Ладьи пристали к берегу неподалёку от озера Ильмень. Погода была сумрачная, но тёплая. Прохладный ветерок, перебираемый золотистыми сонными лучами, веял девственной чистотой. Труднопроходимый и дикий край расстилался на ещё не промеренные расстояния. Вода в ручьях и реках была чиста и вкусна. Рыбы было столько, что можно было собирать руками. Громадные сосны возносились ввысь на десятки метров. Под корнями наваленных деревьев зияли норы лисиц и барсуков, а то и берлоги хозяев здешних мест сладкоежек медведей. Разнотравьем и обилием цветов отличались солнечные зелёные полянки. Лес подслушивал хлопанье крыльев тетерев и глухарей, бесшумный полёт сов, ощущаемый по колебанию воздуха. Труженики бобры нарушали тишину валкой осин, пряча под воду вход в хатку.

Прибыв на новое место, Рюрик указал дружинникам место под новую крепость. Перед началом работ все пошли к святилищу Перынь, рассуждая кому бросить жребий, чтобы принести жертву Богам. Святилище представляло собой правильной формы круг, окружённый рвом в форме восьми лепесткового цветка. На каждом лепестке – яма для костра. В одной обращённой к Волхову огонь горел день и ночь. Точно посередине стояла деревянная статуя Перуна – перед нею жертвенник круглой формы из камней. Олег поразмышлял и, зная настроение местных жителей к человеческим жертвам, ограничился тем, что приказал варягам забить кабана, что водились в окрестностях в большом изобилии. Теперь можно было смело начинать возведение нового града.

По обеим сторонам Волхова уже существовало несколько деревушек. Определить в каком месте Словен когда-то основал город, спустя сотни лет было не только не просто, но и невозможно. Река, что вытекала из озера, носила в далёком прошлом название Мутная, и Словен ещё в те давние времена с одобрения соплеменников переименовал её по имени своего старшего сына Волхова. От дружелюбного течения водной артерии зависело многое для новых переселенцев.

Народ в этих краях был мужественный и свободолюбивый, жили словене с давних времён по законам прямого народовластия. Власть княжескую обузой не считали, но принимали её всего лишь необходимым инструментом для защиты от внешней угрозы, да иногда выступавшую в роли судьи между боярами, гриднями, огнищанами и купцами. Природное изобилие здешних мест, при всей суровости климата, позволяло большинству вести безбедное существование. Отсутствие набегов кочевников не вселяло ежедневного страха в души. А общность по совместному обустройству глухого и дикого края делала людей близкими друг другу.

Мечты некоторых князей быть властителями или полными хозяевами натыкались на характеры жителей и таяли, будто льдинки весной под солнечными лучами. Почитать, а тем паче поклоняться любому властителю, кроме как хозяину реки, бури, грозы или леса, то есть являвшихся Божьими образами не то, что заставить – попросить было нельзя, не вызвав полное не понимание или даже неприятие и отторжение.

И лишь собственным примером беззаветного мужества, трудолюбия, самопожертвования ради общего дела можно было заслужить уважение людей. Так повелось со времён первых русских князей, обосновавшихся в этих местах. Любого возвысившегося человека здесь быстро ставили на место.

В первые дни после прибытия несколько варягов повели себя недружелюбно по отношению к местному населению и через некоторое время двое самых рьяных бесследно исчезли. Потом тело одного из них обнаружили у временного лагеря дружины Рюрика. Варяги шумели, возмущались, хватались за мечи да и присмирели.

Всю энергию пришлось направить не на собственные амбиции, а на созидание и обустройство нового города. После совета решили, что так или иначе, а без помощи местных жителей не обойтись и ссориться с ними выйдет себе дороже. Многие из них имели корни от воинов князя Словена, а то и дальше от Буса, или от самого отца Ария. Перебравшись в последний раз от тёплых морей, они сумели приспособиться и окрепнуть, да ещё и набраться силы.

Местные уже были знакомы с некоторыми ладожанами, что пришли следом за Рюриком и Олегом в новые места. Они не раз навещали город ниже по течению, чтобы продать свой товар: пушнину, мёд, воск, рыбу и много чего ещё. Так что были они в курсе многих событий, происходивших в Ладоге.

Вече прошло без лишнего шума. Рюрик на нём не присутствовал – не любил он всеобщее толкование и больше к личной власти над людьми стремился. Олег поначалу попытался выдвинуть своего человека на место посадника, на худой конец – в тысяцкие. Но выбрали, а точнее оставили на своём посту старого посадника Тихомира – всегда рассудительного и готового, не смотря на зажиточность, прийти на помощь ближнему, но только если тот действительно в ней нуждался. Тысяцким остался Святогор, хорошо знавший убитого ладожского воеводу Воислава.

Велезвёзд, что с малых лет обживал эти места, был необыкновенной силы человечище – мог без особого труда согнуть большой кованый гвоздь, а то и завязать его в узел. Он рассудительно проговорил Олегу:

– Ты вящий ведай сваю справу, а ужо каго нам над собой имети мы и без тябе обрешим. Князя мы тваего прымаем. Тябе по справе воинской и государевым слухать будем, а полны влады у тябе не будить. Ряд обговорим и не боле таго. Ну, а ты с князем и дружиною свае место имае. Коли сие не по нраву – скатертью дарожка – он показал рукой в сторону Волхова, откуда приплыли из Ладоги новые жители.

– Мудро рассудил, – послушалось со всех сторон. – Верно глаголить! Кажному сверчку свой шесток!

Пришедшие на собрание несколько варягов с возмущением переглянулись между собой, но промолчали.

В общем и целом желание Рюрика срубить Новый город и перенести в него княжескую резиденцию, следовательно, и столицу местные жители встретили с одобрением. Это сулило им расширение возможностей по торговле и соответственно производству новых товаров, а в конечном итоге обещало сытую безбедную жизнь.

И вот началось бурное строительство. Варяги и нанятые ими люди принялись исполнять княжескую волю по возведению крепости в двух верстах от предполагаемого основного поселения, где должны стоять торговые ряды. С выбранного места хорошо просматривался вход в Ильмень-озеро и сам Волхов.

Княжеский терем срубили быстро. Первый этаж заглубили в землю, сделали множество кладовых. С просторного крыльца можно было пройти в сени, и дальше в горницу, спальни второго этажа. Оконца выпилили круглые и застеклили. Фасад терема отделали красивым узорочьем так, что любо дорого посмотреть.

Срубили жильё и для особо приближённых князю старших дружинников, остальные поставили избы уже в самом городе. Всем миром и там насыпали вал, поставили частокол из заострённых брёвнышек, ворота, башенки и выкопали ров.

Впереди предстояло много работы по укреплению крепости – замене частокола на крепостные стены из мощных брёвен, углубления рва, заполнение его водой, а также устройство настоящих башен, приспособленных для обстрела наступающих и много ещё всяких инженерных хитростей. Но начало новому граду было положено.

Торговые ряды тоже возводили новгородцы. Они же расширили причал и возвелили просторные одноэтажные строения, где могли останавливаться приехавшие купцы.

Во время разгара строительства разродилась Ефанда, и белый свет увидел мальчик. Пир по появлению на свет наследника был недолгим – рожала жена Рюрика тяжело и через несколько дней умерла. Ни повитухи, ни знахари ничем помочь несчастной не смогли. Рюрик дни и ночи напролёт сидел возле постели тяжело умиравшей жены, проронив не одну скупую мужскую слезу. После её смерти он осунулся и внешне сильно изменился, будто разом постарел лет на тридцать.

Обязанности по организации строительства и обустройству города полностью взял на себя Олег. Однажды зайдя в княжеский терем, он случайно увидел сестру Веремида. Девушка приехала в Новгород совсем недавно, и в тот день весело хохоча, с другими женщинами и девушками она приводила в порядок княжескую горницу.

На ней была простая длинная рубаха с широкими рукавами, расписанная понизу оберегами. Шею украшало ожерелье из крупных красных бус, а волосы подбирало отделанное серебром очелье.

Олег встретился с ней взглядом, и искра, невидимая другими, пролетела между ними. Как-то под вечер он подкараулил её на пути в терем и заступил дорогу, прижал к перилам крыльца и крепко поцеловал в губы. А с наступлением темноты она ждала его на том же месте.

– Натешишься, поди, и бросишь, – проронила Адвинда, – подставляя под новые поцелуи яркие сочные губы.

– Не для таких утех народился, – ответил Олег. – Не кады сябе дарма растрачивать.

Скоро дружине пришлось возводить новый терем для Олега. Свадьбу пока отложили из-за печали молодого князя по Ефанде – тот не мог позволить общего веселья. Через девять месяцев отметили и рождение сына, а заодно и свадьбу сыграли. Так на новом месте начали вместе расти Одд – сын Олега и Игорь – сын Рюрика, а матерью обоим стала Адвинда. Старая Ждана сильно сдала, но пережила и свою дочь Умилу. Тоскливым пустым взглядом смотрела она на Волхов, текущий из озера и уже почти не говорила, но люльку правнука, заходя к Адвинде покачивала.

Ладожане, приехавшие с Рюриком взялись следом за ним рубить себе избы. Местные в помощи не отказали, отложив постройку собственных домов, так что рубили, как было принято издавна всем миром. В ход пошли заготовленные с зимы брёвна. Рубили в чашу, чтоб концы брёвен выходили наружу, и изба меньше промерзала в сильные морозы. Складывали печи. Вход оборудовали с восточной или южной стороны. Окна закрывали доской, волочившейся по пазам, а во время холодов в оконный проём вставляли деревянную раму с бычьим пузырём, а кто побогаче – то стекольницу. Дверной приём в избах делался ниже человеческого роста с высоким порогом, дабы сохранить тепло, да и проявить уважение и поклониться при входе хозяевам. Избу наряжали лавками, полатями, полками, а лицевую часть украшали деревянным узорочьем.

Время торопило варягов и новых поселенцев строиться быстрее, кроме всего надо было запасаться дровами и съестными припасами на зиму. Поэтому работали и день, и ночь и порою было не разобрать, где князь, а где и простой холоп, что пошёл за долги или в поисках лучшей доли в услужение.

В этих суровых краях возделывание земли было нелёгким делом. Выбрав ровное место, летом валили лес, и только на следующий год его сжигали вместе с пнями. Потом нужно было мотыгами взрыхлять землю, выравнить её граблями и уже сеять зерно, проходя по полю бороной – суковаткой. Для такой бороны срубали ель, убирали часть веток и проходили по взрыхлённому полю, а богатые пользовались коваными боронами. Земля давала урожай года четыре, а то и меньше, и потом всё повторялось снова. Полевые работы у славян были строго поделены – так как мужчина по природе своей даёт начало роду – зарождению жизни, потому основной мужской работой было засеять поле. Женщина сохраняет жизнь и выпускает её на свет, потому женской долей было убрать урожай. Семена проса и ржи принимала в себя земля. Труд на земле тяжёлый и бесконечный как постоянная смена времён года. Урожай всё одно вызревал небогатый, и приходилось в трудные годы подмешивать в муку рыбу, мох, клевер, а то и солому.

Зиму новгородцы пережили спокойно и даже сытно. Ходили за данью в отдалённые глухие места – везли оттуда скору: соболя, куницу, белку, бобра.

И уже весной потянулись к Новгороду купеческие ладьи. Когда-то покинутое многими славянами место оживало. Заскрипели уключины, захлопали паруса небольших и крупных судов. Часть мыта по ряду отходила Рюрику. Варяги с важным видом ходили по торговым местам, соблюдая установленный на Вече порядок. И пошли в Новгород мех и рыбий зуб, железо, ловчие сокола, рыба, воск, мёд, сыр, пиво, масло, лён, шерсть… Из Южной Руси приплывали ладьи с хлебом, так что на столах у жителей Новагорода появились пышные свежеиспечённые караваи.

Из далёких краёв пожаловали булгары и хазары, арабы и норманны, и зазвенело серебро и злато в княжеских сундуках.

Новый город стал развиваться и преображаться – мостились улицы с желобами для стоков, потянули к домам от источников чистую воду – сначала к хоромам Рюрика и Олега, а там и к богатым купцам, а потом и среднего достатка житьим людям и даже к чёрным людишкам.

Дружина князя обзаводилась новым вооружением. Приоделись в дорогие ткани женщины гридней, но и жёны простых новгородцев не отставали, компенсируя недостаток средств умелым вышиванием и вкусом.

Смерть жены подкосила Рюрика – он осунулся, постарел и стал подобен хмурому кречету. А Олег – его ближайший помощник и верный соратник, жалея ушедшую сестру, загрустил больше по другому поводу. В спокойном и размеренном ритме города, отлаженном всеобщими усилиями Олег заскучал, да и дружина без настоящего воинского ремесла теряла сноровку и выучку. Работой надсмотрщиков и занятием поборами компенсировать боевой дух не было никакой возможности. Это всё равно, что орла кормить падалью – вони много, а кровь не чиста. Конечно, для существования обширного хозяйства сбор налогов – дело нужное, но характер и душевные качества, а соответственно и люди для этого подбираются совершенно иного склада, чем те, что кладут головы на поле брани.

Раз в неделю Олегу с посадником приходилось разбирать житейские тяжбы новгородцев в специально построенной для этого избе. Рюрик от участия в таких делах отказался и вообще всё больше устранялся от княжеских обязанностей, передоверяя их Олегу. Время он проводил в тоске по Ефанде и за чаркой медовухи, хотя многие девушки были не прочь завладеть его сердцем, но оно пока оставалось занятым.

В первый раз после новых выборов на суд лучших людей пришла молодая женщина Гостята вся в слезах и пожаловалась на своего мужа Звана – тот нашёл новую зазнобу, а её выгнал из дому без средств. А за ней родители давали большое приданое – одежду и много посуды. Вызвали бывшего мужа. Пришёл чернявый мужичок с ноготок, а гонору больше, чем у любого здоровяка и уверенный в своей правоте он проговорил;

– Кады ухожу рыбарить, жонка слово молвить с чуждыми людями. Пити и ясти с ними.

– Енто кады тако было. Брехун, – не полезла за словом в карман Гостята. – Роста она была выше своего мужа, широкая и крепкая в кости. Бела лицом.

– Када, я на той неделе пришёл, а у тя стол накрыт и людей полна изба, – продолжал обвинять Зван.

– Гэто сестрица с мужем зашли.

– Откуль я ведаю, сродники оне тябе або нет. Давай мне роспут Тихомир. – обратился Зван к посаднику. – С други дивчиной жисть у мяне. Усё одно с гэтой жисти нету.

Тихомир проронил;

– Што за друга девица?

– Найдёной кликать. Дщерь Симака, – отвечал ему Зван.

– Гэто у той, што муж тры года як сгинул? А коли возвернётси?

– Може не возвернётси, – с надеждой в голосе ответил Зван.

Тихомир долго размышлял, покачивая густой бородой с пробивавшимися седыми волосками. Глянул на сидевшего рядом с ним Олега, тот повёл широкими плечами, давая понять, что в таких вопросах он не советчик.

– Роспут тябе дамо. Токо придано жонке верни. Коли не вернёшь, пени заплатишь – десять гривен князю, – Тихомир посмотрел на Олега, – пять гривен граду на устроение. А горшки и одёжу усё адно возвернёшь. Уразумел?

– Уразумел, – ответил Зван.

В следующий раз разобрали они ещё пару ссор жён со своим мужьями. Влезли в соседские дрязги между богатым боярином и купцом. Один другому загородил вид на реку, построив высокий забор. Кое-как смогли их помирить, а заодно установили для всех горожан высоту оград и заборов вокруг изб и в особенности теремов.

Пришел Белаш с жалобой на соседа Волчка, что тот якобы украл у него копну сена. Волчок всё категорически отрицал, и им назначили испытание – жгли обоим раскалённым докрасна железом руки выше локтя. Белаш был крепким мужиком и, стиснув зубы, молчал, а Волчок вскрикнул от боли. Присудили ему вернуть сено, но он продолжал стоять на своём и клялся, что не брал. Тихомир и Олег посовещались и назначили поединок на мечах. Волчок мечом владел плохо и от поединка отказался, так что сено ему пришлось волей неволей отдавать.

После этого случая разрешение соседских споров и прочих бытовых конфликтов Олег возложил на посадника. Наиболее трудные тяжбы всё одно разбирало Вече, а ему же воину лезть в мелкие склоки было совсем не по нраву. Напоследок он посоветовал Тихомиру не искать виноватого путём испытания через огонь или воду. Вряд ли под воздействием раскалённого железа можно выяснить истину. Хотя с раннего детства в мальчиках и воспитывали характер воина, в преступлении мог признаться любой не достаточно сильный человек. И даже если один на суде смог всё стерпеть, что говорило по закону испытанием о его невиновности, это не всегда могло быть правдой. В случае с кражей сена Олегу показалось, что Волчок не солгал, просто он был слабее Белаша и поэтому проиграл. Смысл в таких испытаниях, конечно, был. Правый, как считали люди, должен всегда иметь больше духовных сил, чтобы терпеть боль и выдержать крещение огнём или просидеть под водой с камнем на шее дольше соперника – другими словами пройти «сквозь огонь, воду и медные трубы». Только не всегда это могло говорить о его невиновности.

Тихомир обещал Олегу в дальнейшем требовать присутствия видаков и послухов.