Человек – это существо, которое, возможно, более всех запуталось в играх Майи.

Это происходит потому, что в человеке, если обратиться к эволюционной лестнице, есть одновременно и что-то от камня, и что-то от растения, и что-то от животного, и нечто, что определяет его как человека. От камней мы унаследовали свое тело, материальный состав которого ничем не отличается от состава горных пород и земли. От растений – способность к жизни и росту. Нам, как и животным, знаком мир эмоций. Рассудок же возникает как чисто человеческое качество, хотя он и не столь совершенен, как тело, не столь абсолютен, как жизненная сила, и не столь чист, как животное чутье; разум находится пока в процессе развития, он во многих отношениях слаб и незрел, легко поддается на обман, часто попадая в сети иллюзий.

Таким образом, от трех миров, предшествующих ему на лестнице жизни, человек наследует и их преимущества, и их проблемы. И среди этих проблем – троекратная опасность (да плюс еще своя собственная) погрузиться в игры Майи. Человек подвержен им и как минералы, и как растения, и как животные, и как собственно человек.

* * *

Но причастность к трем описанным выше царствам жизни – не единственная причина, заставляющая человека становиться жертвой иллюзий. Решающую роль здесь играет неустойчивость, шаткость собственно человеческого состояния.

Представим себе путника, пытающегося взобраться на гору и на полпути вдруг теряющего равновесие. Ему все равно, подниматься или спускаться, потому что пройденный путь равен оставшемуся. Но его ноги дрожат, не находя опоры, а руки не могут ни за что зацепиться. Человек растерян: ноги его не держат, а руки не помогают подниматься. Он как будто распят в пространстве: ноги его на земле, руки – в воздухе, но этого явно недостаточно, чтобы справиться, чтобы преодолеть это мнимое равновесие промежуточного положения.

И сейчас нашему путнику легче упасть, чем продолжать подъем…

Проделанный путь в нашем примере можно сравнить с эволюционным путем человека, со всем опытом, который он накопил на предыдущих этапах, будучи камнем, растением, животным и самим собой. Оставшийся отрезок пути символизирует дальнейшую эволюцию. Если пройденный путь мы определим как материальный опыт, накопленный человеком, а оставшийся – как духовный опыт, станет ясно, почему для него легче упасть, чем подниматься дальше… Для человека, находящегося на полпути, сила тяготения материи превышает силу духовного притяжения.

В этой промежуточной точке – а это отнюдь не точка равновесия – человек, скорее, чувствует родство с состоянием камня, растения или животного, нежели причастность к своей будущей духовной сущности. Он жаждет развиваться, но это дается ему с огромным трудом… Он хочет стать лучше, но ему страшно расстаться со всем тем, что составляло его жизнь до настоящего момента. В своей слепоте, вызванной Майей, он хочет быть богом, оставаясь при этом человеком.

Это подобно тому, как если бы камень захотел стать цветком, не расставаясь со своей неподвижностью, или как если бы дерево пожелало стать зверем, не отделившись при этом от земли и корней.

Преодолеть свое шаткое равновесие человек может только ценой жертвы. Чтобы подняться до вершины, активно помогая себе руками, ему придется выбросить все ненужное, все, что мешает при подъеме. То, что на каком-то этапе пути было опорой, теперь превратилось в тяжкий груз. Чтобы быть человеком, нельзя вести себя как камень, растение или животное. Это уже прошлое, и хотя его опыт можно использовать в настоящем, но нельзя допускать, чтобы он довлел над настоящим… Для того чтобы стать «сверхчеловеком», нужно перестать быть человеком. Чтобы откликнуться на древний зов души, на этот голос, идущий издалека и заставляющий нас делать шаг вперед, нужно покинуть то ложное равновесие, в котором находится сейчас человек, распятый в пространстве. Одним словом, нужно решиться, нужно предпочесть одно другому, нужно выбрать.

* * *

Поэтому Майя играет с людьми, с их вечной нерешительностью, и, чтобы лучше игралось, все более и более усиливает ощущение зыбкости и неустойчивости. Из-за этого ощущения все нити этой фантастической сети иллюзий кажутся последним средством спасения, но на самом деле они столь же непрочны, как нити паутины – а именно ими они и являются.

И Майя играет с нашими чувствами, с нашим детским рассудком, заставляя нас видеть то, чего на самом деле нет.

Чувства обманывают нас не потому, что они не развиты, а потому, что мы придаем их оценкам больше важности, чем следовало бы. Осязание, вкус, слух, зрение, обоняние служат для того, чтобы оценивать конкретные реалии окружающего мира и сообщать о них нашему сознанию. Но если к простой информации об испытываемых ощущениях мы добавляем пыл своих чувств, свои «нравится» или «не нравится», свои незрелые рассуждения о том, что ценно, а что нет, – тогда наши ощущения искажаются, а образ, возникающий в нашем сознании, не соответствует действительности. Это еще одна иллюзия, над созданием которой Майя основательно потрудилась. Мы уже видим не цвет, а лишь нечто приятное нам или раздражающее нас. Мы уже не слышим звучания, а лишь измеряем длину звуковых волн…

Что более всего искажает наши ощущения? Мысли и эмоции. Или, попросту говоря, наш повседневный рассудок, который, будучи далек от чистоты, всегда окрашивается эгоистическими эмоциями. С большим пониманием мудрые люди в древности говорили: «Ум – царь чувств». Человеческий разум, пользуясь своим «превосходством», претендует на руководство всеми сферами жизни, в какие только может проникнуть. Но именно из-за него человек и оказался в состоянии неустойчивого равновесия; этот ум еще не совсем забыл животный этап своей эволюции, а потому его раздирают страсти, и этот же ум пусть с большим трудом, но предчувствует и свое будущее высшее предназначение. Его власть эгоистична; кажется, что он повинуется нашему «Я» и угождает нам своим эгоизмом, но на самом деле он служит исключительно Майе, ей и только ей.

* * *

Велик перечень заблуждений, в которые может впадать человек. И они тем опаснее, чем больше наши мысли и чувства искажают наше ви́дение.

Тело наше, разумеется, уже не столь примитивно, как минерал. Его запросы превосходят собственные размеры и возможности. Но страсти еще способны вдохнуть жизнь в эти изнуренные усилиями оболочки, разрушающиеся от времени и невзгод. И мы едим, спим, пьем, любим не «как животные», а гораздо отвратительней.

Природная тяга к жизни у нас обострена до крайности, и, вместо того чтобы, подобно растениям, пребывать в счастливом покое, мы мечемся, задыхаемся в дыму, бессмысленно бросаемся во все стороны, пренебрегая собственным здоровьем, которое начинаем оплакивать, едва потеряем.

Что касается эмоций, то они настолько довлеют над нами, что совершенно замутняют рассудок. Когда они растут и множатся, когда превращаются в страсти и навязчивые идеи, уже невозможно оставаться человеком: мы становимся неспособны думать, рассуждать, анализировать, взвешивать и решать. Страсть требует всего… и все разрушает, обращая против нас наши же собственные силы.

Разум полагает, что мыслит, но инерция материального мира, в плену которой он пребывает, делает его неповоротливым и слабовольным. Разум перестает мыслить. Он отдается на волю мнений, шаблонных идей, требований моды, пока не закостеневает совсем. Так стрелки старых, заржавевших часов уже не могут двигаться, но всегда найдется какой-то простак, который, обманувшись внешним сходством, будет утверждать, что перед ним все-таки часы. Но к чему нам часы, которые не показывают время? И на что годится разум, если он утратил свою изначальную способность наблюдать, сравнивать, узнавать, распознавать?

* * *

В глубине души этого попавшего в плен иллюзий человека глухо стенает слабое создание, еще более юное, чем наш юный разум, тщеславный и гордый своей властью. Это искра духа, которая изо всех сил пытается быть услышанной… Это прародитель, требующий, чтобы осуществились предначертания судьбы… Это реальность, пытающаяся сбросить пелену, которую Майя накинула на наши ослепленные глаза… Это слабая искра духа, которая, тем не менее, если однажды была заронена, способна расти и становиться все более могущественной, превосходя все другие, ложные силы. Это слабый звук, который превратится в грозный глас. «Это ручеек, предвещающий бурный поток»… Это Человек.