Мое вагонное блаженство, похожее на полет, как-то незаметно и в правду оторвало меня от теплого места на верхней полке купе. Было ощущение, что я действительно лечу. И летел я уже где– то вне вагона и все время отдалялся от поезда. Представляю, как было бы жутко холодно и ветрено, случись такое наяву в нашем материальном мире, а здесь – все тот же кайф, тепло, приятно, плывешь себе спокойно в неопределенном пространстве. Вскоре мне показалось, что я пересек некую невидимую красную черту. Теперь я уже не был ни в раю, ни в небе над землей, ни в космосе, а в некоем ином параллельном мире. Здесь, в этой странной невесомости и чернильной темноте я понял, что снова встречу Любу, и она не замедлила появиться каким-то волшебным образом рядом со мной. Она стала другой, я чувствовал это. И я был не тем, кем был в прошлую нашу встречу, когда мы разлетелись по разным туннелям, и когда была грусть и боль. Сейчас же мы просто плыли рядом, непонятно куда и зачем, но пока еще рядом. Стук колес поезда, как мне показалось, так и продолжался слышаться где-то внутри меня. Или это было мое фантомное сердце? Мы с Любой перестали быть мужем и женой – теперь это почему-то было понятно. Кем мы были?

– Когда родится мальчик, я назову его Сашей, – услышал я беззвучные слова Любы.

Тотчас она замолчала, но вскоре я вновь «услышал» ее голос.

– Знаешь, а ведь если бы ты захотел, то мог бы стать им, войти в это крошечное тело, которому вот-вот уже пора заполниться чьей-то душой. Впрочем, я уже тебе об этом говорила в прошлую нашу встречу. И все же… Как бы я хотела… Могу ли я еще раз попросить? А что, если это будет твоя душа? Пожалуйста, сделай мне это, вернись. Неужели это теперь уже невозможно?

Ты уверена, что хочешь меня усыновить? Своего мужа? Однако… Что ж, спасибо за доверие, – ответил я тоже как-то телепатически. – Если ты считаешь, что заслужил это, то я подумаю… Да, конечно, на самом деле и я того же хочу, зуд внутри меня становится все сильнее и сильнее, что-то во мне просится обратно, крепкая нить тянет, не дает освободиться и слиться с раем навсегда.

– О, как это было бы здорово. А в рай свой ты сто раз еще успеешь. Только я это… Должна тебе признаться, что собираюсь тебе-мужу, изменить. Но это ради тебя-сына. Ой, вру… Я ведь уже того… успела это сделать… Но это, прости, родной, так неожиданно для меня самой получилось, сама не знаю, как. Очень и очень стыдно… Ведь другие в это время еще ходят в черном и долго еще будут ходить. Боже, что же я наделала? Ничего себе – вдова. А ты, что ты на это скажешь? Но ведь зато у тебя будет папуля, если ты родишься в этот мир. Понимаешь, ведь он такой славный… Ах да, ты ведь его не знаешь…

– Нет, мне кажется, как раз знаю. Ведь вроде бы я сам все это… Нет, не волнуйся. Знаешь, пусть официально ты вдова новоиспеченная, но на самом деле это не совсем так, скорее – ты просто свободная женщина, ибо в отличие от посторонних ты знаешь, что на кладбище твоего мужа нет. Во всяком случае, сейчас, в этом состоянии ты это понимаешь. Ведь вот он я, твой супруг. Пардон, бывший… Так что это дело не касается никого – только вас двоих, ну и еще меня, конечно, тоже – в будущем. А остальные пошли нафиг, не их дело. Плюй на то, что люди скажут. Все получится, ты только держись за него, – сказал я уверенно, не понимая причин своей уверенности. – Кстати, очень правильно сделала, что поторопилась. Ну неужели это такое страшное преступление, если он не врубится в то, что не его ребенка ты ждешь? Ну, скажешь, преждевременные роды, соврешь. Подумаешь. Да ты и сама будешь сомневаться в том, от кого беременна, когда первый раз затошнит с опозданием и соленого захочется, ведь ты пока еще не знаешь о своей беременности, не поняла из-за горя своего. Странно, но я уверен, что этот дерзкий фокус – не грех вовсе. Кто-то подсказывает мне, что так нужно сделать, что все устроится, и ничто не нарушит осуществления этого оригинального плана. Чудны дела твои, господи, если ты, самое честное существо во всей вселенной, это придумал, а не Толик.

Кстати, ведь на самом деле получается, что я становлюсь не только матерью своего мужа, а ты сыном своей супруги, но еще получается, что ты одновременно отец самого себя. Фу, прямо патологический водевиль какой-то…

– Ага, круто выходит. Впрочем, думай все время, что отец – он, твой хахаль с перемазанным кончиком носа. Эта наша общая оригинальная идея одобрена кем-то свыше, так что все путем. Главное – мать это ты. А иначе захотел бы я вернуться? Ты знаешь, мне кажется, я снова начинаю тебя видеть в этой темноте. Только глаза мои становятся какими-то детскими, а в твоих уже сияет материнское милосердие.

– Подожди, еще не все… Открою тебе тайну. Это по поводу моей преступной вдовьей неверности. Ты, конечно, будешь смеяться, но я сплю… я сплю сейчас, именно сейчас в данный момент, не одна. Извини, но он там, в постели остался, горячий еще, дрыхнет, а я вот полетать решила после бурной грешной любви и нагло, задним числом, прошу разрешения на этот свершившийся вдовий грех у своего покойного мужа.

– Что? Что ты сказала? О, неверная! Ладно, я пошутил. А я что? Я даже очень рад. Это что-то все же значит. Задача решается, все сходится, как я тебе только что объяснил. Могу тебе справку выдать, что претензий не имею. Тем более ревность у меня напрочь пропала. Здесь в раю мы таких слов не знаем. Только у меня нет с собой ни ручки, ни бумаги. И нотариуса нет рядом.

– Придется поверить на честное слово. Значит, бить не будешь нас обоих? Так я пошла?

– Что, так вот и уйдешь? Ножками? И не обнимемся на прощанье?

– Спасибо тебе, милый мои. Теперь не нужно мне видеть беспокойные сны и по ночам летать. Да, неплохо было бы обняться, но ведь я облако, меня ветер уже гонит обратно в грешную постель. Да и ты здесь в этой мгле просто отражение души, тоже что-то вроде облака, возвращайся пока в свой рай. Узнаешь, наверно, что нужно сделать, чтобы все у нас получилось. Пока так. Но, наверно, я еще могу видеть про тебя-мужа сны. А к груди я могу тебя прижать тебя лишь младенцем и совсем уж скоро, уже следующей весной.

– А у нас в раю все время лето.

– Подумаешь… А у нас в квартире газ.