С раннего утра Смешок помогал Воиславу наряжать избу. Изба была срублена давно с уже зиявшими оконными и дверными проемами и предназначалась старшему брату Домашке. Тот на заре ушел на Волхов со средним братом Тешкой удить рыбу. Воислав, не дожидаясь их возвращения, принялся за работу с младшим сыном.

Бревна у избы были рублены и проложены моховыми прокладками. Печь устьем смотрела на вход. Смешок помнил, как поздней осенью Воислав, прежде чем срубить дерево, постукивал по нему обухом топора, прислушиваясь к звуку и лишь после того, как звук его устраивал своей чистотой, принимался за работу.

Сегодня им предстояло устроить в новом доме полки, палати. Воислав раздобыл даже стеколицу. У большинства оконный проем в зимнее время закрывался бычьим пузырем, а у его сына у первого в простой избе будет настоящее стекло, купленное у купцов, везущих товар из Царьграда. Да и то, зря что ли старший сын всю зиму соболя промышлял. Скоро к ним присоединились братья, оставившие улов своей матери в старой избе. Топоры весело застучали, издавая свежий аромат хвои.

От работы отвлек Стоян:

– Здраве буде, братия! – громко произнес кузнец.

– Здраве буде, Стоян, – дружно поприветствовали его все члены семьи Воислава.

– Подь сюды, Воислав, – поманил в сторонку своего соседа кузнец.

– Стало быть, старшого сына решил оженить? – поинтересовался Стоян.

– Да пара, уж куды дале тянуть, – отвечал ему Воислав, смахнув рукою со лба капли пота.

– Уж и не ведаю в пору ли зативашь гэнту справу? – вопросительно смотрел на него Стоян.

– Пошто жа не в пору? – удивился тысяцкий.

– А то, што прошел нынче с утра Дедила с варягами по селению. Што як бы для нашей корысти нанятыми, – иронически усмехнулся Стоян. – Молвил, што данию сверх прежнего обкладываить усех нас. Жинка Рюрика разоделося уся. Зараз хоча ей дарунку ишо дороже сделать, а то полюдье што собирали, оне ужо промотали. Паче всякой меры данью обложить хотяши. – Стоян выжидательно смотрел на Воислава.

– И што народ с даниной порешил? – спросил тысяцкий.

– На Вече буде завтрева собиратьси – тама и решати будем, – ответил кузнец, протягивая на прощанье руку. Воислав пожал в глубокой задумчивости протянутую ему сильную ладонь.

Утром следующего дня площадь перед степенью бурлила как никогда.

Ни Рюрик с варягами, ни Дедила с приближенными на собрании ладожан не присутствовали.

Со степени на этот раз обращался к народу Стоян, подле него стояли Драган, Горемысл, Колот.

– Были на Руси хазары, и готы, и гунны, а нынче варяги объявилися! – говорил возмущенным голосом Стоян. – Гэнтот Рюрик, – кузнец указал жестом руки в сторону княжеской крепости. – До прихода сюды рыскал по весям, як лис и купцов, доверившихся ему, убивал и грабил. Зараз нас решил обобрати. Гнать яго надать. Он не русич. Свово князя нада на престол возводити!

Вперед выдвинулся высокого роста крепко сложенный Драган:

– Запамятывали мы, за века прошедши – хто свои. Ишо кады пращуры наши сотворили Сурож, мяне Ярилко не даст навет сотворить, – Драган кивнул головой в сторону пришедшего на этот раз на Вече старого волхва, стоявшего неподалеку от трибуны. – Греки тады начали на торжища гостями приходить, и велиричивы были не хуже варягов нонешних. Посля землю нашу прибрали и славяне на них работать зачали. Тута тожа само деяться. Дети наши посля плевать будуть нам в очи и будут правы! Варяги дык ишо человеческу жертву Богам приносють, чаго на Руси отродяся не было. Ярилко иди сюды, – обратился Драган к волхву.

– Выкажи народу правду.

Ярилко поднялся на степень. Люди на этот раз не сидели на скамьях, а стояли, громко обсуждая между собою последние известия от новой власти.

– Слава Богам и предкам нашим! – громко произнес, поднявшись на трибуну Ярилко. Он помолчал несколько мгновений и, приложив сложенные вместе указательный и средний пальцы к челу, затем к очам – сначала к одному оку, потом к другому и на уста и продолжил, обращаясь к притихшей толпе:

– Были братия на Руси и готы, и гунны, и хазары – што и щас исть и много ишо каго, а седни есмь варяги, то правду Драган про жертвы ихние молвить. Но было время и римская армия поражена от дедов наших, кады оне пошли на легионы и разбили их. Били готов праотцы у Воронежца реци – Гордыня славный воин тада бымши. Кольки было ворогов, шобы землю политую кровью нашею отнять – не перечесть. Сто раз погибала отчина Даждьбожьих внуков от полудня до полуночи и сто раз возрождалася. Часом солнца не было видно от стрел. Мудрого и старшего усегда мы избирали в князья. Нонче не так ужо. Славили Богов завсегда мы, шобы день нам не принес, не веря в судьбу. Не прося, не моля не о чем. Ибо славяне мы – што богам славу поють и потому суть славяне. Учили Боги праотцев наших землю пахать, и злаки сеять, и жать солому на полях и ставить сноп в жилище и чтить яго. Были усегда праотцы наши, як медведи с мечами, а мы Даждьбожьи внуки. Не придеть к нам добро, коли мы силы свои не сплотим. Думайте братия, як поступить вам, – он вздохнул и произнес, обращаясь к толпе людей:

– Слава Сварогу – старшему рода Божьего, Перуну Богу битвы – слава! И Святовиту – слава!

Из толпы послышался чей-то громкий голос. – Сами Рюрика поставили. Ото всех земель нада народ собирати и решати – кого князем ставити. В Изборск за Вадимом Храбрым посылать надать!

– Так и надать! Усех нада собирати! – послышались голоса.

– А чаго свово то не выбрать? – спросил чей-то голос.

– Свово не хотять, он таки, як и усе, – ответил из толпы вопрошавшему человеку чей-то ехидный голосок.

– Тьфу, – громко сплюнул в сторону голос, агитировавший за выборы своего. – Вы чаго, як овцы, думате приезжий луче управляться будеть?

– Не луче, а не обидно будеть, што свой возвысился, – с лёгким смешком ответили из толпы.

– Ране жа управлялися сваими.

– Зараз не хочим, зависть душить! – снова со смехом прокричали в ответ.

– Рюрик им обещалси воевати за них, ось они свово и не хотять князя! – крикнул кто-то.

В углу площади послушался звон мечей, двое из споривших по поводу выборов нового князя сошлись в рукопашной. Оба нарушили негласный закон и явились на Вече с оружием. Через минуту их удалось растащить в стороны.

Стоян обратился к Воиславу:

– Ты пошто молчишь, тысяцкий? Выди, молви народу свои мудры словеса!

Воислав зашел на трибуну и, дождавшись наступления относительной тишины, промолвил:

– Ось што решим братья. Пашлем гонца в Изборск к князю Вадиму Храброму – младшуму сыну Гостомысла, да посланцев по усем землям нашим словенским до Белоозера, к Ильменю озеру, ко усем местам. Як соберемси усе и обрешим. Данины по новым велениям Рюрику не давать. Собрати як по-старому уговаривалися, а не нравится – пущай хоть завтрева возвращаитьси туды, откуль пришел.

Колот обратился к Воиславу, усмехаясь в длинные усы:

– Куда ему возвертатьси – на землях отца други гаспадары.

Воислав ответил:

– Пущай знова купцов обирать идеть. Гляди тама и найдеть на сябе управу, – и обращаясь к собравшимся на площади людям спросил. – Дык што порешим, братия?

– Ось так и решим! Любо! Не будем Рюрику дани платить! Давай усех собирати! – закричали со всех сторон.

– Говори зараз ты, Стоян, – обернулся к кузнецу Воислав.

Тот оглядел ладожан и громким голосом прокричал над головами:

– И бояре, и жития люди, и купцы, и все огнищане на веце подле Волхова повелевавши! Слать гонцов во все концы и звать на ново Вече, штоб князя избирати!

– Любо! – прокричали из толпы.