Перед самой короткой ночью в году рано утром изборяне пошли в луга и леса за целебными травами. Росу будут собирать с травы ночью и до утра в скатерть, чтобы потом этой водою лечиться. Купальской ночью особыми запахами наполнялись все растения. Трава Купальница – желтого цвета, ею натирались и с нею мылись в бане, чтобы всю заразу, скопившуюся за год, изгнать из себя. Парились с утра. Пол в банях и на полках устилали травами, дух стоял необыкновенный. Стариков и хворых укладывали на палати и парили целебными отварами. От сглазу и заговоров одни травы. От болезней – другие. Печи в банях раскаляли докрасна и то и дело поддавали на неё из деревянной кадки водицы. В баньке полутемно, сыро, душисто и чистота. Подслеповатое окошко пропускает немного света, достаточно, чтобы разглядеть жаркую печь, кадку с водой и веник. После того, как тело распарится, можно и в озеро, что поблизости с мостков деревянных нырнуть, а потом снова в жаркую баню.

Матери вели малышей к родникам с чистой ключевой водой. Благо родников в окрестностях Изборска было великое множество. Многие пошли в лес заготавливать веники на зиму для бани. Добавляли к веникам веточки смородины, черемухи, липы, цветы и травы.

Купалье – праздник после трудов по завершению посева перед началом сенокоса. Вся русальная неделя перед Купалой наполнена магическими обрядами. Будущий урожай зависел от предстоящей погоды. Звучали заклинания волхвов с танцами, плясками, хороводами. Славили духов природы у кряжистого Дуба. Девушки водили хороводы вокруг белоствольных березок, сами чем-то похожие на них своими стройными телами и прическами, как у плакучих крон.

Неподалёку от княжеской крепости, возле озера под принесённой к месту праздника срубленной берёзкой было прислонено чучело Ярилы из соломы, веток и глины, разряженное цветными лентами. На большом блюде перед ним лежали яства, а рядом стояла корчага с мёдом.

Уже сложены костры – большой с шестом посредине, на нём колесо и малый – крада для сжигания чучела.

Волхвы приготовили сухие палочки, чтобы развести костёр. Палочки эти тёрли друг о друга, чтобы огонь впитал в себя чудодейственную силу. Одна сторона палочки делалась плоской, в средине вырезалось небольшое углубление, от него шла бороздка. Конец другой палочки закруглялся и вставлялся в углубление первой. Волхв, что был постарше крутил верхнюю палочку между ладонями, а младший крепко держал нижнюю.

Чуть начало смеркаться, потянулась молодёжь к месту гулянья. Немного и вспыхнул большой костёр. Зазвучали гудки, забили бубны.

Девушки затеяли хоровод вокруг берёзки. Парни подбегали, стараясь оторвать от берёзки веточку. Девчонки не пускали, было много смеха и крику.

Искорка бьёт по плечу Доброшку, после чего они отходят и с разбегу прыгают через костёр. Руки не разжали, теперь весь вечер Искорка проведёт с Доброшей. Он ей давно глянулся, а там может и замужество сладится. Для девушек на празднике это самое главное.

По кругу идёт крынка с медовухой. Парни начинают подбрасывать в огонь дров, чтобы пламя вспыхнуло сильнее, и друг перед другом похваляясь свою ловкостью и силою прыгают через пламя. Не отстают и девушки. Потом снова кто-то прыгает вместе.

К вечеру Ратибор обрядился в новую рубашку. Подпоясался широким кожаным ремешком, отделанным серебром. Он уже приготовился выскользнуть за дверь терема, как его остановил голос отца:

– Коли доведетси сурицы медовой на игрищах пригубити, помни навеки, што первая чарка силы даеть, вторая веселие, а третия в зверя обрачиваить.

– Запомню, отче, – ответил Ратибор и шагнул за порог.

На берегу озера, повеявшего на него свежестью от воды и зияющей чернотой за пламенем костров, слышался громкий смех, звучали молодые голоса и протяжные песни.

Он подошел поближе и услышал, как девушки в хороводе у костра пели:

Ратибор остановился и замер под чарами звонких девических голосов, в которых сквозила легкая грусть по настоящей большой любви и поклонение родной земле.

Вдруг на его плечо опустилась прохладная ладонь, он оглянулся и увидел те самые глаза, в которых он вчера тонул без остатка. Распущенные волосы девушки были перехвачены нешироким очельем, на нём висели металлические монетки. На голове лежал сплетенный из цветов веночек. Под высоким чистым лбом он увидел большие, ясные очи – в них светились вместе с отблесками пламени искорки лукавства и кокетства.

– Што, княжич, або дома кручина покою не даеть?

– Не даеть, – набравшись смелости, ответил Ратибор и совсем осмелев, спросил:

– Як кликать то тябе?

– Славна, – гордо ответила она. – Пашто жа ты у маво батюшки не выспросил?

Ратибор пожал плечами, не мог же он признаться в том, что постеснялся ее отца, и решил вместо ответа назвать свое имя.

– А мяне Ратибор.

– А я ведаю, – со смехом ответил она.

Из темноты к ним подошел высокий молодой парень и протянул ему чарку с медовым напитком:

– Отведай, княжич, нашего угощения.

– Благодарю, – ответил Ратибор, приняв чарку, он поднес ее к своим губам и лишь пригубив, протянул Славне.

Та сделала то же самое, слегка омочила губы и опустила глиняную посуду на землю. С легкой улыбкой произнесла:

– А не хошь через огонь скакнуть? – кивнула она на яркое пламя горевшего неподалеку костра. Через вздымавшийся огонь время от времени перескакивали молодые люди.

– С табой? – спросил, не сводя с нее взгляда Ратибор.

– А с кем хошь?! – с вызовом ответила девушка.

– Токо с табой! – даже чересчур громко ответил он.

Они, крепко взявшись за руки, перелетели через пламя, не разжав своих ладоней.

Кто-то уже со смехом бежал к озеру купаться, чтобы очиститься от накопленной за зиму духоты в теле, а потом вернуться и согреться у огня.

На краду водрузили чучело Ярилы и подожгли. Взлетело пламя кверху, унося вместе с прошлыми воспоминаниями о трудной зиме горести и печали, и зло, назначенные судьбой.