Где-то в Йемене.

Экипаж самолета Ан-12 «Летающий хохол»

— Смотри внимательно, как бы эти «друзья» чего-нибудь не сперли. Не нравятся мне их рожи, — пошутил Микола-одессит, выглядывая в открытый люк.

Борттехник, устанавливавший лесенку-трап, засмеялся и тут же осекся.

— Чтоб я этого больше не слышал, — грозно заметил Величко, — особенно от тебя, Микола. Тут каждый, кто постарше, у нас в Союзе в свое время учился и по-русски говорит не хуже нас с тобой, а может и лучше, — и, подумав, добавил. — Да и на ридной мове теж. Если друг не врал, то их как раз в Крыму готовили. Так что тщательнее и внимательнее. Ляпнешь чего-нибудь не так и все, прощай гость.

Все трое переглянулись и синхронно кивнули. Чем дальше, тем больше этот рейс не нравился экипажу. Пожалуй, если бы подошедший кубинец тогда объяснил суть контракта более подробно, они бы отказались. Но в баре возможность заработать почти без риска, да еще получить «подлинные документы», показалась столь заманчивой, что они согласились не раздумывая. Теперь же большинству казалось, что предыдущий африканский рейс с грузом «агрономов и сельскохозяйственными орудиями» был просто разминкой. Особенно с учетом полета в Йемен, о положении в котором они ничего хорошего не слышали. Но было поздно, особенно с учетом представителя заказчика на борту, «белка попала в колесо», оставалось только «бежать», то есть лететь.

Константин попросил Бронштейна привести сидящего в гермоотсеке Родригеса, а сам неторопливо спустился по трапу и, пока группа встречающих подходила к самолету, осмотрелся вокруг.

Аэродром и лагерь размещались в долине между невысоких, но довольно крутых, гор. Взлетно-посадочная полоса была расположена очень грамотно. Прикрытая с боков горами, сама полоса была удобной для взлета и посадки по двум ущельям в горной цепи. Прищурившись, Величко посмотрел на ближайший перевал. Там явно поблескивало какое-то орудие. «Удобные подходы прикрыты зенитками, а может и переносными ракетными комплексами. Арабы, — иронически подумал он — даже замаскироваться как следует не смогли». Взглянув ниже, он обнаружил у подножия гор целый палаточный городок. Рядом различалось что-то вроде полосы препятствий, а чуть дальше, к горам, находилось натуральное стрельбище, от которого доносился звук одиночных выстрелов.

«Натуральный военный лагерь», — пропуская вперед Родригеса, подвел итоги Константин.

Приняли их радушно. Предводитель, высокий пожилой араб с характерным шрамом на лице, поздоровался с каждым за руку и заговорил с Родригесом на русском языке почти без акцента. Выяснилось, что груз будет примерно через два часа, а пока хозяева приглашают экипаж на обед.

Ели что-то вроде плова из риса — типичное угощение для этих мест, с бараниной, черносливом, жирный, горячий, приготовленное на открытом огне по всем правилам. Местные — из общего блюда, руками, как положено по обычаю, а гостям положили в тарелки и принесли вилки. Запивали чаем и морсом, похожим на легкое вино. После обильной еды гостям предложили отдохнуть от жары в оснащенной кондиционером палатке. Поспать удалось почти два часа. Прибыли грузовики и экипаж, быстренько ополоснувшись под самодельным душем и одевшись, отправился к борту. У «борта», охраняемого двумя парами арабов с «калашами», их уже ждали. Два седельных тягача стояли у хвоста самолета, на трейлерах лежали ящики, окрашенные в родной армейский зеленый цвет. Рядом с тягачами притулился небольшой грузовичок, кузов которого был забит небольшими ящиками того же цвета.

— Песец, — выругался Микола-одессит, опуская грузовую аппарель, — И как мы это все грузить будем?

— Не волнуйтесь, вам помогут, — заверил его непонятным образом появившийся откуда-то, словно материализовавшийся из воздуха, Родригес. И действительно — погрузка прошла быстро, подъехавшие еще на паре грузовиков арабы работали как трудоголики. Контейнера втянули в грузовой отсек с помощью лебедки, подставленных лаг и какой-то «матери», как на русском, так и по-арабски. Вместились они впритык. Тут же «горячие арабские парни», словно муравьи, затаскивали из маленького грузовичка небольшие ящики и под руководством (чаще всего буквальным — показывая рукой) Бронштейна, распихивали их по отсеку.

Не успели они забросать в самолет половину грузов, как к стоящему у грузовика и наблюдающему за погрузкой старшему подъехал мотоциклист и что-то сообщил. Главный поманил к себе Родригеса и крикнул какую-то фразу своим парням. Из-за нее они заметались, словно укушенные пчелами. А Родригес, переговорив со старейшиной, быстро забрался по трапу на борт и, заскочив в кабину, потребовал запускать движки.

— Где данные для штурмана? — потребовал Куделько.

— Взлетим, набирай пять тысяч и получишь по рации. Да запускай же! Мас рапидо! — от волнения кубинец перешел на родной язык.

Запуск, прогрев, быстрый подъем аппарели… Грузовики, освобожденные от тяжести, быстро исчезли где-то вдали, за палатками лагеря, оставив только след из медленно опадающей пыли. Махнув провожающим рукой, Куделько вырулил машину на взлетку и, погоняв двигатели, под поторапливающие возгласы Родригеса, начал разбег. Тяжело груженный самолет разбегался, казалось, бесконечно долго, словно не желая покидать гостеприимную землю. Наконец машина, медленно оторвавшись от земли, начала набирать высоту. Величко, смачно выругавшись в СПУ, пояснил:

— Похоже, там какие-то уроды к нашим хозяевам пожаловали. Аж на трех бронетранспортерах, не считая десятка армейских грузовиков.

— Понял. Не мешай, — Антон слишком занят управлением, чтобы отвлекаться по сторонам.

Самолет проскочил ущелье и, набирая высоту, занял продиктованный по рации эшелон над Красным морем. Штурман, получив данные, задал курс — вдоль границ Саудовской Аравии.

— Потом садимся в …, дозаправка и …, — на несколько секунд штурман замолчал, заставляя экипаж вслушиваться в звучащие помехами наушники, — летим на Кавказ, командир…

г. Батуми.

Кахабер Вашакидзе, старший лейтенант ПВ СССР

— Товарищ старший лейтенант!

— Что ж ты так орешь, Ломидзе? — Кахабер привычно повертел пальцев в ухе. — Оглохнешь с тобой!

— Я же с гор, товарищ старший лейтенант! — не удивившись, пояснил рядовой. — У нас все так говорят.

— Вот почему бараны тупые! — сделал закономерный вывод Каха. — От постоянного крика у них мозги вскипают. Ладно, что там случилось?

— Милиционеры девушек привезли. Красивые!

— Кто, милиционеры?

— Нет, товарищ старший лейтенант! Девушки! То есть одна красивая, а другая маленькая! Но тоже красивая! Будет. Когда вырастет.

— Ладно, боец, свободен! Титорчуку позвони. А лучше, Тучкова оповести.

— Есть, товарищ старший лейтенант!

Каха отправился в свою комнату. Именно в свою. Выделенную под служебный кабинет и превращающуюся в спальню путем раскатывания матраса. Такого же, как и в милиции…

У крыльца заставы стояла милицейская «эмка» с прикрученной сверху байдаркой. В собранном виде. Упрямые оказались милиционеры.

В кабинете сидели исключительно знакомые лица. Старшина Умприании и обе задержанные.

— Гамарджоба, товарищ старшина, — по-грузински сказал Вашакидзе, — не боишься в одиночку шпионок возить?

— Гагимарджос, товарищ старший лейтенант, — ответил сван и махнул рукой, — какие из девочек шпионки? Дурак твой сержант!

— Он не мой дурак, он — капитана Тучкова дурак! — и перейдя на русский, обратился к задержанным. — Присаживайтесь, Елизавета Андреевна. И ты, Даш, садись, — и снова повернулся к старшине. — Байдарку, гляжу, с божьей помощью собрали.

— Не с божьей, а с моей, — рассмеялась девушка. — Сами бы до Нового года корячились.

Кахабер взглянул на нее внимательнее. Мда… Вчера Евсеева показалась красивой. Сегодня, успев привести себя в порядок, девушка была ослепительна. Так, что хотелось встать на колени, прокашляться, и завести речь. Или… «Так, Каха! Держи-ка, гормоны в узде! Русские говорят: „Хороша Маша, да не наша“. К Лизам это тоже относится…»

— Товарищ старший лейтенант, — отвлек его старшина, — Вы бы мне сопроводиловку подписали, да ребят прикомандировали, вещички выгрузить. И поеду я.

— Из дежурки Ломидзе возьми. Скажешь, я просил, — ответил Вашакидзе, подписывая бумагу.

Сильна, однако, задержанная! Часа три прошло, как проснулась, а старшина милиции, причем огромных размеров сван, уже за ней вещи носит! Интересно, а Титорчука за сколько укротит? На себя Каха даже не рассчитывал. Нет, закон не нарушит, конечно. Но насчет переноски вещей… Считай, уже согласен!

Перевел взгляд на ребенка. А младшая Евсеева похлеще мамы будет. Взгляд, что твой локатор. Обшаривает кабинет, словно в поисках точки приложения слабых детских силенок. В смысле, что хозяину на голову свалить. Или показалось? Мистика какая-то…

Помяни черта! Запыхавшийся Титорчук влетел в комнату, чуть не сбив стул с ребенком.

— Звиняйте, товаришу старший лейтенант!

— Проходите, товарищ сержант. Раз все в сборе, давайте знакомиться. Старший лейтенант пограничных войск СССР Кахабер Вашакидзе. Это сержант госбезопасности СССР Петро Титорук. Ваше имя и фамилия?

— Но Вы же знаете? — удивленно вскинула глаза девушка. «Ресницы… Не о том ты думаешь, старлей!»

— Порядок есть порядок. Представьтесь, пожалуйста.

— Лиза, — ответила задержанная, потупив глазки.

— А полностью?

Опять выстрел глазами. Какой выстрел! Артиллерийский залп! Не сидел бы на стуле — с ног бы сбила!

— Евсеева Елизавета Андреевна.

— Год и место рождения?

— Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый. Ярославль.

— Девочку как зовут, и кем Вам является?

— Моя дочь, Евсеева Дарья Егоровна, две тысячи третьего года рождения. Родилась в Москве. Мы там с мужем учились. Товарищ Кахабер, мне надо мужа найти!

— Подождите, Елизавета Андреевна! — не выдержал такого наступления пограничник.

— Можно Лиза! — якобы стыдливо потупилась девушка.

— Хорошо, Елизавета Андреевна. Подождите с мужем. Сначала расскажите, как Вы попали на территорию Советского Союза?

— На байдарке приплыла.

Титорчук заскрипел зубами. Словно почувствовав исходящую от сержанта опасность, девушка перевела взгляд на него. Обалдеть, подействовало! Титорчук так и застыл с дурацким лицом.

— Откуда приплыли?

— Из Трабзона.

Лиза сделала паузу и вдруг затараторила:

— Ой, вы знаете, это так интересно, мы плыли, плыли, а там такие волны, а берег весь в скалах, а потом пещера, а там так темно, мы устали, и руки стерли, а…

— Стоп! — заорал Титорчук, получил новую порцию снарядов и немного сбавил тон. — Отвечайте на вопросы. Вы легально пересекли границу СССР?

— Не знаю.

— Как это не знаете? — опешил Титорчук. — Пограничный контроль проходили?

— Нет.

— Гражданство СССР у Вас есть?

— Нет… пока.

— У Вас найдены денежные средства в валюте иностранных государств. Откуда они?

— С карточки сняла.

— Где?

— В Трабзоне, в офисе банка. Там чек есть, я их названия не выговариваю.

— Что Вы собирались делать с валютой?

— Поменять на деньги, имеющие хождение в месте моего пребывания, — ответила Лиза, и, глядя в лицо сержанту, с обворожительной улыбкой добавила, — в соответствии с законами той страны, в которой нахожусь.

«А ведь она не такая простушка, как пыталась казаться вначале, — подумал Каха, — защищается, и толково. Пересечение границы отрицать глупо. А с валютой выкрутилась».

— Вы предлагали людям на пляже купить у Вас валюту и плавсредство.

— Я всего лишь спросила их, где можно это сделать по закону, — девушка снова мило улыбнулась, — возможно, меня неправильно поняли, но это не моя вина.

«А ведь это тоже игра. Теперь играет в опытного юриста. А законов не знает, потому и обходит все вопросы».

— Когда Вы были завербованы разведкой Турции? — резким голосом неожиданно спросил Титорчук.

Девушка преобразилась. Возможно, и это была игра, но… Так сыграть?! Да и бессмысленно, вроде.

— Ах, разведкой Турции… — протянула она, повернувшись к Титорчуку, — дело мне шьешь, урод?! Выслужиться на мне решил?! — с каждой фразой голос повышался, переходя на крик. — А ты сидел с ребенком в чужой стране без денег?! Тебе предлагали эвакуацию в Болгарию за постель?! Ты на байдарке в шторм ходил?! По тебе из пулемета стреляли?! Сдери себе кожу с ладоней, а потом сделай вот так!

Сержант не успел даже дернуться. Девичья рука взметнулась вверх и врезала Титорчуку по щеке. Удар был смягчен бинтами, но голова сержанта резко мотнулась в сторону. И тут же обратно. От второй пощечины. А девушка продолжала орать:

— Вот теперь, шей! Сажай, сука! Правду про вас писали! И про гэбню вашу! И про Сталина с Берией! Зря я, дура, не верила! Сажай, урод! За твою разбитую рожу и сесть не жалко!

Она вдруг рухнула обратно на стул и зарыдала, уронив голову на руки.

Зато вскочила дочка. Крохотная девчушка встала в стойку, отдаленно напоминающую что-то восточное, и заявила:

— Только троньте маму! Убивать буду! Меня папа учил!

— Даша, сядь на стул, — спокойно произнес Кахабер. — Никто твою маму не трогает. Это она товарища сержанта побила.

Девочка недоверчиво посмотрела на него, потом на Титорчука, и осталась на месте.

— Я постою.

— Тю, скаженная, — проворчал сержант, ощупывая нижнюю челюсть. — Рокив на двадцать пять языком дурным намолола. А стукнула, получается, зовсим забесплатно.

— Ну и сажай! Ну и пожалуйста! — донеслось сквозь рыдания. — Егор вернется, он вам устроит! Он вашу шарагу по камушку разнесет! Пожалеете, что на свет родились!

Каха налил в стакан воды:

— Даша, дай маме попить.

Девочка несколько секунд подумала, но стакан взяла и поднесла Лизе.

— Мам…

Та пила, мелко стуча зубами о край. Вытерла бинтом слезы. Гордо вздернула подбородок:

— Ну чего не сажаете? Зовите своих горилл!

— Нету здесь горилл. И нигде нету, — ответил Вашакидзе. — Недоработка. Успокоились? А теперь, если хотите, чтобы мы нашли Вашего мужа, расскажите всё, что с Вами случилось. И почему Вы уверены, что он в Советском Союзе?

Рассказывала девушка долго, путаясь и сбиваясь, но достаточно подробно. Про Турцию и «чертов отдых», про Алевтину Федоровну, доярку из Свердловской области, про пропавшие билеты, исчезновение связи, неработающее консульство, мороженое для Дашутки, продажу вещей, старичка-прокатчика, подарившего байдарку и объяснившего дорогу, про Тольяттинскую гонку, про мужа, идущего по Китайскому Памиру и обязательно сообразившего вернуться в СССР, про двухсоткилометровый морской переход, ночевку на острове, шторм, несостоявшийся оверкиль, погоню, пулеметную очередь, слепое торканье в подземном туннеле, болящие руки, последние километры… Она сбивалась, отвлекалась, уводила рассказ в сторону, возвращалась обратно. А когда прозвучало последнее: «Вот!», сержант Титорчук встал и направился к двери, бросив на ходу:

— Пиду, запрос дам. На Егора Евсеева. Заодно отправлю Ломидзе за мороженым, — и уже из-за двери донеслось его недовольное бурчание. — Сразу сказать не могла? Обовъязково морду бить? Вона в мене, може, теж не казенная!

г. Мариуполь.

А. Е. Огурцов, лейтенант, уполномоченный РКМ НКВД

— Опять ты, — увидев знакомого сержанта, лейтенант даже немного обрадовался. Еще бы не обрадоваться, когда двадцать второго, на утро после События, они на пару разбирались с иновременником — рыболовом, задержанным тем самым сержантом. То, что у задержанного сердце не выдержало, и что сержант слегка прибрехал про пистолет, по большому счету, не столь существенно. Главное, что быстро разобрались в происшествии. А за инициативу, проявленную Огурцовым, обратившимся по поводу странного улова к ихтиологам, ему объявили в приказе благодарность. Не просто благодарность, а от начальника областного НКВД!

Теперь-то о том, что пойманные неперемещенцем из будущего рыбины оказались пеленгасом, хищником из дальневосточных морей, знали все. Да и трудно не знать, когда попавшая из будущего рыба, жируя на неожиданном изобилии около берегов, буром лезла в сети, чуть ли не выскакивая на берег. Скорее всего, довольно скоро мрачное предсказание «рыбологов»-ихтиологов сбудется и в море останется только этот самый пеленгас да бычки. Но что с этим делать, пока никто не знал. Потеряно разводили руками не только бородатые профессора, но и заграничные специалисты. По крайней мере, так писали в газетах…

— Здравия желаю, товарищ лейтенант! — отрапортовал сержант, при виде Огурцова искренне обрадовавшийся. — А мы тут, это самое…

Впрочем, лейтенант и сам видел, что на берегу происходит именно «это самое». Не зря дернуло его с утра выдвинуться в неплановый обход по участку, где Огурцова и настигли вездесущие мальчишки, передав, что «мол, это, товарищ лейтенант, там нарушителей ловят!» И подсказали место. Точь-в-точь там, где недавно стоял, уткнувшись в песок, катер из кольчугалюминия. Не был бы лейтенант суеверным, подумал бы про нехорошее место, так и притягивающее происшествия.

Возле самого уреза воды, чуть ли не в вяло набегающих на берег волнах, толпилось с десяток человек. Четверо из них, включая сержанта, удерживали двоих крепких мужиков. Один, постарше, все еще пытался вырваться из рук троих смутно знакомых бригадмильцев. Второй, чью заломленную руку крепко держал сержант, лишь корчил недовольные рожи. В паре метров от столпотворения, на пляже валялись мешки. Из одного вывалился прямо на песок кубок, судя по отблеску — посеребренный или даже серебряный. В горловине второго виднелась какая-то разукрашенная доска. Приглядевшись, лейтенант сообразил, что видит икону. «Икона-то им зачем? — разглядывая задержанных, подумал Огурцов. — Сектанты какие-нибудь, или кто?»

— Вижу, что пресекаете, — сурово произнес лейтенант, решив не заниматься логическими построениями и приберечь дедуктивный метод для более подходящей обстановки. Взъерошенный сержант, к которому обратился Огурцов, промолчал, кивнул в сторону старшего «добровольцев», кряжистого мужика в полинялой тельняшке с оборванными рукавами.

— Старший дружинник Феофанов Сергей, — «бригадмилец» протянул ладонь Огурцову. — Вот, задержали гавриков.

— Гражданин начальник, — начал вырываться нарушитель, который постарше. — Не виноватые мы! Шли по берегу, смотрим, мешки лежат! Раз лежат — ничейные! Мы и подобрали! Кто же знал, что там?!

— А потом, гнида, ты, невиноватая, за «финкаря» хватанулся?! И тикать начал?! — обернулся к голосистому задержанному Феофанов, сжимая пальцы в кулак, и явно собираясь добавить для симметрии второй фингал к первому.

— Отставить самосуд, товарищ старший дружинник, — оборвал «бригадмильца» Огурцов. — Милиция разберется.

— Разберемся-разберемся! — пробурчал сержант, заваливая своего «подопечного» лицом вниз, и выдергивая из брюк задержанного узкий ремень. Нарушитель начал крутиться ужом на сковородке, отплевываясь от песка.

С дороги посигналили. Огурцов узнал служебный грузовик.

— Это я вызвал, товарищ лейтенант. Как знал, что понадобится! — гордо пояснил сержант.

— Я тихонько, я тихонько! — пискнул второй задержанный, судя по всему представив, что и его будут ронять в песок и вязать руки.

— Товарищ Феофанов, Вам с нами проехать придется, — спросил лейтенант.

— Куда ж деваться? — придирчиво огляделся «бригадмилец», стряхнув налипшие на штаны песчинки и пучок водорослей. — Я же тут старший, да и видел все с самого начала.

— Вот и замечательно! — кивнул Огурцов. — А на судоремонтный я повестку выпишу. Вы же там работаете, не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — расплылся в улыбке Феофанов, — слесарим понемногу! Ударник!

Лейтенант махнул рукой. Связанного нарушителя поставили на ноги, придав ускорение пинком в филейную часть. Второй пошел сам, то и дело боязливо оглядываясь на здоровенного Феофанова, поглаживающего кулак с вытатуированным синим якорьком. Сержант, затянув веревку на горловинах мешков, закинул оба за спину, даже присев от тяжести.

— Помочь? — спросил кто-то из «бригадмильцев».

Сержант отмахнулся левой рукой и медленно пошел к машине, загребая песок сапогами. Огурцов обернулся к «бригадмильцам», вскинул ладонь к козырьку:

— От лица рабоче-крестьянской милиции, и от себя лично, объявляю всем участникам благодарность! Большое спасибо!

Поселковые мужики, польщенные словами милиционера, помогли забросить нарушителей в кузов. При этом немилосердно и, вроде бы незаметно, для милиционеров отвесив несколько дополнительных «лещей». Потом, через дощатый борт, залез сержант, на прощание долго жавший «бригадмильцам» руки, и делавший вид, что не понимает намеков «насчет подходить вечерком», принял оба мешка и похлопал по крыше кабины.

Лейтенант легонько ткнул локтем задремавшего водителя;

— Чего сидим, кого ждем? Поехали!

— В райотдел? — флегматично уточнил водитель.

— Нет, Вася, сразу в Сталино. А лучше, в Харьков!

— Уже й пошуткувать нелзя, — пожал плечами водитель.

Грузовик развернулся на «пятачке» и потихоньку поехал обратно в город, скользя лысыми покрышками по крытому булыжником шоссе.

г. Рига. Штаб 27-й армии.

Сергей Громов, лейтенант

Едва успел Сергей выйти из дверей медсанчасти, как незнакомый сержант, подойдя и поздоровавшись, спросил:

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться? Вы лейтенант Громов?

— Я, товарищ сержант. А в чем дело?

— Вас просят прибыть в Особый отдел.

— Ну, раз просят… пойдемте.

Идти было недалеко, большинство учреждений штаба армии располагалось в одном здании, занятом до войны штабом округа.

В знакомом уже кабинете сидящий за столом незнакомый старший политрук вежливо предложил Сергею присесть. Представившись Игорем Макаровым, особист объявил, что будет вести дело бывших сотрудников особого отдела Дмитриева и Сергеева. После чего некоторое время дотошно расспрашивал Сергея, буквально выдирая из того малейшие подробности допросов. При этом расположившаяся сбоку машинистка с пулеметной скоростью распечатывала его показания. Порой Громову казалось, что пишущая машинка сейчас вспыхнет от перегрева, и тогда он начинал говорить помедленнее.

Наконец, вопросы у следователя закончились, и он отпустил Сергея. Выйдя из кабинета Громов, неожиданно для себя, наткнулся на Тюкалова.

— Михаил, а ты здесь откуда?

— А я здесь не один. Мы вас ждем, сказали, сейчас с вами поговорят и отпустят. Пойдемте, товарищ лейтенант, там все остальные.

Сдав пропуск на проходной, они вышли из здания штаба и сейчас же Сергея дружески приветствовали уцелевшие бойцы его группы

— Как вы товарищ лейтенант? — Что с головой? — посыпались вопросы.

— А что мне сделается. Проверили, разобрались. Голову стукнул неудачно. Скоро заживет. Лучше расскажите, что вы тут делаете?

— Мы? Ждем направления, — отчего-то смутившись, ответил Михаил. — Сказали, что без вас не дадут.

— А я причем? — удивился Сергей. — Что-то ты темнишь, старшина.

— Не, не темню. Сам многого не понимаю. В общем, когда нас c вами разделили, лейтенант Акимов…

— Вот, напомнили, — улыбнулся Громов, — и где же наш летун?

— Говорят в Москве. Говорят, он за один вылет сумел аж три самолета сбить, так что его награждать собрались. К самому Тимошенко вызвали, — радостно ответил Михаил и тут же снова помрачнел, словно вспомнив что-то неприятное. — Он еще успел с членом военного совета перед отлетом поговорить, о том, что вас забрали. После этого меня к самому товарищу бригадному комиссару вызывали. Товарищ Дибров со мной долго беседовал, про вас расспрашивал, — Михаил оглянулся и понизил голос, — удивился, когда узнал, что вы до сих пор проверку проходите. Может, это вас и спасло, — Тюкалов подмигнул и перешел на обычный тон. — После беседы нас всех оставили при штабе и приказали вас дожидаться. А сейчас нас ждут, — он посмотрел на трофейные часы, — через полчаса, после обеда.

— Тогда, старшина, веди нас в продпункт или столовую, — после слов Михаила лейтенант неожиданно почувствовал, что проголодался, — а там, за обедом и поговорим.

— Эх, не догадался я сразу, — хлопнул себя по лбу Тюкалов, — вы же, товарищ лейтенант с санчасти, а там какая еда — одна видимость. Да и нам подкрепиться не помешает, — под одобрительный гул бойцов добавил он.

Плотно пообедав в столовой при штабе, в точно назначенное время группа во главе с Громовым входила в двери кабинета со странной табличкой «Посторонним В…», увидев которую Михаил пошутил

— Похоже, нас ждет некто Виктор Посторонним.

На самом деле они были обескуражены, увидев в кабинете представителя госбезопасности, причем немалого ранга — целого майора ГБ, полковника на «армейские деньги».

Вежливо поздоровавшись, он предложил им садится и, дождавшись, пока все разместятся за столом, неожиданно стал расспрашивать, как они себя чувствовали в тылу врага. Его явно заинтересовало упоминание про бой с бандой националистов. Он попросил каждого из присутствующих вспомнить и описать его в мельчайших подробностях. И внимательно выслушал все. После чего рассказал, что в составе Наркомата Обороны создается новое Главное Управление — Охраны Тыла. Полюбовавшись несколько секунд на разочарованный вид сидящих напротив него армейцев, он объяснил, что, несмотря на самое невинное название, это управление будет заниматься отнюдь не караулами, а борьбой с любыми проявлениями терроризма и бандитизма, с такими вот националистическими бандами, проникающими в страну спецназовцами из капиталистических стран. Заметив, видимо, недоумевающие переглядывания собеседников, он кратко объяснил, что во времени, куда попал Союз, очень популярны такие вот войска особого назначения, которые нелегально проникают на территории других государств, проводят там диверсии, убивают потенциально опасных для их государств политических деятелей, обучают местных националистов. Вот для такой нетрадиционной войны и создаются войска особого назначения, что-то вроде Частей Особого Назначения двадцатых годов, но регулярных и лучше оснащенных. Для них отбираются лучшие бойцы и командиры из армии, войск НКВД и пограничников.

— Ваша группа получила боевой опыт, подходящий для этих войск. Вы все прошли проверку. Поэтому решен вопрос о вашем переводе в формируемую сейчас Третью бригаду Осназа Охраны Тыла. Сейчас вы все оформите анкеты и документы в кабинете тринадцать и послезавтра должны прибыть в Лугу.

Выходя из штаба, Сергей заметил две машины с немецкими номерами, въезжавшими во двор «Трофеи» — не успел он отвернуться, как из машин вышли, в сопровождении пограничников, несколько немецких солдат и даже женщина с двумя детьми.

— Ух ты, — удивился вслух кто-то из стоящих сзади бойцов.

— Чему удивляться, — ответил рассудительно Тюкалов. — Немецкие пролетарии, я так думаю. Перешли на сторону братьев по классу.

В небе ФРГ, Польши, CCCР.

Федька Брусникин, тинейджер, пилот-любитель

Четыре небольших самолетика дружной стайкой двигались в восточном направлении. Машины были похожи, как капли воды. Неудивительно, одна и та же модель, один год выпуска. Даже владелец один. Пилоты, конечно, разные, как и раскраска. Впрочем, три самолета и раскрашены были однотипно: неяркая расцветка темных тонов и выделяющиеся кресты на крыльях. Четвертый, окрашенный в ярко-красные и ослепительно белые тона, не нес никаких знаков различия, кроме положенных по закону.

— Не повезло тебе, Фриц! — раздался голос из рации. — Не досталось фирменного! Вот по нам сразу видно, летим на Восток! В СССР, как когда-то наши деды!

— Ничего страшного, — отозвался пилот, — кому-то ж должно было не хватить.

Его собеседник расхохотался и, не отключая связи начал орать несвязную песню, которую, похоже, считал гимном люфтваффе. Фриц отключил передачу, приглушил громкость приемника и сказал девушке, сидевшей рядом:

— Похоже, у Ганса от радости выключились остатки мозгов.

— У него их и не было никогда. Это же надо, радоваться нацистским крестам на крыльях! А если русские решат, что всё вернулось, и начнут палить?

— Ты заметила, что в Варшаве заправлялась куча народа. И расцветка у всех, как у Ганса.

— Ага! Похоже, во всех аэроклубах планируются съемки фильмов про вторую мировую.

— Не знаю, насчет фильмов, но мне это не нравится. Как-то всё… странно. Как специально сделали. И даже не спрашивали, куда летим. Словно их предупредили.

— Не-а, не специально! Никто же не знал, кто конкретно полетит. И в каких клубах будут самолеты брать. А в аэропортах мы всем давно надоели, вот и не спрашивают.

— Да ладно, просмотрел форум, и все понятно. Кто и куда. Вот только успеть всех владельцев уговорить перекрасить самолеты…

Фриц помотал головой. Сомнения зародил еще механик в аэроклубе. Отто был уже немолод и повидал всякого. И еще почему-то хорошо относился к Фрицу.

— Послушай, Фридрих, — сказал он. — Вчера вдруг поступило распоряжение срочно перекрасить самолеты. Говорят, собираются снимать кино о войне, а после вашего полета — не успеют.

— И что? Пусть снимают.

— Это очень странно, мальчик. Герр Брюннер лично отдал этот приказ, а не передал через Альберта, как делает это всегда.

— Что, хозяин соизволил оторвать от дивана свою жирную задницу?

Отто поморщился от такой непочтительности, но продолжил:

— Да. Но если это настолько важно, то почему он разрешил ваш вылет? Очень странно. Я не успел перекрасить один самолет. Лети на нем. Это та машина, на которой ты обычно летаешь.

Фрицу не слишком хотелось выделяться, но что-то в голосе механика подсказало: совет надо послушать. Тем более, собрался лететь не один. В полете же уверенность в правильности поступка только окрепла. Слишком много невероятных совпадений.

— Внимание, камрады, — раздался в наушниках голос Ганса, — пересекаем государственную границу. Дальше под крылом только вражеская земля.

Фриц грубо выругался. Его спутница надулась, хотя обычно на такие выражения не реагировала. Ну, почти не реагировала, если по-честному. Привыкла, что Фриц не ругается, в отличие от большинства знакомых тинейджеров.

— Извини, — сказал парень, — просто других слов не найти. Надо свалить от этого придурка. Заявить такое в эфир! Если русские влепят ему пару очередей в хвост, будут правы.

— Но он старший в нашей группе.

— С чего это? Никто его не назначал, к тому же здесь не армия. Тем более, у нас другая цель. Посмотри карту, нам не пора забирать левее?

Девушка перевела взгляд на планшет, лежащий у нее на коленях:

— Да можно.

Фриц включил передатчик:

— Камрады, у меня что-то с элеронами.

Посыпались предположения о возможных причинах и советы, как можно выйти из положения. И те, и другие частью серьёзные, частью шутливые.

— Не помогает. Попробую сесть на то поле на востоке. Если сумею починить — догоню.

— Фриц, — съязвил Ганс, — тебя наверно, сбили русские зенитчики! Ты слишком выделяешься на общем фоне.

— Тогда меня возьмут в плен, — отшутился Фриц, — и будут поить «русиш водка» вместо «сыворотки правды».

Красно-белый самолет сбросил скорость и пошел вниз, уклоняясь влево. Но вместо того, чтобы сесть, пролетел над полем и снова начал набирать высоту, уходя на юго-восток.

Сел Фриц только через час. На почти точно таком же лугу, как и собирался. Разве что, на самом краю располагалась небольшая деревушка. Пилот открыл дверцу, выпрыгнул наружу, с удовольствием потянулся и помог выбраться из кабины девушке, прячущей под банданой разноцветные лохмы.

— Ну что, Танька? — спросил Федька Брусникин. — Пойдем, глянем на родину Ургросcфатера?..

г. Смоленск.

Кирилл и Иван Неустроевы

— Нет, Ванька! Ну как ты здесь живешь? А? — Кирилл в упор уставился на прадеда. — Ну как?

Иван оторвал мутный взор от столешницы:

— Кирюха! Не гунди! Хорошо живу! Как все живут, вот! Ты это, наливай, контра проклятая!

— Что «хорошо», что «хорошо»?! — кипятился Кирилл. — Компьютера нет! Видака нет! Даже говняного телевизора, пусть черно-белого — и того нет! Горячей воды нет! Газовая колонка, и та сломана! Втроем в одной комнате! Ты когда с Ленкой любовью занимаешься, Серега что, трубу на паровозе изображает?

— А мне по барабану, — упрямо произнес Иван, опрокидывая стакан. — Мне твой «кампутир» не нужен! Вот! Ты эти буржуйские штучки брось! Я хто? Я совейский проли… пролю… пролетарият я, понятно! Рабочий класс!

— Точно, и тебе нечего терять, кроме своих цепей!

— Нечего, — согласился Иван — Ты прав.

Разговор шел уже третий день. Пьянка и разговор. В четверг у Неустроева-старшего был выходной. На следующие три дня взял отгулы. Или как там это называлось? Кирилл толком не понял. В связи с приездом из будущего правнука. Прабабушка с десятилетним дедом уехали на море, и никто не мешал мужицкому досугу. И агитации.

Вот только объект не поддавался. Не брали Ивана ни красочное описание благ мира будущего, ни красивые фотки, собранные в ноутбуке, ни матерный отзыв о его, Ванькином, существовании. Всё, чего удалось добиться Кириллу, так постоянного обращения к себе — «контра проклятая».

— Мне терять нечего! — декларировал «пролетарий». — Зато получу я весь мир! Так товарищ Ленин сказал. Или товарищ Троцкий, когда еще был товарищем…

Иван поднял большой палец вверх и шепотом просипел:

— Только об этом тс-с-с! Товарищ Троцкий нам совсем не товарищ! Это сам товарищ Сталин сказал!

Кирилл попытался вернуть предка на грешную землю. Пока тот совсем не запутался в товарищах вождях.

— Я тебе что предлагаю, а, Вань? Ты послушай!

Иван согласно мотнул головой:

— Говори, контра проклятая!

— Никто тебя не заставляет бежать из страны навечно. Я что предлагаю? Съезди, посмотри, как люди живут. Не понравится — вернешься.

— Зачем?

— Шоб було!

Ванька посмотрел на Кирилла сквозь стакан.

— А меня выпустят?

— Ты же свободный человек! — поддел Кирилл. — Пролетарий! Кто тебя остановит?

— Никто! А обратно впустят?

— Ты же сво…

— Э! — перебил потомка Иван. — У нас милиция не лаптем щи хлебает! Это тебе не ваша продажная девка капитализма!

— Кто? — вылупился от неожиданности Кирилл.

— Полиция ваша! — пояснил прадед. — Слушай, контра проклятая, а чего я на тебя до сих пор милицию не вызвал?

— Я твой правнук!

— А, ну да! Точно… Тогда наливай!..

г. Мариуполь.

А. Е. Огурцов, лейтенант, уполномоченный РКМ НКВД

На подъем «полуторка» тянула плохо, а толкать как-то не солидно, хотя Феофанов, сунувшийся в окно, предлагал такой выход из положения. Лейтенант отмахнулся. Толкать в одиночку — бессмысленно. А вылезать всем, оставив задержанных и водителя, значит уделаться в грязи по уши. Вчерашний дождь все же наследил, оставив в выемках между брусчаткой лужицы воды. Так и плелись, преодолев крутой подъем как бы не минут за двадцать. Огурцов даже пожалел, что забыл засечь время. Дальше, по ровной шоссейке, пошло ловчее и к райотделу они подъехали, не потратив, считай, и часа. Огурцов вылез из машины, и удивился. На крыльце стоял дежурный милиционер, то и дело вытирая вспотевший лоб.

— Здравия желаю, тарищ лейтенант! — обрадовано затараторил он. — Хорошо, что вы прибыли. А то у нас такое дело, а все разъехались. Один я остался, а тут такое дело…

У него за спиной завозились сержант с Феофановым, выгружая задержанных и мешки. Мешки слесарь-ударник, аккуратно передал сержанту. А вот задержанным пришлось прыгать самим. Отчего старший расквасил нос и теперь мотал головой, разбрызгивая во все стороны капельки крови.

— Сержант, ты чего творишь?!

— Нельзя по-другому, товарищ лейтенант! — пояснил сержант, вытащив из кармана задержанного замызганный носовой платок, и промокая его же разбитый нос. — Меня, эта падла, ругательски «ментом» обзывала. И к взятке склоняла. У меня даже свидетель есть, Серега, подтверди!

— Так точно, товарищ лейтенант! — перегнулся через край Феофанов. — И мне предлагал.

Огурцов хмыкнул, и покачал головой. Потом кивнул дежурному, так и стоящему на крыльце:

— Слушаю!

— Сперва на Слободке, в пивной, что на выходе, морячки порезались, что-то не поделили, так наши все туда выехали. А с полчаса назад позвонили, что Краеведческий музей обокрали! — выпалил милиционер. — Ночью с черного входа забрались. Смотритель только что узнал!

Лейтенант покосился на задержанных. Тот, что с разбитым носом и фингалом, молчал. А второй, по которому сразу было видно, несмотря на фигуру ломового грузчика, что хлипковат, ощутимо побледнел.

— Феофанов, Прокофьев! — Огурцов, наконец-то, вспомнил фамилию сержанта, упорно вылетавшую из головы, — мазуриков заводите. Вещественные доказательства — куда положено. Еще кто есть в отделе, или ты тут сам казакуешь? — уточнил на всякий случай у дежурного.

Тот развел руками:

— Говорю, же, все уехали. Один как перст, не разорваться.

Огурцов кивнул дежурному и поманил водителя, так и не выбравшегося, несмотря на духоту, из кабины:

— Дуй на Слободку, докладывай капитану, что так мол, и так. Ну и не забудь доложить, что похищенное частично найдено.

«Полуторка» прочихалась, обдав всех черным дымом, и умчалась, расплескивая лужи.

Лейтенант посмотрел на безоблачное небо, обещающее жаркий до безобразия день и вздохнул. Судя по всему, раньше ночи никак не освободиться…

Задержанные молчали. Сидели за столом и делали вид, что проглотили языки. Лейтенант даже начал подумывать нехорошие мысли насчет табельного нагана, подремывающего в желтой кобуре. Очень уж хорошо им на манер кастета орудовать. А древним полицейским «Смит-Вессоном» еще бы сподручнее было. У него и вес в три старорежимных фунта, удобно держать за ствол, как дубинку. Вот только ты, лейтенант, не полицейский какой, из заграницы, а советский милиционер, поставленный охранять революционный порядок и общественную безопасность. Поэтому пальцы задержанным дробить, пусть они хоть десять раз виноваты — последнее дело.

— Напоминаю, что чистосердечное признание облегчает не только совесть, но и наказание, — второй раз повторил лейтенант.

Но задержанные, пересилив первый испуг после попадания в стены милиции, продолжали молчать. В сторону второго стола, на котором Прокофьев с Феофановым раскладывали изъятое, даже и не смотрели.

— Хочется молчать — ваше право, — безразлично сказал Огурцов и пожал плечами. — Вот только сейчас мы отпечатки снимем и сверим. Не отвертитесь!

— Потом я еще все опишу, — не оборачиваясь, буркнул Феофанов, проверяя опустевший мешок, на момент завалявшейся в складках мелочевки. — Как бегали, как за ножи хватались, да как взятки сулили!

— Невиноватые мы! — как ни странно, но первым раскололся старший задержанный.

— А кто виноватый? — наклонился лейтенант, стараясь дышать ртом, чтобы не обонять вонь застарелого перегара.

— Из этих он, из будущих, — хлюпнул второй. — Гадом буду, не виноватый я. Гражданин начальник, пиши нам явку с повинной!

— Напишу, как не написать, — согласился лейтенант. — Вот ты мне только мил человек…

— Сарбаш я, Иван…

— Иван, то бишь гражданин Сарбаш, ты мне, для начала, все обстоятельно изложишь в письменном виде. Кто такой ты сам, подельник твой, да тот, кто подговорил. А если изложишь все без ошибок, да без помарок, тогда и подумаем, стоит ли наш Народный суд просить о снисхождении к оступившимся членам социалистического общества.

— Напишу, напишу! — закивал Сарбаш. — Он к нам с Кузьмой в пивняке на Главпочтамте подошел, говорит, в музее «рыжья» да «белья» много всякого! Его, после как церкви позакрывали, все туда снесли! И лежало без дела! А мы «фомкой» замок отжали, он там на сгнившей дужке болтался…

— А на Песчанку каким ветром вас занесло? — уточнил Огурцов, начавший записывать показания. И что, что красным карандашом на оберточной бумаге? Можно и переписать будет.

— Дык хотели лодку присмотреть, чтобы на днях дернуть.

— Куда дернуть? В Румынию на веслах? — скептически переспросил лейтенант. — Или в Одессу?

— Не, до Мамы никто не собирался. У Кузьмы там должников много, — простодушно продолжал «колоться» Сарбаш. — Нас морячок обещал на фарватере подобрать.

— Судно «Ред Стар-Шесть», — вдруг подал голос Кузьма. — Они на Турцию идут. Гражданин начальник, — предложил задержанный, нехорошо покосившись на подельника, — давай я этого морячка опознаю, а ты и мне «признанку» намалюешь?

— А делить как собирались? — сделал вид, что не услышал вопроса лейтенант. — Поровну или по честному?

— По жизненной справедливости, — неожиданно засмеялся сержант, и подмигнул опешившим Сарбашу с Кузьмой. — Вы же, как последние фраера, голимого фуфела набрали. Ни одной серебрухи нету. Все — посеребренное. За такое — вами только катранов кормить в проливе.

— А вот насчет морячка мы с вами, гражданин Сарбаш, поговорим обязательно. Нам такие гости из будущего и даром не нужны! — добавил Александр.

Курская область, дер. Камышовка

Татяна Семыкина, тинейджер, пассажир легкомоторного самолета

Застолье было в самом разгаре. Накрытые во дворе Николая Артемьева столы ломились от яств. Половина блюд гостям была незнакома.

— Это что? — неуверенно спрашивала Татяна, показывая на стакан с прозрачным красным напитком.

Соседка, дородная женщина раза в два старше гостьи, каждый раз улыбалась:

— Морс это. Пей, дочка, не бойся. Там спиртного нет.

Татяна пробовала, смаковала незнакомый, но очень приятный вкус, а через минуту задавала новый вопрос, удивляясь терпению хозяев. Фридрих уже сошелся с парнями и размахивая руками травил анекдоты, встречаемые дружным хохотом. Уж чего-чего, а всевозможных смешных историй он знал огромное количество. Татяна была страшно горда собой. Так боялась лететь в Россию. И не лететь тоже боялась. Раз Фридрих так загорелся этой идеей, не составить ему компанию было бы беспросветной глупостью. Совместные приключения сближают! А раздельные… Ну, понятно же! Особенно, если найдется другая, не столь нерешительная. Та же Эльза Газенклевер! Эта корова всё время вьется вокруг Фрица. Только дай шанс… Но не на такую напала. У Татяны настоящий Семыкинский характер, она своего не упустит! И полетела. И долетела. И приземлилась. И ничего страшного. Хорошие здесь люди.

От самолета и двух шагов не успели отойти в одиночестве. Сначала налетели мальчишки: «Самолет! Самолет! Дядь, прокати по воздуху! Дядь, а вы из Москвы прилетели? Ух ты, из самой Германии? Так вы немцы, да? Из будущего? Дядь, а правда, что мы с вами воевали? Дядь, теть, пошли в деревню, у мамки обед готов! Нет, к нам! Нет, к нам!» При этом ни один из огольцов ни секунды не стоял на месте. Чуть позже подтянулись мужчины. Одежда смотрелась непривычно. Старинный покрой изношенных пиджаков, штаны с пузырями на коленях, потертые и стоптанные сапоги, кепки. Абсолютно не заботящийся о своем внешнем виде Фридрих выглядел на их фоне франтом. Разговор начали не сразу, то ли сами побаивались неожиданных гостей, то ли не знали на каком языке обращаться. Но когда выяснили, что прибывшие говорят по-русски, тут же потащили в деревню, где женщины уже успели накрыть столы.

И понеслось. Еда была удивительно вкусной. Татяна никогда не пробовала такого. «Потому что всё натуральное и экологически чистое». Фридрих сразу предупредил, что ему нельзя спиртного, ведь еще лететь назад. Татяна, заранее проинструктированная делать всё, как он, сообщила, что не пьет. Несмотря на рассказы, никто не уговаривал. Люди вокруг совсем не казались дикими или отсталыми. К тому же, мужчины к столу переоделись, теперь все выглядели, хоть и непривычно, но опрятно. Оказывается, встречали их в рабочей одежде, а кто же будет работать в новом. Сначала было просто интересно, потом стало весело. И становилось всё веселее.

Невысокий мужчина с темным от загара лицом откуда-то достал аккордеон (гармошка, вспомнила Татяна), пару раз для пробы развел меха…

Русские начали петь. Фридрих перестал «травить анекдоты» и начал подпевать. Часть песен была знакома и Татяне. Потом молодежь пошла танцевать. Танцы были совершенно незнакомые. Нет, она об этом слышала, но… Эта их «присядка» в живом исполнении…

— Танька, покажем класс?

Расслабившуюся Татяну вопрос застал врасплох.

— В чем?

— Брейк! Или мы не лучшая пара в Вюрцбурге?

— Ты с ума сошел! Под гармошку?

— А что? Вполне нормальный ритм.

Девушка прислушалась. И тряхнув головой, сказала с вызовом в голосе:

— А пошли!

И они показали! И как показали! Фридрих пошептался с гармонистом и…

Русская плясовая изумительно подошла для брейк-данса. Если уметь танцевать, конечно! А они умели! И вся деревня отбивала ладонями ритм, помогая танцорам…

Потом их провожали на «летном поле». А Татяна думала, что, наверное, пора научиться называть Фридриха Федькой не только наедине, но и про себя. И окончательно становиться Танькой Семыкиной. А то ведь он может надумать забрать прадеда и умотать в эту страну. И ей ничего другого не останется, как… В общем, надо быть к этому готовой…

Самолет разбежался и, покачав на прощанье крыльями, устремился на северо-запад.

Николай Артемьев подошел к неприметному мужичку, всё застолье державшемуся в тени:

— Ну что, товарищ сержант, выполнили мы задание партии?

— А ты как думаешь?

— Да вроде в лучшем виде. Накормили, напоили. А что они водку не пьют, так дети ж еще…

— Не в водке дело, — усмехнулся сержант. — Они же ни одного огурчика не съели. Молоко пили, то да. Но с соленьями облом. Не выйдет.

Николай почесал в затылке.

— Что ж ты раньше молчал? Мы бы…

— И что «вы бы»? Силком затолкали? Вот то-то. Оно может, и к лучшему.

— Это почему?

— Вон того мужика видишь?

— Андрюху?

— Ага, Андрюху. На морду ему посмотри. А потом немца вспомни. Не случайно он именно сюда прилетел. Ох, не случайно…

СССР. Литерный поезд, между Актюбинском и Чкаловым.

Егор Евсеев, альпинист

Лиза. Такая родная, ослепительно красивая… Стоит на странном сером облаке, тянет руки к Егору. И улыбается. По облаку, больше похожему на кучу грязной ваты, надерганной из телогрейки, утопая по щиколотку в окружающей серости, носится Дашка. Радостно кричит: «Папа, папа!»…

Егор пытается двинуться в сторону семьи, но не может сделать ни шага. Что-то держит ноги, мягко, но крепко. Облако начинает растягиваться, унося жену с дочкой дальше и дальше.

Егор рванулся, вырываясь из плена, и… проснулся.

Вагон мягко покачивался, весело постукивая колесами на стыках рельсов. Егор потряс головой, сбрасывая остатки сна. Потянулся, посмотрел на часы. Пять вечера. Двадцать часов проспал… Казалось, проспишь вечность! Не получилось. Запала и на сутки не хватило.

Егор, не слезая с полки, осмотрел купе. Наверху напротив дрыхнет Лешка. Как обычно, когда спит один. То есть, на животе, обняв руками подушку. Под Лехой свернулся калачиком Санек. Значит, на второй нижней полке — Наталья. Не в правилах дока оставлять подопечную без личного присмотра. В ногах у Санька устроился Сергей с оружием в руках. Ни фига себе! С отправления караулит? Дверь приоткрыта. Контролирует коридор.

Егор спрыгнул вниз, прихватив наган из-под расплющившейся подушки. Быстро же армейские привычки просыпаются.

— Где мы? — спросил негромко, стараясь не разбудить остальных.

— Актюбинск проехали, — ответил Усольцев, — Чкалов скоро.

— Ты спал?

— Нет, — капитан с трудом задавил зевок.

— Ложись, я покараулю.

Сергей кивнул. Встал, позевывая, и вышел из купе. Егор устроился на нагретое капитаном место.

Чкалов — это, кажется, старое название Оренбурга. Из Ташкента, по «железке» — часов тридцать. В двадцать первом веке. Еще раз сверился с часами. Семнадцать тридцать. Не понял. В сорок первом году поезда ходят вдвое быстрее? Или им особый поезд подсунули? Не многовато чести? Может, в это время скорый поезд был действительно скорым, а не стоял по паре часов у каждого столба? Хотя, собственно, какая разница? В поезде тепло и сухо. Полки мягкие, прямо диваны. Кипяток уж точно в титане есть. Вещи все вернули. Проклятые гебистские морды не маячат. Что еще надо человеку для счастья? Вздохнул. Чтобы Лиза на звонок ответила. Достал телефон, включил. Подождал, пока устройство поймает спутники. Набрал номер. «Абонент не отвечает, или находится вне зоны действия сети». Где же она? «Симка» у жены турецкая, пропасть вместе с Союзом не могла. Но, начиная с двадцать шестого, телефон «вне зоны». Неужели вляпалась? Турки были шелковыми, пока за спиной туристов стояла Россия. Зато когда она исчезла… Женщина в мусульманской стране — желанная добыча и ценный товар. Особенно красивая женщина. И подпольный гарем какого-нибудь набоба — не самый худший вариант. И не самый вероятный. Спокойно. Лизунька могла вернуться в Союз, телефон тоже будет в отключке: у нее не спутник, по десять баксов за минуту разговора… Где она будет мужа ждать в этом случае? Должен быть центр для иновременцев. Раз есть приказ собирать, значит, есть и место, где размещать. Там и спросим, как доберемся.

А что делать, если Лиза не выбралась? Вытаскивать из Турции самому? Ага! Сейчас. Доехать до Москвы, разжиться «трехлинейкой» и пойти шерстить Турцию! Вчетвером! Или во главе Красной Армии въехать в Стамбул на броне Т-35, паля по воробьям из выданного нагана! Да уж…

Самим желательно выбраться бы из цепких лапок наркома внутренних дел, товарища Берии. А то распихает «лучший менеджер двадцатого века» всю четверку по каким-нибудь «шарашкам» и заставит двигать науку в закрытом режиме. Или просто «закроет» в подвалах до выяснения. Впрочем, последнее вряд ли, сомнительно, что огромной страной столько лет могли руководить законченные шизофреники. Хотя нашлись же в славном городе Ташкенте аж восемь следаков, уверенно шивших альпинистам охоту на Сталина и прочее Политбюро с «шакалами» в руках. А ведь еще был кто-то, отдавший команду на вдумчивое копание именно в эту сторону. И был еще приказавший киргизам передать задержанных в Узбекистан. Стоп! Последнее говорит, нет, не говорит, а прямо кричит, о заговоре. Иначе можно и в Бишкеке нас потрошить. Или в Оше. Потому-то Сергей и вытащил их так легко и увез столь быстро. Потому и оружие.

«Не в Бишкеке, — поправил себя Егор, — во Фрунзе. Надо привыкать».

Усмехнулся. К названиям привыкнуть не сложно. А вот к остальному… К отсутствию родителей, например. Хотя Егор давно уже живет в Москве, но одно дело, когда можно сесть за руль и через четыре часа тормознуть у знакомого подъезда, а совсем другое, когда этого подъезда просто не существует. Невеселые мысли.

Чтобы отвлечься, Егор начал вспоминать историю. Кто есть кто, что когда происходило. Вспоминалось плохо. Отчасти из-за понимания, что это никому не нужно. Наверняка они не первые, и всё, что было и не было, уже знают все, кому не лень. Но больше потому, что из головы не уходили жена с дочкой. Как пришли во сне, так и не оставляли ни на минуту. Раньше не приходили. Может, случилось что? Нет, не надо себя накручивать… Просто события мчались таким галопом, что некогда было подумать…

На верхней полке зашевелился Лешка. Свесил голову, спросил сиплым со сна голосом:

— Мы где?

— Оренбург скоро. Мы с тобой одинаково мыслим.

— В смысле?

— Я то же самое спросил первым делом.

— А-а! Вполне логичное желание сориентироваться в пространстве и времени, — Лешка глянул на часы. Ни хрена себе шарашит! Такими темпами завтра к полудню в Москве будем.

— Похоже.

Лешка спрыгнул с полки, потянулся всем телом, разминая мышцы:

— Чего такой смурной?

— Лиза снилась. И Дашка, — чего тут скрывать. Товарищ и сам, небось, догадался.

Лешка еще раз потянулся, взял со стола котелок и вышел из купе. Уже в дверях повернулся к Егору и сказал:

— Не грузись! Сейчас хлебнем чайку, доедем до Москвы и будем искать твоих. Найдем. В крайнем случае, поставим турок раком. Если их девчонки еще не поставили. Они у тебя такие.

Москва. Стадион «Динамо».

В. А. Акимов, лейтенант ВВС

Бодрая музыка спортивного марша горячила кровь, заставляя сердце биться сильнее, словно перед вылетом. Веселая толпа болельщиков, устремленная к стадиону, обтекала неторопливо двигавшегося лейтенанта в синей парадной форме ВВС. Многие оглядывались, с уважением рассматривая блестевший на груди летчика новенький орден Красного Знамени. Но никто особо не задерживался, времени до начала матча осталось немного и все торопились занять места на трибунах. Игра должна была быть интересной, фаворит чемпионата страны по футболу, московское «Динамо» встречалось со своим киевским одноклубником.

Поднимаясь по лестнице к гостевой трибуне, Владимир поймал себя на том, что невольно подпевает доносящемуся из репродукторов маршу. Но вот подъем закончился. Пройдя небольшие ворота, у которых стоял служитель, проверивший его пригласительный, Акимов оказался на трибуне. Неожиданно для него, народу оказалось много, и он с трудом нашел место. Вокруг перешептывались, передавали друг другу программки и советы, доставали и наводили бинокли, стремясь получше разглядеть подготовку к матчу. Сидящий рядом пожилой, профессорского вида мужчина, уважительно посмотрев на орден, неожиданно поделился с Владимиром запасным биноклем и программкой. Представившись, профессор Торопецкий объяснил, что сегодня играет один из его знакомых, «перспективный молодой футболист» и добавил, что у киевлян в нынешней игре нет никаких шансов. Неожиданно в разговор вклинился сидящий на соседнем ряду, чуть выше их, мужчина заявивший по-украински:

— Побачимо, товарищу, як воно будэ.

Профессор тотчас завязал профессиональный спор с украинцем, причем оба с легкостью на память цитировали таблицу розыгрыша чемпионата, вспоминали, кто и когда забил гол, спорили, кому удалось лучше взять мяч и более технично его обработать. При этом они приводили примеры из игр чуть ли не двадцать седьмого года. С уважением прислушивающийся к спору Акимов скоро потерял нить рассуждения и перевел свое внимание на окружающее. Вместительные трибуны были почти уже заполнены. Оркестр сокращал ожидание. Эхо стадиона множило трубы. На бетонных призматических башнях полыхали вымпелы. Стадион был грандиозен. Вокруг бегового шлакового кольца стелилась полоса бетонного гоночного трека, образовывая исполинскую ванну, дно которой зеленело футбольным полем. Сочно-зеленое плато, расчерченное белыми известковыми линиями, ожидало начала матча.

Наконец на поле вышли судьи. Впереди, держа на руке, словно державу, надутый, важный от своей предстоящей роли кожаный мяч, шел основной судья — рефери. За ним, словно свита за королем, шли боковые судьи — лайнсмены, с флажками в руках. Выйдя на середину поля, рефери аккуратно положил мяч в центр очерченного мелом круга и замер, ожидая выхода команд.

Две группы игроков, сине-белая и бело-синяя, выбежали на поле, построились друг против друга. И крикнули, здороваясь: «Физкультпривет»! Вышедшие из строя капитаны поздоровались друг с другом и судьей. Быстрая жеребьевка и команды заняли свои половины поля.

Игроки разошлись по местам. Они стояли — одиннадцать против одиннадцати. Бутсы подминали траву лунками и шипами на подошвах. Стоял у самого мяча центрфорвард киевлян и за ним еще двое нападающих. Им выпал жребий начинать. За ними в готовности застыли остальные форварды, хавбеки — полузащитники и беки — защитники. В створках ворот — в голу — переминались с ноги на ногу вратари — голкиперы. Все замерло. На южной трибуне практически одновременно вспыхнули сотни огоньков — это засверкали на солнце стеклышки часов, наиболее нетерпеливые болельщики проверяли точное время начала игры. Владимир вдруг, по какой-то неведомой ассоциации вспомнил столь же нетерпеливо поглядывающего на часы Сергея перед атакой на деревню. Где он, удалось ли ему пройти фильтрацию? Надо бы завтра попробовать позвонить в штаб армии, знакомому старшине, может быть удастся что-нибудь узнать.

Свисток судьи, первый удар по мячу — и все внимание Владимира сосредоточилось на поле.

Несмотря на то, что москвичи лидировали в турнире, а киевляне до этого играли не слишком удачно, первые же минуты начались именно атакой киевской команды. Стало ясно, что гости сразу решили показать всё, на что они способны.

Мяч ни на секунду не задерживался у ноги украинцев. Едва дойдя до бутсы одного игрока, он мгновенно переходил к другому. К этому прибавлялся необычайный напор пятерки нападающих. Голевые моменты следовали один за другим, но голкипер москвичей, Николай Бычков работал ювелирно, словно вратарь из популярного фильма. И через некоторое время гости начали выдыхаться. Неудачная передача, мяч попал к левому нападающему, молодому, бритоголовому парню. Он сейчас же атаковал, обходя игроков противника с акробатической ловкостью. Мелкий дриблинг в непревзойденном темпе и отрыв от защитника… Вот он уже напротив ворот, вратарь выбегает вперед, пытаясь перехватить атакующего, но неудачно. Удар! Гол! Трибуны взревели, заглушая голос диктора из рупоров.

— Кто такой? Почему не знаю? — прокомментировал Торопецкий и зашуршал программкой. — Все ясно. Бесков Костя. Играл раньше за «Металлург». Теперь понятно, почему он показался мне знакомым.

Владимир промолчал, сосредоточившись на игре. На поле киевляне попытались опять атаковать, но перехватив во время паса мяч, Бесков передал его Ильину, на крайний левый фланг. Контратака москвичей казалось неотразимой, Ильин и другой форвард москвичей, Якушин, обошли всех и приближались к воротам. Удар! Но мяч не долетел до ворот, его перехватил маленький, юркий, появившийся на траектории удара словно из воздуха полузащитник.

— Этот тоже из новых, — прокомментировал Торопецкий. Диктор объявил, что мяч отбил Александр Скоцень. — Ага, это с освобожденной Украины.

Оставшееся время первого тайма прошло в атаках и контратаках. Обе команды играли как никогда напористо, но ни одного гола забить так и не смогли.

Второй же тайм начался с мощной атаки москвичей. Опять точными пасами передавая мяч от ноги к ноге, вперед вырвалась пара Ильин — Якушин. Тогда сбежавшиеся к ним киевляне, казалось, надежно заблокировали от них ворота и тут последовал неожиданный пас Якушина Бескову. Новый удар! Гол!

Обрадованные москвичи оттянулись на свою половину поля, стремясь передохнуть после атаки. Но тут неожиданно атаковали гости. Киевский нападающий нанес внезапный и неотразимый удар издалека. Мяч попал в девятку. Стадион взревел. Через некоторое время в репродукторы сообщили повторно, что гол забил нападающий Шиловский.

— Эх, голлер, голлер, Дорохова на тебя нет! — осуждающе крикнул сосед. А сверху радостно комментировал происшедшее болевший за киевлян украинец.

— Ничего, — утешил профессора Акимов. — Сейчас москвичи очухаются.

И, словно оправдывая прогноз летчика, динамовцы Москвы устремились на своих соперников — одноклубников всесокрушающей лавиной. Атаковали даже полузащитники, которым по всем нормам положено было страховать нападающих киевлян. И такой напор был вознагражден. Несколько голевых моментов, наконец один, а за ним и второй раз мяч затрепыхался в сетке ворот киевлян, защищаемой голкипером Николаем Трусевичем. Прозвучал гонг, сигнализируя, что до конца матча осталось пять минут. Но игра продолжалась в том же темпе. Казалось, она никогда не кончится, но тут прозвучал финальный свисток, прервав красивейшую атаку москвичей в самом разгаре.

— Финита! — удовлетворенно заметил профессор. — Считайте, что чемпионство у нас в кармане…

г. Мариуполь.

Николай Арнаут, он же — «Малой», механик судна «Red Star-6»

Город, расстилавшийся за окном, был для Коли Арнаута по прозвищу «Малой», практически родным. Паренек из села Старченково перебрался в Мариуполь еще в четырнадцать, когда дядька получил от металлургического комбината квартиру. Будучи человеком, помнящим родство, он не сумел отказать племяннику, желающему вкусить всех прелестей урбанистической цивилизации. Прелести оказались сомнительными. Алкоголь и дома был достаточно доступен, а на длинную красивую машину заработать влет не удалось…

От срока, даже условного, Колю отмазывали всем силами. Получилось. Помогли и дядькины связи, и возраст преступника, да и владелец «подломленного» ларька, махнул рукой — не особо-то и взяли много, чтобы жизнь пацанам коверкать…

На всякий случай, от греха подальше, малого (тогда еще с маленькой буквы) устроили в «мореходку». Там Арнауту, доселе далекому от любых проявлений романтики, в том числе и морской, неожиданно понравилось. Да, довольно строгая дисциплина, приходится ходить в форме, зубрить головоломные науки и английский. Но зато!.. Перспективы будущего радовали и манили.

Потом грянувшая волна кризисов изрядно пошатнула благосостояние «сухопутных». Зато в море всегда работа есть. Хоть на какую-то лайбу, хоть под «греком», хоть под «турком», толкового механика со знанием языков брали всегда. Так и тянулась биография, обрастая пикантными подробностями в виде мелкой контрабанды, связях с сомнительными личностями в куче портовых городов. А потом случилось Событие. И сухогруз «Рэд Стар-6» под турецким флагом (порт приписки Синоп, водоизмещение четыре тысячи пятьсот семьдесят шесть тонн, груз — сельскохозяйственная продукция), пришел в порт Мариуполь. Только не республики Украина, а СССР образца года одна тысяча девятьсот сорок первого. Хорошо, что фарватер не изменился и глубины в порту особо не выросли. Хотя ведь могли, могли… Появились же пустыри и одноэтажные, типично сельские домики, на месте кварталов многоэтажек.

До решения вопроса экипаж «Рэд Стара» расселили по городу. На всех маленькой гостиницы не хватило. «Турок» оказался далеко не единственным судном, попавшим в такую неприятную ситуацию. И моряков — иновременников было слишком много. Впрочем, повезло не всем. Танкер «Алькату», под «панамцем», неведомое природное явление разрубило пополам. Экипаж частично спасся, пересидев на захлестываемой волнами рубке, на пару метров возвышающейся над уровнем моря. И теперь, стараясь не задумываться, что же произошло с теми, кто находился на носу, оттягивался на берегу, празднуя свое спасение. А прямо посреди акватории Азовского моря постепенно разливалось пятно, вытекшее из располовиненных танков. Хорошо, не нефть-сырец, а всего лишь подсолнечное масло…

Арнаут поднялся с продавленной кровати, тут же радостно заскрипевшей древней панцирной сеткой. Хорошо быть капитаном! А ему, как и большинству, пришлось дожидаться решения всех вопросов в портовской общаге для несемейных. С одним туалетом типа «толчок» на этаж, холодным душем, и единственной на все здание розеткой. Лучше бы на судне разрешили оставаться, в самом деле! Хорошо хоть валюту поменяли по приличному курсу. Притом не всю, а только ту сумму, что сами владельцы хотели. Единственное, что искупало нахождение здесь — так это перспективы! Опытный взгляд Арнаута сразу отметил полное отсутствие пограничников. Да, и раньше на мариупольском КПП служили не самые въедливые представители «органа охраны границ» из виденных Колей в жизни. Но сейчас, можно было даже не мотоциклы подвешивать за прожекторами трюмного освещения, а тащить все подряд! Как сюда, так и обратно! Тут же в дефиците даже элементарные презервативы! Не говоря уже о бритвенных лезвиях и тому подобном! Золотое дно! Интересно, сработают ли те два лоха, с которыми пиво пил? Рожи вроде не тупые, перспективы оценили сразу. А в музее должно быть много чего интересного! Зря, что ли, до пятидесятых годов областным числился? Самому бы пойти, да спалишься с концами. Знакомства с нынешними местами лишения свободы в планы Арнаута не входили никоим образом.

В коридоре раздались быстрые шаги. Наверное, соседи вернулись. Правда, обещали к ночи подтянуться. Но мало ли что?

Выкрашенная белой краской дверь распахнулась. В проходе, положив руку на открытую кобуру, стоял высокий парень в милицейской фуражке. И очень нехорошо улыбался, обшаривая глазами, как локатором, обстановку комнаты и как назло останавливаясь на тех местах, которые Коля счел пригодными для тайничков.

— Ну что, гражданин Арнаут, «Откройте, милиция!», я говорить не буду. У вас и так открыто.

Арнаут, сообразив, что что-то пошло не так, оперся о стену, пачкая спину побелкой. А в комнате вдруг стало очень тесно. Так же тесно, как в камере предварительного задержания Приморского РОВД двадцать лет назад (или вперед?). Вот только дядя уже умер (или еще не родился?). И в СССР была Сибирь. И очень много снега…

Федеративная Республика Германия, г. Вюрцбург.

Федька Брусникин, тинейджер, пилот-любитель

Несмотря на темноту, самолет заходил на посадку, словно по учебнику. Старый механик усмехнулся. Предпоследний. Интересно, у него та же проблема, что у остальных? Усмехнувшись еще раз, Отто отправился к полосе. Красно-белая машина остановилась. Из кабины вылез пилот, за ним пассажирка.

— Гутен абенд, Отто, — поприветствовал немца Федька. — Как дела?

Механик принюхался.

— У вас всё в порядке?

— Да, а что? Остальные прилетели?

— Кроме Ганса. Но и он на подходе.

— А что Вы так подозрительно смотрите? — спросила Танька.

Механик усмехнулся. — Не могу при дамах. Вас там кормили?

— Да, — произнес парень. — И поили. Русские очень гостеприимны. Правду дед рассказывал.

— Очень вкусно! — подтвердила девушка.

— Ладно. Значит, еда не причем. Прадеда встретил? — сменил он тему разговора.

— Встретил. Мальчишка совсем. Только одиннадцать стукнуло. А прапрадед — крепкий мужик. Меня одной рукой сломать может!

— Только Фридрих им представляться не стал, — наябедничала Танька.

— Может, и правильно, — задумчиво сказал Отто, — у них своя жизнь, у нас своя. Вполне реально не мешать друг другу. Вон, кстати, и Ганс.

— Дождемся, пожалуй, — сказал Федька. — Интересно, как их встречали?

Даже в свете аэродромного освещения было видно, что машина чуть дергается. Словно у пилота сильно дрожат руки. «Странно, — подумал Брусникин, — Ганс, конечно, дубина редкостная, и скотина, если честно, но пилот хороший. Напился, что ли?» Однако, пьяный или трезвый, но сесть пилот сумел без особых эксцессов. Тройка встречающих подошла к машине. Дверь распахнулась, и Ганс пулей пролетел в сторону административного здания.

— Чего это он? — удивилась девушка.

И тут же сморщила нос: волна не самого приятного запаха дошла до всех троих.

— Еще один, — усмехнулся Отто. — Я думал, их там отравили. Но вас тоже угощали, верно?

— И еще как! Чего только не было!

— То есть, и остальных не отравили.

— А что, все такими вернулись? — уточнил Федька.

— Почти поголовно, — рассмеялся механик. — Крылья в крестах, задницы в дерьме. Извините, фройляйн.

— Ничего, — отмахнулась девушка, — но почему?

— Я думаю, — глубокомысленно заметил Федька, — что запах свежей краски наложился на что-нибудь из натуральных продуктов и дал такой эффект. Во всяком случае, так я напишу в Интернете. Мы единственные летели на неперекрашенном самолете, и с нами всё в порядке.

— Может, даже продукты совсем не причем, — усмехнулся Отто. — Одной краски хватило. Хорошая версия.

Танька повертела головой, глядя то на одного, то на другого собеседника.

— Это что за приколы?

— Почему приколы? — с искренним изумлением спросил Федька. — Рабочая версия случившегося. Тебя не устраивает? Представляешь, иначе завтра эти придурки будут орать, что их отравили.

— Устраивает, — согласилась Танька. — Слушай, давай не будем ждать, когда он подотрется? Поехали! Ты еще хотел к деду Степану заехать.

— Верно. Ауфвидерзейн, Отто.

— Ауфвидерзейн, Фриц.

Мотоцикл, ревя мотором, мигом домчал путешественников до дома старших Брусникиных. На этот раз Федька ворвался еще шумнее, чем обычно.

— Дед! Ты не поверишь! — с порога заявил он.

— Ты слетал в СССР, — спокойно сказал Степан Андреевич. — И тебя там никто не съел.

— С тобой неинтересно, — Федька сделал вид, что надулся. — Ты всё знаешь заранее.

— О вашей дурацкой акции весь день болтают по телевизору. И как тебе летать на машине с фашистскими крестами?

— Мы… — начала Танька.

Федька жестом оборвал подругу, посмотрел в глаза деду и, не смущаясь присутствия Таньки, произнес:

— В рот им, а не кресты у меня на крыльях! Наш самолет Отто не перекрасил. Зато тебе посылка. Из Камышовки.

И поставил на стол банку соленых огурцов.

Степан Андреевич расцвел.

— Настоящие… Как мама солила…

— Дед, прости, но… — правнук не знал, куда девать глаза, — это она и солила. Только я не стал говорить…

Наступило молчание. Потом самый старший Брусникин вытер слезу и сказал:

— Правильно. Ни к чему. Взрослеешь, внук. И спасибо. Варенька не хуже делает. Просто мамины — есть мамины…

— А где бабушка?

— Спит уже. Время-то сколько. Я тебя ждал. Вас. Как тебе Россия, Татяна?

— Танька, — поправила девушка. — Теперь точно Танька. Там здорово. И не в еде дело. Люди… нет, они, конечно, бедно живут. Но… они искренние. Настоящие.

И окончательно засмущалась.

— Ну ладно, — произнес Степан Андреевич, — на сегодня, надеюсь, ваши приключения закончились?

— Почти, — сказал Федька. — Надо осветить в интернете причину массовой болезни пилотов.

— Да, — подтвердила Танька, — А то никто не знает, что самолеты покрасили вредной краской.

— На самом деле? — удивился дед.

— Мы огурцы тебе привезли, — серьезно произнес Федька, — а они их ели. И запивали пареным молочком. Я правильно сказал? Оно пареным называется?

— Не пареным, внучек, парным, — поправил Степан Андреевич, и все трое расхохотались.

СССР. Войсковая часть ХХХХХ.

Юрий Колганов, майор РККА, управление «Ноль»

Тянуло в сон. Еще бы, три таких перелета на самолетах, отнюдь не отличающихся комфортом, с точки зрения двадцать первого века конечно, да еще потом долгая поездка в закрытом автомобиле. Крайний самолет, признаться честно был совсем неплох. Ли-2, а точнее, как потом признался летчик, родной американский «Дуглас», поразил непривычными, но весьма удобными креслами, расстояние между которыми вполне позволяло вытянуть ноги. Но трясло его на воздушных ямах немногим меньше, чем пресловутый ПР-5. Оказавшийся в действительности чем-то вроде ухудшенной «Аннушки», Ан-2, на котором в свое время еще старшему лейтенанту Колганову пришлось полетать немало, этот биплан вытряс из отвыкшего от таких пертурбаций майора все содержимое желудка. Даже сейчас, спустя сутки, Юрия передернуло от неприятных воспоминаний. А ведь завтра напряженный рабочий день…

Проверив, как заведен и насколько установлен будильник, не привычный электронный, а местный механический, он лег в постель, укрывшись одной простыней. Погода, несколько дней вытворявшая неведомо что, снова стала летней и в доме, без привычного кондиционера, было душно.

Поворочавшись немного, он все же забылся беспокойным сном. И снилось ему…

«— Астался адын вопрос, товариши. Докладивайтэ, товаришь Бэриа.

— Среди депортированных из Англии граждан стран СНГ присутствует гражданка Новодворская, — грустно сказал Берия. — Валерия Ильинична. Правозащитник, публицист, диссидент, лидер мелкой буржуазной партии, кавалер литовского ордена, автор книг антисоветского содержания. Что с ней делать?

— Как что? — удивился Ворошилов. — Неужели статьи не найдется?

— Как говорят потомки: „Был бы человек, статья найдется обязательно“, — отшутился нарком внутренних дел. — А для нее и искать не надо. Каждые пять минут наговаривает на десять лет строгого расстрела без права переписки, — он поправил пенсне и добавил. — Нельзя ее ни расстрелять, ни посадить.

— Почему? — снова удивился Климент Ефремович.

— А если шашкой? — поддержал боевого товарища Буденный.

— Нельзя, — вздохнул Берия. — Очень хочется, но нельзя. Во-первых, она психически нездорова. И не отвечает за свои поступки.

— Так в психушку, — пожал плечами Молотов.

— А во-вторых, — продолжил Лаврентий Павлович, — шум на Западе будет неимоверный. Лечить ее из-за этого тоже нельзя.

— Так может, — задумчиво произнес Микоян, — назад? В Германию или Францию. Пусть они лечат.

— Пробовали. Все категорически отказываются. И Франция, и Штаты. Даже Польша и Буркина-Фасо. Не для того, говорят, депортировали.

Политбюро задумалось. Выпускать сумасшедшую на свободу не хотелось. Разглагольствования „демократки и диссидентки“ никого особо не беспокоили, советский народ плохо понимает психически ненормальных. Но меры какие-то принимать надо.

— Кроме того, — вздохнув, продолжил Берия, — она требует „человеческих условий“ для проживания. Англичане уже начали пованивать на эту тему.

— Что она под этим понимает? — поинтересовался Ворошилов. — Отдельную квартиру в центре Москвы и обеспечение питанием?

— Не квартиру, а охраняемый „коттедж“, — незнакомое слово Берия произнес без малейшей запинки. — Причем, охрана должна быть не советской. Еще Интернет и возможность выступать перед народом.

— А ведь есть такое здание, — задумчиво произнес Микоян. — Вчера я гулял с Серго… С сыном…»

По коридору за дверью кто-то прошел, заставив спящего Колганова беспокойно пошевелиться.

«Следователь поднял взор на собеседницу.

— Валерия Ильинична, принято решение разрешить Вам проживание на территории Советского Союза,

— Вот! Я знала, что демократические принципы восторжествуют! — с пафосом произнесла тучная пожилая женщина. — Даже кровавые палачи Берии не посмеют поднять руку…

— Вы просили, — бесцеремонно прервал ее лейтенант, поглядывая в лежащий перед ним лист бумаги, — трехкомнатную квартиру в отдельно стоящем здании в центре Москвы, охрану от фанатиков-коммунистов, обеспечение питанием по нормам не ниже, чем у Политбюро, и возможность свободного изложения своего мнения. Так?

— Да! — подтвердила Валерия Ильинична, открыла было рот, но продолжить не успела.

— Такого помещения у нас нет, — опередил ее следователь. — Есть пятикомнатный отдельно стоящий дом со всеми удобствами по адресу Большая Грузинская, один. Устроит?

— А охрана? — поинтересовалась Новодворская. — И насчет выступлений?

— Охранники уже на месте. Они вообще не граждане Советского Союза, и никогда ими не станут. Выступать можете прямо с порога своего дома, место людное. Питаться будете по нормам охраны. Это вдвое выше, чем в ЦК. Вот фотографии дома.

— Ну… — протянула правозащитница. — А вид снаружи?

— Охрана не дает снимать, — пожал плечами чекист. — Они нам не подчиняются.

— Ну… Ладно, раз ничего лучше нет, я, пожалуй, соглашусь…»

От неудобной позы затекло плечо. Юрий в полудреме перевернулся на другой бок и снова провалился в сон.

«Молодая девушка говорила разномастной группе людей:

— Уважаемые посетители! Здесь находится еще одна достопримечательность. В доме на острове проживает известная правозащитница Валерия Ильинична Новодворская. Через десять минут после окончания нашей экскурсии она будет выступать с обличительной речью в защиту прав гомосексуалистов, — экскурсовод на минуту задумалась. — Или наркоманов, не помню. Да это и неважно, слова-то одни… — девушка выслушала вопрос посетителя и покачала головой. — Нет, сфотографироваться с Валерией Ильиничной нельзя. Она очень боится людей. Поэтому и отгородилась от всех кольцевым рвом с водой и белыми медведями нашего зоопарка. А сейчас пройдемте в обезьянник…»

Снова хлопнула дверь. Но разбудить усталого майора было трудно:

«Пресс-конференция работника НКИД СССР продолжалась…

— Телекомпания БиБиСи. Меня интересует преследование госпожи Новодворской.

— Простите, но госпожу Новодворскую никто не преследует. Предупреждая Ваш следующий вопрос, за ней даже не ведется наблюдение.

— Но она заключена в клетку в московском зоопарке!

— Ваши сведения ошибочны. Госпожа Новодворская, действительно, проживает на территории Московского Зоопарка. Однако не в клетке, а в комфортабельном доме, и это ее личный выбор. Из тех вариантов, которые мог предложить ей Советский Союз, этот понравился ей больше всего…

— Газета „Фигаро“. По нашим данным, госпожа Новодворская не может покинуть место своего проживания!

— Почему? Никто не мешает ей этого сделать!

— А медведи?

— Что медведи?

— Но ведь ее охраняют белые медведи!

— Госпожа Новодворская сама об этом просила. Поскольку ее не устраивает охрана из советских подданных, а привлечение иностранных военнослужащих не предусмотрено законами СССР, мы были вынуждены привлечь лиц, не имеющих никакого гражданства. Подчеркиваю еще раз: охрана охраняет госпожу Новодворскую от угрозы извне.

— „Дейли Телеграф“. Эта угроза существует?

— Госпожа Новодворская считает, что да. Мы не можем не учитывать ее мнение, чем бы оно ни было вызвано.

— А если госпожа Новодворская захочет покинуть клетку?

— Как только она войдет в клетку, она сможет ее покинуть.

— Я имею в виду территорию зоопарка!

— Никто не препятствует ей покинуть территорию зоопарка.

— А территорию СССР?

— Советский Союз не препятствует госпоже Новодворской покинуть СССР. Однако на данный момент только две страны согласились впустить госпожу Новодворскую на свою территорию. Однако Валерия Ильинична отказалась выехать в эти страны.

— Какие это страны?

— Уганда и Центральноафриканская Республика.

— „Нью-Йорк Таймс“. А как обстоит дело с возможностью выражения госпожой Новодворской своих взглядов?

— Госпожа Новодворская по собственному желанию выступает перед посетителями зоопарка с весьма интересными речами. По уровню посещаемости, это одно из ведущих шоу зоопарка.

— Надо ли понимать, что с заселением госпожи Новодворской доходы зоопарка выросли?

— Нет. Обороты выросли, но все дополнительно полученные деньги уходят на питание госпожи Новодворской.

— А как обстоит дело с ее питанием?

— Госпожа Новодворская снабжается по медвежьей норме. Это значительно больше, чем может съесть человек.

— А она съедает?

— Не поверите! Все до последней крошки!

— Телекомпания БиБиСи. Я хотел уточнить о белых медведях. Это же очень злые звери?

— Молодой человек, как Вы считаете, если Вас заставить круглосуточно охранять Валерию Ильиничну, лично Вы долго будете добрым?»

Юрий резко проснулся, посмотрел на часы и мысленно выругался. Нет, спать в такой духоте решительно невозможно. Поэтому и снится всякое… Поворочавшись, он встал, не включая свет, подошел к умывальнику и обтерся мокрым полотенцем.

Несколько минут спустя он снова заснул, на этот раз без всяких сновидений…

Ленинградская область. Пулковские высоты.

Пулковская обсерватория АН СССР

На фоне беспредельной черноты космоса вокруг голубого шара Земли кружилась громоздкая конструкция. Составленное из модулей центральное тело, с торчащими с двух сторон на обоих крайних модулях, огромными сдвоенными панелями солнечных батарей, плавно поворачивающимися к солнцу. Еще несколько панелей другой конструкции торчали перпендикулярно предыдущим и при взгляде с земли были незаметны. Станция летела в пустоте, совершенно темная и пустая, словно забытая всеми. Но панели исправно вращались, следя за солнцем и снабжая ее электроэнергией. Неожиданно ожило несколько секций. По одному из торчащих в сторону сегменту проскочило несколько световых сигналов, затем из дюз вырвались струи пламени и вся конструкция медленно сдвинулась вверх, меняя орбиту.

Конечно, такие подробности не были видны даже в самый большой телескоп Пулковской обсерватории и додумывались наблюдателем, но то, что наблюдаемое тело дрогнуло и начало изменять свое положение, было все же заметно. Королев с сожалением оторвался от окуляра и оглянулся на сосредоточенно работающих у камеры астрономов.

— Посмотрели, Сергей Павлович? — спросил его стоящий рядом немолодой человек в очках, с бородкой, напоминающий типичного профессора из фильма.

— Да, Гавриил Андрианович. Конечно, фото из будущего выглядят более эффектно, но увидеть своими глазами…

— Понимаю вас, батенька. Воплощённые мечты, да-с. Иногда мне хочется поблагодарить тех, кто все это сотворил. Не всякому удается увидеть мир будущего и увидеть, как воплощаются в действительность самые заветные мечты человечества.

— Не только мечты, Гавриил Андрианович, не только, — задумчиво ответил Королев, вспомнив увиденные фотографии ядерного взрыва, — но и страхи. К сожалению…

Москва. Кабинет т. Сталина.

И. В. Сталин, секретарь ЦК ВКП (б), Председатель СНК СССР

Время на экране подошло к нулевой отметке и резко перевалило за черту, отделяющую один день от другого. Он внимательно посмотрел на стоящего навытяжку адмирала. Тот выглядел внешне спокойно, хотя он и чувствовал, что Воложинский волнуется. Так же как и стоящий рядом с ним Кузнецов. Первая встреча вживую, как не смотри.

— Садитесь, товарищи адмиралы.

Оба, сделав два четких строевых шага, необычных для моряков, подошли к столу и сели. Разместились не торопясь, основательно, что ему понравилось. Как и то, что иновременник быстро пришел в норму. Он вообще любил таких, уверенных в себе и своих умениях людей. Неожиданно вспомнился Чкалов и полученные от группы Абакумова данные из Сети. Вполне правдоподобные, если внимательно изучить дело. Из глубины поднялся гнев и, стараясь с ним справиться, он занялся манипуляциями с трубкой.

— Докладывайте, товарищ Кузнецов.

— Товарищ Сталин, — привычное начало доклада помогло переключиться на рабочий лад. Тема доклада была действительно серьезной. Флот, на создание и поддержание которого тратились миллиарды народных денег, в новых условиях оказался не более чем плавающей мишенью и картонным мечом. Иновременные корабли положение изменить не могли, их едва хватало на полноценную эскадру на одном из морей. При этом для них надо создавать новую систему базирования. Но больше всего беспокойства доставляли ракетные подлодки. Эти подводные линкоры, способные снести залпом полконтинента, требовалось защитить от возможного нападения во время пребывания в порту, обслуживания и ремонта. С одним из этих ценнейших для страны в нынешних условиях кораблей и так уже произошел «несчастный случай». Так что требовалось срочно, в течение ближайшего месяца — двух организовать грандиозное строительство, требовалось решить, как и на каких условиях организовывать воздушное прикрытие баз и завода в Молотовске зенитными ракетами корейских друзей. Друзья они конечно друзья, но себе на уме, так что все показывать им тоже не следовало. А вот товарищ Кузнецов явно поддался оптимизму.

— Вы уверены в правильности ваших расчетов, товарищи? — «Дружно подтверждают. Что же, поверим». — А теперь доложите, как у нас решен вопрос со связью? Мы не можем допустить, чтобы капитан, потерявший… психологическую устойчивость и оставшийся без управления, втянул нас в уничтожающую войну, в «армагеддон».

— Товарищ Сталин, — Кузнецов отвечал спокойно, не заглядывая в бумаги и не задумываясь надолго, — станция связи с подводными лодками переведена нами в дежурный режим. Как выяснилось, она принципиально ничем не отличается от станции того же назначения, используемой в будущем. Наличие у товарища Воложинского соответствующих кодов позволило наладить связь с находящимися в море лодками. Кроме того, по линии НКВД налажен контакт с двумя судами из системы управления стратегическими силами в чрезвычайной ситуации. В настоящее время мы можем гарантировать, что приказы Советского Правительства будут переданы в любом случае.

— А выполнены? Как вы считаете, товарищ Воложинский? Сидите, сидите, — он затянулся, с интересом наблюдая за реакцией иновременника.

— Т… товарищ Сталин, — видно, что адмирал заволновался, но по делу, не за себя, отметил он, — командный состав и матросы на эти корабли подобраны специально. Они знают, что зависит от выполнения и невыполнения приказа. Поэтому могу вас заверить, что приказ Родины они выполнят.

— Это хорошо. Но сможем ли мы отдать такой приказ? — он отметил, что адмирал держится хорошо. Ловко обошел слово «офицеры» и правильно назвал нижних чинов «матросами», а не «краснофлотцами». Пока не «краснофлотцами». «Пожалуй, стоит вернуть старое наименование. Чем матрос РККФ хуже краснофлотца? Ничем. Это все отрыжка троцкизма, все переделать, от всего прошлого отказаться». Уверенность адмирала в своих подчиненных и самообладание ему тоже понравилась. Ответил на заданный вопрос уже Кузнецов, как старший:

— В настоящее время нами создается распределенная система отдачи приказа на применение специального оружия. Согласно указаний Правительства, право отдать такой приказ имеют десять человек, получивших специальные инструкции. Для передачи сигнала используются все доступные средства, от системы связи Наркомата Обороны до радиостанции «Коминтерн».

— Как у нас обстоят дела с кораблями, возвращающимися из дальнего плавания?

— В настоящее время отряд Тихоокеанского флота, включающий ракетный крейсер «Варяг», продолжает движение во Владивосток, а большой противолодочный корабль «Адмирал Левченко» прошел Скагеррак. Сформированный во Владивостоке отряд кораблей Тихоокеанского флота в составе большого противолодочного корабля «Маршал Шапошников», танкера «Печенга» и морского спасательного буксира вместе с лидерами «Баку» и «Тбилиси» отправлен навстречу «Варягу». В автономном плавании остаются три ракетных подводных крейсера стратегического назначения и одна атомная подводная лодка с самолетами-снарядами. Последняя также получила приказ присоединиться к отряду кораблей Тихоокеанского флота.

— Надо принять все меры для возвращения этих кораблей в наши порты, — он встал и подошел к карте, — Нельзя допустить повторения «несчастных случаев».

Обсудили еще раз все возможные мероприятия. Он снова отметил про себя решительность и профессионализм иновременного адмирала, сочетающиеся с неожиданной аполитичностью.

Закончив беседу и проводив моряков, он посмотрел на лежащую в пепельнице трубку и с печальным вздохом затушил ее, ворча под нос о врачах-вредителях. Потом сел за стол, покосился на экран вычислителя и пододвинул к себе первую папку. Работа спорилась. Поэтому он погрузился в дела, от которых отвлекся, лишь услышал доклад Поскребышева, сообщившего о прибытии товарищей Берии, Молотова и Меркулова. Попросил пригласить сначала Берию и Молотова.

Поздоровались, после чего Берия достал из нового, изящного полупортфеля-получемоданчика две папки. И сразу приступил к докладу по первой, одной из важнейших на сегодня порученных ему проблем:

— …Нами создан Технический совет при Спецкомитете во главе с товарищем Ванниковым. При Техническом совете также создаются комиссии по различным вопросам разработки специального бомбового вооружения. Привлекаются самые перспективные научные и технические кадры, в том числе специалисты с уже прибывших подводных кораблей. Список необходимых для выполнения программы СБВ заводов и научно-исследовательских институтов — в приложении номер два. Для ускорения работ используются материалы из будущего, в том числе имеющиеся на подводных кораблях учебники, схемы и прочие материалы.

— Это хорошо, товарищ Берия. А что предпринимается для получения исходного материала?

— Благодаря материалам товарища Шарапова, нам известны все имеющиеся в нашей стране месторождения. Наиболее перспективным все специалисты считают месторождение Майли-Сай, в Киргизии. Еще в двадцать девятом году академик Ферсман нашел там залежи радиобарита. Содержание в руде металла — одно из самых высоких в мире. Спецкомитетом собрана экспедиция для выбора площадки под строительство… — он внимательно выслушал доклад и внезапно спросил, откладывая незажжённую трубку, которую держал в руке.

— Вы считаете, что мы можем привлечь к столь секретному проекту иностранных специалистов?

— Только на этапе разработки принципиальных схем и технологий, товарищ Сталин.

— Этот вопрос стоит обдумать тщательнее. Есть мнение, что нецелесообразно допускать к этим работам даже корейских товарищей. С учетом того, что имеется возможность использовать опыт непереместившихся специалистов. Проработайте этот вопрос тщательнее и доложите через два дня. Как считаешь, Вячеслав?

— Думаю, это правильно, Коба.

— Хорошо. Тогда давайте заслушаем товарища Меркулова, — словно не замечая, что Берия готовит вторую папку, предложил он.

Приглашенный Поскребышевым, Меркулов не заставил себя ждать. Поздоровавшись и пройдя твердой походкой военного до стола, он уселся рядом с Берией.

— Товарищ Меркулов, как проходит подготовка к передаче интернированных польских граждан? — он знал, что основной объем работы выполняет НКВД, но спросил именно Меркулова.

Доклад наркома ГБ был краток, деловит и, что ему понравилось, не маскировал недостатков как по линии его ведомства, так и у работников органов внутренних дел. Во время доклада он внимательно наблюдал за Лаврентием. Но тот реагировал спокойно и конструктивно.

— Хорошо. Что еще есть по вашей линии, товарищ Меркулов?

— Товарищ Сталин. После переноса НКГБ полностью лишился внешних, заграничных сетей, а наша техническая база и багаж знаний инструкторского состава о внешнем мире совершенно не соответствуют минимальным требованиям для работы в мире две тысячи десятого года. Наши специалисты не смогут подготовиться раньше, чем через два-три года. За это время мы можем потерять ценнейшие кадры, необходимые стране. Проведенный анализ возможных действий империалистических разведок показывает, что они прибегнут к интернированию, подкупу и уговорам важнейших для развития и безопасности нашей страны лиц. Всерьез займутся вербовкой. Будут использовать любые методы, от тех, что применены в Великобритании, США и Японии в настоящее время, по запрету выезда граждан бывших республик, до похищений и убийств. И это будет сделано не позднее, чем через месяц-два, а скорее, менее чем за месяц, поэтому меры по противодействию нужно принимать немедленно. Вплоть до эвакуации особо ценных кадров, незаконно удерживаемых империалистическими правительствами. Есть предложение организовать в системе наркомата специальное управление, занимающееся наряду с этими вопросами, также связью с агентурной сетью из будущего, проверкой этой сети на лояльность и профессиональную пригодность, выявлением в ней двойных агентов и предателей. Для работы в этом управлении предполагается привлечь уже используемых и достаточно проверенных специалистов-иновременников, например из службы безопасности товарища Фридлендера, а также сумевших прибыть в СССР самостоятельно.

— А что скажет товарищ Берия? — он привычно взял в руки трубку, повертел и положил назад. Как и ожидалось, Берия поддержал своего бывшего подчиненного, Молотов слегка посомневавшись, тоже согласился.

— Хорошо, — согласился в конце концов он, — есть мнение вынести это предложение на заседание СНК и Штатной Комиссии…