Весна 828 г. от Р. Х. Александрия, дворец наместника

Халиф наслушался достаточно. Одним кивком аль-Мамун отослал гонца прочь и сел на диван. Его рука опустилась в серебряную вазу, наполненную сладким инжиром, застыв в ней на несколько мгновений.

Что же произошло в этой адской Александрии?

Наместник исчез. Очевидно, удрал, как только услышал о предстоящем визите своего господина. Ну, это ладно, такое случалось в каждом третьем городе. Местные управители воровали деньги у халифата. «Теперь, — устало подумал аль-Мамун, — и для этого Абдуллы ибн Азиза придется искать замену». Это действовало на нервы, но не более того.

Намного болезненнее была утрата лучшего воина, обращенного в истинную веру, — Якуба. Его тело, пронзенное копьем, найдено у маяка. Да, было такое свойство у Якуба — за день создавать себе больше врагов, чем следующей ночью появлялось звезд на небе. Но то, что кто-то мог его победить, — в это было трудно поверить. Без сомнения, это произошло не в справедливом поединке. Абдуллах решил во что бы то ни стало найти виновного!

Впрочем, этим можно заняться и завтра. А сегодня, когда он лично посетил город, о котором ходят легенды, он мог насладиться видом на море из дворца наместника, а также отдохнуть в небычайном — и это сложно было отрицать — саду.

Прогуливаясь по этому раю на земле, халиф любовался бассейном с фламинго, бронзовой статуей коня, акациями, пальмами и мозаичными дорожками между ними. «А ведь этот Абдулла доказал, что у него есть вкус!» — подумал аль-Мамун и решил приказать привезти сюда своих мастеров-строителей, дабы те могли набраться здесь идей.

Он с наслаждением поднес руку ко рту и стал посасывать инжир. Даже фрукты здесь были слаще, чем в Багдаде. Не говоря уже о женщинах! Свободной рукой халиф потянулся к другой стороне дивана и нащупал бедро смуглой жемчужины пустыни, которая только и ждала его милости. Сейчас он одарит ее не только милостью. Ах, какая красавица! Сад Абдуллы казался самым подходящим местом, чтобы вкусить ее прелести. Оглянувшись по сторонам, аль-Мамун еще раз проверил, что никто не мешает им побыть вдвоем, и подвинулся к своей подруге по телесным утехам.

— Назови же свое имя, о цветок Нила, — прошептал он.

Открыв губы с дразнящей медлительностью, она произнесла:

— Кахина. — И в этом голосе был лед.

Халиф не успел досчитать и до одного, как женщина оказалась на нем сверху.