— Лекс, не выпендривайся, ешь, — увещевал меня ифрит, пока я с явным отвращением ковыряла вилкой остывшие котлеты.
Я кинула на него мрачный взгляд, попробовала пожевать один маленький кусочек, но тотчас же тихонько выплюнула его, так и не проглотив.
— Фу, какая гадость! — сморщилась я, отодвигая тарелку.
— Чтоб тебя черти съели, избалованная девчонка, — пробормотал раздосадованный хранитель. — Ну что тебя здесь не устраивает, а?
— Мясо, — бурчу я, — я ненавижу мясо!
— Нет, вы только посмотрите на нее! — простонал он. — Мясо она ненавидит, видите ли! Ну а раз нету здесь ничего другого, так что, ты с голоду пухнуть будешь, да?
— Буду! — гордо вздернула подбородок я. — Буду, только убери от меня это ужасное мясо!
— А ну ешь, я сказал! — потеряв последнее терпение, рявкнул джинн, грохнув кулаком по столу так, что вся стоящая на нем посуда с жалобным звоном посыпалась на пол.
Сидящий за соседними столиками народ дружно изменился в лице и вытаращился на меня. Ну да, для них-то посуда вдруг сама по себе подпрыгнула в воздухе… Я сладко улыбнулась уставившимся на меня вытянутым физиономиям и сквозь зубы прошипела притихшему ифриту:
— Угомонись-ка, солнце мое. Разошелся тут. Лучше пойди и поищи что-нибудь путное поесть.
— Что, например? — угрюмо поинтересовался он.
— Все, что найдешь, но только не животного происхождения.
— Слушаюсь, — уныло возвестил хранитель, испарившись, а я, вытянув ноги, принялась с рассеянным видом таращиться куда-то в сторону.
За десять дней пути я уже успела всякого насмотреться, в том числе и на завсегдатаев постоялых дворов подобного типа, которые (в смысле, люди) являли собой некую серую безликую массу, деловито снующую по делам и выклянчивающую у управляющих скидку на ночлег или обед. Хотя и среди них встречались весьма примечательные личности, за которыми я наблюдала с любопытством. Все-таки почти всю свою сознательную жизнь я провела в окрестностях родового поместья, и чужие нравы и обычаи были для меня в диковинку. Например, молча есть. Собьется в кучу, большое семейство и поглощает себе ужин, и даже приятного аппетита друг другу не пожелают. Мы вот за едой всегда что-нибудь обсуждали…
Мои размышления прервал чей-то гневный вопль:
— Где мой рис?!
Я усмехнулась: джинн взялся за дело. Бедняга, я его за эти дни совсем загоняла. Но кто же виноват, что по бабушкиному письму мне выдавали исключительно дежурное блюдо, в которое непременно входило что-нибудь мясное? Мясо я тихонько выкидывала, а хранителя посылала за чем-нибудь другим. Он ворчал, рычал, вопил, но я ничего не могла с собой поделать. С детства ненавижу мясо. Я выросла в лесу, среди зверюшек и птичек, и просто не могла себе представить, как таких чудесных милых созданий можно поедать! Для меня это было сродни людоедству. А самый сильный шок в связи с этим пережила тогда, когда однажды папа взял меня на охоту. Кода я увидела несчастного загнанного олененка, окруженного злобными собаками, у меня случилась сильнейшая истерика и я рыдала до тех пор, пока зверюшку не отпустили в лес, а папа клятвенно не пообещал мне, что не только сам перестанет охотиться, но и другим запретит.
— Держи, чудовище. — Ифрит, воровато оглядевшись по сторонам и убедившись, что за нами никто не наблюдает, опустил на стол поднос, на котором стояла чашка с дымящимся рисом и тарелка салата.
— Спасибо, ты настоящий друг, — с чувством поблагодарила я, принимаясь за еду.
— Да ладно, чего уж там, — буркнул он, как-то странно наблюдая за тем, как я активно поглощаю еду, и добавил: — Подкормить бы тебя надо, а то совсем в дороге отощала.
Я едва не поперхнулась салатом, прыснув:
— Кто?! Я?! Да я всю жизнь такой была!
— Родителей твоих пороть надо! — авторитетно заявил хранитель, неодобрительно качая головой. — Заморили ребенка голодом!
Меня начал разбирать смех. Фыркнув пару раз, я низко склонилась над тарелками, чтобы не обижать заботливого джинна, а он продолжал ворчать себе под нос все время, пока я заканчивала ужинать.
— Кстати, Лекс, — вдруг перешел на серьезный тон ифрит, — ты не находишь, что вон тот тип за противоположным столиком за тобой наблюдает?
— Гм? — удивилась я, замерев с поднятой кружкой. — Кто?
— Во-о-он в том темном углу, — показал мой хранитель на какого-то странного человека, который сидел в дальнем углу зала. — Да нет в том, в правом. И не надо так таращиться на него! Хочешь, чтобы он обо всем догадался?
Я поспешно приняла ничем не заинтересованный вид и рассеянно осмотрелась по сторонам. Точно. Наблюдает. Физиономию разглядеть, как ни пыталась, не смогла, зато почувствовала на себе чей-то тяжелый взгляд. Собственно место, откуда на меня так настырно пялились, было полностью скрыто тенью, так что не видно было даже столика.
Я задумчиво отпила кофе. Бабушка, что ли, решила меня подстраховать и послала какого-нибудь слугу? Да нет, зачем ей это? Ладно бы один день проследить, но все остальные?.. Это просто глупо, а моя бабуля была женщиной мудрой. Тогда кто? Я терялась в догадках.
— Странный товарищ, — заметил джинн, — готов побиться об заклад, что я его уже где-то встречал.
Я едва не поперхнулась. Вспомнила! Два последних дня меня повсюду преследовали глюки — мне казалось, что за нами кто-то едет, а позавчера один довольно странный тип зашел на постоялый двор следом за мной. Я еще внимание на него обратила, потому как он очень выделялся из толпы: на постоялых дворах собирался народ простой, открытый, а этот, едва успел зайти, так сразу прошмыгнул за такой вот темный столик, даже не снимая шляпы и не опуская воротника длинного черного плаща.
— Как думаешь, это не бабушкины проделки? — осведомилась я у своего хранителя.
— Вряд ли, — хмыкнул он, — я же с тобой, а мне она доверяет. Нет, что-то тут нечисто…
— Ладно, ну его, — встала из-за стола я, — утро вечера мудренее. Не знаю, как ты, а я хочу спать.
— А я бы на твоем месте поступил по-другому, — с осуждением заметил ифрит.
— Вот и поступай, — посоветовала я. — А мне сейчас катастрофически нужен отдых.
Я демонстративно зевнула и, обогнув столик, не спеша, отправилась наверх, чувствуя, как таинственный взгляд буквально буравит мой затылок. Хранитель, пробормотав что-то про разведку боем, заявил, чтобы я двигала спать, а он пока побудет здесь и покараулит того типа.
Поднимаясь, я пожелала спокойной ночи «случайно» оказавшемуся в этот момент на лестнице хозяину постоялого двора и, увильнув от разговора, насколько мне понравился ужин, поспешила в свою комнату.
На постоялых дворах все комнаты были стандартными. Кровать, столик, кресло, шкаф, ковер и две двери, кроме входной, — одна в ванную комнату, вторая на балкон. Зайдя к себе, я первым делом настежь распахнула окно, впустив в душную спальню прохладный сумрак южной ночи, а потом занялась сумками. Любимое занятие по вечерам, угу. Мой ифрит, отвечавший за сохранность имущества, имел отвратительную привычку с утра пораньше, с восходом Светлой звезды, начинать лазить по сумкам в поисках возможной пропажи, а приводить все в порядок после него было сущим наказанием, не говоря уже о том, что он совершенно не давал мне спать.
Время было еще не позднее, так что я решила в очередной раз разложить все по местам, а, разбирая, обнаружила, что у меня уже нет ни одной чистой вещи. Зашибись. Ну да, десять дней в дороге по пыли и грязи сделали свое черное дело. Наверно, завтра придется немного притормозить и сделать привал, если, конечно, одежда не успеет высохнуть за эту ночь. Додумав, я решительно засучила рукава и пошла устраивать генеральную стирку, от которой меня отвлек появившийся хранитель.
— Ты чего тут затеяла на ночь глядя? — полюбопытствовал он.
— Стирку, как видишь, — отозвалась я, кинув ему только что прополосканную рубаху. — Развесь на балконе, будь добр.
Ифрит одобрительно покивал и, покряхтывая, подхватил таз с чистой одеждой, утащив его на балкон. С его помощью я закончила все дела раньше, чем предполагала, и, приняв ванну, надела единственное чистое, что у меня осталось, — голубую пижаму с розовыми мишками. Правда, спать, как это ни странно, совсем расхотелось, читать бабушкину нудистику — тоже не было совершенно никакого желания, и я, натянув тапки (которые, к слову, имели вид милых пушистых котят с длинными хвостиками), отправилась на улицу немного подышать свежим воздухом, а джинн, так и не уговорив меня остаться в комнате, вздыхая, увязался следом.
Пока мы спускались по лестнице, хранитель тихо ныл, однако, заслышав доносящиеся из главного зала приглушенные голоса, вынужден был немедленно заткнуться.
— Один голос — это тот самый, — внимательно прислушавшись, проинформировал он.
— Который за мной следил? — встрепенулась я, осторожно заглядывая в обеденный зал.
— Угу. Сидят.
В комнате царил полумрак, однако в том же углу я ясно различила три темных силуэта, которые, склонясь друг к другу, о чем-то усиленно шушукались, видимо, замышляли какую-нибудь гадость. Я, подгоняемая любопытством, присела на корточки и, растворившись в тени, поползла к заговорщикам.
— Лекс, ты чего задумала? — забеспокоился хранитель. — Ты же обещала бабушке не делать глупостей!
— Я еще и не начинала, — усмехнулась я, притаившись под соседним от троицы столиком.
Да, чуть не забыла. Для тех, кто ищет несоответствия в моем рассказе, поясню — мы с джинном переговаривались мысленно, так что могли спокойно общаться безо всяких опасений, что нас услышат и засекут. Мне, правда, приходилось внимательно следить за собой, чтобы в некоторых случаях банально не разораться, но это уже так, лирика.
Итак, удобно устроившись под столом, я принялась старательно прислушиваться к разговору, но так ничего и не разобрала по двум простым причинам: во-первых, заговорщики беседовали очень уж тихо, а во-вторых, дико переживающий за меня ифрит без передышки тараторил, упрашивая меня вернуться в номер.
— А если они тебя поймают, что ты будешь делать? — настырно ныл он, и я, отчаявшись заставить его замолчать, велела ему подлететь поближе и подслушать.
— Иначе, — добавила угрожающе, — мы будем сидеть здесь до тех пор, пока я не разберусь, в чем дело, или пока они не уйдут.
— Лекс, ты больная, — любезно сообщил мне хранитель, но на разведку полетел.
Я насмешливо хмыкнула про себя. Ну и больная, ну и что с того? Зато так жить легче, потому что мир проще кажется. На меньшем заостряешь внимание и не распыляешься по мелочам. Да и вообще — ни стыда, ни совести — жить легко и приятно. Мои размышления прервал шепот вернувшегося разведчика поневоле.
— Все, можем сваливать, — доложил он, — мы им не нужны. Точнее, им не мы нужны.
— А кто тогда? — удивилась я.
— Какой-то таинственный «он», — пожал плечами джинн; в подробности ифрит, как всегда, не вник.
— А зачем тогда один из них на меня пялился весь вечер? — не успокаивалась я.
— Должно быть, любовь с первого взгляда посетила, — ухмыльнулся хранитель. — Или ты просто сидела напротив, а все время смотреть в собственную тарелку ему неинтересно.
— Угу, конечно, — фыркнула я, но поверила.
В смысле, поняла, что ко мне у банды заговорщиков не было никаких претензий. А раз нет — так и мне здесь больше делать нечего, здраво рассудила я и ползком попятилась назад, на всякий случай, не спуская взгляда со стола. Почему-то эта шайка не внушала доверия, и, как выяснилось позже, интуиция меня и на этот раз не подвела.
Дверь я кое-как нащупала спиной. Чуть слышно скрипнула дверная ручка под нажимом ифрита, и, все так же пятясь, я выбралась в коридор, где не без удовольствия выпрямилась и попрыгала, разминая затекшие от долгого сидения ноги.
— Чего стоишь? — опять заторопил меня джинн, — Двигай в комнату, пока не засекли.
— Уже пошла, не ворчи, — пробурчала я и на всякий случай еще раз заглянула в зал. Убедившись, что троица в полном составе сидит за тем же столом, я прикрыла дверь и осторожно попятилась назад, с подозрением оглядываясь по сторонам.
— Что-то не нравится мне все это, — бормотал меж тем мой зануда, — попадем мы из-за тебя в историю, ой, попадем! Это ясно, как день…
— Угомонись, — посоветовала я, — по-моему, так ты просто параноик.
— Вот увидишь, я окажусь прав, — зловеще предрек он, и, прежде чем я успела придумать достойный ответ, на меня что-то налетело сзади. Или я на что-то наткнулась… не суть важно.
Так вот. Получив довольно ощутимый толчок в спину, я возмущенно ойкнула, от неожиданности подпрыгнув на месте, и услышала такой же звук сзади. Резко оборачиваюсь и немею от того, что вижу: надо мной высится нечто, завернутое в грязно-серый плащ. С дико помятой, красной, морщинистой физиономии на меня вытаращились вылезшие из орбит белые глаза и оскалились измазанные кровью клыки…
Немею я, правда, лишь на мгновение, после чего вспоминаю, что кроме меня в гостинице есть еще люди, и начинаю громко верещать, как сирена при пожаре. Для тех, кто не знает, сообщу, что голос у меня невероятно громкий и сильный, и в гневе (или от испуга) я могла вопить так, что с потолка начинала осыпаться штукатурка. Серьезно!
Странное существо, чертыхнувшись, подскочило ко мне, сгребло в охапку, зажало ладонью рот и куда-то поволокло, тихо шипя, причем довольно приятным голосом:
— Ну чего ты орешь?! Весь народ перебудишь! А-а-а! Черт возьми!
Это я исхитрилась лягнуть его куда-то в район колена, и существо, скорчившись, выронило меня. Я же брякнулась на пол и, вскочив на ноги, собралась резво задать стрекача, но не тут-то было! Видимо, пока я извивалась и пыталась выбраться, то каким-то образом умудрилась запутаться в его плаще, поэтому, не сделав и пары шагов, снова растянулась на полу.
Нет, не подумайте, что после этого я просто сдалась! Как бы не так! Я, сев на пол, изо всех сил дернула плащ на себя, и с душераздирающим треском (ткань оказалась не очень прочной) тот слетел с фигуры, накрыв меня с головой. И пока я, шипя, из-под него выбиралась, невидимое существо воспользовалось ситуацией, чтобы снова сгрести меня в охапку и куда-то потащить. Я, конечно, и лягалась, и извивалась, и вопила, как сигнальная сирена, но результат от этого был нулевой!
По скрипу ступеней я догадалась, что меня тащат по лестнице и на всякий случай, заголосила еще громче. А вдруг кто проснется и поможет попавшей в беду симпатичной девушке!.. И где, спрашивается, этот ифрит, когда он так нужен? Тоже мне, хранитель выискался! Не успела я о нем подумать, как где-то рядом хлопнула дверь, а меня опустили (довольно грубо, но опустили) на что-то мягкое, в чем я на ощупь опознала кровать. А потом по глазам с непривычки ударил яркий свет и тот же голос хмуро произнес:
— Сама прекратишь верещать или тебе помочь?
Надо сказать, что от неожиданности (в кровати я уже успела, опознать свою) я все-таки соизволила заткнуться и, открыв слезящиеся глаза, узрела перед собой чью-то смуглую физиономию с взъерошенными темными волосами и мрачно горящими серыми глазами. А чуть пониже физиономии, на шее неизвестного типа, обнаружилась та страшная рожица с клыками, которая оказалась всего лишь маской. Некоторое время мы молча таращились друг на друга, после чего дружно открыли рты и так же дружно их закрыли, заслышав на лестнице топот многочисленных ног, который стремительно приближался.
Реакцию на этот топот мы выдали абсолютно противоположную. Если я обрадовалась, что этого нахала поймают (а теперь мне стало понятно, чьи поиски обсуждались той черной троицей), то неизвестный как-то резко помрачнел, задумался, а потом сделал совершенно неприличную, на мой взгляд, вещь: задув свечи, сдернул с кровати одеяло, накинул его на меня, а сам нырнул следом.
— Э-э-эй! — возмущенно завопила я, от души пиная все, до чего дотягивалась. — Что вы себе позволяете, молодой человек?! Это моя постель, и вам здесь не место!
Из-под одеяла сверкнула острая сталь холодных глаз, и я невольно поежилась, словно меня окатили ледяной водой. Из соседних комнат донесся странный шум и возмущенные вопли, что и вывело меня из некого оцепенения, в которое я была погружена этим странным взглядом.
— Обыск, — пробормотала я. — Чего они ищут? Тебя?
— Меня, — буркнул охамевший незнакомец, чертыхнувшись и прижав к матрасу мои пинающиеся ступни. — Но если они меня найдут, то и тебе тоже достанется.
— За что? — возмущенно вытаращилась я.
— За помощь мне, — ухмыльнулся наглец.
— Но я не собираюсь тебе помогать! — отрезала я.
— А у тебя нет другого выхода, — спокойно ответил он. — Или вместе выберемся, или вместе погорим. А виновата будешь ты.
— Я?! — Моему праведному возмущению просто не было предела! — Это почему это?!
— А кто полчаса кряду завывал в коридоре? — иронично приподнял бровь парень (честное слово, я бы его с удовольствием лягнула, но сила была не на моей стороне, увы и ах). — Неужели я?
— Да ты бы еще не так заголосил, если бы посмотрел на себя со стороны! — защищалась я. — В следующий раз не будешь подкрадываться из-за угла, и пугать приличных людей!
— Приличные люди в это время уже давно спят, а не разгуливают по всему постоялому двору в такой безумной пижаме! — не растерялся он.
— Нормальная у меня пижама!
— Ага, конечно, нормальная, но для маленького ребенка, — насмешливо заметил нахал.
Я покраснела от негодования, но ответить не успела: в дверь моей комнаты тихонько поскреблись.
— Ложись! — Беглец снова нырнул под одеяло, утащив за собой и свой кошмарный плащ.
Я поспешно улеглась, очень натурально притворяясь спящей, когда тишину нарушил громкий стук и громовой голос:
— Именем Януса, открывайте!
— Добрались, двуликие, — донеслось из-под одеяла. — Слышь… э-э-э… Тебя как зовут?
— Лекс, — немного растерянно ответила я (вот ворвутся они сейчас и что дальше?..).
— А меня Вэл. Не дрейфь, Лекс, — Он, высунувшись, внимательно посмотрел на меня, — Главное — не показывай им своего страха, поняла?
— Угу, — хмуро киваю в ответ, думая о другом.
Вэл снова испарился под одеялом, а я, немного повозившись, «сонно» поинтересовалась:
— Что-то случилось?! Пожар?!
— Никак нет, дей-ли, — почтительно ответили из-за двери, — но здесь объявился опасный жулик, которого нам велено захватить любой ценой. Не могли бы вы открыть нам дверь, чтобы мы могли произвести обыск?
— Э-э-э-э… Не могла бы, простите, — придав своему голосу очаровательное смущение, пролепетала я. — Дело в том, что я… гм… не одета…
Из-под одеяла донесся сдавленный смех, а я, воспользовавшись положением, сильно пнула «опасного жулика». За дверью тем временем отчаянно зашушукались, после чего тот же голос еще более почтительно произнес:
— И все-таки, с вашего разрешения, мы зайдем.
Они бы все равно вошли, так или иначе. Пусть уж лучше так, хоть шума меньше будет… В ход пошел запасной ключ, и через полминуты три фигуры в черном уже активно копошились в моей комнате, что-то обсуждая. Все это время я сидела, с видом смертельно оскорбленной королевы, по уши, завернувшись в одеяло, и смотрела на них гневно-обиженным взором. Естественно, ничего не найдя (вообще ничего — ни преступника, ни ценностей) они, сладко улыбаясь, приблизились ко мне.
— Дей-ли, мы просим прощения, — вкрадчиво заговорил главный, — но в этой комнате осталось еще одно необследованное место…
У меня от такого цинизма все внутри передернуло, а Вэл под одеялом напрягся, как дикий зверь, готовящийся к прыжку. Я на мгновение замерла, лихорадочно соображая, как бы выкрутиться, когда мой взгляд упал на столик, где лежали все походные бумаги. Ну конечно же!..
— Послушайте-ка, вы, — ледяным голосом обратилась я к главарю. — Да, да, вы, и не делайте такое изумленное лицо. Вы хоть знаете, с кем сейчас разговариваете?
— С принцессой Южной, по меньшей мере? — насмешливо поинтересовался он, а остальные двое неприлично захохотали.
— Вам бы еще повезло, если бы только с принцессой, — нахмурилась я. — Видите, на столике лежат бумаги? Возьмите их и посмотрите, не найдется ли там что-нибудь знакомое. Читать, надеюсь, вы умеете.
— Соплячка! — аж побагровел главарь, схватив бумаги с явным намерением их разорвать, когда его прихвостень выхватил из стопки одну, с серебристо-лунным отливом и яркой колдовской печатью.
Надо было видеть, какой испуг появился тогда на их самоуверенных лицах! Мерзавцы все, как один, дружно побледнели, поспешили принести мне свои глубочайшие извинения, вернули бумаги и убрались восвояси, со скрипом закрыв за собой дверь.
Спасибо, бабушка! Я выбралась из кровати и, подобрав все бумаги, бережно спрятала их в сумку, после чего начала собирать остальные вещи. Тем временем и опасный жулик, раскрасневшийся от жары, тоже вылез на свет божий, с облегчением переводя дух. Я повернулась и в упор посмотрела на него.
— Ну? — поинтересовалась я.
— Чего «ну»? — не понял он.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Хочу, — широко улыбнулся нахал. — Прощай! И искренне надеюсь, что мы с тобой больше никогда не встретимся. Ни в этой жизни, ни в последующих.
— И это вместо благодарности?! — возмутилась я.
— О какой благодарности может идти речь, когда из-за тебя и начался весь этот бардак? — ухмыляясь, возразил Вэл. — Не-е-ет, милая, это ты еще мне спасибо скажи за то, что подал тебе такую прекрасную идею загладить свою вину передо мной! И не забудь, что я не бросил тебя в коридоре, а, в ущерб себе, доставил в твою же комнату. Знаешь, что было бы, поймай они тебя? Нет, лучше тебе этого не знать, — подвел он итог своим нравоучениям, самодовольно улыбаясь.
От такой наглости я просто потеряла дар речи! А эта сволочь меж тем, совершенно не обращая на меня внимания, снова завернулась в свой серый плащ, напялила маску и отправилась на балкон, явно собираясь спуститься вниз по моему же, простите, белью! Нет, я этого так оставлять не собиралась и, издав боевой клич древнего человека, вышедшего на тропу войны, сломя голову ринулась следом.
Но. Было одно «но». В пылу погони я совершенно забыла о тапках, благоразумно оставленных у дверей столовой (чтобы не шуршали в разведке), так что до конюшни мне пришлось бежать босиком по острой гальке. Ладно. Где наша не пропадала. Мы люди тренированные! Скрипя зубами и подпрыгивая, я добежала до угла, притормозила, но, заслышав, издали жалобное ржание лошадей, припустила на всех парах. Но все равно опоздала. Потому что когда я подбежала, конюшня была уже почти пуста, и никого там не обнаружилось, кроме какой-то жалкой клячи, которую успел оседлать Вэл.
— Ветер!!! — в отчаянии закричала я, озираясь по сторонам. — Ветер, ты где?
— Они угнали всех лошадей, — хмуро проинформировал меня сероглазый жулик. — Кроме этой. Пожалели, наверно. Ну, я тут с тобой заболтался. Пора мне. — И он вывел клячу на дорогу.
— Подожди, подожди! — Я схватила лошадь под уздцы. — Ты что, не возьмешь меня с собой?!
— С какой это радости? — удивился он. — Нет уж, милая, кляча всего одна, и нас двоих она не выдержит, сама видишь. Да и не по пути нам. Раз ты опоздала, то я тут ни при чем.
— Да ведь ты!.. — задохнулась от ярости я, — Да ведь я только что тебе помогла!..
— Ты не мне помогла, ты исправила свою собственную оплошность, — назидательным тоном, строго заметил Вэл и слегка стукнул по моей ладони рукояткой хлыста.
Я непроизвольно отдернула руку, освободив ему путь, чем негодяй и воспользовался, обдав меня на прощание тучей пыли. А я как стояла, так и села, кипя от бешенства. Никто, никто еще не смел так со мной поступать!.. Предатель! И ведь за что? За то, что не выдала его двуликим! А стоило бы!.. Ладно, зараза, попадись мне только… а ты мне попадешься! Все равно когда, все равно где, но попадешься, а там и посмотрим… по пути нам или нет!
Итак, преисполнившись мечтами о сладкой мести, я решительно рванула в конюшню. Не может быть, чтобы там совсем никого не осталось! Ведь отрыл же он где-то клячу! Я рыскала от стойла к стойлу, внимательно всматриваясь в темноту, но с каждой минутой мрачнела все больше и больше. Пока не дошла до последнего стойла, где обнаружила некую серую массу. И, присев, опознала в ней милого серого ослика, спящего сном праведника. Ну, ослик это, конечно, не лошадь, но и не совсем ничего. И я, воровато оглядевшись по сторонам, недолго думая, забросала мирно сопящую скотинку сеном, чтобы никто не увел его из-под носа, после чего поспешила в свою комнату собираться.
К моей досаде, все вещи были еще насквозь мокрые, в том числе и единственная пара полусапожек. Наспех растолкав все по двум сумкам (благо, влажные они утрамбовывались лучше), проверив сохранность всех бумаг и денег, я взвалила на плечи вещи и отправилась к своему ослику, поминая недобрым словом куда-то запропастившегося хранителя. И этот тоже свое получит. Дайте только возможность добраться. По пути, кстати, я благополучно выловила свои тапочки, так что теперь мне не приходилось думать о пораненных галькой ступнях.
Надо сказать, что ослик не выказал безмерного счастья, когда я разбудила его, заставила встать и повесила сверху две тяжелые сумки. Да, конечно, бабушка велела мне опасаться путешествовать по ночам, но я теперь больше всего боялась не разбойников, а кражи своей живности. Одна я бы никогда не дотащила эти сумки до следующего городка, а денег у меня было не так уж и много, чтобы на них и до города добраться, и купить новую лошадь, и продержаться еще неделю в пути. И так, если повезет найти коня подешевле, придется жить в условиях жесточайшей экономии… Н-да. Нерадостные перспективы. Особенно если учесть то, что до ближайшего городка нужно топать примерно полдня. На Ветре. А не пешком, с осликом и сумками под мышкой.
Я, чуть не дымясь от ярости, вывела полусонную живность на дорогу и потащила его за собой, ругаясь сквозь зубы. Допутешествовалась. Видела бы меня сейчас бабушка…
— Умерла бы от стыда, — ехидно прокомментировал невидимый ифрит — А вернее всего, от смеха.
— Тебя не спросили, — огрызнулась я, — тоже мне, хранитель! Сбежал, бросил на произвол судьбы в самый ответственный момент!.. Ну, да чего от тебя еще можно было ожидать!..
— А не мое дело тебя из передряг вытаскивать! — объявил он, материализовавшись на холке ослика. — Мое дело тебя об опасности предупреждать, давать советы, как ее избежать, а послушаешь ты меня или нет — это уже твои проблемы. Я ведь предупредил тебя там, в коридоре? Предупредил. Ты меня послушалась? Нет. Вот и имеешь теперь то, что имеешь, и не вздумай жаловаться!
— И не подумаю! — гордо отрезала я. — Не дождешься!
— Вот и увидим, — ухмыльнулся джинн. — Впереди еще до-о-о-о-олгий путь, а ты, разумеется, с собой не то что перекусить не взяла, но и о воде не позаботилась? А как твой осел захочет пить под утро и заартачится?…
— Ну извиняйте, если что не так! — окончательно взбеленилась я. — Не привыкла, знаете ли, путешествовать и тем более с постоялых дворов удирать на ночь
— Ничего, ничего, потом привыкнешь, — примирительно пообещал ифрит. — А о пропитании я потом позабочусь, не переживай. Что я, совсем чурбан бесчувственный, что ли?! И поспать бы тебе сегодня хоть немного, — заботливо добавил он. — В лесу ты в безопасности, да и я с вас глаз не спущу, покараулю. А?…
— Нет, — упрямо качаю головой. — Дойду до города — там и буду спать.
— Глупо это, — заметил хранитель. — Ты не протянешь.
— Поспорим? — азартно предложила я.
— Пожалуй, нет, — усмехнулся он. — Ты же если назло или на спор идешь — себя загонишь, но выиграешь.
Я подняла глаза и упрямо посмотрела на заалевшую полосу нового рассвета. Время восхода Светлой звезды. Вот и окончилась эта сумасшедшая ночь. Никогда мне еще не доводилось переживать подобное и, перебрав в памяти все события, я осталась довольна собой. За исключением одного — не успела позаботиться о своем верном друге, и теперь Ветер неизвестно где, неизвестно с кем… А может быть, еще не все потеряно, и мы встретимся где-нибудь, когда-нибудь… Да, скорее всего, так и будет, решила я. Он умный конь и, если окажется на свободе, сможет отыскать меня. По крайней мере, один раз отыскал. Но об этом я расскажу вам в другой раз. А сейчас я чертовски устала и, больше всего на свете, мне хотелось лечь спать…
Припекало, размаривая, восходящее солнце, ласковыми напевами убаюкивал ветер, дружелюбно шелестела манящая прохладой зеленая листва… веки сами по себе слипались, ноги спотыкались о корни деревьев, но в один момент перед глазами почему-то появилось нахальное смуглое лицо, и всю мою усталость как рукой сняло!
— Ну уж нет, я так легко не сдаюсь! — бурча, я с новыми силами, проснувшимися во мне благодаря неутомимой ярости, резво двинулась в путь.
Осел, как я между делом заметила, тоже не был против — он не спеша, брел за мной по пятам, то и дело, пощипывая травку, и выглядел весьма довольным. Джинн, расположившийся на его спине, успел достать из воздуха миниатюрную гитару и уже вовсю горланил какие-то веселые, пошловатые песенки. Встретив мой взгляд, он подмигнул, жизнерадостно заулыбался и полюбопытствовал, что может поднять мой боевой дух.
— Песня существенно облегчает все тяготы пути, — с умным видом пояснил хранитель, перебирая струны. — Отвлекает опять же.
Я махнула рукой, предоставив ему самому решать, что петь, благо его репертуар скудностью не страдал. Все не так уж и плохо, здраво рассудила я, все могло быть и хуже, не найди я ослика, попадись мы двуликим… И настроение действительно само по себе резко поползло вверх, к чистому небу, к ясному солнцу, к игривому ветру…