богатым и сильным.

– После смерти Алексея деньги перестали меня интересовать. Если бы с помощью них его можно было бы вернуть, я бы еще подумал над твоим предложением.

Григор внезапно столь глубоко задумался, что даже на некоторое время забыл про свою бутылку, которую по прежнему сжимал в руке.

– Послушай, у меня есть влияние, если я тебе помогу найти тех, кто убил твоего брата, мы сумеем договориться?

– Не думаю. А убийц я найду в любом случае. Если поможешь, скажу спасибо, нет – обойдусь. Дело ведь не только в конкретных людях, дело – в системе. Ее надо разрушить. Ты же бизнесмен, ты же должен это понимать.

Григор в очередной раз погрузился в раздумье.

– Жаль, – сказал он, – ты даже не представляешь, как жаль. Мы могли бы стать вместе великой силой. Что этот вонючий городок, завоевать его оказалось совсем не сложно. Когда-нибудь я тебе может быть, расскажу… Ты не представляешь, какие возможности могут нам с тобой открыться. Твои способности, мои капиталы…

– Это лестно для меня, что ты ставишь на один уровень мои способности со своими капиталами. Честно говоря, я полагал, что свои капиталы ты ценишь гораздо выше. А тут такое лестное для меня равенство. Но я еще в далеком детстве понял: нам никогда не шагать по одной дорожке.

Я тебе предлагаю другой вариант: как только я стану мэром, ты придешь в милицию и во всем чистосердечно признаешься. Это твой единственный шанс.

– Ты слишком наивен и самоуверен, для будущего мэра это непозволительная роскошь, – вдруг зло проговорил Григор, и его глаза недобро сверкнули.

У меня невольно возникли опасение: не свиснет ли он сейчас своим соловьям-разбойникам, а те поговорят со мной уже на своем языке. Я стал быстро осматривать кабинет, продумываю стратегию возможной обороны.

– Не волнуйся, – вдруг прервал он мои мысленные приготовления, – с тобой в этом доме ничего не случится. – Слова «в этом доме» он выделил интонацией особо.

– Приятно слышать. Хоть есть на земле одно место, где я могу чувствовать себя в полной безопасности. Пожалуйста, запомни свои слова на будущее. В таком случае рад был повидаться да еще в таких замечательных условиях. Знаешь, у меня есть предчувствие, что следующая наша встреча может состояться не в столь приятном месте.

Григор хмуро взглянул на меня.

– Это зависит от тебя.

– Я знаю, – сказал я и вышел из его кабинета.

В зале, где собрались гости, мой взгляд сразу же выхватил обеспокоенное лицо Анатолия. Он стоял в какой-то странной позе, в которой я легко признал скрытую боевую стойку. Я подумал о том, что несмотря на его сан, он не потерял навыков былой деятельности. Я подошел к нему.

– Как поговорили? – спросил Анатолий.

– Выясняли диспозиции. Как и предполагалось, нам предстоят горячие времена. А что происходит здесь?

– То, что здесь происходит, мне не нравится. Повсюду стоят ребята из его охраны. Пока ты находился в кабинете, их число по меньшей мере утроилось.

– Ты думаешь, нам не позволят уйти?

– Не знаю. На всякий случай следует быть готовым ко всему.

Я внимательно осмотрелся вокруг. Внешне все было совершенно спокойно; официанты все так же скользили по натертому паркету и предлагали все новые и новые порции вина. Однако я заметил, что к ним тянулось совсем немного рук. Зато все присутствующие не спускали с меня своих глаз.

Я достал мобильный телефон, набрал номер.

– Ты хорошо себя чувствуешь, у тебя нет температуры? – сказал я в трубку. Упоминание температуры было условным знак ожидающих нас в машине охранников, что мы собираемся покидать этот гостеприимный дом, и им следует быть наготове.

– Пойдем, нам тут делать больше нечего, – сказал я Анатолию.

Мы вышли из дома и тут же убедились, что Анатолий не утратил свои способности к наблюдению; количество охранников действительно резко возросло. Мы направились к воротам; никто не пытался нас остановить.

Но остановился я сам, так как внезапно я увидел, что буквально в несколько шагах от меня стоит и нагло улыбается мне в лицо тот самый парень, с которым я сталкивался вот уже несколько раз.

Что-то мгновенно вспыхнуло во мне, как будто кто-то невидимый зажег внутри меня факел ярости, и я бросился на парня. Но он проворно отскочил, зато на подмогу к нему из темноты выдвинулось сразу несколько человек.

– Не стоит так горячиться, кореш, – сказал он. – Сегодня преимущество явно не у тебя. Так что веди себя спокойно и не рыпайся.

Смириться с тем, что я ничего не в состоянии сделать, было нелегко, но этот подонок был прав – преимущество было явно не на моей стороне и пытаться поймать его тут явилось бы полным безумием.

– Иди, иди, – посоветовал он мне. – И не смотри на меня волком, все равно не загрызешь, – засмеялся парень.

– Мы с тобой однажды непременно встретимся, и тогда ты расплачешься за все.

– Кто из нас расплатится, это мы еще увидим, кореш.

– Я хочу знать, как тебя зовут. Тебе известно мое имя, а мне твое – нет. Это нечестно, мы не в равных условиях.

– А у меня нет имени, мама забыла дать. – Эта острота вызвала дружный гогот у стоящих рядом охранников.

– Ладно, обещаю, что очень скоро разузнаю твое имя.

– Давай старайся, кореш. А теперь иди, пока цел.

Но я медлил, так как меня заинтересовала еще одна личность, стоящая в толпе охранников. В крепкой фигуре высокого мужчины я признал Григория – сына хозяина дома в «Хуторке». Он тоже внимательно смотрел на меня. Я почти не сомневался, что за эти считанные секунды между нами произошел весьма важный, хотя и молчаливый диалог. Правда его содержание было мне не совсем ясным, но в данной ситуации это было не столь важно; я почему-то почти не сомневался, что у меня еще выпадет случай узнать о нем подробней.

Ворота отворились, и мы вышли на улицу. Я напоследок оглянулся на дом. Мне показалось, что окно на втором этаже открыто и в нем виден белый костюм Григора.

– Кажется, пронесло, – заметил Анатолий. – А я грешным делом уже и не надеялся. Знаешь, что я вспомнил, пока ты мило беседовал с Гришкой в его кабинете: у него день рождение в ноябре. Помнишь, однажды он нас приглашал к себе, а мы не пошли.

– Не помню, – ответил я. – Но то, что я присутствовал отнюдь не на дне рождение, это я понял сразу.