Утром вместе с милицейской бригадой мы отправились в лес, и хотя несколько раз прошли его вдоль и поперек тело так и не обнаружили. На том месте, где оно должно было находиться, была выгоревшая полянка. Я не сомневался, что таким образом те, кто устроили тут небольшой костер, уничтожали следы крови.
Мы вернулись в город и отправились на квартиру к капитану милиции. Там мы застали его жену – приятную молодую женщину и маленького сына. О том, где находиться муж, она ничего не знала и смотрела на нас испуганными глазами. Единственное, что она могла нам сказать, что вчера утром ее супруг ушел из дому необычно рано. Но куда и зачем это ей было неизвестно.
Пропажа тела меняла всю ситуацию, так как мои показания больше ничем не подтверждались. И вместо убийства теперь возникало другое дело – исчезновение капитана милиции Андрея Лапика. Согласно же моим словам я был последним, кто видел его живым.
Мы сидели вместе с Олегом в моем просторном кабинете мэра и молчали. То и дело раздавались звонки, в дверь рвались посетители, но мне было сейчас не до них. Я чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля.
– Кто убрал тело и куда? – уже не в первый раз задал я вопрос.
– Боюсь, что так сразу мы это не сумеем узнать. Пока нужно продумать линию поведению. Они постараются на полную катушку использовать эту ситуацию.
– Линия поведения может быть только одна, – пожал я плечами, – я буду говорить правду и ничего кроме правды.
– К сожалению, на данный момент она не в твою пользу.
– Пойми, Олег, если я буду лгать, то рано или поздно я непременно запутаюсь во лжи. И во-вторых, если меня хоть раз уличат во лжи, то и все остальное мне будет доказать гораздо трудней. Один раз солгавшему, не доверяют всю жизнь. И не забывай, что пока я сижу в этом кресле я просто не имею права вести себя по-другому.
Вошла секретарша. Я раздраженно посмотрел на нее, так как просил меня в течение часа не беспокоить. Но она мужественно выдержала мой негодующий взгляд.
– Вас хочет видеть следователь городской прокуратуры.
– Хорошо, пусть войдет.
– Мне лучше уйти, – сказал Олег. – Вряд ли ему понравится мое присутствие.
Я не стал спорить. Почему-то я был уверен, что сейчас в моем кабинете появится Очалов. Но появился совсем другой, незнакомый мне человек. На вид ему было самое большее лет тридцать, у него было приятное лицо и мне даже почему-то показалось, что с ним мне будет легче найти общий язык.
– Позвольте представиться, старший следователь городской прокуратуры Шаповалов Александр Васильевич.
– Мне тоже представляться? – спросил я.
Он посмотрел на меня, но ничего не ответил.
– Могу я сесть?
– Конечно, садитесь, в ногах правды нет. Хотя не уверен, что в сидячем положении ее больше. Что вы хотите?
– Во-первых, чтобы вы сдали пистолет.
– Сдам. Я хочу чтобы провели тщательную баллистическую экспертизу, но боюсь возможной подмены оружия. Но раз нет тела…
– А вы уверены, что капитал Лапик убит?
– Так же уверен, что вы живы.
– И вы заявляете, что его убил старший следователь Очалов. Вы подтверждаете ваши показания?
– Подтверждаю.
– На каком основании вы это делаете?
– Я видел, как он это сделал. Он стрелял и в меня, но, к счастью, для меня промазал. Я сделал в него два выстрела из пистолета Лапика, но тоже мимо.
– Вы уверены, что это был Очалов?
– Уверен. Он находился от меня в метрах десяти.
– И сколько времени вы его видели?
– Все произошло очень быстро. Он выстрелил в Лапика, я бросился на землю, и Очалов выстрелил в меня. Затем он убежал.
– То есть вы видели его всего несколько мгновений?
– Да.
– А вы не думаете, что это мог быть кто-то другой, похожий на него.
– Нет, это был Очалов. Кстати, где он сейчас?
– Когда я уходил из прокуратуры, он находился в своем кабинете. Я брал у него показания.
– И что он говорит?
– То, что вчера он не был в лесу. В каком часу был застрелен капитан Лапик?
– Примерно в часов девять.
– У Очалова есть свидетели, что в это время он находился совсем в другом месте. Они уже дали показания.
– В нашем городе это не проблема, за деньги можно раздобыть любые свидетельские показания. Если надо, то подтвердят, что он находился в космическом полете.
– В данном случае местонахождение Очалова в тот момент оказалось более прозаическим, он занимался в спортивном клубе «Заря» вместе с еще двумя людьми. У меня нет никаких оснований не верить им. – Шаповалов с каким-то странным выражением посмотрел на меня. – Один из них – Вознесенский Борис Эдмондович. Насколько мне известно, вы хорошо с ним знакомы.
Я почувствовал, как будто меня ударили дубинкой по голове. Я мог все ожидать: что меня арестуют, что сюда по команде Шаповалова ворвется отряд головорезов и перережут нить моей жизни, но только не такой неожиданный поворот в нашем разговоре.
– Этого не может быть. – растерянно сказал я.
Шаповалов не спеша достал из портфеля папку, из папки исписанный листок бумаги и подал мне его. Это был протокол допроса Вознесенского, подписанным им самим, так как его подпись мне была известна очень хорошо. Я промчался глазами по небольшому тексту, из которого абсолютно ясно следовало, что до десяти часов Очалов и Вознесенский находились в одном помещение, а именно в спортивном клубе «Заря.
– Очалов был в лесу и убил Лапика, – упрямо повторил я. – И кроме того, в своем заявление я указал, что на 20 километре шоссе подвергся нападению неизвестных людей в милицейской форме. Они хотели меня убить.
– Нам известно об этом инциденте. Проводилась операция по поимке очень опасного преступника. Мы получили оперативную информацию о том, что он вместе с сообщниками должен был проехать по этому шоссе в таком же джипе, как и в том, в каком ехали вы. Поэтому милиционеры приняли вас за него.
– Так, замечательно. – Я подумал о том, что Клочков гораздо умнее и предусмотрительнее, чем я предполагал. Это опасный противник. – Кто же был тот преступник, которого вы ловили.
– Его фамилию Монахов, но больше он известен под кличкой Монах.
Я вдруг неожиданно даже для себя рассмеялся. Вся эта история казалась мне совершенно фантастической.
– Чему вы смеетесь? – несколько удивленно спросил следователь.
Я оборвал смех.
– Это трудно объяснить, – честно ответил я. – Иногда жизнь затягивает человека в такие хитросплетения, что только и остается, что изумленно смеяться. С вами так не бывало?
– Случалось по всякому, – дипломатично ответил Шаповалов. – Он явно не собирался со мной откровенничать.
– Что вы собираетесь делать?
Шаповалов задумчиво смотрел на меня.
– Вы понимаете, что я могу вас обвинить в убийство капитана Лапика.
– У вас нет никаких улик.
– У вас его пистолет.
– Но он свидетельствует об обратном. Если бы я убил Лапика из его пистолета, то постарался бы от него избавиться. Я же намереваюсь сдать его в милицию. Эта, как вы говорите, улика скорей свидетельствует о моей невиновности. И еще. Раз пропало тело, как вы можете доказать, что Лапик убит именно из этого пистолета?
Шаповалов внимательно посмотрел на меня и встал.
– Пожалуйста, сдайте сегодня пистолет, – сказал он. – Я буду держать вас в курсе событий. Если вам что-нибудь станет известно, сообщите мне. Скорей всего вы захотите поговорить с Вознесенским. Я был бы вам признателен, если бы вы сообщили мне о результатах вашем разговоре.
– Но Вознесенский дал свои показания, которыми вы вполне довольны. Чего вам надо еще?
Шаповалов как-то странно взглянул на меня, но никак не прокомментировал мою реплику.
Я встал и проводил Шаповалова до дверей. На пороге, прощаясь, мы пожали друг другу руки. Затем я вернулся в свое кресло. Кто сейчас был у меня, думал я, друг или враг?
Через полчаса моя машина затормозила у массивных дверей особняка Вознесенского. Я договорился с ним о встрече и поэтому он меня ждал на крыльце своего дома. Мне не понравилось, как он выглядит, у него был вид человека, которого мучают какие-то внутренние проблемы.
– Я давно хотел с вами поговорить, – сказал он. – Надо обсудить кое-какие дела. Пойдемте в дом.
Он привел меня в свой кабинет, мы сели напротив друг друга. Но я заметил, что он старается не смотреть мне в глаза.
– Вот о чем я хочу с вами поговорить, Владислав Сергеевич, вы понимаете, чтобы обуздать преступность недостаточно посадить преступников в тюрьму. Ее надо победить экономически, иначе в скором времени на вакантные места придут другие. А что значит победить экономически, это значит дать людям надежду, что можно нормально жить, не совершая незаконных деяний. Вы согласны со мной?
– Полностью.
– Может, вы удивитесь, но я вам скажу, что главная ваша задача, как мэра, это завести мотор городской экономики. Все остальное должно отойти на второй план.
Я пристально посмотрел на Вознесенского, но так и не увидел его глаза, которые старательно смотрели мимо меня.
– Но экономика в городе находится в ужасном состоянии. Большинство заводов работают в полсилы, а малый бизнес задавлен рэкетом. Что можно сделать в такой ситуации?
– Уверяю вас, на самом деле все не так уж печально, – вдруг как-то кисло улыбнулся Вознесенский. – У города огромный потенциал. В свое время я много занимался этим вопросом. Есть желающие вложить деньги и в заводы, и в другие сферы.
– В какие?
– Например, в туризм. Пару лет назад американцы хотели построить тут туристический центр, включающий пятизвездный отель. Когда они увидели наши монастыри, другие памятники архитектуры, когда я свозил их на озеро Тихое, они были просто в телячьем восторге. Они говорили, что такой красоты мало где видели, хотя объехали весь мир. Они пытались начать дела с прежним муниципалитетом, но те потребовали от них дань, стали намекать на необходимость дать им взятку и вообще делиться будущими доходами. Когда американцы поняли, с какой публикой имеют дело, то убежали отсюда едва ли не на следующий же день. Но они упрямые ребята и планы построить у нас туристический центр не оставили, они внимательно следят за всем, что тут у нас происходит. И думаю, что сейчас есть шанс возобновить переговоры. Если начнется строительство, то это несколько тысяч рабочих мест, налоги в муниципалитет и еще массу других полезных вещей. А коли у этих американцев получится, то глядучи на них, появятся другие желающие оставить в нашем городе свои деньги..
– Я буду, конечно, очень рад начать с ними переговоры. Я сам много думал о том, чтобы превратить город в туристическую Мекку. Кстати, это вы их информировали о том, что тут происходит?
– Я. Помимо всего прочего я являюсь официальным представителем их компании.
– Не знал. Впрочем, как выясняется, я многое не знаю о вас, Борис Эдмондович.
Вознесенский поднял голову и, явно разыгрывая удивление, посмотрел на меня.
– Я не знал, Борис Эдмондович, что вы очень близко знакомы со следователем Очаловым. Так близко знакомы, что вы вместе занимаетесь в спортивном клубе. Даже я не удосуживался такой большой чести. За что же ему такое почет и уважение?
Вознесенский встал, пару раз прошелся по своему кабинету. Затем снова сел.
– Я предполагал, что вы зададите мне этот вопрос.
– Еще бы! – воскликнул я. – Вы даете показание о том, что вчера в первой половине дня он находился в вашем доме. А я в это время видел его в 20 километрах отсюда, в лесу, где он убил капитана Лапика и пытался то же самое проделать со мной. Что я должен думать по этому поводу и как я после этого должен относиться к вам, к человеку, которого я считал своим самым близким соратником?
– Мне трудно ответить вам, Владислав Сергеевич. Но поверьте, я остаюсь вашим другом и помощником и мои цели нисколько не изменились.
– Тогда что же делать с вашим лжесвидетельством или мне действительно там в лесу померещилось?
Внезапно Вознесенский закрыл лицо руками. Я ждал ответа, но он молчал.
– Борис Эдмондович, после этого случая нам будет сложно доверять друг другу.
– Послушайте, я понимаю ваши мысли и чувства, – внезапно взволнованно проговорил Вознесенский, – но бывают обстоятельства… Я вас прошу, оставьте в покое Очалова. Я не могу вам больше ничего сказать.
– Я не знаю, что вас связывает с этим омерзительным человеком, Борис Эдмондович, а вы не хотите сказать, но в любом случае я не могу оставить его в покое. Я мэр города, а он преступник, который работает в правоохранительных органов. Как представитель власти, я просто не имею право мириться с таким положением. Помните, вы сами мне говорили, что пока мы не очистим милицию и прокуратуру от подобных типов, мы бессильны что-либо сделать.
– Вы правы, – как-то безнадежно проговорил Вознесенский. Он был очень бледен и по-прежнему старательно избегал смотреть на меня.
– А что нам делать с вашими показаниями? Ведь это лжесвидетельство. А оно тоже уголовно наказуемо.
– Сожалею, но я не могу их изменить.
– Вы понимаете, чем это вам грозит. Когда мы разберемся с этой историей, вам придется отвечать за ваше свидетельство. А речь идет ни больше, ни меньше, как об убийстве. Осталась вдова с малолетним сыном.
– Если им нужны деньги, я помогу.
Я тяжело вздохнул.
– Наверное, им нужны деньги, точно не знаю. Но нельзя во всех случаях откупаться деньгами. Деньги не заменят правду, а именно в правде мы нуждаемся больше всего. Вы же понимаете, что без правды все мои и ваши усилия обречены на провал. До свидание, Борис Эдмондович, не провожайте, дорогу назад я помню.
Вечером, когда я уже собирался уезжать домой, ко мне в кабинет вошла Ксения. Я совершенно не ждал ее появления здесь и потому встретил ее приход удивленным взглядом.
По ее немного скованным движениям я догадывался, что она чем-то смущена.
– Я заехала за Андреем и вот решила зайти к вам. Я не помешала?
– Нет, я уже хотел уходить.
– Я хочу вас поблагодарить за Андрея, он так изменился, я его просто не узнаю. Ему очень нравится эта работа.
– Кажется, вы уже благодарили. Но все равно спасибо. Я рад, что смог ему помочь. К тому же он хороший пресс-секретарь, мне нравится какие он от моего имени сочиняет тексты. Я так бы не смог никогда сделать.
– До того, как это с ним случилось, он считался одним из лучших журналистов в городе.
– Я помню, вы говорили.
Мы вдруг замолчали, словно не зная, о чем говорить дальше.
– Я очень переживала, когда узнала о том происшествии, – вдруг сказала Ксения. – Что-нибудь известно?
– Меня подозревают в убийстве, а само нападение по версии милиции произошло случайно, они ловили преступника, а напали на меня. Но меня сейчас беспокоит другое. И мне почему-то кажется, что вы можете кое-что мне прояснить.
– Если смогу, сделаю это с большим удовольствием.
– Сейчас посмотрим. Я удивлен поведением Вознесенского. – И сразу же я увидел, как сникла Ксения. Ее руки даже безжизненно упали вниз. – Он дал лживые показания, которые сильно ухудшают мое положение. Вы случайно не догадываетесь, почему он это сделал?
– Догадываюсь, – тихо ответила Ксения. – Но я не могу вам сказать.
– Почему-то я так и предполагал.
– Что ж, до свидание, я пойду.
Я не стал ее удерживать, молча проводил взглядом. Я чувствовал, что мне стало грустно.
Дома меня ждал Алексей. Пока я отсутствовал и занимался делами города, он тоже время зря не терял; квартира хранила следы произведенной им уборки, а на кухне меня ждал незамысловатый, но ужин. Это было более чем кстати, так как я испытывал зверский голод.
– Спасибо, что убрал квартиру. А еще чем ты занимался? – спросил я, когда мы расположились на кухне.
– А чем тут можно заниматься, сижу как в тюрьме, – буркнул парень.
– Ты мог сидеть сейчас в настоящей тюрьме. Так что радуйся, что находишься в таких райских условиях по сравнению с теми, в каких должен был бы оказаться.
– Вы намекаете на то, что я вам отныне по гроб жизни обязан. Но если думаете, что я так уж испугался тюрьмы, то готов отправиться туда в любой момент.
– Давай поставим точки над и. Если ты кому-то и обязан, то не мне, а Анатолию; не будь его, ты действительно загремел бы в другое, менее комфортабельное местечко. И второе: скажи, неужели для себя ты окончательно выбрал этот путь?
– Будете воспитывать?
– Да нет, я для этого слишком устал. Просто перед сном хотелось бы немного поговорить. Ты живешь на «Хуторке», честно скажи, страшно там?
– Ну страшно, дальше что?
– А неужели это хорошо, когда страшно? Неужели хорошо, когда тебя боятся, а не когда тебя любят? Там же твои друзья, знакомые. И все они лишены нормальной жизни. Там много детей. Кем они будут? Все пойдут в бандиты? Мест не хватит. Я вот смотрю на тебя, вроде нормальный парень. А ведь так легко поднял нож на человека. Неужели убить человека для тебя так же просто, как убить комара? Мне трудно в это поверить. Но знаешь, что самое страшное, это не быть убитым, это убивать самому. Тебе известно, сколько за эти последние проклятые годы погибло народу. На кладбище есть целая алея, где хоронят жертв криминального террора. Ты никогда там не бывал?
– Нет, – хмуро отозвался Алексей.
– Жаль. А я был, там на этой алее похоронен мой брат, тоже Алексей. Двое детей остались сиротами. Они уже никогда больше не увидят своего отца. А сколько еще там появятся могил, если все так и будет продолжаться? Я изучал досье Горца, он пролил немало крови. И если его не остановить, прольет еще. И эта кровь будет также и на тебе. Вспомни мои слова, когда услышишь о новом преступление. А ведь его можно предотвратить.
– Если я вам скажу, где скрывается Горец, я предам его.
– Если ты не скажешь, где он скрывается, ты предашь тех, кого он убьет. А может, ты его просто боишься? – пристально я посмотрел на Алексея. – Скорей всего так и есть. Но тогда о чем разговаривать, страх делает человека молчаливым. Пойдем спать. Не знаю, как ты, а я валюсь с ног. Спасибо тебе за ужин.
Утром по согласованию с губернатором области из областного центра за мной прилетел вертолет. Признаюсь честно, что я садился в него не без опаски, мысль о том, что мне могут устроить авиационную катастрофу, не покидала меня весь полет. Но через час к большому моему облегчению геликоптер благополучно приземлился на военном аэродроме, где меня ждала уже машина, которая помчала меня в губернаторский дворец.
Целый день я провел в коридорах и в кабинетах областной власти. Однако больших успехов так и не добился. Меня выслушивали, выспрашивали, я чувствовал, что моя персона вызывает немалый интерес и даже нечто вроде удивления своей необычностью, но при этом меня не покидало ощущение, что высокие начальники, с которыми я общался, заняты каким-то своими делами и что им весьма мало волнует судьба какого-то заштатного городишки. Самое большое разочарование принес мне визит к начальнику областного УВД. Все мои обличительные речи о преступных деяниях его подчиненного Клочкова тот выслушал очень спокойно, словно речь шла о простом инспекторе ГАИ, берущего традиционные взятки. Впрочем, такой характер нашей беседы меня не слишком удивил, так как я был прекрасно осведомлен, что начальник областного управления УВД являлся однокашником и старым другом моего врага. Единственное, о чем мы сумели договориться, это о том, что в скором времени из областного центра будет направлена комиссия с целью изучения работы местного управления внутренних дел.
Я снова совершил перелет на вертолете, только теперь в обратном направлении. Когда я сошел с него на местном аэродроме, ко мне навстречу с хмурым лицом двинулся Олег.
– С благополучным прибытием, – сказал он.
– На твоем лице написано, что-то произошло?
– Это не совсем так, может, произошло, а может, нет. Мы не знаем.
– Не томи.
– Пропал Анатолий.
– Что значит, пропал?
– Это значит, что никто не знает, где он находится. Он ушел вчера днем из дома и больше в нем не появлялся.
– Это на него не похоже.
– Мы провели расследование и выяснили только одно обстоятельство: последний раз его видели в «Хуторке». Дальше следы его теряются.
– Вот черт! Поедем к нему домой.
– Может, лучше отвезти тебя к себе?
– Я же сказал: домой к Толе.
Пока мы ехали, я пытался обдумать ситуацию, но в голову ничего дельного не приходило. Зачем он с незалеченной раной поперся на этот «Хуторок», место которое и здоровые стараются обходить стороной? Чего он хотел там найти?
Я сидел за столом и смотрел на жену Анатолия, которая расположилась напротив меня. Я уже не в первый раз удивлялся ее олимпийскому спокойствию, как будто речь шла не о пропаже мужа, а об исчезновении постороннего человека. И точно также вели себя и дети, невозмутимо сидевшие на диване и слушающие разговор взрослых.
– Он ушел вчера сразу после обеда, – рассказывала Лиза. – Сказал, что идет на Хуторок».
– Но что его туда погнало? – спросил я. – У него же не зажила рана.
– Он сказал, что должен бороться с ними не мечом, а словом. Он получил какое-то сообщение и сразу же оделся и пошел.
– Что за сообщение и от кого?
– Я не знаю, это был телефонный звонок. Он сказал, что расскажет мне обо всем, когда вернется.
– А когда он хотел вернуться?
– Этого он не сказал.
– А что он имел в виду, когда сказал, что собирается бороться не мечом, а словом. Уж не намеревался ли он нести местным бандитам, подобно миссионерам, слово божье?
Лиза посмотрела на меня долгим, но спокойным взглядом и подтверждая, кивнула головой.
– Это он и собирался делать.
– И вы не отговаривали его, он же больной?
– Он считает, что если у него возникает какое-то решение или намерение, то это решение возникает не у него, а у Бога. Он лишь исполнитель его воли. Вернее, он сам часть Бога, потому что между ним и Богом нет никакого разделения.
– Вы тоже придерживаетесь таких воззрений?
– Да, я тоже так считаю, – негромко, но твердо произнесла Лиза.
Я тяжело вздохнул. Теперь мне стало понятно, что творится в семье Анатолия, какие ветры в ней дуют и почему его никто не остановил от этого безумного шага. Вот только искать и вызволять его придется не ей, а нам.
– Как вы думаете, что с ним могло произойти? – спросил я.
– Не знаю, – спокойно ответила Лиза, – знаю, что он жив.
– Откуда вы это знаете?
– Если бы он был бы мертв, я бы обязательно почувствовала.
– А больше вы ничего не можете почувствовать, хотя бы приблизительно место его нахождения?
– Нет, только это, – тихо проговорила она.
Что это, равнодушие к судьбе мужа или высшее проявление любви к нему, полное доверие и покорность судьбе и Богу, задавал я себе вопрос, пока мы ехали домой. Я так устал, что не хотел даже разговаривать с Олегом, а уж тем более заниматься делами. Но я понимал, что другого выхода нет, дорог каждый час.
Когда я вошел в квартиру, Алексей спал. Но я безжалостно зажег верхний свет и потряс его за плечо. Он ошалело уставился на меня, и на его лице отобразился панический ужас. Но, узнав, кто его будит, он успокоился.
– Хочу тебя поставить в известность, хотя не знаю, имеет ли хоть какое-то значение для тебя эта новость, но отец Анатолий отправился на «Хуторок» и там сгинул.
– Как так сгинул? – спросил Алексей.
– Сгинул, означает сгинул, его нигде нет. Есть только сведения, что он намеревался встретиться с твоими товарищами по оружию и произнести перед ними проповедь. А что они с ним за это сделали, мы не ведаем. Вот все, что я хотел тебе сказать.
Алексей оглядел нас с Олегом по очереди, затем слез с постели и начал одеваться.
– Без твоей помощи быстро мы его не найдем, – сказал я.
Парень замер на месте в брюках, одетых только на одну ногу. Затем он завершил процесс одевания штанов полностью.
– Я скажу, где их можно найти, – глухо проговорил Алексей. – Там на окраине «Хуторка» есть один большой дом. Он принадлежит одной старухе, но она там практически не живет. Так только приходит для блезиру, чтобы соседи видели, что она тут хозяйка. Никто не знает, но у нее в доме очень большой подвал с подземным ходом. Недалеко есть канализационный колодец, но на самом деле это не колодец, это выход из хода. Он сделан на всякий случай, чтобы удирать.
– Сколько там собирается народу? – спросил Олег.
– По разному, когда как. Бывает и пять человек, а бывает и двадцать.
– А Горец там живет?
– Да, только не в доме, а в основном подвале. Через ход выходит. Если отца Анатолия где-то держат, то скорей всего там.
– Надо немедленно идти в этот дом, – горячо сказал я.
– Подожди, куда идти, – остановил меня Олег. – Ты хочешь, чтобы у Горца стало больше узников.
– Туда так не попадешь, там постоянно кто-то дежурит на стреме.
– Если брать, то всю банду, – мечтательно проговорил Олег.
– А как мы определим, что она там собралась вся? По списку? – насмешливо проговорил я.
– Нужно следить за домом.
– Ты с ума сошел, да сколько же времени понадобится для этого. Черт знает, когда они соизволят собраться все вместе нам на радость. А что будет с Анатолием?
– Мы не можем просто взять и ворваться в дом. Наверняка в доме целый арсенал, нас всех перестреляют.
– Оружия там хватает, – подтвердил Алексей.
– Мы должны все тщательно продумать, – проговорил Олег. – Это только кажется, что когда мы спешим, то делаем все быстро. На самом деле, все наоборот. Ты согласен?
Я неохотно кивнул головой. Мой опыт свидетельствовал о том же.
– И вот еще что, одни мы с этим делом не справимся; слишком силен противник. Нам нужна помощь.
– Кого ты имеешь в виду?
– Ермохина и его людей.
– Но это не их район.
– Не из чего выбирать. На «Хуторке» с милицией лучше не связываться, все знают, что это просто филиал банды Горца.
– Что же нам делать сейчас?
– Спать.
– Ничего себе совет! – возмущенно произнес я.
– Я пошлю своих людей, чтобы они понаблюдали за домом. Вряд ли они осмелятся что-то серьезное сделать священнику.
– А не серьезное, – проворчал я. Но я понимал, другого выхода нет; Олег прав, слишком опасный противник нам противостоял.
Утром я отправился в мэрию с тяжелым чувством. Я представлял томящегося в подвале Анатолия. Самое ужасное в этой ситуации, что я не могу прийти сию же минуту к нему на помощь, хотя почти точно знаю, где он находится. Глупее и обиднее положения нельзя себе и представить.
На десять часов было назначено совещание по вызволению Анатолия из плена и ликвидации банды Горца. Но Олег прибыл немного раньше в сопровождении незнакомого мне человека.
– Позволь представить тебе Евгения Николаевича, – сказал Олег, загадочно улыбаясь. – Это великий мастер своего дела.
– А что у него за дело?
Вместо ответа Олег приложил палец к губам, затем кивнул великому мастеру. Тот тоже ответил кивком и стал обшаривать мой кабинет. Я с некоторым изумлением наблюдал за ним. Олег же продолжал держать палец у рта, что мешало мне задавать само собой напрашивающиеся вопросы.
Внезапно великий мастер остановился возле оставленного мне моим славным предшественником массивного письменного прибора, стоящим на моем рабочем столе. Он внимательно осмотрел его и стал разбирать. Затем он извлек из него какой-то небольшой предмет и поднес ко мне. Сомнений никаких не было, это был самый настоящий, хорошо знакомый мне «жучок».
Евгений Николаевич, как настоящий исследователь, не ограничился достигнутым, и продолжил свои поиски еще в течение получаса. Но больше таких ценных находок судьба ему в тот день не даровала. И только после того, как он завершил свою работу, мы возобновили беседу.
– Выходит, мой кабинет прослушивался. Хороший же подарок оставил мне Голландец. – Я был раздосадован на себя за то, что сам не догадался устроить такую же проверку оставленного мне наследства. В сердцах я поднял тяжелый чернильный прибор и хотел его бросить на пол. Но Оле не позволил мне это.
– Не бушуй. Прибор тут ни причем. А если бы «жучок» вмонтировали бы в лампу, ты бы бросил ее. Гораздо интересней вопрос, на кого работало это насекомое?
– Полагаю, что на Клочкова, а через него на Григора. Может, еще кто-нибудь пользовался этой информацией. Разве теперь это важно. Где же Ермохин?
– Сейчас придет. До десяти часов еще десять минут. А пока лучше обрати свой взор на Евгения Николаевича. Он готов предоставить такие же приборчики, только лучше и нам. Чтобы действовать наверняка и избежать жертв с нашей стороны, нужно чтобы они заработали и у Горца. Представляешь, какое преимущество это нам дает.
– Представить не сложно, но кто их туда доставит?
– Я подумал, а почему бы это не сделать Алексею.
– Да они же убьют его!
– Все зависит от того, как мы все разыграем.
– Нет, это чересчур опасно. Если что-то с ним случиться, я всю жизнь себе этого не прощю. Да и он не согласится, он же не камикадзе.
– Мне показалось, что он очень уважает Анатолия.
– Уважает, но это не означает, что ради него он готов рисковать своей жизнью.
– А вот это надо спросить у твоего подопечного.
Может, Олег, в самом деле, прав. И все же мне не хотелось задействовать Алексея в этой слишком опасной операции; я обещал ему, что обеспечу его безопасность и хочу выполнить обещание.
– Давайте поступим так, мы сообщим ему свое предложение, а он пусть решает. Но никаких уговоров, только поясним, что хотим от него. Если он скажет «нет», так тому и быть.
– Отлично, я согласен, – проговорил Олег. – Пошлем немедленно за Алексеем. Время не ждет.
Я неохотно кивнул головой. Олег достал сотовый телефон и дал распоряжение. Затем посмотрел на часы; они как раз собирались бить десять часов. И едва они начали отсчитывать положенное число ударов, как дверь моего кабинета распахнулась, и на пороге показался Ермохин.
Как оказалось, Олег время не терял, у него уже были получены кое-какие материалы разведки. Я не в первый раз с благодарностью подумал о том, что без него мне бы не удалось ничего сделать. Операция предстояла трудной. Особенно она стала казаться такой, когда Ермохин стал характеризовать тамошнюю милицию.
– Я хорошо знаю начальника отделения на «Хуторке» капитана Герасимова. Такую сволочь надо еще поискать. И то нет гарантии, что найдешь. Я даже не уверен, кто представляет большую опасность: Горец или капитан. По ним обоим давно «вышка» плачет. Мне известно, что в кабинет Клочкова этот самый Герасимов входит как в свой собственный. Поэтому сколько на него не жаловались жители, с него все как с гуся вода.
– Ну этой воде недолго осталось литься, – заметил Олег.
– Мы можем рассчитывать на ваше подразделение для проведения этой операции? – спросил я.
– Мои ребята рвутся в бой.
– Надеюсь, они ничего не знают, – испугался я.
– Нет, конечно, я им скажу в самый последний момент. Я говорю о другом; после того, как вы заступили на должность, они живут надеждой, что скоро приступим к окончательной чистке всей этой нечисти.
– Считайте, что сегодня вечером состоится первая такая чистка. Если мы сумеем ликвидировать банду Горца, это будет большой удар по всему криминальному миру города, – сказал я.
Послышался скрип двери, и в кабинет нерешительно вошел доставленный из дома Алексей. Он явно не ожидал, что окажется здесь и под напором обращенных на него пристальных взглядов чувствовал себя неловко. И вдруг я впервые как бы увидел, до чего же он еще молод; он даже не юноша, а подросток – не очень высокий, со слабыми несформировавшимися плечами. Почти невозможно поверить, что совсем недавно в руках у него был нож, и он ранил им человека.
– Садись, у нас к тебе важное дело, – сказал я. – Я тебе уже говорил, что по нашим сведениям отец Анатолий находится в плену у Горца. Но где и как его держат, сколько людей охраняют, этого мы ничего не знаем. Если вызволять его в слепую, это может привести к большим жертвам. А проливать кровь мы не хотим ничью, даже бандитскую. У нас есть к тебе предложение, опасное предложение. И если ты от него откажешься, то поступишь благоразумно. Это не изменит к тебе нашего отношения.
Алексей посмотрел мне прямо в глаза, и я прочел в его взгляде, что он все понял.
– Вы хотите, чтобы я пошел к ним и все выведал?
– Да. Больше отправить в гости к Горцу некого.
– Чтобы помочь дяди Толе я согласен. Но я знаю Горца, он меня не отпустит, пока не убедится, что я чист. Как я вам передам информацию?
– Мы тебя снабдим «жучком». Знаешь, что это такое? – спросил Олег.
– Слышал.
– Мы разработаем шифр, с помощью которого ты будешь снабжать нас информацией. И кроме того, мы будем слышать все разговоры, в которых ты будешь участвовать.
– А они не найдут этого вашего «жучка»?
– Это невозможно, – вдруг произнес молчавший Евгений Николаевич.
– Он будет в виде пуговицы на твоей рубашке. Главное, ее не снимать ни при каких обстоятельствах. – Из портфеля он достал аккуратно сложенную в целлофановом пакете рубашку. – Вот можешь примерить.
Алексей посмотрел на нас, затем стал переодеваться. Евгений Николаевич достал из того же портфеля аппаратуру.
– Пусть он уйдет куда-нибудь, а мы проверим все ли в порядке.
– Сходи, Алексей, в туалет, он в противоположном конце коридора, последняя дверь, – сказал я. – И прочитай какое-нибудь стихотворение.
Алексей вышел, а Евгений Николаевич надел наушники. Мы стали ждать.
– Говорит! – вдруг радостно воскликнул он, словно был изобретатель всей этой системы. Он протянул мне наушники.
Алексей, как ему приказали, читал стихи.
«На улице Бассеиной жил человек рассеянный.»
Было очевидно, что он хорошо знал это стихотворение, потому что читал его с выражением, испытывая при этом явное удовольствие. Мы по очереди слушали этого запершегося в уборной чтеца-декламатора и так же по очереди улыбались.
– Он ребенок, – сказал я. – Его нельзя посылать.
– Что ты предлагаешь? – спросил Олег.
Предложений у меня не было. Вернулся Алексей.
– Мы тебя хорошо слышали, – сказал я. – Но я тебе не советую возвращаться к Горцу. Это сверхопасно.
– Я пойду, – упрямо сказал Алексей.
Я тяжело вздохнул.
– Хорошо, теперь идите, мне надо заниматься другими делами. Когда все закончите, приходите, окончательно обсудим план операции.
Мы встретились через два часа.
– Ты все понял? – спросил я Алексея.
– Да.
– Только будь крайне осторожным, не лезь на рожон. Не делай, что может вызвать подозрения. Просто смотри и разговаривай. Ну, все. – Я вышел из-за стола, подошел к нему и протянул руку. Он протянул мне свою, и мы впервые обменялись рукопожатием.
– Подожди нас в приемной, – попросил его Олег. Когда Алексей вышел, он спросил: – А ты не думаешь, что он может нас предать? Ты понимаешь, чем это нам грозит?
– Анатолий говорил, что верит ему. А я верю Анатолию.
Олег как-то странно посмотрел на меня, но ничего не ответил.
Через два часа я позвонил Олегу, чтобы узнать последнюю информацию.
– Пока ничего, – сообщил он. – Твой Алексей в доме, но там почти никого нет, только какой-то Петр. С ним он и разговаривает. Тот выспрашивает его о том, где он находился все последнее время, Алексей отвечает по легенде. Ни одного кодового слова он еще не произнес.
Я подошел к большой карте города, висевшей у меня на стене, нашел то место, где сейчас находится Алексей. Я испытывал такое волнение и тревогу, словно там сейчас был мой сын. Как бы я не относился к этому парню, но если с ним случится что-то страшное, это ляжет тяжелым камнем на мою совесть на всю оставшуюся жизнь. Я никогда не прощу себе, что позволил втянуть его в наши опасные игры.
Прошло еще два часа, однако по сообщению Олега ничего примечательного не происходило; в дом никто не входил. И судя по разговору, Алексею пока не удалось узнать, где находится Анатолий.
Мои тревожные размышления прервал голос секретарши по селекторной связи.
– К вам Ксения Леонидовна.
– Пусть войдет, – немедленно произнес я.
Ее выражение лица мне показалось несколько странным; оно было одновременно смущенным и каким-то не то официальным, не то торжественным. Она села на стул, плотно прижав коленки друг к другу. Короткая юбка не мешала любоваться ее ногами, и мой взгляд сам собой, поблуждав некоторое время по кабинету, вновь возвращался на ее круглые коленки.
– У вас озабоченный вид, – сказала она. – Что-то снова произошло?
Я колебался несколько секунд – рассказывать или не рассказывать о том, что сейчас происходит в одном из домов на «Хуторке». Потом кратко обрисовал ситуацию.
– Представляю, как вы волнуетесь, – сочувственно произнесла она.
– Не то слово, у меня такое чувство, будто я совершил какое-то постыдное предательство и не могу из-за этого найти себе место. Если Горец что-то заподозрит, он убьет парня, не раздумывая.
– Понимаю. – Ксения о чем-то задумалась. – Наверное, сейчас не к месту говорить то, что я хотела вам сказать.
– Говорите, я выдержу. – Мне вдруг стало почему-то тревожно еще по одной причине.
– Вчера вечером мы с Андреем решили пожениться, – выдохнула она.
Что-то оборвалось у меня внутри; несколько секунд я сидел, словно окаменевший. Потом медленно стал приходить в себя.
– Поздравляю, я рад за вас.
По-видимому, мой голос прозвучал настолько фальшиво, что Ксения с каким-то страхом посмотрела на меня.
– Вы молодцы, что приняла такое решение. Вы несмотря ни на что будете хорошей парой. Дело ведь не в том, ходит ли человек на своих двоих или передвигается в коляске, дело в том, какой человек. Сколько всяких мерзавцев бегают на своих ногах, но сколько женщин из-за них сделались несчастными. Если бы сегодня мне не надо было бы сохранять абсолютную трезвость, мы бы сейчас непременно выпили за ваше счастье.
А где сам Андрей, почему он не пришел.
– Он у себя в кабинете, он что-то срочно пишет. Он сказал, что потом поговорит с вами.
– Ладно, это даже к лучшему, сегодня в самом деле слишком напряженный день, чтобы разговаривать на такие темы. А вот завтра, я надеюсь…
Внезапно зазвонил телефон, я схватил трубку и услышал взволнованный голос Олега.
– Он произнес три.
– Что это означает?
– Три – это то, что Анатолий в подвале дома, а пять – народ там подтягивается. Но Горца пока нет. Но я чувствую, что скоро начнется самое важное.
– Я понял, жду твоих сообщений. Информация подтвердилась, Анатолий в том доме, – сказал я уже Ксении.
– Что же вы собираетесь делать?
– Ждать темноты. Пока светло, мы блокированы, они нас тут же обнаружат. И тогда больших жертв с обеих сторон не избежать. Мы слышим, что происходит в доме, а это очень важно. Странная ситуация, я представитель законной власти вынужден действовать как преступник. А вот бандиты ничего не боятся, спокойненько разгуливают посреди белого дня.
– Я буду очень переживать сегодня за вас, – сказала Ксения, вставая. – Берегите себя.
– Постараюсь. Я всегда берегу себя, но не всегда получается. – Я даже попробовал улыбнуться, но не был до конца уверен, что получилось нечто похожее на улыбку. Это мое подозрение подтвердил и взгляд Ксении.
Я проводил ее до порога. Мне показалось, что при прощание она захотела меня поцеловать. Но не поцеловала, а только крепко пожала руку.
Я же вернулся на свое место мэра. Что за ужасный день; приходит человек, сообщает тебе новость, после которой уже не хочется жить. Я вдруг в ярости сломал остро заточенный своей старательной секретаршей карандаш. У меня возникло сильное желание начать все крушить в этом кабинете. Я знал, что подвержен приступам необузданной ярости; чтобы как-то справиться с собой я налил из графина полный стакан воды и выпил одним залпом. Если бы кто-нибудь сказал, что мне делать дальше? Внезапно я бросил стакан в стенку, послышался звон разбитого стекла. В кабинет на шум вбежала встревоженная секретарша; увидев следы разгрома, она удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала.
– Я попрошу столяра вставить другое стекло, – произнесла она.
– Да, будьте любезны и уберите тут, – попросил я. Интересно, что она думает сейчас обо мне?
Хотя дел как всегда было выше крыши, но сосредоточиться на них мне было крайне сложно. Докладывать о состоянии городских финансов ко мне пришел Седышев. Положение было катастрофическим, денег в городской казне не хватало даже на самые неотложные нужды. Прокурор же города грозился арестовать все счета за огромные долги практически всем, кому только можно было задолжать, а это привело бы к полной остановке всей жизни в городе. Но даже эти страшные сообщения не могли меня вывести из моего состояния; я почти не слушал того, что говорил мне мой заместитель по финансам.
– Вы меня не слушаете, – с обидой произнес он.
– Извините, но у меня действительно мысли заняты другим, – сознался я. – Я понимаю, что эти вопросы не терпят отлагательства, но давайте вернемся к ним завтра. Сегодня я не в состоянии решать ничего.
Седышев явно осуждающе посмотрел на меня, пожал плечами и собрал документы в папку. Я понимал его мысли, но мне сейчас было совершенно все равно о чем он думает.
Позвонил Олег. Его голос звучал взволнованно.
– Он произнес цифру семь. Значит, появился Горец.
– Что ты предлагаешь делать?
– А что можно делать? Только ждать, когда стемнеет.
Я посмотрел на часы.
– Еще как минимум два с половиной часа до настоящей темноты. Ты уверен, что до этого времени ничего не случится?
– Ни в чем я не уверен, – сказал с тревогой Олег.
Темнота вливалась в город очень медленно, по капле. Я то и дело подходил к окну и смотрел на небо, где синий цвет постепенно заменялся на черный. Если бы сейчас была зима, то весь город уже укутался покрывалом мрака. А вот когда наступает это трижды проклятое лета свет не уходит очень долго.
Олег звонил через каждые десять минут, но пока ситуация развивалась медленно. Горец занимался другими делами, и на Алексея почти не обращал внимания. Прошел еще час. Олег снова соединился со мной.
– Кажется, что-то начинается, – сообщил он. – Алексей передал сигнал тревоги.
– Надо ехать, – решительно сказал я. – Уже стемнело.
– Тебе не стоит туда ехать, – после короткой паузы произнес Олег.
– Этот вопрос мы уже обсуждали, а сейчас даже говорить об этом нет никакого смысла. Я вызываю машину.
Из машины мы вылезли задолго до въезда на «Хуторок» и дальше пошли пешком. Чтобы никто из случайных прохожих не приметил мою популярную физиономию, я ее почти полностью прикрыл тонким шарфом. Но эта предосторожность была излишней, в такой темный час прохожих здесь уже не было.
Чтобы не привлекать внимание, мы пробирались по «Хуторку» по одиночке. Я не видел никого рядом с собой, только знал, что Олег идет по соседней улице. А по другим улицам к дому, где засели бандиты, стягиваются милиционеры из подразделения Ермохина и охранники из службы безопасности Романова.
Олег мне сказал, что наш штаб размещается в доме, расположенном на противоположной стороне улицы от того дома, где засел Горец со своей бандой. Но не напротив, а за углом, так чтобы бандиты не могли видеть, что происходит у них под носом. Когда я туда вошел, там уже собралось человек пятнадцать. Тут же находились хозяева, они были явно ошеломлены всем происходящим и кажется не могли определить, как должны относиться к этому внезапному вторжению. Я направился к ним.
Это была семейная пара средних лет на вид вполне интеллигентная.
– Извините нас за вторжение в ваш дом, – сказал я, – но поверьте, у нас нет иного выхода. Мы постараемся причинить вам как можно меньше беспокойства. Я – мэр города и гарантирую вам, что если вашему имуществу будет нанесен какой-либо ущерб, вы получите полноценную компенсацию.
– Мы ничего не просим, Владислав Сергеевич, просто все случилось очень неожиданно, – ответил мужчина. – Но мы понимаем, почему вы здесь. Мы знаем, кто собирается в доме за углом. Если вы покончите с этими подонками, вам будет благодарен весь «Хуторок».
– Постараемся. Извините, как вас зовут?
– Меня Александр Иванович, мою жену – Анна Сергеевна. Мы инженеры, работаем на заводе. Вернее, числимся, так как наш цех стоит уже почти год.
– Владислав, иди сюда, – позвал меня Олег.
Все сгруппировались вокруг приемника, из которого доносились вполне различимые голоса. В одном из них я узнал Алексея и хотя другой был мне незнаком, я быстро догадался, кому он принадлежит.
«Так говоришь, жил аж у самого нашего уважаемого мэра».
«Да, жил».
«И за что ж тебе такая великая честь?»
«Он хотел прознать про то, как вас найти».
«И как узнал?»
«Скажешь тоже, я что окосел говорить ему. Видел бы ты, как он изгалялся, в душу лез. Ну я делал вид, что таю от его слов. А сам из дома не пускал, охранники целый день при мне находились. Словно невесту стерегли.»
«Ну а как выбрался?»
«А по веревке. Там у него в шкафу большая веревка лежит. Поди на всякий пожарный случай. Сказал, что спать пойду, ну те, что сторожили меня, в комнате закрыли и сами кемарить ушли. А я по веревке спустился вниз».
«Чувство у меня такое, брешешь ты, Сивый. Больно уж все легко у тебя получилось. Я и раньше тебе не очень доверял. Вроде наш, да не совсем. А такие особенно опасны, если их чуток прищучат, они сразу лапки кверху. А тебя-то ведь прищучили?»
«Зря мне не доверяешь. Если бы я язык развязал, стал бы я к тебе идти. Чего не знаю, что ты сделаешь со мной, если я оперов наведу».
«Так оно так, да бывает и не так. В жизни случаются самые разные комбинации. Если бы не было тут попика, я бы тебе может и поверил. А то как раз явился вслед за ним. Иль думаешь, мне про то неизвестно, как ты общался с ним в больнице».
«Да я без понятия был, что он у вас тут прописался. Что мне до него.»
«А что твой дружок-мэр тебе разве ничего не говорил, что он исчез?»
«Если бы говорил, я бы знал. А раз не знаю, значит, не говорил».
«А я вот, так кумекаю своими мозгами, что говорил. У кого ему спрашивать в первую очередь, как не у тебя. Нет, Сивый, совсем мне что-то перестало нравится, что ты тут появился сегодня. Надо бы посмотреть, что происходит окрест. Михей, посмотри что там поблизости делается?»
«Хорошо, Горец.
«Вот что, Сизый, коли ты у нас такой праведный, как говоришь, почему бы тебе нам это не продемонстрировать. Ты у нас в детстве хирургом не мечтал стать?»
«Нет».
«Ну, ничего, это нам не помешает. Почему бы тебе у попика чего-нибудь не отрезать. И вообще, не позабавится с ним. Знаешь, какой самый большой у него недостаток, он слишком речистый. Отрежь ему язык, а то ушам больно от его речей. Гусь, слетай в подвал, приведи попика. Сейчас мы посмотрим на что способен наш Сизый. Учти, будешь плохим хирургом, в миг превратишься в пациента нашей больнице. А у нас тут такие доктора…»
«Десять.»
– Десять – это код высшей опасности! – вскричал Олег.
«Что ты сказал, что это значит – десять».
«Я просто так… Десять минут, подождите десять минут. Я так сразу не могу.»
«Хочешь еще пожить, сможешь. Бери нож. А вот и наш уважаемый батюшка. Могу я узнать, как настроение? Нет ли каких-нибудь жалоб на условия содержания в нашей клинике?»
«Не мучь парня. Если хочешь меня убить, убей. Но не заставляй его брать на себя такой тяжкий грех, он же до конца жизни от него не освободится. Если я должен умереть, я сам себя убью. Не надо никого вынуждать это делать.»
«У нас тут магазин не самообслуживания, батюшка. И вообще, почему ты хочешь лишить нас такого удовольствия как порезать тебя на кусочки. Это эгоистично, а ты учишь любить ближнего. Не последователен ты, батюшка. Давай, Сизый, приступай к операции. А мы тут все будем твоими ассистентами.»
«Горец, это дело надо сделать осторожно, он все же священник и работал в угро. Оставлять его в живых, конечно, нельзя, но убивать его тут тоже не стоит. Отвезем его куда-нибудь.»
– Это голос капитана Герасимова, – сказал Ермохин и смачно выругался.
– Мы должны идти немедленно, – сказал я, – иначе будет поздно.
– Он прав, – подтвердил мои слова Ермохин.
– Олег, у нас больше нет времени.
Олег посмотрел на нас и кивнул головой.
Это был какой-то сумасшедший бег. Я говорю так хотя бы потому, что совершенно не помню, как преодолевал расстояние, отделяющее нас от притона бандитов. Кажется, я подхватил лежащую на дороге какую-то палку и, размахивая ею, как флагом, громко начал выкрикивать нечто вроде боевого клича. Они заметили нас почти сразу, впрочем, мы понимали, что ничего другого произойти и не могло, так как мы мчались по пустому пространству. Калитка в заборе, преграждающая наш путь к дому, была закрыта, но кто-то сорвал ее одним ударом, и мы ворвались во двор.
Навстречу нам из дома выбежали сразу не меньше десяти человек. Я видел, что Олег первым вломился в противостоящую нам толпу, за ним это сделал Ермохин и несколько его милиционеров. Почему-то я оказался немного сзади, хотя мне казалось, что все делал очень быстро.
Олег несколькими ударами раскидал противников и рванулся к дверям. Но оттуда появилось еще несколько человек, и преградили ему путь.
Преимущество было явно на их стороне и оно сказалось почти мгновенно. Они набросились на Олега и повалили его. Я с каким-то истошным воплем бросился к нему на помощь. Олег, хотя лежал на земле, но отчаянно отбивался руками и ногами, не позволяя себя скрутить. Я увидел, как сбоку пробирается к нему крепкий парень, в руках которого был толстый железный прут. Я оттолкнулся со всей силой от грунта и послал свое тело прямо на него.
Мы упали, но мое преимущество было в том, что я лежал на нем, зато в его руках по-прежнему находился металлический лом, которым он пытался достать мою голову. Мы стали бороться, катаясь по земле; я изловчился и ударил его носком ботинка в живот. Парень отлетел на несколько метров и сильно шмякнулся о дверной косяк. Боль разъярило его, он взревел, как раненый бык, и полетел на меня, поднимая прут для решающего нападения. Я лежал и уклониться от соприкосновения с его страшной дубинкой уже не мог. Я лишь закрыл глаза, ожидая ужасного удара. Но в следующую секунду ничего не произошло; я посмотрел, что происходит и увидел, что Олег повис на нем. В одно мгновение я оказался на ногах и со всех сил ударил парня ногой по почкам. Тот охнул и как сноп повалился на землю.
Мы обменялись с Олегом взглядами, но на большее времени у нас не было. Путь в дом был открыт, более того, пока мы возились с парнем с железной дубиной, наши уже ворвались во внутрь, и бой кипел уже там.
Когда мы оказались внутри дома, то увидели страшную картину. Два десятка человек, столкнувшись между собой в ожесточенном поединке, пытались покалечить друг друга. Я давно не видел, чтобы и нападавшие и защищавшие дрались с таким ожесточением; казалось, все забыли про боль, про страх смерти; единственное чувство, которое владело всеми, была взаимная ненависть. Я пытался взглядом отыскать Анатолия и Алексея, но их нигде не было. Но где они находились, догадаться было не нетрудно, так как основное сражение развернулась у лестнице, ведущей на второй этаж. Люди Горца явно старались не пропустить нас туда.
Я вломился в самый центр битвы, пытаясь пробиться к лестнице. Перед моим носом мелькнул чей-то нож, я заломил сжимающую его руку и услышал хруст ломающейся кости, сопровождаемый громким воплем. Я откинул от себя ставшее сразу же безвольным тело и стал подниматься по ступенькам.
Я открыл люк и очутился в довольно просторной мансарде. И сразу увидел сидящих Анатолия и Алексея. Я бросился к ним, но меня остановил резкий повелительный голос:
– Стой, не то продырявлю.
На радостях, что обнаружил заложников, в первое мгновение я не заметил еще одного находившегося в помещении человека. Он стоял в трех метрах от меня, в руках он держал наведенный на меня автомат Калашникова.
– Закрой люк и к стене. Быстро или даю очередь. – Его палец лег на курок.
Я сделал, как мне было велено: закрыл люк на запор и отошел к стене. В люк сразу же застучали, но было уже поздно.
Я никогда не видел Горца не только воочию, но даже на фотографиях, но ни секунды не сомневался, что это он. Это был высокий мужчина лет тридцати с внешностью героя-любовника. Если бы он снимался в кино, то, без всякого сомнения, был бы любимцем всех женщин страны. Впрочем, и без съемок кино о пользовался у них большой благосклонностью, мне было известно об его многочисленных победах над слабым полом.
– Это очень большая честь видеть у себя в гостях самого господина мэра, – сказал он насмешливо. – А теперь, сука, слушай и делай, как говорю. Скажи всем своим людям, чтобы они немедленно убирались бы из дома и освободили бы всех моих ребят. Если через три минуты они этого не сделают, я полосну по вам очередью вот из этой замечательной игрушки, – кивнул Горец на автомат. – Давай, действуй.
– Хорошо. Олег! – крикнул я.
– Я здесь. – Звук сильного голоса Олега сквозь толстый, обитый металлическим листом люк, добирался до нас не без труда.
– Мы все на мушке у Горца. У него «Калашников». Он требует, чтобы мы ушли и освободили его людей.
– Я понял, – после короткой паузы донеся до меня голос Олега. – Мы уходим.
– Молодец, – похвалили меня Горец. – Ты очень исполнительный. Жаль, что ты не в моей бригаде. Мы бы поладили. Может, перейдешь. Поверь мне, мэром в наше время быть глупо, уж слишком опасно. А таким, как ты, вдвойне. Знаешь, как ты надоел братве. Одно хорошо, что больше тебе не придется командовать в этом городе. Сам так захотел; сидел бы себе тихо, мирно в своем кабинетике, глядишь бы и поладили. А теперь сам понимаешь, что с тобой дальше будет. Как думаешь, три минуты прошли? Михась, – громко закричал Горец, – они убрались?
– Убрались.
– Ну вот, видишь как хорошо, можем спускаться. Ты первый. Открывай люк.
Мы спустились в большую комнату. Ситуация была практически безнадежной. Вокруг находились только люди Горца. Было видно, что многим из них сильно досталось; как минимум, трое, корчась от боли, лежали на полу и истекали кровью. Но на них никто не обращал внимание, так как все внимание было сконцентрировано на нас.
Ко мне подошел тот парень с железным прутом. Правда, в руках сейчас лома у него не было, так как он все еще держался за почки. Было видно, что каждое движение сопровождалось у него болью.
– Горец, дай его мне. Я с ним поговорю, у меня с ним счеты.
– Оставь его в покое. Его просил доставить к себе Григор.
– Зачем ему эта падаль?
– У него тоже с ним счеты, гораздо более давние. Но я попрошу, чтобы ты поучаствовал в расчете с ним. Думаю, он не будет возражать.
– Не забудешь? – с некоторым сомнением в голосе спросил парень.
– Не беспокойся. Ты получишь свою долю удовольствия.
Удовлетворенный надеждой на скорое участие в расправе надо мной, парень отошел в сторону.
– Свяжите его, – скомандовал Горец. Он подозвал к себе одного из члена своей банды. – Иди и скажи им, чтобы убирались как можно дальше. Пусть немедленно уезжают с «Хуторка». Иначе не одному из них несдобровать, – кивнул он на своих пленников, то есть на нас. – А мы пока побеседуем с господином мэром.
Горец подошел почти вплотную ко мне, в руках он держал нож с тонким и длинным лезвием. Его кончик уперся в мой кадык. Я почувствовал боль и поморщился.
– Больно? – поинтересовался с притворным сочувствием Горец.
Я вспомнил, что о нем ходили слухи, что он – садист и что любимое его занятие – мучить свои жертвы. На моем лбу выступил холодный пот.
По-видимому, эти мысли он прочитал в моих глазах, потому что он с явным удовлетворением улыбнулся и сказал:
– Ты правильно подумал, шериф. Я – садист и не скрываю этого, люблю пощекотать ножиком своих приятелей, сделать на их телах маленькие разрезики. Человеческая кожа очень нежная, она хорошо режется. – Он уколол меня еще раз, и я увидел на кончике ножа алую капельку своей крови. – Кровь возбуждает меня сильней, чем тело самой красивой женщины. С тобой такого не происходит? Никогда не пробовал возбудиться с помощью крови? Чего молчишь? – Он снова уколол меня.
– Нет.
– Значит, ты не знаешь настоящего кайфа. Бабы не идут ни в какое сравнение, – пренебрежительно помахал он ножом около моего лица. – Даже наркота не то. А что за жизнь без кайфа. Впрочем, какой смысл с тобой говорить об этом, тебе уже все равно его не испытать. Ты – покойник. Сегодня для тебя последняя ночь. А скажи, что ты чувствуешь? Не хочешь делиться со мной. А знаешь, я тебе окажу большую честь, я сам отправлю тебя в лучший мир. Ей богу, я тебе завидую, всего через пару часов ты будешь уже там, – показал он на потолок.
Вошел посланный для переговоров парень.
– Они все убрались.
– И милиционеры тоже? – спросил какой-то мужчина. Я посмотрел на него и понял, что это и есть капитан Герасимов. Мы обменялись взглядами, и у меня не осталось сомнений в том, что если благодаря вмешательству какого-нибудь чуда меня вдруг не убьет Горец, это сделает он, так как наша с ним тут встреча означает не только конец его милицейской карьеры, но и переход на очень долгий срок в положение тюремного узника.
– Едем, – приказал Горец.
Нас вывели во двор и рассовали по машинам. Мне достались старенькие «Жигули». По обоим сторонам от меня примостились два крепких парня.
Мы ехали по пустому ночному городу; то ли они это сделали специально, то ли так получилось случайно, что наш картеж промчался мимо моего дома. Я успел бросить взгляд на окна, они были темные. Несколько минут я сидел с закрытыми глазами, представляя свою пустую квартиру, а когда их открыл, то увидел, что теперь мы стремительно приближаемся к дому Ксении. Я даже подумал: уж не хотят ли они захватить с собой и ее. Но к большому моему облегчению мы не снизили даже скорость, но я все же успел заметить, что в ее окне горит слабый свет, скорей всего ночника. Что делает она? Читает книгу, смотрит телевизор? Она так и не узнает, что в свою последнюю ночь я несколько мгновений был рядом с ней.
Конечный пункт нашего маршрута, как я и предполагал, был особняк Григора. Во всем большом доме не горело ни одного огонька, но это не означало, что там спали. Когда я оказался за железными воротами, ведущими прямо в ад, то увидел, что народу тут предостаточно. И все с любопытством, как на редкое животное в зоопарке, глазеют на меня.
Меня и Анатолия провели прямо в кабинет к хозяину, в то время как Алексея отправили куда-то в другое место. Григор сидел за своим письменным столом, на котором как обычно стояли канделябры с горящими свечами. Хотя я и раньше имел счастье бывать в его кабинете, но только сейчас я заметил, что его письменный стол точно такой же, как у меня в мэрии. Уж не воображает ли Гришка, восседая за ним, себя законно избранным хозяином города?
– Ну вот, друзья, мы и снова встретились.
Хотя рядом со мной стоял Анатолий, Григор обращался только ко мне и его по-настоящему интересовала только моя персона.
– Видишь-то как все оно повернулось. Поди и не предполагал?
У меня не было ни малейшего желания вступать с ним в диалог, поэтому я молчал. Но ему явно хотелось услышать мой голос, насладиться его слезными мольбами о пощаде. И вообще, ему явно очень хотелось поучаствовать в сцене моего унижения.
– А ведь я тебе предлагал союз. А ты думал, все будет как раньше в школе. Да только не учел, что теперь сила на моей стороне.
– Нет у тебя никакой силы, – вдруг сказал Анатолий, – один страх. Даже остаться с нами боишься один.
– А зачем рисковать, предосторожность никогда не повредит. Думаешь, пронять меня таким дурацким образом и я отошлю своих ребят, – кивнул он на окруживших нас плотным кольцом охранников Григора. – Плохо вы меня знаете, а еще затеяли бороться со мной. А знаешь, – вдруг признался он, не спуская с меня своего горящего взора, – не скрою были мгновения, когда я думал, что ты сможешь победить. Но теперь все, наш спор окончен. – Григор повернулся к Анатолию. – Знаешь, Толя, я не хочу тебя убивать. Если ты пообещаешь, что будешь молчать и ничего не предпринимать против меня, я тебя отпущу.
– Когда-то я дал клятву себе, что никогда больше не возьму в руки оружия. Но чтобы тебя уничтожить, я бы отступился от нее. Если я останусь в живых, то стану делать то, что не сумел завершить Влад.
– Подождите! – воскликнул я. – Давайте договоримся. Герман, зачем брать лишний грех на душу; если ты не хочешь убивать Толю, не убивай. Я тебя обещаю от его имени, что он не будет ничего против тебя предпринимать.
– Я тебе не даю такого права говорить от моего имени! – почти прокричал Анатолий.
– Герман, не слушай его, он сейчас слишком взволнован. Пусть посидит у тебя пару деньков, остынет, а потом ты его отпустишь. Он священник, он не может преследовать тебя. Ему запрещает церковь. Он совершенно для тебя не опасен.
– Я сложу с себя сан.
– Это не имеет значения, ты сам говорил, что священник, это не профессия, это призвание, это дар божий. А кто как не ты им наделен сполна. Ты не сделаешь ничего плохого Герману.
– Сделаю! – Анатолий с завязанными руками бросился прямиком на Григора, по пути оттолкнув одного из телохранителей. Но добраться до него ему не удалось, его схватили, повалили и стали пинать ногами.
Несколько минут Григор смотрел на эту экзекуцию.
– Скажи им, чтобы они прекратили! – взмолился я.
Григор как-то странно посмотрел на меня и крикнул: «Хватит».
Телохранители неохотно отошли от распростертой на начищенном до блеска паркете своей жертвы. Кровь стекала на пол из разбитого лица Анатолия, и на физиономии Григора появилась брезгливая гримаса.
– Сделайте что-нибудь, чтобы у него не шла кровь, – приказал он.
Один из парней приложил к лицу Анатолия свой носовой платок, который мгновенно намок от крови. Я посмотрел на Григору и увидел, как что-то изменилось в нем; у меня возникло ощущение, что эта игра ему надоела, то ли стала неприятной.
– Вы сегодня умрете, – произнес он странным тоном, как будто говорил о какой-то скучной малозначительной вещи. – Я не хотел такого финала, но вы сами его выбрали. Он подошел ко мне, долго и пристально смотрел мне прямо в лицо. – Удивительно, но я думал, что мне это доставит гораздо больше радости. Наверное, я перегрел свои чувства. Знаешь, мне тебя будет не хватать, раньше все, чтобы я не делал, я делал, мысленно соревнуюсь с тобой. И вот сегодня соревнование окончено. А я так привык к нему. Тебя победить оказалось совсем легко. А я-то думал, что это ты, а не я родился победителем.
– Ты правильно, Гришка, думал, – сказал я. – В этом мире погибают всегда лучшие, а подонки, вроде тебя, остаются жить. И сейчас ты лишь подтверждаешь это правило.
Мои слова произвели на него неожиданное действие, он вдруг зашипел, как масло, попавшее на раскаленную сковородку, затем вдруг взмахнул рукой и ударил меня в солнечное сплетение. Он не был очень физически силен, но все же он вложил в этот удар все свою накопленную за многие годы ненависти ко мне, а потому я моментально сложился пополам.
– Скажите Горцу, пусть везет их, как договорились, на пустырь.
Так как я и Толя были оба не транспортабельны, нас поволокли по ступенькам вниз. Было больно, хотя по сравнению с тем, что нас ожидало, это можно было признать пустяками, легкими щелчками. Я закрыл глаза; единственное, чего я сейчас желал, это умереть достойно и без мучений. Но у меня было много оснований полагать, что Горец не позволит мне слишком легко и быстро переселиться на тот свет, он не упустит такую возможность, как дать волю своим садистским наклонностям. А к нему присоединятся и другие члены его банды; тем более такие намерения они уже дружно высказали.
Нас запихнули в джип; там уже находился и Алексей. Впереди нас сидел Горец.
– Ну как, шериф и ты священник, вы готовы. Предупреждаю, будет больно. Но уж простите, ребята, ничем не могу помочь, уж очень много желающих поучаствовать в ваших проводах.
Мы снова поехали через город, я не знал, куда нас везут, в каком месте они решили обрезать нити наших жизней. Я повернулся к Анатолию; тот спокойно смотрел перед собой, и мне даже показалось, что он улыбается. Уж не сошел ли он с ума, мелькнула у меня мысль.
Заметив, что я смотрю на него, он повернул ко мне голову; я не ошибся, он в самом деле улыбался.
– Толя, – негромко позвал я его.
– Да, Влад, слушаю тебя.
– Нам надо попрощаться.
– Да, перед новой встречей.
Будет ли она, с тоской подумал я. Мне бы его уверенность.
– Зря вы решили меня освобождать, – сказал Анатолий. – Я не боюсь смерти. С тех пор, как я понял, что жизнь вечна и едина, страх смерти у меня пропал начисто. Ты слышишь, Алеша, не бойся ничего, то, что ты сделал в последние дни, очистило тебя и ты сможешь с чистой совестью предстать перед нашем Господом.
– Да, – отозвался Алексей, но по его голосу трудно было определить, что он думает и чувствует.
– Я рад, Владислав, что был твоим другом. Спасибо тебе за это.
– Я тоже рад этому, Толя. И я не жалею, что пошел тебя освобождать. Ты же понимаешь, по другому я не мог поступить.
– Понимаю. Так о чем же жалеть. Каждый из нас сделал главное, он поступил так, как должен был поступить. Ты знаешь, когда я пришел к ним и стал говорить, то я увидел, что это действует. Достаточно было посмотреть на их лица. Что-то вечное стало просыпаться в их душах. Поверь мне, слово гораздо более сильное оружие, чем любой автомат.
– Боюсь, что сейчас нам не помогут никакие слова.
– Точно сказано, шериф, – вдруг вступил в разговор Горец. – Слова вам не помогут. Тем более их уже и некогда произносить, мы почти приехали. А черт! – вдруг выругался он.
Навстречу нам, ослепляя нас мощными противотуманными фарами, мчался Джип. Я сразу узнал его, это была машина Олега. Раздалось несколько выстрелов и автомобиль, в котором ехали мы, резко развернуло; у него были пробиты шины. Я понял, что теперь наше спасение зависит только от нас.
Горец стал разворачиваться в нашу сторону, поспешно доставая из-за пояса пистолет. И хотя у меня руки были крепко связаны, без всякого сомнения, профессионалам этого дела, я обрушил удар на голову бандита. Анатолий тем же самым приемом вырубил шофера.
После нескольких попыток мне удалось открыть дверцу джипа и вывалиться наружу. Вокруг меня царило нечто невообразимое; на коротком пятачке скопилось не меньше пяти машин, все с горящими фарами, освещающие поле боя. Звучали яростные крики, которые периодически перемежались звуками выстрелов.
Кто-то навалился на меня, я отчаянно отбивался, но так как мои руки были по-прежнему связаны, я никак не мог сбросить с себя противника. Наконец я все же изловчился и ногой попал ему в пах. Тот взвыл и отлетел в сторону.
Я побежал к машине Олега, но неожиданно дорогу мне преградил Горец. Он криво усмехнулся и нацелил на мой лоб пистолет.
– Ну, прощай, шериф, – проговорил он. Но выстрелить он не успел, вместо этого я увидел, как появившийся сзади него Анатолий ударил его ногой куда-то в бок. Толчок был такой сильный, что Горец упал. Но тут же вскочил.
– Ах, ты… – закричал он и нацелил пистолет на Анатолия. И в этот миг чье-то тело с громким криком «дядя Толя» метнулось вперед и заняло пространство между Горцем и Анатолием. Раздался выстрел, и Алексей прижав руки к груди упал сперва на колени, а потом повалился на землю.
Рядом с нами вдруг появился Олег; Горец повернул голову, чтобы посмотреть на своего нового противника, и это промедление стало для него роковым; Олег дважды нажал на курок пистолета. Я знал, что стрелял он великолепно, и две пули, словно в десятку мишени, вонзились в грудную клетку Горца, прямо в то место, где у него было сердце. Горец с каким-то изумлением, словно не веря в реальность происходящего, посмотрел на стрелявшего, затем повалился на асфальт. У меня не было сомнений, что для него на этом свете все было кончено. Но радоваться этому обстоятельству не было времени.
– Алексей ранен! – крикнул я.
– В машину его! – ответил криком Олег.
Вокруг нас по-прежнему кипел бой, но мы не обращали на него никакого внимания. Олег ножом перерезал наши путы, мы, насколько это позволяли обстоятельства, осторожно подняли Алексея на руки и понесли к машине. Он тихо стонал, кровь вытекала из него ручьями. Я понимал: самое опасное для него не само ранение, а ее потеря.
Пока мы ехали в больницу, Алексей несколько раз терял и обретал вновь сознание. Он стонал, звал маму, какую-то Свету. Мы перевязали его, но бинт почти сразу стал мокрым от крови.
Мы привезли его в туже больницу, из которой он вышел всего несколько дней назад. Не надо было быть врачом, чтобы понять, что положение юноши было тяжелым. Его сразу же повезли в операционную.
Мы сидели в приемном покое и молчали. Я смотрел на голую серую стену, что была напротив меня. Мне было страшно думать, потому что любая мысль вызывала жгучую душевную боль. Это я и только я виноват в том, что ним произошло.
Прошло больше часа, никто к нам не выходил, мы тоже не пытались ничего узнать. Мы по-прежнему молчали, как будто от нашего молчание зависел исход операции. Внезапно сверху спустился дежурный хирург, делавший операцию. Он подошел к нам, лицо его было хмурым и усталым.
– Пять минут назад он умер, – тихо объявил он. – Он потерял много крови. Если бы его привезли на минут десять-пятнадцать раньше, то, как знать. А так… – Он пожал плечами. – Пуля задела плевру.
И тут случилось со мной то, что, еще не случалось никогда, даже тогда, когда я узнал о смерти брата; я опустился на холодный пол и заплакал. Я видел, что все смотрят на меня с некоторым недоумением, но мне было абсолютно все равно. Я продолжал плакать и ничего не мог со собой поделать. Такой жалости я не испытывал еще ни к кому. Я представлял Алексея лежащим мертвым на операционном столе, и от этого мои рыдания становились еще сильней.
– Это я виноват в его смерти, я виноват, – причитал я.
– Успокойся! – Олег обхватил меня за плечи, поставил на ноги и с силой тряхнул. – Кому сказал: успокойся. Ты не виноват, виноваты в этом эти подонки. И они сегодня получили по заслугам.
Я уткнулся в широкую грудь Олега и внезапно почувствовал его руку на своих волосах.
– Ну, успокойся, – сказал он уже другим, даже скорей не мягким, а нежным голосом.
– Пусть плачет, – вмешался Анатолий, – это божьи слезы. – Я могу пройти к нему? – спросил он уже у врача.
– Вы все можете пройти.
Алексей лежал на операционном столе и его собирались везти в морг. Я взглянул на его лицо; оно было очень бледным и очень живым.
Анатолий подошел к телу юноши и перекрестил.
– Ты, в самом деле думаешь, что он уже там? – поднял я глаза к верху.
– Я нисколько в том не сомневаюсь. Поверь, ему хорошо. Мы не тело, мы – дух.
Я смотрел на Анатолия и думал о том, что самые счастливые люди – это верующие люди. Я же сегодня ночью, кажется, разуверился абсолютно во всем.