Ночь выдалась тёмная и поначалу тихая. На дворе было: «хоть глаз коли». Верхушки могучих сосен и лиственниц порою шумели, навевая отголоски другой, неведомой человеку жизни. Из чёрной и зловещей темноты, обступившей небольшой лагерь князя Вадима со стороны реки, слышался лёгкий плеск прибрежной волны. Налетавший порывистый ветер нарушал установившуюся тишину и иногда даже заглушал голоса сидевших возле костра воинов. По всему выходило, что из-за ветряного вечера будущий день, а то и ночь могли разразиться ненастьем. Оставшиеся для охраны двое дружинников проводили последних собравшихся вокруг них местных жителей до дому и, оставив лишь небольшое пламя у костра, чтобы время от времени подкармливать всеядный огонь, вслушивались в порывы ветра да лёгкое потрескивание сучьев костра.

Дюжина крепких молодцов вывалилась из потайной дверцы с тыльной стороны княжеской крепости-кремника. Они выскользнули в кромешной темноте, у каждого правая рука была повыше локтя перехвачена белым лоскутком. Если лунный луч пробивался сквозь тучи, то он поблескивал на ножнах длинных кинжалов, либо на обоюдоострых мечах или кончике копья. Они на несколько мгновений остановились под стенами.

– Ты жа глаголил, што не дошло послание до Вадима? – вполголоса спросила высокая тёмная фигура молодым голосом у второй узкой тщедушной тени.

– Може, купцы донесли, почём мяне ведати, – ответила тщедушная тень.

– Лады, – качнулась высокая тень, и начала шептать окружившим её теням, видимо давая напутствие. Затем она исчезла в крепостной стене.

У костра двое воев, охранившие сон своих товарищей не успели даже вскрикнуть, не то что подать сигнал об опасности. Опытные и сильные руки, не знавшие никакой другой работы кроме профессионального убийства, с помощью длинных кинжалов сделали своё чёрное дело. Многие из тех, кто окружил небольшой лагерь Вадима, служили ещё Годославу. Когда-то они и их родители варили соль, пахали землю и жили в городе славян-ободритов Рерике. Пришли однажды даны во главе с Готфридом и окружили город-сокол. Выманили хитростью за крепостные стены Годослава и, расправившись с ним, несмотря на прикрывавшее город море и высокие берега относительно легко взяли оставшийся без предводителя город. Удалось спастись немногим. Умила едва успела на небольшой ладье, прижимая к себе юного Рюрика отплыть тогда из-под крепостных стен. Долгое время он, а также юноши и мужи, вырвавшиеся с боем из города, жили на острове Руяне, где их приютили жители Арконы. Они постигали азы военного искусства и собирали дань с купеческих судов на подвластном городу Варяжском море, продолжая почитать сокола, что был на гербе родного города и, кому сотни, если не тысячи лет поклонялось племя. Даже викинги, чтившие ворона, не смели совать нос на просторы Варяжского моря и стороной обходили воинов, почитавших сокола. У женской половины была своя доля обязанностей в их общей нелёгкой жизни. Но как только позвал соотечественников за собою Рюрик, многие из них, оставив на время мысли об отмщении данам, не колеблясь пошли за ним.

Сверкнул меч, вспарывая плотную ткань шатра. Вскочившие на ноги полусонные воины не успели схватиться за оружие, как на их головы обрушились обоюдоострые мечи. Вадим спал ближе других к центру шатра, и ему удалось выхватить из ножен свой меч и поднять с земли меч убитого дружинника.

Он с двух рук затеял мечами «карусель». Ему удалось выбить оружие из рук одного из нападавших и ранить нескольких человек, но тут просвистело брошенное с огромной силой копьё и, поверженный князь ударился оземь. Одиннадцать теней волоча на широком полотне одного из своих товарищей, заскользили к крепости и канули за потайной дверцей.

Едва забрезжил рассвет, к причалу из крепости с тяжелою ношей начали движение вооружённые люди. Они с большой поспешностью грузили поклажу в большую ладью и, тут же отталкиваясь шестами, подняли по ветру парус и, налегая на весла, пошли в сторону Ильмень-озера.

Мутное серое утро, словно предчувствуя неладное, долго не зацветало. А когда, наконец, прикрытое лёгким дождливым покрывалом небо окончательно просветлело, раздались душераздирающие женские крики. Кричала Дубрава, той наконец-то удалось выскользнуть за ворота крепости. Она протяжно вопила, заламывая руки и пытаясь вырвать на голове волосы, царапая без жалости ногтями своё доброе полное и, по сути, ещё совсем юное лицо.

– На кого же ты меня оставил, милёнок мой Нечаюшка. Свет ты мой ненаглядны-ый. И кольки я ожидаючи тябе слёз пролила и дождаласи токо плоти тваей холодною.

Из изб к ней спешили ладожане с оружием. Перед их глазами открылась картина страшной трагедии. У потухшего костра лежали первые двое убитых в спины – Святозар и Нечай. Они не успели даже обнажить свои мечи.

Ладожане вынесли из шатра на руках тело Вадима Храброго, Ставро, Белана, Чура, Воислава и его старшего сына Домашки, оставшихся чтобы разделить ночлег с гостями из Изборска. Подле шатра головой в сторону княжеской крепости раскинув руки, лицом вниз лежал Жирочка.

Собралась большая толпа. Драган хмуро проговорил:

– Братия. Доколи терпети будемо такое? Пайдём на детинец! – он указал обнажённым мечом в сторону княжеской крепости. Многие взялись за рукоятки мечей.

Появился Дедила, с ним рядом шли неразлучные Явдята и Завид.

Чувствуя настрой толпы не в свою пользу, он упал на колени и воздел руки к небу.

– О, Перун всемогущий, успокой души воинов павших! – он оглянулся вокруг. – Бяда-то, яка – ой, бяда! Люди, – вы на нова князя не гряшите. Сёдни ночию сбёг из крепости Аскольд – злодей прокляты. Он и яго людишки лишили жизни наших славных воев. – Дедила смахнул выступившие на глазах слёзы, – покусилися оне на богатство Вадима, позарилися на евоные обновы и сховалися. Простите братия и сестры недогляд княжеский. Погоня за окоянными отрядилися. Настигнут злодеев вои Рюриковы и отмстят достойно за гибель родича княжеского Вадима.

Стоявший подле Драгана Горемысл произнёс.

– Таго не може быти, што не ведал Рюрик про то, шо яго же гридни затевали.

– Да може гэтак и было, почём знати, – раздался голос из толпы. Што нам Рюрик, што Вадим. Одну дань давати.

– Пущай Дедила Перуном поклянётси, што не брешить, – снова послышалось из толпы.

– Клянуся Перуном и Свентовитом, и Велесом, и усеми богами нашими, – воздел руки к небу Дедила.

– Поди не врёть, вишь ажно Свентовитом клянётси, – послушались голоса, – Макошью пущай поклянётси! – выкрикнул кто-то.

– И Макошью братия клянуся! – воскликнул Дедила.

– Што жа порешим братия! – Драган, в глазах у которого стояли слезы, обратился к собравшейся толпе и стоявшему к нему ближе других Стояну. Тот после гибели близких ему людей не мог проронить ни слова и только сжимал рукаятку меча висевшего у него на поясе.

– Разобраться надоти, братьев похоронити, патому як усобицу не след затевати. У Рюрика воев достаток – пошто мы друг други порубаем. Не сдюжим сёдни супротив евойной дружины, не по разумению сиё буде, – неожиданно произнёс Горемысл, остужая пыл воинственно настроенных ладожан.