В мире архетипов присутствует Идеальная Красота, которую трудно описать словами, поскольку она выходит за рамки способности человека давать определения. Однако люди обычно ухватывают какую-то долю этой Идеальной Красоты и пытаются воспроизвести ее в материи. Это материальное выражение Идеальной Красоты мы и называем искусством.

Итак, чтобы существовало Искусство, нам нужны два фактора: высшая Красота и та материя, в которой ее можно было бы воплотить.

Но законы Искусства берут свое начало не в материи, а в Идеальном мире, где обитает Красота; материя может лишь обозначать границы творческого вдохновения.

Поэтому не все, кто называют себя художниками, таковыми являются; мы не можем причислить к ним ни тех, кто, вдохновляясь высшими архетипами, опирается на материю, ни тех, кто опирается на материю и вдохновляется ею же. Чтобы открывать законы, принадлежащие к миру архетипов, художник должен пробудиться как человек: в нем должны быть развиты его самые благородные чувства, немалая доля ума, интуиции и желания творить.

Майя, со своей стороны, заботится о том, чтобы этих истинных художников было мало, потому что мир прекрасного и раскрытие его внутренней гармонии – это один из волшебных ключей, позволяющий проникнуть в ее тайну. Ей по душе художники от материи, те, что играют в своем мире изменчивых форм, те, что забавляются с красками и светом, воображая, будто могут сколько угодно менять их…

* * *

Живущему в мире Майи не остается ничего другого, кроме как участвовать в ее игре. Здесь Искусство – тоже игра, посредством которой мы пытаемся копировать образы Природы. Но это копирование, а не творчество. Природа наделена даром созидания, а люди, играющие в Искусство, могут только подражать, не зная толком, чему они подражают, а потому часто грешат искажениями.

Тем не менее искусство копирования имеет свои трудности, поскольку воспроизводить образы Природы не просто, как кажется. Когда это оказывается очень уж сложно, на помощь маленькому художнику приходит фантазия и «деформирует формы» по его вкусу. Вместо того чтобы стараться достичь совершенства в изображении форм, он урезывает их до тех размеров, до которых дорос сам. Происходит не подражание тому, что видишь, а создание того, что хочешь видеть. А то, что обычно видится, как правило, искажено вуалями, которыми Майя покрывает наше невежество.

Но игрок от Искусства нашел прекрасный способ справиться с этими деформациями: он предлагает воспроизводить не то, что окружает его, но лишь образ, который внешний мир оставляет в его душе. Так пишутся картины, создаются скульптуры, гравюры, литературные произведения, сочиняется музыка, – и все это благодаря тому отблеску, что возникает в душе творца.

О, таинство зеркал! Какие странные образы может создавать внутреннее зеркало человека! И какое раз за разом нужно проводить самоочищение, чтобы хотя бы внутренний образ являл некое подобие чистоты и ясности! Что за чванливая претензия – предпочитать копировать свой внутренний образ, вместо того чтобы подражать тому, что древняя и мудрая Природа собирала для нас в течение стольких тысячелетий!

* * *

И уж коль скоро мы открыли эту дверь в мир Майи, мы не хотим упустить возможности вспомнить об Искусстве слова. Вавилонское столпотворение – это тоже дело рук Майи. Ведь единый язык, адекватное выражение мира – все это не годится для того, чтобы подстрекать ребячье любопытство людей, которым нужно накопить еще немало опыта в этом мире.

И тогда Майя спутала речевые средства, которыми пользовались люди, и одно и то же слово теперь имеет много значений, а одну и ту же мысль можно выразить многими способами…

Мы совсем не умеем называть вещи своими именами, зато Майя как раз умеет называть настоящими именами нас.

Мы ничего не знаем о высшем искусстве, где звук есть инструмент понимания, где слово есть разумный звук. Напротив, звуки, которые мы произносим, все еще очень напоминают крики, а наши письмена – острые копья, воткнутые в бумагу.

Дадим ли мы себе когда-нибудь время, чтобы послушать изысканную симфонию, которую исполняет Майя в ансамбле со всей Природой?