«Галка была совершенно удивительным существом. Иногда даже закрадывались сомнения, может и в самом деле, в теле калужской школьницы притаилась мавка, или еще какая-нибудь местная нечисть. Типа кикиморы.

Нас готовили. И стрелять на скаку из лука, и махать заточенными железками, и ломать позвоночник ударом в живот. Но упор был на другом. Умение общаться с людьми, чья психология сильно отличается от нашей. Мы мотались по глухим деревням Сибири и высокогорным селениям Кавказа и Средней Азии, „случайно приблуждались“ к староверческим скитам, неделями жили на подмосковных свалках…

Мы готовились. Но теория теорией, а практика… Несмотря на крайне своевременный набег хазар, позволивший целый месяц общаться с вятичским войском в экстремальных условиях, адаптация шла очень непросто. Даже дружинники, с большинством из которых мы легко сошлись на базе постоянных тренировок, иногда впадали в полный ступор, не понимая, за каким хреном нужно разучивать какой-то прием, который невозможно выполнить в доспехах. А уж селяне, не умеющие и не желающие видеть дальше своего поля…

Галка ни к чему не готовилась. Более того, ее менталитет просто не мог вписаться в общество, настолько отличное от покинутого. Даже в „калужском“ будущем ей предстояло решать серьезные проблемы. А уж среди предков, на Руси…

Вписалась. Сходу. Влет! Нарушая все писаные и неписаные законы психологии и социологии. Ей покровительствовали дружинники, к ней на посиделки бегали девки и молодицы, за ней хвостиком ходили дети. Ей сходили с рук дурацкие шутки, количество которых не уменьшалось. Более того, пострадавшие даже жаловались на „мавку“ через раз и как-то неуверенно. Действующий Древлянский князь учил мечевому бою (это после истории с чубом!), а будущий Великий Киевский брал уроки арифметики.

И всё без малейшего напряга, не пытаясь подстроиться под окружающих. Она со всеми оставалась собой — недовзрослевшим взбалмошным ребенком.

По местным меркам Галка дитем не являлась. Взрослая женщина. В ее возрасте большинство уже давным-давно замужем. Но она воспринималась исключительно как дочка или младшая сестренка. И ладно бы только нашими парнями. Дружинники, из коих половина была не сильно старше девчонки, относились к ней точно так же.

С женщинами получалось иначе. Молодки буквально смотрели в рот, повторяли каждое слово и пытались копировать поведение. Хорошо хоть, на розыгрыши „а-ля Багранова“ не решались. А вот эпидемия покраски волос по Киеву прокатилась. За неимением дефицитного фиолетового „Лореаля“ (коробку всё же конфисковали на нужды „Стрибожьих детей“, клятвенно пообещав „в случае чего“ прикрыть ребенка от „следствия“), киевлянки пользовались натуральными заменителями, которых оказалось значительно больше, чем можно предположить. Во всяком случае, до самой зимы девки шокировали окружающих косами самых невероятных оттенков. Потом поветрие сошло на нет, благо по долговечности местные красители патентованной химии в подметки не годились. Зато стало очень легко отличать христиан: бедолаги, крестясь, отшатывались от каждой проходившей мимо девки.

Дети же, начиная с малолетнего Святослава, совершенно не задумывались над сложными проблемами. Они просто искренне любили „тетю Мавку“, всегда готовую бежать на речку наперегонки с оравой малышни. Впрочем, сам Славик называл подружку „тетя Галка“, а иногда и просто „Галка“, подчеркивая своё высокопоставленное происхождение.

Скоро девчонка ощущала себя в Киеве, как рыба в воде, и моталась по городу из конца в конец, напрочь замучив негласно приставленных „во избежание“ сопровождающих. Случаи-то, они разные бывают.

Оказалось, и вправду, бывают. Галка возвращалась с очередной выходки, когда в глухом переулке на нее набросились три мужика. Девчонка даже в стойку стать не успела, как подоспевший „дежурный по мавке“ раскидал нападающих. К сожалению, Тишата, перепугавшись за „ребенка“, работал на поражение, не думая о взятии пленных. К большому сожалению… Последующих событий можно было избежать…»