222. Досуг сам по себе не наводит на выдумки и открытия, но без досуга их не бывает вовсе.
223. Граждане, стремящиеся к почестям и славе в городе, достойны хвалы и полезны, лишь бы они добивались своего не путем заговоров и узурпации власти, а создавая себе славу хороших и благоразумных людей и служа отечеству благими делами, – дай Бог, чтобы наша республика была проникнута таким честолюбием. Но кто стремится к собственному величию, тот ведет к погибели, ибо для кого оно стало главной целью, того не удержит ни справедливость, ни честность, – он все сравняет с землей, лишь бы дойти до цели.
224. Дурной гражданин не может долго слыть хорошим; пусть даже кто-то желает не столько быть, сколько казаться хорошим, ему поневоле придется и стать хорошим, иначе он в конце концов перестанет таковым казаться.
225. Люди от природы склонны к добру, так что всем, кто не извлекает из зла наслаждения или выгоды, добро милее, чем зло; но поскольку природа человеческая немощна, а соблазнов множество, люди ради своего интереса легко изменяют природной склонности. Поэтому вовсе не для того, чтобы насиловать человека, но для того, чтобы он не изменял своей природе, мудрые законодатели придумали шпоры и узду, то есть награду и наказание. Если же в республике их не применять, то хороших граждан у нее будет раз-два и обчелся; во Флоренции мы каждый день испытываем это на собственном опыте.
226. Если о ком-либо мы услышим или прочтем, что без всякой выгоды и корысти он предпочел зло добру, то его вернее назвать зверем, чем человеком, ибо он не наделен влечением, от природы присущим всем людям.
227. Велики недостатки и неустройства правления народного, и тем не менее в нашем городе мудрые и добрые граждане одобряют такое правление как меньшее зло.
228. Отсюда можно заключить, что во Флоренции мудрый человек – в то же время и добрый гражданин, ибо, если он не добрый гражданин, о мудрости говорить не приходится.
229. Та щедрость и широта, которая привлекает толпу, лишь крайне редко свойственна действительно мудрым людям; поэтому достоин похвалы не столько тот, кто слывет щедрым, сколько тот, в ком зрелый ум.
230. Народ любит в республике граждан, творящих справедливость; к мудрым он чувствует скорее почтение, чем любовь.
231. О Боже! Насколько в нашей республике больше признаков того, что ей скоро конец, нежели того, что ей предстоит долгая жизнь!
232. Человек здравого суждения ценится больше, чем человек изобретательного ума; так бывает гораздо чаще, чем наоборот.
233. Не противно равенству народной жизни, когда один гражданин пользуется большим влиянием, чем другой, лишь бы это влияние проистекало из любви и почтения к нему и могло быть, по желанию, отнято; и наоборот, без опоры на подобных людей республикам трудно устоять; как бы полезно было нашему городу, если бы флорентийские глупцы хорошо это усвоили.
234. Кому выпало приказывать другим, тому в этом деле не нужны излишняя скромность и уважительность; не говорю, что вовсе не нужны, но в большом количестве – вредят.
235. Очень полезно вести дела втайне, но еще полезнее как можно меньше показывать друзьям, что ты от них таишься, ибо многие видят в этом неуважение и оскорбляются, замечая, что их не хотят посвящать в свои дела.
236. Три вещи хотел бы я увидеть прежде, чем умру, однако, даже если я проживу долго, едва ли увижу хотя бы одну: хорошо устроенную республику в нашем городе; Италию, освобожденную от всех варваров; и мир, избавленный от тирании этих негодяев-попов.
237. Безумие сохранять нейтралитет в чужих войнах тому, кто не обеспечил себе безопасность договором или кто не так могуществен, что ему нечего бояться, ибо он оттолкнет побежденного и сделается добычей победителя. Кто не верит этому рассуждению, пусть взглянет на пример нашего города и посмотрит, что получилось из его нейтралитета в войне, которую папа Юлий и Католический король Арагона вели с Людовиком, королем Франции.
238. Если хочешь остаться в войне нейтральным, условься о нейтралитете по крайней мере с той стороной, которая его желает, ибо это один из способов к ней примкнуть; если потом эта сторона победит, то, может быть, ей окажется несколько затруднительно или совестно тебя притеснять.
239. Сдерживать целомудренно свои желания – большее удовлетворение, чем давать им волю, ибо первое преходяще и идет от тела, второе же, если только страсти немного поостыли, прочно и идет от души и совести.
240. Чести и уважения надо желать больше, чем богатства. Но так как в наши дни уважение без богатства сохранить трудно, то людям добродетельным надо стараться иметь его не сверх меры, а столько, сколько нужно, чтобы обрести или сохранить уважение и власть.
241. Народ во Флоренции в общем беден, но по свойственному нам образу жизни каждый жаждет богатства, поэтому не способен отстоять свободу в городе – ведь стремление к богатству побуждает человека гнаться за частной пользой, не думая о чести и славе государства и нисколько с ними не считаясь.
242. Кровь граждан – вот известь, скрепляющая здание тиранического государства, поэтому каждый должен всячески стараться, чтобы в его городе не возводили подобных зданий.
243. Если граждане, живущие в республиках, имеют терпимый строй, хотя бы и с каким-то изъяном, пусть не стараются свергнуть его ради лучшего: почти всегда новый строй окажется хуже, ибо не во власти человека, изменившего прежний порядок, добиться, чтобы новое правление точно соответствовало его предначертаниям и замыслам.
244. Зло, чинимое в городе правителями, большей частью вызвано их подозрительностью. Поэтому, если кто-то сделался правителем, а другие пытаются его свергнуть, не дожидаясь удобного случая, городу их не за что благодарить, ибо они лишь усилят подозрительность в тиране, а с нею – и чинимое им зло.
245. У бедных зло чаще идет от случая, у богатых – чаще от природы, поэтому обыкновенно зло в богатом следует судить строже, чем в бедном.
246. Если государь или частный человек желает при помощи посла или посредника внушить кому-то неправду, пусть сперва обманет самого посла, потому что тот действует и говорит с большим успехом, веря, что сообразуется с замыслом господина; иначе обстоит дело, если он знает, что все это только притворство.
247. От того, сделаешь ты или нет нечто, что кажется ничтожным, часто зависит, какой оборот примут важнейшие дела, поэтому даже в мелочах надо быть осторожным и вдумчивым.
248. Разрушить свое благополучие легко, добиться его – трудно, поэтому тот, кому удалось добиться высокого положения, пусть приложит все усилия, чтобы его вдруг не лишиться.
249. Безумие гневаться на людей, которым, в силу их высокого положения, ты не имеешь надежды отомстить; поэтому, пусть даже ты чувствуешь себя оскорбленным кем-то из них, надо терпеть и притворяться.
250. На войне все меняется с каждым часом, поэтому не надо слишком воодушевляться новыми успехами или падать духом от неудач; то и дело происходит что-то новое, пусть же это научит человека не упускать благоприятного момента на войне, как только он представился, ибо раздумывать некогда.
251. Как торговцы большей частью кончают крахом, а мореплаватели – кораблекрушением, так и того, кто долгое время управлял землями Церкви, ожидает несчастный конец.
252. Маркиз Пескара говорил мне однажды, что редко удается дело, успеха которого желают все; если это верно, то причина в том, что дела обычно вершатся немногими, а цели немногих почти всегда противоположны целям и стремлениям большинства.
253. Не боритесь никогда с религией, ни вообще с тем, что, по-видимому, зависит от Бога, ибо слишком сильна власть всего этого над умами глупцов.
254. Справедливо было сказано, что избыточное благочестие портит мир, так как оно размягчает души, вовлекает людей в тысячи заблуждений и отвращает их от многих благородных и мужественных дел. Говоря это, я нисколько не ослабляю веры христианской и богопочитания – наоборот, я хочу лишь укрепить и усилить их, делая различие между избыточным и достаточным, а также побуждая умы верно определять, с чем должно считаться, а чем можно уверенно пренебречь.
255. Все, чем можно обезопасить себя от врага, годится: клятвы, союзники, обещания и другие ручательства. Однако, поскольку люди дурны, а времена изменчивы, нельзя лучше и надежнее обеспечить себе безопасность, чем так устроив дела, чтобы безопасность твоя основывалась больше на том, что враг не может тебя притеснять, чем на том, что он этого не хочет.
256. Если жить, как живет мир, то видеть врага поверженным и отданным тебе во власть – это великое счастье, так что ради такой цели ничего нельзя упускать. Но еще более велика слава того, кто похвально воспользуется своей удачей, то есть будет милостив и снисходителен, как то свойственно душам благородным и высоким.
257. Заметки эти – правила, которые можно вписать в книги, но есть еще и особые случаи, которые, имея иную причину, должны разрешаться по-другому, такие случаи можно вписать разве что в книгу человеческой мудрости.
258. Древние любили пословицу «Magistratus virum ostendit» не только потому, что облеченность властью позволяет узнать, чего стоит человек – много или мало, но и потому, что власть и вседозволенность раскрывают движения души, то есть выявляют, какова натура человека, – ведь чем выше вознесен человек, тем необузданнее и безогляднее он отдается тому, что ему свойственно от природы.
259. Умейте не ссориться с правителем своего отечества и не обольщайтесь, что, дескать, по образу и устройству вашей жизни вам не придется с ним столкнуться, ибо бывает множество непредвиденных случаев, когда поневоле в нем есть нужда. И наоборот, правитель, если хочет покарать или отомстить, пусть не делает этого поспешно, но улучит время и случай; без сомнения, раньше или позже ему подвернется возможность удовлетворить свое желание целиком или частично, не обнаружив ни злобы, ни пристрастия.
260. Если тот, кто правит городами или народами, хочет держать их в узде, он должен неуклонно карать за все преступления, но может являть милосердие в выборе кары; ведь за все преступления – кроме случаев крайней жестокости или таких, когда надо карать для примера, – не грех наказывать, как говорится, взимая по пятнадцать сольди за лиру.
261. Будь слуги умеренны или благодарны, было бы честно и справедливо, если бы хозяин благодетельствовал им как мог. Но слуги большей частью не таковы: если получат вдоволь, то бросят тебя или начнут изводить нерадивостью, поэтому полезнее не расщедриваться и, теша их надеждой, давать по сути столько, сколько надо, чтобы не перестали надеяться.
262. Сказанное выше надлежит применять так, чтобы, не считаясь благотворителем, одновременно не отпугнуть от себя людей; этого легко избежать, осчастливив кого-нибудь против общего правила. Ведь надежда от природы имеет такую власть над людьми, что один человек, тобой отличенный, принесет тебе больше пользы и больше послужит примером для прочих, чем те сотни людей, которые не получили от тебя никакой награды.
263. Люди чаще хранят в памяти обиды, чем благодеяния; более того, даже когда помнят о благодеянии, они его преуменьшают, поскольку считают, что заслуживают большего, чем в действительности; иное дело обиды, ранящие больнее, чем, если судить разумно, должны бы ранить. Поэтому, при прочих равных условиях, остерегайтесь радовать одного, если этим в той же мере огорчите другого, ибо по причине, указанной выше, проигрыш выйдет на круг больше, чем выигрыш.
264. Вы можете скорее положиться на тех, кто в вас нуждается или имеет в данном деле общий с вами интерес, чем на тех, кому вы сделали доброе дело, ибо люди обычно неблагодарны; если не хотите обмануться, соразмеряйте с этим ваши расчеты.
265. Я поместил предыдущие заметки для того, чтобы вы умели жить и знали настоящую цену вещей, а не для того, чтобы отвратить вас от добрых дел. Ведь в них не только сказываются благородство и красота души: мы видим, что порой некоторые благодеяния вознаграждаются, иной раз даже так, что перепадает не одному, а многим. Вероятно предположить, что той власти, которая выше людей, угодны благородные поступки и она не допускает, чтобы они всегда оставались бесплодными.
266. Старайтесь заводить друзей, ибо друзья хороши в такие времена и в таких местах и случаях, о которых ты бы не подумал. Мысль эта расхожая, но каково ее значение, не поймет глубоко тот, кому не довелось прочувствовать ее на опыте в важных для себя обстоятельствах.
267. Всем нравятся люди от природы правдивые и открытые; быть такими, конечно, благородно, но иногда вредно; с другой стороны, притворство полезно, а зачастую необходимо вследствие испорченности человеческой природы, но оно внушает ненависть и дурно на вид; каков должен быть выбор, я не знаю. Пожалуй, в обычной жизни можно идти по первому пути, не отказываясь в то же время от второго. Иными словами, в делах простых и в жизни обыденной надо быть открытым, дабы тебя считали человеком правдивым, но в некоторых важных и редких случаях следует прибегать к притворству, которое окажется тем полезнее и успешнее, что ему, при твоей репутации, легко поверят.
268. По причинам, о которых сказано выше, я не одобряю тех, кто всю жизнь прибегает к притворству и хитрости, но не виню тех, кто делает это лишь изредка.
269. Если желаешь скрыть то, что ты сделал или пытался сделать, пусть даже открыто и на виду, знай, что всегда уместно содеянное отрицать, ибо упорное отрицание если и не переубедит того, у кого есть улики или кто уверен в обратном, то все же, по крайней мере, заставит его сомневаться.
270. Трудно поверить, как полезно всякому, на кого возложено управление, чтобы все его дела хранились в тайне. И не в том лишь дело, что замыслам твоим, если они известны, могут помешать осуществиться: само неведение твоих мыслей заставит людей неотрывно и как бы замерев следить за твоими поступками и о малейшем твоем движении толковать на все лады, отчего к тебе будут относиться с величайшим почтением. Поэтому тот, кто находится в таком положении, должен приучить себя и своих приближенных молчать не только про те дела, о которых другим знать вредно, но и про те, о которых не стоит говорить во всеуслышание.
271. Заметка моя о том, чтобы не сообщать свои секреты, если нет прямой необходимости, пригодна для всех, ибо, открывшись человеку, делаешься его рабом, не говоря уж о прочих бедах, к которым знание тайны может привести. Но когда необходимость вынуждает кому-то довериться, нужно делать это так, чтобы тому оставалось хранить секрет лишь краткий срок, ибо за долгий срок может родиться множество злых помышлений.
272. Излить иной раз свои радости или горести очень утешительно, но вредно, а потому мудрость в том, чтобы сдерживать себя, как бы это ни было трудно.
273. Когда я был послом в Испании при доне Феррандо, короле Арагона, государе мудром и славном, я заметил, что, затевая новый поход или другое важное дело, он поступал не как те, кто сначала объявляет решение, а потом его оправдывает, а совершенно иначе. Никому не сообщая о том, что у него на уме, он хитроумно делал так, что кругом начинали требовать, чтобы король сделал то-то и по такой-то причине. Поэтому когда впоследствии он всенародно объявлял, что желает поступить так, как уже раньше каждый полагал справедливым и необходимым, то не поверите, с каким сочувствием и с какой хвалой все встречали его решения.
274. Даже те, кто приписывает всё благоразумию и таланту, умудряясь забыть о фортуне, не могут отрицать, что величайшая милость фортуны проявилась хотя бы в том, что тебе выпало время, когда твои таланты особенно могли оценить. Мы знаем по опыту, что те же таланты в одно время почитаются больше, в другое – меньше и дело, благодарное в одно время, будет неблагодарным в другое.
275. Я не хочу упрекать тех, кто, воспламенившись любовью к родине, так желает вернуть ей свободу, что готов подвергнуть себя опасности; но верно говорю, что если кто-то в нашем городе покушается на переворот ради своих интересов, то он неблагоразумен, ибо это дело опасное. Мы видим по опыту, что заговоры удаются лишь в редчайших случаях. Даже при успехе ты не достигаешь и малой доли того, о чем мечтал, но, кроме того, обрекаешь себя на постоянную тревогу, как бы не вернулись изгнанные тобой и не погубили тебя.
276. Не надрывайте своих сил, добиваясь перемен, которые ничего, кроме лиц, не переменят; какая тебе польза, если те же беды, какие были от Петра, будут от Мартина; например, какая тебе радость, что уйдет мессер Горо, если на его место придет другой, ему подобный.
277. Кто все же склонен к заговорам, пусть помнит, что ничто не вредит им сильнее, чем желание принять все возможные меры предосторожности; на них уходит больше времени, в дело втягивается больше людей, замешано больше вещей, – и в этом причина того, что подобные затеи проваливаются. Кроме того, поскольку фортуна в таких делах госпожа, она, возможно, гневается на людей, которые, тяготясь ее властью, хотят сами себя обезопасить; потому и заключаю, что безопаснее действовать с некоторым риском, чем с излишними мерами предосторожности.
278. Не рассчитывайте на то, чего у вас нет; не входите в расходы, полагаясь на будущие доходы, потому что часто их может не быть. Мы видим, что крупные купцы терпят банкротство чаще всего потому, что, уповая на большие доходы в будущем, берут деньги под проценты, каковые нарастают точно и в определенные сроки, тогда как доходы зачастую или вовсе не поступают, или поступают не в ожидаемый срок, и таким образом дело, которое вы начинали как выгодное, оказывается самым разорительным.
279. Не верьте людям, которые проповедуют, будто ушли от дел из любви к покою и утомившись честолюбием, ибо почти всегда на сердце у них совсем другое; и отстранились они от жизни по уязвленности, или по необходимости, или по безумию. Примеры тому мы наблюдаем каждый день – ведь эти самые люди, едва где-то явится возможность возвыситься, тотчас, забыв о хваленом покое, бросаются туда с такой же яростью, с какой пламя кидается на сухие или жирные предметы.
280. Если вы согрешили против закона, обдумайте и взвесьте все до того, как попасть в тюрьму; как бы дело ни было запутано, нельзя представить, на что способен усердный судья, желающий его раскрыть; малейшего просвета достаточно ему, чтобы на все пролить свет.
281. Я, как и все люди, желал чести и пользы; до сих пор, по милости Божией и по счастливому жребию, все удавалось мне даже сверх желаний; однако ни в чем из достигнутого я не нашел удовлетворения, о каком мечтал, – основание, если вдуматься, достаточное, чтобы погасить в людях честолюбие.
282. Все желают величия, потому что вся благая часть в нем наружу, а дурная скрыта; будь последняя на виду, люди, возможно, меньше бы прельщались величием, ибо оно, без сомнения, сопряжено с опасностями, подозрениями, с множеством тягот и тревог. Но то, что делает его желанным даже для людей чистой души, – это стремление каждого человека быть выше других, тем более что ни в чем другом мы не можем уподобиться Богу.
283. Непредсказуемое потрясает нас несравненно больше, чем то, что ожидалось заранее. Поэтому человеком великого и неустрашимого духа я назову лишь того, кто устоит и не потеряется перед лицом внезапных опасностей и событий, – качество, насколько могу судить, редчайшее.
284. Люди, восхваляющие или осуждающие какое-либо деяние, судили бы о нем совсем иначе, если бы могли заранее знать, что произойдет, если оно не совершится или совершится нечто противоположное.
285. Нет сомнения, что чем ближе человек к старости, тем сильнее в нем скупость. Обычно говорят, что происходит это оттого, что старики опасливее живут; это мнение неубедительно – ведь какому старику не хватит ума понять, что с возрастом его потребности будут убывать. Кроме того, я вижу, что в стариках – во многих из них – часто растет сладострастие, то есть вожделение, а не силы, а также жестокость и другие пороки; думаю поэтому, что, может быть, причина в том, что чем дольше живет человек, тем больше привыкает к земным вещам, а значит, и больше их любит.
286. По той же причине чем старше становится человек, тем тяжелее кажется ему смерть, и он все более живет делами и мыслями так, будто уверен, что жизнь его продлится вечно.
287. Обычно думают, а часто и видят по опыту, что богатство, приобретенное дурно, держится не дольше чем до третьего поколения. Блаженный Августин говорит, что Бог позволяет приобретшему богатство насладиться им в награду за ту толику хорошего, какую он сделал в жизни, а вот дальше оно редко передается, потому что так суждено Богом касательно имущества, дурно приобретенного. Я уже говорил моему отцу, что мне видится здесь другая причина: тот, кто наживает добро, обычно вырос в бедности, он любит нажитое и знает, какими способами его сохранить, а сыновья и внуки его воспитаны в богатстве и не знают, что такое наживать добро, и, не имея ни дара, ни средства его сохранить, легко его расточают.
288. Нельзя осуждать стремление иметь детей, ибо оно естественно, но я утверждаю, что не иметь их – это особого вида счастье, потому что даже тот, чьи дети добры и умны, видит от них, конечно, больше горя, чем утешения. Подтверждение тому мой отец – в свое время во Флоренции он почитался примером родителя, которому посланы хорошие дети; подумайте теперь, каково же тем, кому в этом не повезло.
289. Не будем вовсе осуждать гражданский суд турок, который вернее назвать скорым судом, нежели расправой; ведь кто судит вслепую, тот, вероятно, решает справедливо хотя бы половину всех дел и к тому же избавляет стороны от расходов и потери времени. Наши же судьи действуют так, что правая сторона много выиграла бы, если бы приговор ей был вынесен в первый же день, а не после бесконечных трат и мучений; уж не говорю о том, что по злобе и невежеству судей, а также из-за хитроумия законов нам часто белое выдают за черное.
290. Ошибается тот, кто думает, что случаи, переданные законом на усмотрение судьи, могут решаться по произволу, как заблагорассудится, ибо закону вовсе не угодно было наделить судью правом миловать. Но, поскольку ввиду различия обстоятельств нельзя на все отдельные случаи дать точное предписание, закон по необходимости полагается на волю судьи, то есть на его понятия и на его совесть, дабы он, во всем разобравшись, поступал, как ему кажется, наиболее справедливо. Подобная широта закона освобождает судью от отчета перед высшей властью, ибо его всегда можно оправдать тем, что данный случай в законе не прописан, однако закон вовсе не дает судье права дарить своим решением чужое имущество.
291. Известно из опыта, что хозяева не дорожат слугами, без стеснения пренебрегают ими или самодурствуют из прихоти и в угоду себе; поэтому умны те слуги, которые поступают так же со своими хозяевами, не в ущерб, однако, верности и чести.
292. Да поверят мне юноши, что опыт научает многому и сильному уму дает больше, нежели слабому; кто об этом поразмыслит, легко откроет причину.
293. Не может человек, хотя бы и самый одаренный, усвоить и постигнуть те или иные частности, не имея опыта, каковой один способен их преподать. Эту мысль лучше раскусит тот, кто долго был у дел, потому что только сам опыт и научил его понимать, какова цена опыта и какое он благо.
294. Государь расточительный нравится, конечно, больше, чем государь скуповатый. А должно быть наоборот, поскольку расточительный вынужден вымогать и грабить, тогда как скупой ни у кого ничего не отбирает; и тех, кто страдает от поборов расточителя, много больше, чем тех, кто выигрывает от его щедрости. Причина, думается мне, в том, что надежда в человеке сильнее страха и что таких, кто надеется что-то получить от государя, больше, чем тех, кто боится поборов.
295. Согласие с братьями и родными приносит тебе бесконечные выгоды, которых ты даже не сознаешь, потому что они не проявляются по одиночке, но во множестве дел тебе полезны и доставляют уважение. Поэтому ты должен беречь такое отношение к себе и любовь даже ценой кое-каких неудобств. Люди на этот счет часто обманываются; они исходят из того малого урона, который очевиден, и не учитывают, сколь велики блага, которые остаются невидимыми.
296. Человек, имеющий власть и превосходство над другими, может позволить себе замахнуться на большее, чем ему по силам, ибо подданные не видят и не соразмеряют, что ты можешь и чего не можешь; наоборот, воображая, что мощь твоя больше, чем она есть, они сами часто уступают тебе то, чего ты не вынудил бы у них силой.
297. Прежде мне казалось, что, сколько бы я ни думал о предмете, я не увижу в нем больше того, что увидел сразу; однако я познал на опыте, что мнение это самое ложное, так что осмейте всякого, кто скажет иначе. Чем больше все продумаешь, тем лучше поймешь и исполнишь.
298. Если тебе выпадает случай получить то, чего ты желаешь, бери скорей, не теряя времени, ибо все в мире так изменчиво, что, пока вещь не у тебя в руках, нельзя сказать, что она твоя. По той же причине, когда тебе предлагают сделать то, чего ты не желаешь, тяни как можно дольше, ибо мы видим ежечасно, что время несет с собой неожиданности, которые нас выводят из затруднения. В этом смысл пословицы, которая, говорят, на устах у мудрецов: пользуйся благом времени.
299. Одни люди легко увлекаются надеждой на то, что получат желаемое, другие не верят в это до тех пор, пока вполне не удостоверятся. Без сомнения, лучше надеяться поменьше, ибо чрезмерная надежда ослабляет усердие и усиливает огорчение в случае неудачи.
300. Если хочешь узнать мысли тиранов, читай у Корнелия Тацита рассказ о последних беседах Августа с Тиберием.
301. Тот же Корнелий Тацит, если хорошо его понимать, учит по преимуществу тому, как должен вести себя человек, живущий под властью тиранов.
302. Как хорошо сказано: Ducunt volentes fata, nolentes trahunt! Каждый день дает этому столько примеров, что, по-моему, справедливее этих слов никто ничего не сказал.
303. Тиран не жалеет сил, чтобы дознаться, что у тебя на уме, то есть доволен ли ты его властью: он следит за твоими движениями, выспрашивает тех, кто беседует с тобой, он рассуждает с тобой о разных вещах, справляется о твоих мнениях. Поэтому, если не желаешь, чтобы он тебя разгадал, всемерно остерегайся его уловок, то есть не произноси слов, которые могут внушить ему подозрение, следи за своими речами даже с самыми близкими людьми, а ему говори и отвечай так, чтобы он ничего не мог тебе вменить; это тебе удастся, если ты накрепко запомнишь, что тиран обхаживает тебя так и этак, чтобы раскрыть твои мысли.
304. Человеку, имеющему на родине положение и живущему под властью кровавого и грубого тирана, немного можно дать добрых советов, разве что уйти в изгнание. Но если тиран таков, что из благоразумия, необходимости или же по условиям правления ведет себя с оглядкой, то видный гражданин должен заботиться о том, чтобы иметь репутацию человека значительного и смелого, но спокойного и не алчущего перемен, если его не прижимать; в этом случае тиран тебя и обласкает, и постарается не давать повода замышлять перемены. Но он поступит иначе, если сочтет тебя человеком беспокойным; в этом случае он подумает, что тебя не заставишь сидеть смирно, и поневоле станет выискивать возможность тебя уничтожить.
305. В случае, о котором говорится выше, лучше не быть в числе людей, особенно близких тирану, потому что тогда он будет тебя ласкать, но в то же время зачастую чувствовать себя с тобой не столь уверенно, как со своими. Так что ты получишь выгоду от его власти, а падение его тебя еще более вознесет. Однако для человека, который не занимает видного положения у себя на родине, заметка эта не годится.
306. Большая разница иметь подданных отчаявшихся или подданных недовольных, потому что первые ни о чем не думают, кроме перемен, и добиваются их даже с опасностью для себя, а вторые, даже если и желают нового, не ищут случая, а выжидают его.
307. Нельзя хорошо управлять подданными без строгости, ибо того требует испорченность людей, но тут нужны ловкость и умение внешне вести себя так, чтобы подданные верили, что жестокость тебе не по сердцу, но что прибегаешь ты к ней по необходимости и во имя общественного спасения.
308. Надо обращать внимание на суть поступка, а не на видимость его. Тем не менее трудно поверить, как сильно можно расположить к себе человека лаской и добрым словом; причина этого, мне кажется, в том, что каждый думает, что заслуживает большего, чем стоит на самом деле, и потому гневается, видя, что его ставят не на ту высоту, какая, он считает, ему подобает.
309. Честно и по-мужски поступает тот, кто не дает обещаний, когда не намерен их сдерживать, однако, отказав человеку хотя бы и справедливо, ты настроишь его против себя, ибо люди не руководствуются разумом. Иначе бывает с тем, кто не скупится на обещания, – ведь события могут повернуться так, что отпадет надобность исполнять обещания, что позволит удовлетворить человека не ударив палец о палец, но, даже если дойдет до дела, всегда можно найти предлог уклониться; большинство же людей столь простодушно, что позволяет дурачить себя словами. Тем не менее нарушать обещания столь же дурно, как и давать их в расчете на выгоду; поэтому человек должен отделываться, когда может, общими словами, стараясь по возможности ничего точно не обещать.
310. Берегитесь всего, что может принести вам не пользу, а вред; поэтому ни в отсутствии, ни в присутствии человека никогда не говорите ничего неприятного, если в этом нет выгоды или необходимости, ибо это глупость – без нужды создавать себе врагов; напоминаю вам об этом потому, что почти всякий повинен в таком легкомыслии.
311. Кто подвергает себя опасности, не разбирая, чем она грозит, тот действует как животное; истинно храбр тот, кто, зная опасность, смело идет ей навстречу по необходимости или ради достойного дела.
312. Многие думают, что мудрый не может быть смелым, поскольку предвидит все опасности. Я держусь обратного мнения: несмелый не может быть мудрым, ибо немного мудрости в том, кто расценивает опасность выше, чем должно. Чтобы разъяснить это место, которое может быть непонятно, скажу, что не все опасности проявляются на деле: одних человек избегает благодаря усердию, искусству или смелости, другие исчезают благодаря случаю и тысяче неожиданностей. Поэтому тот, кто знает, какие его ждут опасности, не должен считать, что все они несомненны, но, обдумав разумно, в чем он может сам себе помочь, а где его, весьма вероятно, выручит случай, он должен ободриться и не отступаться от мужественных и почетных предприятий из страха перед всеми опасностями, которые ему предстоят.
313. Ошибается тот, кто говорит, что чтение книг портит умы: если это верно для тех, кто умом не силен, то хороший ум от чтения делается совершенным, ибо соединение хорошего от природы и благоприобретенного образует самый благородный состав.
314. Правителей ставят не ради их блага, ибо никто бы не подчинился им просто так, – но ради интересов народа, чтобы дать ему хорошее управление; поэтому, когда правитель больше считается с собой, чем с народом, он уже не правитель, а тиран.
315. В государе скупость несравнимо отвратительнее, чем в частном человеке. Не только потому, что государь, имея больше возможностей, большего лишает людей, но и потому, что у частного человека все, что он имеет, – его собственность, для его нужд, он волен всем распоряжаться, и законного иска ему не предъявят; а все, что есть у государя, дано ему для нужд и выгоды других, а потому, удерживая это для себя, он обманным путем лишает людей того, что им должен.
316. Я говорю, что герцог Феррарский, занимаясь торговлей, не только срамит себя, но что он – тиран, так как взялся за дело, не относящееся к его ведению; он точно так же согрешил против народа, как народ согрешил бы против него, вмешавшись в дела, подлежащие ведению государя.
317. Все государства, если как следует рассмотреть их происхождение, основаны на насилии; нет власти законной, кроме республики, и то лишь в пределах города, а не на его землях; незаконна была и власть императора, основанная на власти римлян, то есть еще более захватническая, чем всякая иная; не исключаю из этого правила и власть духовенства, вдвойне насильственную, ибо для подчинения нас оно пользуется оружием светским и духовным.
318. Дела мирские так разнообразны и зависят от стольких случайностей, что о будущем судить трудно; и по опыту мы видим, что почти всегда предположения мудрецов оказываются ложными. Не одобряю поэтому совета тех, кто в настоящем отказывается от блага, хотя бы и малого, из опасения бед в будущем, хотя бы и немалых, но не совсем близких и достоверных, – ведь если то, чего ты опасаешься, не произойдет, то получится, что из пустого страха ты лишился того, что было тебе в радость; поэтому мудра пословица: «Делай что надо, а дальше само сделается».
319. Я ЧАСТО ВИДЕЛ, как ошибаются люди, когда судят о власти; обыкновенно они рассуждают, как должен был бы разумно повести себя тот или другой государь, а не о том, как он поведет себя, следуя своей природе и уму; поэтому, желая судить, к примеру, о том, что сделает король Франции, надо больше думать о природе и нравах французов, чем о том, как поступил бы благоразумный человек.
320. Я ГОВОРИЛ МНОГО РАЗ и снова повторяю, что человек одаренный и умеющий сделать из времени капитал, не должен жаловаться на краткость жизни; он может посвятить себя множеству вещей, и если он умеет с толком тратить время, то времени у него будет в избытке.
321. Кто хочет действовать, пусть не позволяет отстранять себя от дел; за каждым делом всегда последует другое как потому, что первое проложит путь второму, так и потому, что участие в делах создаст тебе репутацию; и здесь тоже применима пословица: «Делай что надо, а дальше само сделается».
322. Нелегко додуматься до высказанных здесь советов, но еще труднее им следовать; человек часто знает, как надо действовать, но не действует; поэтому, если хотите последовать этим советам, пересильте себя и вырабатывайте нужный навык, посредством него вы исполните не только то, что здесь написано, но еще, без всякого труда, и все то, что прикажет разум.
323. Не удивится раболепному духу наших граждан тот, кто прочтет у Корнелия Тацита, что римляне, привыкшие к господству над миром и к великой славе, служили императорам так раболепно, что Тиберия, тирана и человека надменного, тошнило от их ничтожества.
324. Если вы кем-то недовольны, старайтесь, насколько можете, чтобы он этого не заметил, потому что иначе он отшатнется от вас, – ведь не раз будут представляться случаи, в которых он может оказаться вам полезен, и в самом деле будет полезен, если вы не испортите дело, обнаружив свою неприязнь к нему. Я испытал с пользой для себя, что если я, будучи в душе против человека, не подавал вида, то он потом во многих случаях служил мне верно и был добрым другом.
325. То, что должно пасть не под ударом, а от истощения сил, живет гораздо дольше, чем думается вначале; происходит это и оттого, что движение идет медленнее, чем можно ожидать, и оттого, что люди, когда проявляют упорство и терпение, способны сделать и вынести гораздо больше, чем можно было предположить. Поэтому мы видим, что иной раз война, которой должен бы прийти конец из-за голода, тягот, недостатка денег и тому подобных обстоятельств, тянется дольше, чем думалось. Подобным же образом чахоточный всегда живет дольше, чем мнилось врачам и окружающим, и торговец, прежде чем обанкротится, разоренный процентами, держится дольше, чем полагали.
326. Кто общается с сильными мира сего, пусть не прельщается их лаской и любезностями, с помощью которых они вертят людьми как угодно, кружа им головы своим благоволением; чем труднее от этого защититься, тем тверже надо стоять на ногах, не обольщаться и не поддаваться легкомысленно.
327. Нет большей доблести, чем забота о чести, ибо, кто бережет свою честь, тот не страшится опасностей и никогда не сделает подлости; знайте это твердо, и можно сказать почти наверно, что все вам удастся: expertus loquor.
328. Посмейтесь над теми, кто проповедует свободу: говорю не обо всех, но исключений немного; если бы подобные проповедники надеялись, что им будет лучше в тираническом государстве, они припустились бы туда со всех ног – ведь почти во всех преобладает собственный интерес, и очень мало таких, кто знает цену славе и чести.
329. Мне всегда не верилось, что Бог допустит, чтобы сыновьям герцога Лодовико досталась власть над Миланом, и не столько потому, что он злодейски ее захватил, сколько потому, что это стало причиной порабощения и гибели всей Италии и множества несчастий для всего христианского мира.
330. Утверждаю, что хороший гражданин, любящий родину, должен поддерживать хорошие отношения с тираном, и не только ради себя – ибо иначе есть опасность оказаться у него на подозрении, – но и ради блага родины, поскольку, действуя таким образом, он может при случае советом и участием способствовать добру и препятствовать злу. Безумны те, кто его осудит: хорош был бы город и они сами, если бы вокруг тирана были одни злодеи!
331. Когда сами мы в таком состоянии, что не надеемся покорить Сиену, нам выгодно, чтобы там было мудрое правление. Мудрый правитель всегда охотно с нами сговорится, и никогда ему не будет мила война в Тоскане, ибо он больше руководствуется разумом, чем врожденной ненавистью к нам. Но теперь, имея поддержку пап, нам выгоднее, чтобы в Сиене не было порядка, потому что тогда она сама прыгнет к нам в рот.
332. Кто же не знает, что если папа овладеет Феррарой, то целью следующих пап станет господство над Тосканой? Ибо с Неаполитанским королевством им будет трудно справиться, поскольку оно в сильных руках.
333. В государстве народном таким семьям, как наша, весьма выгодно сохранение старинных знатных родов: мы пользуемся всеобщим расположением, пока народ ненавидит эти роды; но, если они исчезнут, ненависть народа обратится на семьи, подобные нашей.
334. Прекрасен был совет, который мой отец дал Пьеро Содерини: чтобы мы сами вернули Медичи, но как простых граждан; тогда не осталось бы изгнанников, хуже которых ничего нет для государства, а Медичи потеряли бы влияние как в городе, так и вовне. В городе – потому что Медичи, вернувшись и оказавшись наравне с другими, едва ли пожелали бы в нем жить; вовне – потому что государи, которые раньше были уверены, что за Медичи стоит большая партия, увидав, что те вернулись и не у власти, перестали бы с ними считаться. Однако не знаю, можно ли было толком исполнить этот совет, не имея гонфалоньера предприимчивее и смелее, чем Пьеро Содерини.
335. Народ в целом, как и частные люди, по природе своей всегда желает добиться большего, чем имеет; поэтому благоразумно сразу отклонять его домогательства; если же ему уступить, то его уже не остановишь, а только побудишь требовать больше и настойчивее, чем вначале, ибо чем больше дается пить, тем острее жажда.
336. Дела прошлого проливают свет на будущее, ибо мир был всегда один и тот же: все, что есть и будет, уже было в другое время. Бывшее возвращается, только под другими названиями и в другой окраске, но узнает его не всякий, а лишь мудрый, который тщательно наблюдает и обдумывает.
337. Людям приземленного ума, без сомнения, живется в мире лучше, дольше и в известном смысле счастливее, чем иным возвышенным умам, ибо благородное сознание служит обладателю своему скорее на горе и муку; однако умы первого рода более сродни животному, чем человеку, а вторые – выходят за пределы человеческие и приближаются к существам небесным.
338. Если вы всмотритесь хорошенько, то увидите, что от поколения к поколению меняются не только слова, покрой одежды и нравы, но и более важное, то есть вкусы и склонности души. Разница эта заметна и у людей одного времени, но живущих в разных странах; говорю не о нравах, потому что различие в них может происходить от различия учреждений, а о вкусах, пище и разнообразных стремлениях людей.
339. Одни и те же предприятия оказываются бесконечно трудными или невозможными, когда затеяны не вовремя, но удаются шутя, когда им благоприятствуют время или случай. Кто затевает дело в неподходящее время, не имеет успеха; более того, возникает опасность, как бы несвоевременной попыткой не испортить дело, которое в будущем удалось бы легко, потому-то считаются мудрыми люди терпеливые.
340. Во времена своего наместничества я заметил, что, когда сталкивался с делом, которое по каким-либо причинам желал завершить соглашением сторон, я о соглашении не заговаривал, но разными отсрочками и оттяжками достигал того, что сами стороны начинали его добиваться. Таким образом, предложение, которое было бы отвергнуто, если бы я заговорил о нем сразу, принимало такой вид, что, когда наступало время, меня же просили быть посредником.
341. Невелико дело, когда внушает страх правитель, часто прибегающий к жестокости и суровым мерам, потому что подданные легко испытывают страх перед тем, кто может применить насилие и разорить и кто скор на расправу. Честь и хвала тем правителям, которые редко прибегают к наказаниям и расправам, однако же умеют прослыть грозными.
342. Я не говорю, что правитель государства не бывает иной раз вынужден обагрить руки кровью, но утверждаю, что без великой необходимости делать этого нельзя и что чаще здесь больше потеряешь, чем выиграешь. Ведь не одни пострадавшие оскорбятся, но многие почувствуют неприязнь; и даже если ты устранишь одно препятствие, одного врага, семя его от того не истребится; следовательно, на его место явятся другие, и часто выходит, как с той гидрой, что уничтожишь одного врага – вырастают семь.
343. Помните сказанное в другом месте, что заметки эти нельзя применять без разбора. В некоторых особенных случаях они непригодны, но каковы эти случаи – нельзя понять ни по каким правилам, и нет книги, где бы этому учили; необходимо, чтобы тебя просветила сначала природа, а потом опыт.
344. Я считаю неоспоримым, что ни для какой должности, ни для каких властей не требуется большего разумения и более выдающихся качеств, чем для полководца. Бесконечно множество вещей, о которых он должен позаботиться и распорядиться; нет конца неожиданностям и случайностям, с которыми ему то и дело приходится сталкиваться, и потому у него должно быть больше глаз, чем у Аргуса; поистине и по важности дела, и по требующемуся разумению бремя полководца таково, что по сравнению с ним всякое другое, по-моему, покажется легким.
345. Кто говорит «народ», тот поистине говорит «сумасшедший», ибо народ – это чудовище, ум которого полон вздора и заблуждений, а пустые мнения его так же далеки от истины, как далека, по Птолемею, Испания от Индии.
346. Естественно, я всегда желал крушения Папского государства, но по воле судьбы дважды первосвященники оказались таковы, что я был вынужден желать их величия и трудиться ради него; если бы не это, я бы возлюбил Мартина Лютера больше самого себя, ибо понадеялся бы, что его секта положит конец или по крайней мере подрежет крылья этой негодной тирании попов.
347. Есть разница – быть храбрым или не бежать от опасности во имя чести. В обоих случаях человек понимает опасность, но в одном он верит, что с ней справится, – не будь этой веры, он бы не рисковал, – а в другом – боится, может быть, больше, чем следует, но держится крепко, и не потому, что свободен от страха, а потому, что готов скорее перенести несчастье, чем позор.
348. В нашем городе обычно случается так, что человек, который был главным пособником того, кто захватил власть, быстро становится ему врагом. Причина, говорят, в том, что поскольку такие люди обычно имеют достоинства, умны и, может быть, беспокойны, то властитель проникается к ним подозрением. Можно прибавить к этому и другую причину: считая, что их заслуги велики, эти люди часто хотят большего, чем им следует, а когда не получают желаемого, то негодуют; отсюда возникают взаимная вражда и подозрительность.
349. И так же происходит, когда человек, помогший другому подняться высоко или бывший причиной его возвышения, вздумает потом руководить им: он уничтожает этим оказанную услугу, так как хочет сам пользоваться властью, которая его же усилиями вручена другому; если тот не стерпит, то будет прав, и нельзя его назвать неблагодарным.
350. Не хвалите человека за то, что он поступил или не поступил так-то только потому, что, поступи он иначе, он бы заслуживал порицания.
351. Кастильская пословица говорит: «Где тонко, там и рвется». В соперничестве либо в сравнении с более сильным или более важным всегда страдает слабейший, несмотря на то что разум, честность или благодарность требуют обратного; происходит это потому, что люди обычно больше думают о своих интересах, чем о долге.
352. Не могу и не умею выставлять себя в лучшем свете либо создавать себе имя делами, которых по сути нет, хотя поступать так было бы полезнее. Трудно поверить, до чего помогают известность и мнение о тебе как о большом человеке, – ведь только при такой молве за тобой бегут, не требуя, чтобы ты показал себя в деле.
353. Я всегда говорил, что гораздо удивительнее, как флорентийцы завоевали господство над своими малыми владениями, чем венецианцы или любой другой правитель в Италии – над своими обширными; ведь в каждом уголке Тосканы свобода так укоренилась, что все были врагами возвеличения Флоренции. Иное дело, когда город окружен народами, привыкшими к рабству: не слишком задумываясь о том, кто их угнетает, они не станут оказывать упорного или постоянного сопротивления. Кроме того, соседство Церкви – величайшее препятствие для нас – было и остается; корни ее так крепки, что она изрядно помешала росту нашего господства.
354. Все заключают, что правление одного властителя, когда оно хорошее, лучше, чем правление немногих или многих, даже хороших; причины очевидны. С другой стороны, считается, что если правит один, то власть его легче превращается из хорошей в дурную; когда же эта власть дурна, то она хуже всех, тем более что передается по наследству: редко случается, чтобы хорошему и мудрому отцу наследовал такой же сын. Поэтому мне бы хотелось, чтобы политики, обдумав все условия и опасности, объяснили мне, чего больше желать для нарождающегося государства – власти одного, немногих или большинства.
355. Хуже всех знает своих слуг хозяин, и так же плохо знает правитель подданных: перед ним они совсем не те, что перед другими; они всячески таятся от него и желают казаться совсем не такими, каковы есть на самом деле.
356. Если состоишь при дворе или в свите кого-нибудь из великих мира сего и желаешь, чтобы он приобщил тебя к делам, старайся быть у него на глазах, ибо без конца возникающие дела он поручит тому, кого видит, или тому, кто к нему ближе; так что тебе ничего не поручат, если надо будет тебя разыскивать или дожидаться. А кто упускает хотя бы малое поручение, для того часто закрываются подходы и доступы к большому.
357. По-моему, безумны эти монахи, которые проповедуют предопределение и трудные догматы веры. Лучше не давать народу повода задумываться о вещах, которые едва ли ему по силам, нежели будить в умах сомнения, которые придется успокаивать словами: так говорит наша вера, так надобно верить.
358. Ты можешь быть хорошим гражданином и не пытаться захватить власть, однако, связавшись во Флоренции с правителями вроде Медичи, ты приобретешь дурную славу и окажешься в опале у народа, а этого при всех случаях, насколько возможно, надо избегать. Однако я не думаю, что из-за этого должно отступать и терять те блага, которые приобретаются благодаря подобной связи. Ведь если только ты не хищничал и не оскорбил какого-нибудь влиятельного человека или многих, то впоследствии, когда правление изменится и у народа уже не будет причины тебя ненавидеть, прочие грехи тебе отпустятся, опала в конце концов пройдет и ты не будешь повержен или унижен, как опасался вначале. Однако все это тягостно, а иной раз выходит против ожиданий, и нельзя отрицать, что уже нет той незамаранности, которую сохраняет тот, кто вел свою игру вдали от власти.
359. Повторяю вам снова: хозяева не считаются со слугами и ради малейшего своего удобства поступают с ними нагло и не чинясь; поэтому разумны слуги, воздающие хозяевам тем же, но не делающие ничего противного верности и чести.
360. Кто знает, что удачлив, тот может бодро идти на любое дело; однако его надо предостеречь, что удача может не только в одно время сопутствовать, а в другое изменять, но и в одно и то же время по-разному проявлять себя в разных делах; кто понаблюдает – увидит, что порой тот же самый человек счастлив в одном и несчастлив в другом. Я, в частности, до сего дня, 3 февраля 1523 года, был во многом счастливейшим человеком, но в делах торговых мне не везло, а также и в почестях, которых я добивался. Те отличия, каких я вовсе не искал, сами за мной гнались, а те, каких я искал, как будто отдалялись.
361. Нет у человека большего врага, чем он сам, ибо почти все беды, опасности и ненужные тяготы происходят не от чего иного, как от чрезмерных его вожделений.
362. Ничто в мире не стоит на месте; наоборот, все идет вперед тем путем, по которому от природы и должно идти, только ход этот медленнее, чем нам думается, потому что мы мерим все нашей жизнью, которая коротка, а не сроком вещей, который долог и чьи шаги медленнее наших, и даже так медленны по природе, что, хоть движение происходит, мы часто его не замечаем; вот отчего часто ложны наши суждения.
363. Можно было бы считать, что к богатству стремятся лишь души низкие или дурного склада, если бы мы желали его лишь для наслаждения, а не ради чего-то иного; но ведь мы живем в испорченном мире, и всякий, кто хочет создать себе имя, вынужден желать богатства, потому что, когда оно есть, сверкают и ценятся таланты, которые в бедном человеке мало уважаются и даже не замечаются.
364. Не знаю, стоит ли считать баловнями удачи тех, кому один раз выпал великий шанс: ведь у кого нет ума, тот все равно этот шанс упустит; но несомненные баловни те, кому такой шанс выпадал дважды, потому что во второй раз только бестолковый его упустит, так что во втором случае все зависит от удачи, ну а в первом многое зависит от ума.
365. Свобода в республиках – это служанка справедливости, ибо она установлена не для чего иного, как для защиты, чтобы один не притеснял другого; будь мы уверены, что при единовластии или олигархии справедливость будет соблюдена, у нас не было бы причины особенно желать свободы. Вот почему древние мудрецы и философы ставили свободное правление не выше других, но отдавали первенство тому, при котором надежнее обеспечена охрана законов и справедливости.
366. Когда новости передаются неизвестно от кого и притом правдоподобны и ожиданны, у меня к ним мало веры, потому что люди легко выдумывают вести, которых ждут или которым хочется верить. Я скорее прислушаюсь, если это новости странные или неожиданные, так как людям незачем выдумывать или внушать себе то, о чем они не помышляли; я много раз убеждался в этом на опыте.
367. Счастлив жребий астрологов, хотя все у них пустое, ведь ввиду несовершенства их самих или их ремесла одно верное предсказание больше прибавляет к ним доверия, чем сотня ложных – отнимает. Что же касается прочих людей, то если кого-то раз уличили во лжи, тогда и ко всем его правдивым словам не будет доверия. Происходит сказанное от великого желания людей знать будущее; не имея для этого других средств, они легко верят тем, кто заявляет, будто умеет его предсказывать, – как больной верит врачу, который обещает ему исцеление.
368. Молите Бога, чтобы вам не оказаться на стороне побежденного, потому что вас всегда будут винить, даже если вы не виноваты, а оправдываться на всех площадях и подмостках невозможно; зато тот, кто оказался на победившей стороне, слышит одни похвалы, даже если он их не заслужил.
369. Всякий знает, что в частных тяжбах быть собственником чего-либо – преимущество, хотя это не отменяет правоты той или иной стороны, а порядок суда и иска остается обычным и всегдашним. Но неизмеримо меньше это преимущество в тех тяжбах, которые зависят от политических случайностей или от воли властвующих. Поскольку в таком случае доказательства не опираются ни на бесспорную правоту одной из сторон, ни на непредвзятый суд, то каждый день возникают тысячи дел, охотно возбуждаемых теми, кто вздумает притязать на твою собственность.
370. Кто хочет быть любимым людьми, стоящими выше него, должен показывать, как он их почитает и уважает, и скорее с избытком, чем с недостатком, ибо ничто так не оскорбляет душу начальствующих, как мысль, что им не оказали того почета или уважения, какие им, по их мнению, подобают.
371. Приказ сиракузян, упоминаемый Ливием и предписывающий убивать даже и дочерей тиранов, был жесток, но не бессмысленен: когда тирана больше нет, люди, которым хорошо жилось под его властью, охотно вылепили бы другого хоть из воска, но, поскольку нового человека с весом найти не просто, они жмутся к родственникам дорогого усопшего. Поэтому город, только что избавившийся от власти тирана, никогда не обеспечит себе свободы, если не истребит всю породу и все потомство тиранов. Я безусловно утверждаю это о мужчинах, а что касается женщин, то надо учитывать условия и их особенности и нравы города.
372. Я уже говорил, что государства не обретают безопасности тем, что рубят головы, ибо от этого враги множатся, как головы у гидры; и все же есть случаи, когда кровь скрепляет государства, как известь скрепляет стены. Нет правила, которое научило бы различать эти противоположности; это дело ума и чутья того, кому приходится различать их в жизни.
373. Не каждый властен выбирать себе чины и дела, какие желает; часто надо мириться с тем, что выпало на долю и что сообразуется с состоянием, в котором ты родился; поэтому достойно высшей похвалы хорошее и толковое исполнение своего дела. Так и в комедии не меньше хвалят актера, хорошо играющего раба, чем того, на кого надели царские одежды; поистине каждый может на своем месте обрести честь и хвалу.
374. Каждый, кто бы он ни был, делает в этом мире ошибки, от которых бывает вред больший или меньший, смотря по тому, какие последуют за этим случайности и события; везет тем людям, которым пришлось ошибиться в делах неважных или таких, от которых не произошло большого расстройства.
375. Великое счастье жить так, чтобы не терпеть обид и самому не обижать других; однако тот, кто доведен до того, что вынужден стать либо обидчиком, либо потерпевшим, должен повернуть дело к своей выгоде – ведь справедливо защищаться, чтобы не дать себя в обиду или чтобы ответить на обиду уже нанесенную. Конечно, здесь надо различать обстоятельства: не надо из чрезмерного страха внушать себе, что ты должен предупредить намерения другого, но не надо приплетать страх, чтобы оправдать свое насилие, когда на самом деле ты никого не подозреваешь, а движут тобой алчность и злоба.
376. Дому Медичи, при всем его величии, труднее сейчас сохранить власть над Флоренцией, чем его предкам, простым гражданам, – эту власть приобрести. Причина здесь в том, что город в те времена еще не изведал свободы и нестесненной жизни; наоборот, он был всегда во власти немногих, и поэтому тот, кто правил государством, не возбуждал к себе вражды всех граждан – ведь им было почти все равно, принадлежит ли власть тем или другим. Однако память о народном строе, который держался с 1494 по 1512 год, настолько крепка, что, кроме очень немногих, рассчитывающих на то, что при твердой власти они смогут угнетать других, все остальные – враги властителю, так как, по их мнению, они лишились власти, принадлежавшей им самим.
377. Пусть никто во Флоренции не надеется стать во главе государства, если он не принадлежит к потомкам Козимо, которым, впрочем, тоже не удержаться без помощи пап. Ни у кого другого, кто бы он ни был, нет таких корней и стольких сторонников, чтобы он мог об этом помышлять, если только его не вынесло наверх народное движение, которому нужны вожди, как то было с Пьеро Содерини. А поэтому, кто мечтает о таких высотах, не принадлежа к роду Медичи, пусть полюбит строй народный.
378. Склонности и суждения народов столь неверны и так часто зависят от случайности, а не от разума, что мало здравого суждения в том, кто строит свою жизнь, не сообразуясь ни с чем, кроме надежды возвыситься с помощью народа; он рассчитывает больше на случай, чем на рассудок.
379. У кого во Флоренции нет данных, чтобы стать главой государства, для того безумие – погружаться в дела правящих так, чтобы их судьба целиком решала и его судьбу; на этом проигрываешь несравнимо больше, чем выгадываешь. Но и на такой риск, как изгнание, тоже незачем идти: мы не вожди партий, как Адорно и Фрегозо в Генуе, и никто к нам не явится просить о возобновлении отношений, так что придется жить на чужбине безвестными и бездомными людьми, которым приходится просить на жизнь. Кто помнит Бернардо Ручеллаи, для того это пример более чем достаточный; эти же доводы подсказывают нам не спешить и оставаться в ладу с тем, кто стоит во главе государства, чтобы у него не было повода считать нас врагами или держать на подозрении.
380. Я был бы готов потрудиться для перемены правления, которое мне не нравится, будь у меня надежда сделать это в одиночку; но стоит мне вспомнить, что для этого надо объединяться с другими людьми, большей частью безумными или скверными, не умеющими ни молчать, ни делать дело, как я тотчас отвращаюсь от этой мысли, более чем от какой-либо другой.
381. Было двое пап, по характеру совершенно противоположных друг другу, Юлий и Климент; один – человек большой и, может быть, широкой души, нетерпеливый, горячий, прямой и открытый; другой – души посредственной, может быть, робкий, терпеливый до крайности, умеренный, скрытный. И все же от столь противоположных характеров люди ожидают одинаково великих дел. Причина в том, что у великих мастеров и натиск, и терпение равно способны творить великое, так как один подталкивает людей и навязывает свою волю событиям, а другой берет измором и побеждает с помощью времени и случая. Поэтому вредное в одном – полезно в другом, и наоборот; кто мог бы соединить их свойства и вовремя ими пользоваться, тот был бы существом божественным, но, так как это почти невозможно, я думаю, что, omnibus computatis, можно больше сделать терпением и умеренностью, чем натиском и стремительностью.
382. Будущее настолько смутно, что, даже когда люди решают что-нибудь, руководствуясь благим помыслом, последствия часто бывают обратными. Тем не менее нельзя, подобно зверю, быть целиком во власти фортуны, а надо, как подобает человеку, действовать разумом; мудрый же должен быть более удовлетворен, если движим благим помыслом, хотя бы это и привело к дурным последствиям, чем если бы благое последствие произошло от дурного помысла.
383. Кто желает жить во Флоренции, пользуясь расположением народа, должен бояться славы честолюбца и ничем не обнаруживать, что он хотя бы в мелочах или в повседневной жизни хочет казаться важнее, великолепнее или утонченнее других; в городе, где все основано на равенстве и насыщено завистью, неизбежно становится ненавистным всякий, о ком думают, что он не хочет быть как все или что он выбивается из общего строя жизни.
384. В хозяйственных делах главное – урезать все излишние расходы, но искусство, как мне кажется, состоит в том, чтобы расходы были те же, что у других, а выгода больше, или, говоря попросту, в умении купить на грош пятаков.
385. Имейте в виду, что, хотя тот, кто имеет доходы, может тратить больше, чем тот, кто их не имеет, все же безумие сорить деньгами, не составив себе сначала хорошего капитала, – ведь возможность обогащения не длится вечно. И если, пока она сохраняется, ты не примешь меры, то потом, когда пройдет эта пора, ты окажешься беден, как прежде, и вдобавок потеряешь время и честь; в конце концов все посчитают простаком человека, у которого были хорошие возможности, а он не сумел ими воспользоваться. Запомните хорошенько эту заметку, потому что я видел в свое время, как много в этих делах было ошибок.
386. Отец мой говаривал, что каждый дукат в твоем кошельке делает тебе больше чести, чем десять из него вынутых; слова эти, заметь как следует, не для того, чтобы стать скрягой или скупиться на дела почетные и разумные, а для того, чтобы они были тебе уздой и удерживали от лишних расходов.
387. Очень редко бывает, чтобы договоры подделывались с самого начала; однако впоследствии, когда люди начинают хитрить или замечают по ходу дела, в чем нуждаются, они все делают для того, чтобы бумага сказала то, что им желательно; поэтому, когда бумаги по делам важным для вас заготовлены, заведите себе обычай снять с них копию сейчас же и хранить ее у себя дома в форме, требуемой законом.
388. Иметь во Флоренции дочерей – страшная обуза, так как хорошо выдать их замуж можно только с величайшими трудностями, и, чтобы не ошибиться в выборе, надо точно знать свое место и верно оценивать прочие обстоятельства. Это может уменьшить затруднения, которые часто велики оттого, что человек слишком мнит о себе или не умеет взвесить обстоятельства. Я много раз видел, как мудрые отцы отказывались вначале от предложений, о которых позднее тщетно мечтали; конечно, человек не должен из-за этого унижать себя, наподобие Франческо Веттори, отдавая дочь первому, кто пожелает. Во всем этом требуется помимо везения еще великое благоразумие, и я лучше знаю, как следовало бы поступить, чем как поступлю, когда дойдет до дела.
389. Известно, что услуги, оказанные гражданам и народу, не ценятся наравне с услугами, оказанными отдельному лицу, потому что, раз дело касается общества, никто не считает, что услуга относится и к нему самому. Вот почему тот, кто трудится для граждан и народа, пусть не надеется, что они потрудятся для него в опасности либо в нужде или что, памятуя об услуге, откажутся от какого-нибудь своего удобства. Тем не менее, если представится возможность сделать благодеяние народу, не пренебрегай ею, ибо это создаст и доброе имя, и доброе о тебе мнение, что является немалой наградой за твой труд. Уж не говоря о том, что память об этом иногда может тебе помочь, то есть, если дело кончилось добром, она может подвигнуть на что-то облагодетельствованных – правда, не так горячо, как в ответ на личную услугу; и поскольку много таких, кого слегка тронуло содеянное тобой добро, то, если суммировать благодарность, испытываемую всеми, она будет заметна.
390. Не всегда видишь плоды дела похвального, ибо часто тот, кто не довольствуется добром ради него самого, перестает его делать, считая, что он теряет время; но кто так думает, тот обманывается, и немало, ибо поступок, достойный хвалы, пусть даже и не приносит плодов очевидных, зато распространит о тебе добрую славу и доброе мнение, которые в разные времена и во многих случаях приносят пользу несказанную.
391. Кто имеет на попечении город, ожидающий нападения или осады, должен первейшим делом употребить все средства, чтобы выиграть время; если у него даже нет твердой надежды, он должен дорожить тем, что отнимает у врага хотя бы малую долю времени, – ведь часто лишний день, лишний час приносит неожиданности, которые даруют избавление.
392. Если по поводу какого-либо события попросить человека мудрого предсказать последствия и записать его суждения, а потом с течением времени к ним вернуться, то окажется, что его предсказания оправдались так же мало, как гадания астрологов на новый год; причина в том, что слишком изменчивы дела мира сего.
393. Не может здраво судить о важных делах тот, кто не знает хорошо всех подробностей, но если ум человека не вполне совершенен или не вполне свободен от страстей, то множество подробностей легко спутает его и собьет с толку.