«Нескромное обаяние Жан-Поля» потрясло современную моду. Стиль, который он придумал – его знаменитый гениальный look, – заключал в себе двойственный смысл. Полосатая матросская майка, как у главного героя фильма Фассбиндера «Керель», стала довольно ярким символом. Стрижка «ежик» и обесцвеченные волосы подчеркивали гей-стилистику. Дополнявший этот образ килт, так сказать, ставил жирную точку. В тот год Франсуа Миттеран устроил в Елисейском дворце прием для парижских дизайнеров и модельеров. «Это хулиган Франсис пошел туда в юбке, а не я, – рассказывает Жан-Поль. – Как раз перед нами вошел Луи Ферро, и президент приветствовал его, а потом шепнул: “Я часто ношу ваши галстуки”. Когда подошла наша очередь, мы точно знали: он не скажет, что носит наши килты!» Готье in and out был всегда такой, какой он есть на самом деле. Его сильнейшим оружием были улыбка, добродушный юмор и умение сопереживать. Он был не способен на агрессивные выпады и обезоруживал критикующих его недоброжелателей, гомофобов и любителей скандалов неизменно спокойным и благодушным отношением. Катрин Лардер так говорит об этой манере поведения, делавшей его неуязвимым: «Это не было ни позой, ни расчетом. Он просто обнаружил, что именно это больше всего ему подходит. “Матросский” джемпер появился, потому что он обожал классику, даже у Шанель производились такие вещи. К тому же так он одевал свою первую модель. Она у меня, эта облезлая плюшевая реликвия, и ее зовут Жан-Поль».

У него не было денег, чтобы организовать большую рекламную кампанию, поэтому свою марку он продвигал, используя body language и себя в качестве живой рекламы. Достаточно было трех ключевых элементов, чтобы определить стиль Готье. Никогда прежде творец не сливался так полно со своими творениями. Маркетинг, реклама – ничто из этого не могло рассказать о нем лучше, чем он сам. Всего одного взгляда на Готье оказывалось достаточно, чтобы поддаться его влиянию, его желанию и уму, которые явственно проявлялись в стиле одежды. Его тельняшки продавались как горячие булочки, одна за другой. «Его стиль – это просто продолжение его самого», – повторяет Фарида. Это кутюрье, который знал и понимал жизнь улиц, их язык, который умел найти простой и доступный способ разговаривать с людьми, но при этом он всегда оставался на территории мечты. Трудно было не уступить. Готье, как Монте-Кристо, совершенно покорил столицу, петля затянулась. «Он безусловная звезда, абсолютная знаменитость, любимец прессы, – утверждает Оливье Сайяр. – Монтана, например, довольно невыразителен в интервью, а вот у Жан-Поля невероятный талант держаться перед микрофоном или камерой. Неудивительно, что его часто снимали для телевидения. Оказалось, что он умеет отлично рекламировать и продавать, к тому же он прекрасный оратор. Служа себе, он служил моде, и, конечно, было очевидно, что лучше него самого никто о его работе не расскажет».

Во Франции нет бензина, но есть Готье. Ему подражали, его образ модельера в униформе беспрестанно копировали. Аззедин Алайя в синей робе маоистского рабочего, Карл Лагерфельд – элегантный господин эпохи Просвещения, Джон Гальяно в пиратских обносках с корабля «Диор»: это было золотое время моды, когда она говорила с людьми посредством облика самих модельеров. Они становились пиктограммами, посланниками своего искусства, живыми примерами своего стиля. Постоянно занимаясь чужим внешним видом, они решили всегда оставаться в придуманном костюме – символе своей философии. Они чувствовали себя белым листом, на котором сами же писали историю моды. Готье, с успехом работавший для женщин, наконец проявил себя и в мужской моде, рекламируя свой собственный килт. Ecce homo. Коллекция «Мужчина-объект» увидела свет в 1984 году. В списках приглашенных гостей, полученных журналами, значилось имя Жан-Клода Ван Дамма, будущей звезды кинобоевиков. «Мужчины должны принять свою хрупкость и уязвимость», – говорит кутюрье в интервью самым популярным женским журналам десятилетия. «Грань между мужественностью и женственностью довольно размыта», – продолжал он, уже отвечая на вопросы остальной прессы. Эту фрейдистскую тенденцию, по Винникотту, он попытался объяснить так: «Мужественность не в костюме, она в голове», а потом растолковал: «Носить юбку – вовсе не уловка трансвестита, вот лифчик – это да!»

Ох! Такой номер не прошел бы даже в форме циркового представления. Эта граница охранялась строго, и перейти ее ему не удалось бы никогда. Ни один из его мужчин-моделей ни разу не выходил на подиум в знаменитом бюстгальтере с остроконечными чашечками. В остальном его бодибилдеры, азиатские, арабские и ирландские мачо подчинялись его фантазиям и появлялись в самых причудливых образах. Эти счастливчики получили шанс щеголять в нежно-розовом и бледно-зеленом, надевать вышитые туники, жемчуга и кружевные болеро, которые прекрасно оттеняли их рельефные накачанные бицепсы. Он прошелся по всем архетипам гей-культуры. Матросы Фассбиндера, многочисленные персонажи а-ля Village People: полицейский, строительный рабочий, байкер и даже индеец, который встречает в этом «западном барокко» ковбоя в плавках из черной лайкры, бандане и «стетсоне». Некоторые зрители увидели в этом скрытый намек на транссексуальность, на вечную сагу трансвеститов, открыто воспеваемых модой травести. Готье такое видение отвергал. Он не сражался ни за что и не продвигал никакой образ жизни: Готье смещал акценты и менял систему знаков в культуре. По его словам, кодекса мужского соблазнения не существовало и его следовало изобрести.

Тем, кто обвинял его в переносе эстетики кабаре «Мишу», вотчины трансвеститов, на территорию прет-а-порте, он отвечал, что его махараджи, тореро и денди нравятся как раз женщинам, а не мужчинам. И если юбку, прикрывающую волосатые мужские бедра, впервые увидели во время его шоу, иронически названного «Мужчина-объект», произошло это именно потому, что Готье первый понял: общество стало меняться. Дамы-директора воплощали в жизнь свой бизнес-план. Они стали занимать ведущие посты в компаниях и брать на себя роль добытчика в семье. Отцы нового времени были уже готовы сложить знаки своего внешнего превосходства и сдать оружие. Смена ролей их не пугала, они были не против взять на себя роль безмолвного объекта, которая прежде отводилась женщинам. Готье предвосхитил эту тенденцию, а потом он ее закрепил. Это было его второй натурой. Он не мог не идти на шаг впереди общества.

Спустя несколько лет героиня Гленн Клоуз терроризировала несчастную жертву в исполнении Майкла Дугласа в «Роковом влечении», а Деми Мур утвердила тенденцию в фильме «Разоблачение».

Молодой Майкл Дуглас, сын Кирка, запомнившегося всем в необычайно мужественном образе Спартака, играет ставшего жертвой своего влечения мужчину, которым манипулирует и которого используют. Волею судьбы и по рождению он являл собой непререкаемый символ мужественности, но в этих ролях Дуглас-младший показал слабость его героев и их готовность исполнять все капризы партнерш. Эти образы добровольной жертвы, услужливой и податливой, подтверждали идею Готье. Мужчина-предмет существовал, и Майкл Дуглас, звезда Голливуда, прославлял этот образ! В своих удивительных комиксах от-кутюр Готье вывел также супергероев, гомо и гетеро, би, транс, мужчин-детей и мужчин-мачо. Вдохновение он черпал в молодежной культуре, Жан-Поль показывал, как происходит взросление и проходит детство: сначала комикс «Железные ноги», потом «Заключенный» и «Фантомас», культовые серии для нескольких поколений. Его коллекции «Французский жиголо», «Казанова в гимназии» и «Латинские любовники» пародировали стереотипы. Он снова стал использовать такие символические образы, как «Танцор фламенко» и «Рыцари и всадники». Ему предстояло еще сильнее поразить своих поклонников добродушной дерзостью и ироническим видением мира. Нигде, ни на одном другом показе вы не увидели бы модель с растаманскими косичками, одетую в белую горностаевую мини-юбку и разные сапоги, прекрасного юношу-индуса в норковой пелерине на ремне за спиной и на каблуках или новых «Братьев Жак» в колготках цвета абсента. Своих дикарей, жиголо и денди он наделял всеми возможными украшениями и аксессуарами из женского гардероба. Черные кружевные горжетки, гранатовые вуалетки, тросточки в чехлах из синего бархата, ботинки на высоких каблуках с шелковыми шнурками, манжеты-браслеты, митенки, перстни, веера и футболки, украшенные бутонами чайных роз. Ткани самых разных расцветок, причудливые аксессуары, броский макияж, татуировки – ничто не возбранялось. Шелк цвета жонкиля, огненный лисий мех, кожа оттенка спелой сливы, диадемы и блестки, серьги и сумочки перекочевали из женского гардероба в мужскую коллекцию как дар любви. Более того, мужские дефиле имели большой успех не только из-за того, что иногда они были проникнуты комизмом: точеные силуэты, оригинальность форм, богатство фантазии модельера – вот что бросалось в глаза, превращая автора коллекций из дерзкого шутника в одаренного редким даром художника. Его умение играть на контрасте становилось все более совершенным. Покрой его костюмов отличался безупречостью, эти наряды из струящихся нежных тканей, казалось, хранились прежде в сундуках мадам де Помпадур… В этом-то и состояла уловка: все это великолепие облекало мускулистые фигуры хищного вида парней двухметрового роста, хулиганов с тяжелым взглядом и впечатляющей растительностью на теле.

В тот год Танел, армянин по происхождению, стал эмблемой на флаге фрегата «Готье». Ему уже исполнилось восемнадцать лет, он работал ассистентом в журнале «Джилл». Иногда, если было нужно, выступал и в качестве модели. Он бредил Жан-Полем Готье с четвертого класса, и его стол украшали фото со всех показов модельера. С его кумиром Танела познакомил возлюбленный, визажист Стефан Марэ. Молодой поклонник был высоким, мужественного вида южным мужчиной с лицом ребенка и матовой кожей. Жан-Поль сразу же стал просить Бабет Джан одолжить ему ассистента для предстоящих показов. Танел участвовал в шоу «Красивый господин» уже как полноправный член команды кутюрье. Очень скоро он стал вдохновителем дома «Готье» и музой Жан-Поля.

Он носил свитера из крученой пряжи, а густую, как у Жюльетт Греко, шевелюру Танел с помощью машинки для стрижки превращал в изящный рисунок на голове… Этот образ не раз будет использоваться в рекламной кампании паба «Мондино», а мужская «танелизированная» мода всюду будет вызывать бурный восторг. «Он заставил всех смотреть на меня, мой Поло, – говорит сегодня сорокалетний глава модельного агентства. – Он покрыл меня татуировками, обрил мне голову, сделал пирсинг, надевал на меня каблуки, парики и юбки. Я даже выходил в белом платье невесты, одновременно одетый во фрак, цилиндр, и с усиками! Для него я был на все готов. Я не задавал вопросов, просто подчинялся». Вскоре стало понятно, что знаменитый килт – только первый шаг на пути полного разрушения мужского гардероба. Танел даже не упоминает этого незначительного этапа в развитии причудливого стиля Готье. На самом деле килт был только симптомом. Надвигавшийся кризис имел совсем другой характер. Начало ему положила знаменитая фраза «Почему бы и нет?», которой Жан-Поль всегда руководствовался в работе. Это был «рефлекс собаки Павлова», постоянная реакция на конформизм: поменять направление движения, стиль, сместить фокус… Готье рассуждал так: почему сапоги-казаки должны иметь скошенные каблуки, а туфли-лодочки – каблук-бобину? Почему не наоборот? И вот появляются сапоги на шпильках и босоножки на огромных пирамидальных каблуках. Жан-Поль идет дальше: почему цилиндры не делают из натуральных волос? Так появляется прическа в виде шляпы. Шелковая подкладочная ткань великолепно выглядит на фигуре? Модницы тут же облачаются в стеганые лифы-смокинги. Металлические застежки школьной папки прекрасно смотрятся в качестве пуговиц на парке, говорил ниспровергатель устоев, и… опля! Все уже так застегивают лимонного цвета дождевики, словно в школу собрались.

Этот бескомпромиссный постулат – «Почему бы и нет?» – и стал основой его концепции стиля унисекс, идеи о гардеробе, который подходил бы всем. «Он находился во власти идеи равноправия, – усмехается Катрин Лардер. – Он мне говорил: “Почему женщины не могут носить барсетку, почему на женской одежде застежки расположены слева, а не справа, как у мужчин?”». Alea jacta est: молнии и застежки поменяли сторону. Мужчины получили в дар юбки, платья и парео. В этой горячке не были забыты даже ярлыки на одежде. Более того, они оказывались на виду, и на них красовался логотип, выполненный готическим шрифтом. Жан-Поль Готье оставался верен собственному видению моды от А до Я, но то, что представлялось логичным ему, не всегда приживалось в обществе потребления. В то время творения Жан-Поля Готье забавляли, интриговали и привлекали, однако продавались слабо. Социологи ломали голову над этой ситуацией. Истинный зачинатель демократического движения индивидуалистов, стремящихся переиначить устои, супергуру теории объектных отношений, окруженный аристократической Высокой модой, он был воплощением тезисов Жиля Липовецкого, прославившегося своими эссе на тему массовой культуры. В книге «Империя эфемерного» Липовецкий говорит, что пришло время разрушения барьеров, наступил конец элитарному стилю в одежде, но идея юбок для мужчин его шокирует. «Мода двигается в направлении разрушения границ возраста и пола, – рассуждает он. – Женщины носят брюки, молодые люди могут позволить себе носить длинные волосы, жемчужную сережку в ухе и использовать подводку для глаз. В этом свободном обществе, где табу больше нет, где женщины играют мужские роли, правды больше не существует. Но, несмотря на все усилия Жан-Поля Готье, мужчины не хотят носить юбки. Это высшая несправедливость». В одном Липовецкий оказался прав: юбки действительно не смогли завоевать улиц, но упрямый Готье оставался верным своей идее. Со времени коллекции «И создал Бог мужчину» до коллекции «Юноша, юноша», увидевшей свет в 2002 году, коллекции, адресованные «мужчинам, которые любят женщин, которые одеваются как мужчины», доказывают, что он никогда не отказывался от идеи глубинной схожести и амбивалентности гендерных ролей. Словно философ-платоник, который бредит «Пиром», он был убежден, что наши души оказались в телах разного пола вследствие трагической ошибки. Этот нежный восторженный мечтатель с ножницами для кройки в руках пытался, как мог, соединить две противоположные грани бытия!