1

Смерть его власти окружили непроницаемой завесой секретности.

III Отделение представляло Николаю «Таблицы главнейших в Империи происшествий, составленные из всеподданнейших донесений, полученных от начальников губерний». Кроме того царю представлялись «Выписки происшествий, не показанных в таблицах оных», и здесь отмечались самоубийства. Так, в «Выписке» с 13 по 20 мая 1839 года указаны самоубийства подпор. Розанова и подпор. Горта. Николай написал на «Выписке»: «Которой бригады?»

И вот ни в «Таблицах», ни в «Выписках» в мае 1839 года о самоубийстве Виткевича не упомянуто!

Царь не мог не знать о таком чрезвычайном происшествии, как самоубийство человека, действия которого породили столь серьезные политические последствия…

Но и в отчете Нессельроде за 1839 год ни слова не сказано о Виткевиче. А в архиве III Отделения, дошедшем до нас, нет дела о самоубийстве Виткевича, хотя оно не могло не подвергнуться специальному расследованию. Несомненно, дело это, как сверхсекретное, было уничтожено. Официальную версию гибели Виткевича изложил Сенявин в письме Дюгамелю:

«Что касается Виткевича, то он лишил себя жизни вовсе не потому, что его имя появилось в газетах, а из мизантропии, из полонизма и вследствие давно принятого им решения. Виткевич очень хорошо исполнил данные ему поручения, и он нисколько не виноват в том, что эти приказания были нелепы».

Государственный исторический архив Ленинградской области автору этой книги сообщил, что в архивных фондах петербургского обер-полицмейстера, канцелярии петербургского губернатора, Волковского кладбища сведений об Иване Викторовиче Виткевиче не имеется…

Могилы Виткевича на кладбище нет…

Иван Головин, эмигрировавший из России, в книге «Za Russie saus Nicolas I», изданной в Париже в 1845 году, писал: «Труп Виткевича исчез, как труп простого матроса…»

 

2

В Англии сразу же стало известно о гибели Виткевича, в чем нет ничего удивительного…

Широко распространенный журнал «Quorterly Review» в томе 64 (за август — октябрь 1839 года) в сноске к статье «Россия, Персия и Кабул» отметил: «Мы осведомлены, что вскоре после возвращения в С.-Петербург капитан Виткевич исчез, и о нем более никогда не было слышно».

А другой популярный журнал «Edinburg Review», разбирая книги об Афганистане и Персии, писал: «Несчастный Виткевич был отозван в С.-Петербург, где он умер — было сказано, от собственной руки — немедленно после свидания с гр. Нессельроде».

Майор Роулинсон в книге «England and Russia in the Easf» поддержал версию о решающей роли Нессельроде в трагическом конце Виткевича. «Министр (Нессельроде) отказался видать его. Вместо лестного приветствия, несчастный посланец был встречен сокрушительной вестью, что Нессельроде „не знает капитана Виткевича, — помимо авантюриста этого имени, который, как сообщили, был вовлечен в неразрешенные интриги в Кабуле и Кандагаре“. Виткевич немедленно уразумел страшное предзнаменование этой вести. Он знал характер своего правительства. Он был осведомлен о недавних упреках Великобритании. И он точно знал, что его принесут в жертву. Он вернулся в свою гостиницу, набросал несколько горьких строк упреков, сжег свои бумаги и застрелился».

Кей в «History of the war in the Afganistan» также утверждал, что Виткевич был принесен в жертву Нессельроде…

Дальше всех пошел Массон. В описании своих путешествий и пребывания в Афганистане и Пенджабе он повторил то, что говорил Бернсу в роковые месяцы 1838 года: Викович — самозванец, и привезенные им письма — поддельны.

Пальмерстону было выгодно изображать Виткевича авантюристом, которого дезавуировало само же русское правительство. Такая версия всецело оправдывала грубые и дерзкие действия Англии и в то же время, считали в Лондоне, облегчала Николаю и Нессельроде отступление под натиском Форин-оффис. Поэтому-то Бернс писал из Кабула в конце 1839 года: «Я имею из Лондона письма, разъясняющие смерть Виковича, — их пишет Нессельроде лорду Пальмерстону. Они вызвали раздражение, поскольку русское правительство обвинило Симонича, а не Виковича».

В Англии не только сочиняли легенды о Виткевиче, но и злорадствовали.

«Edinburg Review» заявило: «И теперь, и в ближайшем будущем у России нет и не будет желания вступить в столкновения с британской мощью в Центральной Азии».

«Quarterly Review» иронизировало над утверждением, что Симонич и Виткевич превысили свои полномочия и нарушили инструкции Петербурга: «Если мы признаем добросовестность императора и его кабинета, мы должны отрицать их власть и даже влияние; если же мы признаем их власть, мы должны сомневаться в их добросовестности. Но какой бы вывод мы ни приняли, одно следствие неизбежно: из заверений русского правительства мы не можем извлечь никакой гарантии для будущего…»

Пальмерстон хотел из политического поражения Николая в Афганистане и Персии извлечь наибольшие плоды, надолго, если не навсегда, устранить Россию из Центральной Азии и Среднего Востока.

 

3

Подполковник сэр Александр Бернс писал о Виткевиче в книге «Кабул. Личный рассказ о путешествии и пребывании в этом городе в 1836, 1837 и 1838 годах»: «Образованный и приятный в обращении, он свободно объяснялся по-французски, по-турецки и по-персидски и обыкновенно носил казачий мундир, что было совершенной новостью в Кабуле».

Книгу свою Бернс писал в Кабуле.

В августе 1839 года англичане вошли в Кабул.

Дост Мухаммед, не в силах сопротивляться британскому нашествию, отступил с небольшим отрядом в горы на севере Афганистана.

Королем Афганистана был провозглашен Шуджа уль-Мулк. Важнейшие города были заняты английскими гарнизонами. Макнотен заставил Шуджу подписать договор, в силу которого при короле должен был состоять британский представитель как советник по государственным делам и, в первую очередь, по вопросам внешних сношений Афганистана с другими государствами.

Таким представителем был назначен Макнотен, а при нем состоял Бернс — без определенных полномочий, без власти и ответственности. Этим Александр Бернс был очень недоволен и считал, что к нему проявлена черная неблагодарность Оклендом, который расточал ему столько нежных слов еще в Лондоне «на кушетке в Бавуде», а затем в Симле. Бернсу предлагали пост резидента в Кандагаре, но он отклонил его, так как и здесь он находился бы на второстепенном положении…

Между тем, в Афганистане зрело всенародное возмущение захватчиками, и их ставленник Шуджа был ненавидим настолько, что его постоянно охраняли английские воинские части.

«Каждому было ясно, что страной правит ненавистный король при помощи иностранных войск, а народ полон страстного желания дать выход своему возмущению».

Дост Мухаммед собирал силы на севере страны и в конце 1840 года нанес англичанам поражение в ущелье Парван Дора.

Но тут произошло нечто совершенно неожиданное. Победивший англичан Дост Мухаммед покинул свои войска, отправился в Кабул и сдался Макнотену. Он не верил в возможность одолеть регулярную британскую армию и боялся измены в своих рядах. Ведь Макнотен и Бернс не жалели денег на подкуп вождей и влиятельных лиц в разных частях страны.

Англичане ликовали… Дост Мухаммед был отправлен в Индию. Казалось, Афганистан прочно находится в их руках. Они горько заблуждались!

Недовольство и гнев народа нарастали. В сентябре 1841 года предводители племен начали готовиться к открытому восстанию. В Кабуле также шла тайная подготовка к вооруженной борьбе против англичан и их шаха.

Англичане об этом знали от своих тайных агентов, но не придавали большого значения. Окленд даже решил отозвать Макнотена в Индию, но не объявил, кто будет преемником.

Бернс имел, как он считал, все права на этот пост, и в тревожные дни всеобщего возбуждения в Кабуле он думал и писал не о надвигающейся грозе, но о том, будет ли назначен на место Макнотена…

16 октября 1841 года, когда во многих местах Афганистана уже разгорелась вооруженная борьба, Бернс читал «Жизнь Вашингтона» Гизо. В дневник он выписал такие строки: «В людях, которые достойны предназначения управлять, всякая усталость, всякая грусть, хотя бы и законная, есть слабость; их миссия есть тяжелый труд; их вознаграждение — это успех трудов». К этому Бернс прибавил: «Но все же в тяжелом труде. И я буду усталым, если буду назначен. Отважатся ли они после всего, что было обещано, после всего, что я сделал, обойти меня? Я сомневаюсь в этом сильно; но если так, то прошлое не оставит следов на мне, а будущее темно и сомнительно… Я не подхожу для второстепенного места».

Ответ на свои сомнения и тревоги Бернс искал у Тацита. Перечитав XIII и XIV главы истории, он записал в дневнике: «Какие уроки мудрости и знания, как явственно изложены человеческие мысли и страсти!»

В Кабуле обстановка с каждым днем и часом накалялась. Восстание было назначено на священный день 17 рамазана (2 ноября 1841 года).

31 октября Бернс на страницах Дневника размышлял о знаменательной для него дате: двадцатилетии его пребывания в Индии.

«О! что же этот день еще принесет? Годовщина моих двадцати лет в Индии… Он решит мою судьбу, я полагаю. Я узнаю, отправлюсь ли я в Европу или заменю Макнотена».

Бернс все ждал письма от Окленда… Ни в этот день, ни на следующий, 1 ноября, письма не было. Но в Кабуле появились листовки, извещавшие, что восстание назначено на 2 ноября. Улицы заполнялись повстанцами. Мохан Лал принес листовку Бернсу. Он поехал в военный лагерь, чтобы посмотреть, что можно предпринять. По дороге ему всунули письмо: «Настало время для вас покинуть эту страну».

Бернс, как его ни упрашивали, в военном лагере не остался и вернулся домой. Последняя его запись в дневнике гласит; «Я становлюсь все более утомленным от восхвалений и предполагаю, что я еще сильнее утомлюсь от внутреннего порицания»…

Вечером к Бернсу пришли верные англичанам афганцы и предлагали поставить охрану. Бернс отказался.

— Я ничего плохого не сделал афганцам и никого не боюсь. Но настала нам пора покинуть эту страну!

2 ноября повстанцы ринулись к Бала Гиссару, где жили английские представители. Дом Бернса расположен был ниже Бала Гиссара. Повстанцы окружили его. Слуги разбудили Бернса. Он вышел на балкон и обратился с призывом к спокойствию и обещал деньги, если восставшие не тронут его. Это еще больше разъярило афганских патриотов. Они ворвались в сад с криком: «Здесь Сикиндер Бернс».

Бернс приказал стрелять. Повстанцы ответили огнем. Брат Бернса Чарлз напал на восставших и был изрублен в куски. Бернс успел вызвать на помощь полк шахской гвардии, но полк был в пути уничтожен, английский полковник убит, а пушки захвачены повстанцами.

Бернс был растерзан, все находившиеся в доме англичане убиты.

К вечеру город был в руках патриотов.

Шах сидел в Бала Гиссаре, Макнотен — в военном лагере. В течение недели восстание победило во всех важнейших пунктах страны. Его вожди прибыли в Кабул. Макнотен решил вступить с ними в переговоры, чтобы выиграть время. Однако вожди восстания понимали, что Макнотен хитрит, и пригласили его на совещание. Он принял приглашение, рассчитывая вызвать раздоры между афганскими вождями, и 22 декабря прибыл в расположение афганских войск. Совещание происходило по обычаю прямо на земле на шерстяном пледе наваба Акбар-хана. Наваб начал совещание, обвиняя Макнотена в двуличии и обмане. Спустя 15 минут один из руководителей восстания сказал:

— Довольно слов, время идет!

По этому сигналу несколько человек набросились на Макнотена, чтобы заставить его сесть на коня. Он сопротивлялся, и тогда Акбар-хан выстрелом из пистолета в сердце убил Макнотена наповал.

Генерал Элфинстон вынужден был заключить соглашение об уходе британских войск из Афганистана.

«Не успели войска выступить из военного городка, как повалил снег, солдаты испытывали ужасные мучения; после трех дней пути голова колонны вступила в горный проход; тут появился Акбар-хан со своими всадниками; он потребовал выдать ему всех женщин и детей и нескольких офицеров в качестве заложников для гарантии спокойного отступления армии; они были ему выданы. В ущелье местные жители стреляли по „британским собакам“ с окружающих утесов, сотни людей погибли, пока не преодолели прохода; к этому времени в отступающей колонне осталось всего 500–600 истощенных, израненных людей. И этих перебили как баранов во время их мучительного отхода к границе.

13 января 1842 года часовые на стенах Джелалабада увидели человека в английском мундире, висевшем на нем клочьями, верхом на заморенной лошади, — и конь, и всадник были жестоко изранены; это был доктор Брайдон, единственный уцелевший из 15000 человек, за три недели до того выступивших из Кабула. Он умирал от голода».

Англичане освободили Дост Мухаммеда, и после трех лет и восьми месяцев изгнания он вернулся в Кабул и снова стал эмиром.

…Бесславно окончилась авантюра Пальмерстона — Гобгауза — Окленда. Макнотен, Бернс, десятки тысяч английских солдат и офицеров заплатили за нее жизнью.

И нет нигде на земле могилы Бернса, как нет и могилы Виткевича.