Аскольд лицом вниз лежал на песчаной отмели, крепко прижимая к груди бурдюк, спасший ему жизнь. Море избавилось от него, выбросив как ненужную вязанку дров. За ним простиралась всё такая же нескончаемая гладь, вобравшая в себя синеву неба и блики солнечных лучей, золотивших поверхность успокоившегося пространства. Стоял полный штиль, будто и не было грозных ревущих волн. Лишь берег, усыпанный последствиями расшалившейся стихии, напоминал о недавнем шторме. Повсюду валялись щепки, палки, доски, водоросли, а то и целые деревья. Аскольд откинул в сторону руку и почувствовал что-то мокрое и гладкое – он повернул голову и увидел выброшенного на берег маленького дельфина. Расстроенное штормом море не щадило даже своих обитателей.

Он ощупал свою голову и поднёс ладонь к глазам – на ней остались следы крови. Видно, перед тем как выбросить на берег стихия хорошенько приложила его к одному из торчавших в воде камней. Сознание подёрнулось лёгким туманом.

Он услышал чьи-то возгласы. Сильные руки подхватили его и потащили за собой. Волочившие отяжелевшее тело люди перебрасывались между собой фразами на уже немного знакомом ему греческом языке.

Один из них шёл в стороне.

– Хороший будет раб. Смотрите, какой здоровяк.

– Да, хозяин, тебе сильно повезло. Большая подмога в хозяйстве подоспела вовремя, – отвечал один из тех двоих, что так больно вцепились в его руки.

Тот кого, по-видимому, слуга назвал хозяином, стал возбуждённо рассказывать:

– Я после разгула бури решил прогуляться и подышать полезным свежим воздухом. Иду и вижу перед собой на берегу здоровенного бородатого варвара. – Он нагнулся, ощупал мощные мускулы Аскольда и повторил свои предыдущие слова. – Хороший будет раб.

– Да, хозяин, тебе крупно повезло, – угождая, снова проговорил один из слуг. – Даже если его продать, за него могут дать золотых монет больше, чем за лошадь.

Хозяином слуг и двухэтажного каменного особняка на побережье был Анастасий Прокл. Он давно перебрался из столицы в тихое и спокойное место на берег моря. Вдали от городского шума и суеты он чувствовал себя куда спокойнее. Долгое время он служил протоспафирием, был главой императорских телохранителей. Носил украшенную золотом тунику и хорошо сидевший красный дублет, спускавшийся до середины бедра. А золотой воротничок, украшенный драгоценными камнями, свидетельствовал о том, что он не евнух.

По уходу со службы он получил почётное звание ректора и купил себе домик. Этот дом не был подобием тех, что принадлежали многочисленной византийской знати – их дворцы, как правило, были не менее трёх этажей в высоту с множеством комнат, просторными опочивальнями, несколькими уборными, с водой и канализацией. Крыши венчали один или несколько куполов, опиравшиеся на колонны. На большой открытой веранде знатные вельможи принимали солнечные ванны. Внутри дворцы были украшены мрамором, на стенах расписная мозаика, вся мебель отделана золотом и слоновой костью с драгоценными камнями и обязательным атрибутом был бассейн для омывания. Конечно, дом Анастасия не походил и на жилище простого горожанина, сложенного из камней и обмазанного глиной или уж на совсем убогую глинобитную лачугу бедняка, состоявшую из единственной комнаты с очагом или печью для отопления и лавкой с матрацем, набитым соломой.

В его владении был довольно просторный особнячок, где не покладая рук трудились нескольких слуг. Пара крупных земельных участков из тех, что он сдавал в аренду, приносили стабильный доход. В особняке была хорошо обставленная уютная столовая. Анастасий мог позволить себе отдохнуть на тенистой веранде, обвитой пышной зелёной растительностью. По вечерам он приказывал зажигать светильники с чистым оливковым маслом – ему нравилось, когда у его ложа курился мускатный орех, амбра, муксус…

К дому примыкал большой сад, где росли многочисленные груши, яблоки, вишни, персики, каштаны, а пространство между деревьями было засажено розами, фиалками, лилиями…

В просторном амбаре хранились продукты, в подвале вино, наверху печёный хлеб. Там же были помещения для прислуги.

Чтобы содержать такое хозяйство требовались рабочие руки. Увидев выброшенного на берег варвара, Анастасий не мог не считать, что это не иначе, как предназначенный ему подарок свыше.

– У него рана на голове, – слуга кивнул, указывая на окровавленную голову Аскольда.

Прокл отмахнулся:

– Обмойте ему рану водой и вином, а потом перевяжите. У этого здоровяка всё быстро заживёт.

Феофан и Ираклий дружно закивали.

Очнулся Аскольд на следующий день в крошечной подвальной каморке, лёжа на грубо сколоченном деревянном топчане с перевязанной головой. Возле топчана на невысоком столике стоял кувшин с водой и блюдо с фруктами.

Аскольд попытался приподняться, но сделать этого не смог. Руки и ноги у него были перетянуты крепкими верёвками.

– Гэй! Гэй! – он громко прокричал в сторону небольшой дверки.

Его голос гулко прогрохотал в тесной каморке.

Дверца распахнулось, и вошли Феофан с Ираклием. Они развязали ему руки.

Феофан залопотал, пытаясь что-то высказать Аскольду. Тот в ответ проворчал.

– Пашто глаголишь невесть што? Падай воды испить! – он поднёс пальцы к губам.

Ираклий поднёс ему кувшин. Аскольд с жадностью припал к воде. Они развязали ему ноги и отвели в уборную. Больше связывать себя Аскольд не позволил. Он поднял свой огромный кулак поочерёдно на уровень глаз каждого из слуг, и те с таким аргументом вынуждены были согласиться.

Феофан тут же побежал докладывать обо всём хозяину.

– Это верно славянин, – испуганно верещал он. – Он большой и страшный. Трясёт на нас огромной чёрной бородой. Ночью он может всех нас передушить.

– Пустое, – усмехнулся Прокл, – куда он денется. За воротами его ожидает смерть. А бороду вы ему подстригите. Через пару дней он будет здоров. Пусть работает в саду. Да обучите его языку.