«Багровая книга» — страшная книга. Багровая она потому, что на ее страницах реками запеклась человеческая кровь.

Таких книг немного в истории народов.

Составлена «Багровая книга» по официальным документам, докладам с мест и опросам пострадавших. Но документы эти и официальные материалы никогда бы не зазвучали с такой силой, если бы они не попали в руки большого русского писателя и гуманиста Сергея Ивановича Гусева-Оренбургского.

Это он, сын оренбургского казака, бывший священник, содрогнулся от вида человеческих деяний. Страницы его книги не говорят, — они кричат от боли и гнева.

«Багровая книга» начинается с Пролога. Он — как звуки трагической увертюры — простые, точные, краткие слова с силой падают и ударяют по струнам, предвещая бурю:

«Проходит перед нашими глазами… массовое кровавое действо, — страшный кровавый разлив, оставивший за собой все ужасы протекших времен.

Никогда не падало такое количество жертв.

Никогда евреи не были так одиноки.

Никогда безысходность их положения не была так ужасающа.

…Теперь по ним, распластанным по той же украинской наковальне, ударяет не молот, не два, а все молоты, какие только работают на этой дикой и злой почве. Они бьют по ним без устали, днем и ночью, летом и зимою.

…Теперь всё проходит на наших глазах. Мы видим, правда, только часть картины, ибо другие части закрыты еще непроходимыми кордонами. Но, что доступно нашим глазам и ушам, мы видим и слышим…

Мы слышим и считаем.

И скорбные результаты подсчетов могут быть только безмерно ниже действительности».

Вот уже более 60 лет «Багровая книга» захоронена в советских архивах. Считаем своим долгом выпустить эту книгу в свет, вытащить ее из архивной пыли, не изменив в ней ни строчки, ни орфографии, — с тем, чтобы слова этой БАГРОВОЙ книги — въелись в память всех — евреев и неевреев.

Такие книги должны жить, потому что они предотвращают угрозу новой Катастрофы.

Никакое описание не может передать ужас от простых и беспощадных слов этой книги.

Пусть потомки искалеченных, изнасилованных, зарубленных — всех убиенных — и потомки тех, кто калечил, насиловал, убивал, прочитают эту страшную книгу. И пусть они объединятся, чтобы никогда не допустить повторения жутких насилий над человеком, — над человеком, какой бы он ни был расы, национальности и вероисповедания.

Пусть кровь, так густо запекшаяся на страницах этой Багровой книги, остановит руку палача в любой точке земного шара.

В потоке крови и горя — вы узнаете много знакомых вам с детства мест. Многие наверняка узнают подробности о судьбе своих близких. Жители города Киева узнают о судьбе обитателей целых улиц и домов — адреса их точно указаны. География погромов — это география Украины. Вот далеко не полный перечень пострадавших от погромов городов, сел, местечек (названия старые): Киев, Житомир, Кременчуг, Екатеринослав, Нежин, Конотоп, Бахмач, Белая Церковь, Тараща, Черкассы, Смела, Проскуров, Елизаветоград, Фастов, Радомысль, Фельштин, Ровно, Тульчин, Умань, Винница, Погребище, Плисков, Гайсин, Тростянец, Новоград-Волынский, Янов, Теофиполь, Кривое Озеро, Каменный Брод, Брацлав, Фундуклеевка, Каменец-Подольский, Голованевск, Прилуки, Литин, Васильков, Чернобыль, Триполье, Ржищев, Иванков, Корсунь, Ладыженка, Новомиргород, Пирятин, Межигорье, Коростень, Борзна, Черняхов, Бердичев, Белошица, Ушемир, Россава, Золотоноша, Переяслав, Зятковцы — и т. д., и т. д.

Гусев-Оренбургский этой своей книгой сказал правду — жестокую и страшную. Он сказал ее, потому что любил Россию и хотел видеть ее народ духовно чистым и незапятнанным.

Истинный гражданин тот, кто не прячет правду от народа, а говорит: вот она, правда, горькая, страшная, и надо сделать так, чтобы эти позорные события не повторились. Ибо события эти страшны не только для евреев, которые тысячами и миллионами уже почти столетие бегут из России — от погромов, от физического истребления, от унижений. Они страшны для всего российского народа, потому что они развращают его душу. Там, где ребенок с детства видит, что топором и ножом или просто нагайкой можно расправиться с бесправным инородцем, — там этот ребенок, став взрослым, привычно пустит в ход топор и нож и по другому поводу. Привычка пускать кровь из другого кончается привычкой пускать кровь из своего же брата…

Истинный гражданин тот, кто не прячет правду от народа, а говорит: вот она, горькая и страшная! Надо сделать так, чтобы смыть пятно этого позора.

* * *

Мы слышали о еврейских погромах — но разве мы о них знали? Нет, в Советском Союзе об этом не принято вспоминать. Поколения, которые родились уже в 30-40-х годах и позже, — знали о погромах только понаслышке. Разве мы знали, как кололи штыками, рубили на части беззащитных людей, как закапывали их полуживыми в могилы, как топили, сжигали живьем сотни тысяч людей — еще до гитлеризма — только за то, что они евреи? Вот, оказывается, когда уже запрягали людей, заставляли жертв рыть себе могилы, есть землю, петь — на потеху убийцам — громко, «от сердца», когда терзают и убивают. Вот, оказывается, когда уже зарывали живьем в могилу, — послушайте, что рассказывает об этом еврейская женщина, одна из бесчисленных страдалиц «Багровой книги»:

«…мужа загнали на христианское кладбище и легко ранили в плечо. Затем раздели донага и бросили в заранее вырытую могилу. Стали засыпать землей.

Муж сел в могиле.

Стал умолять не убивать его.

Мольбы не помогали.

Тогда он принялся выбрасывать руками из могилы землю.

Убийцы не препятствовали.

Они только смеялись:

— Посмотрим, кто одолеет.

Их было пять человек

Когда мы впоследствии откопали его, он лежал лицом вниз, с согнутыми ногами и ртом, забитым землей».

Это было в Елизаветограде.

А вот что произошло на вокзале в Черкассах:

«Раздели нас, оставили в одном белье.

И стали расстреливать.

Первым упал Коневский.

…Что было после, — я не знаю.

Очнулся я вечером, в темноте; боль в костях и животе была такая острая, что я сейчас же снова потерял сознание, но через несколько минут пришел в себя. Рядом со мной лежали трупы. Я поднялся на ноги, белье мое было все в крови, недалеко от меня раздавались стоны умирающего. Я собрал все свои силы и стал пробираться к нему. Кругом никого не было, совершенно тихо, и в тишине стоны явственно слышались.

Я, однако, его не мог найти.

…Опять потерял сознание.

Сколько я пролежал в забытьи, не знаю, но, когда очнулся, оказалось, что я лежу рядом с Коневским, и что это он стонет.

— Коневский, — обратился к нему, — может, вы встанете, и мы постараемся пробраться домой?

— Нет, — ответил он, — я умираю. Прошу вас: найдите сына, положите его рядом со мной, я его хочу перед смертью обнять.

Мне удалось найти его сына.

Он был мертв.

Я отца придвинул к нему.

Он его обнял, заплакал, вздохнул и умер».

…Местечко Тростянец… Стоп, остановись, мгновенье! Это должно войти в память всех:

«…С утра другого дня гудел набат.

Бандиты метались по местечку, грабили и производили одиночные убийства, отыскивали спрятавшихся мужчин и уводили их в комиссариат… На вокзальную улицу никого не пропускали, и никому из женщин не было известно, что делается в комиссариате. Но все же женщины узнали новость, мигом облетевшую местечко:

— Роют могилу!

За местечком, при бассейне, куда сваливают нечистоты завода, действительно, рыли могилу — длиною в тридцать пять аршин, военного образца.

…Разъяренная толпа с дикими криками:

— Режь… бей жидов… до единого…

Бросилась к комиссариату. Окружила его.

Открыла стрельбу залпами. Бросали внутрь бомбы и ручные гранаты. Неистовые крики и вопли оглашали воздух, рвались гранаты, а с ними разрывались и уродовались тела свыше четырехсот человек мужчин и детей, обезумевших от ужаса и боли. Несчастные жертвы в смертном томлении припадали к земле, молили о помощи, кричали и рыдали.

Но в толпу был брошен кровавый лозунг:

— «Живых не оставлять».

И вот, убедившись, что не так-то легко и скоро перебить насмерть такую массу людей, они ворвались в здание комиссариата и там ножами, штыками, топорами довершали свое дело. Снова метали бомбы и гранаты в массу обезумевших от кошмара людей. Были пущены в ход орудия кустарного производства: особые пики для прокалывания насквозь жертв. Действовали косами, серпами, кирками, каблуками. В помещении образовалась река крови, в которой плавали жертвы. Тут были пытки и мучения, издевательства над мертвыми и полуживыми.

…И здесь в неимоверных муках испустили свое последнее дыхание отцы с тремя, пятью и единственными сыновьями. Здесь гибли девочки-подростки на шеях своих отцов. Тут были умучены и зверски изрезаны отец Берман с двумя дочерьми, крепко обнявшими отца и просившими убить их вместе с ним. Так же погиб Могилево с двумя дочерьми, защищавшими его. Погибли восьмидесятилетние старики…

В течение пяти часов продолжалось это.

А потом клочки четырехсот трупов были связаны и свалены в приготовленную днем могилу…

Колокола все не смолкали.

…Плач, рыдания, вопли, истерики, безумие, смерти от разрыва сердца, вот что было на рассвете в местечке одиннадцатого мая, когда стало известно об истреблении мужчин в комиссариате. Женщины припадали к земле, бились в пыли и молили о смерти.

…Местечко замерло.

Никто не просил ни пищи, ни помощи.

Дети тихо умирали на груди своих полумертвых матерей. По временам доносился лишь шум из оставленных домов, где хозяйничали бабы и хулиганы…»

Таковы живые картины, переданные писателем-гуманистом со слов мучеников. И картин этих — великое множество, и каждая — сюжет для трагедии.

Этого забыть нельзя.

Пусть пепел зарубленных, сожженных, потопленных, изнасилованных — всех убиенных — звучит всегда в наших сердцах, сердцах наших детей, детей их детей — и так всех поколений, пока не исчезнет с лица земли последний расист.

Нам выпала большая честь — возродить из пепла эту пламенную книгу. И каждый, кому попадет в руки эта книга, должен сохранять и передавать ее из поколения в поколение — чтобы она никогда не пропала, не была сожжена, не затерялась в архивах… Ибо своим широким распространением она может предотвратить новое преступление.

Из небольшой искры простого попустительства антисемитским и любым шовинистическим настроениям при соответствующих условиях может вспыхнуть пожар большой войны. Так было во Вторую мировую войну: началось с травли гитлеризмом евреев, а кончилось всемирным пожаром. Антисемитская политика есть политика античеловеческая.

Пусть эта книга дойдет и до советского правительства, которое попустительствует — раздувает антисемитизм.

С первого дня советская власть провозгласила равенство всех наций перед законом и свободу самоопределения народам. Но равенство и свобода остались на бумаге.

О том, как и по сей день к «равенству народов» относятся кремлевские правители, всем известно. О планомерном уничтожении еврейского народа немецко-фашистскими захватчиками в советской печати не принято вспоминать. Долгие годы не было памятника в Бабьем Яру, пока кости расстрелянных и живьем захороненных сами не напомнили о себе: были выброшены стихийными силами наружу как укор мертвых живым, как возмездие за забвение. Антисемитская власть не желает сочувствия евреям.

В глубоко скрытых своих тайниках она не желала этого с первого дня своего существования. Показательна в этом отношении судьба «Багровой книги».

В самые тяжкие дни Белого движения руководители его приняли решение об издании этой книги. Они не боялись признаться в том, что к повсеместному массовому издевательству над беззащитным гражданским еврейским населением отдельные части Белых войск тоже приложили свою руку. Те, кто пытались издать эту книгу, понимали, что революция и гражданская война неизбежно выплескивают на поверхность человеческие отбросы и своевременный голос протеста против средневековой дикости может предотвратить дальнейшие преступления.

Предполагалось, что книгу издаст «Союз Возрождения России», пишет Гусев-Оренбургский, «но разгром деникинского добровольческого движения помешал этому: два года книга лежала под спудом». В 1922 г. книгу издал «Дальневосточный Еврейский Общественный Комитет помощи сиротам — жертвам погромов» в Харбине. Издал так, как она была написана Гусевым-Оренбургским.

Большевики же поступили по-другому.

На заре советской власти они уже переделывали историю в свою пользу.

Книга была издана издательством Гржебина и отпечатана тиражом в несколько десятков экземпляров в типографии «Пропагандист» в Петрограде. Послесловие к книге написал М. Горький. Но это уже была другая книга: большевики «отредактировали» ее по-своему. Они принизили пафос этой книги, преуменьшили статистику жертв. А главное они изъяли из этой книги все материалы об участии в погромах советских регулярных войск и партизан. А это составило ни много, ни мало — около 100 страниц. Даже название книги было изменено: «Багровая книга» более не существовала. В свет вышла другая книга. Но и эта книга была спрятана от народа.

«Багровую книгу» мы издаем не как памятник ненависти и зверств, а как общечеловеческий памятник того, что никогда не должно повториться. Никогда ни один народ не должен издеваться над другим народом.

Свое предисловие я заканчиваю словами, которые вы прочтете на последней странице этой книги: «Вот факты. Говорите о них, кричите о них. Граждане, честные люди, это Ваш долг, Ваша человеческая обязанность».

Подписались под этими мужественными словами в те дни, когда происходили эти события:

Бюро Лиги борьбы с антисемитизмом при Киевском Областном Комитете Всероссийского Союза городов в составе представителей: Киевского Областного Комитета Всероссийского Союза Городов, Всероссийского Земского Союза, Национального объединения, Национального центра, Союза Возрождения России, Киевского Совета профессиональных союзов, Союза учителей школьных и домашних, Союза врачей, Союза техников, Союза журналистов, Международного Красного Креста, Комитета помощи пострадавшим от погромов при Российском Красном Кресте, Общества истинной свободы имени Льва Толстого, Центрального бюро кооперативных объединений и Общества «Разума и Совести».

РОЗА БРОНСКАЯ