Октябрь 1976 года. Для показа пришлось снять помещение под самым куполом музея, нищета да и только! Иначе это не назовешь, когда понимаешь, что речь шла о новом слове в мире моды. Парижане еще не знали, что сейчас станут свидетелями первых шагов мастера, который в будущем превратится в безусловного лидера. Но кто мог тогда это предположить. Его идеи заполонят умы, ему станут подражать, его наряды захотят иметь у себя все. Задел на тридцать лет, однако наедине с собой молодые наглецы не слишком хорохорились. Жан-Поль помещал огромное количество разных ингредиентов в свой творческий миксер, чтобы получился невиданный прежде коктейль. Дешевые ткани, купленные на рынке Сен-Пьер, индийский шелк, льняные скатерти, рафия (как, интересно, примет эту идею Жани Саме из «Фигаро»?), «электронные украшения», придуманные Франсисом, болеро, украшенные выполненными вручную аппликациями, швы наружу… В спешном порядке была привлечена консьержка, которая взялась связать пуловеры для двух любезных молодых жильцов с четвертого этажа, чтобы помочь им закончить их причудливую коллекцию. В целом коллекция напоминала одновременно и набор полученных в рамках благотворительности предметов, и уроки рукоделия в старших группах детского сада. Work in progress, как говорят англичане, мастерская для одаренных разгильдяев, практикующих реди-мейд дадаистов со школьного двора. А остальное – нечто среднее между лабораторными опытами и импровизацией. Но было мало денег, чтобы нанять манекенщиц. Анна приводила своих подруг. Они работали ради забавы, for fun. Общий друг, работавший у Александра, занимался прическами. В тот же день, и даже почти в то же самое время, проходил показ Эммануэль Кан, представлявшей новую коллекцию прет-а-порте. Зал не мог вместить всех желающих. Это была невероятная удача. Жан-Полю удалось пригласить к себе всех журналистов, не попавших на показ коллекции Кан. В результате его зал тоже оказался переполненным, и с первых же номеров его группы все мгновенно подпали под его обаяние, между всеми happy few возникло нечто вроде сообщества, и они сдались на милость забавного кутюрье. Статьи появились даже в «Монд» и «Фигаро». Весь следующий месяц в шикарнейшем бутике «Виктуар» маленькие вязаные трико, плод стараний доброй консьержки, буквально вырывали из рук продавцов. Это стало потрясением, о котором сегодня Жан-Поль предпочитает говорить так: «Это был полный провал». Провал, который надо было превратить в ударную волну. Троице, как всегда, не хватало денег, и она решила на этот раз поднять занавес во Дворе чудес, кафе-театре.

Робин Гуд похищен, обездвижен, лишен дара речи, преображен до неузнаваемости. Теперь везде ходили высокорослые девушки в зеленых трико в обтяжку, а в замысловатых лабиринтах за кулисами Двора чудес манекенщицы растеряли чуть ли не половину своих туфель, а иногда они выходили на подиум босиком под безумный смех покоренной публики. В мире, где привыкли к напыщенному стилю, к серьезным лицам и шаблонным речам, появился возмутитель спокойствия, решивший разрушить прежнюю конструкцию с помощью уморительного пародирования и язвительного юмора на грани скандала, что грозило снискать ему репутацию скандалиста. Прежде всего, нарушая все законы жанра, он стал приглашать beautiful people в кафе-театр, где им даже предлагали угощение. Постепенно разрасталась армия поклонников. Это сочетание причудливых новшеств с уличным театром и удивительная способность точно уловить все самые последние тенденции сделали незабываемым зрелищем показы Готье, и их уже старались не пропускать. На каждое шоу приходила Ирен Сильвани. Она начинала как парижский корреспондент журнала «Мадемуазель», детища американского «Вог». Белоснежные волосы и черное платье… Сегодня она занимает пост художественного директора у Йоджи Ямамото. Фанатичная поклонница Жан-Поля, из-за него она, седовласая дама в черном трикотажном платье, по ее собственным словам, даже стала чрезмерно пользоваться метро, этим видом транспорта, не слишком любимым критиками моды. «Никому не хотелось пропустить его показ, – вспоминает она, – каждое шоу становилось настоящим событием. Нужно было приезжать вовремя, а ведь зачастую приходилось ехать на другой конец города. Каждый раз Готье говорил нам: “Не принимайте ничего всерьез”. Таков был его урок. И это было как глоток свежего воздуха. Мода прет-а-порте во Франции только набирала обороты. Кензо вызывал улыбку, а Готье – шок, все не улыбались, а просто катались по полу от смеха! Он стал известным мгновенно. Как можно объяснить адреналин моды? Это нечто инстинктивное, как произведение искусства или фильм! Нужно уметь сделать так, чтобы увиденное поселилось у тебя внутри. Я прекрасно помню консервные банки, превратившиеся в браслеты, и камуфляжные куртки, становившиеся безумно интересными, бешено модными. Можно сказать, мы были свидетелями низвержения старых кумиров, какого еще свет не видывал».

В 1976 году в той неразберихе, что творилась в обществе, низвержение кумиров стало принимать вид национального спорта. Валери Жискар д’Эстен, олицетворение крупной буржуазии, задавал тон, позируя для «Пари-матч» в плавках и неосознанно снимая покрывала с личной жизни политиков, произнося казенные фразы пожеланий французскому народу в присутствии стоящей тут же, перед зажженным камином Елисейского дворца, жены. Реалити-шоу еще только находились в стадии становления. Телевидение еще не обрело нынешней власти, и оно не влияло на события так, как сегодня. Супруги Жискар держались настолько напряженно и чопорно, что казалось, будто они произносят речь, читая по губам воображаемого суфлера. Не столь важно: Валери играл на аккордеоне, совершенно не президентском и очень популярном в народе инструменте, и каждое воскресенье с удовольствием угощался пот-о-фё, простонародным национальным блюдом, о чем не забывала написать ни одна газета. В то же время постоянно звучал правительственный лозунг, имеющий иронический характер и призванный поднять дух нации, переживающей экономический кризис: «Во Франции нет нефти, зато есть идеи». Эта поговорка точно отражала положение Жан-Поля в мире моды. Становилось модно отказываться от роскоши и пышности. Везде, от Майами до Биаррица, знаменитости стали одеваться в стиле прет-а-порте. Восемьдесят бутиков «Rive Gauche» Ива Сен-Лорана, открытые по всему миру, имели гораздо больший торговый оборот, чем ателье от-кутюр. Разве не объявил сам маленький принц, что «старуха находится при смерти» и что он не будет плакать на ее похоронах? Готье принял к сведению это сообщение о кончине. Роскошь больше не котировалась. Пиночет прибрал к рукам Чили, одновременно людей волновал топливный кризис. После уотергейтского скандала Никсон объявил о своей отставке. Движение хиппи с их девизом «Flower power» способствовало тому, что были почти полностью переосмыслены традиционные ценности, и философия хиппи получала широчайшее распространение. Не осталась в стороне и Франция. Журналистка Франсуаза Жиру вошла в состав кабинета министров и занялась правами женщин в обществе. Адюльтер и аборт – благодаря закону Симоны Вейль – перестали караться законом. Жискардизм утратил свою безупречную осанку из-за поразившего его сколиоза либерализма. Сен-Лоран по поводу последствий общественных потрясений высказался вполне определенно: «Общество раскололось на множество частиц, и у каждой из них своя мода». Никогда еще жизнь французского общества не была так хаотична, противоречива и полна событий.

С одной стороны, на сцене появилось диско. Этот стиль предлагали Глория Гейнор, Черроне, Донна Саммер, «Boney M», «Earth, Wind and Fire». За ними тянулась армия фанатов. По улицам дефилировали юноши в брюках из шелка цвета фуксии, рубашках с узким воротничком и ботинках на каблуке и девушки в блестящих мини-юбках и облегающих топах невероятных светящихся оттенков. Это был гламурный, искрящийся и яркий мир. Во Франции функционировали три тысячи пятьсот дискотек с зеркальными шарами под потолком. Кумир всех дискотек обладал сверкающим медальоном, украшавшим его волосатую грудь, и интеллектом медузы. Тщательно уложенные волосы, рубашка, узкая настолько, что подошла бы восьмилетнему мальчику, обтягивающие мужское достоинство брюки, танцевальные движения как у «Bee Gees». Этого конькобежца на паркетной танцевальной дорожке звали Джон Траволта. Он сверкал чистотой, пропагандировал гигиену и газировку «Canada Dry». И у него имелся противник, его классовый враг. Герой низов, выходец из рабочих кварталов, working class hero. Злой немытый Джонни Роттен красил в фиолетовый цвет свои редкие грязные волосы, а его рваная майка была заколота булавками. «Sex Pistols» плевали на старшее поколение, общество потребления и королеву Елизавету II. Припеву о близком «no future!» Роттен противопоставлял экстатическое настоящее, полное насилия и беспорядочного секса. Он питался в основном хот-догами с «Гиннессом» и налегал на героин. Его на худой конец устраивал «Опиум» Ива Сен-Лорана. Он протестовал против любых рамок, правил и ограничений и воплощал собой экстаз саморазрушения. Две картины мира, два образа, два стиля, противоположные друг другу. «Красавчик, чистюля» Траволта против «испорченного, гадкого» Роттена.

Сначала Готье ударился в панковый стиль. Проклепанная кожа, брюки с большими молниями, преобладающий черный цвет, свидетельствующий о его интересе к тяжелому року с лондонских окраин. Его лабораторией стала улица, где он наблюдал за бесчисленными странными городскими персонажами, запоминая их причудливый облик. Шокируя арьергард Высокой моды, он уже тогда заявлял: «Меня больше всего интересуют люди, которые плохо одеваются, у которых там и сям видны погрешности стиля». Это была не провокация, а манифест. Он стал певцом «непонятно чего», поэтизирующим «недоработки», борцом за «неточности». В 1985 году он даже осмелился назвать свою коллекцию «Тряпье для шантрапы». Готье сконцентрировал свое внимание на молодежи, и его стиль не подходил дамам, он ориентировался на новых юных бунтарей. Конфликт был связан со сменой поколений, но не только с ней. Так молодые конформисты, элегантные «бесебеже» сразу отвернулись от него. «Носить это нельзя», «карикатурно», «слишком экспериментально» – так часто говорили о его изделиях. Поначалу и в Америке его не приняли. Грейс Мирабелла из американского «Вог» писала, что она совершенно не понимает его сюрреалистических детских коллажей. А вот Ирен Сильвани, работавшая тогда корреспондентом этого журнала в Европе, заупрямилась и убедила главного редактора Полли Меллен внимательнее присмотреться к смутьяну. Вскоре после этого Ирен выхлопотала для него первую полосу. На той исторической обложке «Вог» модель Эстель Лефебюр появилась в образе потрясающей современной парижанки в широких брюках и тельняшке со спущенным плечом. Шею ее обвивал большой полосатый шарф, а на светлых волосах красовался туарегский тюрбан. Получился роскошный образ, выразительный настолько, что даже модный дом «Шанель» не удержался от копирования.

В общем у Готье появились поклонники, которые готовы были всячески помогать раскрутке фирмы Жан-Поля, в частности расклеивать афиши и пропагандировать его стиль. «У Жан-Поля Готье нет нефти, зато у него есть идеи». И появились также своего рода посредники – посыльные, ходатаи от его имени, прагматичные дети Меркурия, которые использовали как рупор прессу, чтобы поведать всему миру об этом возмутителе спокойствия. Ирен принадлежала к первому кругу обожателей. «В то время как игривый Аззедин Алайа рисовал новых русалок с округлыми формами, Жан-Поль предстал в образе озорника и хулигана, – вспоминает она. – Он устраивал хаос, переворачивая с ног на голову все правила, как несносный ученик, из-за которого весь класс начинает сходить с ума. Он ломал устои. Так поступали все великие кутюрье, благодаря которым мода и развивалась: Сен-Лоран, например, и Шанель. Когда живешь в благонамеренной буржуазной среде, в какой-то момент ты перестаешь двигаться вперед. В нем была отчаянная веселость варвара, разрушителя. Уважения он не испытывал ни к чему, но моду чтил».

Однако тогда это не чувствовалось. Его показы всегда производили эффект цунами благодаря фантастическим образам ультрасексуальных женщин, юмору и дерзости. Дать дефиле название «Барбес-Рошешуар», объявить во всеуслышание: «У меня вкусы консьержа», устроить показ в парке Ла Виллет и пригласили туда две тысячи человек – все это выглядело ужасно неполиткорректно. «Но зато зрители выходили с его показов в прекрасном настроении, – продолжает Ирен. – Это был настоящий праздник. И к тому же чувствовалось, что он француз до мозга костей и что вдохновлявшие его образы пришли из детства, из страны леденцов “Крема” и пакетиков со сладкой шипучкой “Мистраль”. Журналистка из «Элль» Николь Красса питала слабость к озорнику, осмелившемуся нападать на мир в погонах – армию и флот. «Конечно же, он использовал униформу, купленную на блошином рынке, и переделывал ее по-своему, превращая в нечто необыкновенное, – рассуждает она. – Но с самого начала я видела, что глубоко внутри он очень серьезен и тяготеет к классическому стилю». Их восхищение было взаимным: Жан-Поль обожал стиль Николь, которая с помощью журналов мод приучала общество к дерзкому калейдоскопу жанров: шикарные модели в джинсовых комбинезонах, украшенных стразами, и на шпильках.

Можно ли было уже тогда его считать профессионалом или же стажером на испытательном сроке? Ситуация критическая, почти акробатическая. Четыре дефиле, постоянные сплетни, пресса в лихорадочном возбуждении и армия поклонников. Но ему постоянно не хватало того, что поддерживает любого воителя, а именно денег. Но однажды они появились, как по волшебству. Нервными центрами парижской моды управляла влиятельная и харизматичная женщина, Доминик Эмшвиллер. В шестидесятые годы любой уважающий себя модник должен был регулярно посещать бутик «Бас стоп» на бульваре Сен-Жермен. В 1975 году название стало звучать по-восточному: «Кашияма» – и лондонские декорации озарялись отблесками японского восходящего солнца. Доминик и ее директор Йошио Накамото нанимали к себе лучших представителей мира моды. У нее на витрине зарождались и угасали тенденции. Жан-Поль появился у нее, непринужденный, сверкающий простоватой улыбкой, которой никто не мог противиться. Его послужной список был не слишком внушителен – две или три статьи, – но Доминик покорила солнечная личность дизайнера. Наконец, всей троице дали зеленый свет, которого она так долго ждала. Япония будет финансировать идеи, а парижская команда займется решением сложных задач по закупке тканей и производству. Ура! Фирменный знак JPG увидел свет в 1978 году, спонсором выступила компания «Кашияма», а Доминик заняла пост коммерческого директора.

Франсис и JP влюблены в жизнь и просто влюблены. В семье Менужа не знали о том, что два неразлучных партнера и друга на самом деле уже представляют собой пару. Семья Готье была в курсе и не выказывала неодобрения – толерантность и открытость обязывают. Их родители часто виделись, устраивали совместные обеды. Одни знали, а вот другие нет… Случилось все как в пьесе Фейдо. «Однажды мать Франсиса, женщина эмоциональная, наконец поняла, что мы вместе. Она произнесла перед нами настоящий монолог Федры! – рассказывает Жан-Поль. – Я до сих пор содрогаюсь!» Старательный Дональд, немного завидуя голубкам, оставался им верным другом и, соответственно случаю, играл разные роли в компании, словно добрый Зелиг. Вначале он помогал со сценографией и режиссурой первых показов. Он никогда не собирался работать в модной индустрии. Изучение драматического искусства, диплом по истории создания оперы «Волшебная флейта» позволили ему стать ассистентом режиссера и работать вместе с Карлом Бёмом над его последним оперным спектаклем. Но дружба способствовала резкому повороту в его судьбе. Забыв о Моцарте и Пуччини, Потар долгое время занимался самой неспокойной работой, возглавив отдел по связям с прессой в столице, а в 1983 году стал генеральным директором модного дома «Готье». Прирожденный пиарщик, все рецензии и статьи он получал с быстротой молнии. Он был настоящий «ловец мнений». Существует замечательная фотография, сделанная в тот год: Франсис в широких брюках и черном пуловере с вышивкой из жемчужин. Рядом в очках в форме бабочки на носу с горбинкой смеется Фредерика Лорка, муза, подруга, помощник… В центре – веселый Жан-Поль с только что обесцвеченными волосами и новой стрижкой «ежик». На нем полосатый костюм, широкий в плечах, как у Кэри Гранта. У него за спиной стоит темноволосая Доминик, элегантная и спокойная, рука об руку с бодрым улыбчивым великаном, который недавно стал частью команды в роли ассистента. Его зовут Мартин Маржела. Сегодня его ставший необыкновенно популярным фирменный знак знают во всем мире. А вот фотографий Мартина больше не встретить, потому что он решил исчезнуть, скрыться от СМИ, стать человеком «no logo». Так что это очень редкий и ценный снимок. Чувствуется невероятная энергия, исходящая от этой маленькой группы смельчаков, решивших пойти войной на устои старшего поколения, все перевернуть, смахнуть пыль с обветшалых стандартов и вывернуть их наизнанку. Дом моды, фланирующий по улицам Парижа, дюжина добрых друзей, собравшихся для официального фото в стиле «новая волна» – такого раньше никогда не видывали…