Я узнала его с первого взгляда… Даже несмотря на то, что в последний раз видела — две тысячи лет назад… Тхалла-тей. Колыбель моей памяти. Небесная обитель дейте. Чудо из чудес. Прекрасный, гордый, величественный и — живой. Живой… Настоящий. Родной…

Подняв голову, я не могла оторвать глаз от города. Сколько же лет пришлось потратить моему отцу, чтобы из отрицательного, сметающего все на своем пути, призванного лишь уничтожать Слова создать такое… Тхалла-тей — величайшее творение моих предков… Ажурные арки, утопающие в облаках точеные башни главного замка, ровные, мощенные разноцветной плиткой тротуары… И люди. По улицам сновали люди. С земли город напоминал растревоженный муравейник, но — как он отличался от мертвых и пустых развалин, где даже ветер забыл имена тех, кого он оплакивает…

Я пересекла поляну и подошла к ведущей в Тхалла-тей дороге. Гладкий прозрачный мрамор широких ступеней, опутанный паутинкой солнечных лучей, отливал золотом и извилисто закрученной спиралью уводил к небесам. А ведь потом, позже, тропа стала невидимой, как и сам город… Моя работа, помню… Я с благоговением провела ладонью по изящным перилам и начала медленно подниматься по ступеням. Видимо, здесь тоже без магии не обошлось — десять шагов — и я уже на полпути к городу.

Пушистое облако в виде птицы с достоинством проплыло мимо меня, слегка задев крылом. Это фиит — страж города. Бесплотный дух, чаще всего принимающий вид облака, охраняющий главную дорогу. Человек с недобрыми намерениями, ежели такой смельчак сыщется, дойдет лишь до середины пути, после чего первый же фиит отправит его в свободный полет назад, на землю… А вот мне — опасаться нечего и некого… кроме самой себя.

Дорога окончилась у высоких, изящно сплетенных из золотых и серебряных нитей врат. Когда я их видела в последний раз — левая створка отсутствовала, а правая — безжизненно болталась на одной петле… Но, как и два года назад, у подножия врат клубились облака, на которых и стоял город, а дорога — раздваивалась и брела в обход городских стен. В детстве я любила прибегать сюда по ночам, бродить вдоль стен или, опершись о мраморные перила, любоваться звездным небом… Специально для таких, как я, к перилам пристроены оригинальные «карманы» — небольшие, увитые плющом и затененные невысокими деревьями балконы, где можно посидеть и помечтать в тишине…

Несколько мгновений я вглядывалась в причудливые узоры врат. Каждый путник увидит в них что-то свое — и именно это и ждет его в городе. Кого-то — дом и родной очаг, кого-то — помощь, кого-то — смерть… а меня — власть. Я слабо улыбнулась при виде своих клинков, изображенных крест-накрест, и серебряного ожерелья — символов власти вождя дейте… Значит, вот кем я здесь была… Нет, не вождем — младшей дочерью вождя. Интересно, удастся ли мне хоть краем глаза увидеть свою прежнюю семью?..

Пока я вспоминала, створки врат бесшумно распахнулись передо мной, приглашая войти. Пара нетвердых шагов — и на меня прорвавшим плотину потоком нахлынули воспоминания. Светлые и мрачные, мучительные и радостные отблески прошлых лет проплывали перед моим мысленным взором до тех пор, пока голова не пошла кругом. Прислонившись спиной к стене, я зажмурилась и попыталась немного упорядочить хаотичный и бессвязный вихрь ощущений из прошлой жизни. Если я с этим срочно чего-нибудь не сделаю — то просто сойду с ума!..

Ведь что происходит с нашей памятью? Проходит время — и старые воспоминания, словно ненужные игрушки, убирают все дальше и дальше. Сначала на шкаф, потом — на антресоли, потом — в дальний угол темной кладовки… Но стоит лишь случайно наткнуться на любимого плюшевого мишку — и, словно по волшебству, оживают детские воспоминая — как мишка попал к вам в руки, как вы с ним играли, какими были тогда вы, ваши близкие, ваш дом… Вот примерно тоже самое сейчас происходило и со мной. Увидела до боли знакомый образ родного города — и понеслось…

И в моей памяти одна за другой возникали картины жизни в Тхалла-тее до нашего позорного изгнания.

Дейте, как и харты, народностью были довольно малочисленной — в городе проживало пятьдесят семей, не считая родных вождя. И это — изо всех семи миров. И при строительстве отец сей факт учел — Тхалла-тей рассчитан как раз на данное количество жителей. Почему не на большее? Потому что у нас кто-то рождался лишь тогда, когда кто-то умирал, и численность дейте оставалась неизменной испокон веков.

Немного приведя в порядок мысли, я нерешительно открыла глаза и первым делом посмотрела на себя. Все верно. И сейчас я выглядела так же, как и до изгнания. Исчезли без следа мелирование, короткая стрижка и парикмахерское достижение двадцатого века — долговременная укладка, а взамен им — длинные, темно-каштановые и совершенно прямые волосы спускались ниже плеч. Бледная обычно кожа приобрела смуглый оттенок, а остальное (я старательно ощупала собственное лицо) — осталось прежним. И, значит, перед очередным своим рождением мы выбирали себе родителей, дабы сохранять привычную внешность… И, похоже, мы много чего еще выбирали себе заранее, пользуясь памятью…

Занятно.

Порыв теплого ветра ласково взъерошил непривычно длинные волосы. Кое-как заплетя эту красоту в косу, я отлепилась от стены и, щуря на солнце глаза, медленно побрела по дороге к своему прежнему дому. А под моими ногами также медленно и лениво проплывали облака. И я в который раз удивилась чудесам местных дорог. Всего их — шесть, и у каждой — своя особенность. У Звездной — мерцающие звезды на черном бархате ночи. У Лунной — серебристо-сияющий цвет, словно и не по дороге идешь, а по лунной тропе, какие ночное светило оставляет на водной глади. У Грозовой — яркие всполохи разрядов среди темных туч. А у Радужной, Солнечной и Облачной, по которой я сейчас и шла — по аналогии. Особенно эффектно дороги смотрелись ночью — вот уж когда действительно создавалось ощущение, будто идешь по небу. К тому же, в темное время суток они излучали естественный свет, чтобы любители поздних прогулок не блуждали по полчаса в поисках нужного пути.

Дороги ровными лучиками расходились от центра, где находился замок вождя, и приводили к пяти «поселкам», каждый из которых включал в себя десять расположенных по кругу домов (шестая же, как вы помните, вела к вратам). И я небезосновательно подозревала, что отец при строительстве Тхалла-тея использовал в качестве модели солнце. По крайней мере, на то указывала карта города. Рисунок — просто один в один.

А вдоль дорог двумя ровными рядами выстроились высокие ажурные арки, укутанные покрывалом цветущего плюща, позади них же — начинался парк. Теплые лапы голубых елей приветственно выглядывали из проходов, и я невольно улыбнулась, вспоминая, как училась ориентироваться среди многочисленных парковых троп. Что тропа из пятой от ворот арки слева — ведет к фонтану, восьмая справа — к озеру, а десятая — к Лунной дороге…

Проверяя себя, я свернула на восьмую тропу, приветливо помахав порхающим вокруг цветов феям. Крошечные, как бабочки, улыбчивые существа с прозрачными разноцветными крылышками и на удивление громкими, звонкими голосами, помахали мне в ответ, наперебой объясняя дорогу. Ни в одном из семи миров фей я ни разу не встречала. Они рождались из цветов плюща, а тот почему-то рос только в Тхалла-тее. Когда умер город, погиб и плющ, и эти волшебные создания… Лес по-прежнему окружал древние руины неприступной стеной, но некая часть магии Слова навсегда ушла вместе с нами.

Вообще лес занимал примерно две трети площади "небесного острова", а сам по себе Тхалла-тей настолько мал, что его вдоль и поперек можно обойти меньше чем за день. И, хотя город являл собой настоящее произведение искусства, главные его чудеса скромно прятались среди деревьев. Мое любимое озеро, например…

Под ногами приятно шуршала прошлогодняя хвоя, перекликались, прыгая с дерева на дерево, проворные белки. Осторожно отводя от лица ветви, я добрела до круглой полянки и остановилась. Вот оно, то самое место, что постоянно мне снилось и во время путешествий по Альвиону, и дома… Сколько же приятных воспоминаний у меня с ним связано…

Из таинственных глубин парка выбегал мелкий, извилистый ручеек и, весело журча, впадал в крошечное, круглое озеро. С одной стороны к озерцу подступали величественные ели, чьи дрожащие тени отражались в чистой и прозрачной, как стекло, воде, а с противоположной — раскинулась поляна из диковинных нежно-голубых цветов, напоминающих наши кувшинки. Металии — тоже росли только у нас, и венок с букетом из них считался непременным атрибутом любой невесты.

Роскошный цветочный ковер спускался до самой кромки озера, и несколько крупных металий зигзагообразной дорожкой пробегали по поверхности воды, указывая путь к изящной беседке, что стояла на крошечном островке. На фоне темного леса отчетливо вырисовывались стройные белые колонны и куполообразная крыша, увитые цветущим плющом, а порхающие нее вокруг вездесущие феи при виде меня приветственно защебетали, приглашая на огонек.

Подойдя к воде, я осторожно допрыгнула до первой металии и замерла, вытянув руки и удерживая равновесие. Можете мне не верить, но мелкое на вид озерцо на самом деле — очень глубокое, а вода — ледяная. Однажды, помнится, я туда все-таки упала… Вылавливали меня долго и без удовольствия. К тому же, я насмерть перепугала илоний — небольших, светящихся в темноте рыбок вроде наших вуалехвостов. И это — тоже только наше чудо… Ночью, в темноте, илонии придают озеру необъяснимое очарование…

И, словно по заказу, яркий солнечный день незаметно сменился ночным сумраком. И засеребрились, отражая лунный свет, ели, замерцали в воде огоньки рыбок, закуталась в нежное сияние, исходящее от крылышек фей, беседка, заухали, переговариваясь, совы и филины… А в беседке присел на плетеную скамейку тот, кто ждал меня.

Щебечущая стайка фей подлетела ко мне, и милые создания удобно устроились на моих плечах, руках и голове, освещая путь. Я же, перепрыгивая с цветка на цветок, привычно преодолела этот непростой путь и, быстро взбежав по ступенькам, крепко обняла своего брата. А потом несколько мгновений вглядывалась в родное лицо, но, сколько ни старалась, вспомнить его черты не смогла, и оно так и осталось — подернуто туманной дымкой… Что ж — и наша память, увы, несовершенна… Да и не видела я своего брата, страшно подумать, сколько…

Еще до войны брат отбыл с важной миссией в один из приграничных миров — и пропал без вести. Мы ждали, пытались разыскать его с помощью магии Слова, одного за другим посылали гонцов — никто никого не видел и ничего не знал. И, разумеется, отец обвинил в случившемся Магистров, хотя… Я вспомнила о личности таинственного дейте, про которую мне рассказывала память Магистра Альвиона во время моего первого путешествия по волшебным мирам. Хотя мы и не нападали ни на кого… Некто неизвестный сделал это за нас, а раз люди пострадали от магии дейте — они и виноваты, им и расплачиваться. Нас красиво и аккуратно подставили, а мы и не поняли ничего… А чем вся история закончилась — вы уже знаете не хуже меня.

Наконец-то я докопалась до истины. И изгнали нас не столько Хранители, сколько сам мир. Хотите — верьте мне, а хотите — нет, но наш мир — это вовсе не бездушная планета, которую мы используем по своему усмотрению. Нет, он живет. Живет и обладает разумом, душой, чувствами. И, как и многие родители, в случившемся конфликте встал на сторону младших и слабых. Это я поняла, когда гонялась за моровыми поветриями. Когда разговаривала с миром, слышала его, понимала, чувствовала… И именно он первым отвернулся от нас и назвал чужаками. А мы… мы слишком его любили и ценили… И потому — не столько нас изгнали, сколько мы сами ушли.

И сейчас я вспоминала тот момент, когда видела брата в последний раз. При прощании. Когда он, по просьбе отца, засобирался в дальний путь к Магистру Шалейна, у которого случилась какая-то серьезная пакость. Или вот-вот случится.

— Если бы только знала, как мне неохота туда ехать, — вздохнул брат. — Можно подумать, у меня здесь дел мало…

— Так не езди! — вырвалось у меня. — Почему не съездит кто-нибудь из Совета?..

— Магистр требует члена правящей семьи, — он недоуменно пожал плечами. — Отец не может поехать, сама знаешь. А больше — некому.

— А как же я? Ты ведь совсем недавно приехал и даже с дороги не успел отдохнуть! Почему я не могу съездить? — возмутилась я. — Мне вот как раз — совершенно нечем заняться! Вайлин я приструнила, с Властителем равнин — все дела обсудила…

— А теперь попробуй отпроситься у отца, — ехидно посоветовал мой собеседник. — И в очередной раз узнаешь о том, что ты, во-первых, слишком мала и нескоро еще дорастешь до уровня посланника, а, во-вторых, что женщинам в принципе нельзя поручать дипломатические дела.

— Дискриминация! — обиженно насупившись, проворчала я. — Я немногим младше тебя, это раз, и почему-то отец не вспоминает о том, что я женщина, когда поручает разбираться с Властителем равнин, это два!

— А, может, потому и поручает, — пряча улыбку, заметил брат.

Я мрачно фыркнула и отвернулась, посмотрев на воду. В прозрачной глубине, лениво шевеля пышными светящимися хвостиками, сновали илонии, а на противоположном берегу из-за деревьев показалось милое семейство красных оленей… Подойдя к озеру, они внимательно взглянули на нас и дружно приступили к водопою. Здесь животные нас не боялись, они — украшение парка, а не припасенное на черный день мясо…

Елы-палы, ну почему это — лишь моя память?.. Почему я не могу повернуть время вспять и отговорить его ехать в Шалейн?.. Почему, почему, почему?.. Впервые за долгое время я вновь почувствовала себя беспомощной. Мне только и остается — что смотреть ему вслед и знать, к какой страшной трагедии приведет нас этот простой и обычный, на первый взгляд, отъезд…

Почему?..

— Мне пора, — брат сочувственно потрепал меня по плечу. — Не грусти. Я только туда и обратно. Быстро во всем разберусь — и вернусь.

"Не вернешься!.." — чуть не завопила я. Уже никогда не вернешься!.. Исчезнешь в неизвестном направлении и никто о тебе ничего не будет знать!.. И отец перевернет приграничные миры с ног на голову, отыскивая тебя!.. И мне придется две тысячи лет скитаться невесть где, прежде чем я вспомню и о Тхалла-тее, и о тебе, и о себе!..

Не вернешься…

А он уже уходил. Неторопливо спустился по ступенькам беседки к воде, ловко перепрыгивая с металии на металию, выбрался на берег и, махнув мне на прощание рукой, бесшумно растворился в сумраке ночного леса, чтобы остаться лишь полустертым следом в моей памяти…

Я опустилась на скамейку и в отчаянии закрыла лицо руками. Находиться так близко к разгадке важной тайны — и не иметь больше ни одной зацепки! Стоит мне лишь вспомнить родное лицо — и я сумею его разыскать! Собственными ли силами или мне помогут — но сумею! А если узнаю, куда брат исчез… И что случится, если я узнаю? Да ничего! Мы не боги, а люди… И мы не умеем поворачивать время вспять.

И все-таки незнакомое беспокойство продолжало настырно подталкивать меня в направлении поисков своего исчезнувшего брата. Память же, выдав некое количество информации, вновь погрузилась в привычную спячку. И до тех пор, пока я вновь не уцеплюсь за знакомый образ, не услышу знакомое имя или не увижу родное лицо — я больше ничего не вспомню… Но, все же, сегодня мне удалось узнать много нового и интересного.

И, в надежде перехитрить память, я решила еще немного побродить по городу. К тому же, Свят почему-то не спешит оповещать меня о конце операции по спасению вредного мальчишки, значит, и торопиться некуда. Полюбовавшись несколько минут на чудесное местечко, я тоже спустилась к воде, добралась до берега и побрела по первой подвернувшей тропе. Куда-нибудь — да приду, кого-нибудь — да встречу, что-нибудь — да вспомню…

Пройдя через лес, я вышла на Лунную дорогу, и привычная темнота незаметно для меня вновь сменилась ярким солнечным днем. А жаль… Хотелось бы посмотреть на дорогу ночью… Но, с другой стороны, Тхалла-тей днем смотрится куда эффектнее, а ночью я однажды его видела, пусть и в виде жутких развалин.

Мне навстречу то и дело попадались люди. Спешили по своим неотложным делам посланники, одетые в форменную экипировку. Размышляли о смысле жизни советники отца, бредя куда глаза глядят и подметая тротуар длинными мантиями. Прогуливались с детьми родители… Меня узнавали, мне кивали, со мной здоровались, а я не могла разглядеть их лиц. Лишь до шеи, а дальше — расплывчатое пятно. И ни цвета и длины волос, ни выражения лица… Даже голоса сливались в один малознакомый гул и звучали абсолютно одинаково…

Не устану удивляться капризам нашей памяти. Мы способны долго и в мельчайших деталях помнить чью-нибудь одежду, место или здание, произведшее на нас особое впечатление, дорогу, по которой прошлись раза три от силы, но — через небольшой промежуток времени уже не в состоянии вспомнить ни лица дорогого и близкого человека, ни его голос… Да что там говорить, забери у нас зеркало — и свое-то быстро забудем…

Свернув с Лунной дороги на первую подвернувшуюся парковую тропу, я углубилась в лес. И сколько по нему блуждала — судить не берусь. Долго. Очень долго. Сначала обошла все свои любимые укромные уголки, потом — сходила к каскаду цветных фонтанов, потом — еще куда-то… И, пока бродила — думала, думала, думала, совершенно не замечая того, что меня окружало. Волшебный мир памяти отошел на второй план, сменившись зловещей пустотой… И, в конечном итоге, устав от бесплодных размышлений, я выбралась за пределы Тхалла-тея, прошлась вдоль городской стены, отыскала подходящий «карман» и свернулась клубком в плетеном кресле. И наблюдала за проплывающими по небу облаками, пока незаметно для себя не задремала…

— Утро-о, утро-о-о ранне-е-е, зорюшка встаее-е-ет…

Я сонно приоткрыла один глаз, но неизвестного певуна — не обнаружила.

— Утро-о, утро-о-о ранне-е-е, — снова затянул старческий голос, и до меня дошло.

Я определенно нахожусь в той самой избе, по полу которой меня недавно так нелюбезно таскали. У хозяйки харчевни в гостях, одним словом. Причем, что характерно, лежу на той же самой лавке, также заботливо укутанная в одеяло, а мои сапоги — по-прежнему сиротливо стоят у порога… Может, мне просто приснилось все?.. И ночные призраки, и блуждание по деревне впотьмах, и нашкодивший мальчишка, и Тхалла-тей?..

— А-а-а, проснулась, красавица? — почтенная хозяйка избы, еще вчера жаловавшаяся на радикулит, ловко орудуя ухватом, бодро выудила из таинственных недр печи раскаленный докрасна чугунок.

— Угу, — я сладко потянулась и перевернулась на другой бок, подложив под щеку ладонь.

Вставать-то как лень… Из тепла и уюта — и сразу в дорогу?.. Не-е-е, я пока еще немного полежу… Давно я уже так не высыпалась и не отдыхала, хотя проснулась почему-то — ни свет, ни заря… Ставни и шторы добрейшая бабушка уже открыла, и в комнату только-только начали робко пробираться первые лучики рассвета… Нет, полежу еще. Сроду в такую рань не вставала, да и не понимала — зачем оно мне надо?..

А хозяйка избы, стараясь сильно не шуметь, уже накрывала на стол. Расставила на вышитой скатерти деревянные тарелки, разложила ложки-вилки, установила посреди стола дымящийся самовар и рядышком — блюдо с блинчиками. Я вдохнула умопомрачительный запах свежей выпечки и, сглотнув слюну, с сожалением выбралась из-под теплого одеяла. Все равно ведь рано или поздно придется вставать… А блинчики с детства обожаю. Моя бабушка готовит их просто потрясающие и кормит меня блинами каждый раз, как я к ней в гости выберусь. Вроде, обычное блюдо — а каждый по-своему готовит и на вкус оно совершенно разное получается…

— Встаешь? — добродушно улыбнувшись, спросила она.

— Ага…

На большее спросонья я просто не способна. И, дабы быстрее прийти в себя, я умылась водой из стоящей в углу бочки и испугалась своего отражения в зеркале. Точно, красавица-а-а — неописуемая! В том смысле, что от испуга и делов некультурных и антисанитарных наделать можно, если подобное ближе к ночи повстречаешь…

Физиономия у меня, в общем, во сне увидишь — не проснешься. Или проснешься — но заикой. Рожица — бледная-бледная, словно из меня кровь всю выкачали и на нужды переливания пустили, глаза — уставшие, воспаленные, губы — синюшные, как после затянувшегося похода в магазин по тридцатиградусному морозу… Нда. Тяжелый случай. Тут даже предусмотрительно прихваченная из дому косметика не поможет…

Ой-ей…

Погрустнев (ведь, как и всякая нормальная девушка, всегда хотела быть красивой, в каких бы условиях проживания ни оказалась, но — поди ж ты…), я привычно полезла в рюкзак за сигаретами. Ну, елы-палы… Нет, я так не играю, товарищи! Мало мне закончившейся отравы — я еще и пачку почему-то до сих пор не выкинула! Курить хочу-у-у… Хоть на стенку лезь, честное слово… И то — не факт, что полегчает.

Ужасть…

И вместо утреннего перекура пришлось делать зарядку, от которой с непривычки заныли все мышцы сразу и хором. Бросай курить, вставай на лыжи — и вместо рака будет грыжа… Кое-как размявшись, я уселась за стол, в тоскливом ожидании посмотрела за блинчики, облизнулась и только сейчас заметила — Свята-то в избе не наблюдалось! И куда он успел спозаранку подеваться, спрашивается?..

— Ушел он куды-то, — ответила на мой вопрос бабушка. — Не сказал ничаго. Встал до тебя — и ушел.

— А что ночью было — вы не помните? — рискнула спросить я.

Интересно ведь — приснилось или нет? А то уж больно явный сон приглючился…

— Помню, друг твой вечор тебя укладывал, мучился, бедный, — сосредоточенно наморщила лоб она и вдруг хитро мне подмигнула: — а потом посередь ночи просыпаюсь и гляжу — на руках тебя носит и ничаго! И к сердцу еще так прижимал — как любимую свою… Гуторил, по нужде ты вышла и плохо тебе стало.

Я задохнулась от возмущения. С чего бы это мне на улице плохо стало?! Вот и показывайте мужчинам свою слабость! Стоило один раз при нем в обморок упасть и все, чуть что — сразу «плохо»! А он, выходит, в кустах бдительно караулил и ждал момента?! Или, как это говориться, — сердцем почуял?! Бред сивой кобылы. И не слишком изобретательный.

— Эм-м-м, — промычала я, заметив вопросительный взгляд своей собеседницы. — Не помню…

— Ты кушай, дитятко, кушай, — покивав, вспомнила о блинчиках старушка. — Не жди нас…

Меня никогда не надо долго упрашивать: налив чаю, я с удовольствием взялась за завтрак, который временно приостановился лишь тогда, когда в избу вернулся Свят. Вытерев ноги о половичок, мой спутник устало дотопал до стола и уселся рядом со мной.

Перестав жевать, я покосилась на него. Бедненьки-и-ий! За прошедшую ночь он осунулся, побледнел и похудел — хотя, казалось, куда уж больше-то?.. Я, по доброте душевной, даже подзатыльники обещанные ему простила, не говоря о вранье. Это ж что такое ему ночью пережить пришлось?.. Я, правда, тоже как-то не так выглядела…

Свят, словно угадав мои мысли, повернулся и жизнерадостно подмигнул, прошептав мне на ухо:

— Порядок. Мальчик прекрасно видит и почти ничего не помнит.

— А-а-а, — я вспомнила о недоеденном блинчике и принялась активно его пережевывать. — Гм… Почти?!

— Угу, — харт тоже взялся за завтрак. — Тебя он почему-то прекрасно запомнил.

— Меня?! — я поперхнулась чаем. — Где?!

— У себя в голове, — с самым серьезным видом отозвался Свят, хотя в его кошачьих глазах золотыми смешинками прыгали озорные чертики. — И сам процесс уничтожения обрывка памяти.

Теперь я уже не поперхнулась — я подавилась. И, прижав руку к груди, долго, надрывно и отчаянно кашляла, а он — заботливо похлопывал меня по спине. Кошмар!.. Так грязно сработать и столько наследить!.. Но что с дилетанта взять… Не имею привычки рвать книги из библиотеки чужой памяти, знаете ли…

— Да не расстраивайся ты так, — сжалился над моими муками харт. — Его поверхностные воспоминания я немного подчистил, подправил — и теперь мальчику просто покажется знакомым твое лицо. А уж где он его видел — пусть сам подумает…

Я перевела дух и отвесила негоднику заслуженный подзатыльник, проворчав:

— Нашел время шутить…

— Извини, — легко согласился он, не переставая, однако, ухмыляться.

— И не подумаю, — буркнула я.

— Ну и ладно, — пожал плечами Свят.

И до конца завтрака мы друг с другом не разговаривали. Я — немножко дулась, а харт — не замечал ничего, кроме еды, которую подметал удивительно быстро и с завидным аппетитом. А хозяйка избы с каким-то странным умильным выражением наблюдала за нами.

А потом она возьми и спроси:

— Свадьба-то ваша когда?

Теперь, подавившись, кашляли мы оба.

— Вы, бабушка, не торопите события, — первым просипел Свят.

— И не выдавайте желаемое за действительное, — хрипло поддакнула я.

— Жаль, время потеряете лишь, — покачала головой старушка. — Да молодые еще, жизни своей не жалеете и не считаете… А как подходите-то друг другу…

Угу. Идеально. Как Дракула и Франкенштейн. Нужно только определиться для начала, кто из нас кто — и вперед…

— Кась, пошли-ка отсюда… — наклонившись ко мне, пробормотал харт. — Тут конечно, хорошо, но бабушка того и гляди — вместо Магистра нас поженить надумает…

— Угу, я уже… — согласно закивала я, на ходу дожевывая последний блинчик.

Так, бочком-бочком, мы встали из-за стола, поблагодарили за еду и кров и проворно засобирались. Хозяйка избы же на обычном прощании не угомонилась и, после недолгих пререканий, всучила нам корзинку с обедом, которую, видимо, заготовила с вечера.

— Дорога-то дальняя вам предстоит еще, — настаивала она. — А до деревни до следующей — и ехать, и ехать… Не обижайте старуху, берите.

Пришлось взять. Только из уважения к ней. Ну, и потому еще, что Свят накануне мимоходом посетовал на дикие цены в харчевнях и на свои быстро тающие средства. Короче, начинать кормиться собственными силами нам однажды придется.

— По-моему, нам уже пора за свои услуги магов деньги с народа взимать, — заметила я, когда мы отошли от избы. — Одни моровые поветрия вон чего стоят…

— Деньги? — возмущенно приподнял бровь харт. — За спасение жизни? У тебя что, сердца нет?

— Да нет, есть, вроде, раз бьется… Но к нему придачу — еще и практичный разум, — парировала я. — Мы на какие шиши дальше путешествовать будем? Ась?

— Ну, пока пророка догоняем — денег хватит, — размышлял вслух мой спутник. — А там, если повезет — клад найдем.

— Чего?!

— Клад, — пояснил он.

— Где?

— Погоди-ка, дай сообразить. Полнолуние у нас — через три дня. Если успеем к тому времени добраться до деревни Зеленые сосны — а мы пока успеваем — то как раз застанем девушку, которая выходит ночью из лесу и указывает местонахождение клада. По легенде, по крайней мере, — уточнил он, заметив мой скептический взгляд. — Правда, пока еще ни один смельчак за ней идти не рисковал…

Ага, так я и поверила! Знаю я одну такую байку. Существует древняя киприотская легенда, что каждую ночь из волн морских выходит прекрасная, полуобнаженная девушка, одетая лишь в пену. По более современной легенде, она стоит всего тридцать долларов… Если это такая же девушка — я пас! Вот парень бы был — я бы еще подумала… Правда, может, Святу только того и надо (девушку, в смысле), кто его знает… Хотя, денег-то у него все равно нету, как ни крути. Ха-ха.

Нда, граждане…

Пока мы обсуждали дела насущные, успело рассвести, и из домов на охоту повалил народ. Зевая и потягиваясь, все население мужского полу, способное держать в руках оружие, выползало на свет божий, громко желая друг другу "добро утра". И как такое раннее утро, когда еще спать и спать надо, да и сигареты, к тому же, закончились, может быть добрым?.. Не понимаю и, видимо, не пойму никогда.

Уныло плетясь за бодро шагающим к ручью Святом, я случайно углядела в общей толпе знакомое лицо. А-а-а, местный вредитель оклемался и захотел проявить себя… Парнишка, почувствовав мой взгляд, поднял голову и нахмурился. Нет, ну до чего же на Темку похож… И внешне, и обормот — тот еще… Я старательно не вспоминала о племяннике несколько дней кряду, дабы не волноваться почем зря, но…

И у меня надрывно заныло сердце. Как он там сейчас один, без взрослых, без меня?.. Скучает, наверно, по дому, грустит… Хотя, фантазия у Артемыча такая буйная, что тут уж не до скуки и грусти становится. Ни ему, ни его окружению. Да и настырная тетка со своими вечными нравоучениями поблизости не верится и жить не мешает… А чего еще молодежи для счастья надо?.. Вот-вот, и я о том же. Дайте денег — и не мешайте жить. Пустите в сказочный мир — и не путайтесь под ногами.

Тьфу, ты, елы-палы…

— Эй, Касси, — харт перестал насвистывать и внимательно посмотрел на меня. — О ком скучаешь?

— Да… так я… ничего, — я украдкой шмыгнула носом. — Не обращай внимание…

Свят заглянул в мои глаза и тихо спросил:

— Поговорить не хочешь?..

Я тяжко вздохнула и отрицательно покачала головой. О чем тут говорить?.. В жилетку поплакаться и рассказать, как сильно я волнуюсь за племянника и как по нему, оболтусу, соскучилась?.. Как сильно боюсь не найти его или не успеть найти вовремя?.. Зачем? Еще не сдержусь, совсем расстроюсь и пущу слезу…

Харт пожал плечами и, отвернувшись, вновь принялся насвистывать себе под нос незамысловатый мотив. А знакомый мальчишка, уходя с взрослыми в лес, то и дело оглядывался через плечо, придирчиво изучая мою скромную и опечаленную персону. Не удержавшись, я скорчила ему рожицу и показала язык. И на его веснушчатой физиономии медленно появилась понимающая улыбка.

Вспомнил, значит…

И, прежде чем исчезнуть в лесу, мальчуган повернулся ко мне и, чуть склонив вихрастую голову на бок, прижал правую ладонь к сердцу. Точно, вспомнил и теперь — благодарит, и ей-богу, это жутко приятно! И на душе у меня заметно посветлело и потеплело. Ну, своего парнишку пока найти не могу — так хоть кому-то от моих странствий польза есть. Не все же мне только вредить да виноватой во всех известных грехах оказываться… В конце концов, мы, павшие воины, тоже люди…

Хотя, и деньги бы лишние не помешали.