Таджикистан, Фанские горы, перевал Санки
Олег Юринов
Выходим на рассвете. Бахреддин подгоняет «шишигу»: толпа большая, а ехать достаточно далеко, подъем начинается почти у Маргузора. Вообще, там три варианта подъема, и все, судя по карте, чреваты скальными прижимами в руслах ручьев. Потому предлагаю идти по самому короткому пути. А в случае проблем — забить на подъем по линии падения воды и лезть в лоб между ближними к нам ручьями, один черт троп нет нигде. Давид со мной соглашается.
Мы с ним идем. Еще с нами Алик и Машка. Идем практически без оружия. ПээМки, спрятанные в карманах анораков, не в счет. «Калашниковы» в рюкзаках, быстро не достанешь. СВД мою Эрнст Гурамович тащит, из мешка она торчать будет, демаскировка. Наша задача не воевать, а выбрать нужный путь и договориться. А для этого мы должны быть туристской группой, а не военным отрядом, по крайней мере, внешне. Для этого и девушка. С остальными понятно: я — ориентировщик, Алик по специальности в теме, а Давид... Как сказал папа: «кто может договориться лучше старого еврея?» А еще Давид очень мирно выглядит. Этакий главный инженер на пенсии. Его шестьдесят лет и интеллигентность видны километров за пять. И Алику под полтинник. Вообще-то, мы с ним тезки, он по паспорту тоже Олег, но в туризме — Алик изначально. В общем, группа у нас совершенно не военного вида.
А вот сзади... Десяток тяжелогруженых мужиков во главе с такими монстрами, как Хенциани и Озолиньш. Вся десятка нагружена неимоверно: стволы для геологов и боеприпас. Еще двое останутся на перевале, транслировать связь. Общаться будем на укэвэшках, что бы ни стояло у геологов. Не светиться же всему миру. Эти двое тоже нагружены, на спуск их поклажу заберут остальные.
Вываливаемся из машины, и наша четверка берет с места в карьер. Худо-бедно, а подняться предстоит на километр восемьсот и спуститься потом почти на два. И всё за один день! В нормальных условиях никто бы так ломаться не стал. Вот только где они, нормальные условия... Цейтнот жуткий. Сюда надо было еще четыре дня назад идти. Увы, не знали. А сейчас, того и гляди — флажок уроним...
На деле всё оказывается намного проще. Полных прижимов не обнаруживается, и до отмеченных на карте летников добираемся за три часа. Больше половины подъема позади, а еще, в общем-то, утро на дворе. Еще приятно, что носильщики тоже отстали не сильно. Эрнст (Это для папы он Эдик, но никак не для меня) подходит к кошу через десять минут, как раз, когда мы встаем с привала. А вот тут приходится план менять. На местности подъем на Санки смотрится намного противнее, чем на соседнюю безымянную седловину. Да и короче через нее. Может вылезти какая-нибудь засада на спуске, типа скальной стенки с «отрицаловкой», но, в конце концов, дюльфером нас испугать трудно, пара веревок с собой есть.
Еще три часа пахоты, и мы на перевале. Именно пахоты, интереса в подобных переходах никакого. Всю жизнь мечтал сходить с легендами типа Давида, но не «единичку» же!
Ни записки, ни даже тура на перевале нет. Собственно, кому и зачем он нужен, удивительно, что его, вообще, кто-то когда-то прошел и нанес на карту. Даже название дать поленились. Да ну и хрен с ним. Мы тоже ничего писать не станем. Десять минут отдыха и вниз. Засад не обнаруживается: «бараний лоб» наверху есть, но обходится; обозначенный прижим — и не прижим вовсе; а нижний пояс, хотя и скальный, но ходится ножками ничуть не хуже тропы. Высоту, набранную за шесть часов, сбрасываем за три. Два часа дня, а мы в полукилометре от цели. Не по высоте в полукилометре, а по длине. Минут пять ходу...
Окрестности Новосибирска, Центральная база снабжения
Борис Юринов
Сказать, что Борис совсем не умел драться, было бы неправдой. Отец считал, что чем раньше дети смогут постоять за себя, тем лучше. И начинал учить сыновей махать кулаками, как только они вставали на ноги. И в два, и в четыре года любой из младших Юриновых легко мог отбиться от ребят постарше.
Просто Боре было не интересно. И скучно. Если старший брат, занимавшийся всеми попадавшимися видами спорта, всегда уделял рукопашному бою немалое внимание, то младший совсем не стремился стать хорошим бойцом. Тем более что в текущей жизни применять эту науку не приходилось. Борис всегда умел ладить с людьми. А слава Олега, как бойца, и через девять лет гремела не только по родной школе, но и далеко за пределами микрорайона. Тронуть его брата не решалось даже самое безбашенное хулиганьё. Вот и получилось, что последний раз Борис дрался в пять лет. Да и дракой произошедшее назвать сложно было. Подсечка и падение противника. Падая, тот, ударился достаточно больно, чтобы расплакаться и убежать.
Шахматисту гораздо важнее поддерживать общий уровень физподготовки, а для этого бег по лесу, лыжи и велосипед подходят куда лучше, чем тренировки на умение «держать удар» или «набивание кулаков». Годам к пятнадцати он уже и сам почти не помнил, что десять лет назад справлялся с ребятами на пару лет старше себя. А если и вспоминал, то с легкой усмешкой и абсолютной уверенностью, что забыты те навыки напрочь.
Оказалось не совсем так. Отец свою науку вбивал крепко. Когда Андрей начал первую тренировку с хрестоматийной фразы: «Посмотрим сначала, что ты умеешь», и лениво попробовал ткнуть кулаком, тело среагировало само. Борис развернулся, уходя с линии атаки и, присев, провел ту самую подсечку, что и тринадцать лет назад. С почти тем же результатом.
Только Андрей не шлепнулся на землю, словно мешок картошки, а кое-как сумел уйти в кувырок. Ну и плача от него не последовало, как и убегания. Урусов поднялся и, с фразой: «Ну, ни хрена ж себе!», озадаченно почесал в затылке. После чего стал гонять ученика уже всерьез. Вот тут Борису стало не до ответных ударов и, тем более, не до атак. Но и его самого, сержант толком достать так и не сумел, чем остался очень доволен. Напоследок, устроив прокачку до боли в мышцах, хмыкнул по окончанию: «Ну, шо! Бывало хуже, но реже!» и отправил в душ. Напутствовав очередной непонятной фразой про необходимость получать отдохновение телом, душой и физиологией.
Таджикистан, устье реки Парсуд-Дарья
Алексей Верин
Бульдозер Леха обнаружил совершенно случайно. Сидеть в заслоне было невероятно скучно. Даже в паре с Лаймой. Пикировка быстро надоела, анекдоты и байки к середине дня кончились. Попытки оценить силы противника путем подсчета проезжающих по трассе машин быстро провалились: джигиты, как оглашенные носились в обе стороны, и никто не мог сказать, сколько раз посчитали каждый «УАЗ», и сколько народу пряталось под тентом очередного «пятьдесят третьего». Вчера вечером докатился грохот не слишком далекого сдвоенного взрыва, после чего даже стрельбы особой не было слышно.
Так что желание отлучиться за камень Леха воспринял как подарок судьбы. Заодно и ноги размять...
Идти пришлось далеко. Верин, пригибаясь на всякий случай, добрался до перегиба, с удовольствием распрямился, разминая мышцы и замер. Здоровенный агрегат стоял метрах в двухстах от него. Огромная куча щебня надежно закрывала машину так, что увидеть ее с дороги или даже от входа в карьер было невозможно.
Леха подошел поближе. К бульдозерам он с детства испытывал необъяснимую слабость. Пойти по стопам отца-бульдозериста не вышло: у сына оказалось слишком много мозгов, а потому вместо тракторной кабины он попал в московский ВУЗ. Но покататься на отцовом агрегате успел. И всегда мечтал попробовать что-то покруче. Не маленькую фигню на базе Т-100, а серьезную вещь. Хотя бы ДЭТ-320. Настоящая мечта обязательно сбудется: «восьмисотку» он признал без труда. Самый мощный бульдозер из всех выпускаемых. Больше ста тонн веса. Восемьсот лошадей... И выглядел новым. Почти. Во всяком случае, ничего не болталось, не торчало и не свисало.
Не залезть в кабину Леха не мог. Бульдозер завелся легко, как будто заждался хозяина. Верин заглушил машину.
— Потап Лехе.
— Слушаю.
— Я танк нашел.
— Какой танк?
— Бульдозер. Т-800. В отличном состоянии, на ходу. Заправлен. Можно в лагерь гнать.
— Где нашел?
— В карьере.
— Иду к тебе. Веди.
Потап добрался до места минут за десять. Внимательно осмотрел находку со всех сторон и задумчиво почесал репу.
— И на кой хрен он нам нужен? Орудия на нем нет...
— Во-первых, если противник не хочет или не может уйти с дороги этого агрегата, то из чего он стреляет мне по фигу. Отвал из ДШК не пробьешь. Пушка нужна. И то, не всякая возьмет. А во-вторых, если его в лагерь перегнать, на стройках всяких — незаменимая вещь!
— Сколько он шириной?
— Шесть метров.
— Если я правильно помню, дорога не везде такая широкая.
— Это только пока.
— Что пока?
— Пока по ней эта штука не проехала...
— Ладно, гони его в лагерь. И девушку свою забирай.
— А...
— Нельзя девчонку третьи сутки в грязи держать. Пусть хоть помоется. У нас тут три пулемета стоит да Прынц со снайперкой. И автоматчиков до черта. Вези, вези, Ромео...
Леха перемахнул через перегиб к позиции Лаймы.
— Сударыня, разрешите предложить Вам романтическую прогулку при свете луны.
— Это куда? — деловито осведомилась девушка.
— Тут недалеко, до лагеря. Начальство соизволило отпустить нас помыться.
— Звучит заманчиво. Но если ми станем прогуливаться, то душ будет завтра вечером? Есть транспорт?
— Имеется маленький танк, который надо перегнать в лагерь.
— Какой танк? — округлила глаза Лайма, — это анекдот?
— Хорошо, задам вопрос иначе: ты хочешь прокатиться со мной на самом тяжелом бульдозере Европы? Честное слово, я даже не буду представлять себе, что еду на нем по проспекту Гедимина, или как он там называется?
— Гедиминаса. — терпеливо поправила Лайма. — Ви, русские, все в душе — оккупанти! Лишь бы на танке ехать по городу!
Таджикистан, Фанские горы, рудник Чоре
Геннадий Алябьев
Геннадия Апполинариевича Алябьева, директора рудника Чоре, и в глаза, и за глаза звали исключительно Генкой. Может из-за невыговариваемого отчества, а может потому, что на свои сорок он никак не смотрелся. Даже на тридцатник тянул с трудом. Среднего роста, с хорошей спортивной фигурой, молодым, почти детским лицом... В общем, звали Генкой. Но уважали. Работать Генка сам умел, и других заставить мог. Начальство ценило и, хотя вечно вешало на безотказного сотрудника самые безнадежные задания, в зарплате безнадежность эту учитывало. Особенно, когда выяснялось, что всё совсем не так плохо. В целом Алябьев жизнью был доволен.
Но сейчас он проклинал свою жадность, и тот день, когда согласился поднять этот чертов рудник. Ну кто ж знал, что случится это ядерное безобразие? Однако случилось. Понятное дело, таджикские рабочие сбежали в первый же день. Так же, как и охрана из местных, не то наемников, не то регулярных солдат. Хорошо еще, что Генка своей властью сразу по приезду отобрал у них оружие и запер подальше. Хоть рудник и считается золотым, а красть тут нечего. Тем более, пяток вооруженных людей присутствует.
Личной охраной Генка обзавелся больше десяти лет назад, когда наводил порядок на N-ском руднике. Вот там было что брать — крупное самородное месторождение, золото разве что под ногами не валяется. У Куваева в «Территории» очень похоже описано. И брали, хорошо брали, нагибаться не ленились.
Но приехал Алабьев и кормушку прикрыл. Сразу и жестко. Ох, как местный криминалитет взвыл. Однако не хватило провинциальным авторитетам ни знаний, ни умений. Генка предусмотрительно прихватил с собой не только школьного друга Егора, своевременно уволенного из армии после второй чеченской за зверства по отношению к немирному населению, но и отделение из его взвода. А вот семью не привез. Из Питера жена с сыном уехали, а к руднику не прибыли. И зацепить строптивого директора оказалось нечем.
Борьба с местными бандитами оказалась намного проще, чем ожидалось. Тем более что их национальность вызывала у бойцов Егора нехорошие воспоминания и рефлекторное нажатие на спусковой крючок. Да и не ждал никто, что новый директор способен адекватно ответить на любые аргументы противоборствующей стороны. Всё закончилось за месяц. Но охрану Генка оставил и никогда об этом не жалел. Правда, новых людей взамен ушедших не набирал. Вот и осталось их к двенадцатому году пятеро, включая Егора.
В общем, таджикскую охрану Генка разоружил сразу, благодаря чему остался после их побега с некоторым запасом оружия и боеприпасов. И солдаты просто сбежали, а не попытались перед этим всех перестрелять.
Честно говоря, побег этот директора только обрадовал. Большой помощи от этих горе-вояк не ожидалось, а вот удар в спину «проклятым кяфирам» был весьма вероятен. Куда жальче было рабочих. И добычу, и переработку пришлось остановить. Но и на эту тему Генка переживал разве что в первый день. Потом стало не до того. Что делать было совершенно непонятно. Связь с внешним миром отсутствовала. По трассе носились УАЗы в самодельной кабриолетной модификации с украшением в виде пулеметной турели, а продуктов на руднике оставалось максимум до конца месяца.
К удивлению Алябьева, целых семь дней после бомбардировки Душанбе в Чоре никто не совался. Лишь вчера очередной проезжавший УАЗ попытался свернуть на дорогу к руднику. Однако на рожон не полез и, когда снайперка Егора недвусмысленно дала понять, что разговоры с бандитами здесь вести не намерены, гости просто уехали.
— Может, и зря не поговорили, — проворчал Егор, глядя вслед машине. — Как-то они вели себя не по-таджикски...
— Чего уж теперь, — ответил Генка, — проехали.
Впрочем, долго сожалеть о случившемся им не дали. Через час после отъезда гостей УАЗы сменились грузовиками, а к вечеру пара тентованых «газонов» попробовала прорваться к руднику. Узкий вход в ущелье был самой природой приспособлен для обороны, а за прошедшую неделю Егор превратил его в крепость, которую пять бойцов могли держать бесконечно долго. На предупредительные выстрелы новые гости отреагировали пулеметными очередями в пространство и попыткой прорыва. Патронов у геологов было мало, зато запас взрывчатки почти неограниченный. И атакующие получили наглядный урок, как можно использовать ее в горах.
С этого момента люди в камуфляже обложили вход в ущелье, но штурмовать пока не пытались. Противостояние длилось уже почти сутки и грозило затянуться надолго. Генка судорожно пытался найти выход из создавшегося положения: для затяжной войны сил не хватало. Кроме пятерки бойцов на руднике находился десяток российских специалистов, людей вполне мирных профессий. А так же жена и десятилетний сын директора, приехавшие отдохнуть на лето. Да и с оружием были проблемы.
Но главное — еда. Кроме имеющегося запаса не было ничего. Оба находившиеся ранее в ущелье кишлака выселили еще к открытию рудника. Во избежание. Золото, всё-таки! Путь вниз отрезан. И никакого выхода из сложившейся ситуации Генка не видел. Пожалуй, впервые в жизни...
Нерадостные размышления были прерваны вызовом рации.
— Геннадий Апполинариевич!
Вызывал Батяев, главный инженер рудника, сейчас наблюдавший за тылами. Единственный человек, называвший директора по имени-отчеству, и единственный, так и не освоивший правила армейской связи.
— Здесь.
— Люди идут.
— Какие люди?
— Туристы, похоже.
— Какие еще туристы?
— Откуда я знаю? С рюкзаками. Идут. Что делать?
— Стрелять.
— Вы что! В людей??? Там женщина!
То, что Батяев не будет стрелять в людей, Генка и так понимал. А женщина...
— Прикажите им остановиться и ждать меня! Сейчас подойду.
Алябьев тут же вызвал Егора.
— Тигра — Первому. Слышал?
— Слышал.
— Что скажешь?
— Сейчас буду.
— Давай.
Генка повесил на плечо автомат и отправился к «заднему проходу»...
Окрестности Новосибирска, Центральная база снабжения
Владимир Пчелинцев
— Думаешь?
— Знаю!
— Так ведь пошлет?
— В обязательном порядке!
— Не вижу смысла тогда.
— Цель — ничто! Движение — все!
— Эх, Женька, всегда чуял в тебе гнильцу! Троцкист ты, однако! — обреченно махнул рукой подполковник Мезенцев.
— Какой есть! — сокрушенно признался профессор Шутов. — Зато никто никогда не жаловался.
— Ладно, — тяжело вздохнул подполковник, — как говорит один старший сержант: — «Кто не рискует, тот не лежит в реанимации!»
— Сей вьюнош мудёр не по годам.
— Тот еще бобёр! — согласился Мезенцев. — Давай?
— Давай.
С абсолютно невозмутимым видом, профессор перекрестился, и открыл дверь.
Штабные помещения ЦБС раскинулись в огромном здании, наверное, даже из космоса видно... А кабинеты начальства, располагавшиеся на втором этаже, были, чуть ли не с футбольное поле. Ведущая к ним лестница, выложенная гранитными плитами, словно стала водоразделом, пересекать который ни у кого даже мыслей не возникало...
Майор Пчелинцев со всей своей походной канцелярией обосновался в небольшой комнатушке прямо возле «аквариума» дежурного. Хозяина кабинетика, судя по всему, распылило на атомы в Новосибирске, вместе с большинством других старших офицеров округа.
Остальные службы новорожденного сводного подразделения скучковались в соседних помещениях.
— Здравия желаю, товарищи медики! — оторвался от экрана ноутбука комбат.
— Знаете, коллега, — обратился Шутов к подполковнику, — всегда подозревал, что с нашим руководством что-то не то.
— В каком смысле, коллега? — поддержал игру Мезенцев.
— Да так, кругом полнейший разброд и анархия, а наше доблестное руководство рубиться в «Сталкера», если верить звукам доносящимся с другой стороны стола...
Ошарашенный таким началом разговора, комбат удивленно переводил взгляд с одного медика на другого, понемногу закипая...
— Товарищ майор! Мы ведь по делу пришли! — резко оборвал начавшего вставать Пчелинцева профессор. — А это так, в качестве моральной релаксации.
— Экспериментаторы херовы! — буркнул майор и сел обратно. — У меня нервов и так нет ни хрена. Убийцы в белых халатах!
— Какие есть! Пока что никто не жаловался! — повторил свою «коридорную» фразу Шутов. — А пришли мы по важным вопросам. Можно сказать — животрепещущим. Дело в том...
— Что, опять ничего нет? И у вас все кончилось? — взорвался вдруг Пчелинцев, подскочив с кресла, при этом, чуть не опрокинув стол. — И каждому пациенту отдельную палату с медсестрой?! А мне пацанов гонять по радиации?! А не пошли бы вы, товарищи военврачи... Корпию щипать!
Теперь уже врачи остолбенели, удивленно хлопая глазами.
— А... эээ... — попытался сказать что-то подполковник.
— И вообще, распустились! — продолжил орать майор. — То, млять, «слоны» являются, целой, млять, делегацией дегенератов и, млять, просят назвать сроки дембеля, то, млять, два взрослых мужика приходят просить какую-то мелкую херню!
Пчелинцев вдруг дернул ящик стола, и выложил перед врачами два ПМа.
— Вот. Еще могу по патрону выделить. Вопросы?
— Отсутствуют... — автоматически козырнул Мезенцев, и, повернувшись через плечо, вышел. Вслед за ним выскочил и Шутов.
— Это, вообще, что было? — разговор продолжился уже в «курилке» возле входа.
— Это? — затянулся трофейной «верблюдиной» подполковник. — Нервное истощение, обостренное постоянными стрессами.
— Звиздец. — ответил профессор Шутов, с остервенением высасывающий уже вторую за несколько минут сигарету...
Таджикистан, кишлак Пасруд
Алексей Верин
Всё, естественно, оказалось не так просто. Нет, управлялся монстр ничуть не хуже «сотки». И состояние его было отличное. Вот только Леха абсолютно не чувствовал его габаритов. Категорически не хватало опыта...
До Пасруда добрались сравнительно легко. А вот узкие улочки кишлака были плохо приспособлены для передвижения подобных транспортных средств. Впрочем, от кишлака и так уже мало что оставалось, так что снесенные дувалы никого особо не беспокоили.
— Ничего страшного, — прокомментировала падение очередного забора Лайма, — разруха будет виглядеть совсем естественно. Сразу становится ясно, что тут ничего нет.
— Угу, — буркнул Леха, — только если мы так же будем проходить Маргузор, аксакалы останутся недовольны.
— У нас есть две винтовки.
— Нельзя. Союзники... А, черт!
Бульдозер не вписался в очередной поворот и снес отвалом угол очередного забора.
— Ничего. Бивает. Не проспект Гедиминаса, не жалко.
На центральной площади Леха вздохнул с облегчением: дальше дорога была прямее и шире. Он остановил машину.
— Покурю спокойно.
Это была ошибка. Вынырнувший неизвестно откуда строитель Толя ни капли не удивился агрегату, зато потребовал утащить два тракторных прицепа с бревнами.
— Мы их мигом загрузим. Зато всё остальное за пару рейсов уйдет!
Делать из бульдозера автопоезд Леха боялся. Нет, утащить такую махину прицепы не могли, но довезти их до лагеря тоже не было шансов. Анатолий же был абсолютно уверен, что если человек сел за рычаги, то водить он умеет в совершенстве.
В конце концов, Леха согласился на один прицеп, благо приехавший Бахреддин («Кери хар! Это ты где взял?! Ай, пахлаван!!!») гарантировал, что заберет все остатки за два захода.
Дальше стало еще интересней. Выяснилось, что Толя планировал усадить в этот прицеп еще и десятерых грузчиков! Но тут Леха стал насмерть!
— Если я уроню эту телегу, то и фуй с ней и с дровами! — орал он, потеряв всякое терпение и не стесняясь Лаймы, — но не людей же! Я первый раз такую дуру веду! Это же не «сотка» задрипанная! Ты совсем мозги проканал со своей стройкой!
От людей удалось отвертеться, и бульдозер, наконец, двинулся дальше. Подъем перед Маргузором стал для водителя моментом истины. Остановившись перед серпантином, Леха критически осмотрел предстоящий участок и повернулся к Лайме:
— Может, пешком пройдешь?
— Ти мне обещал романтическую поездку на танке. — заявила девушка. — Мужчина должен виполнять свои обещания, а не заставлять слабую женщину идти пешком!
— Но...
— Я в тебя верю, — литовка неожиданно обняла Верина и ткнулась губами в щеку. — Давай! Ти сможьешь. Пихливан! — И звонко рассмеялась.
Вместо положенных десяти минут они штурмовали склон полчаса. Наверху Леха ощущал себя так, словно весь подъем тащил «восьмисотку» на горбу. Он вылез из кабины и, усевшись на ближайший камень, закурил, тупо уткнувшись глазами в землю между носками своих кроссовок.
— Сейчас, — сказал он присевшей рядом Лайме, — отдохну чуток, и вперед.
Девушка левой рукой повернула Лехину голову лицом к себе, правой вынула из его губ сигарету и...
— Это ты мне моральный дух поднимаешь? — спросил он, когда она вернула сигарету обратно.
— Язус Мария! Я не понимаю, кто за кем ухажьивает. — улыбнулась она. — И не кури больше перед поцелуями! Я не люблю целовать пепельницу.
Окрестности Новосибирска, Центральная база снабжения
Борис Юринов
Из душа Боря вышел, страшно довольный собой и жизнью. Что заставило не отправиться сразу спать, а устроится на лавочке у соседнего здания, он бы ответить не смог. Но именно на этой лавочке и застали его раздавшиеся из-за угла истошные женские крики.
Юринов подскочил и рванул за угол, где ошалело уставился на здоровенного солдата, подмявшего под себя девушку в медицинском халате. Замешательство длилось доли секунды. Ситуация была совершенно однозначная. Борис прекрасно понимал, что надо бить, но ударить человека... Вот просто так подбежать и ударить... Вместо этого он двумя руками толкнул насильника. Тот скатился с жертвы, вскочил и, дико заревев, бросился на обидчика. Борис уклонился автоматически, не успев даже подумать, что делать дальше...
Больше драться не пришлось. Выскочивший откуда-то офицер с ходу, одним ударом, сбил вставшего было солдата обратно на землю и начал избивать ногами, не давая тому подняться.
Дальнейшие события Борис воспринимал, как в тумане. Как только он понял, что приключение закончилось, по телу пробежала холодная волна. Промчалась и ушла. А озноб остался. Неожиданно начала бить крупная дрожь. Навалилась слабость, да такая, что парень с трудом удерживался на ногах. На глаза навернулись слезы. Сквозь пелену видел, как прибежали люди. Много людей. Узнал комбата, милиционера из медцентра, Витю, водителя бронированной машины... Слышал, как офицер, так вовремя пришедший на помощь, кричал майору: «Расстрелять эту гниду к гребаной матери!» Но всё это проходило стороной, не касаясь сознания...
Так и стоял Юринов, не зная, что делать, и делать ли что-то вообще, пока вездесущий Урусов не заметил, что с подопечным творится что-то неладное, и не утащил обедать, чуть ли не насильно угостив по дороге порцией универсального армейского лекарства...
Таджикистан, Фанские горы, рудник Чоре
Олег Юринов
Топаем неторопливо. Цепочкой, стандартный строй группы. Я хотел и дальше идти первым, но Давид решил иначе.
— Ты — наша главная боевая единица. Если там бандиты — ты сможешь прикрыть отход остальных. Первым пойдет наименее ценный член экипажа. То есть я.
С этим можно поспорить, но дисциплина в туризме не хуже, чем в альпинизме. И по-моему, лучше, чем в армии. Впрочем, к женщинам это не относится...
— Наименее ценная я!
— Маша, ты наиболее ценная! — отшучивается Давид, — Я тебе потом объясню в деталях.
Не совсем отшучивается. Машка права. Не с точки зрения ценностей, а в том, что первой ее надо ставить, чтобы видели женщину. Но кем мы будем, если девчонкой прикроемся? Тем более, была бы другая, а этой я и сейчас объясню:
— Ты — второй номер прикрытия. А точнее — первый, потому как пистолетом владеешь лучше меня.
Машка расцветает. И в итоге Давид идет первым. Ярко красная анорака, палочки телескопические в руках, рюкзак горбом за спиной, панама легкомысленная... Одним словом, дедушка-турист на отдыхе. За ним топаю я. Потом Машка. Алик замыкает. Рудник всё ближе. Стараясь не вертеть головой, сканирую местность, ища укрытия на нехороший случай. Легко сказать, «прикрыть отход». Много из «Макарова» наприкрываешь...
— Эй, туристы, стойте, где стоите! — Хоть стрелять сразу не начали, уже неплохо.
А еще лучше, что кричат по-русски и без малейшего намека на акцент. Так говорят только приезжие русские. У местных, хоть они сто раз русские по национальности, выговор совсем другой.
— Скажите, пожалуйста, это ручей Чоре? — спрашивает Давид.
Артист, однако.
— Стоять я сказал! Стрелять буду!
Давид останавливается, сбрасывает рюкзак и кричит невидимому собеседнику:
— Вы с ума сошли? Нам надо только пройти в Айни. Мы на самолет опаздываем!
— Сейчас придет начальство и решит, что с вами делать!
Садимся на тюки и ждем неведомого начальства. Оно появляются минут через десять. Двое. Один лет под сорок, сразу видно и военную выправку, и пластику опытного рукопашника. Не факт, что я с ним справлюсь. Но главный не он. Главный — мой ровесник, если не младше. И рост примерно мой, и телосложение похожее. Разве что в плечах я чуток пошире буду. Немного, парень тренированный. Вот только молод он для начальства. Автоматы в руках встречающих меня не сильно огорчают. Что радует, так это то, что и они русские. То есть русские русские. В смысле, из России. Судя по выговору — москвичи.
— Кто вы и откуда взялись? — сходу спрашивает молодой.
Второй остановился чуть поодаль и не скрываясь, страхует напарника.
— Вежливые люди, — отвечает Давид, — сначала представляются. Меня зовут Давид. Я руководитель группы.
И замолкает, выжидательно глядя на собеседника. Тот нисколько не смущается, но всё же произносит:
— Геннадий, директор рудника.
— Вот с этого надо было начинать, — откликается Давид, — мы ваши соседи по несчастью. Оружие вам принесли.
И опять замолкает, потому что челюсть Геннадия со стуком падает тому на грудь.
Решаю, что хуже уже не будет, и заканчиваю фразу Давида:
— И боеприпасов немного. По нашему разумению, у вас с этим должны быть проблемы...
Окрестности Новосибирска, Центральная база снабжения
Борис Юринов
После обеда потянуло поспать. Легче от этого не стало: приснился кошмар.
Он шел по какой-то не то тропе, не то дороге, вьющейся по каменистому склону. Вокруг громоздились горы, те самые, фотографиями которых были обклеены все стены в Санечкиной комнате. Только не солнечные, как на фото, а какие-то мрачные, угрюмые. И очень большие. Но по склону вилась дорога, по которой и шел Боря, увидевший уже впереди фигуру отца. Тот стоял спиной к Борису и сына не замечал. А между ними на тропе ухмылялся вчерашний солдат-насильник. Не в обычной камуфляжной форме, а в дерюжных штанах и стеганом халате, до самых глаз заросший густой черной бородой. Волосы при этом остались русыми.
— Извините, месье, — произнес насильник, копируя Михаила Боярского в роли д’Артаньяна, — но чтобы пройти дальше, Вам придется сначала сразиться со мной! Ибо таково Веленье Бога!
Боря хотел было словами разрешить конфликт, но солдат его не слушал. Началась драка. Бесконечная драка. Точно так же, как и наяву — противник падал, но добить, ударить... Все не получалось.
— Ну же, ударьте меня, месье! — издевался не то солдат, не то басмач, не мушкетер. — Один удар, и я умру, а Вы пройдете куда хотите. Ударьте же!
Боря не мог. Всё естество восставало против самой мысли — ударить. Человека. Просто так. А отец, так и не заметивший сына, потихоньку уходил по тропе...
— Вы видимо не хотите встретиться с отцом, месье! — заливался бородатый солдат, — Сейчас он уйдет...
Это было понятно и без слов: стоит отцу скрыться из виду и будет поздно. Но... Но... Виктор подошел к большому камню, еще шаг, от силы два.. Боря в отчаянье бросился вперед и ударил...
Ударил и проснулся... Полежал, успокаивая дыхание, закрыл глаза. И всё началось сначала...
Таджикистан, ущелье реки Пасруд-Дарья
Алексей Верин
Маргузор прошли на удивление чисто. Правда, единственная улица кишлака значительно короче и шире пасрудских. На радостях Леха как-то играючи проскочил верхний серпантин, легко и непринужденно вырулил на самом противном подъеме перед впадением Имата и, лишь немного зацепив отвалом склон, подъехал к сторожке Али.
— Лаймочка, я тебя люблю! От твоих поцелуев вырастают крылья, а с координацией движений происходят чудеса! Осталось пятнадцать километров простой дороги! Кстати, координацию стоит улучшить!
— Немного позжье. Люди...
Оба вылетели из кабины, на ходу подхватывая оружие и занимая позиции с двух сторон от бульдозера. По Имату спускались шестеро.
— По-моему, это не опасно, — произнес Леха.
— Согласна, — откликнулась Лайма.
— Но координацию улучшить стоит. — предложил Леха, меняя позицию.
— Зачем? — удивилась девушка, поворачиваясь к нему лицом.
— А почему нет? — спросил он, обнимая ее плечи.
— Действительно, почему? — выдохнула она, и их губы нашли друг друга...
Группа подошла минут через пятнадцать.
— Здрасти, — поздоровался вырвавшийся вперед парень. Молодой совсем, лет восемнадцать. — Не знаете, здесь машину в Душанбе поймать реально.
— И вам не хворать, — ответил Леха, — с машинами в Душанбе теперь напряженка. По причине отсутствия Душанбе.
— То есть как... — не понял парень.
Леха смотрел на подходящую группу.
— У вас все такого возраста?
— Да. — парнишка явно растерялся.
— Девчонок три?
— Две.
— Ты руководитель?
— Да.
— Тогда так. При девчонках говорить не будем. Пути вниз нет. Я подкину Вас в лагерь. Там все подробности.
— Но...
— Вы откуда?
— Самара.
— Юриновых знаешь?
— Виктора Вениаминовича?
— Именно. Он сейчас в лагере. Всё вам расскажет. Грузитесь. Каски на голову, рюкзаки в прицеп. Сами на броню.
— В смысле?
— На бульдозер! Только ноги в гусеницы не совать!
— А ти умеешь бить очень убедительним, — уже в кабине сказала Лайма, — никому ничего не сказал, но все поехали.
— Ну их на фуй с детскими истериками. Пусть ВэВэ разбирается.
Девушка левой рукой развернула его лицом к себе и, водя перед Лехиным носом указательным пальцем, произнесла:
— И никогда не ругайся при мне матом.
— Ну, всё, — вздохнул Леха. — Захомутала. А если что — из винтовки?
— Зачем? Просто перестану улучшать твою ко-ор-ди-на-цию.
— Нет уж! Лучше из винтовки! Но проще не материться...
Оба рассмеялись, и Верин двинул свой «танк» с места.
Окрестности Новосибирска, Центральная база снабжения
Владимир Пчелинцев
Майор Пчелинцев, в бытность свою комбатом, никогда не понимал необходимости «пятиминуток» и прочих совещаний в середине рабочего дня. Только на что-то настроился, начал, помолясь, да обильно поплевав на ладони ... А тут раз... и выслушивай «мудрые» указания командования, в корне меняя все свои планы...
Не понимал. Пока сам не стал у штурвала.
Банально не хватало опыта. Майор ведь и на батальон стал не так давно, и особых промахов не было исключительно потому, что служил в нем еще со старлейских погон. И всю изнанку знал от «а» до «я».
А вот с новообразованным поселением было сложнее... Вопросы приходилось решать совершенно разноплановые. От функционирования туалетов типа «сортир», до сколачивания новых подразделений. А там, к общей куче проблем добавлялись и заботы об организации жилья, пригодного под будущую зиму. Не на складах же людям жить. По бетонным коридорам... Хотя... если перестроить немного...
Как там Урусов рассказывал про Киев? Взяли, да в солдатском кубрике налепили стенок из гипсокартона. И хрен с ним, что слышно даже соседский пердеж. Чай, не на пятизвездочном курорте, перетерпят. Надо «хохла» вызвать, пусть посидит, подробнее набросает. А потом на это дело старшим пойдет. Нефиг хвастаться, что церкви реставрировал...
— ... То есть, согласно последней переписи личного состава и прочих гражданских, имеем следующие цифры... — Старлей Васильев тот еще хомяк. Рожа довольная, так и лоснится. Но дело свое знает туго. Вот что значит — снабженец от Бога. Не отнять.
— Серег, оставляй в бумаге, потом пересмотрю. Что по жратве у нас? Только не по каждой позиции! — сразу же выставил ладони Пчелинцев, защищаясь от нездорового блеска в глазах у нынешнего своего заместителя по тылу. — В двух словах!
Старлей потерянно сник. Тоненькая, всего листов на пять, папка обиженно шлепнулась на край стола.
— Если в двух словах, Владимир Глебович, то даже при нынешней суточной выдаче — хватает на восемь лет минимум. Не считая НЗ. Мы же на весь округ рассчитаны. А не на восемьсот с чем-то человеко-единиц. А вообще, некоторые вопросы, ответов в «два-три слова» не переносят!
— Старлей, не гунди, да? Сказал: «перечитаю», значит, перечитаю. Тут еще Дмитровский на четыре подойти обещался. А если мы с тобой каждую цифру обсасывать начнем — как раз утром и закончим.
А по человеко-единицам, как ты выразился, нюанс есть. Это их пока восемьсот с чем-то. Вон, связюки недавно пришли. А там еще кто подтянется. Не поверю, что все части погибли. Да и из Энска, как урки местных достанут вусмерть, тоже к нам попрутся. Потому что больше некуда.
— Пустим к нам? — снова загорелись глаза старлея, спрятавшиеся за бастионами жира.
— Куда мы денемся... — устало развел руками Пчелинцев. — Специально, ясное дело, больше никого тащить не будет. Хватит с нас и медиков с «карданами».
— Да, тут такое дело... — помявшись немного, начал Васильев. — С водителями тут дело такое...
Зампотыл договорить не успел. Истерично захрипела «моторола», лежащая возле термоса с чаем.
— Внутры — Сороковому!
Пчелинцев схватил рацию.
— Сороковый — Внутрам!
— Чиф, у нас черный плащ! Срочно требуетесь. Возле старого медпункта.
— Внутры, Сороковый принял! Сейчас буду! Что именно?
— Эфир грязный. Инфа на месте.
Рацию в клапан «разгрузки», «Стечкин» — в соседний...
— Серый, где медпункт старый у вас?
— Погнали! Пять минут ходу!
Выбегавшие из майорского кабинета офицеры в коридоре столкнулись с «ментовским» старлеем. Дмитровский, не вдаваясь в детали, передернул, досылая патрон, затвор ПМа и побежал догонять комбата. Такие люди просто так бегать не будут... Особенно зампотыл толстомясый.
Таджикистан, Фанские горы, рудник Чоре
Геннадий Алябьев
— И боеприпасов немного. — самый молодой из пришельцев продолжил мысль старшего товарища, — По нашему разумению, у вас с этим должны быть проблемы...
— А у вас? — вступил в разговор Егор.
— У нас тоже не слишком здорово. Но нападают-то на вас. Меня, кстати, Олегом зовут.
Егор представился.
— Кстати, может, автомат уберешь? — продолжил Олег, — Если бы я хотел чего плохого, давно бы стрельнул. Давай разоружаться? Я, как предложивший — первый.
Небрежно вытащил руку из кармана и положил пистолет на камень перед собой. Генка впервые увидел Егора смущенным.
— Вот черт, подловил меня! — похоже, начальник охраны почуял родственную душу. — Старею...
Но Генка уже пришел в себя от изумления и был готов взять инициативу в свои руки.
— Вот что, гости дорогие, пошли на территорию, там и разберемся, чем вы нас еще удивите.
— Геннадий, чтобы не терять времени. — произнес Давид, — За нами идет группа в десять человек, груженая тем же самым, но в других количествах. Желательно, чтобы их не встретили стрельбой. Подумайте, как это организовать до того, как мы предъявим свои верительные грамоты...
Генка опять напрягся. Но в этот момент заговорил третий из пришельцев.
— Геннадий, — спросил он — а Ваша фамилия, случайно не Алябьев?
На этот раз директор сумел удержать себя в руках:
— Мы знакомы?
— Скорее нет, чем да. Иванов Олег Евгеньевич. ВНИПИгорцветмет. Мы виделись в Москве на конференции. Прошу прощения, что сразу не признал, мне казалось, Вы старше...
— Да, действительно, Вы — это Вы. Но боюсь, я бы Вас, без представления не узнал бы. Впрочем, неважно. Пусть ваши подходят, — махнул рукой Генка, — Егор, давай в столовую, хоть чайком ребят напоим...
Окрестности Новосибирска, Центральная база снабжения
Борис Юринов
Разбудил Борю Андрей.
— Давай через два часа на тренировку. Сам Терентьев тебя учить будет. Он у нас первенство Округа брал. Глянулся ты ему чем-то.
— Я...
— Болтай поменьше. Короткова с тебя списали, все думают, что его летеха с медсестры снял. Не нужна тебе лишняя слава. Кстати, почему только толкнул? Не проще было по затылку вмазать?
— Не проще. Ударить человека не смог.
— Вот в этом и заключается вечная проблема российской интеллегенции, — вздохнул Андрей. — Ладно, подумаем, что делать с таким декадентом.
Терентьевым оказался тот самый вчерашний лейтенант. Сейчас, в спокойной обстановке, Боря сумел уверенно опознать две маленькие звездочки на нагрудном «погоне». Тренировку лейтенант начал просто. — Защищайся! — и тут же обрушив на ученика град ударов. В отличие от вчерашнего дня, Юринов не успевал ничего. Куда там проводить подсечку или отвечать... Даже уходить или отмахиваться не успевал. Почти каждый удар рукопашника достигал цели. К моменту, когда тот остановился, Боря не знал, остался ли у него хоть один непобитый кусочек тела. А ведь лейтенант явно сдерживал удары...
— Слушай сюда, — сказал Терентьев. — Для обычного «салаги» ты не плох. Есть моменты интересные. Но Коротков, по всем раскладам, из тебя котлету сделал бы. Тем более что ты не бил. Почему, кстати?
— Не могу человека ударить.
— Плохо. Но бог с ним. Еще попробуем?
Тело в ответ только заныло сильнее...
— Давайте...
Что-то сломалось. Или появилось. Или лейтенант что-то делал не так... Но лицо его вдруг превратилось в оскаленную маску из снов?
— Хватит! — заорал вдруг Урусов и вклинился между разошедшимися не на шутку поединщиками...
— Уже лучше. — выдохнул Тереньтьев и склонился в карикатурном поклоне. — Если бы еще кое-кто бил...
— Я бил, — вдруг вмешался Борис.
— Что бил? — переспросил Терентьев.
— Я Вас бил. Не сдерживаясь. Если бы Вы не уклонялись, я мог попасть. Я сумел ударить человека. И убить, значит, тоже смогу!
Урусов зло сплюнул:
— Кто о чем, а вшивый о бане! Бить и убивать — две охренительно большие разницы, как говорят жители жемчужины у моря, дай Боги Дюку вечных лет... Только не пойму, как учить. Нету проверенных методик. Особенно, для шахматистов. Серег, ты как его бить себя заставил?
— Сымитировал, что озверел и буду убивать. Вот он подсознательно и среагировал.
— Не, со стволом в такие штуки я не играю. Хлопнет подсознательно и усе. Хоть в расстрельную команду его ставь, как бандитов кончать будут... Так не выстрелит ни фига...
— А почему?... — снова попытался влезть Боря, но был грубо оборван Урусовым:
— По кочану. Курсант, слушай мою команду! Бегом до душа, приводить себя в порядок, а после обеда в оружейку. АК изучать будешь.
— Ще не з такых москалив, справжню людину робылы! Головне — пыздыты частиш!– проводил убежавшего Юринова Андрей.
-Чего-чего? — засмеялся Терентьев.
— Да так, теория эволюции в переводе на хохломову.
Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль»
Алексей Верин
Многострадальный бульдозер просто притягивал приключения на Лехину больную голову. Две стоящие «шишиги» они заметили издалека. «Шишиги» были лагерные, точнее трофейные, а суетившиеся перед ними люди — лагерными, так что большого беспокойства у Лехи картина не вызвала.
Причина суеты была банальна, хоть и неожиданна: обвалился правый откос дороги. Завал был не то, чтобы большой, но для «газонов» непроходимый. Народ, уже привыкший решать проблемы в лоб и без лишней лени, собрался расчищать путь всеми пятью имеющимися лопатами, оптимистично надеясь справиться за пару часов.
Тем не менее, появление бульдозера восприняли с энтузиазмом.
«Шишиги» откатили назад до широкого места, сняли с брони «пехоту», и «танк» показал, на что он способен. Результат пяти минут работы впечатлил даже самого Леху.
— Надо бульдозер окрестить, — произнес он, когда «пехота» вернулась на броню, поскольку места в «шишигах» не оказалось совсем, и вся колонна двинулась дальше.
— Что значит окрестить?
— Имя дать!
— Раз танк — значит «Тигр».
— Не, ассоциации плохие.
— Раз тигр — значит «Пушьистик».
— «Пушистик»? А что? Вполне! Зато никто не догадается! Будет «Пушистик».
Видимо, именно нежного имени и не хватало стотонному монстру, чтобы перестать пополнять список неприятностей. Дальнейшая дорога до лагеря прошла спокойно и как-то буднично. Даже в ворота лагеря Леха умудрился вписаться, не повредив стойки.
Гордо прогромыхав мимо стоящего с открытым ртом Акрама, он остановил «Пушистика» перед балком спасателей и, выскочив из кабины, отрапортовал удивленному Виктору:
— Товарищ главнокомандующий! Рядовой Верин вверенную технику доставил! А еще в Имате группу малолеток подцепил! Ни х.. — он покосился на Лайму, — ...чего не знают! Вы уж им объясните! А мы в душ!
— Валите, товарищи гвардейцы, — пробурчал Виктор. — Потом расскажете!
— Что рассказать? Как душ принимали? — невинно уточнила Лайма.
— Где бульдозер сперли! — рявкнул Виктор. — Про душ и ваши отношения ты мне ничего принципиально нового сказать не можешь!
— Вы уверены? — спросил Леха.
— У Вас на мордах всё написано! Валите, валите. Во втором домике горячая вода есть. Если вместе пойдете, и будете только мыться, может даже хватит...
Окрестности Новосибирска, Центральная база снабжения
Борис Юринов
После тренировки Боря сидел в казарме, пытаясь привести мысли в порядок. Как-то непонятно всё это было. Оказывается, он помнит папину науку. Ну, это ладно, все-таки лет пять интенсивных тренировок, хоть и давно, но зато в возрасте, когда всё запоминается самым лучшим образом. Но бил же Терентьева. Четко бил. Стараясь, если не убить, то хотя бы вывести из строя. Нет, не так. Просто дрался, ни на мгновение, не задумываясь над тем, что и как делает. И получалось неплохо. В конце схватки не хуже, наверное, чем у лейтенанта...
Нет, товарищ гроссмейстер, это ты зазнался! Притом — крепко. Один раз что-то получилось, а гонору уже на сто человек будет. Вот сможешь сейчас подойти и ударить кого-нибудь из ребят? Не сможешь. И не только потому, что это идиотизм и не поймут. Просто не сможешь. Так что радоваться рано. Надо идти учиться. Кстати, пора идти автомат изучать. Сборку-разборку...
Боря поднялся, но выйти из казармы, где его поселили вместе со срочниками, не успел. Ввалившийся капитан Сундуков окинул всех присутствующих взглядом и произнес:
— Так орлы и соколы! Сегодня вечером бандюков кончать будем. Нужны добровольцы в расстрельную команду. Сами отзоветесь или назначим?
«Орлы» большого энтузиазма не проявили. Малого тоже. Все мялись и отводили глаза. Бедолага Поляков, уже прошедший «школу гестапо», трусливо спрятался в задних рядах.
Мысли бешено завертелись в Бориной голове... «...Андрей говорил про расстрельную команду... Надо учится убивать... Но стрелять в живых людей?.. А как еще учиться?.. Не научусь — не дойду... Смогу выстрелить?.. Не знаю... и не узнаю... Надо пробовать...»
— А мне можно? — голос прозвучал неожиданно глухо.
— А тебе зачем? — удивился ротный-два.
— Никто не хочет. Если я не пойду, всё равно кому-то другому придется...
— Так тебя ж не назначат. Ты же гражданский.
— Именно поэтому. Получится, что я отказался, если не вызвался. — путано объяснил Боря придуманную на ходу причину.
Сундуков только пожал плечами:
— Ничего не понял. Хочешь — иди. Только в обморок там не грохнись, а то еще никто никого не стреляет, а ты уже с лица сбледнул... Так, из вашей располаги один есть. Разрешаю местным «орлам» расслабиться. А мы щас пойдем среди цэбээсников искать и назначать.
Борис и так сидел поодаль от основной компании, а сейчас, вообще, оказался в полном одиночестве... Ничего. У него есть своя Задача. И свои вопросы.
Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль»
Виктор Юринов (Дед)
День тянется медленно и противно, как холодная ночевка под осенним дождем. Нет ничего хуже ожидания плохих известий. Может, они будут и неплохими, но пока ждешь... Мое сегодняшнее КПД равно нулю, всё валится из рук. Так не нервничал даже когда ребята в Пасруд уходили. Послал всех подальше и ушел играть с внучкой. Пусть у заброшенного ребенка будет небольшой праздник!
Немного оживляют день Леха с Лаймой. «Снайперы» пригоняют откуда-то огромный бульдозер. Правда, при въезде чуть не сносят ворота, но вписываются: эта дура проходит в считанных миллиметрах от левой стойки.
Тому, что Потап отпустил из заслона сразу двух снайперов, не удивляюсь: сияющие физиономии «бульдозеристов» говорят сами за себя.
Отпускаю их мыться, и тут внучка проявляет чудеса проницательности.
— Пусистик, — заявляет Санечка, гладя гусеницу монстра, — Пусистик холосый!
— Кто «пушистик»? — переспрашиваю я, попутно успев заметить странную реакцию «снайперской пары».
— Его зовут Пусистик, — отвечает ребенок.
— Оху... — Леха оглядывается на Лайму, — и ничего ж себе!
Так, похоже, он бросает ругаться матом. Причем, не совсем добровольно. Ай да Лайма! Олег был прав. Речи Посполитой крупно повезло, что эта девушка здесь, а не там! А пока первый кавалер Ордена Прокладки присаживается перед Санечкой на корточки и спрашивает:
— Ти почему его называешь «Пушьистик»?
— Патаму сто он Пусистик! — парирует внучка. Вполне логично.
— Мы полчаса назад решили его назвать «Пушистиком», — удивленно говорит мне Леха. — Как она догадалась? Гениальная девочка!
— Валите в душ, Пушистики, вода стынет.
Но не скрою, приятно, когда твою внучку называют гениальной. Жаль пообщаться с ней редко удается... Ох, беда... Да, надо еще деткам, привезенным Лехой, ситуацию разъяснить. Хоть немного времени убью.
Через пару часов оживает рация:
— База, ответьте Санкам. Прием.
Наконец-то!
— Здесь база. Прием.
— Информация от ходоков. Встретились. Договорились. Всё нормально. Прием.
— Принял. Подробности есть? Прием.
— На месте только русские. Наши завтра будут возвращаться. Поведут гражданских. Просили помощь носильщиками. Десять человек. Как поняли? Прием.
— Понял. Выслать десять носильщиков. Еще информация? Прием.
— Нету. СК.
— СК.
Через час Бахреддин увозит к перевалу сборную группу из москвичей и литовцев. Вот интересные выверты психологии. Всю смену литовцы воротили носы и говорили такое, что кулаки чесались. Первые два дня этой катавасии кочевряжились больше всех. А после того, как мужики вытащили остатки группы Пятраса, прибалтов как подменили. Куда подевались претензии на исключительность, поза исторически обиженных и гонор членов ЕвроСоюза? Нормальные люди! Наравне со всеми пашут: разбирают дома в Пасруде, гоняют в рейды грузчиками, сейчас пошли на Санки. Военных среди них нет. Так и не ждали. Зато геолог нашелся, не бог весть какой, студент, но всё-таки. Впрочем, с геологами сейчас проблем не будет, похоже.
Группа уезжает на МАЗе. Бахреддин хочет сделать еще рейс до Пасруда. А у группы в планах — пройти половину подъема и заночевать в летниках на три двести. Теперь путь разведан и отмаркирован, не ошибутся.
И отправил я не десять человек, а тридцать. С гораздо более широким заданием, чем просили «ходоки». Чует моё больное сердце, что это нам понадобится...