Пролог

За сорок лет до описываемых событий

Нордвент

Бер

Королевский кабинет поражал не пышностью, что было бы вполне естественно для величайшего монарха просвещенного мира, а сдержанным аскетизмом. Особенно, если вспомнить тронный зал…

Ни изысканных гобеленов маринской работы, ни драпировки черсидским габардином. Простота линий и отсутствие каких-либо изысков. Разве что иссиня-черные панели из корельской сосны выбивались из общей картины.

В тон драгоценному дереву столь же простой стол и пара кресел. Одно у стола, второе у камина. Чтобы, если захочется поразмыслить, глядя в беснующееся пламя, не требовалось передвигать громоздкую мебель. Слуги ленивы и тугоухи.

Когда Людовик впервые вошел в святые святых отца, не как гость, а как полноправный хозяин, первой мыслью в монаршьей голове была та, что надо бы здесь все изменить! Привести, так сказать, с жизнеутверждающей позицией юного короля. Но опустился в кресло, посмотрел на пламя за решеткой и передумал. Очень уж хорошо мыслилось в обстановке суровой строгости, когда взгляд не цепляется сам собой за разляпистые элементы декора, кои так ценились владетелями. Но его-то владение не пара деревень и полуразвалившийся замок. А весь Нордвент, величайшая держава, равной которой не существовало со времен Салевской Империи.

И ему, потомку и преемнику самого Шарлемана, иногда стоит подумать и о бренности существования.

Так что всё осталось без изменений. Стены с многочисленными, но безыскусными канделябрами, стол с чернильницей и гусиным пером, несколько книжных полок да пара кресел. Королевское и королевское. Ибо привилегией сидеть в присутствии короля, те, кто входил в данный кабинет не обладали. Ею вообще никто не обладал, за исключением разве что королевы. Впрочем, ей еще и лежать в присутствии Его Величества дозволялось…

Хотя, исключение из общего правила было. Единственное, как приличному исключению и положено. Но архиепископ Нордвендский, кардинал Пречистой Церкви и старший брат Людовика Анхело фон Остеррайх предпочитал привилегией не злоупотреблять и кресло игнорировал. Обычно он неторопливо прохаживался по кабинету, докладывая королю об очередном заседании Верховного Капитула, с коего вернулся накануне. Или о чем-нибудь еще столь же неинтересном, но важном.

Впрочем, сегодняшний доклад не оставил Людовика равнодушным. Святые Отцы, похоже, сошли с ума! Сама идея перебить всех вильдверов – верх глупости! Не говоря уже…

Хотя, с другой стороны…

Нет, надо успокоиться и всё как следует обдумать! Король любил поразмышлять вслух, раскладывая обдумываемые вопросы «по полочкам», перебирая «за» и «против», сравнивая различные варианты и взвешивая их на весах непогрешимой королевской мудрости. Во, загнул! Так и у Анхело не с первого раза получится!

Ох, Анхело, Анхело! Хитрый, словно Красный Лис, символ Антийских островов, не так давно приведенных под сень Божественной круговерти! Даром, что в детстве друг у друга игрушки отбирали, все одно не может удержаться от своих игр. Одни интриги в голове. Хотя надо отдать должное, мастер! Наследник отказывается от престола величайшего государства! Сам! Где это видано? Глупость же несусветная! Никакая не глупость! Нордвент Анхело, все же, получил. Власть Церкви не меньше королевской. Вот только государственные заботы лежат не на его плечах! И вместо противостояния с Людовиками и владетелями, не меньше сыновей Шарлемана жаждущих престола, кардинал «всего лишь» соревнуется в благочестии с другими святыми отцами. Вот только в этом соревновании братец опирается на величайшую державу, чем прочие иерархи похвастать никак не могут. И, понятное дело, кто сильнее, тот и благочестивее.

Да и мало Анхело одного Нордвента! Ему весь мир подавай! Сейчас он один их двенадцати кардиналов. Один из двенадцати равных. Равных? Как бы не так! Первый он в этой дюжине! То есть, второй после Столпа Веры! И если Господь призовет Столпа в чертоги небесные… То-то и оно!

Ну а что имеет Людовик, нежданно получивший корону? Даже сейчас, пять лет спустя? Споры и грызню с владетелями. Стычки на границах. Любую из бед разрешить легко. Но когда они вместе… Трудно ли пресечь набеги урманов? Нет! Стоит лишь пройти огнем и мечом по всем берегам Тигренка, и ни один драккар больше не выйдет в море! Вот только пока Людовик будет воевать северян, на престоле расположится какой-нибудь Гофштейн или Зильберт. А после потрепанные в скалистых фьордах войска встретят свежие армии узурпатора!

А устранить тех, кто может позариться на трон – руки коротки. Сюзерен, уничтожающий вассалов, долго не живет. Да и как осуществить… Нет, кнехтов у короля больше, чем у всех владетелей вместе взятых. И обучены они лучше. Ягеры чашу весов не переклонят. Да и перекупить их возможно. Не всех, но значительную часть. Наемники – наемники и есть. Но есть же еще вильдверы! Верные и неподкупные! У самого мелкого владетеля двое-трое. А у тех же Гофштейна или Зильберта, десятки! У Людовика, естественно, тоже есть. И побольше, чем у Зильберта. Но меньше, чем у любых трех из «второй дюжины», не говоря уже о первой! И с казной – та же беда. А что это значит? Правильно. В случае чего, владетели могут нанять ягеров-вильдверов больше, чем король.

Нет, первый мятеж Людовик утопит в крови. Сил хватит. Но со вторым будет труднее, а вот после третьего… Господь всемогущий, как только отец с этим справлялся?!

Людовик взял со стола кубок и, устроившись в кресле у камина, поднес драгоценный сосуд к губам. Никуда не годится! Надо обуздать эмоции и спокойно всё обдумать. По порядку, и с самого начала. А не метаться от Анхело к владетелям и обратно.

Сначала владетели. Исчезновение вильдверов ослабит зарвавшуюся знать куда больше, чем короля! В этом идея церковников играет ему на руку. Даже можно будет поурезать дворянские вольности, навсегда похоронив угрозу престолу!

Что еще с внутренними делами? Разбойничьи шайки резко пойдут на убыль. Они, конечно, не так и опасны, даже возглавляемые вильдвером. Но… Мелочь, а приятно.

А вот то, что с глаз сервов исчезнут живые примеры односельчан, ставших рыцарями, а то и владетелями, пройдя словно по столбовой дороге… Нет, до владетелей доходит редко. Но… Сервы будут намного спокойней! Во главе большинства бунтов – вильдверы! Больше из простонародья, но бывает и иначе! Из этих соображений и владетели могут поддержать изменения. Конечно, значительно позже, когда сами останутся без гвардии вильдверов, но… Пока им и знать ничего не надо!

Пожалуй, предложение святых отцов не лишено приятности. По выполнению плана внутренние проблемы если не решаются, то значительно ослабевают. А если еще своих вильдверов сохранить… Хотя бы частично. Хорошая идея, очень хорошая! И думаю, Анхело ее одобрит. Если узнает, конечно.

Главный вопрос – ослабление армии! Убрать вильдверов – будто собственными руками выдрать себе же половину зубов. Самых острых! Как отражать набеги урманов? Хотя… Так! По порядку!

Начать предлагается именно с северян! Точнее, вырезать их под корень! Как там? Священный поход? Или Святой? Одним словом, во имя Господа! Нести Свет Веры язычникам Тигренка! Как обычно, с полным уничтожением всех сопротивляющихся! В первую очередь, «берсерков». То есть тех же вильдверов!

В таком деле владетели поучаствовать не откажутся. Особенно хозяева северных и прибрежных земель, которым урманы стоят костью в горле. И у антийцев на северян припасен здоровенный зуб. Но лисам, долго будет не до Большой Земли. На Острова пришла Истинная Вера. Господь вразумил антийского Эрла, а Святые Отцы подкрепили вразумление звонкой монетой. И теперь новообращенный государь со всем милосердием Божественной Круговерти доводит до подвластного ему населения Слово Божие. Как обычно, огнем и мечом. А после и за соседей возьмется. Что тем, проклятым язычникам, не понравится. В особенности, горцам-редфоксам, диким настолько, что носят короткие юбки, будто гулящие женщины Нижних Земель. Не пройдет и года, как шерсть антийского лиса окончательно покраснеет от крови и Очистительного Пламени.

Так, Тигренок и Антию можно списать со счетов. На Полуострове тоже война. Язычники-сиверы по-прежнему бьются с отступниками, что проповедуют мармотскую и басковскую ереси, а Нордвент и Пречистая Церковь тайно помогает всем враждующим сторонам. Кто бы ни победил, выигрываем мы и весь мир Истинной Веры. Если никто не победит – тем более. Интересно, там еще остались вильдверы? Затяжные войны обычно приводят к резкому уменьшению численности тех, кто первым идет в бой. А уж та война – занятие вечное. Тут только не надо повторять ошибку отца. Стоит кому другому сунуться на Полуостров, как вчерашние враги объединяются и устраивают пришельцам кровавую баню, после чего снова начинают резать друг друга.

Что в итоге? Вместо равновесия с армиями, полными опасных и непредсказуемых вильдверов, получим то же равновесие с армиями обычных кнехтов. Вот только Тигренок, ныне наиболее опасный противник, будет принадлежать Нашему Величеству. Хм… Соблазнительно! Если вильдверов не будет ни у кого…

Кстати, потери среди свежеобъявленной нечисти должны быть столь велики, что вторая стадия плана Капитула более чем возможна. Сколько останется вильдверов? Десяток-другой на провинцию? Да, вполне может получиться извести волчье семя под корень, отправляя в Очистительное Пламя не только самих оборотней, но и все семьи, где они когда-либо рождались! С присущим Пречистой Церкви милосердием, так сказать. Чтобы детишки не грустили.

И не надо будет бояться, что однажды в твою спальню ворвутся мохнатые чудовища с перекошенными от ярости мордами и огромными мечами в руках. Жуткая картина, пережитая в раннем детстве, встала перед глазами Людовика. Да, тогда обошлось. Телохранители из «Медведей» закрыли принцев своей грудью в прямом смысле. «Медведи» всегда были лучшими, и пара гвардейцев сумела продержаться, пока не подоспели сослуживцы. Заговор был подавлен, королевская семья не пострадала, вообще жертв оказалось на удивление мало. Если, конечно, не считать казненных несколько позже. Всё это Людовик не запомнил и узнал уже взрослым. И тех двух вильдверов-телохранителей, спасших его и Анхело ценой жизни, тоже не помнил. Детская память сохранила лишь звериные морды нападавших, ставших на долгие годы постоянным ночным кошмаром принца, заставлявшим просыпаться от собственного крика.

Людовик залпом допил кубок, тяжело дыша, встал, подошел к столу, налил еще вина. Выпил. Немного полегчало! Как же он ненавидит эту нечисть!

Спокойно, Ваше Величество! Король не имеет права мыслить чувствами!

А что говорит разум?

Вильдверы рождаются не везде! «Путешественники», отправленные в восточные страны, докладывали, что живущие там желтолицые люди, называющие себя ковейцами, даже представления не имеют о чем-либо подобном. Рассказывают сказки о лисицах с девятью хвостами, да и только. Ничего удивительного! Вильдверов нет и в тех странах, что первыми познали Божественную Круговерть, и в жарких песках и джунглях далекого юга, где живут черные, как смоль, люди. И в землях, где бог запрещает изображать людей и животных и пить вино. Только венты, урманы, антийцы, сиверене да сварги!

Кстати, о сваргах. Второй Святой Поход в их края – чушь. Леса дикарей слишком велики, чтобы успех стал возможен. Любое войско растворится в этих просторах. Тут надо действовать иначе. Вильдверы не овцы, на заклание не пойдут. Как только с амвонов пропоют анафему, самые умные устремятся на восток, к язычникам. А за ними и остальные потянутся. А кому они там нужны? Нищие и злые? В том-то и дело, что никому. А значит, разбойничьи шайки пополнятся очень серьезными бойцами. Местным владетелям этот сброд обойдется очень недешево! И в золоте, и в людях. Точнее, в вильдверах. И любви к оборотням сварги испытывать не будут. Что облегчит патриарху Византа принесение Света Божественной Круговерти в те земли. Трения между патриархом и Столпом Веры не касаются взглядов на язычников, как и методов воздействия. Главное, найти правителя, готового продать старых богов ради личной выгоды. А золота для укрепления Веры патриарху хватит!

Пожалуй, бегством вильдверов надо будет заняться отдельно. Не стоит пускать столь важное дело на самотек! Создать специальную команду, подобрать кадры… Назвать как-нибудь… Неважно, как! Придумать формальное занятие… Да, хорошая мысль!

И что получается? Капитул прав? Выходит, что да! А ведь когда Анхело покинул кабинет, Людовик был уверен в глупости предложения. Считал, что попал в ловушку: либо потеря могущества страны, либо конфликт с Церковью, вплоть до отлучения.

А ведь стоило лишь спокойно прикинуть что куда, и сразу всё стало понятно.

Теперь об Анхело и Пречистой Церкви. Зачем Столпу Веры потребовалось уничтожение вильдверов? Риторика насчет данного Господом облика может обмануть кого угодно, но не Людовика. Тысячу лет Пречистая Церковь с вильдверами уживалась, а теперь вдруг… Хотя насчет тысячи лет, это ты, Ваше Величество, погорячился. Не до того было иерархам, не до того. Но несколько веков вильдверы Столпам Веры не мешали. И вдруг застряли в горле такой костью, что аж Капитул собирать пришлось!

А каковы истинные причины? Боятся святые отцы? Понятное дело, боятся! Но вильдверы – лишь исполнители. Сильные, ловкие умелые, но лишь исполнители. Бояться надо не их. Исчезнут эти, появятся другие. Уступающие в мощи и быстроте, но превосходящие в уме и изворотливости. Действующие не мечом и когтями, а ядом и кинжалом. Что выиграют святые отцы?

Конечно, вильдверы – не лучшие почитатели Господа. Смиренные овечки из них получаются еще хуже, чем из волков. Но их не так много, и не столь сильно влияют они на остальную паству. Нет, не там ты ищешь ответ, Ваше Величество, не там! Древние говорили: «Ищи, кому выгодно». А кому выгодно? Лично? Какую выгоду может извлечь из этой истории Капитул в целом, и его отдельные представители в частности?

Вот, уже теплее! Раз поход пойдет во имя Господа, и на церковные деньги, то… А ведь у святых отцов в этом походе собственные войска появятся. У них и структуры готовы. Любой монастырь берешь, меняешь одних святых братьев на других, с непростым прошлым и соответствующими навыками. Называешь орденом. Тапкильеров, к примеру. И, пожалуйста, где манипула, а где и целая когорта. А потом тем же самым орденам поручат отдельных вильдверов вылавливать. И пока суд да дело, монашки эти силой станут, королю только позавидовать останется! Неприятно, очень неприятно!

Впрочем, это как посмотреть! Ордена-то, с воинской своей направленностью, кому подчиняться будут? Капитулу? Верно! В лице кардинала, окормляющего страну местопребывания! То есть – Анхело, братику единоутробному, что, хоть и сволочь редкостная, но своя сволочь, родная, в твердости власти королевской крайне заинтересованная. Ибо в интригах внутрицерковных Нордвент для Анхело – опора и надежа. И не просто Нордвент, а Людовиком возглавляемый!

Король усмехнулся. Уже в мыслях понесло на «высокий штиль»! Скоро Наше Величество начнет выражаться подобно брату: «С присущим Пречистой Церкви милосердием очистим души грешников, нечистым обликом наделенных, от греха телесного через Пламя Очистительное, а так же несчастных, что семя волчье несут во чреве своём. Аминь!» Не сразу и поймешь, что сказать хотел. А когда поймешь – от ужаса передергивает, хотя вроде король нордвентов, а не юная девица.

Опять отвлекся! Что-то сегодня в голове порядка нет! Собраться надо. Винца отхлебнуть…

А ведь ордена монашеско-воинские Столп Веры может запросто на себя замкнуть. В прямое подчинение. Даже наверняка. Людовик, по крайней мере, так бы и поступил. И Анхело – тоже. А ведь братец того не понимать не может. Так что? Поменяется Столп Веры после Святого похода? Много ли старику надо? Неудачно оступился, и ювелиры пыхтят над новым перстнем Рыбака. А второй-то в иерархии кто?

Погоди, погоди… Не оступился на крутой лестнице, не сломал шею! А убит. Страшно и кроваво! Сорвавшимся с цепи ополоумевшим Зверем! Вильдвером-наемником, в гордыне своей уверенным, что сможет уйти от возмездия. И того не знающим, что на исполнителя ловушка заранее расставлена, ибо живой он не нужен никому, а на любую силу контрсила найдется. Ай да Анхело, ай да сукин сын! Хотя нет, не гоже матушку такими словами поминать, хоть и правда это!

Значит, наемник убивает Столпа Веры, охрана погибшего – наемника, самих их казнят за нерадивость. А новый Столп получает всю полноту власти, церковную казну и ордена, которые будет укреплять и лелеять для борьбы с нечистью, обнаглевшей настолько, что на Столпа Веры руку подняла!

Нет, братец – просто гений! Но и ты, Ваше Величество, не глуп! Разгадал, всё же, замысел Анхело!

Можно и итоги подвести. С братом интересы совпадают. Стало быть – союзники. Надо будет совместно обсудить идею. Заодно моменты некоторые щекотливые проговорить. Но это не срочно… Главное – решение принято!

Примечания

Владетель – крупный феодал в Нордвенте. Делятся на герцогов, графов, баронов и т. д. Наследники (виконты) владетелями не являются. Равно как рыцари, не имеющие собственного владения.

Нордвент – аналог Франкской Империи Карла Великого

Салевская империя – аналог Римской Империи нашего мира. Язык «салева» играет роль, аналогичную латыни.

Антийские острова, они же острова Красного Лиса – аналог Британских островов.

Тигренок – Скандинавский полуостров.

Кнехт – солдат регулярной армии.

Ягер – наемник, по своему статусу близок к нашему, но гораздо более позднему ландскнехту.

Первая и вторая дюжины – двадцать четыре самых сильных и богатых владетелей страны. Практически официальное звание.

Полуостров – полуостров Сиверия, расположенный на месте Пиренейского полуострова

Сиверене – собирательное название племен Полуострова.

Перстень Рыбака – кольцо, являющееся обязательным атрибутом облачения Столпа Веры. Для каждого изготавливается заново. Из перстня-предшественника.

Сварга

Недалеко от Кия

Не любил князь тесноту горниц. Пусть там девки сидят, женихов ждут, о суженом гадают. А воину по душе простор бескрайний, где можно мчаться на лихом коне, куда глаза глядят. Ну или пробираться, прощупывая слегой каждый шаг, размазывая по лицу давленых комаров вперемешку с болотной грязью, осторожно ступая на кочки, местами проваливаясь по самые… до развилки, одним словом. Как сейчас.

И толку ни малейшего, что впереди Милава идет, дорогу торит. Велетке в боевом обличье трясина эта – поле ровное. Как, впрочем, и бурелом любой. Идет, лишь посмеивается! А князя завидки берут! Так иногда и хочется махнуть мечом да снести ей голову с плеч. А лучше, завалить охранницу на мягкую траву, да почесать, что чешется, удовлетворяя княжескую похоть. Потому как на что уж князь лихой рубака, но голову велету снести супротив его желания, простому человеку не дано. Да и непростому – тоже. Хоть смерд ты, хоть великий князь.

Побаловаться супротив воли тоже не выйдет. Но это если без доброго сговора! А Милава против игрищ любовных никогда не возражает. Без каких-либо уговоров особых. Хоть в светлице, хоть на траве-мураве, хоть посреди грязи болотной! Но в грязи самому князю не в охотку валяться будет. Вдруг щука на блесну кинется, или пиявка какая за мудя грызанет… Так что, игрища всяческие до возвращения погодят. Не у Дуба же Сварожьего девку валять. Сварог обиды не затаит, а вот Кудеяр-волхв, охальник старый, советами изведет. Надо было вторую велетку с собой прихватить, дабы заняла старика… Интересно, а куда у велетов в Облике волоса деваются? Вот у Милавы коса до задницы, а потом раз – и нет, только шерстка коротенькая… После обратно перекинется, и снова коса. И волосы роскошные, густые, на ощупь будто шелк. По таким бы сейчас рукой провести, с головы на шейку перейти, скользнуть в запах рубахи…

Правая нога ушла вниз, будто потащил кто. Князь выдрал сапог из трясины и в сердцах помянул Чернобога. Нашел время, пакостник! Всё удовольствие испортил, вражья сила! А может, и не он это. Может, и Сварог балует. Не по злобе, а из зависти белой! Да и хрен с ними с обоими! Княжье от князя никуда не денется. Так что пусть боги сидят себе в Ирии, да слюнями давятся! У них-то велеток нет!

Что-то тебя, княже Ольх, мысли шибко игривые одолевают, будто отрок ты сопливый, бабы не вкусивший. Али от ночи бурной не отошел? Аж Милава оглядываться начала. Косится хитро, да посмеивается. Как пить дать, чует велетка думы княжьи, чутье у нее – любой пес обзавидуется!

А вот и островок заветный. Дуб Сварожий посередине, словно уд богатырский торчит! Травка у подножия мяконькая… Тьфу ты, кто о чем, а Ольх о бане!.. Хотя банька после шастанья по болотам пригодилась бы. И Милаву с собой. Или из жен кого? Нет, жёны для одного дела хороши, а спинку потереть, да веничком помахать велетка куда приятнее. А ежели душегубы задумают таинство банное умыслом злым испортить, так Милаве-то меч да одежда и не особо и нужны для ратного дела! И, в отличие от жен, визжать не будет. Кровь замоет, кишки соберет!

Снова не о том ты, Ольх, ох не о том! Кудеяр, он ведь просто так князя звать не станет. Волхв, конечно, самодур тот еще, но в целом понимает, что от меча да велета и Сварог не защитит! И гнев княжеский зазря навлекать не будет. Ежели мед сварил, какой раньше не выходил, то в терем заявился бы с полным жбаном, не стал бы соколов-почтарей тревожить! Так что о деле думать надо, о деле! Ну и о Милаве немного. Тьфу ты! Влюбился, что ли, княже? В велетку, что уже лет семь между тобой и Мораной тенью неощутимой? А ежели и влюбился, то что? Князю всё дозволено! Или почти всё! Перевести из охранниц в жены – дело недолгое! Может, так и сделать? Все одно давно ближе любой из жен, а так, родит ежели, отпрыск законный будет, не ублюдок, хоть и признанный! Пользительная мыслишка… Надо будет ее повертеть-подумать. Если не растворится в безвестности, как напряжение в чреслах спадет!

А куда волхв-то запропал? Островок два вершка на локоть, ан нет, вечно пропадает где-то, хотя чует гостей, старый хрыч, ни разу не было, чтобы вскорости не объявился! Хотя вскорости – понятие относительное… Ольх окинул взглядом охранницу. А ведь вполне можно успеть… Да что за морок нашел сегодня!

Князь выругался столь замысловато, что даже ко всему привычная велетка одобрительно поцокала языком на степной манер.

– Что Шутника попусту поминаешь, княже?

Кудеяр не то из кроны Дуба слетел соколом-пустельгой, не то из-под земли выполз гадюкой верткой. А может, из ветра соткался. С него станется. Волхву палец в рот не клади, да на черепа, что кругом разложены, ноги не ставь, себе дороже обойдется! Кто-нибудь что-нибудь отгрызет. Даже велетка спасти не успеет!

– Почто звал, кудесник? – откликнулся Ольх. – Почто ноги по болоту бить заставил?

– Не развалился чай? – прогудел волхв. – Заодно на задок девичий, – он кивнул на Милаву, – полюбовался вдосталь.

– А ты хотел, чтобы я за просто так по твоим болотам шастал, да комаров княжьим телом кормил?!

– И то верно! – согласился Кудеяр. – Тем паче, полюбоваться есть на что! – кудесник посерьезнел и обратился к волотке. – Ты погуляй где-нито, девка. Вон, желудей пособирай. Оне нынче нажористые. Не обижу я смарагдового твоего. Надо нам наедине вопросик один перетереть. Так, вроде, душегубы поленские говорят?

Князь кивнул, жестом подтверждая распоряжение волхва. Милава фыркнула, но, не сказав ни слова, скользнула в сторону, пропав из виду.

– Так, – прищурился Ольх. – Только давай ровно, без гнилых базаров. По фене пусть карники ботают. Мы – люди державные, нам словес люда ночного всяческих и знать не положено!

– Да ты что? – искренне удивился волхв. – А псевдоним «Вещий» у тебя откуда взялся?

– То давно было! – возмутился князь. – И неправда вовсе! А наречение то мне народ сваргов дал, в благодарность за мудрое и справедливое правление и ум державный!

– Эк закрутил! – присвистнул кудесник. – Нет, Ольх Радомирович, с тобой спорить, что с велетом вперегонку бегать! Кстати, о велетах…

Князь резко собрался, безошибочно почуяв главную тему встречи. А то, что Кудеяр перешел к ней, даже не выставив угощение, насторожило еще более. Впрочем, ошибку свою волхв немедленно исправил: и жбанчик с медом появился, и закусочка немудреная из даров лесных да заморских (ну не растут на дубах и соснах рыжие липисины, хоть убей, не растут). Но исправление исправлением, а осадочек остался. Тем паче, беседовать старик о велетах собрался, а Милаву перед тем с глаз долой отослал.

– И? – поторопил волхва Ольх, наливая из жбана в походный кубок.

– Капитул Пречистой Церкви нечистью их объявил, – сообщил волхв, прикладываясь к своей чашке. – Эдикт принят пять дней назад. Все двенадцать кардиналов одобрили.

– И откуда ты на болоте своем про любую гадость раньше всех узнаешь? – ни малейших сомнений в достоверности сведений у князя не возникло.

– Места знать надо! – отрезал Кудеяр. – И патриарх Византский решение это поддержал, – волхв скорчил благостную мину и пропел елейным, но оттого еще более мерзким голоском. – «Господь создал человека по образу и подобию своему и дал ему лишь один облик! А второе обличье – дело рук Нечистого! И лишь Очистительное Пламя может спасти душу несчастных, несущих волчье семя в чреве своем! Аминь!».

– Похож, похож, – рассмеялся князь и пожал плечами, прикладываясь к кубку. – А нам что за дело? Если жрецы Сожженного хотят устроить войну со своими велетами – тулумбас им в руки! И когти в шею! Жрецы приходят и уходят, а велеты рождались, рождаются и будут рождаться! И один Сварог знает, кто, где и когда!

– А вот тут, князь, я тебя и поправлю. Не зря ведь посреди болота сижу! Думаю, однако, размышляю! Науки всякие придумываю, явления изучаю, терминологию к ним подбираю соответствующую, – кудесник хитро посмотрел на собеседника.

– Чего-чего ты делаешь? – оправдал его ожидания Ольх.

– Чегочка с хвостиком! – захихикал волхв. – Названия придумываю непонятные! Так вот, я уж давно за велетами слежу да наблюдения свои анализирую!

– Что такое «анализирую»?

– Красивое слово? – переспросил Кудеяр. – Мне тоже нравится! Означает: «прикидываю уд к носу».

– И что наприкидывал?

– Есть закономерность в рождении велетов, – сказал Кудеяр. – Вполне конкретная!

– Договорились же, по-людски, без фени! – поморщился Ольх.

– Да это не феня, – отмахнулся волхв. – Тут другое. Самое сложное было догадаться, что обычный человек не всегда обычный, а полувелетом может быть! А дальше всё легко и просто. Чтобы сопли на кулак не мотать, прямо скажу: можно велетов совсем выбить. А можно, наоборот, разводить, как коров в хлевах!

– Хороши коровки! – расхохотался князь. – Любого волка схарчат! Да и пастуха, если не угодит чем.

– Не суть! – не разделил веселья князя волхв. – Нам другое решить надо – что с велетами делать! Свои еще ладно, но как там, – он ткнул пальцем в сторону захода, – начнется, нордвентские велеты к нам побегут. Голодные, нищие и злые. И чем займутся здесь – объяснять не надо! Тати из них отменные выходят. И атаманы – тоже!

– Возможно, – не стал возражать Ольх. – Но можно их на довольствие поставить, да на южные рубежи. Вот тогда печенеги с уграми взвоют!..

– Это и надо решить. Бить пришлых или кормить?

Князь задумался.

– Если бить, то и своих придется, – наконец, произнес он. – Накладно это. Да и жалко. Ту же Милаву, например.

– Вот и я думаю, что накладно да жалко, – кивнул Кудеяр. – Да только помню, что ежели кто из князей не своей смертью помер, то без велетов это не обошлось. Далеко ходить не надо: Аскольдова кровь на когтях твоей красавицы еще просохнуть не успела.

– Обижаешь! – хохотнул князь. – Милава – девка чистоплотная. Руки не со щелоком моет, мыло салевское пользует!

– Твою кровь тоже смыть легко.

– Да брось! Верю ей! А что до того, что князей убивали, так велетов не будет – пластуны их место займут, князеубивательное. Ты Ярополка припомни, на коего свои же бояре на охоте двух лютых зверей натравили. Где там велеты? И рядом не проходили. Не в том суть, кто убил. Важнее – кто нож в руку вложил.

– Тоже верно. Человек такой гад, что завсегда найдет, чем неугодного к Богам отправить. Но речь не про Милаву веду. И не о прочих, кто среди нас уродился. Наш велет, он-то, в первую голову, наш. И лишь затем уже к зову велетскому прислушивается, – сказал Кудеяр. – Я к тому веду, что приблудных будет множество великое. А они – чужие. Без понятия нашего.

– Проблема! – вставил салевское словечко князь. – Нет, бить не гоже. Добрых воинов своими руками на погост отправлять – до такой глупости лишь слуга Сожженного додуматься может. У них всегда ум в беспорядке! Но и как есть, оставить не получится. Надо, чтобы своих оборотней числом сильно больше было, чем пришлых. Что ты там про коров говорил?

– Посчитал я, кого с кем скрещивать надо…

– Что делать? – переспросил Ольх.

– Кто кого брюхатить должен! – пояснил кудесник. – И каковы дитятки получатся. Во всех возможных случаях. Если… Тебе подробно рассказывать?

– А долго? – забеспокоился князь.

– Месяца два. Или три, – волхв прищурился. – Хотя, черепушка у тебя крепкая, палицей испробованная. Так что с полгода уйдет. По первости, начинать придется со слова «генетика»…

– Что?

– Вот-вот! А я и не знаю, как объяснить, чтобы тебе понятно было. «Теория верного обрюхачивания», наверное!

– Почему теория? – спросил Ольх. – А практика?

– Практика – это уже «селекция», – пояснил волхв.

– Мед у тебя хорош, но на полгода его не хватит! – категорически заявил князь. – Давай, говори: что делать предлагаешь.

– Тут, как обычно, два выхода имеется, – неторопливо заговорил Кудеяр. – Я с самого жесткого начну. Велетов всех надо к детям боярским приравнять по праву рождения. Даже у последнего смерда родился ежель, то семья его в кормление к собственному младенцу переходит. А если надо, от князя подарок делать. Землицы надел. И серебра за пазуху сыпануть. Да не жалеть. Как велет подрастет, да себя покажет, так за добрую службу еще земли прирезать. И, ежели деток от него много народилось – еще. Пущай плодятся. Жен побольше берут, в детях основная моя мысль и состоит. Ну а если в роду боярском… – развел руками волхв. – Тех, чем отметить – сам выдумаешь. Да хоть гривну золотую выдашь, да и хорош. Такому на роду написано в дружину идти. Аль в пластуны. Но подарки за каждого мальца!

– Так не все ж дети велетами будут! – перебил Ольх. – Мало оборотней рождается, сам знаешь!

– Знаю, – отмахнулся волхв. – Разъяснить, что такое «рецессивный ген»?

– Не надо! Как ты слова такие выговариваешь?

– Так я ж их сам придумал! – на губы кудесника наползла мечтательная улыбка. – Слова, они ж как дети! Сначала ты их рожаешь, выращиваешь, лелеешь, а потом они уходят в мир… – он встряхнулся, словно вылезший из воды пес, и сурово закончил. – И творят там непотребства всякие! Ладно. О детях. Велеты рождаться будут! Не дети, так внуки. Или правнуки. На тех дворах уже среди внуков каждый четвертый перекидываться сможет. Так что пусть побольше рожают. Велетов всех с малолетства в отроках дружинных числить…

– А как узнаешь где велет, а где человек?!

– Сами скажут! Как у младенца клыки вперед резцов полезут, так и прибегут! Выгодно же!

– Угу, – по-простецки буркнул князь. – Дальше давай!

– А что дальше? – усмехнулся волхв. – Дальше, чтобы мыслей ни у кого непотребных не возникало, тебе в жены неплохо бы пару велеток добавить. И детишек от них наплодить! Законных! Зачем, объяснять надо?

– Сам пойму! Еще что?

– Да там много еще чего. Важно, что через пару-тройку поколений у нас войско таким будет, что хоть супротив всего мира воюй!

Князь молчал, прихлебывая из рога.

– Хороший мед, – произнес он после долгого раздумья. – И мысль неплоха. А тебе, старый хитрец, больше всего нравится, что жрецов Сожженного, а равно Нерисуемого и Неназываемого, прямо на кордонах будут отправлять на встречу с богами… И головы ихние по Дубам Сварожьим развешивать.

– Не без того, княже, – осклабился в ехидной усмешке Кудеяр, – не без того! Но ты подумай, когда время найдется. Оно полезно иногда.

– Дурь какая! – возмутился Ольх. – Милава!

Охранница вынырнула, словно из-под земли.

– Всё слышала? – спросил Вещий.

Девушка молча кивнула.

– Так и знал, – пробурчал волхв. – А ведь сказано было ухи не острить!

– Ты ж просил, не я, – развеселился князь и снова повернулся к Милаве. – В жены ко мне пойдешь?

Велетка снова кивнула.

– Твори обряд, кудесник!

– Что, прямо сейчас? – почти легендарная невозмутимость велетки всё же дала трещину. Кудеяр и вовсе онемел от удивления.

– А чего ждать? – Ольх наслаждался всеобщей растерянностью. – А таинство на той стороне болота свершим. А то здесь этот старый хрыч советами замучает!

Примечания

Сварожий дуб, он же Дуб (с большой буквы) – дуб и есть, самое обыкновенное дерево. Только большое, старое и увешенное всякими жертвами. Кто чего принесет. К тому Дубу, что на болоте, несут всё больше головы всяких недотеп, что до этого считались королями да каганами разных супостатов.

Сварог – верховный бог Пантеона сваргов. Собственно, и название народа от этого имени. Совмещает обязанности своего славянского тезки и Перуна.

Чернобог – постоянный оппонент Сварога в теологических вопросах. Не олицетворение Зла, как Нечистый в Святой Вере, но тоже не подарок. Другое имя – Шутник.

Морана – богиня смерти. Собственно, сама Смерть. Та самая, старая и с косой.

Карник – уголовник (феня)

Псевдоним – кличка, прозвище (феня)

Тулумбас – походный барабан.

Атаман – предводитель разбойничьей шайки. Других смыслов это слово в сварожском языке не имеет.

Дружина предназначена для открытого, честного боя. А пластуны для… наоборот, короче.

 

Глава 1

На въезде в Лукау виконт Фридрих фон Каубах придержал коня. Нехороший холодок пробежал по спине. Тишина, как на погосте, словно по деревне прошла безжалостной метлой Черная Смерть. Даже малолетних сервов не видно, а уж эта бесовская свора никак не пропустила бы появление гостей. Хотя нет, чуткое ухо уловило какие-то звуки. Собаки. Течная сучка и два кобеля. Не «свадьба», так из-за оград пасти студят. Дурные собаки в дурном месте. Хотя откуда здесь, в забытом Богом краю, где до ближайшего храма полусотня миль, добрые собаки? И хороших псарей, что могут вбить в мохнатые спины понимание того, когда следует рычать, а когда лучше молчать, здесь тоже нет, и не будет.

Виконт вспомнил свою псарню. Вот где хорошие собаки! Любая сука, не говоря уж про кобеля, в схватке один на один кладет матерого волка. Жаль, в Охоте псы – не помощники. Даже след не берут, только скулят жалобно и хвосты поджимают, не говоря уже о том, чтобы идти на Зверей в бой. Впрочем, может и к лучшему. Терять псов на Охоте – жалко до судорог в пятках. Нового пса пока вырастишь, пока воспитаешь… А в схватке Зверь будет рвать собак дюжинами.

Это новых бойцов набрать легко. С сервами вообще сложностей нет, а горожан только помани монетой, не отобьешься. Да и обедневшие дворяне пойдут. В каждом отряде свой порядок, но оплата примерно одна. Кнехт, в среднем, получает серебряный далер в месяц. И за каждую Охоту отдельно. Если копейщик из сервов, то за пару лет может выкупиться вместе с семьей и хозяйством. А ягеры и вовсе купаются в роскоши: тоже далер, но золотой. Правда, гибнут не в пример чаще.

Ничего, не пройдет и пяти минут, и узнаем, какую цену взяла с лучшего отряда фон Меккерна сегодняшняя добыча. Вчера граф разошелся не на шутку. Его кнехты, мол, не уступают ягерам прочих отрядов. А сегодня цену, похоже, заплатил немалую. Иначе не стояла бы кругом гробовая тишина.

Фон Каубах шумно принюхался, став на мгновение сам похож на огромного пса, смеху ради нацепившего кольчугу.

– Что-то случилось, сын мой? – наученный опытом прошлых Охот, брат Густав старался не обращаться из-за спины и не прикасаться к воинам без нужды. Напряжение, порой, взрывалось самым неприятным образом…

Виконт снова потянул воздух, наполненный утренней сыростью.

– Все хорошо, святой брат. Задумался…

Фон Каубах тоже не вчера родился, и хорошо знал, насколько опасно ссориться со Светочами Веры. Одна неосторожная фраза, и последняя запись в книге твоей судьбы будет сделана жирной копотью Очистительного Пламени. Причем, сожгут не только тебя, но и всю семью. Не спасет ни титул, ни богатство, ни прошлые заслуги. Даже король не воспротивится. Конечно, наедине, он, возможно, и сочтет гибель вассала потерей. Но даже тогда оставит все в мыслях. Уши есть и у стен…

– Едем? – вкрадчиво спросил монах.

– Едем! – обернулся к брату Густаву виконт и тронул поводья. Жеребец послушно двинулся вперед. За рыцарем потянулись остальные.

Фридрих чуть слышно скрипнул зубами. Настроение было преотвратным. Граф настоял на том, чтобы в Охоте участвовал лишь его отряд. И прочим, «явившимся по нижайшей просьбе» брата Густава, бейлифа местного монастыря Светочей Веры, пришлось ждать сигнала, скрывшись от чужих глаз в дубовой роще, что росла в полумиле от Лукау. Ждать пришлось долго, претерпевая укусы разнообразнейшей ночной мошкары, а после холодный утренний дождь, от коего спасал только плащ. Донельзя приятное времяпровождение для рыцаря! Впрочем, как и любой, кормящийся с копья, виконт умел ждать, и сие действие было для него вполне привычным. Скорее, его раздражала самоуверенность фон Маккерна. Плохо верится в басни графа, достойные миннезингера, а не воина. Господь свидетель, но его отряд не помешал бы! Особенно, если учесть, что именно Фридрих выследил Зверя… Но на своей земле фон Меккерн – хозяин. Впрочем, к чему множить желчь в теле? Совсем скоро будет видно, как справились с Охотой ягеры графа…

Кавалькада рысью пронеслась по Лукау, остановившись у крайнего с другой стороны, дома, чей двор упирался в густой подлесок. Фридрих презрительно скривился. Еще бы у Мюргена в засаде ждали. Там ведь тоже лес хороший…

Виконт отбросил все лишние мысли, внимательно осматриваясь. Крепкое хозяйство. Сразу видно, хозяин не богат, но мастеровит и не ленив. Невысокий дом из цельных бревен, кое-где торчит из швов зеленый еще мох: этим летом меняли. Обширный двор, огражденный высоким – не перепрыгнуть – забором. Ворота из плотно пригнанных досок…

Сейчас ворота нараспашку. Одна из створок покосилась на полуотломанной петле. Прежде чем въехать во двор, виконт снова принюхался. Пахло кровью. Свежей и в больших количествах…

Фон Каубах оскалился и направил коня в ворота.

То, что план графа провалился, стало ясно давно. Еще по круглым глазам посыльного кнехта. Молодой паренек, явно участвующий в первой в своей жизни Охоте, таращил глаза, хлюпал носом и повторял что, мол, надо срочно ехать, потому что вот раз и все, и надо срочно и быстрее!

Виконт, когда въехал во двор, даже немного пожалел юного кнехта. И чуточку зауважал. В его возрасте увидеть такое и не напрудить в штаны – надо быть настоящим храбрецом.

Двор был завален трупами. Кнехты и ягеры вперемешку. Те, кого граф напыщенно звал лучшими бойцами Востока Нордвента, превратились в залитые кровью кучи тряпья. И доспехи не спасли. Особенно вон тех, двух, чьи головы откатились от тел на пару локтей…

Виконт осматривал место боя, а точнее – бойни, прикидывая, скольких же потерял граф. Дюжину? Полторы? Не меньше полутора! А еще, если есть убитые, должны быть и раненные… Фон Каубах с трудом задавил ухмылку. Отряд графа разгромлен, а, следовательно, пока Маккерн не наберет новых бойцов, все деньги будут идти в карман виконта. Можно будет под шумок выкупить пару деревенек…

Радужные мысли виконта прервал стон, раздавшийся поблизости. Были раненные, как иначе? Двое, чьи кости торчали сквозь кожу легких доспехов, уже уходили, выхаркивая кровавую пену. Еще над одним склонились товарищи. Возможно, и выживет. Но эта Охота последняя. Кнехт с оторванной кистью не стоит порченого медяка…

Так, а тут что происходит? Здоровенный ягер двумя руками удерживал отчаянно вырывающегося мальчишку лет девяти-десяти. Мелькнул кулак кнехта, и щенок обмяк, кулем повиснув в захвате бойца.

Еще трое кнехтов, пыхтя и ругаясь, налегали на рогатины, пригвоздившие к стене дома Зверя. Пятки копий уперлись во взрыхленную землю.

Добыча была «достойной». Лет двадцать назад вильдвера сочли бы матерым. А сегодня правильнее было назвать его просто старым. Прожитые годы не могла скрыть даже звериная ипостась. Морщины на морде, седая редкая шерсть, сквозь которую проглядывает дрябловатая кожа.

Сбоку разочаровано вздохнул брат Густав. Да уж, усмехнулся про себя фон Каубах, столь радующий взоры святых братьев костер отменяется. Оборотень жив, но стоит ему принять человеческий облик, и все земные печали мгновенно станут прошлым. С подобными ранами может жить только Зверь.

Фридрих спрыгнул с коня, спросив у сержанта:

– Где граф?

Кнехт буркнул, пряча глаза:

– Недосмотрели мы, Ваша милость! Больно уж зверюга матерая попалась. Ранен Их сиятельство! Вон, у стеночки лежит.

– Понятно, – понимающе кивнул виконт. – Его сиятельство граф полез в бой, а его знаменитые воины сплоховали и не сумели защитить владетеля от старика?

– Зверюга матерая, – глядя в сторону, повторил сержант. – Никогда таких не видел. Не простой это вильдвер, Ваша милость!

– Что ты вообще видел? – презрительно бросил Фридрих, – Ты же никогда дальше своего Чернолесья и не бывал.

Сержант предпочел не вступать в спор с рыцарем. А тот, придерживая меч, двинулся к Зверю. Встав сбоку от кнехтов с рогатинами, так, чтобы их спины не загораживали обзор, виконт обратился к пойманному:

– Отбегался, волчье семя? Ты хорошо спрятался, не скрою! Но нельзя желать невозможного! От справедливого гнева Святой Веры не укрыться! Смиренные Слуги Господа найдут скверну даже на дне реки!

Вильдвер поднял морду, в чертах которой пугающе проглядывали человеческие черты:

– Фридрих… Не ожидал… – прохрипел оборотень. Слова давались с трудом, воздух тяжело вырывался из пробитых копьями легких. – Зря радуешься… Всё возвращается… Вернется и тебе… Предатель…

– Где другие? – спросил виконт, наклонившись к вильдверу. – Сам расскажешь? Или надо заняться мальчишкой?

Старик рассмеялся, запрокинув морду. Смех существа, прибитого к стене тремя рогатинами, звучал столь жутко, что проняло даже фон Каубаха.

– Что ты можешь, Мистфинк? Мальчик сгорит все равно! А пугать пытками – глупость, ты же знаешь, я могу уйти хоть сейчас.

Зверь был прав по всем статьям. И не признать правоту вильдвера было бы несусветной глупостью. Родичу оборотня прямая дорога на костер. И нет пощады даже грудному младенцу…

– Прежде, чем врачевать других, разберись со своей хворобой! – добавил старик.

Фон Каубах безразлично пожал плечами.

– В кандалы! – скомандовал виконт. Ягеры его отряда, следовавшие за Фридрихом беззвучными тенями, загремели железом.

Рядом, словно соткался из солнечного луча, нашедшего прореху в плотной завесе туч, брат Густав, тихо перебирающий четки.

– Ну как, сын мой?

– Ничего не меняется, святой брат. Все идет по единожды начавшемуся кругу. Мы ведем к очищению, а нас проклинают проклятые же…

Брат Густав смиренно улыбнулся бескровными губами, перечеркнутыми старым шрамом:

– Кто мы, дабы вмешиваться в Божественную Круговерть? Да простятся нам грехи наши…

Надсадный хрип перекрыл прочие звуки. Фон Маккерн, и ромалов не зови…

Фридрих подошел к графу, лежащему у забора на заботливо подстеленной холстине. Желание уязвить хвастуна какую-нибудь пакостью тут же исчезло. Сказать, что фон Маккерн был просто плох, значило очень сильно погрешить против святой истины. Когти Зверя, как бумажную, располосовали кирасу из прочнейшей эспиленской стали и вырвали кусок мяса из груди. Придись удар на пол ладони в сторону, и граф испустил бы дух на месте. А так еще хрипит, булькая кровью, вздувающейся на губах.

Нет, тут нечего говорить. Тщеславие и так наказано. Возможно, даже с перебором… Хотя, может, и обойдется. Постояв над раненым графом еще с минуту, фон Каубах размашисто описал сложенными в щепоть пальцами «сияющий круг». Умершим – загробное. Живым – нынешнее. Дела не ждут. А их в достатке…

Старика и мальчишку на костер немедленно, не дожидаясь ночи. Виконт прекрасно знал, что способность оборотня заживлять раны в полночь не более чем выдумка. Но к чему лишний раз заставлять отца Густава покрываться липкой испариной?

Затем, а лучше пока идет подготовка к костру – пройтись по домам и проверить жителей на причастность к оборотничеству. Признаков много, хотя верных не существует в принципе. Но виконт – опытный охотник. Чеснок и серебро – очередные сказки, но вполне сойдут за предлог. Если и сгорят одна-две семьи непричастных сервов, невелика беда. Господь на том свете отберет своих и воздаст невинным за страдания. А живые будут внимательнее смотреть по сторонам и вовремя сообщать кому надо о всяческих подозрительных личностях! Мальчишка смотрится почти подростком, а ему всего семь лет! Этого мало?!

Сзади раздался шум. Фридрих развернулся, машинально выхватив меч. Старый вильдвер, оттолкнувшись от стены, резко рванулся вперед, на рогатины. Жалобно хрустнули ломающиеся ограничители, широкие наконечники пробили спину насквозь, кровь хлестала во все стороны, но Зверю, казалось, нет до этого ни малейшего дела. Безумный прыжок достиг своей цели: оборотень дотянулся разом до троих. Двух кнехтов и неосторожно приблизившего к Зверю брата Густава. Задняя лапа оборотня ударила монаха в пах, и тот отлетел в сторону, глупо всплеснув руками. Двор стал подобием муравейника, подожженного шаловливым ребенком. Захлопали арбалеты, утыкав оборотня болтами, захекали, будто мясники, ягеры, рубя тело врага своими тесаками…

– Деда!!!

Подобных криков виконт фон Каухбах за свою долгую жизнь слышал превеликое множество, и уже давным-давно перестал прислушиваться к детскому плачу. Но именно сейчас, виконт обернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как меняется лицо мальчишки, становясь звериной мордой, покрываются короткой шерстью руки, и выскакивают из тонких детских пальцев кривые когти, по прочности сравнимые лишь с мифическим адамантом…

Истошно взвыл ягер, хватаясь за вспоротый живот. Отлетели в сторону два кнехта, кинувшиеся навстречу оборотню. А маленький Зверь летел к Фридриху. И виконт понимал, что меч тут не поможет…

– Отто, беги!

Старик, похожий на разделанную тушу, утыканную стрелами и копьями, орал ясно и громко. И мальчишка послушался. Тело извернулось в воздухе. По латной рукавице Фридриха проскрежетали когти, оставив на металле сквозные царапины. А вильдвер, в два прыжка долетел до забора, взмыл на верх и, прокричав: «Я приду за тобой, Мистфинк!», исчез в лесу, оставив после себя еще и фонтан крови из разодранного горла графа фон Меккерна.

Примечания

Бейлиф – церковно-административная должность. Носитель ее исполняет функции оперативного уполномоченного и следователя одновременно. Святой брат-многостаночник.

 

Глава 2

Стоило щенку перескочить через забор, как старый вильдвер, обернулся человеком, тут же испустил дух. Собственно, полученные раны доконали бы его в любом виде. Но теперь на руках у фон Каубаха остался только человеческий труп, который, в отличие от живого оборотня, не будет судорожно менять ипостаси, корчась в огне Очистительного Пламени. Впрочем, и в таком виде, дохлый оборотень послужит доказательством успешной Охоты. Заодно, став и некоторым оправданием за две с лишним дюжины убитых и раненных из отряда графа. И погибшего графа в придачу…

Огорчало другое. На виконте повисали тяжеленной гирей смерть брата Густава и сбежавший щенок!.. На фоне этого, всё остальное – мелочь, недостойная упоминания в приличном обществе. Но с другой стороны…

– Арно! – окликнул виконт капитана ягеров. Рослый наемник подошел к командиру, неспешно пряча клинок в обшитые потертой кожей ножны.

– Да, владетель! – вскинул ладонь к виску ягер. То, что виконту нравилось такое обращение, несколько завышающее его положение, знали все. И часто обращались именно таким образом, будто фон Каубах уже вступил во владение графством.

– Берешь своих, и в лес. Мне нужна голова мальчишки.

– Владетель… – неуверенно протянул ягер, судорожно сглотнув.

Ловить вильдвера в лесу, пусть даже и под лучами солнца – занятие для сумасшедших. Проще сразу упасть животом на кинжал.

– У мальчишки первое обращение, – пояснил фон Каубах, прекрасно разобравшийся в причине замешательства капитана. – Будет бежать, пока не свалится от усталости. И заснет человеком, а не Зверем. Они иначе не могут. А ты что, не сможешь зарезать сонного мальчишку?

Наемник заулыбался.

– Живой-то, он не нужен, – продолжил Фридрих. – Вот тело – да, принесите. Я поверю и на слово. Но вот святые отцы, – фон Каубах состроил постную мину, ткнув в сторону брата Густава, скорчившегося в луже крови. Лицо виконта было уважительно и преисполнено благости, – могут и не поверить. Хотелось бы обойтись без обвинений в подлоге! А на обратном пути почистишь здесь. Если новый граф не справится.

Ягер, пятый год ходящий под знаменем фон Каубаха, кивнул. И, вложив пальцы в рот, заливисто свистнул, собирая десяток.

Виконт отвернулся, зная, что Арно не подведет. И продолжил командовать, благо уцелевшие воины графа беспрекословно приняли главенство виконта.

– Убитых – на телеги. Раненых – тоже. Графа – отдельно! А то знаю я вас, прохвостов! Так, кто старший остался?

К Фридриху шагнул немолодой уже кнехт. Тот самый, с которым фон Каубах говорил сразу по приезду.

– Я, Ваша Светлость. Курт Пфайфер.

– Курт, на тебя возлагается печальная обязанность доставить тело сюзерена в его замок, – фон Каубах наклонился к ягеру. – Заодно и объяснишь родным графа, как получилось, что он погиб, а ты, мой любезный Пфайер – жив и здоров. Впрочем, об этом мы с тобой уже говорили. А когда объяснишь…

Виконт замолчал. С удовлетворением разглядел красные пятна на лице солдата и улыбнулся краешком губ. Никуда бывшие графские кнехты не денутся. Наследник Меккерна вышвырнет всех свободных, даже не заплатив жалованья, и они, как миленькие, приползут к воротам Каубаха. А там и поглядим в спокойной обстановке, была смерть графа заранее предопределена паршивой подготовкой бойцов, или в Лукау произошла досадная случайность, коих так много бывает на Охотах… Или сбегут, если совсем дураки. Но таких и не жалко.

– Но перед тем тут все сжечь! Рудольф! – окрикнул виконт сержанта своих кнехтов, до этого молча стоящего поодаль. – Слышал? Поможешь Пфайферу! И вильдвера тоже сжечь. Брата Густава грузите на нашу повозку. Да поосторожнее!

Сержант молча отсалютовал рукой в подранной перчатке и отправился выполнять приказ. Хороший сержант. Все исполнит, как приказано и даже лучше. Был бы поразговорчивее, давно ходил бы в капитанах…

Виконт присел у тела Зверя. С одной стороны, если буквально следовать букве Кодекса, то добыча принадлежала покойному графу. Его люди нанесли первый удар. Но с другой, именно Фридрих навел графа на Лукау. Да и окраска оперения арбалетного болта, торчащего в сердце оборотня, недвусмысленно намекала на его принадлежность отряду фон Каубаха. К тому же, граф немного не в том состоянии, дабы оспаривать что-либо…

Фридрих раскрыл кинжалом рот старику, вытащил из-за пояса специальные щипцы и, вырвав верхние клыки, упрятал их в надежный мешочек из парусины. Награда никогда не бывает лишней. А зубы, после того, как резчик Светочей нанесет отметку, займут положенное место в коллекции.

Ждать, пока сгорит дом оборотня ни к чему. Пфайфер и Рудольф справятся и без виконтского пригляда. Важнее доставить тело брата Густава в ближайший монастырь ордена. Гибель Светоча – это серьезно. Гораздо серьезнее, чем разорванные глотки дюжины графов. Поэтому, чем быстрее Фридрих окажется у монахов, тем лучше.

Да, святой брат сам виноват в своей смерти. Никто его не заставлял подходить к обездвиженному, но все же крайне опасному Зверю. Это даже не придется доказывать. Свидетелей много. Но вот где гарантия, что на стол магистру не ляжет пергамент с совершенно другой версией произошедшего? Виконт у многих стоит костью в горле. Пойдут и на ложь, и на подкуп свидетелей, спеша воспользоваться столь вопиющим случаем. Слово сына владетеля весомее слова ягера или простого кнехта. Но многое зависит и от своевременности произнесения…

Фридрих, задумавшись, почесал нос. Взглянул на рукавицу. Вот же семя Нечистого! Ведь щенок и не бил. Оттолкнулся в прыжке, а толстая сталь прорвана, будто лист лопуха. И старик. Ровесник деда, а скольких спровадил на тот свет! И даже умирая, все тонко рассчитал. Дождался, пока монах подойдет поближе. Терпел с рогатинами в теле! И дождался своего. Трое убитых. И обернувшийся мальчишка. А в него и стрелять было не из чего – все болты ушли на старого волка. Молодой вильдвер на заборе долго сидел. Но не дольше, чем надо времени зарядить арбалет. Ученый…

Мыслями виконта целиком завладел сбежавший мальчишка. Почему не обернулся раньше? Почему старик не приказал это сделать? Вдвоем они бы ушли… Чего ждал, на что надеялся? Или мальчик действительно обернулся впервые, и виконт сказал Арно правду? Щенку не больше семи! Способность, данная Нечистым, должна прийти только лет через пять! Но вот же…

Впрочем, это дело прошлого. Пока Фридрих доставит тело брата Густава в Орден, пока доедет до Каубаха, Арно закончит с мальчишкой. Тело не успеет разложиться, поэтому цирюльнику Шнееру, что по совместительству еще и изучает оборотней, найдется, где покопаться своими полированными ножичками. И над чем подумать…

Деревня. Случайно ли Зверь выбрал место для логова? Или родители щенка обретаются где-то здесь? Старик ведь старался не покидать округи. Простая предосторожность? Неважно, все равно деревня поголовно уходит под нож. Но этим пусть занимается новый граф. Когда вступит в права наследства. Кто там ближайший наследник? Вертер? Юнец. Хоть и не дурак. А если не успеет, Арно заглянет на обратном пути. Ягер знает что делать!

Так. Теперь, что говорить в Ордене? Да то и говорить! Выследил Зверя, отправил весточку брату Густаву на лапке почтового сокола. Выступил со всем отрядом, не оставив в сыновьем замке ни единого кнехта! Кстати, чистейшая правда. Даже если начнут докапываться, почему монах не прихватил орденских братьев, так это же его решение! Фридриху не дано знать мысли Светоча! А расспросить брата Густава самолично может только Господь!

Продолжим. Прибыли к владетелю земли. Да-да, покойному графу. И во всем подчинялись. Его владения, он и старший. А граф, между прочим, вел себя неподобающим образом: не будь брат Густав столь уверен в правоте виконта, вообще бы закрыл глаза на происходящее. Почему решил действовать исключительно своим отрядом? Так на это пусть отвечает он сам. Каждый, кто присутствовал, готов подтвердить слова покойного: мол, его отряд лучший в Нордвенте. Именно! Когда понял, что не отвертеться, решил, что негоже делить ни славу, ни награду. И поплатился.

Плохо, что мальчишка сбежал. Но и тут вся вина на людях графа. Они ловили, они упустили.

Слова старика. Вот где больное место. Забыть. И надеяться, что если уж угодно Небесам покарать виконта, то на стол магистра ляжет обвинение в смерти Светоча, а не тщательно записанные слова умирающего оборотня…

«Всё возвращается…», «Разберись со своей хворобой…», «Предатель…». Он, виконт Фридрих фон Каубах, не предатель! Он бьется с нечистью во имя Господа, и будет это делать до последнего вздоха! Раз Пречистая Церковь объявила вильдверов прислужниками Нечистого, значит, так оно и есть! И кто с кем ходил в бой и кому прикрывал спину – уже не имеет значения.

Капитулу виднее, он волю Господа выражает, который за людей мученическую смерть принял! Каковую надо и Зверям подарить, чтобы очистить их души от скверны оборотничества

Путь предстоит не близкий, но это не имеет особого значения. Он жив, более того, цел и невредим. Как и все воины отряда. Испорченная рукавица – небольшая плата за пару клыков. А может, и две пары. Хотя мелкую даже предъявлять неудобно. Неважно, сведения о вильдвере, что в столь малом возрасте способен обернуться, ценны сами по себе.

Фридрих улыбнулся собственным мыслям и перевел коня на размашистую рысь.

Примечания

Сыновий замок – надел, выделенный отцом наследнику в управление, пока сам жив. После смерти отца возвращается в общие владения.

 

Глава 3

Арнольд Хюбнер и не думал бросаться выполнять приказ виконта сломя голову. Капитан отряда ягеров далеко не худшего в Нордвенте, слишком много видел на своем веку тех, кто недооценивал противника. Видел и до схватки, и после. Если после оставалось, на что смотреть. Далеко не всем удавалось отделаться отрубленным ухом или парой незапланированных дырок в требухе. Поэтому, к порученному делу, Арнольд подошел безо всякой спешки, со свойственной любому уроженцу Шварцвальда степенностью. И привычкой сначала думать, а уже потом суетиться. А лучше, делать свою работу без суеты.

Первая мысль, что пришла в капитанову голову была вполне ожидаемой и поэтому, ее позорное изгнание не заняло много времени. Трудно придумать большую глупость, чем пошарить по окрестностям, изображая активные поиски, а после выжечь деревеньку и вернуться в Каубах. При всей внешней привлекательности подобных действий, предсказать их последствия несложно: не пройдет и двух дней, как кто-нибудь из ягеров, упившись в трактире, брякнет правду, которая долетит до ушей виконта быстрее, чем болтун проснется. А такое не прощают! Кроме того, нельзя подавать пример невыполнения приказа. Сам же с размаху и напорешься. Не сегодня, так завтра.

Мчаться за вильдвером, как на пожар? Можно подумать, капитану не терпится обнаружить оборотня, выскочившего из каких-нибудь лопухов вплотную к капитану и начавшего махать лапами направо и налево? То, что беглец так мал, вовсе не делает его беззащитнее.

Семь лет щенку? Ну да, семь. Вот только сердце не успело стукнуть пару раз, как на землю упало три мертвяка, а виконт получил разодранную до подклада рукавицу. Вильдвер – есть вильдвер. Возможно, силою Арнольд и превзойдет мальчишку, но в скорости безнадежно проиграет. И когти вильдвера куда опаснее фальшиона. А у мальца был добрый учитель. Количество убитых в Лукау – тому прямое подтверждение.

Впрочем, будь мальчишке не семь, а двенадцать, капитан ни за какие деньги не пошел бы на такую охоту. Лучше удавиться на ремне, перебросив через стропила хлева. Но нынешнее дельце не столь безнадежно. У щенка первый раз. Он просто не знает, сколь быстро истощает силы звериная ипостась. Да и от испуга, возвращающегося каждый раз, стоит лишь на миг остановиться перевести дыхание, мальчишка будет бежать, пока не упадет. А выложившийся вильдвер заснет, причем в человечьем облике, тело само обернется. И заснет надолго, часов на десять-двенадцать часов самое малое. Если всё сложится, то не проснется. С отрезанной головой просыпаться сложновато.

Со взрослым так легко не получится. Взрослый – опытный. Будет ловить мелкую живность по пути, и жрать на ходу, не давая телу дойти до полного изнеможения. Соответственно, и спать будет, как обычный человек И место выберет такое, что не подобраться. Но мальчишка молод и глуп.

Так что, спешить некуда. Щенка хватит на десять, пятнадцать миль. А потом упадет, вытянув сбитые лапы. Отряду же, пройти эти десять миль – три часа. Если осторожно, то пять-шесть. Они пойдут осторожно. Какой прок с денег убитому? И вино сквозь распоротое брюхо вытекает, и шлюхи убегают. Лучше не спешить.

Арнольд в двух словах разъяснил задачу. Подробно растолковывать – без нужды. Все же, ягеры, а не хлопающие ушами кнехты-новобранцы. Вопросов не возникло. Отряд неторопливо двинулся в лес, нырнув под колючие лапы черных елей.

Первое время капитан шел впереди рядом с Лягашом. Но тут и одного следопыта было с излишком. Складывалось впечатление, что мальчишка обернулся матерым секачом, столь явно читалась его дорога через лес. Вильдвер пёр, что было духу, по пути задевая все, что можно было задеть, и, ломая всякую ветку, что не сумела устоять перед обезумевшим от паники телом. Да уж. Долго бежать таким манером – свалится и взрослый оборотень. Мальчишка не выдержит и часа.

Убедившись, что со следами все в порядке, Хюбнер погрузился в размышления.

Старик-вилдвер сумел переполовинить не только кнехтов надутого, будто дрофа, Меккерна. Большая часть отряда Пройдохи Мюллера тоже вывалила кишки в том грязном дворе. Вместе со своим капитаном, упокой Господь его мятежную душу. А Генрих был редкостной сволочью, но вовсе не дурачком, и не сосунком, готовым кинуться на врага, не разглядев в руке у того большой топор.

Наверняка, ведь, все четко распланировал. Это с сервом расправиться просто. Зашел во двор, потребовал воды. И ударил ножом угодливо согнувшегося серва. Хоть в печень, хоть в сердце. Тот и обернуться не успеет.

Может, Пройдоха так и попробовал, однако удар встретил не податливое мясо, а камень стены? Возможно, возможно… Тогда почему вильдверы просто не ушли, пока не прошла первая суматоха, неминуемая, как не дрессируй отряд. Чего испугался старик? Арбалетчиков? Так их не сотня, а два-три болта обернувшемуся оборотню не страшны. А в смазанную тень еще попасть надо! Боязнь за мальчишку? Возможно. Значит, тот действительно, только сегодня вошел во взрослую жизнь…

Жаль, что не расспросил о подробностях этого … Пфайфера, или как там зовут уцелевшего сержанта? Было бы проще. Впрочем, голова не только чтобы носить шапку и служить креплением для ушей. Головой надо иногда и думать. Итак, наиболее возможный ход действий:

Сразу ввалились во двор. Захватили мальчишку. Поэтому старик и не ушел, попытавшись отбить щенка. Но все же, каков старик-то? Песок так и сыпался, а почти две дюжины на тот свет спровадил. И где только набрался воинской премудрости?! Один против целого отряда… Господи! Кто-то рассказывал что-то похожее. Еще из тех времен, когда Пречистая Церковь не считала Зверей нечистью, и каждый королёк мечтал завести парочку когтистых личных телохранителей. А лучше – телохранительниц. Поговаривают, вильдверихи в постели горячи в любом обличье. Стоп! Что-то мелькнуло… Вот оно! Королёк?! Да не королёк! Король!

Арнольд вспомнил! Сиверский поход Шарлемана. Сражение в ущелье Ронсенваль. И «Медведи» Неистового Роланда, выбившие с неприступных скал вильдверов дона Гонзалеса – тогдашнего короля басков. Они спасли армию, оставив большую часть состава среди выжженных Солнцем камней. Две сотни против почти тысячи! Оборотни стареют медленно…

Отрыжка Господа и святых угодников! Графским воякам повезло, что хоть кто-то уцелел. Старый «Медведь» должен был вырезать всех до единого.

А они гонятся за воспитанником этого монстра! Хюбнер с трудом удержался, чтобы не скомандовать поворот назад. Какая разница, сколько лет ученику «Медведя», если он уже умеет оборачиваться?! Вернуться назад, плюнув на свои убеждения. Сжечь это самое Лукау до основания, выполнив вторую часть приказа. Среди сервов, наверняка, найдется похожий паренек. Да и не нужен слишком похожий, лишь бы совпадал рост и цвет волос. Вернувшись в Каубах, доложить о выполнении. Через неделю-другую взять расчет и податься на Сапог. А лучше в Визант, там наемники нужны всегда. И объяснить своим бойцам причины. Последнее сложнее всего. Бестолковые же… Пока капитан расспрашивает ветеранов про старые дела, эти сыны греха хлебают пиво и лапают подавальщиц. И не имеют ни малейшего понятия, кто такие «Медведи», и на что они способны. А даже если поверят, разболтают на первой же попойке. И придется бегать. Причем, не от виконта фон Каубаха, а от Светочей Веры. А они везде. Еще и раззвонят, будто Хитрюга Хюбнер струсил. А «нарабатывать» новое имя сложно… Нечистый, что же делать?

Спокойно, капитан. Во-первых, догадка – еще не факт. Мало ли отставных вильдверов забилось в глушь, надеясь уйти от Очистительного Пламени? Но даже, если она верна, и они преследуют внука «Медведя», то это совершенно не отменяет предыдущий расчет. Идем по следам, а там будет видно.

 

Глава 4

Отто бежал через лес, не разбирая дороги. Скатываясь в овраги и поднимаясь по косогорам. Тараня колючий кустарник и виляя между стволами вековых дубов. Разбрызгивая воду пересекаемых ручьев и перемахивая через буреломные завалы. Отто бежал. Мягкую траву сменяли прелые листья, а им на смену приходил чавкающий мох заболоченных низин. В лицо кидалась липкая паутина, а из под ног вспархивали испуганные птицы…

Но мальчик ничего этого не видел. Перед глазами, заслоняя всё, стоял дед. Пронзенный копьями, утыканный стрелами, изрубленный, окровавленный, но живой и сражающийся. Дед крикнул: «Беги!», и мальчик выполнял последний приказ единственного дорогого ему человека. Он бежал.

Тело, лишенное сознательного управления, делало всё само. Да, на одних инстинктах, но это были инстинкты вильдвера. Маленький мохнатый мальчишка летел по лесу со скоростью, недоступной не только человеку, но и большинству зверей.

Хоть Отто и впервые принял Облик, это ничуть не мешало подсознанию управлять бегом так, будто это занятие было привычным. Родовая память ли, кто знает? Но Отто ни разу не налетел на вставшее поперек пути дерево, не зацепился за колючие ветки кустарника, и даже не споткнулся. По крайней мере, если это и происходило, то было столь мимолетно, что мальчик даже и не почувствовал.

И именно тело потребовало от мозга возвращения в действительность, столь же неприятную, как и воспоминания. Нет, дорогу не перегородили ненавистные зеленые куртки. Не ржали лошади конницы, кольцом охватывающей лес. И хищный зверь не избрал Отто своей добычей. Впрочем, найдется ли хищник, что решится перейти дорогу вильдверу?

Телу захотелось есть.

Оно схватило подвернувшегося мелкого грызуна, свернуло шею и, вырвав кусок мяса, засунуло его в рот. Мех тут же забил горло. Это и вернуло Отто разум. Нет, его не смутил вид крови и оторванной головы. Даже не вспомнился родной двор, заваленный трупами. Но слишком уж непривычно для мальчика было поглощение сырого мяса. Отто остановился. Оглядел кровоточащий трупик в руке, с омерзением отбросил тушку в сторону и заплакал.

Отто знал, что плакать недостойно такого большого мальчика, но ему было очень плохо. Хотелось домой, к деду, но там были злые люди в зеленых куртках. И страшный рыцарь в блестящих латах. И толстый монах в белом балахоне с нашитым рисунком из трех языков синего пламени. Дед убил монаха. И еще многих убил. Но другие остались. Злые люди убили деда. Если Отто вернется, его тоже убьют. Рыцари и монахи не щадят никого. Надо убежать, как можно дальше. Но куда? И зачем? Он один, маленький. Его каждый может обидеть. И кушать хочется. А нечего…

Взгляд упал на остатки белки. Отто поежился. Это есть нельзя. Но очень хочется. И она вкусная, тот кусочек, что он проглотил, просто растаял на языке. Мальчик подобрал тельце, откусил немного и прожевал. Вкусно. Ну и что, что нельзя? Людей убивать тоже нельзя, а он сегодня убил двоих! Или троих. Но они же полезли первыми! Их в гости не звали. Сами пришли, сами начали махать оружием. Деда… На глаза снова навернулись слезы. Отто проглотил комок в горле и принялся за белку.

Он перекинулся. Теперь он настоящий вильдвер! Вильдвер может съесть и белку, и крысу, и ему за это ничего не будет! Только не надо менять облик, если не хочешь поноса. А Отто и не надо! Когда перекинулся – лучше! Тот злой дядька, что держал его, пока остальные дрались с дедом, заорал, как резаный, и схватился за живот. А ведь Отто лишь легонько провел ему ногтем по пузу. А оно само развалилось…

Белка кончилась. Отто облизал окровавленные руки и решительно вытер слезы. Он не будет плакать! Он уже большой. Взрослый вильдвер! Вильдверы не плачут, они думают! Так говорил дед!

Дед очень умный! И сильный! Настоящий «Медведь»! И Отто станет «Медведем». Не зря же дед называл его Медвежонком. Надо вспомнить всё, что говорил дед, и делать, как он учил. Отто начал вспоминать. Память работала отлично: «Терпеть голод нельзя! Никогда и ни за что! Особенно, если перекинулся. Тогда можно съесть любого зверя, не варя и не жаря. Но потом долго нельзя возвращаться в обычное состояние. А то понос будет!»

Отто молодец: он съел белку, и голод немного поутих. Но не прошел совсем. Мальчик обвел взглядом окружающие деревья, принюхался. Затем бесшумно скользнул в сторону большого дуба и прыгнул изо всех сил. Тетерев лишь в последний миг почуял неладное, всполошился и попытался взлететь. Не успел. Птицу Отто ел гораздо медленнее, тщательно пережевывая вкусное мясо. Когда еда кончилась, мальчик с сожалением посмотрел на кучку перьев и косточек, решил было еще поохотиться, однако ничего подходящего вблизи не почуял. Расстроился, но не сильно. Есть не хотелось, да и дед не советовал переедать. Охотиться весело, но… К тому же захотелось спать. Нет, спать сейчас нельзя. Спать надо ночью. От заката и до рассвета!

Пока же надо уйти как можно дальше от дома, переставшего быть домом. Злые люди обязательно пошлют погоню. Она идет медленно, но неуклонно. Если людей в зеленых куртках немного, их можно подстеречь, прыгнуть и убить. Только Отто не знает, сколько человек пойдет по его следам. Тогда – бежать. Куда? Дед говорил, на восход солнца, потому что там нет жрецов Сожженного. Кто такой этот Сожженный, Отто не знает, но его жрецы – это монахи. И дед всегда прав. Всегда-всегда! Значит, так Отто и сделает.

Мальчик посмотрел на солнце, сверился с внутренними ощущениями, порадовался, что и до этого шел куда нужно. Потом зарыл останки белки и птицы, переворошил залитые кровью листья и побежал дальше. Но уже не сломя голову, а спокойно и размеренно, как и положено истинному «Медвежонку».

 

Глава 5

Кони шли по лесной дороге размашистой рысью. Фигуры в седле, затянутые в кожаные доспехи, смотрелись одним целым с благородными животными. Этакие кентавры о двух головах. Опыт всадников выдавала не только посадка. Доспехи-то простые, а вот притороченное оружие…

Не слишком длинные клинки, прячущиеся в слегка изогнутых к концу ножнах, и лишенная украшений рукоять, по строению более подходящая ножу … Крайгмессер. Оружие городской стражи. Простой и удобный нож-переросток незаменим в тесноте городских улочек и узких коридорах замков, да и в сшибках на степных просторах не подведет хозяина. Но у благородного всадника крайгмессер мог оказаться не во вьюке только, если всадник хотел оказаться в перекрестье недоуменных взглядов окружающих. Или если ему было наплевать на эти взгляды.

Арбалеты, что топорщили кобуры, были скрыты от чужих глаз, но сама конструкция чехлов говорила о постоянной готовности к бою.

Но последнюю точку ставили кони. Рыжие, а вернее красные, столь яркие, будто хотели сравниться цветом с Очистительным Пламенем, жеребцы знаменитой кроатской породы! Крупные, необычайно сильные и выносливые, способные и на рысь, и на иноходь, что само по себе невозможно для других пород, кроатцы легко меняли аллюры по желанию всадника. Огромная редкость! Не каждый барон может себе позволить такого скакуна! Если по чести, то и не каждый граф. Герцоги – те да. И то не все. А уж сразу и столько в одном месте… Никто не помнит о недавнем сражении, где погибло минимум три герцога?

Но не оружие, и даже не кони вызвали бы наибольшее удивление у стороннего наблюдателя. Всадниками были женщины. Крупные, сильные, в мужской одежде, с оружием, но женщины. Впрочем, широкие белые плащи с изображением куньей морды на спине объясняли всё.

Орден Дев-воительниц был немногочислен, но репутацией пользовался серьезной. Мало кто решался переходить дорогу «куницам». Банды ягеров, равно воинские отряды дворян старались не связываться с «бешеными суками». Впрочем, называли их таким образом за глаза и с оглядкой, не дай Господь, услышат. Сами же воительницы не боялись ни Господа, ни Нечистого. Даже со Светочами Веры неоднократно сходились в открытую. И не только в теологических спорах. Бывало, ведьм вытаскивали прямо из костров, плюя святым отцам не только в душу, но и в лицо. Иногда в прямом смысле. Не любили сестры Очистительное Пламя. Предпочитали Хладное Железо клинков.

Выехав на опушку, всадницы придержали коней. Ехавшая первой, необычайно рослая и крепко сложенная блондинка, принюхалась, шумно втягивая воздух:

– Кажется, мы опоздали, – и выругалась столь изощренно, что покраснел бы и самый отчаянный наемник.

– Похоже на то, – согласилась черноволосая женщина, тоже не маленькая, но всё же значительно уступавшая в размерах напарнице. – А ты что думаешь, Ридица?

Третья Дева, самая юная и хрупкая в команде, угрюмо кивнула. Колыхнулась рыжая грива волос, прихваченная лишь налобной лентой, и девушка вслед за подругами направила коня вперед, к притихшему в ожидании очередной неприятности Лукау.

Беспокоились сервы напрасно. Опасных гостий они не интересовали совершенно. Запах гари безошибочно вывел всадниц к свежему пожарищу на дальнем краю деревни, где лес почти вплотную подступал к забору. Точнее, к его обгорелым остаткам, что, торчали подобно гнилым зубам.

– Так и есть! – блондинка снова выругалась. – Дня три, не больше. Нечистый, забери… – продолжение фразы по экспрессивности и лексике значительно превосходило предыдущие ругательства.

– Не сквернословь всуе, сестра Бригитта, – грустно усмехнулась брюнетка. – Мы не можем успеть везде. Однако странно…

– Что тут странного? Пришли, убили, сожгли! Как всегда и как везде!

– Костра на площади не было, мать Ванесса, – произнесла Ридица. – Значит, живым никого не взяли. Подворье сожгли, а это собственность сеньора. Тщательно сожгли, до последнего прутика. Даже забор. А деревню не тронули – опять же ни костра, ни разгрома. На Светочей непохоже. На наемников – тоже. И на сеньора…

– И что все это значит? – поинтересовалась Бригитта.

– Сама не догадываешься? – усмехнулась брюнетка.

– Увы, мой разум не столь остер как мой меч! – высокопарный тон совершенно не вязался со взглядом девы, внимательно осматривающейся по сторонам.

Ванесса спешилась, похлопала коня.

– Ну тогда поразмышляй, а мы пока в лесок отлучимся, – и, глянув на удивленное лицо соратницы, хохотнула. – Надо проверить кое-что.

И под очередное, впрочем, вовсе не злобное, ругательство Бригитты воительницы исчезли в лесу за пожарищем. Оставшись одна, дева снова оглянулась, мимолетно коснулась рукояти меча и недовольно пробурчала:

– «Поразмышляй»! Это ты у нас комтура, а не я! Вот сама и думай! Да и у малышки голова большая, ей самое то мозги напрягать! А мое дело маленькое! Головы да яйца отрывать кому прикажут!

Девы вернулись довольно быстро. Очень серьезные и озабоченные.

– Значит так, – произнесла Ванесса. – Не улыбнулась здесь Светочам удача. Был один или двое, да все вышли. Кончились болезные. И местный граф до кучи. Но тут был еще кто-то из дворян. И кнехты-ягеры. Много!

– Откуда знаешь? – не удержалась Бригитта. – сапоги у всех одинаковые…

– Думаю! – отрезало командование. – Смотрю и думаю! Но это не главное. Кто-то сумел сбежать. Похоже, девочка, нога маленькая. На восток уходит. А за ней – десяток ягеров. Но они не спешат. Напуганы.

Бригитта скривилась.

– Резню устроила девчонка?

– Нет, конечно! Можем считать, сведения подтвердились! Но ему уже всё равно! Так что торопимся к сестрам, Бригитта. Сообщим, кому надо. Там сообразят, что делать. И с деревней – тоже. Отдай Ридице ее коня.

– Она не с нами?

– У нее есть другие дела! Попробует перехватить девчонку.

– Вы обе с ума сошли, – всполошилась Бригитта. – За три дня ее уже пять раз поймали!

– Деревня цела, – покачала головой Ванесса. – Ушла от них девка! Перехватит! А вот нам с тобой гнать надо… – комтура взмыла в седло. – Давай, Ридица! Ни пуха, ни пера!

– К Нечистому! – традиционно откликнулась рыжая.

И «кентавры» рванулись в противоположные стороны…

 

Глава 6

В резиденции Ордена Фридриха приняли гостеприимно. Разместили отряд в гостевых кельях, не отличавшихся излишним аскетизмом. Дали отдохнуть и выспаться. Но фон Каубах не обольщался. Знал, стелят Светочи мягко, вот только спать жестковато выходит.

Разговор начался позже. Более схожий с допросом, нежели с дружеской беседой. Хотя внешне всё очень благопристойно.

– Скажите, виконт, – обер-бейлиф прохаживается по комнате, с кубком в руке. – Как вышло, что тварь, приколотая к стене тремя копьями, сумела рвануться вперед, принеся за собою погибель святого брата, принявшего мученическую, подлинно героическую смерть во имя Господа от рук премерзейшего создания?

Сам Светоч, хоть и не выпускал кубок, с начала разговора и двух глотков не отпил. Зато собеседнику подливал исправно. Впрочем, Фридрих не настолько глуп, чтобы накачиваться вином.

– Рогатины людей графа имели слишком непрочные перекладины, – в очередной раз разъяснил он. – Столь хлипкие, что Зверь сломал их своим телом. Порыв его был столь силен, что даже после того, как копья пробили его насквозь, он сумел продвинуться вперед чуть ли не на локоть! – фон Каубах горестно вздохнул. – В смерти брата Густава есть и моя вина. Требовалось дать приказ моим ягерам прийти на выручку людям графа. Но кто мог предположить, что покойный граф столь наплевательски отнесся к вооружению своих людей?

– Пробили насквозь, говорите, – протянул церковник. – Рогатиной?

– Именно, святой отец!

– Воевали? – и прищуренный взгляд поверх кубка.

Фридрих с трудом сдержал улыбку. Ну что же вы, святой отец, так по-детски пытаетесь поймать? Ведь только полный болван не догадается, что всю подноготную виконта изучили до последней запятой в записи о рождении.

– Не пришлось, – развел руками виконт, – К тому времени, когда я сумел крепко взять меч, Господь надежно оградил Нордвент от войн. Но хочу добавить, что уже десять лет гоняюсь за нечистью. Смею заметить, небезуспешно.

– Да, – командор кивнул. – Ваш послужной список, виконт, поистине впечатляет. Но вернемся к нашей букашке, наколотой на булавки людьми графа. Вы представляете, какую боль должен испытывать человек в такой ситуации?

– Это не человек! – поджал губы Фридрих. – Вильдверы почти не ощущают боли. Лишь Очистительное Пламя…

– Полноте! Болевой порог низок, но не настолько. Поверьте, не существует ни единой твари божьей, способной получать удовольствие от пробитых внутренностей! – обер-бейлиф сделал маленький глоток, обернулся к узкому окну, – Впрочем, не скрою, Святой Церкви известны случаи, когда мертвый вроде бы человек добирался до горла врага. А вы столкнулись с вильдвером. Те же способны и не на такое! Вспомните, хотя бы Ронсенваль! «Медведи» Роланда выкидывали штучки и похлеще! – следователь, отвернувшись от виконта, по прежнему, что-то рассматривал за окном. – Кстати, о Роланде. Если мне не изменяет память, это Ваш родственник?

Фридрих напрягся.

– Дед, – коротко произнес он.

– «Медведи» ведь набирались из вильдверов? – священник повернулся к Фридриху. – Или я заблуждаюсь? Никогда не интересовался историей. Исключительно по долгу службы.

Ага! Исключительно по долгу! Вот только долг Светочей Веры границ не имеет. А длина их любопытных носов стремится к бесконечности. По спине виконта пробежала ледяная струйка пота.

– Вы правы, святой отец, – пожал плечами Фридрих, поднося к губам бокал. – Только из них. За одним исключением. Мой дед, командир отряда, Зверем не был. Великого короля не зря назвали Шарлеманом. Он просто не мог доверить командование столь важным подразделением ненадежному человеку. Тем более, Зверю! Отец рассказывал…

– Приятно услышать от очевидцев подтверждение записанному в наших хрониках, – снова улыбнулся церковник. – С удовольствием побеседовал бы с Вашим отцом.

– Буду счастлив пригласить Вас в Каубах. К сожалению, отец уже стар, и не перенесет долгого пути, – виконт горестно вздохнул. – Последние годы граф почти не встает с постели. Так что не стоит слишком затягивать визит, если хотите застать его в живых.

– Да уж, – по уровню демонстрируемой скорби священник превзошел собеседника, – все мы не молодеем. Постараюсь навестить Вас в ближайшее время. Хотя сами понимаете, очень много дел, требующих моего присутствия в самых неожиданных местах. А день так короток…

Данная реплика не требовала обязательного ответа, и Фридрих предпочел промолчать. Обер-бейлиф тоже не спешил продолжать разговор.

– Как же вы мальчишку-то упустили, виконт? – наконец прервал паузу Светоч. – Совсем юный щенок и ушел из рук столь опытных охотников…

– Полностью моя вина, святой отец! – покаялся фон Каубах. – Никак не мог предположить, что ягеры фон Меккерна способны охотиться только на мышей! Граф так хвастался своими наемниками! Конечно, мне неизвестны случаи перекидывания в звериную ипостась в столь юном возрасте, но требуется быть готовым к любым неожиданностям!

– Полно, не оговаривайте себя, виконт. – махнул рукой священник, – Да и графа – тоже. Так или иначе, но «Медведя» вы завалили!

– «Медведя»? – удивление Фридриху удалось изобразить прекрасно.

– Именно. Теодор Рваное Ухо – бывший подчиненный Вашего деда. Сержант, участник Ронсенвальской битвы. Герой похода по Тигренку. Честно говоря, очень жаль, что такие личности рождаются нечистью. Если бы не это… – обер-бейлиф отошел от окна и расположился в кресле. – Самоуверенность графа достойна осуждения, исход схватки был абсолютно непредсказуем даже при одновременной атаке двух отрядов. Но фон Меккерн понес кару, назначенную Господом, – церковник отставил кубок. – Оставим мертвое мертвым и займемся живыми! Вы считаете, что Ваши люди возьмут мальчишку? Старик наверняка чему-то его учил! Щенок опасен, несмотря на возраст.

– Как чувствовал, – покачал головой виконт. – Надеюсь, возьмут. Сонным, в первую же ночь. Должно получиться. А нет, так Арно что-нибудь придумает. На то он и Хитрюга. А на обратном пути проверит это Лукау. И заодно, как наследники фон Меккерна выполняют свои обязанности…

– Будем молить Господа ниспослать ему удачу, – кивнул обер-бейлиф. – Не смею больше Вас задерживать, виконт. Тем более, это не последняя наша встреча.

 

Глава 7

Красный конь шел размашистой иноходью, казалось, не замечая ни всадницы, ни неровностей дороги. Но только казалось. Едва остались позади поля, раскинувшиеся вокруг очередной деревеньки (три десятка домов, недостроенная часовенка, и звучное название Брабандер), и дорога нырнула под тенистую сень леса, жеребец то ли повинуясь незаметному движению колен хозяйки, то ли по собственной воле сбавил темп, перейдя на довольно резвую рысь.

Наездница никак не отреагировала на изменение аллюра. Ни на первое, ни на последующие. До того самого момента, когда жеребец остановился. После этого всадница спокойно сняла с крюков на задней луке седла арбалета, глядя на небо, взвела, и, не целясь, выстрелила в придорожные кусты. Вскрик засвидетельствовал, что выстрел не пропал даром.

– Выйти на дорогу! Всем! – громко скомандовала Ридица, неторопливо работая поскрипывающим воротом.

– Вы бы ехали дальше, святая сестра, – откликнулся из кустов хриплый голос. – Мы тут Вас не ждали, а ждали совсем не Вас… – владелец голоса помолчал, видимо, запутавшись в собственных словесных конструкциях, и сконфуженно закончил. – И нападать на Вас никто и в мыслях не имел. А Вы парню за просто так ляжку прострелили …

– Ты, как я погляжу, образованный! – усмехнулась воительница и поинтересовалась. – Может, еще и вергельд за невинные души заплатить попросишь?

– Мы и словей таких не знаем! – сообщил хриплый и поинтересовался. – А может, мы вам болты ваши вынесем, а сами уйдем от греха подальше? Все восемь болтов вернем, не сумневайтесь! Ой, то есть все десять! – поправился он, не услышав ответа. – И кошелек, что вы тут случайно обронили…

– Еще и купец… – вздохнула Ридица. – И когда ж я кошелек-то успела обронить?

– Так, когда в прошлый раз проезжали! Коник на кочку наступил, вот кошель с пояса-то и оторвался! – радостно произнес голос. – А может, и не Вы тогда проезжали, а кто другой из сестер Ваших. Вы им передадите, и будет радость и им, и нам!

– А вам какая? – девушка с трудом сдерживала смех.

– Так как же! – засуетился голос. – Мы же тут ночей не спим, всё думу думаем, как бы нам святой сестре деньги ее возвернуть! Ведь плохо служить Господу нашему без кошеля с золотыми-то, ой плохо! А у нас прямо душа надрывается, как мысли о несправедливости такой в голову лезть начинают! Кусок в рот не идет, так тоскливо от этого!

Из кустов вылез невзрачный мужичонка в простой крестьянской рубахе и портах, без пояса, босой и в зимней меховой шапке. Скорость и неудобство переодевания сыграли свою роль: рубаха оказалась вывернута наизнанку и заправлена в штаны только с левого бока, а шапка повернута на четверть оборота и сдвинута вправо, что придавало хозяину вид жалкий и какой-то перекошенный.

– Потому и сидим у дороги дни напролет, – продолжал мужичок. – Всё ждем, когда кто из сестер святых проедет, чтобы находку возвернуть! Вот! – благородный «возвращатель найденного» вручил девушке чехол с арбалетными болтами и богато украшенный увесистый кошель. – Ежели еще что потеряете, святая сестра, Вы только скажите, мы мигом всё найдем, клянусь задницей Нечис… То есть, Очистительным Пламенем!!! – пытаясь загладить оплошность, последнюю фразу он проорал, напоследок дав петуха, после чего долго и надсадно кашлял, а прокашлявшись, закончил. – Так я это, пойду, да?

– Не торопись, – сурово произнесла Ридица. – Странного в лесу ничего не видели в последнее время? Нечисть не шалит?

– Задни… То есть, Очистительное Пламя! – разбойник осенил лоб Знаком. – Да если бы нечисть аль нежить какая появилась, разве бы мы тут сидели? Лесов в Нордвенте на наш век хватит, да и в Полению перебраться не долго! Нет, святая сестра, не было нечисти тут! – и осторожно уточнил. – А что, есть тенденции?

– Экие ты слова знаешь! – удивилась воительница.

– А то! – подбоченился разбойник. – Чай не пальцем деланные!

– Знаю я, чем вас делают, – отрезала девушка. – Лучше бы пальцем!

Мужичок сообразил, что выбился из играемой роли.

– Не губите, святая сестра, ежели ужасть какая в местах этих завелась, так скажите сразу, не дайте умереть занапрасно!

– Не знаю пока ответа, – задумчиво произнесла Ридица. – Раз вы ничего странного не замечали…

– Ночных не видели, – мигом посерьезнел мужичок. – Ни кобольдов, ни фенке. Даже вильдвера паршивого, и то не пробегало. А вот странное было. Позавчера десяток ягеров через лес ломился. Без коней, и напрямую шли. Точно на восход, как стрела летит.

– И что?

– Так откуда ж мне знать? – пожал плечами лесной житель, – Нам-то они без надобности, издалека приглядели.

Рибица покачала головой.

– Ладно, как тебя найти, если потребуешься?

– Так Вы по дороге этой как поедете, – проинструктировал мужичок, – свистните три раза пустельгой. Два подряд, а третий с перерывом. Так я и примчусь мигом. Только стрелять не надо!

– А если серьезно?

Незадачливый разбойник вздохнул:

– В Допхельме, от ратуши на закат, трактир «Нажратый ангел», то есть, прости Господи, «Летящий Херувим». Там вывеска так потешно намалевана, что перекрест сам на язык лезет! Скажите хозяину, Кривым Гансом его кличут, что Хродберт Фройд задолжал вам два золотых. А в Брабандере если, то третий дом с южного конца. Эльза Коровница. Только ей про золотые говорить не надо.

– Так ты еще от жены деньги прячешь? – нахмурилась девушка.

– Что Вы, Что Вы, – замахал руками бедолага. – От нее спрячешь! Я о том пекусь, что Эльза обо мне плохо подумать может! И о Вас тоже, святая сестра. А оно Вам надо? Против ревнивой бабы ни один боец не устоит, будь хоть вильдвер из «Медведей»!

– Убить тебя, что ли? – Рибица демонстративно потянулась к рукоятке меча.

– Задни… То есть, ради Господа! С одной стороны, воля Ваша, святая сестра, а с другой к чему Вам ножик свой пачкать? А я пойду себе помаленьку, святая сестра, будто и не было меня.

– Ладно, не буду мараться! Иди, – махнула рукой девушка. – А то банду свою вовек не догонишь! Они уже мили две отмахали, не меньше. Даже тот, у кого ляжка дырявая!

Однако Хродберт уже исчез в кустах, достаточно тихо, хотя и не бесшумно.

– Пошли, Друг, – воительница потрепала коня по холке. – Видишь, какие совпадения бывают. Тезка ты с этим душегубом. Перебить бы всю шайку, только времени нет, да и слава о Фройде этом, идет неплохая. Сравнительно. А кто его место займет, один Нечистый знает… То есть, Очистительное Пламя, конечно!

Девушка расхохоталась и пригнулась, пропуская над головой низкую ветку. Конь размашистой рысью отмерял мили лесной дороги…

 

Глава 8

Надежду взять щенка малой кровью Хюбнер потерял в первый вечер, когда следопыт обнаружил остатки трапезы вильдвера. Мальчишка неплохо спрятал следы. Но «неплохо» – не значит, хорошо. Кому надо – заметит. Вот Лягаш и заметил. И Арнольд тоже. Белка и тетерев. Вполне достаточно, чтобы восстановить силы. Рассчитывать на вымотанного мальца, спящего беспробудным сном, не приходится. Раз звереныш начал охотиться по дороге, значит, действия его вполне обдуманы. Теперь пойдет спокойнее, не забывая набивать брюхо, а ночевки будет устраивать в таких местах, что не подберешься. И именно ночевки, а не бессознательное многочасовое валяние, похожее на смерть.

Как в воду глядел. След стал ровнее и не столь заметнее. Шел бы капитан в одиночку – мог и потерять. Но Лягаш следопыт отменный. Не зря в Кордонной страже пакостных кроатов по лесам гонял. Впрочем, то, что след не терялся, радовало не особо. Драться с «Медведем», пусть даже маленьким и не всему обученным, Хюбнеру категорически не хотелось. Впрочем, чтобы подраться, вильдвера следует еще догнать. Что крайне непросто. Звереныш ломится по прямой, не петляя. В человеческий облик переходит только на сон. Время на костер не тратит, жрёт сырьём. Как следствие, расстояние между ним и ягерами неуклонно растет. Очень долго в таком темпе он не выдержит, но, прежде чем свалиться оторвется очень сильно. Уже в первый день отмотал столько, что ночное преследование потеряло смысл. А за декаду и вовсе ушел на три дня пути, если не больше. Теперь только ждать, пока он где-нибудь обустроится, а уже там, тщательно разведав обстановку… Всё это очень небыстро.

А нужно ли Хюбнеру тратить на щенка время и силы? Сложный вопрос… Надо считать и прикидывать варианты. Хороших, в любом случае, нет. И надо выбирать между двух зол. Вернуться к виконту с пустыми руками – потерять и найм, и не выплаченные еще деньги. Настроение у фон Каубаха должно быть ниже погреба. После такого провала святоши потрошат виконта, как кухарка гусака. До пыточных подвалов дело не дойдет, но крови выпьют изрядно. Крючок на любого найдется. Не сам, так мама-папа-братик-сестренка, на край – прадедушка семиюродной сестры, окажется замазан в чем-нибудь. И голова щенка может оказаться для виконта большим козырем, а возможно даже и индульгенцией. И если Арнольд ему этот козырь не даст, фон Каубах запросто откупится капитанской головой вместо звериной.

Гнаться за щенком тоже не имеет особого смысла. Зверь обгоняет и очень сильно. Идет целенаправленно, на восток. А что на востоке? Поления интереса для вильдвера не представляет. Кроме Светочей Веры, там и оборотней не любят. Полене, вообще, никого не любят, кроме самих себя. Подленький народец. Вряд ли мальчишка идет к ним, скорее всего, дальше, в земли сваргов. Язычники Зверей не то, чтобы привечают, но жить дают. Далековато мальчик собрался. Взрослый мог и не решиться, а этот без раздумий выполняет дедовы наказы. Но до Сварги далеко. Даже у взрослого вильдвера на дорогу уйдет уйма времени. А у них, преследователей? Вдвое? Втрое больше? И столько же назад. Да еще и сама охота. И кому нужна голова мальчишки через полгода, если не больше? То-то и оно, что никому. За дезертирство сочтут. Плохо, очень плохо! Вляпался ты, Хитрюга, всеми четырьмя лапами. Да не в сметану, а в редкостно вонючее дерьмо!

Выйти из леса, обзавестись лошадьми и обойти Зверя по дорогам? Глупость. Леса слишком велики, щенок обойдет любой заслон, который Хюбнер в состоянии выставить. А кстати, как щенок будет проходить Полению? Реки-то то там серьезные, а учиться плавать мальчишке было негде. Что-то в этой мысли есть. И в предыдущей – тоже. Только действовать надо совершенно иначе! Особенно, если вспомнить, что полене не любят не только вильдверов. К ягерам из Нордвента отношение тоже довольно прохладное. Как и вообще к вентам. Но это совершенно не страшно. По-поленски Арнольд говорит свободно, да и внешность у него неопределенная. Прическу «под горшок», как тамошнее дворянство ходит на первом же привале можно ножом обкорнать. Да и щетина за декаду погони отросла. Еще немного подождать, подравнять, и готовые поленские усы получаются… Пожалуй, эта игра может стать куда интересней, если перестать быть пешкой, и попробовать стать игроком…

Капитан остановился, коротко свистнув. Растянувшиеся короткой цепочкой по лесу, ягеры по одному возникали среди деревьев. Арнольд дождался, пока соберутся все, оглядел отряд:

– Слушайте сюда, парни. Дальше гнаться бесполезно. Он идет быстрее нас.

– И что? – лениво поинтересовался Лягаш, валясь на траву. – Выбора-то, нет. Надо гнать. Вернемся пустые – виконт с нас три шкуры спустит. Не вернемся – плакали наши денежки. Еще и пособниками нечисти объявят.

Арнольд присел на едва заметную кочку.

– Если все вернемся – да.

– И если не все – тоже, – не согласился Лягаш. Остальные закивали.

Хюбнер улыбнулся:

– Не так. Чтобы выполнить поручение виконта, разделим отряд. Вы пойдете назад. Все, кроме меня. Цель – Лукау. Пока дойдете, пройдет пара декад от поимки твари, как раз все успокоятся и вернутся с лесных ухоронок. Вот Вы и навалитесь. Выявите всех, подчеркиваю – всех, Зверей и уничтожите. А так же родственников и пособников. Чтобы ни один не ушел от Очистительного Пламени! И чтобы кроме головешек от деревни ничего не осталось. Потом к виконту. Расскажете все, как было и есть. Сошлетесь на мой приказ. И скажете, что я иду по следам вильдвера. Либо сдохну, либо вернусь с его головой. Вот тогда Черный Фридрих вас не тронет. Всё чисто. Если я не приду до конца контракта – забирайте расчет и валите в Визант.

– Зачем?

– Затем. Если помнишь, наши деньги лежат там. И получить их могу только я.

– Или я, – криво усмехнулся Лягаш.

– Или ты, – согласился Хюбнер. – Но ты через два года.

– Еще декада в лесу… – уныло проворчал Рыжий.

Арнольд окинул здоровяка взглядом и хмыкнул:

– С чего это? Тут до Допхельма десяти миль не будет. Обзаведемся лошадьми, заодно пожрем по-человечески. Только хоть пару дней держите языки на привязи. А то все Звери из Лукау разбегутся.

– Когда это мы болтали? – Рыжий обиделся. – Я вообще нем, как могила!

– До пятой кружки, – прокомментировал Лягаш.

– До четвертой, – уточнил Арнольд. – Не советую пить, пока не доложитесь фон Каубаху. Не так и долго перетерпеть. А про меня вообще только виконту скажете. Все ясно?

– Ясно… – ухмыльнулся Рыжий. – Не пить, не спать, баб не лапать… Перебить сервов в Лукау и насовать виконту в шлем кучу брехни!

– Раньше или позже твой язык, Ганс, приведет тебя на виселицу, – дружески похлопал его по плечу Хитрюга. – Молчаливый ты наш…

 

Глава 9

Идти через лес было нетрудно. Только скучно. Первые несколько дней Отто осваивал изменившееся тело. Большей частью бежал, перепрыгивая через ручейки, канавы и кусты, каждый раз удивляясь тому, как много он, оказывается, может! Охотился, подолгу гоняясь за мелким зверьем прежде, чем закогтить. Не по необходимости, просто так было веселее. Крупные животные мальчика не интересовали. Пару раз встречались лоси, но нападать Отто не решился. Да и не смог бы он съесть столько мяса. Однажды попалась пара волков. Мальчик немного испугался, но хищники всполошились куда сильнее: лишь хвосты мелькнули.

Обычный облик он принимал исключительно для сна, а утром первым делом, перекидывался. Боль потери притупилась, стираемая новыми впечатлениями, но вместо нее пришел страх. В Облике он не боялся ничего, а став обычным человеком – шарахался от каждого куста. Всё время чудилось, как из зарослей высовывается огромная мускулистая рука, покрытая редким рыжеватым волосом, и хватает мальчика, не давая шевельнуться. А по ночам снился дом. Уютный, ласковый, построенный дедовыми руками. С цветущим подворьем, высоким забором, крепкими воротами. С дедом, сидящем на крылечке. Становилось так хорошо… Но вдруг распахивались ворота, гремя оружием, врывались во двор люди в зеленых куртках, дед срывался с места, превращаясь в тень, мелькали в воздухе стрелы, падали убитые, в грудь деда втыкались копья… Отто пытался рвануться на помощь, но его держала та самая страшная рука…

Мальчик вскакивал весь в поту, обводил замутненным взглядом очередное убежище, успокаивал дыхание. Иногда плакал, но чаще заставлял себя сдерживать слезы. Он пытался засыпать в Облике, но в последнюю минуту тело само становилось человеческим, и кошмар приходил снова. Один и тот же, хотя каждый раз чуточку иной. Сейчас Отто и сам не знал, что происходило на самом деле, а что причудилось очередной ночью. Наверное, мальчик попробовал бы не спать совсем, но внутри откуда-то появилось непонятное чувство, заставлявшее его укладываться с закатом, словно дед стоял рядом и укоризненно глядел на сорванца, привычно канючащего: «Ну деда, ну еще немного…».

С рассветом Отто вставал и бежал на восход солнца. О погоне он уже не беспокоился. Не то, чтобы забыл, просто перестал вспоминать, раз уж она ничем себя не проявляла.

Дни мальчик не считал, и в какой день декады путь ему преградила огромная река, сказать бы не смог. Впрочем, ему это было безразлично. Высунувшись из кустов, Отто изумленно рассматривал раскинувшуюся впереди водную гладь. Разве столько воды сразу бывает? Пруд в Лукау тянулся вдоль меньше, чем эта река поперек. Или это не река? Нет, вдалеке виден противоположный берег. А как туда перебраться?

Плавать Отто умел. Пруд переплыть мог. Но поперек, а в длину – один раз попробовал и даже одолел, но так запыхался, что больше не решился. Дед тогда сильно ругался. А здесь плыть куда дальше. Правда, через пруд он плыл в обычном облике, а если перевернуться… Лучше ли получится плыть в таком облике, Отто не знал. Пробовать не хотелось. Необъятная водная гладь притягивала взор и пугала. Может, поблизости найдется какой-нибудь плот, а то и лодка? Мальчик с надеждой огляделся и даже принюхался, но чуда не произошло: не только лодки или плота, даже подходящего бревна не обнаружилось. Где-то в середине реки раздался громкий плеск. Звук окончательно убедил Отто, что лезть в воду не стоит. Так громко стукнуть по воде может только что-то очень крупное. Бо-ольшая рыба плавником стукнула. Поплывешь, а она подкрадется и АМ! Схарчит, и на Облик не глянет! Что же делать? Дед говорил – на восход, а река не пускает.

Но раз дед говорил, должна быть переправа. Надо только ее найти. Пойти по берегу, пока не обнаружится мост. Через любую реку есть мост! Но на мосту могут быть люди! Страшная рука вновь мелькнула перед глазами. Что же делать? Не переходить? Но дед сказал – на восход!

Долгие размышления утомили мальчика, и он занялся охотой, после чего, побежал вниз по течению. Через полдня лес на берегах закончился, сменившись обширными лугами. Отто в нерешительности постоял на опушке, но, справедливо рассудив, что в обычном облике никто не отличит вильдвера, перекинулся и, размахивая выломанным прутиком, двинулся дальше, не забывая посматривать по сторонам.

Вдоль берега шла неширокая, но хорошо натоптанная тропа. Ранее Отто избегал любых дорог, но сейчас тропка пришлась как нельзя кстати: здесь не заплетала ноги высокая трава, и не впивались в босые ступни острые колючки. Отвыкший за время путешествия от обычного облика мальчик, с наслаждением ощущал теплое солнышко на лице, легкий ветерок, несущий прохладу и кучу других мелочей, незаметных в обычное время, но которых так не хватает, когда ты их лишен.

Луга закончились, лес снова подступил к воде, но Отто продолжал идти по тропинке, затейливо петлявшей между огромных деревьев. Казалось, что все беды закончились, и там, впереди, ждет кто-то большой и добрый, тот, кто прогонит злых людей, жаждущих его убить, и отведет Отто домой. А потом съездит в Лукау, заберет деда и все снова станет, как прежде! Отто же не видел деда мертвым! Так почему бы ему не выжить? Вильдвера трудно убить, очень трудно! А дед самый сильный! И живучий! Дед же «Медведь»!

Из размышлений вырвал топот копыт. Из-за поворота тропы выбежал мальчишка лет десяти, не обращая на Отто ни малейшего внимания, промчался мимо и скрылся за деревьями. И тут же выметнулись два всадника в ненавистных зеленых куртках.

– Вот он, гаденыш! – заорал передний, бросая коня на Отто и выхватывая меч.

Мальчик ничего не успел понять. Спасли навыки, вбитые дедом. Да и тело вильдвера подсказало верный путь. Отто кубарем откатился в сторону, уходя от удара; вспрыгнул на круп гнедого жеребца; коротким взмахом когтистой руки перехватил горло всаднику и тут же перескочил на вторую лошадь. Все это, включая последний взмах, – единым слитным движением. Когда именно он перекинулся, мальчик не заметил.

Спрыгнув с лошади, Отто втянул ноздрями воздух и прорычал:

– Выходи! Я тебя чую!

Из-за ствола огромного ясеня высунулась светловолосая голова.

– А давай, ты их съешь, – давешний мальчишка кивнул на убитых, – а меня не будешь? Я же маленький! И костлявый!

– Я людей не ем! – сообщил Отто.

– А зачем же тогда легавых заколбасил? – удивился мальчишка.

– Они первые полезли! Их кто трогал, что ли?

– Ага! – паренек вышел на дорогу, видимо решив, что опасности нет. – Они, зуб даю, сами яман словили и копыта откинули!

Отто насупился:

– Я их первым не трогал! А как начали мечами махать, тогда и… Если в тебя будут лезвием тыкать, еще не так раскорячишься!

Мальчишка, обойдя вильдвера по широкой дуге, подошел к телу первого стражника и пнул ногой:

– Не, у меня так расписать не получится! Мастью не вышел. А ты, жгучий, без базара! Двух шестилапых на красного орла взял, и даже без пера!

Он подхватил поводья лошадей и, умело привязав их к ближайшему дереву, объяснил:

– Чтобы рога не сломали!

Отто еще раз посмотрел на лошадей, но рогов не обнаружил. Тем временем мальчишка начал умело обыскивать один из трупов, отправляя часть найденных вещей куда-то за пазуху.

– А нормально говорить ты можешь? А то я слов не понимаю!

– Ты чо?! – поразился мальчишка. – По фене не ботаешь?

– По чему?

– Обалдеть! – мальчуган потешно покрутил башкой. – Слушай, а ты вообще кто? Ларг, что ли? Ну, та самая нечисть, за которую функи ойро платят?

– Сам ты нечисть! Я, как раз чисть! «Медвежонок» я! Ну, вильдвер!

– Ага! Они так и называют! Только врешь ты всё! Вильдверы младше двенадцати лет не бывают! А тебе сколько? И десяти нет, небось!

– Семь мне…

– Во! Ты совсем мелкий! Не бывает таких оборотней! До двенадцати все обычные люди, а вот потом…

– Не, – замотал головой Отто. – Просто перекидываться не у всех получается!

Мальчишка задумался. Потом лицо озарилось хитрой улыбкой:

– Слушай, я знаю, как можно ойро срубить по-бырому! Сдаем тебя попам, я беру ячмень, и рву когти. А ты линяешь, как я уйду. Они же не знают, что ты уже оборачиваешься! Потом встречаемся, и кругляши поровну! За ларга до Нечистого отвалят, а то и больше!

Отто зарычал. Собеседник мгновенно бросил возню с мертвецами, отпрыгнул в сторону и спрятался за дерево.

– Эй, ты чего! – он осторожно высунул голову. – Не хочешь – не надо! Думаешь, я тебя подставить хочу и с капустой слинять? Ты чё, в натуре! Ларга кинуть – это надо последним фраером быть! Такие недолго небо коптят!

– По-вентски говори! – ярость, затмившая Отто мозг, отступила. Только в горле клокотало немного, рык просился наружу.

– А ты человеком обернись! – выдвинул встречное условие мальчишка. – А то гляжу, и жуть берет!

Отто подумал и перекинулся в обычный облик. Мальчишка немедленно вылез из-за дерева и продолжил обыскивать тела, не забывая и про собеседника:

– Мир?

– Мир! – буркнул Отто.

– А звать тебя как? – спросил мальчишка.

– Отто.

– Надо же! Мы с тобой одноименники! – заявил парень, посмотрел на недоумевающее лицо вильдвера и добавил. – Ну я тоже Отто. А погоняло – Коготь! Это потому, что я с пером, то есть, с ножом хожу. И пользоваться умею! Если бы эти легаши пешими были, я бы их так расписал… – парень взглянул на недоверчивую ухмылку Отто и потупился. – И без оружия… – поднял глаза, опустил. – И один… – еще один взгляд. – И поменьше…

– Пойду, – сказал Отто, вставая.

– Эй, погоди, – засуетился новый знакомый. – Ты куда?

– Туда, – махнул рукой вильдвер. – Переправу искать. Есть там мост?

– Есть. В Нейдорфе! Но через него не пускают, там Поления за рекой.

– И что? – не понял Отто.

– Страна другая, – пояснил тезка. – За проход платить надо. И лист иметь! Хочешь – в город вместе пойдем. Легашей на воротах обойдем, мост покажу и на хазу пристрою.

– Хаза – это что?

– Ну, малина!

– Ягода?

Коготь осуждающе покачал головой.

– Сам ты ягода! Нельзя же быть таким неграмотным! Малина – это место, где зашухариться можно, и легавые не заметут!

– А что значит, зашухариться?

– Вот неуч! Спрятаться! И пожить немного. Дом такой, про который только деловые знают! Или никто не знает!

Отто умел читать, считать и писать. Но на неуча не обиделся. Во-первых, читал и считал он небыстро, а писал и вовсе медленно. А во-вторых, твердо решил выучить городской язык, на котором разговаривал его одноименник. Раз в город идти надо. Потому продолжил расспросы:

– Кто такие деловые?

– Урки!

– Кто?

Коготь демонстрировал образцовое терпение, хотя непонятливость «Медвежонка» его явно раздражала.

– Бабочники, избачи, каталы! Вся кодла, одним словом!

Отто совсем запутался:

– А это всё кто?

Тезка тяжело вздохнул и уселся на труп стражника.

– У тебя хавка есть какая нибудь?

– Хавка – это что?

– Жратва какая-нибудь! Шамать охота!

– Нет, – покачал головой Отто и, увидев огорчение на лице собеседника, добавил. – Могу поймать кого-нибудь. Птицу. Или зверя.

– Тогда так, – задумчиво сказал Коготь. – Жмуриков я обшмонал. Давай слиняем в сторонку, там ты поймаешь кого-нибудь, а пока пожарится, я тебя научу базлать по-человечески. А то с тебя деревня просто прет!

Примечания

Легавый – егерь, стражник. Заколбасить – убить

Яман – неприятности

Жгучий – смелый, сильный и отчаянный

Шестилапый – конный стражник

Взять на красного орла – перерезать глотку

Перо – нож

Рога сломать – убежать, не разбирая дороги.

Ларг – оборотень на вентско-поленской фене

Функ – священник, монах

Ойро – деньги

Ойро срубить по-бырому – быстро заработать денег.

Лист – документ, в данном месте и времени – подорожная.

Бабочники, избачи, каталы – воровские специальности.

Ячмень – кошель

 

Глава 10

Отряд пронесся по опущенному мосту, и, не снижая скорости, домчался до ворот замка. Лишь там, миновав две невысокие, но широкие башенки, на верхних площадках которых многообещающе виднелись почерневшие от копоти котлы, вынужденно перешел на шаг. Оставалось немного. Миновать ворота, повернуть налево, и преодолеть девяносто локтей узкого, изломанного поворотами коридора, между стенами которого приходится ехать по одному, косясь на узкие черные провалы бойниц. Затем – внутренние ворота. И лишь за ними можно не дышать в затылок впереди идущему.

Что и говорить, строители замка знали толк в возведении крепостей. Надумавшему штурмовать владения потомков Роланда, придется непросто. А если учесть колодец во внутреннем дворе и размеры погребов, то и осада – занятие безнадежное.

Именно это отец сейчас и скажет. Как говорил уже не раз. Глупый старик просто не понимает сложившейся обстановки. Против Святой Церкви не попрешь! И против короля – тоже. И дедово имя не будет спасать вечно. Не зря обер-бейлиф намекал, ох, не зря! Раньше или позже, отцовы игры вылезут на поверхность. И утащат в глубину и игрока, и всех, кто с ним связан. Фридрих улыбнулся получившемуся каламбуру. «Вылезут на поверхность, чтобы утащить в глубину». Но на самом деле, не до смеха. Если отец не боится Очистительного Пламени, то ему, Фридриху, рановато на костер. У него большие планы на ближайшие несколько десятилетий. Очень большие!

Виконт спешился, бросил поводья конюху и, легко взбежав по лестнице, вошел в кабинет отца. Граф дремал в большом мягком кресле, откинувшись на спинку, поддерживающую и голову. На стук двери он открыл глаза. При виде сына улыбка набежала на уста старого фон Каубаха.

– А, Фриц! – продребезжал старческий голос. – Молодец, не забываешь старика! Очень похвально! Что творится в большом мире?

– Ничего из ряда вон! – Фридрих понюхал прозрачную темно-бордовую жидкость в графине и пренебрежительно скривился. – А вина у тебя нет?

– Лишь сок, – голова графа чуть шевельнулась, обозначая отрицание. – Это гранатовый. Редкий фрукт в наших краях. Увы, вино слишком туманит старческий разум. Прикажи, чтобы принесли, – старик прикрыл глаза, и продолжил, – А не из ряда вон?

– Как обычно. Ничего не меняется, – пожал плечами виконт. – Светочи охотятся на вильдверов. Дворяне помогают. Заодно жгут пособников. Ты сидишь в замке и пьешь сок редкого в наших краях граната…

Глаза вновь открылись.

– Увы, я слишком стар, чтобы вмешаться. Боюсь, эти сволочи…

– Я говорю про другое! – перебивать отца совершенно не куртуазно, но… – Так и будем ждать, пока Очистительное Пламя не придет к нам? Ты хочешь на костер вместе с ними? – он неопределенно мотнул головой.

Взор графа уперся сыну в глаза:

– Что ты предлагаешь?

– Надо изгнать Зверей из замка! Я не говорю – отдать их Церкви, хотя это было бы лучшим решением, но так, мы хотя бы избавимся от прямой угрозы! Надо спешить, пока войска Светочей не осадили Каубах!

– Гарнизон замка силен! – усмехнулся старик. – А Каубах не по зубам этим ублюдкам!

– Против тебя выступят отряды всех владетелей и рыцари Ордена! И королевское войско в придачу! А у тебя что? Горстка стариков?!

– Эти старики еще зубасты!

– И что? Вопрос лишь в цене, которую заплатят охотники за добычу! Отец, я не хочу увидеть тебя на костре! Особенно, если буду висеть на соседнем столбе!

– Внук Роланда Неистового боится смерти?!

– Такой – боюсь! Дед погиб в бою! И, кстати, ты не забыл, что он дрался против Зверей?!

– Не употребляй при мне этого паршивого слова! Вильдверы – люди! Такие же, как мы! Только сильнее, быстрее и, откровенно говоря, честнее. Именно этим их и берут святоши! Подлостью! И горой трупов! Да, баски Гонзалеса были вильдверами. Но твой дед стоял в одном строю с «Медведями»! И если бы не они, армия Шарлемана не вышла бы из ущелья! Ты еще не забыл, кто такие «Медведи»?

– Помню! Те самые старики, с которыми ты собрался воевать против всего Нордвента! – Фридрих постарался подавить раздражение и говорить спокойно. – Отец, пойми, они же подлинные звери! Всего несколько дней назад, я видел, что сотворил один вильдвер с отрядом графа фон Меккерна! Две дюжины трупов! Сам граф погиб!

Старик медленно оторвался от спинки кресла и подался вперед. Узловатые руки крепко обхватили подлокотники. Тяжелый взгляд уперся в сына.

– Сколько среди убитых женщин и детей?

– Причем тут женщины и дети? Это была охрана фон Меккерна!

– Которая случайно зашла во двор к негостеприимному хозяину? – дрожащая рука налила сока. Граф отхлебнул, отставил бокал. – Кого убили?

– Э…

– Фридрих!

– Рваное Ухо.

– Старина Теодор… – лицо графа не изменилось, лишь на миг дрогнул голос. – А я ведь уговаривал его остаться! Здесь бы не достали! Костер?

– Нет. Хватило ран. Да и некому было проводить сожжение. Вильдвер оторвал брату Густаву яйца.

– Что же, туда им и дорога! Да! У Теодора был внук.

– Мальчишка сбежал.

– Вояки! – хмыкнул граф, – И ты считаешь, что я должен бояться безруких ублюдков, воюющих с детьми и не способных справиться даже с ними?

– Щенок обернулся. Убил троих. И добил графа. Это подлинный Зверь, а не ребенок.

– Перекинулся в семь лет? – отец вдруг внимательно посмотрел в лицо сыну. – Фридрих, – вкрадчиво произнес фон Каубах. – А что делал ты? – голос ужесточился. – Почему твои ягеры не помогли тому, кто трижды спасал жизнь твоему деду и дважды – отцу?! – теперь граф кричал. – Прошедшему Сиверу и Тигренок?! Герою Ронсенваля?! Если бы не он, ты бы просто не родился на свет!

Виконт вскочил на ноги:

– Ты считаешь меня самоубийцей?! Добить кнехтов фон Меккерна и отправиться на костер?! Так ты понимаешь благородство?!

– А хоть и так! – встать старик не мог, но взглядом давил не хуже, чем кулаком. – Как тебя вообще занесло в Лукау?!

Фридрих заставил себя успокоиться. Можно подумать, он не знал, как сложится разговор. И не шел на это сознательно.

– Я охотился на Зверя, – спокойно произнес виконт. – На порождение Нечистого, проклятого Господом! И то, что этот Зверь когда-то качал меня на руках и рассказывал сказки на ночь – ничего не меняет! – он помолчал, набираясь смелости, и продолжил. – Именно я его выследил! И если бы не глупость фон Меккерна, мальчишка бы не ушел! – снова крохотная пауза. – Зверей выбьют всех! До последнего! Раз Пречистая Церковь решила извести волчье семя, она не отступит! И если ты хочешь взойти на костер в компании нелюдей, то я не собираюсь подыхать столь глупо!

Старый граф молчал долго. Когда он поднял голову, ничто не выдавало его чувств. Разве что след одинокой слезинки возле левого глаза. Но голос был тверд. И холоден, как ледники гор Сиверии.

– Уходи. У тебя больше нет отца. Предателям не место в моем доме.

– Но… – начал Фридрих.

– Вон! – заорал старик, которого все же подвело самообладание. – Пошел вон, убийца! Чтобы ноги твоей, здесь не было! Мистфинк!

 

Глава 11

Тяжелая дверь ратуши славного городка Допхельма, что возле устья Дечинки, распахнулась от пинка.

– Эй, хлоп! Где бургомистр вашего сраного курятника?!

Якуб Шольц, старший писец ратуши, неторопливо поднял голову, оторвавшись от бумаг, и оглядел вошедшего. Собственно, можно было и не отрываться от составления годового отчета. Кто будет открывать ногами окованные полосами бронзы двери, и с порога бросаться оскорблениями? Лишь поленский шляхтич. И только нищий. Те, у кого хоть что-то звенит в мошне, уже поумнее. Хоть и не намного…

Как раз в точности такой же меньше месяца назад прескверно обозвал сослепу сына владетеля Верхнего Анхальта. А тот, не будь дурак, взял да проткнул ясновельможному пану глотку, прибив нахала вот к той стене, будто таракана иглой пронзил. Поленец лишь усами пошевелил, когда душа покидала грешное тело, ругаясь на дурную спесь да природный гонор…

Жаль, что нет сейчас в ратуше никого из дворян Нордвента. И фон Фейербах только-только ушел. Вот кто поумерил бы спеси гордецу и нахалу!

Писец пригляделся к гостю. Ну ведь правда, точь-в-точь, как прошлый! Захудалый род, второй-третий сын. Потрепанный кунтуш, столь же изношенные штаны, растоптанные сапоги… Кстати, когда-то были хорошими и дорогими. Года три-четыре назад. И не развалились даже! Цепь на груди, слишком толстая, чтобы быть цельной. Дутая, похоже. И как бы не из надраенной латуни… И перегаром разит, невзирая на сквозняк, и что стоит шляхтич локтях в десяти от Шольца. Впрочем, руки без аляповатых перстней, и рукоять меча не сверкает фальшивыми смарагдами. Хотя, поленец отрыжкой Господней завсегда остается, как ты его ни выряжай! Шольц происходил из Тешина, посему поленцев недолюбливал. Были на то у него веские причины…

– Герр бургомистр убыл по вызову маркизы фон Фейербах, – почтительно склонив голову, произнес Якуб. – Возможно, я могу быть чем-нибудь полезным вашей благородной особе?

– Курво мать! – подошедший к столу писца шляхтич обдал Якуба новой волной перегара. – Ты, хлопская твоя душа, имеешь наглость заявлять ясновельможному шляхтичу герба Берёза, что я должен сидеть в вашей, Господом обдрыстанной дыре, пока какой-то боров изволит таскаться по шлендрам?!

Шольц еще раз пожалел об уходе виконта фон Фейербаха. За подобные слова, прозвучавшие в отношении его матери, Рауль, даром что добряга из добряг, мигом запорол бы наглеца, будто шелудивого пса. Плетью поперек рожи, и дагой в печень. Тот и пасть свою вонючую закрыть бы не успел. Однако, виконт далеко, а вера учит не жалеть о несбывшемся… Сам же вступаться за честь маркизы, Шольц не мог по крайне объективному обстоятельству. Нельзя преуспевать во всем. И тот, кто привычен к перу и разбору бюрократических придумок, чаще всего слаб на мечах…

– И что, по велению этой толстой жопы, что по недомыслию ваших куцых голов стала бургомистром, мы, ясновельможные шляхтичи славетной Полении, – продолжил орать гость, багровея от крика, – должны отмечать день Катування Катынского, среди свиней, що навить людьскои мовы не розумеят?! Лишь потому, что какой-то хер, чтоб ему ежи на том свете поперек шерсти в сраку залазили, придумал, будто по вашему занюханному графству нельзя ездить без бумажки?!

– Так то пану шляхтичу нужна подорожная в Полению? – переспросил Якуб, от радости перешедший на родной выговор. – Так то пустячное дело! Только сообщите ваше имя! И на сколько человек выписывать?

– Мариуш Качинський, герба Берёза! – представился шляхтич. – Сейчас лично мне. А послезавтра, через вашу лужу блевотины проедет Янек с отрядом в пятнадцать человек!

– Я мигом, обождите самую малость! – попросил Штольц. Качинський милостиво кивнул и отвернулся, разглядывая обстановку.

Якуб подогрел кусочек воска на пламени свечи, накапал на подорожную, придавил печатью…

– Счастливого пути!

Не удосужившись ответить, шляхтич вышел, громко хлопнув дверью.

Впрочем, Штольц иного и не ожидал. Слава Господу, удалось избавиться! И без приблудного шляхтича поводов для головной боли предостаточно! В городе ярмарка, соответственно, съехалось и сбежалось превеликое множество всяческого сброду, начиная от кроатских табунщиков и кончая ромалами. Да еще сегодня, как назло, заявились две команды наемников. Зимними волками друг на друга зыркают. Одно слово поперек – и перережут друг друга, да еще и горожан до кучи прихватят. В сей хоровод, только пьяной шляхты не хватало… Бедный, бедный город Допхельм!

Город не успел скрыться за окоемом, как Арнольд уже начал сдирать надоевший кунтуш, жутко воняющий пивом, а заодно избавился и от цепи, чуть не зашвырнув ее в придорожные кусты. Но удержался, вдруг еще пригодится. И так жаль денег, что потрачены на весь этот маскарад… Но глисты, что поселились в голове у маркизы требуют неукоснительного исполнения набора определенных правил. Например, любой проезжающий через графство, должен по первому требованию предъявлять многочисленным разъездам подорожную. Показал – езжай дальше. Не показал – твои кишки могут увидеть божий свет, выпав из брюха… А ведь Нейдорф тоже во владении этой суки!

Писцы же и рады отвести душу! Нервы мотают, дай бог любому палачу! Вот и пришлось разыгрывать представление, чтобы очумевший чиновник побыстрее выписал все необходимое, не задавая кучи глупейших вопросов. Например, откуда ясновельможный пан прибыл, да почему раньше не приходил? И не имеет ли каких дел с ягерами, с утра крутившимися на рынке? Поэтому и глотал в дешевом трактире дрянное пиво, большей частью проливая на одежду, а после, дожидался когда ратушу покинет молодой дворянин весьма крепкого вида. Поединок в планы Хюбнера не входил. А после того, что хотел вытворить капитан, прямой путь в круг для свершения Божьего суда…

Зато теперь всё отлично. Отряд отправится утром в Лукау, а Хюбнер, вернее, пару часов уже Мариуш Качинський, движется на восток, к Нейдорфу, куда по всем расчетам должен выйти и искомый вильдвер.

Не исключено, конечно, что мальчишка плавает, как рыба. Тогда Хюбнеру его никогда не поймать. Но откуда в деревне, где единственная относительно большая вода – тухлый пруд с лягушками, взяться хорошему пловцу? Да и страшновато после этого пруда смотрится пограничная Одра. Так что упрется оборотень в реку, да и повернет к Нейдорфу. Или в обратную сторону. Но раньше или позже всё одно в Нейдорф выйдет, другого моста нет. Вот у моста и надо его ждать. Не у самого, конечно, в городе, но это не суть.

Одежду пришлось сменить. Ягерская куртка – вещь хорошая, но для мальчишки «лесная» расцветка – как красная тряпка для быка. Конями тоже разжились. Теми, в которых главное достоинство – цена. Ребятам до Каубаха добраться нужно, а там пусть виконт с этой дохлятиной разбирается. Тем паче, что купцы уступили столько, что возвращающийся отряд вместе с докладом повез фон Кауфману возможность заработать на перепродаже третьесортных коньков.

Для себя Арно взял лошадок посолидней. Конечно, не боевые кони, и не быстроногие сиверские скакуны. Даже не варнские степнячки. Но жилистые, крепенькие. На таких до самого Кия доехать можно. Если не торопиться, как на пожар.

И последний визит в ратушу. В итоге солнце только подумывает, не склониться ли ему к закату, а Арнольд-Мариуш уже выехал через восточные ворота, без малейшего сожаления покидая гостеприимный городок.

Примечания

Шлендра – шлюха

 

Глава 12

Обучение городскому языку оказалось делом несложным. Через два дня, когда дорога подошла к Нейдорфу, Отто «ботал по фене» достаточно, чтобы непринужденно болтать, а точнее, «ботать» с тезкой всю дорогу. Мелкие оговорки вполне объяснялись недавним приездом «братишки» из деревни. Версия Когтя Отто понравилась. Братишка – так братишка, наличие хорошо известного родственника отводит подозрения. Никто не подумает даже, что брат столь уважаемого урки, как Коготь, – ларг. Даже в голову не придет!

Вначале, конечно, приходилось тяжело. Когда Коготь выдавал очередную фразу, вроде: «Темные шмутки прикопаем. Бабла за них не срубишь, засыплемся только. И с ловеками та же чушь! Горбатого слепим! Легашей шиши лесные подломили. Но грязно! Ловеки рога сломали. Шиши шмутки взяли, хвосты, перья, ячмени и слиняли. Легавые жмуриков своих раскопают, будут шишей под ларгом дыбалить. А по малолеткам не кипишнутся в натуре!», Отто широко распахивал глаза и просил:

– Скажи всё то же самое, только помедленнее и по-вентски?!

– Без базара! – не возражал Коготь. – Вещи эти нам опасно сбывать. Серебра не дадут, скорее стражников кликнут. И с конями – то же самое! Поэтому мы сейчас всё так обставим, будто ягеров разбойники убили и всё забрали. Одежду, оружие, деньги. А кони сбежали с перепуга! Стража, когда тела найдет, будет шайку искать, в которой вильдвер за старшего. А на нас и не подумает никто! Понял теперь?

– Что делаем – понял, – кивал Отто. – А слова – не все. «Ловеки» – лошади, да?

– Ага!

– А «хвосты» – мечи?

– Точно!

– А «рога сломали» – это что?

– Сбежали! Только не просто так, а… сломя голову!

– Ага! – задумался вильдвер. – А «в натуре» что значит?

– Точно!

– Что точно? – не понял Отто.

– Значит «точно». А «лепить горбатого» – обманывать, рассказать, не как дело было, а как нам надо. Ну или показать.

Теперь всё иначе. Он не Отто, внук Теодора Рваное Ухо. Он – Медвежонок! А что, погремуха не хуже других! А еще он младший сын матери Когтя, вон как они похожи, если подходящий клифт и шкеры справить, не различишь! Коготь размерами чуть больше, так и старше на год, Медвежонку-то десять всего! Можно бы и шузами обзавестись, капусты хватит, но шузы малолеткам не в масть, летом все дети босиком бегают, даже богатые. Это всё Коготь придумал, пока жарили пойманного вильдвером зайца. То есть, ловил еще Отто, а ел уже Медвежонок. Обычный горожанин поедал в лесу жареного на костре зайца. А как иначе? Он же не ларг какой-нибудь, сырое жрать! Нет, Отто деда никогда не забудет, и кто его выдал – навсегда запомнил! Придет время – встретятся они. Обязательно встретятся. Но пока спрятаться надо. Коготь это хитрым словом называет – «конспирация». Не из городского языка слово, и даже не из поленского. Из «салевы»! На нем только владетели разговаривают, да попы. Коготь слово это случайно услышал, и так оно ему понравилось! И Медвежонку нравится! Красивое слово «Кон-спи-ра-ци-я»!

Для тех, кто будет искать убийц стражников – слепили горбатого. Трупы разблочили, одежду вместе с мечами и арбалетами увязали в большой надежный узел и утопили в реке. Да не в том месте, где всё произошло, а в миле выше по течению, в глубоком бочажке с илистым дном. Берега в этом месте болотистые, никто купаться не полезет. Коней прогнали подальше, будто те в испуге убежали. Себе взяли ножи и кошели. В ячменях, в основном, оказалась медь. Серебра немного. Зато в поясе главного стражника нашли зашитые золотые монеты. Целый десяток. Коготь нашел, Отто и в голову не пришло пояс прощупывать.

После двинулись в город, но не вдоль реки, а кружным путем, чтобы подойти с другой стороны.

Завидев вдали башни Нейдорфа, Коготь сошел с дороги и потащил приятеля вдоль узкой полоски леса, окаймлявшего огромное поле. Лесок вывел их к большому вонючему ручью. Или маленькой речке.

– Из города течет, – пояснил Коготь. – Всё дерьмо городское здесь плавает! Потому и воняет. По нему в город пройдем.

Медвежонок посмотрел на мутную воду. Степенно покачиваясь, проплыл раздутый труп в одном исподнем, выставив в небо облепленную нечистотами бороду. Как упрек Господу. Коготь отследил взгляд товарища.

– Я ж говорю, всё дерьмо здесь плавает. Мытарь местный. Декада, как подломили. Здесь искали уже, еще до того, как я в гастроль ушел. Придержал кто-то жмурика, а сейчас выпустил.

– Туда лезть придется? – спросил Братишка.

Не то, чтобы брезговал, навоз в деревне – дело привычное, но пачкаться не хотелось.

– Не-а, – махнул рукой Коготь, отрывая от ближайшего пня мох. – Посуху пройдем! Только сопелку надо будет заткнуть, – он протянул часть напарнику. – А то задохнемся!

Ручей нырял под городскую стену, оставляя над собой совсем небольшой зазор. Пришлось ползти по самому краешку, благо отверстие было немного шире речки.

– Здесь же и враг залезть может, – прошептал Братишка.

– Решетки опускаются, – пропыхтел ползущий впереди Коготь. – Когда аларм объявят. Их вышибить можно, только если в Вонючке по шейку стоять. А большинству, так и с головкой будет.

Он высунул голову из дыры и внимательно огляделся.

– Чисто!

Оба выбрались наружу. Точнее, внутрь города. Коготь еще раз огляделся и затрусил вдоль стены налево. Потом свернул в небольшой грязный переулок, скользнул вдоль забора, нырнул в дырку и четырежды стукнул в покосившуюся дверь крохотной хибары. Дверь открылась. Невысокий, не выше Когтя ростом, сухонький узкоплечий старичок окинул обоих подозрительным взглядом и недовольно буркнул:

– Чего надо?

– Клифт малый, – Коготь не обратил на не слишком теплый прием ни малейшего внимания. – И шкеры. Только чистые. На него, – он кивнул на Отто. – Чтобы в масть было. Братишка это мой.

– В долг? – прошамкал старик.

– Обижаешь, – нахмурился Коготь. – Форс имею!

– Линьковые? На свежаков работаешь?

– Белки! – Коготь осенил лоб Знаком. – Даже не беговые!

Старичок исчез в доме, чтобы вскоре появиться с рубахой и штанами в руках.

– Пойдет?

Коготь придирчиво осмотрел вещи, заставил Отто переодеться и, после недолгой торговли всыпал в ладонь старику горсть медяков. Дверь тут же закрылась.

– Паук – барыга честный, – сообщил Коготь уже на улице. – Раз сказал «чистые» – так оно и есть. Можно носить без опаски. Потому все шмутье к нему идет. У него ойро без счета!

– А не боится, что самого подломят? – охраны у торговца Медвежонок не заметил.

– Даже не думай! – зашептал Коготь. – Прошлой весной гостевые с Юга дернулись. Пятерых к лепилам унесли.

– К лекарям?

– Ну да! Не убивает он! Кости переломал и легавых вызвал. То не западло, раз на блатняка хвост задрали. Лепилы подлатали, и на кичу. А оттуда ни один не вышел. У Паука лапы длинные. И Пауком его не называй, не любит он свое погоняло.

Под разговор Коготь задними дворами и закоулками привел новоиспеченного брата в район, застроенный полуразваленными халупами, рядом с которыми хибара Паука выглядела королевским дворцом. Долго присматривался, прежде, чем подойти к одной из них, внешне неотличимой от других. Наконец, произнес:

– Вроде, не было никого.

– Я перекинуться могу, – прошептал Отто. – И понюхать.

– Не вздумай! – прошипел Коготь. – Вообще забудь, что умеешь! Я пойду, гляну. Если всё нормально – выйду, махну. Выждешь немного, и иди. А если меня повяжут – ты слинять успеешь!

– Тогда точно перекинусь, – не согласился Медвежонок. – Отобью тебя. Деда не смог, брата терять не хочу!

Коготь странно посмотрел на напарника:

– Ладно, посмотрим.

Он скользнул вперед, подкрался к двери и скрылся внутри дома. Снова появился на пороге и подал знак.

Внутри было… Плохо было внутри. Неровный земляной пол, на котором валялся всевозможный мусор: обломки камней и гнилых деревящек, полуистлевшие от старости тряпки, окаменевшее дерьмо, а запах, витавший под щелястой крышей, однозначно намекал, что не только окаменевшее… Да еще старое кострище посередине.

– Ну как хаза? – спросил Коготь.

Медвежонок только крутил головой, не понимая, как здесь можно жить.

Страшно довольный произведенным эффектом, Коготь прошел к дальней стене, уперся в нее ногой и двумя руками, для чего пришлось принять на удивление неудобную позу, и толкнул. Часть пола уехала в сторону, открывая ведущую вниз лестницу.

Вслед за товарищем Отто спустился вниз. Люк закрылся, и Коготь зачиркал кресалом. Неяркий колеблющийся свет лучины выхватывал только стены уходящего в глубину хода.

– Пошли, – скомандовал Коготь, меняя лучину на факел из лежащей рядом стопки, завернутой в промасленную холстину, – а то света не напасешься. Тут идти и идти!

Длинный тоннель вывел в самую настоящую комнату. Здесь было небогато, но чисто. Прямо на полу лежала пара тюфяков со сложенными на них одеялами. В одном углу высился слегка кособокий шкаф без дверок, а в другом гордым королем возвышался огромный дубовый стол, сильно обшарпанный, но зато щеголявший фигурными резными ножками и большой тумбой с ящиками. Пейзаж дополняла пара больших чурбаков возле стола. В шкафу висели две шерстяные куртки. И больше – ничего!

– Это грот называется! – Коготь воткнул лучину в стену и плюхнулся на один из тюфяков. – Вот тут мы и живем.

– Кто «мы»? – спросил Отто.

– Ты и я.

– А-а-а… – глубокомысленно произнес Медвежонок. – А это ты пещеру выкопал?

– Ты что! – мальчишка расхохотался. – Мне такое слабо! Тут Грец со сворой жил. От него осталось. Даже не жил, они сюда от облав уходили. Все на дно ложатся, а Грец – ниже.

– А сейчас он где?

– Нарвались они. Суфлер шавкой оказался, вот и сдал в солдаты. А свора была – отморозок на отморозке, решили легавых на перья посадить. Ну те их хвостами и посекли! Один Грец ушел. А я неподалеку нарезал, помог дошкандыбать. Вот он меня сюда и привел. Точнее, я его, – Коготь помолчал немного. – Только не помогло это Грецу. Тут он копыта и отбросил. А хаза за мной осталась, – обвел комнатушку взглядом. – Только рамсю я, не Грец тут юмал. Он сачок был конкретный, да и не местный. А это давно построили. Тут еще один лаз имеется. На выход.

Отто устроился на чурбачке. Снова огляделся.

– Так ты здесь один жил?

– Не, – Коготь махнул рукой. – Я больше по общим малинам шлялся. Ночь в одном месте перекантуюсь, следующую в другом. Если не появлюсь где, пусть все считают, что я у других. А сюда только если залечь надо. И когда с Белкой работали, здесь ночевали. Девке, если она не шмара, на общей обретаться стремно. Даже малолетке. Слишком много всяких уродов попадается!

Медвежонок замотал головой.

– Белка – это кто?

Коготь резко сел на тюфяке.

– Девчонка одна. Скорешились мы с ней… – Коготь замялся. – Ну вот ты мне брат?

– Брат! – подтвердил Медвежонок.

– Во! А она сестрой была!

– Старшей?

– Да не… – паренек махнул рукой. – Равной. Хотя она и постарше на год.

– А сейчас она где? – заинтересовался Отто.

– На киче, – вздохнул Коготь. – Ячмень у одной лахудры подрезала, а за ней пара амбалов перло. Белку и повязали. Теперь дело шьют!

Он вдруг подобрался.

– Хорош балаболить! Работать пора!

– В смысле? – удивился Медвежонок.

– А прямом! Чтобы хавку купить – капуста нужна. А ее только заработать можно!

– Так у нас же есть деньги!

Коготь скептически посмотрел на «брата»:

– Если мы тратить будем, а работать – нет, каждая шестерка поймет, что мы фарт словили. Мигом настучат. Тут шавок всяких – полгорода. А так – поди, разбери, на запасе мы сидим, или с дела кормимся. Так что не сачкуй, братан, пошли точки изучать!

Примечания

Клифт – куртка или рубаха.

Шкеры – штаны.

Шузы – обувь.

В масть – Здесь: соответственно положению. Слово имеет и другие смыслы.

Разблочить – раздеть.

Аларм – тревога

Чистые (шмутки) – не краденые (вещи).

Форс имею – при деньгах

Линьковые – фальшивые. Свежак – фальшивомонетчик

Белки – деньги, не замешанные в преступлении (тут Коготь бессовестно врет). Беговые – украденные (а вот тут говорит правду).

Барыга – скупщик краденого. Некраденым тоже торгует.

Лепила – врач, лекарь.

Кича – тюрьма

Свора – шайка, ватага.

Суфлер – наводчик.

Шавка – доносчик, предатель.

Сдать в солдаты – арестовать по доносу. Или написать донос, приведший к аресту.

Нарезать – искать жертву для преступления.

Рамсить – думать, размыщлять.

Юмать – работать.

Шмара – девушка легкого поведения

Амбал – телохранитель

 

Глава 13

«Летящий Херувим» оказался не самым плохим трактиром в Допхельме. Большой зал с массивными столами и лавками, сосновыми, конечно, но мореными под благородный валашский дуб, несколько уютных закутков, отделенных друг от друга и от зала дощатыми перегородками все из той же, вездесущей сосны.

Стены, ведущие из закутков в зал – пониже. Сидящий, если вдруг будет желание не только брюхо набить, но и по сторонам поглазеть, может видеть большинство прочих посетителей «Нажратого ангела», то есть, конечно же, «Летящего Херувима»! В закутках – по столу с лавками. Напротив входа столов нет. Зато есть длинная стойка. На ней громоздятся бочки. И трактирщик, возвышающийся за перегородкой. С доброй улыбкой на устах и тяжелой дубинкой под руками. Гости-то, всякие бывают! Как говаривал своему заместителю, легендарный византский полководец Чапаяни: «Есть нюанс, Петруччио!»

Под высоким, локтей семь, потолком зала подвешен пяток тележных колес, с парой дюжин свеч на каждой. В закутках свои подсвечники, но большинство предпочитает полумрак. К тому же, немного света попадает сквозь узкие окна, что выглядят словно бойницы. Даже легкомысленные занавеси, с вышитыми цветами не спасают от мысли, будто строители подумывали о том, что трактиру предстоит долгая осада…

По залу порхали от одного стола к другому подавальщицы в одинаковых серых платьях с сиреневыми фартучками, успевая и разносить пищу, и отвечать на шутки гостей. А то и оказывать услуги другого рода.

Народу в трактире оказалось немало. Трое купцов степенно ужинали в закутке слева от двери. Еще несколько столов занимали бюргеры, судя по всему, справа от входа расположилась компания табунщиков, похоже, что кроатов, занесенных в такую даль, не иначе, как чихом их верховного бога Вука.

За большим столом в центре зала гуляла группа ягеров, уже начинавших переносить свое внимание с пива и еды на что-либо более интересное. Во всяком случае, здоровенный рыжий громила, не отрываясь от кружки в правой руке, левой пристраивал на коленях светленькую подавальщицу, одновременно, что-то рассказывая. Та не сопротивлялась, но и помогать не спешила. Лишь улыбалась рыжему ягеру, временами вставляя в его пьяные байки восторженные охи.

Ридица с усмешкой оглядела зал, негромко пробормотала на салеве: «Культура, Нечистому ее в задницу!», не забыв добавить еще пару эпитетов из репертуара сестры Бригитты, и неторопливо проследовала в сторону хозяина.

Трактирщик, широкоплечий бородач трех с половиной локтей роста, приветливо улыбнулся. Улыбка на иссеченном многочисленными шрамами лице смотрелась довольно устрашающе. Впрочем, оба глаза у Кривого Ганса присутствовали, только левый озирал мир из толстого багрового рубца, выныривающего из густой шевелюры и исчезающего в не менее густой бороде.

– Чего угодно святой сестре? – флегматично спросил хозяин, одним глазом взирая на Ридицу, а вторым бдительно посматривая в сторону подвыпивших ягеров.

– Спокойно поесть, – тихо произнесла сестра, – Возможно, комнату. А возможно – кое-что еще.

– Поесть это завсегда можно, – тем же тоном ответил трактирщик. – Спокойно – тоже. А всё остальное по особому тарифу.

– Тогда и услуги должны быть особые, – усмехнулась воительница.

– За нами не заржавеет, – Ганс скосил в сторону Ридицы изуродованный глаз. – В кабинет пройдете?

Девушка кивнула, заняла ближний к трактирщику закуток, отличавшийся от прочих лишь меньшей высотой перегородки со стороны хозяина и, прислонилась спиной к стене, чтобы не выпускать из поля зрения ни общий зал, ни трактирщика. Еда появилась на столе, словно по мановению волшебной палочки. Молочный поросенок с хрустящей зажаренной корочкой, тарелка с крупными ломтями чуть ноздреватого хлеба и большая глиняная кружка с вином. Воительница принялась за еду.

– Скажи, Ганс, – обратилась она к хозяину, утолив первый голод. – Ты знаешь Хродберта Фройда?

– Имею такое удовольствие, – кивнул трактирщик из-за перегородки. – Не сказать, что шибко большое, но бывает и хуже.

– И что означает фраза, что он задолжал кому-либо золото?

– И сколько? – Ганс с интересом уставился на девушку.

– Утверждал, что пару золотых.

– Вы очень опасны, святая сестра, – с усмешкой ответил трактирщик. – И лучше не врать Вам ни единым словом.

– Ради Господа! – восхитилась Ридица. – Какие проницательные господа проживают в окрестных лесах! А если данный индивидуум кому-нибудь задолжает серебро, это фатально для кредитора?

– В общем случае – да, – согласился трактирщик. – Но бывают варианты. Хрод мне не указ, могу его слова и за чистую монету принять!

Девушка кивнула и приложилась к кружке.

– Весело вы тут живете…

Ганс хмыкнул, посмотрел на зал и многозначительно присвистнул. Ридица проследила за его взглядом.

В трактир ввалился десяток ягеров в серо-зеленых куртках, увидев которых первая группа наемников резко оживилась.

– Гляди-ка, крысоеды пожаловали, – громко заявил рыжий громила.

– Не твоего ума дело, свинский ублюдок! – не остался в долгу предводитель вновь прибывших. – Лапаешь шлюху, и лапай, а не лезь к приличным людям!

– Парни, – взревел Рыжий. – Вы слышали? Он оскорбил мою даму! – ягер отпустил подавальщицу. – Иди, детка, погуляй! Я сейчас научу это ходячее корыто с дерьмом вежливости, и мы продолжим!

Конфликт развивался стремительно. Давали себя знать и застарелая вражда Гильдии наемников Нордвента и Нордвентской Гильдии наемников, и то, что обе компании явно были не прочь отвести душу. Судя по скорости, с какой пустел трактир, все прочие посетители были неплохо осведомлены о возможных последствиях. И глаза у них были на месте.

– Ты так и будешь смотреть, не вмешиваясь? – поинтересовалась Ридица у хозяина, – и стражу не кликнешь?

– А зачем? – пожал плечами Ганс. – Все ушедшие расплатились. Девочки пока отдохнут. Да и помочь посудомойкам – великое дело.

– Они ж тебе весь трактир разнесут своей дракой!

Великан снова хмыкнул. На этот раз весело.

– Да где им! У меня обстановка вильдверов выдерживает! Ток царапины от когтей остаются!

– Что, были случаи? – поинтересовалась воительница.

– А то! – каждое хмыканье великана имело свой, неповторимый оттенок. – Лет десять назад святые братья решили прямо здесь оборотня повязать. Из залетных тот был. Ну и повеселились! Какие он, бедолага, кунштюки выкручивал, загляденье просто! Эти так не смогут.

Ганс пренебрежительно кивнул в сторону наемников.

– Тааак! – голос трактирщика посерьезнел, – Эй, вы! – рев Ганса легко перекрыл шум закипавшей ссоры. – Правила все помнят? Для дураков повторяю: у меня тут – не Божий суд! Кто нож достанет – того сам порешу! – и с грохотом водрузил на стойку заряженный арбалет сиверского образца и здоровенный крайгмейссер с пощербленным клинком.

Заметив удивление на лице сестры, трактирщик подмигнул и тихо сказал:

– И еще поэтому я не зову стражу… Наша смена уже ни на что не годна, – Ганс снова рявкнул в притихший зал. – Всё поняли, дети греха?!

Наемники без возражений убрали руки с мечей. Кое-кто и вовсе начал отстегивать ножны, чтобы под ногами не заплелись …

– Я гляжу, уважают они тебя! – усмехнулась Ридица.

– А то! – подбоченился трактирщик. – У меня заведение приличное, во всем порядок!

– И чем же то дело кончилось? – снова вернулась к теме девушка. – Схватили вильдвера? Или убили?

– Ушел, – махнул рукой Ганс. – Перегрыз дюжину Светочей и ушел. Через кухню.

– И неприятностей у тебя не было? – приподняла бровь воительница. – В пособничестве не обвинили?

– А я что, а я ничо! – рожа, скорченная великаном, наверное, должна была изображать невинность. Страшненькую такую. – Что честный бюргер, святая сестра, могёт супротив Зверя? Разве что девочек ему скормить. Так жалко же! Да и честно Вам скажу, не едят они девочек. Они святыми братьями питаются! Нашлись и у меня заступники…

«Честный бюргер» нехорошо посмотрел на начавшуюся лихую драку, вытащил еще один арбалет, зарядил, легко натянув тугую тетиву руками, и положил рядом с первым.

– Вас, святая сестра, в комнаты проводить, или представление посмотрите?

– Посмотрю, – улыбнулась Ридица. – Интересно, чего стоят ягеры фон Каубаха.

– Это которые первые?

– Те самые. Не знаешь, что они здесь забыли?

Ганс продолжал улыбаться, но смешки из голоса пропали:

– Прибыли сегодня днем. Пешим порядком. Купили лошадей, самых плохих на ярмарке. Толковых только пара. Судя по разговорам, завтра собираются к себе. Но! – трактирщик сделал паузу. – Приехал десяток. А сейчас их девять рыл. Хороших лошадок на конюшне нет. И треплются мало. Хоть и подвыпили. Я Марту подослал, считай, и не выпытала ничего, только облапал всю рыжий хрен! А девочка того, умеет языки развязывать…

Ридица кивнула, наблюдая, как рыжий мастерским ударом отправляет на пол первого противника, и отступает к стене, готовясь к натиску следующего врага.

– Что-то еще в городе интересного было? – девушка отхлебнула вина.

– Кого ищете, святая сестра?

– Девочка. Лет двенадцати. Издалека.

– Уже?

– Да!

– Эти? – кивнул в сторону драки Ганс.

– Похоже. Но неудачно. Отправь весточку в Нейдорф. Пусть посмотрят. Без меня ничего не предпринимать. Я утром выеду, но, сам понимаешь, буду через пару дней, не раньше.

– Сделаем, святая сестра. А с Фройдом что делать?

Ридица улыбнулась.

– Он полезен?

– Когда как… – пожатие могучими плечами.

– Тогда ничего. Если бы мне требовалась его голова, привезла бы с собой, – святая сестра качнула головой, отследив полет рыжего, получившего два удара в челюсть и махнула рукой. – Плохо дерутся! Нет истинного умения! Будь добр, проводи меня в комнату…

 

Глава 14

– Ты что творишь, Мистфинк?!

Кулак брата врезается в скулу Фрица, и тот летит на землю.

– За что? – младший Каубах встает, грязным кулачком размазывая по лицу слезы.

– А ты ее за что? Что такого совершила Ирма, что ты бьешь ее кнутом?

И всего-то? Обида захлестывает Фрица. Брат, наверное сошел с ума, раз за какую-то дочь служанки… Сервы для того и созданы Господом, чтобы дворяне могли оттачивать свои умения. Только вчера новый табунщик отца показывал искусство владения кнутом. Мало того, что он без промаха сбивал камешки с чурбаков, так еще и отбился от двух кнехтов в учебном поединке. А те были с мечами! Фриц тоже хочет так уметь! Должен же он на ком-то тренироваться! А что девчонка не может отбить его удар – сама виновата! Прутик, изображающий меч, Фриц ей дал! Подумаешь, зацепил пару раз! Даже шрамов не останется! Вырастет, ее и не так еще на конюшне пороть будут! Ей вообще не больно! А что плачет – так это она притворяется, по вечной девчачьей привычке!

Последние слова Фриц неосторожно произносит вслух и вновь летит на землю.

– Сервов можно наказывать, – говорит Дитмар. – Иногда нужно. Но только за дело! А ты просто издеваешься! Ирма ни в чем не виновата! И ты не будешь ее бить только потому, что тебе этого захотелось! И никого не будешь! Понял?!

Фриц много чего может сказать брату. Как это не виновата?! Достаточно того, что она родилась служанкой, а он дворянином! Она – собственность семьи, и любой из Каубахов имеет право сделать с ней всё, что угодно!

Но мальчик предусмотрительно молчит. Кулаки у Дитмара тяжелые, а отец наверняка примет сторону брата. Еще Фрица и накажут! И всё же он не выдерживает:

– Если бы я был больше и сильней, ты бы так себя не вел!

– Да? – голос брата сочится иронией. – Хорошо! Бери кнут. Ты же хотел тренироваться! Так тренируйся на мне. Ты с кнутом, я с голыми руками. Ну? Или трусишь?

Фриц зло улыбается и поднимает оружие. Сам напросился!

Увы, оказывается, хлестать беззащитную девчонку куда проще и удобнее, чем хотя бы попасть по крепкому и увертливому пареньку, владеющего благородным искусством рукопашного боя куда лучше тебя самого. Кнут впустую свистит в воздухе, а Фриц падает на землю, сбитый точным ударом… И еще раз…

– Хватит с тебя! – заявляет Дитмар. – Ты просил не называть тебя мистфинком, и я честно выполнял твою просьбу. Но если ты будешь вести себя, как навозная птица…

Виконт фон Каубах откинул одеяло и, тяжело дыша, сел на постели. Сердце испуганно колотилось в грудную клетку. Фридрих попытался успокоиться. Это всего лишь сон, зачем-то вернувший в тот день! Всё это прошло и не вернется. Детские обиды позади, тем более, с братом он давно за всё расквитался! И с братом, и с этой шлюхой Ирмой! Ишь, чего захотела! Стать женой виконта фон Каубаха! А братец вообще спятил! Отказаться от права наследства из-за простолюдинки! У него, видите ли, любовь! Большая и чистая! Вот и получи свою любовь!

Фридрих улыбнулся. Хорошая получилась месть. Хоть и не все вышло так, как задумывалось. Единственный разговор с братом Густавом, тогда еще рядовым послушником, грамотно составленный донос, и невесту на пороге храма (деревенского храма, ведь свадьба тайная, глупцы прятались от отца) забирают Светочи Веры. А что вы хотите? Обвинение в оборотничестве – это серьезно. Вильдверы – слуги Нечистого… Кто же знал, что этот полудурок Дитмар бросится защищать суженую с мечом в руках?! Бестолковый братец даже не подумал, что подставляет всю семью! Но оружием, надо сказать, владел отменно – святые братья потеряли троих, прежде чем догадались застрелить мальчишку из арбалета. А то, что произошло в дальнейшем… Да, это стало воистину неожиданностью! Тихая и безответная Ирма, и в самом деле, оказалась вильдвером! И когда Дитмар упал, обернулась и бросилась на монахов. Правда, не умела ничего, совсем. И всё равно одного святого брата с собой прихватила! Пожалуй, больше всех удивился Фридрих, обнаружив, что его донос оказался правдой!

Между прочим, лишь донос и спас семью от Очистительного Пламени! Ведь Дитмар не успел жениться на Звере, а родичи сообщившего – не пособники! А вот мать паршивки не поймали. Исчезла без следа вместе с Теодором Рваное Ухо! Может, она – его отродье? Запросто. Сколько лет назад это было? Да, как раз! Мальчишка запросто может оказаться не внуком, а сыном старого вильдвера. Или сыном и внуком одновременно! Звери есть Звери, и что им грех кровосмесительства, как не пустой звук.

Отец так и не узнал о доносе. Догадался, конечно, что не просто так пожаловали святые братья. Но вот кто им нашептал – так и не понял. А его сотрудничество с братом Густавом началось именно с этого! Хорошее сотрудничество, многолетнее. Именно тогда младший фон Каубах окончательно убедился: благородство и честь – никчемные слова, мешающие их обладателю идти к цели. Что у благородного Дитмара было мало врагов? Хватило одного Фридриха! И, в отличие от честного и порядочного братца, он может пользоваться куда более широким арсеналом приемов! Именно за эти приемы Дитрих и прозвал его мистфинком!

Надо же было додуматься! Навозная птица! И, оказывается, живо еще немало людей, помнящих эту кличку! Ничего, скоро это недоразумение будет исправлено!

Отец совсем выжил из ума! Пора брать графство в свои руки, пока старик не устроил войну со всем Нордвентом. Нет, уж этого Фридрих не допустит! Брата Густава уже нет, впрочем, к лучшему, не придется делиться. Теперь виконт может говорить с командором и без посредничества бейлифа…

 

Глава 15

«Лаз на выход» оказался еще длиннее, чем входной туннель, и заканчивался в гроте, размерами с дом. Дальше дороги не было. На полу валялась длинная лестница, к которой и подскочил Коготь.

– Помогай, давай, чего стал? – прошипел он. – Ее одному ставить – та еще работка! Каждый раз мучаюсь!

Вдвоем оказалось не намного проще. В конце концов, Медвежонок не выдержал и, перекинувшись, засунул конец лестницы в круглое отверстие в потолке. Мальчишки забрались в дыру, и Коготь толчком ноги спихнул лестницу обратно.

– Если с этой стороны кто пойдет, то ему только прыгать! – объяснил он – А здесь локтей семь, не меньше. Без веревки не спустишься, если ноги переломать не ссыкотно!

Отто подумал, что он бы спрыгнул. Ему не ссыкотно. И любой вильдвер, то есть, ларг, конечно, – тоже. Но вслух этого говорить не стал. Ларгов он не боялся.

– Мы сейчас в катакомбах, – продолжал Коготь. – Тут камень добывали. Давно, когда город строили. А сейчас и не лазит никто. В этих пещерах, кто дорогу не знает – точно заблудится! Так что запоминай!

– Чего тут запоминать? – удивился Медвежонок. – Вон оттуда улицей пахнет!

Коготь посмотрел на товарища и возмутился:

– Чоканулся?! А ну давай быстро в человека перекидывайся! Мало ли кто попадется! И пошли уже! Тебе еще город учить!

Шли закоулками, чтобы не «светить на весь Нейдорф». При этом умудрились обойти весь город, так и не сделав ни шага по крупным улицам. Только пересекли их раза четыре, но в таких местах… При этом Коготь не скупился на объяснения, а Медвежонок старательно запоминал, от усердия даже не переспрашивая. В конце концов, добрались до большой площади, в которой Отто опознал рынок. Год назад дед ездил в город и взял внука с собой. К горлу подкатили слезы, но мальчик сдержался: не время и не место.

«Работа» на рынке, против его ожидания, оказалась не только и не столько воровством, сколько оказанием мелких услуг торговцам и покупателям. Собственно, Медвежонку Коготь вообще воровать запретил.

– Не умеешь ты, засыплешься только, – объяснил он. – Лучше шебурши по мелкому. Только у клиента тем более не тащи, даже если он фраер и последний лох! Это всем западло! И не кидай. Взял монетку, чтобы вина принести – неси. А то в другой раз не тебя попросят! И поставить могут! И не спорь никогда. Что дадут за работу, то и бери! А если клиент тебя кидает – тоже не спорь, и гадостей никаких не делай. Для легавых ты всегда неправ окажешься! Мы лучше потом поквитаемся…

Некоторое время Медвежонок покрутился у мясных рядов, а потом толстенная тетка поманила его пальцем и ткнула в два здоровенных мешка у своих ног:

– Это брать! За я нести! – произнесла она с жутким антийским акцентом и широким шагом двинулась по улице, больше не обращая внимания на мальчишку.

Тащить тяжеленные мешки пришлось во Внутренний Город, где селились самые богатые семейства Нейдорфа. Мальчик сосредоточенно пыхтел, изо всех сил стараясь не отстать от нанимательницы, хотя та упрямо прибавляла шаг. Отто подумал, что она это делает нарочно, да еще по улицам крутит, удлиняя путь.

Он уже решил, что будет вечно таскаться за вредной теткой, когда толстуха остановилась возле маленькой калитки в высоченном заборе и скомандовала:

– Ставить!

Медвежонок аккуратно прислонил сумки к забору. «Клиентка» открыла калитку и закричала по-антийски. Потом повернулась к мальчику.

– Зачем ты стоять? – брови на круглом лице грозно нахмурились.

– Монетку жду, – не стал врать Медвежонок.

– Ты наглец быть! – заорала тетка. – Ты должен гордить, что нес еда для лорд Антия! Ты сам должен монет за такой честь! Быстро уходить вон! Я кричать страж!

При этом она взмахнула рукой, пытаясь дать мальчику оплеуху.

Отто увернулся и хотел врезать ногой по сумкам толстухи, но, вспомнив наставления Когтя, вместо этого побежал прочь, лишь крикнув напоследок: «Корова!».

– Ничего не дала, – шмыгая носом, доложил он брату. – Еще и наорала!

– Бывает, – пожал плечами Коготь. – Держи! – И протянул Медвежонку большую желтую грушу с красным боком. – Южная! Я свою уже съел!

И зашмыгал между лотками, о чем-то переговариваясь с другими мальчишками.

Груша оказалась вкуснющая, таких Отто еще не ел. У них с дедом груши росли, но мелкие, зеленые и твердые. А эта – мягкая, сладкая… Как ни старайся, а все равно весь в соку измажешься.

Следующим Медвежонка нанял высокий худой мужчина с болезненно желтым лицом в старой, но когда-то дорогой, одежде. Монетку не зажилил, зато всю дорогу изводил нравоучениями, объясняя, как должны себя вести правильно воспитанные мальчики! Как понял Отто, клиенту больше нужен был не носильщик, а слушатель.

Потом сбегал за вином для булочника, за что получил сладкую булку. Оттащил покупки для бледной девицы, одетой во всё черное…

И всё. Сколько он ни пытался «шебуршить», больше заработать ничего не удалось. Впрочем, Коготь оказался лишь на монетку удачливее. Если не считать вкуснющих груш, но их-то братья еще днем слопали.

– Неважно! – разъяснял Коготь по дороге домой, перекладывая узел из правой руки в левую. – Зато ежели что – на еду мы с работы взяли. И никаких вопросов!

Медвежонок слушал вполуха. За сегодня он услышал много новых слов, с которыми следовало разобраться. А на рынке большинство говорило не на городском языке, а на обычном, деревенском. Почему? И Коготь уже не первый раз всё это говорил. А главное – страшно хотелось спать…

Примечания

Шебуршить по-мелкому – подрабатывать мелкими услугами. В данном случае – некриминального характера. Коготь вообще старается казаться куда более криминализированным, чем на самом деле.

Кинуть – обмануть.

Поставить – наказать. В данном случае – избить.

 

Глава 16

Граф фон Каубах обвел присутствующих взглядом. Да, собрались все. И быстро, дисциплина не ослабла за долгие годы, до сих пор демонстрируют образцовую выучку! Вот только возраст… Но тут ничего не поделаешь! Граф прокашлялся и попросил:

– Ульрих, скажи, чтобы принесли вина!

– Ваша Светлость, – пробасил здоровяк, стоящий у самой двери, – лекарь…

– Теперь это неважно! – оборвал его граф. – Напиток не успеет принести вреда.

Ульрих пожал плечами и отцепил флягу от пояса.

– Можно ноги и не бить.

Граф, не обратив на фамильярность ни малейшего внимания, принял сосуд и отхлебнул прямо из горлышка, пренебрегая кубком. Еще раз осмотрел присутствующих. Конюхи, садовники, кухонные рабочие… Это сейчас. А в прошлом…

– Я узнал, кто донес на Дитмара, – произнес фон Каубах. – Точнее, понял. К сожалению, поздно. Это сделал Фридрих. Мой младший сын…

Ответом был сдержанный гул удивленных голосов.

– Вы уверены, Ваша Светлость?

Спрашивал широкоплечий старик с небольшим, но хорошо заметным рубцом у виска. Впрочем, все, кто присутствовал здесь отличались ростом и размахом плеч, и мало кто мог похвастаться отсутствием шрамов. Клаус когда-то был сержантом, и до сих пор нередко говорил за всех.

– Уверен, – граф снова закашлялся, отхлебнул из фляги и продолжил. – Теперь этот паршивец выследил и выдал Теодора.

На этот раз люди сдержали чувства. Только Ульрих, особенно дружный с погибшим в старые годы, проронил:

– И?

– Убит, – выкашлял граф. – Но его внук ушел. А я… – он помолчал, взвешивая в руке флягу, будто раздумывая. – Я – слабак. Не смог убить гада. Даже отдать приказ. Вырастить смог, а прикончить… Я виноват перед вами…

– Не говори глупостей, Готтлиб! – это не было панибратством. Слишком много люди прошли вместе, чтобы разделять сюзерена и вассала, капитана и сержанта. – Мы до сих пор живы, благодаря тебе. И Фрица воспитывали все! Не так это просто – убить сына. Не уверен, что я бы, на твоем месте, сумел…

– Неважно. Теперь неважно, – фон Каубах еще раз приложился к фляге и вернул Ульриху. – Вам надо уходить. Фридрих неминуемо донесет Светочам. Через две недели здесь будут войска Ордена. И тучи желающих оторвать кусочек от моего владения. Хотя им мало что обломится, – он рассмеялся хриплым, каркающим смехом. – Мой сыночек, наверняка, предусмотрел, как ничего не потерять при вступлении во владение. Удержать замок мы не сможем. Нас слишком мало. А их будет слишком много!

– А ты?

– Я слишком задержу вас. Сам не спасусь, и…

– Я никуда не уйду! – в одной фразе Йенс сказал больше слов, чем произнес за предыдущий месяц.

Кабинет одобрительно загудел.

– Мы не уйдем, – поправил его сержант. – Святые братья хотят брать приступом Каубах, с гарнизоном из «Медведей»? – на устах Клауса заиграла нехорошая усмешка. – Пожалуй, у них это получится. Вот только какой ценой?

Граф вздохнул.

– Что ж, другого я от вас и не ждал. Но вы всё равно уйдете. Просто немного иначе. И с другими целями.

Следующие десять минут владетель излагал план. Еще два часа его обсуждали. Вдумчиво, неторопливо, прикидывая действия свои и противника, взвешивая все «за» и «против».

– Может получиться, – подвел итог Клаус. – Это будет красивая смерть. Очень красивая… Лучше любой другой. А ты, Готтлиб?

– Я не смог убить сына, – произнес граф. – Но уйти сам я смогу. Рука не дрогнет. И это тоже будет очень красивая смерть…

 

Глава 17

Четвертый день на рынке начинался так же, как предыдущие. Братья покрутились у входа, высматривая в утренней толпе возможных клиентов, потолкались в мясных рядах, перебрались поближе к овощам. Работы пока не находилось. Только появилась антийка, кинувшая Медвежонка в первый день и пыталась найти носильщика. Но сколько ни махала руками, никто не подошел. Задарма работать – дураков нет! Пришлось толстухе самой тащить свои мешки.

Когда солнце поднялось повыше, Медвежонок получил от булочника монетку и помчался за вином. Торговец его привечал и, если мальчик находился поблизости, других не посылал. Коготь тем временем присмотрелся к ячменю на поясе шествующего по торжищу шляхтича, но счел добычу слишком опасной. Тем не менее, проводил поленина не только взглядом. Проследил до гостиницы, попутно удивившись выбору. В «Тухлом ежике» останавливались только ягеры. Вообще-то, трактир назывался «Доблестный рыцарь», но читать умели далеко не все, а изображенный на вывеске персонаж на рыцаря ни разу не походил. На доблестного, тем более. Ежик, он ежик и есть! А не то дымок, не то облако, поднимавшееся над бренным телом намалеванного героя, большинство связывало с запахом. Впрочем, жилищные неурядицы шляхтича Когтя волновали в последнюю очередь. А потому мальчишка поспешил обратно на рынок.

Не зря. У самого входа к нему подлетел малец из прописанных и, захлебываясь шумно вдыхаемым воздухом, затараторил:

– Там! Там…

– Где? – подхватился Коготь.

– У рыбы!

Не ожидая дальнейших разъяснений, Коготь, что было сил, помчался к рыбным рядам.

Медвежонок, принеся вино, еще раз прогулялся до мясных рядов, заодно проверив и рыбные. И снова безрезультатно. На выходе остановился, подумывая, куда направиться дальше, и куда вдруг подевались другие мальчишки, работавшие на рынке, и тут его окликнули.

– Эй, лощенок, ты откель нарисовался?

Фраза Медвежонку не понравилась. Тон – тоже! А говоривший – больше всего. Парень, на пару лет старше Когтя, был выше Отто на добрую голову. Худой, правда, до невозможности, кожа да кости, но всё равно… Лицо покрыто мелкими крапинками, словно на нем Нечистый горох молотил, а верхняя губа пересечена небольшим шрамом почти точно посередине. Да еще и с залысинами! А ведь известно – кто рано лысеет, те Нечистому первые друзья!

– Чё молчишь, додик? – снова спросил парень гнусавым голосом. – Ты родичу не шелестел! Сливай сюда ойры, пока не подломили!

– Слиняй в туман, гундосый! – спокойно ответил Отто. – Медвежонок я. Под Когтем хожу!

Почему он обозвал парня, сам бы не объяснил. Обозвал и всё. Бояться гундосого не собирался. Так же, как и второго, невысокого ростом толстого парня, подбиравшегося сзади. Дед говорил: кто испугался – уже умер.

– Ваще рамсы попутал, лошара! – мгновенно вскипел гундосый. – Да я тебе бельма в очко засуну!

Худой выбросил вперед кулак. Отто сместился вправо, уходя с линии удара, потянул руку противника вперед и добавил ногой по заду. Кулак с силой воткнулся в подбородок толстому, а следом влетел и сам гундосый. Его напарник не сумел удержать равновесие, и оба плюхнулись на землю.

– В шнифт догнать? – спросил Медвежонок, остро ощущая, как ему сейчас не хватает хорошо подвешенного языка брата…

В Облике он мог убить обоих мгновенно. А так – побьют. Первый раз получилось только потому, что противники не ждали! А теперь оба поднялись и неторопливо шли к Медвежонку, заходя с двух сторон.

– Что, Скелет, бакланишь по-мелочи, – раздался запыхавшийся, но все равно насмешливый голос Когтя. – Или цаплей заделался? Может ряху шилом побрить?

В руках брата тусклой рыбкой мелькал нож.

– А ты, Коготь, за фраера подписываешься?! – гундосый сделал шаг назад, опасливо поглядывая на мальчишку.

– А то!

– У Родича базлать будем! – заявил молчавший до этого толстый и, резко развернувшись, потопал к выходу с рынка. Скелет, поозиравшись, побежал за ним.

– Крысюки! – Коготь убрал нож и двинулся в противоположную сторону. – Вечером к Родичу пойдем, прописывать тебя будем!

– Может, уйдем? – неуверенно спросил Медвежонок. – Дед говорил – на восход идти надо.

Коготь насупился:

– Иди!

– А ты? Мы же братья!

– У меня тут дела! – Коготь помолчал, искоса поглядывая на брата. – Понимаешь, у меня еще сестра есть!

Некоторое время шли молча. Молчание нарушил Медвежонок:

– Слышь, а что ей будет? Ну, за ту кражу?

– Взрослой бы руку отрубили, – ответил Коготь. – А малолетке – не знаю. Могут и отпустить. Ячмень ведь лахудре вернули. Или продадут. Тогда за купившим пойдем. А там видно будет.

– А за сколько продают?

– Золотых… – Коготь резко остановился. – Задница Нечистого! Ведь…

– Ага! – кивнул Отто. – Хватит?

– С головой! – радостно воскликнул брат и тут же погрустнел. – Не выйдет. Кто нам продаст? Только ойры отберут. Если бы взрослый… Он бы мог хоть на лапу дрюкнуть, чтобы освободили. А покупать только дворянин может. А блатных просить – без мазы. Ойры возьмут, а дальше… Нет уркам веры! Думаешь, Скелет не знал, что ты в деле? Всё он знал! А отступился потому, что ты его мурлом о пол приложил, да я с пером подоспел! Они все такие! За грош удавят!

– Но ты ж не такой, – удрученно сказал Медвежонок. – Меня не сдал…

– А чего тебя сдавать?! Думаешь, мне ойры дадут? Да скорее, на соседний столб отправят!

– И за сестренку беспокоишься!

Коготь задумался:

– Жалко ее. Хорошая. Уболтал, я, может, и не такой. Остальные от этого не лучше! А дворянина где взять… Погоди!.. Пошли!!!

Он бросился вперед, но тут же остановился.

– Нет! Слушай сюда. Идешь на хазу. Берешь, ну сам знаешь что! И гонишь к «Тухлому Ежику». Внутрь не ходи, на улице жди, напротив. Если я не один выйду, знак дам – открыто за мной идти, или тайно, и что делать. Понял?

– А что ты в «Ежике» делать будешь?

– Дворянина! Есть там один…

Примечания

Лощенок – малолетка

Додик – то же, что и лощенок, но гораздо унизительней, особенно с учетом второго, взрослого смысла.

Родич – вор, курирующий малолеток.

Шелестеть – платить.

Бельма – глаза

В шнифт догнать – дать в глаз

Бакланить – отбирать деньги у подростков

Цапля – ворующий у других блатных

Бритый шилом – человек с оспинами. Коготь одновременно угрожает и намекает на увечье Скелета.

На лапу дрюкнуть – дать взятку.

 

Глава 18

В Нейдорф Арнольд въехал уже по темноте. Трехдневная гонка давала себя знать, капитан держался в седле исключительно благодаря впитавшимся в кровь навыкам. Кое-как добрался до гостиницы и завалился спать, даже не удосужившись поужинать. И только утром, понял свою ошибку.

«Доблестный рыцарь» был неправильным выбором. Нет, для Арнольда Хюбнера место подходило наилучшим образом. А вот вельможный шляхтич Мариуш Качинський герба Берёза, остановиться здесь мог только при одном условии: если он был не просто на мели, а очень на мели. Дворяне трактиры для ягеров не жалуют! Одно дело зайти (а лучше – послать слугу) в поисках отряда для найма, и вовсе невозможное дело – стать на постой.

Но что сделано – то сделано. Назад ходу нет. Значит, пан Качинський немного поиздержался. Будем надеяться, что никого из старых знакомых Хитрюги Хюбнера не занесет в эту дыру в ближайшее время. Переезжать теперь глупо вдвойне – комната оплачена на три дня вперед. Деньги не вернут…

Обласкав себя всеми известными ругательствами, Арнольд слез с кровати, заказал в комнату завтрак и, после достойной его положения трапезы, отправился в город, «на моцион». Салевские словечки в устах шляхтича демонстрировали куртуазность и образованность. Начать прогулку Хитрюга решил с городского рынка. Если мальчишка пристроился в городе, добыть пропитание он сможет только там. Впрочем, даже в этом случае встречи ждать не стоит. Но тот, чьи уши открыты, именно на рынке узнает немало интересного.

Однако рынок Хюбнера разочаровал. Нет, конечно, люди болтали о всяком. И новостей хватало. Как свжеих, так и заплесневелых от старости. Толку, впрочем, от всего этого Арнольду не было никакого. Уже проталкиваясь по направлению к выходу, капитан не столько заметил, сколько почувствовал слежку. Хмыкнул про себя, но виду не показал. И, выбравшись из людской толчеи, свернул в первую же «наливайку», где за медную монетку получил здоровенную кружку вполне пристойного пива. Смакуя горьковатую жидкость, капитан не забывал поглядывать по сторонам, прячась за густой шапкой пены. Следивший обнаружился тут же. Мальчишка-ворёнок. Явно приглядывается к кошелю шляхтича, прикидывая, стоит ли вероятная добыча риска схлопотать в грудь мечом. Не решится. Капитан не мог видеть со стороны, но вряд ли он кажется легкой добычей…

Мальчка закрутил головой по сторонам, и капитан чуть не поперхнулся. За ним следил Зверь. Выследил и догнал?!

Только через десяток ударов заполошенного сердца, Хюбнер с облегчением и некоторым разочарованием понял, что ошибся. Парнишка был похож на преследуемого, но только похож. Старше, выше. Да и черты лица – схожи, не более.

Арнольд громко помянул Матку Бозку, допил пиво и неторопливо двинулся в гостиницу. Рынок отнял кучу времени, но всё же не зря. В крайнем случае, можно будет поймать ворёнка, перехватить горло, да и отволочь тело Черному Фридриху. Вполне сойдет. Но только в крайнем случае. Гораздо интереснее найти настоящего вильдвера!

Хитрюга вернулся в гостиницу. В ратушу лучше идти чуть позже, а пока надо сменить рубаху (ужас, как сильно потеешь под этим кунтушем!), да и поесть неплохо …

Следующий сюрприз ждал капитана под конец обеда. Или он был продолжением предыдущего? Сразу и не разберешься…

– Ух ты! – услышал он детский голос. – А ясновельможный пан справжний шляхтич?!

Капитан оторвался от тарелки. Около стола с восхищенным лицом стоял тот самый воришка с рынка. А может, и не воришка. Можно, конечно, наивно верить в две случайные встречи подряд. Вот только Арнольд всегда считал, что любая случайность кем-то подстроена. Потому и коптил до сих пор небо своим дыханием, а не валялся в безвестной могиле разложившимся трупом. Осталось только выяснить, кто нужен парню, а точнее его хозяевам: Хюбнер или Качинський? Капитан ягеров или поленский шляхтич? А если шляхтич, то подходит любой, или именно этот?

– Шляхтич! – пьяно кивнул он, напуская на себя благосклонный вид. – Справжнее не бывает!

– А, правда, что шляхтичи – самые лучшие рубаки в мире?! – мальчишка прямо заходился в восторге.

– Ты что, не веришь? – нахмурился Арнольд. – Огниськовыка тут нема, так что хочешь, развалю тебя одним ударом на две большие половины?!

– Что Вы, ясновельможный пан! – затараторил мальчишка. – Я вам и так верю! Не надо меня рубать! К тому же, двух больших половин из меня не получится!

– Это почему? – насупился «шляхтич».

– Я и целиком маленький!

Хюбнер захохотал так, что стол заходил ходуном. И смеяться, и плакать, независимо от своего истинного настроения, он умел великолепно. А тут и кривляться особо не пришлось.

– А ты мне нравишься, малыш! – рука «шляхтича» хлопнула по плечу мальчишки. – В вашем свинарнике, что, нет настоящих дворян?

– Дворян я видел! Даже владетеля, – мальчишка скорчил уморительную рожицу, совмещающую благоговение и презрение. – А вот шляхтича – никогда! – он грустно вздохнул. – А еще говорят, что вы самые благородные!

– То дело говорят! – поддакнул Хюбнер. – Мы такие! Благороднее никого в целом свете не найти, нежели поленский шляхтич! Особливо, герба Берёза!

– И что настоящий шляхтич никогда не оставит в беде слабого и обиженного?! – распахнул глаза мальчишка.

– Верно!

– И особенно женщину!

– Конечно! – рявкнул капитан.

– То значит, ясновельможный пан спасет мою сестру?!

Ай да хлопчик! Арнольд мысленно похлопал в ладоши. Как ведет игру! Ни одного шанса не дал Хитрюге! Ведет, куда хочет, и почти невозможно уклониться от выбранного мелким пути, не разрушив собственной маски. Что сейчас ответил бы Мариуш Качинський? То-то и оно!

– Сестра старше?

Мальчишка кивнул.

– Красивая?

Еще один кивок.

– Рассказывай! – рыкнул «шляхтич». – И садись, чего стал, как на кол дупой посаженный?!

Мальчишка и тут не сплоховал. Не остался стоять, оскорбив собеседника отказом от дарованной милости. И не плюхнулся всей задницей на стул, будто равный. Присел на самый краешек, выражая позой признательность и всё тоже переполняющее его восхищение.

– Мою сестру заточили в тюрьму, облыжно обвинив в воровстве! – зачастил он. – И только ясновельможный пан может ее спасти!

– Ты предлагаешь мне напасть на городскую тюрьму? – удивился «ясновельможный пан».

Вряд ли имеется в виду это. Шляхтичей с их гонором и дурной головой можно подбить на многое, но предел человеческой глупости всё же имеется.

– О, я не сомневаюсь в отваге ясновельможного пана, – запричитал мальчишка. – Но тюрьма слишком хорошо охраняется! Там очень много стражников, и даже столь могучий боец, как ясновельможный пан не сумеет зарубить всех. Но мою сестру можно выкупить! Два, ну может три золотых…

Что? Хюбнер мысленно покачал головой. Простейший «развод» с целью выманить пару монет? Как мелко! Хотя, не будем торопиться. Мальчик не выглядит глуповатым попрошайкой.

– Глупый хлоп! – засмеялся «Милош». – Шляхтичи благородны! Но долгий путь съедает кучу денег! Два золотых! Пся крёв! У меня их просто нет! Легче взять тюрьму штурмом!

– Если ясновельможный пан позволит мне договорить, – проблеял мальчишка, – то я скажу пану шляхтичу, что наша семья сумела собрать деньги. Но мещане не имеют права выкупать под-след-ствен-ных, – последнее слово он произнес по слогам. – Только дворяне, – мальчишка сделал паузу и неуверенно произнес. – И наша семья будет счастлива, если в своем дальнейшем путешествии ясновельможный пан не будет испытывать неудобств из-за недостатка средств!

Хюбнер чуть не расхохотался. Уел, стервец! До этих слов еще можно было разыграть оскорбление, стукнуть кулаком по столу и послать мальчишку куда подальше. Да хоть голову снести. Дворянин убил простолюдина. В своем праве. Если у мальчика есть хозяин – оплати стоимость. А если нет – и суда нет. Точнее – есть, скорый и справедливый. То есть, оправдательный. Но ни один шляхтич не откажется от золотых монет. Ни один! Проще сразу встать и громко признаться, кто ты, и что здесь делаешь. Так что придется вырывать красавицу-воровку из рук чудовища, олицетворяющего правосудие! Зрители рукоплещут!

Значит, всё же, им нужен Качинський, а точнее, безымянный шляхтич! Более того, рассказанная история почти правдива. Интересно, что же за краля спрятана в узилище Нейдорфа, и что она натворила, если местные карники прилагают столько усилий к ее освобождению и не могут просто подкупить судью? Пожалуй, намекать на личную благодарность девчонки не стоит. Ни сейчас, ни в дальнейшем! Вряд ли люди, стоящие за малолетним комедиантом, столь благородны, что не посмеют сунуть нож в печень освободителю.

– Вставай, хлоп! – кулак «щляхтича» с размаху опустился на столешницу, – Нас ждут великие дела!

Примечание

Огниськовык («Костровик») – Так называли Светочей Веры в Полении, в связи с изображением на их плащах трех языков пламени. «Огнисько» – костер (поленский)

 

Глава 19

Первые разъезды закружили вокруг Каубаха с рассветом. Сами же войска начали стягиваться ближе к полудню. К замку собрались многие. Привели кнехтов три владетеля, добропорядочные соседи, всегда готовые ограбить того, кто не в состоянии ответить. Явились отряды ягеров, согласные на любую оплачиваемую «работу». И главное – боевые отряды Светочей Веры. Вся воинская мощь резиденции Ордена, за исключением сотни святых братьев, оставленных для охраны самой резиденции. И подкрепление из других резиденций, очень кстати оказавшееся под рукой.

Фридрих тоже присутствовал. Почти в одиночестве. Командор, возглавлявший экспедицию, лично запретил виконту иметь в командовании хоть бы одного кнехта. Слишком уж непредсказуемым было поведение воинов, коим будет приказано атаковать твердыню собственного владетеля. Так что, десяток ягеров для личной охраны, и не больше!

Впрочем, воевать было не с кем. Неприступный замок встретил пришельцев тишиной и открытыми воротами. На флагштоке ветер лениво трепал стяг фон Каубахов…

– Что это значит? – спросил командор у младшего Каубаха, которому предусмотрительно приказал держаться поближе. Непредсказуемыми могут быть не только кнехты, но и сыновья владетелей… – Ловушка?

Виконт пожал плечами.

– Отец выжил из ума. Кто может сказать, что придет в голову старику? Может, и ловушка. А может, Звери разбежались, бросив графа на произвол судьбы. Или перегрызли глотку в благодарность за многолетнее укрывательство.

– Что ж, проверим, – ответил командор, и повернувшись к молчаливому каре святых братьев, застывших, будто скульптуры, произнес, – Брат Магнус, веди святых братьев вперед!

Комтур разведчиков кивнул. Первый десяток трусцой двинулся к замку. За ними насторожено смотрело две тысячи пар глаз.

Святые братья продвигались осторожно, старательно выверяя каждый шаг. Но не выплевывали веер арбалетных болтов бойницы, не бросались в атаку вильдверы в зверином облике, не… Да ничего не происходило. Замок словно вымер.

– Пусто! – доложил командору вернувшийся брат Магнус. – Сам граф сидит в кабинете и пьет вино. Больше никого нет! Даже живности и той…

– Пьяный? – поднял бровь командор.

– Слегка. С нами говорить не стал. Требует равного.

– Что ж, пойдем и спросим Его Светлость о причинах подобного запустения! – командор усмехнулся. – Занимайте замок, господа! Независимо от того, чем окончится расследование, мы не можем допустить, чтобы граф, – он подмигнул побледневшему Фридриху, – и его ценности остались без охраны!

Взвыли трубы, ударили барабаны. Объединенные войска начали втягиваться в Каубах…

Граф ждал командора со свитой в кабинете. Разглядывал вошедших, молча отхлебывая из кубка и улыбаясь чему-то своему.

– Ваша Светлость, – начал разговор командор, сев напротив старого графа. – Что произошло? Куда делись все Ваши люди? Я вынужден ввести в замок войска, дабы обеспечить Вашу безопасность.

– Вот так просто? Уже ввели?

Повинуясь жесту командора, брат Магнус выглянул в окно и кивнул. Фон Каубах допил кубок, зачем-то заглянул в него, будто надеясь найти на дне ответ на мучающий вопрос, поставил на стол и дернул за витой шнур, вызывая слугу. Немного выждал, прислушиваясь, затем еще несколько раз дернул.

– Вы зря ждете слуг, Ваша Светлость, – произнес командор. – Ваших людей нет в замке.

– Да? – искренне удивился граф. – И куда Вы их дели?

– Именно этот вопрос я хотел задать Вам, Ваша светлость!

– Ну, раз я остался без слуг, тогда принесите вина вы, святой отец! – пьяным голосом потребовал фон Каубах. – Или пошлите кого-нибудь из Ваших холуев! И уберите из моего кабинета эту свору. Я буду говорить с Вами наедине. Или Вы боитесь прикованного к постели старика?

Командор пожал плечами и кивнул. С пьяными и сумасшедшими лучше не спорить, глядишь, и расскажут чего-нибудь ценное. А оскорбления сгорят в Очистительном Пламени… Без следа.

– Нам сообщили, – произнес Светоч, – что в Вашем замке укрываются порождения Нечистого, простонародьем именуемые вильдверами. Это правда?

– Ваши люди, святой отец, обшарили весь Каубах. Они нашли вильдверов?

– Не корчите из себя юродивого, граф! Где они?

– Хороший вопрос, святой отец, очень хороший, – усмехнулся фон Каубах. – И я на него обязательно отвечу. Немного позже. А сначала расскажу, что сейчас происходит. Наемники рассыпались по замку и распихивают по карманам и сумкам ценности. Кнехты владетелей от них не отстают ни на обрезок ногтя. Святые братья, подчиненные Вам, заняли двор и казармы. А мой хитрый Фридрих расположился на холме и не заходит внутрь якобы по Вашему распоряжению. Так?

– Допустим, – не стал отпираться командор. – И какое это имеет отношение к делу?

– Самое прямое, святой отец, самое прямое! – губы графа расплылись в доброжелательной улыбке. – Знаете, этому замку очень много лет. Его строил еще мой прапра… Нет, не сосчитаю… Неважно! Все мои предки были одинаковы. Злые, подозрительные и мстительные люди! Даже сами стены пропитаны их ненавистью и грозят незваным пришельцам…

– Ваши люди прячутся в стенах? – спросил командор, оглядываясь. Нет, за гобеленом никто не скрывается. Это всего лишь ветер…

– А ведь Вы собирались меня пытать, святой отец, – захохотал фон Каубах. – Так ведь? Не теряйте время! Я давно не чувствую боли. Точнее, чувствую, но постоянно и так давно, что новая ничего не изменит. Да и не собираюсь от Вас ничего скрывать. Понимаете, святой отец, я уже старый человек и иногда отвлекаюсь. Но лучше меня не прерывать. Так будет быстрее.

Старик замолчал.

– Я весь внимание, Ваша Светлость! – поторопил его командор.

– Вина! – потребовал граф. – В горле сухо!

Приложился к поданной фляге, ухмыльнулся.

– Понимаете, святой отец, когда Пречистая Церковь решила, что самые лучшие и преданные солдаты Нордвента, надежда и опора короля, есть всего лишь неугодные Господу порождения Нечистого, подлежащие уничтожению, она поставила перед собой очень непростую задачу, – граф, покряхтывая, наклонился и вытащил из-под столика маленький мешочек. – И для ее решения создала ваш Орден. Нет, конечно, была еще никому не нужная война за Тигренок! Но мы же не будем углубляться в исторические изыскания? Так вот, возвращаясь к Ордену. У вас очень интересные взгляды. Вы не цените честь, благородство и справедливость, как делали великие герои прошлого. Но вы не ставите во главу угла и полезность с целесообразностью, как предпочитает нынешняя циничная молодежь. Ваши поступки совершенно непредсказуемы, лишены всякой логики. Сколько людей вы планировали потерять при штурме Каубаха? Две сотни? Пять? Десять? – фон Каубах рассмеялся. А может, закашлялся. – И ради чего такие жертвы? Чтобы убить два десятка стариков? Любой человек, склонный к размышлениям, спокойно подождал бы десяток лет, пока Господь, – граф поднял руку, не давая себя перебить, – ну, хорошо, пусть Нечистый, приберет их души. Женщины ребят уже лет двадцать, как не интересуют. И какой великий смысл терять под стенами замка целую армию? А потом объясняться с королевской канцелярией по поводу нарушения королевского указа о неприкосновенности ветеранов Тигренка…

– Тот указ давно устарел! – не сдержался командор.

– Королевский указ не может устареть! Он может быть отменен! Но лишь королем Нордвента и никем иным! Даже Столп Веры не имеет такого права, не говоря уже о сопливом главе занюханной резиденции паршивого Ордена!

– Граф!

– Ах, простите, святой отец, немного увлекся! – никакого раскаянья в голосе фон Каубаха не звучало. – Я, право же, не сомневаюсь, вы бы решили эти трудности. Но смысл? Или вот, – пальцы графа, наконец, распутали кожаные завязки, и он высыпал перед командором содержимое.

– Пыль? – удивился священник, – чтобы это значило?

Граф ласково улыбнулся, будто разговаривал с ребенком. Снял со стены маленькую свечку и ткнул ею в кучку пыли. Та мгновенно сгорела, оставив облако вонючего дыма.

– Вы даете братьям отличное образование. Математика, языки, история, философия, алхимия… И сами наступаете на горло собственной песне. Брат Бертольд был хорошим знатоком природы вещей и веществ. Всего лишь хорошим знатоком. Нет, вру, отличным! А вы, святой отец, обвинили его в колдовстве. Нет, не Вы лично, Вы тогда были всего лишь послушником, но Орден! Светочи веры и отказа от здравого смысла, – граф снова усмехнулся. – Я хочу Вас познакомить с одним от его изобретений. Вот эту пыль Бертольд назвал порхом. Если его высыпать и поджечь, он просто сгорит. А если не дать огню простора… И производство очень несложно. Нужно только время и, вы не поверите, командор, дерьмо. Желательно, человечье… И еще кое-что, про что я вам не расскажу, – граф пьяно хихикнул. – У нас было много времени. И дерьма хватало! И всего остального! И теперь под замком лежит две сотни бочек с этим чудесным веществом. Достаточно огоньку дотянуться до хотя бы единственной из них, и все. Пших! – фон Каубах демонически захохотал.

– И откуда взяться огоньку? – иронически поинтересовался командор. – В замке ни одного вашего человека! Подвалы мы тоже проверили!

– Все ли? – совершенно по-птичьи склонил седую голову на плечо граф. – Замок Каубах стар… Но вы, командор, правы. Моих людей в замке нет. Только ваши. Впрочем, – изумился граф, – Меня уже отнесли к разряду мертвецов? Или перевели в нечисть? Зря! Я жив! И никогда, к сожалению, не был вильдвером! Очень жаль, иначе бы Вы сожгли этого подонка Фридриха… Может, он всё-таки войдет в замок, а? – он просительно глянул на командора.

– Как только Вы расскажете, как Вы лично собираетесь чиркнуть кресалом, чтобы огонь добрался до ваших потайных подвалов.

– О, святой отец, – улыбка старика стала еще дружелюбней. – Я уже чиркнул! И не один раз! Вы думаете, эта веревочка вызывает слуг? О, как Вы заблуждаетесь! Она чиркает кресалами. Не одним, и даже не десятком. В разных местах. Очень сложная система веревок, рычагов и противовесов. В свое время, схема и первичная наладка обошлась в весьма круглую сумму. И десяток огоньков уже бежит по черным дорожкам… А ведь бочки стоят не только в подвале… Да Вы подойдите к окну, святой отец! Зрелище доставит Вам непередаваемое удовольствие! – голос старика отвердел, в нем появилась сталь. – Вы же преклоняетесь перед Очистительным Пламенем! Сегодня оно спасет немало душ, в которые Нечистый вселил грех гордыни!

Командор не стал подходить к окну, за которым что-то громко бухнуло, а опрометью бросился к двери.

– Вам некуда спешить, святой отец, – в спину ему крикнул граф. – Всё рассчитано. От первых взрывов полыхнут стены и двор. Чтобы никто не смог выбраться. Вы же хотели потерь! А наша очередь наступит, когда огонь доберется до подвалов. Это не очень долго. Вы ведь хотели узнать о вильдверах. Моих вильдверах…

– Что? – остановился командор в проеме.

– Вильдверы, святой отец, – взгляд старика протыкал, словно клинок. – Все, оставшиеся в живых «Медведи Роланда», в настоящий момент штурмуют Вашу резиденцию. Скорее всего, добивают последних братьев. А может уже и предают их тела Очистительному Пламени.

Командор выругался, выбегая в коридор.

– Вам грех жаловаться, святой отец, – несся вслед голос Готтлиба фон Каубаха. – Не мы начали эту войну!

 

Глава 20

Медвежонок изо всех человеческих сил мчался на хазу, страшно жалея, что не может перекинуться. Куда быстрее получилось бы. Последние дни он всё чаще тосковал по Облику. И как дед умудрялся годами ходить обычным человеком, отказываясь от таких возможностей?! Но он, как всегда, был прав: стоит кому-то увидеть вильдвера, и начнется такое… А пока в городе тайну Медвежонка знает только брат, ему ничего не грозит.

Да и успеет он вовремя. Делов-то – добежать до хазы, взять припрятанные там золотые (не таскать же их с собой на работу) и принести ойры к трактиру. Где находится трактир, Медвежонок помнил. Он и раньше всё хорошо запоминал, а после того, как начал перекидываться, так и вовсе…

Мальчик стремглав пронесся мимо нагромождения бедняцких лачуг, большей частью нежилых, и юркнул в нужную. Мгновение, и пол поехал в сторону. Нырок внутрь, еще несколько секунд, чтобы лаз закрылся. Чиркнуть огнивом. Облик тут не поможет, в кромешной тьме, всё равно ничего не видно. Запалить лучинку. Теперь факел. Всё, можно идти дальше.

* * *

Два подростка ошарашено оглядывали загаженное помещение.

– Я не понял, в натуре! – заявил длинный и худой. – Куда фуфлыжник слинял?

– Я те что, суфлер, что ли? – возмутился толстый, с трудом переводя дыхание. – Сюда шмыгал, зуб даю. А зачем – Нечистый его знает! Может, погадил, да нырнул в щелку. Вон как воняет!

– Не, я не понял, – повторил худой. – Дверь одна, в натуре. И окон нет ни разу!

– Да тут и без окон дыр полно, – не согласился второй. – Хоть в стену лезь, хоть в крышу. Не, Скелет, к родичу по любому идти придется.

– На стрелку так и так идти, – уныло вздохнул Скелет. – Просто нет мелкого – нет вопросов. А то у Когтя язык жгучий, кого хошь забалакает.

– А чего не отвалил? Лощенок же сказал, что под Когтем ходит.

– Ты че, Амбал! Каждый фраер меня гундосым называть будет?!

– Так ты гундосый и есть!

– А в рыло?

– От тебя? – Амбал усмехнулся. – Не бухти! Бздишь много! Здесь поторчим. На стрелу пойдет – срисуем.

Худой согласно кивнул.

* * *

Медвежонок дошел до грота, раскопал зарытые в углу монетки и распихал их по ухоронкам в клифте и шкерах. Две отдельно и еще одна рядом. Это в правую штанину. И так же в левую. И пояс две. А последнюю пару в клифт у сердца. Даже шмонать будут – не найдут. Разве прощупают каждый шов отдельно. Так кто же им даст!

Всё, побежал. Он промчался до большого зала, перекинулся и прыгнул. Рука привычно ухватилась за край пролома. Подтянуться и нырнуть в дыру. А дальше можно по запаху. Так быстрее. А по катакомбам никто не лазает. Вот и выход. Отто перекинулся обратно, вылез наружу и припустил в направлении трактира.

* * *

– Слышь, Скелет, хорош прохлаждаться. Свинтил твой лощенок. У него, небось, лаз здесь, чтобы хвосты сбрасывать. А обратно другой дорогой пойдет. Иначе уже появился бы.

– Да ну! А че мы тогда лаз не нашли?

– А мы искали?

Скелет задумался.

– Нет, в натуре. А почему?

– Да потому, – расхохотался Амбал, – что там воняет хуже, чем в сортире. Хочешь, лезь, ищи! А я пошел! До стрелы всего ничего осталось!

* * *

Когтя пришлось ждать довольно долго. Зато вышел брат не один, а вместе с важным господином. При мече, в длинном сюртуке с мехом, с толстой золотой цепью на груди. Господин оседлал лошадь и неспешно поехал к ратуше. Настоящему дворянину, даже три сотни локтей пешком пройти – урон чести несказанный…

Медвежонок осторожно пошел следом. У ратуши, повинуясь знаку Когтя, подбежал и принял у дворянина поводья, не обратив внимания на удивленное выражение лица. Впрочем, через мгновение оно пропало. Отто привязал поводья кобылы к коновязи и устроился ждать и следить. Три монетки уже были у Когтя.

Похоже, брат уговорил дворянина. Сейчас они откупят Белку, и у Медвежонка появится еще и сестра. Брат и сестра – это очень много! У Отто никогда не было столько родственников. Еще бы дед их нашел! Когда Белка будет с ними, надо будет пойти на восход. Дед ведь придет туда. Потому и предупреждал. В том, что дед выжил, Медвежонок был уверен целиком и полностью!

Еще совсем немного подождать, и можно знакомиться с сестрой. Ой, так и не спросил Когтя, как зовут Белку. Погремуха – дело хорошее, но у человека обязательно должно быть имя. Нельзя иначе!

 

Глава 21

Распахивать дверь ратуши ногой, придя туда, дабы сунуть на лапу – не лучшее решение. А открывать тихо, как это делают обычные посетители, недостойно шляхтича. Всю дорогу Хюбнер продумывал различные варианты, и, как выяснилось, совершенно напрасно. Мальчишка или те, кто за ним стоял, учли всё.

У самой ратуши подскочил второй паренек, подхватил поводья кобылы и потащил ее к коновязи. А «наниматель», старательно игравший роль слуги, распахнул тяжелую створку и склонился в поклоне. При взгляде на «конюха», Арнольд на мгновение обмер. Это был внук старого Зверя. Во всяком случае, очень похож.

Времени, чтобы продумать ситуацию в деталях, не хватало. Но усомниться Хюбнер успел. Не должен был маленький вильдвер так быстро влиться в «семью» местных разбойничков. Если только они не знают об его истинной сущности, и Зверь здесь для подстраховки. Но это вряд ли. Карники скорее сдадут вильдвера Ордену. Раньше или позже Зверь подомнет под себя любую шайку: у преступивших закон правит тот, кто сильней. Если же ночные не знают кого пригрели, то новенький должен использоваться на третьих ролях. А хитрая комбинация с использованием заезжего дворянина – дело для людей проверенных. Да и пара слов, которыми обменялись пареньки, сказали немало. Парни общались на поленско-вентском уголовном языке. Вильдверу просто некогда было его учить. Не с дедом же в деревне он «ботал по фене».

Нет, просто похож. Вон, старший тоже похож. А если эти двое братья, то и неудивительно. Может, слово «семья» подразумевало именно семью, а не гильдию. Все запутаннее и запутаннее…

Размышление пришлось прервать по вполне понятной причине. Они пришли. И снова старший писец! Как две капли воды с предыдущим. Даже уродливая бородавка на подбородке такая же. Хотя нет, это свет так играет. А что до должности, так тоже в порядке вещей. Всякого дворянина, посетившего любую ратушу Нордвента, встретит именно старший писец. Не лично же бургомистру встречать. А рядового поставить – недостаточно уважения…

– Что угодно ясновельможному пану?

Арнольд смерил «хлопа» взглядом и уселся в кресло, закинув ногу на ногу.

– Мариуш Качинський, коронный шляхтич! Я проезжал мимо, но мне сообщили, что в вашей тюрьме содержится моя беглая холопка. Я бы хотел забрать девку!

– Ясновельможный пан должен понимать, что в это заведение никто не попадает просто так! – прищурился писец, наклоняясь поближе к гостю, – Да и содержание заключенных обходится городской казне…

– Сосчитайте ущерб, нанесенный ее действиями, – резко оборвал чиновника «Милош». – Я возмещу! Мы чтим порядки, принятые даже в самых варварских землях.

Именно так, вежливость, совмещенная с хамством. Сравнительно сдержанным.

– Одну минуту, пан Мариуш! – засуетился писец. – Как зовут арестованную?

– Эльза! Здесь ее называли кличкой Белка.

Чиновник отошел к шкафу, после недолгого поиска достал несколько листов дешевенького, много раз чищенного пергамента, положил на стол и начал просмотр.

– Так, собственности урона не нанесено… Содержание за декаду… Суд был позавчера… Десять плетей… Вашу девчонку выпустили бы завтра, – поднял он голову. – Но раз она из Ваших сервов, ясновельможный пан, то вы могли бы забрать ее немедленно, выплатив всего один золотой для возмещения затрат города.

Арнольд почувствовал, как в его руку вложили монету. Ловок мальчишка, что и сказать, ведь далеко стоит…

– Грабеж среди бела дня! – возмутился он. – Чем вы кормите преступников, что семь дней содержания обходится в золотой?! Печенью черсидских павлинов?

– Не семь дней, а целую декаду, – поправил чиновник, отложив очередной лист. – Не в еде дело. Дороже всего стоит охрана, – он опустил взгляд на последний пергамент и замер. – А стоит ли ясновельможному пану выкупать склонную к побегу девку, тратя на это такие деньги? – елейно пропел писец.

Хюбнер насторожился.

– Она любимая прислуга матушки, – словно о чем-то задумавшись, ответил Арнольд. – Да и не так уж она склонна к побегу. Если же учесть, что девчонку выкрали… А в чем дело?

– Э… – замялся чиновник, – Понимаете, Ваша милость, тут еще какое дело… Эта арестованная не подлежит освобождению…

– Почему? – голос «шляхтича» был грозен.

– Понимаете… Проверка Светочей Веры… Вот, по доносу… – писец дрожащей рукой протянул Хюбнеру лист пергамента и прошептал. – Она Зверь!

Мысли хаотично заметались в голове Хюбнера. Вот в чем дело! Карники Нейдорфа прикрывает вильдверов! Или использует их в работе! А теперь пану Мариушу грозит ни мало, ни много укрывательство! От такого обвинения дворянство не защитит. Да еще фиктивное! И как выкручиваться?!

– Не неси чушь, хлоп! – заорал он. – В маетке Качинських нет, и не может быть Зверей! Отец лично проверяет зубы каждому младенцу! Дважды! Молочные и постоянные! И сам предает их Очистительному Пламени! Девка дважды проверена!

– Поглядите сами, ясновельможный пан, если не верите на слово, – проблеял чиновник, по-прежнему держа в руке лист. – Вот донос, вот решение брата Освальда! Очистительное Пламя засияет завтра в полдень на площади!

– Дай сюда! – капитан резким движением вырвал лист из рук писца и пробежал текст. – Кто такие эти Гундосый и Свин? Пся крёв! Что за собачьи клички у этих хлопов?!

– Это глаза стражи на рынке! Приглядывают за мелочью! Лично видели, как девка оборачивалась!

Хюбнер вскочил, выхватил меч и начал яростно им потрясать, тщательно следя, чтобы ничего не задеть. Игра игрой, а ему сейчас только дополнительных обвинений не хватает!

– Что?! – голос капитана гремел, пока мысли путано бились в голове. – Два мелкобздея могут опровергнуть слово коронного шляхтича?! Повесить их на дыбу, мигом узнаем правду.

– Нижайше прошу ясновельможного пана, – пищал чиновник. – Пожалуйста, уберите оружие, и обсудим ситуацию! Ясновельможный пан во всем прав…

– Ну? – уже тише вопросил «ясновельможный», убирая меч и усаживаясь обратно в кресло.

– Конечно, – чуть спокойнее произнес чиновник, – ваше слово стоит намного больше. И если бы вы пришли до вмешательства Ордена, оно бы стало решающим. Но решение уже принято и отменить его может только брат Освальд! Он же проводил проверку! Теперь его слово противостоит вашему. А брат Освальд сейчас в отъезде и вернется лишь завтра утром, дабы возглавить проведение казни! Любой, кто воспрепятствует решению святого брата, неминуемо окажется пособником Зверя! Я никак не могу… Вы понимаете… Лучше от вашего меча!.. А может, это была не ваша холопка? – лицо писца озарилось догадкой. – Может быть, мы говорим о разных девках?

– Что?! – оборвал его Арнольд. – У вас есть еще одна Эльза?!

– Нет, ясновельможный пан! – склонил голову чиновник. – Эльза Белка одна. Но ведь бывает и наоборот! Под одним именем прячутся разные люди.

– Хм… – «шляхтич» задумался. – И как она выглядит? Придется идти в тюрьму?

Вот куда Хитрюге хотелось меньше всего…

– Что вы! – писец протянул дворянину еще один лист. – Посмотрите описание. Мы очень подробно ведем следствие.

– Так… – Арнольд не столько читал, сколько думал. Девчонке уже не поможешь. Да и не слишком хотелось! Самому бы спастись. – Рост, вес, волосы… О, даже рисунок лица… А ты прав, хлоп! Это не она. Хотя и на Зверя совершенно непохожа. Мелкая больно! Да и хрен с ней! А куда вы дели мою холопку?

– У нас в тюрьме есть еще три женщины. Но по возрасту… – он снова подошел к шкафу, порылся в бумагах и протянул «шляхтичу» еще один рисунок. – Лишь эта.

Хюбнер бросил взгляд на пергамент, буркнул: «Не она!» и, не прощаясь, направился к двери. Ему очень хотелось задать пару вопросов мальчишке. Но не здесь!

 

Глава 22

В замок Фридрих не пошел. Нет, командор ничего не запрещал прямо, но рекомендациями таких людей не пренебрегают. Ничего. Конечно, соседи набьют карманы безделушками, но многого не найдут. Не настолько отец глуп, чтобы…

Размышления прервал удар грома. Словно Господь, разгневавшись на неразумных детей своих, решил послать грозу при ясном небе. Замок вздрогнул. Будто Великий Змей Йормунгад, на чьей спине, по глупым поверьям урман, да заберет Нечистый их грешные души, лежит Мир, вдруг решил пошевелиться.

Фридрих похолодел. Как он мог забыть?! Порх! Нечестивое зелье, из которого выжившие из ума старики когда-то собирались создать оружие невиданной силы. Неужели, отец решился взорвать порх? А ведь… да, конечно, если бочки с земляным маслом в кажущемся беспорядке расставить во дворе и помещениях. Устлать дорожки свежей соломой, обильно смазать смолою доски… И не только…

За первым ударом последовал второй, куда более сильный.

Стена возле ворот сложилась, надежно завалив обломками выход. Преграда не казалась страшной, но преодолеть ее, было суждено немногим. Из-под земли подлинным вулканом, берущим свое начало у подземного огня, ударили языки пламени. Через считанные мгновения, за которые лишь малое число счастливцев сумело выбраться наружу, пламя взвилось до небес, прокатилось по узкому коридору, оставляя за собою обгорелые головешки, миг назад бывшие людьми…

Немногим более повезло тем, кто оказался на стенах. Прыжок с высоты в двадцать локтей в мутную воду – удовольствие сомнительное. Но все же, ров спас многих. Хоть и не всех, шагнувших в пропасть…

Но это было только начало. Прогремел еще один взрыв, куда более громкий и страшный, словно громовержцы всех народов, обращенных Пречистой Церковью, объединили силы для ответного удара.

Донжон подпрыгнул и начал заваливаться, теряя чешуйки черепицы с крыши, стремясь к земле все быстрее и быстрее. Упал и рассыпался на тысячи кусков, укрыв все вокруг плотной завесой огненной пыли.

Все, кто были внутри, погибли. Святые братья, кнехты… Да и сами владетели…

Последним из замка выбрался командор. Каким образом, когда внутри уже стихли крики сгорающих заживо, святому отцу удалось прорваться сквозь ад и, перемахнув через стену, шумно плюхнуться в ров, не свалившись никому на голову, представляло неразрешимую загадку. Либо Господь не оставил своего верного слугу, либо… Скорость движения и дальность прыжка плохо видимой из-за расстояния (только ли?) фигуры наводили на очень нехорошие мысли. Но их лучше оставить при себе.

Из воды, во всяком случае, вылез человек. Очень опасный человек! А потому Фридрих не выказал никаких чувств, кроме вполне уместного ужаса. И с тем же выражением на лице смотрел на родовой замок.

Каубах пылал. Нет, состоял из пламени. Огонь был везде. Горел камень стен, жаркими рыжими столбами вздымались башни, полыхали остатки донжона, рассыпая ворохи искр. Пламя рвалось в небо, унося с собой славное прошлое рода фон Каубахов: столетия службы своей стране, верность, боевую славу, награды, легенды… Всё, включая имя.

Замок пылал, и в этом пламени Фридриху чудились фигуры. Хорошо знакомые с детства, виденные раньше на портретах или незнакомые совершенно, они проглядывали сквозь огонь, сурово осматривали окрестности и исчезали в глубине пламени, не обратив на Фридриха ни малейшего внимания. Как на букашку, недостойную и взгляда.

Вольдемар фон Каубах, основатель рода. Твердый, чуть выдающийся вперед подбородок, стальной взгляд серых глаз, тонкий наносник остроконечного шлема…

Роланд фон Каубах, Роланд Неистовый, создатель и командир отряда «Медведей». Выбивающиеся из под шлема светлые волосы, правильные черты лица…

Готтлиб фон Каубах, Готтлиб Бесстрашный, отец, сменивший Роланда на его посту и водивший отряд на Тигренок. Ироничный прищур, кривящийся в усмешке рот, непокрытая голова. «Там, где „Медведи“ не смогут защитить своего командира, шлем ему не поможет!»…

Дитмар. Обида и неверие на юном безусом лице, меч в правой руке и Ирма, выглядывающая из-за плеча. Она-то какое имеет отношение?..

«Медведи». В большинстве своем незнакомые. Но что-то общее у всех… Погибшие на утесах Ронсенваля. В узких переходах королевского дворца. В скалистых фьордах Тигренка…

Теодор Рваное Ухо. В человеческом облике с доброй улыбкой на лице. Единственный, заметивший Фрица и укоризненно качнувший головой.

И снова «Медведи». Йенс, Ульрих, Клаус… Тоже умерли? Или тут все, кого замок считает своими?

А он, Фридрих? Он же здесь вырос, знает каждый камень, он же…

В огненной круговерти громко ухнуло, выбросив наружу лишь одно слово: «МИСТФИНК!»

Фридрих встрепенулся, сбрасывая наваждение.

Звук издали просевшие перекрытия! А причудившиеся образы – всего лишь пляски пламени! Ничего больше!

Теперь он владетель, граф фон Каубах!

И снова: «МИСТФИНК!»

Он владетель! А кому не нравится…

Чувства ушли, оставив лишь обиду и разочарование. Отец обманул его. Обвел вокруг пальца, как малолетнего дурачка! А он таков и есть! Сам же предупредил старика, сообщив о своем предательстве! Зачем это было надо?! Взыграло благородство? Кто мешал поболтать с отцом о пустяках, а потом сделать всё необходимое, застав замок врасплох? А теперь вместе с родовым гнездом сгорают и фамильные ценности, накопленные семьей за половину тысячелетия! С пожарища много не соберешь! Если у отца и были какие-либо деньги на стороне, то Фридриху про это ничего не известно. Конечно, есть земля и деревни, сервы не уйдут с насиженных мест. Но чтобы набрать кнехтов, не говоря уже о ягерах, нужны деньги! Средств, имеющихся в сыновьем замке, хватит только на уже имеющиеся отряды! А без армии удержать владение невозможно. Это отец, имея полный замок вильдверов, мог себе такое позволить…

Может, Фридрих ошибся раньше, когда сделал ставку не на ту сторону? Нет! Каубах был обречен, раньше или позже Светочи Веры достали бы всех. Он только приблизил неминуемое! Да и кто знал, что отец решится уйти таким образом…. И есть новая беда. Если ему не почудилось…

– Виконт!

– Да, святой отец?

Командор окинул Фридриха взглядом, от которого похолодело внутри. Так смотрят на того, кому осталось жить совсем недолго. Так смотрит хищник на жертву. Но на жертву, которую не может съесть немедленно. Значит, не почудилось!

– Ваш отец сказал, что вильдверы ушли атаковать резиденцию Ордена. Это возможно?

– От этих сумасшедших можно ожидать всего, святой отец!

– У Вас ведь остались еще кнехты, виконт?

– В сыновьем замке, святой отец!

– Гоните к себе, забирайте всех – и к резиденции. У меня осталось около сотни воинов! От владетелей толку мало – от отрядов этих мертвецов остались лишь обозники… Но кони погибли, так что Вы должны успеть даже раньше нас. Действуйте по обстановке, но не рискуйте зря! Нам нужны бойцы, а не трупы. И отправьте соколов за подмогой. Э… Куда можете, туда и отправьте!

– Будет исполнено, святой отец!

Это спасение! По крайней мере, на некоторое время! А дальше… Ничего не известно! Да и что гадать!

Фридрих вскочил в седло, махнул рукой ягерам, и отряд галопом помчался прочь от зловещего гигантского костра, в который превратилось сердце его владения.

А замок пылал. Уходил в горние выси в столбах Очистительного Пламени, с непонятно каким образом поднявшимся мостом через ров и наглухо закрывшимися воротами. Уходил вместе с хозяином.

И на единственной уцелевшей башенке развивалось гордое, по странной прихоти судьбы нетронутое огнем полотнище: вставший на задние лапы черный бер на красном фоне. Флаг фон Каубахов. Флаг Роланда Неистового. Флаг «Медведей».

 

Глава 23

Выйдя из ратуши, Хюбнер вскочил на подведенного коня, махнул мальчишке, чтобы тот следовал за ним и, не оглядываясь, двинулся вперед. Игру парень до конца доведет, куда денется! На первом же перекрестке Арнольд свернул, спешился и схватил запыхавшегося «слугу» за рубаху.

– Какого рожна?! – прошипел он. – Твои родичи что, не могли выкупить ее раньше? И не мели про дворянство! Дать на лапу писцу может любой!

Мальчишка болтался в руке безвольной куклой. Ни малейшей попытки сопротивления. Опущенные руки, бледное, словно восковое лицо и заполненные слезами глаза. Будто пыльным мешком по голове огрели. Она что, действительно, его сестра? Всё интереснее и интереснее… Арнольд встряхнул парня:

– А ну приди в себя!

– У меня не было денег, – прошептал мальчишка. – Целый золотой! А тут повезло…

– А «семья»?

Второй мальчишка проявился шагах в десяти. Ничего не предпринимал, только слушал. Но то, как парень стоял, Арнольду очень не нравилось. Вильдвер в прыжке достанет его на раз. Если Хитрюга не ошибся… А, Нечистый! У них же сестра… У обоих!

– Нас двое… С братом… Какая теперь разница?! – вдруг заверещал первый парень и попытался вырваться. – Ее завтра сожгут!!!

– Какая разница? – прошипел Хюбнер, глядя мальчишке в глаза. – Разница в том, что ты с братом тоже пойдешь в огонь! И я с вами! Ты знаешь, кто такой Зверь?

– Белка не ларг! Пламенем клянусь!

– На костре будешь клясться! Что, всю эту дурь с выкупом придумал ты?

– Ну я! И что?! – мальчишка вроде пришел в себя. – Вы, ясновельможный пан, завтра из ворот выедете, мост махнете и ищи ветра в поле! А Белка… – он всхлипнул.

– Дурак! Огниськовыки везде! Очистительное Пламя у меня на родине ничуть не холоднее, чем в Нордвенте! – Хюбнер отпустил мальчишку и шумно втянул воздух. – Жду вас через час в «Рыцаре»! Обоих! Будем думать, как выпутываться! И если идти за помощью к «дурному шляхтичу» придумал не ты, то пусть умник тоже приходит!

– Через час не сможем, – мальчишка оправил рубаху. – У нас стрела. Вечером придем.

Хюбнер задумался. Плохо всё.

– Ладно, приходите вечером. Только не в зал, а на конюшню! И глупостей пока не наделайте! Лучше всего будет, если удастся вытащить твою сестру. Не отбить, а оправдать! Всё! Кыш! – капитан кинул мальчишке его монету. – Живы будем, рассчитаемся.

Мальчишки исчезли, растворившись в узких закоулках.

Арнольд направил коня к трактиру. Да, никак не ожидал вляпаться так по-дурацки! Конечно, можно уйти в Полению. Или даже повернуть назад. А там немного работы бритвой, и пан Мариуш исчезнет навсегда. А капитан Хюбнер к этой истории не имеет отношения. Да еще и прихватить кого-нибудь из мальцов, чтобы сдать Фридриху фон Каубаху. Не живого, конечно, тело. Правда, младший может действительно оказаться Зверем. Ну и что? Когда-то же он спит. Один удар ножом…

Но это лишь один вариант. И не факт, что самый лучший.

Самый лучший – оправдать девчонку! И забрать с собой всех троих. После такого мелкие с руки у него есть будут. Особенно, если Белка, и в самом деле, окажется оборотнем. И братья тоже могут. Особенно маленький. Не зря же они так похожи на того бесенка! Впрочем, какая разница, тот – не тот? Три ручных вильдвера – это сила! Даже если два! Отряд станет не просто сильнее…

Работать придется с оглядкой. Например, лишь по очень дорогим делам! Или перебраться туда, где вильдверов не режут. В ту же Черсию! Поклонники Нерисуемого никого демонами не объявляли. А конкурентов там нет! В золоте купаться будем! А Нордвент? Да пусть горит в Очистительном Пламени!

Остался «мелкий» вопрос. Как добиться оправдания девчонки? Договориться со святым отцом? Вряд ли на это хватит денег не только у мальчишки, но и у капитана. Жадны святые братья! Особенно, когда им надо! Да и не ради выкупа выбрали для костра нищую воровку. Казнь нужна брату Освальду, а не золото. Нет, пытаться решить дело болтовней слишком рискованно. Тогда что? Отбить? Бред! Даже если получится, и даже удастся где-то спрятаться на первое время, не уйти. Найдут.

Если ни золото, ни сила – не помощники, тогда что?

Допустим, нет, нет, только допустим, что со святым братом на обратном пути случается несчастный случай. Несовместимый с жизнью, естественно! Что тогда? Казнь откладывают, без Светоча жечь не решатся. Пошлют гонца за новым братом. Хм… гонец может и не доехать! А пока выкупить девчонку вместе с уголовным делом. Или подсунуть другую бродяжку. За деньги писец бумаги исправит в лучшем виде. Одним золотым, конечно, не отделаешься, но… И уходить! В Полению, а потом через Сваргу в степи пацинаков. После – в Визант за кубышкой. Или оставить ее старым товарищам? Да, лучше оставить. С тремя Зверями он эти копейки сто раз заработает!

Так! Стоп! Пока нет ни одного Зверя! Есть девчонка, оговоренная двумя крысенышами. Может, видели, а, может, и не слышали даже. Есть мальчишка, схожий лицом с другим, который точно вильдвер. То ли тот, то ли не тот, кто знает! За – удивительное сходство. И поза, в которой щенок стоял во время последнего разговора. Он собирался драться и был уверен в успехе. Но всё остальное – против! И еще один парнишка, умный и хитрый, как лисица, что само по себе ценно, но насчет Зверскости…

И ради такого приза пускаться во все тяжкие? Святой брат – не самый слабый мечник Нордвента. И может путешествовать не один. А ягеров под это дело не подпишешь. Ни времени нет, ни… Не подпишешь, одним словом…

Как ни сдерживай кобылу, а дорога раньше или позже кончается. Хюбнер отдал лошадь трактирному мальчишке и отправился к себе в комнату. Там, не снимая сапог завалился на скрипучую кровать. Думать дальше. Решения капитан пока не видел.

 

Глава 24

Выйдя на опушку, Клаус не таясь, рассматривал резиденцию Ордена. Ночь – не помеха зрению вильдвера, зато надежно прячет сержанта от встречных взглядов. Монахи неплохо укрепили свое гнездо. Любой полководец, решившийся замахнуться на подобную твердыню, привел бы с собой целую армию. Две-три сотни лучников, латная конница, осадные машины…. И сотни сервов: строить, копать, обслуживать. И обоз, в котором есть всё, необходимое воину, вплоть до гулящих женщин. И полное отсутствие уверенности в падении монастыря.

А у них ничего этого нет. Ни искусных инженеров, ни гулящих женщин. Зато есть целых два десятка вильдверов, старых настолько, что помнят войны полувековой давности. Но крепость обречена. Нет, не взмоют в воздух выпущенные требушетами глыбы, не поползут к воротам крытые повозки с таранами, не обрушится на защитников ливень стрел из длинных луков… Всё будет иначе…

Вильдверам не нужны ворота. Ров – не преграда для умеющих плавать столь же быстро и бесшумно, как и ходить. Мягкий известняк стен – торная дорога для тех, кто успешно штурмовал гранитные скалы Басконии и монолитные цитадели северных конунгов. Дозорные – беспомощные слепые жертвы, несравнимые с противником.

Жаль, очень жаль, только, что остались одни старики. Вильдверы появляются на свет очень редко. А после Святого Похода и пришедшего за ним Очистительного Пламени, практически не рождаются. За тридцать пять лет во всем владении Готтлиба, родился единственный малыш… А старики – стареют. Ну, ничего, старый лук промаха не дает! Пора! Сержант поднял руку…

* * *

Курту Гёпнеру не спалось. Нехорошие предчувствия одолевали комтура, словно сам Господь предупреждал верного слугу о подкрадывающейся опасности. Курт встал с постели, зачем-то натянул кольчугу, накинув поверх потрепанную котту, и вышел в монастырский двор. В дверях остановился. Темно и тихо. Как и должно быть за два часа до рассвета. Непонятно, почему он нервничает. У Ордена нет сильных врагов.

Со всеми крупными группами Зверей давно покончено. И то, что молодой Каубах якобы убил «Медведя» – чушь! Притащил зубы какого-то старика, а святые отцы из политических целей радостно закивали тонзурами…

И задачи, стоящие перед затеянной командором экспедицией в Каубах никак не связаны с глупым лепетом о зверином логове. Воспользовавшись доносом виконта, Орден прикончит старшего графа и уговорит наследника выбрать путь Светоча Веры. С естественным переходом всех владений в руки Господа. Богатство Ордена прирастет, а значит, увеличится и сила. И отнюдь не за счет появления нового брата. Который, кстати, вряд ли проживет долго.

Гёпнер вздохнул. Плохо быть опытным и циничным. И дергаться от каждого шороха плохо. А тем более, когда и шороха-то нет. Комтур еще раз окинул взглядом двор. Темно и тихо. Даже на башнях факелы не горят. Чтобы дозорных не слепить. Ладно, надо иди спать…

* * *

Клаус поднял руку. Неясные тени отделились от опушки, стремительно пересекли открытое пространство, без единого плеска исчезли во рву, столь же бесшумно возникли на другой стороне и слились со стенами резиденции. Даже если дозорные не спали, ни один из них не уловил бы ни движения, ни звука. Ни до этого момента, ни позже, когда «медведи» полезли вверх. Прямо по стенам, вонзая когти в податливый камень. Босые, без шлемов. Только кожаные доспехи, крайгмессеры в ножнах, да тяжелые боевые ножи на поясах. Вильдверу не нужны тяжелые доспехи. Его главные козыри – выучка, скорость, сила. Именно в таком порядке. Впрочем, «полезли» – слишком слабо сказано. В двадцать секунд, норматив подразделения, уложились все. Есть еще стрелы в колчанах, как говорят дикие угры в далеких степях на юго-востоке!

Вылезли и растеклись по сторонам, зачищая стены от всех, способных поднять тревогу.

Одно короткое движение, и ложится к ногам булькающий разорванным горлом труп. Сержант замер, вглядываясь в темноту. На противоположной стене возникла фигура, поднявшая руку в условном знаке. Клаус ухнул совой и прыгнул вниз. Тридцать пять локтей – не высота. Даже для старика…

* * *

Гёпнер уже собирался закрыть дверь, когда над двором пронесся крик совы. Ночные птицы не редкость в окрестных лесах, но что делать пернатому хищнику в монастыре? Комтур выскочил во двор и задохнулся от ужаса: стремительные тени, пересекавшие двор в направлении всех помещений, где были расквартированы братья, не могли быть ничем иным, кроме ожившего кошмара – отряда вильдверов.

– Тревога! – заорал Гёпнер, выхватывая меч и захлопывая за собой дверь.

Он никогда бы не поверил, что сможет в одиночку заложить засов, да еще с такой скоростью. Но еще меньше верилось, что массивная дверь сильно задержит Зверей. А потому Курт мчался по коридорам с мечом в руках, ни на миг не прекращая орать.

* * *

Поднявшаяся немного раньше времени тревога не сильно расстроила Клауса. Он и не надеялся передавить Светочей в постелях. Монах успел закрыть один вход, но в «Медведи» уже ворвались в два других. Обленились церковники, даже постов у входа в казармы нет. Клаус двумя ударами вынес запертую дверь и бросился вперед. Захваченные врасплох Святые братья выскакивали из келий в одном исподнем, но с мечами в руках. Впрочем, серьезного сопротивления не оказывали. Клаус снес крайгмессером чью-то бритую голову, вспорол ножом живот второму врагу, ударил ногой третьего… Сержант мчался по коридору и, пьянея от запаха крови, рубил, колол, рвал… Еще… Еще и еще…

* * *

Гёпнер вихрем пронесся через левое крыло, выскочил к дормиторию рядовых и грязно выругался. Спальня была пуста, если не считать валяющиеся на полу трупы братьев. Звуки схватки доносились из расположенной чуть дальше трапезной, и Курт, перепрыгивая через тела, бросился туда, отчаянно борясь с желанием бежать в обратном направлении: он прекрасно понимал, в чью пользу складывается сражение, но и в возвращении не видел спасения. Подавив панические мысли, Краузе вбежал в зал и, не успев толком оценить обстановку, всадил клинок в ближайшую спину, не закрытую форменной одеждой ордена. Тут же отпустив меч, Курт перекатом ушел в сторону, подхватил оружие убитого брата, попытался отвести удар крайгмессера и ощутил, как что-то ласково и совсем не больно коснулось шеи. И для святого брата всё кончилось. А вскоре и для остальных…

* * *

Вильдверы еще не покинули здание, добивая раненых и отыскивая спрятавшихся, а Клаус уже мысленно подводил итоги схватки. Да, годы немилосердно берут своё. «Медведи» уже не те. Потерять пятерых в таком деле… Много, очень много! Да, монахи Ордена – не необученные кнехты владетелей, и даже не нахватавшиеся по верхам ягеры. Этих учили убивать не людей, а вильдверов. Но все равно. Застали врасплох. И тем не менее – пятеро мертвы, а большинство из оставшихся ранено.

Впрочем, это уже неважно. Ни один их них не собирался пережить эту кампанию. Готтлиб приказал выжившим уходить на восток, в земли язычников. Но у сержанта другой план. Что делать глубоким старикам в чужих землях? Загибаться от старости? Грабить торговые караваны? Нет смысла. Воин должен погибать в бою! А потому они двинутся обратно на Каубах! Как бы хорошо ни выполнил граф свою часть плана, поймать всех ему не удастся. Кто-нибудь, да выживет. Несколько десятков или сотен – неважно. «Медведи» встретят их на обратном пути. Зачем врагу возвращаться к пепелищу? Враг вообще не должен возвращаться!..

И когда над монастырем, переставшем быть резиденцией Ордена, взметнулись языки Очистительного Пламени, последние бойцы когда-то лучшего боевого отряда Нордвента двинулись в обратный путь.

 

Глава 25

Когда поленский дворянин и Коготь вышли из ратуши, Медвежонок даже немного растерялся. Брат был бледный, как мел. Очень хотелось подбежать и спросить, в чем дело. Но наставления Когтя Отто запомнил твердо. Надо играть слугу дальше. Потому он подвел дворянину коня, а после двинулся вслед за Когтем. Последовавшие действия дворянина застали его врасплох. Когда тот схватил брата и начал трясти, Отто с трудом удержался, чтобы не перекинуться. Но удержался. Только стоял, не вслушиваясь в разговор, готовый прийти на помощь.

Не пришлось. Отпущенный Коготь нырнул в переулок, Медвежонок за ним. Но брат не побежал далеко. Сел прямо в пыль, прислонившись спиной к забору, поднял на Медвежонка голову и убито произнес:

– Вот так!

– Как так? – не понял Отто.

– Белку завтра сожгут!

– Не может быть! – изумился Медвежонок. – За кошелек?

– Не, – замотал головой Коготь. – За ячмень – плети. Или один золотой. Ее ларгом объявили. Суки какие-то сдали! Я погонялы запомнил! Гундосый и Свин!

– Гундосый? – переспросил Отто. – Я так этого назвал. На рынке…

Коготь смотрел словно сквозь него:

– Скелета? – он вдруг чуть оживился. – Слушай, точняк! Он же гнусавит! А Амбал на свинью похож! А чинарик сказал, что они с рынка стучат! – лицо брата закаменело. – На перо обоих! Сегодня же!

– Их всегда успеем, – сказал Медвежонок. – Надо Белку спасти.

– Как ты ее спасешь?

– Я – ларг! – в голосе звякнул металл. – Расскажи, что было!

– Да что, – махнул рукой Коготь. – Шляхтич этот повелся на понты, как миленький! Выкупили почти, я уже ойры передал. А тут этот до последнего листа дошел. И в обратку! – он ненадолго задумался. – Нельзя сегодня стукачей класть. Пана подставим! А он за Белку вписался!

– Да и хрен с ними!

– Ты где это ругаться научился? – удивился Коготь.

– Сам так всегда говоришь, – отмахнулся Медвежонок. – Где ее жечь будут?

– На площади. Народу сбежится!..

– Народ – это плохо, – огорчился Отто. – Может, из тюрьмы выкрасть? Мне стены – не преграда. И двери – тоже. Обратно на спине унесу.

– А легавые?

Медвежонок провел пальцем по горлу. Коготь задумался. Потом изрек:

– Не выйдет! Кича большая. Пока найдешь… Кто-нибудь на жмура напорется – аларм поднимет. И всё!

– Тогда по дороге! Только где?

Коготь лишь грустно усмехнулся:

– Там разные дороги есть. А по какой повезут – никто не знает, – он уныло вздохнул. – Наверное для того и делают, чтобы не отбили… – безнадежно махнул рукой. – Толпа по улицам собирается. Мальчишки за телегой бегут… Она в клетке будет…

Медвежонок вдруг заулыбался:

– Бегут? И мы побежим! А где удобное место будет – я перекинусь, клетку разломаю, а Белку тебе кину. И бегите сразу. Я с легавыми разберусь – и за вами. На хазе встретимся!

– А если тебя заметут? – покачал головой Коготь.

– Я ларг! – снова напомнил Отто. – Вильдвер! И «медведь»! Хоть и маленький!

Коготь горестно посмотрел на Медвежонка и махнул рукой:

– Давай попробуем. Всё равно ничего другого не придумывается, – он глянул на клонящееся к закату солнце. – Пошли! На стрелку пора.

Дворами вышли к небольшому дому в бедном квартале. Коготь постучал как-то по-особенному. Дверь открылась. В горнице уже ждали парни с рынка, и пять человек «старшаков». За столом в центре комнаты сидел седоголовый худощавый мужичок лет пятидесяти с удивительно добрым лицом, но при одном взгляде на него у Медвежонка по спине пробежали мурашки. Как понял Отто, это и был родич.

Скелет с Амбалом стояли справа от стола, двое здоровых молодых парней расположились за их спинами. Двое других стояли слева, оставив впереди свободное место. Именно туда Коготь и потащил Медвежонка.

– Работы всем, – приветствовал он присутствующих.

– И тебе не скучать, – ответил старший. – Начнем, – он кивнул Скелету.

– Коготь совсем нюх потерял! – Зачастил тот. – Лощенка на базар приволок, тот прописку не прошел, а работает!

Родич посмотрел на Когтя. Тот положил руку на плечо Отто.

– Это мой брат. Погремуха Медвежонок. Четвертый день в городе. Хвостом не шевелит. Шебуршит помаленьку. Как кости кинет – на прописку пойдет. Пока не с чем.

Родич кивнул.

– Принято. Навстречу предъяву кинешь?

– Скелет с Амбалом цаплями гуляют. Медвежонок сказал, что подо мной ходит. Дальше базар со мной должен быть.

– Тебя там не было! – крикнул Скелет.

– Ша! – стоящий за его спиной мужик влепил худому оплеуху. – Здесь без слова не базлают!

Родич одобрительно кивнул.

– Не было, значит, Когтя… А кто ж Амбалу жевалку разворотил? И тебе грабку попортил? – он подождал немного. – Что, варганку крутишь? Ладно, у молодого спросим, – он повернулся к Отто. – Скажешь?

Медвежонок пожал плечами.

– Гундосый Свину так мушку смазал, что у самого грабка дуба дала. Я только в сторонку отошел, чтобы не мешать.

Родич захохотал! Заулыбались и остальные.

– В сторонку отошел! Ай, молодца! Значит так. Медвежонок прописан. Скелет с Амбалом ему и Когтю по серебряку должны. И в общак вдвое. Чтобы людей от дел не дергали и Канон учили. Прямо сейчас.

Парни угрюмо засопели, но полезли за деньгами.

– И погремухи поменяем! Как ты сказал, малыш? – повернулся он к Медвежонку. – Свин с Гундосым? – Отто кивнул. – Вот так и будет. Всё?

– Еще базар есть, – сказал Коготь. – Не для гнилых лопухов.

Родич кивнул. Все вышли, оставив братьев наедине со старшим.

– Говори!

– Белку жгут завтра! – выпалил Коготь.

– За ячмень? – удивился родич.

– Стукачи за ларга сдали!

Вор присвистнул.

– Извини, братан. Сеструху твою жалко, но за ларга никто подписываться не будет.

– Так она не ларг! Ей нахалку шьют!

– Все равно. Это всем гореть! Старшему скажу, но… Кто сдал, знаешь?

– Свин с Гундосым!

– Кого-оть!.. – протянул родич.

– Я не обратку даю, старший, – заторопился парень. – Я сам протокол видел. А шляхтич, которого на выкуп развел, вслух зачитал. Так и написано «агенты Гундосый и Свин». Шляхтич разорался, а чинарик сказал, мол, проверенные люди, с рынка сдают! Только на правило их сейчас нельзя! Шляхтича подставим.

– В точку кладешь, – согласился вор. – Решим вопрос. Всё?

– Всё, – кивнул Коготь.

Родич подбородком указал на дверь.

Примечания

Шевелить хвостом – заниматься каким-либо криминальным промыслом

Кости кинет – здесь: решит остаться в городе.

Базлать без слова – говорить без разрешения старших

Крутить варганку – врать

Смазать мушку – ударить по лицу.

Базар не для гнилых лопухов – тайный разговор.

В точку кладешь – правильно понимаешь.

 

Глава 26

В последней в своей жизни беседе Готтлиб фон Каубах ничего не скрывал. И всё же он ввел командора в заблуждение. Обычно скрупулезно точный, в этот раз, старый граф не придавал значения мелочам. Его задачей было протянуть время, пока слабенькие язычки огня, окрепнут, наберут силу и вырвутся наружу неудержимой стихией.

Главная неточность, допущенная графом, состояла в определении местонахождения своих людей. Готтлиб, вольно или невольно, обманул командора. Резиденция Ордена погибла раньше. Через несколько дней после ухода основных сил, от которых теперь осталась жалкая сотня. Командор понял это, когда из лесу на дорогу вышла дюжина с чем-то вильдверов. И бросилась в атаку.

Времени для принятия решения у командора не было. Он только успел отдать команду: «К бою», как бой уже начался. Впрочем, братья и сами знали, что делать. К подобному их готовили всю жизнь. Не хватало опыта, но тут уж ничего не поделаешь. Самое главное – не хватало людей. Всего сотня! А с той стороны больше дюжины Зверей!

Но выбора не было. Убежать от вильдверов невозможно. Оставалось победить или умереть.

* * *

Имеющийся выбор был не более чем призраком. Им некуда было идти. И незачем. Смерть ждала в любом месте, и не собиралась давать отсрочки. Но они могли выбрать смерть! Вечное право сильного! И гибель в бою с мечом в руке они сочли привлекательней умирания от голода и старости. А возможность закончить дело, столь успешно начатое командиром, придавала гибели особый вкус. Вкус победы. «Медведи» не собирались ни бежать, ни прятаться. Жить они тоже не собирались. Они шли убивать.

Как делали это сотни раз за свою долгую жизнь. Им хватало опыта, знаний и умений. Им не хватало сил.

Пятнадцать уставших и израненных стариков против сотни с лишним молодых умелых воинов.

Но они выбрали сами. И теперь оставалось победить или умереть.

* * *

Ни о какой тактике не было и речи. Минута, и атакующие ворвались в ряды братьев, нанося удары во все стороны. Бой мгновенно развалился на множество мелких схваток.

Командор не торопился лезть в гущу событий. Успеется. Сначала надо приглядеться к противнику.

Братья падали один за другим… Но и вильдеры не были бессмертными. Вот упал первый. Затем второй. А его отряд тает, словно последние островки снега под лучами апрельского солнца. Но…

Командор усмехнулся.

Не бывает так, чтобы в сражении не выжил никто. Не говоря уж о победителях, но и кому-то из числа побежденных удастся сбежать, прикинуться мертвым или сдаться в плен. Так бывает всегда и везде. Но не в этом случае. Обе стороны могли либо победить, либо умереть. И, похоже, обеим удавалось и то, и другое.

Он вступил в дело, когда на ногах осталось всего три Зверя. Два израненных старика ожесточенно рубились с последней полудюжиной братьев. А третий дергал меч, глубоко засевший в теле убитого брата. Дергал и не мог вытащить…

Командор хищно оскалился, и, перекинувшись, шагнул к самому опасному противнику.

* * *

Командовать больше было не надо, и Клаус полностью отдался бою. Растворился в нем. Ударить… отбить… увернуться… ткнуть… выдернуть… Мечом, ножом, когтями, еще мечом… Рукой… Ногой… Еще рукой… Всё на одних привычках тела, вколоченных десятилетиями боев. Учебных и настоящих. Заведомо победных и безнадежных. С обычными людьми и вильдверами. С басками и урманами. У урман вильдверов называли берсерками. А в языке басков само слово «баск» означает и вильдвера, и человека. Не разделяют еретики рожденных от одной матери… Кончиком меча по горлу… Ножом в брюхо… Оставить нож в ране и когтями, так быстрее… Еретики? Возможно… Не нам, нечисти, их осуждать… Когтями … Дыхание срывается… Старый ты уже, сержант… Мечом… Всё?

Клаус огляделся, сумев, наконец, выдернуть застрявший крайгмессер. Ульрих и Йенс еще рубятся. Против них шестеро. Нет, уже четверо. Добьют ребята, но раны… Нет, с такими не живут. В Облике протянут день, не больше. Перекинувшись – умрут почти сразу.

А его Смерть не взяла. Не повезло… Или наоборот?

Всех положили? Похоже! Неужели никто не ушел? Так не бывает…

Нет, не все. Последний противник шел к Клаусу и, словно не чувствуя веса меча, легко вращал в правой руке огромный цвайхандер. Но не легкость движений удивила сержанта. Командор Ордена был в Облике! Вильдвер, возглавляющий охотников на вильдверов! Но…

Мысли пришли и умчались спугнутыми воронами. Впереди ждал враг, которого надо было убить.

Молодой, сильный, свежий и неплохо обученный.

Самоуверенный. Вооруженный тяжелым и неповоротливым клинком. И с куда меньшим боевым опытом…

Ну что ж, молодость против опыта! Вечный спор!

Клаус поднял меч, салютуя противнику, и улыбнулся.

А еще мальчишка очень хочет жить!

* * *

Два старика поддерживая друг друга, подковыляли к сцепившимся в последней схватке телам: старый сержант, насаженный на меч противника, запустил когти обеих рук в горло молодого вильдвера в плаще командора Ордена.

– Клаус… достал эту сволочь! – Ульрих сплюнул. – Я боялся… не выйдет.

Йенс тяжело оперся на обломок копья и кивнул.

– Будешь? – Ульрих снял с пояса флягу. – Командир любил таврийское… И сержант…

Йенс хмыкнул, открыл рот, словно собираясь ответить, но ничего не сказав, отмахнулся.

– Тоже верно… Какой смысл пить… Выльется всё… Дырки-то в брюхе… – Ульрих взвесил на руке флягу. – А я хлебну… Грудь – не пузо… не вытечет, – он приложился и откинул сосуд. – Пойдем, поищем раненых… Надо добить, пока мы еще не сдохли…

 

Глава 27

Несмотря на силу и выносливость кроатца, дорога до Нейдорфа заняла три дня. В город Ридица въехала с маниакальной мыслью о лохани с горячей водой и куске салевского мыла. Дела могут и подождать. Впрочем, дела имели собственное мнение. Девушка успела лишь проследить, как устроили коня (гостиница, конечно, лучшая в городе, но береженого и Господь бережет) да заказать в комнату мытье и ужин. И даже подняться к себе…

– Простите, святая сестра, – пришедшая с подносом подавальщица протянула конверт. – Вам просили передать.

– Кто? – недоуменно подняла бровь Ридица.

– Не знаю я, – пожала плечами прислуга. – Мальчишка принес. Из уличных, они частенько этим подрабатывают.

– У вас пишут так много писем, – удивилась воительница, – что на их доставке можно заработать на жизнь?

– Ну они не только этим живут, – поправилась девчонка. – Но и этим тоже.

– Он там ответа ждет?

– Нет, святая сестра. Монетку. А ответ, говорит, и не нужен.

Усмехнувшись, Ридица отдала подавальщице пару монет.

– Одну ему, другую тебе, – она погрозила пальцем. – И не обижай ребенка! – улыбка смягчила угрозу.

Довольная девчонка исчезла за дверью.

Воительница вскрыла конверт и прочитала:

«Тот, кого Вы ищете, будет сожжен на площади завтра в полдень».

Всё. Ни подписи, ни адреса. Однако!

Ридица вздохнула, вспомнив о греющейся воде, и потянулась за осточертевшими сапогами. Придется переносить отдых… Хотя, с какого Нечистого?! Да, кое-куда съездить придется прямо сегодня. Собственно, она и не против. Но до после ужина это вполне может подождать. А вот помыться лучше по возвращению.

Девушка поела, отдала нужные распоряжения (главное, чтобы вода не остыла) и выскользнула в ночь.

Ее путь лежал на окраину, но долгим не был, Нейдорф не самый большой город в Нордвенте. Впрочем, и большой деревней не назвать.

На условный стук дверь неприметного домика на окраине приоткрылась, впуская Ридицу, и сразу же закрылась. Только после этого хозяин зажег свет. Не чадящую лучину, толстую восковую свечу.

– Спаси и благослови, святая сестра, – произнес он слегка дребезжащим голосом. Что привело вас в наши края?

– Спаси и благослови, – откликнулась Ридица. – Рада тебя видеть, Па…

– Не надо имен, девочка, – оборвал старик. – У этого дома нет ушей, но…

Воительница понимающе кивнула.

– Я тоже рад, – продолжал хозяин. – Особенно тому, что когда-то избежав беды, ты сумела ее укротить. Присаживайся.

Хозяин извлек откуда-то вино в бутыли и два бокала догемского стекла.

– Угощайся.

– Спасибо. Твои привычки не меняются с годами.

– Я уже слишком стар, чтобы менять привычки, – старик наполнил бокалы. – Попробуй. Это вино старше тебя!

– Все такой же гурман, – девушка пригубила напиток. – Да, ты во всем знаешь вкус!

– Увы, уже не во всем, – со смешком сказал хозяин. – Годы… Но к делу. Сокол из Допхельма прилетел по твоему слову?

– По моему, – кивнула Ридица. – Удалось что-либо выяснить?

– За последнюю дюжину дней в городе появилось только одно новое лицо. Местный мальчишка притащил в город брата из какой-то окрестной деревеньки. Я его видел. На вид ему лет девять – десять. Может, и меньше, если он… – старик многозначительно помолчал. – Девчонки не выныривали.

– Не больше десяти… – протянула Ридица. – Нет, не то…

– Но кое-что есть. Возле Большой Одры убили двух кнехтов из стражи. Когтями. По следам выходит, что уработала шайка лесных разбойников. Но наших стражников любой ребенок надует. Это может быть и твоя девочка.

– Ну, допустим. А потом?

– Либо ушла сюда, либо в Полению.

– Через Одру?

Старик пожал плечами:

– Здесь ее нет.

– А кого завтра выведут на площадь?

– Уже знаешь? Впрочем, ты всегда была шустрой девочкой. Иногда даже слишком…

– И?

– Другую слишком шуструю девочку. Вряд ли это та, которую ты ищешь. Она в тюрьме уже декаду. А сколько в городе – никто не знает.

– Ого! Даже ты?

– Чему ты удивляешься? Я не могу отслеживать каждую малолетку. Девчонка подходит под твое описание. И, кроме того, Светоч объявил ее вильдвером.

– Так может, так и есть? – подобралась Ридица. – Это, – она протянула конверт, – писали твои люди?

Хозяин покачал головой.

– Не мои. А девчонка… Нет, по срокам прибытия никак… – он вдруг улыбнулся. – Но если хочешь – вытащи, хуже не будет.

– Ты готов за нее просить?

– Скорее да, чем нет. За нее говорят ночные, что само по себе удивительно, не тот у малышки ранг. Но важнее то, что со снятыми с костра шустрыми девочками иногда происходят удивительные метаморфозы…

Собеседники рассмеялись.

– Ты прав, – согласилась Ридица. – К чему брату Освальду позориться, когда ребенок не станет менять облик в Очистительном Пламени.

– А особенно, если станет, – откликнулся старик.

– А особенно, если станет, – согласилась воительница. – Вообще, не люблю, когда жгут живых людей. Что-то еще необычное происходит?

– Ну… – хозяин задумчиво пошевелил губами. – Разве что именины Шварцвольфа!

– Того самого? – сделала круглые глаза Ридица. – Грозы всех юбок Приграничья и мечты подавальщиц дешевых трактиров?

– Того самого, – усмехнулся старик. – Он по-прежнему представляет здесь обе гильдии наемников. Ягеры с половины страны съехались! А юбкам он более не опасен. Годы, святая сестра, годы… Все мы когда-то были рысаками…

– Ну почему же были, – буквально пропела девушка, скромно потупив глазки и водя пальчиком по столешнице. – Я вот до сих пор таю от твоего обаяния и готова вешаться на шею…

– А ну цыть, шельма рыжая! – прикрикнул хозяин, принимая старую игру. – А то задеру юбку, то есть, штаны спущу, да выдеру вожжами на правах приемного отца!

Оба расхохотались. Ридица встала.

– Ладно, пойду. Устала, как собака. И завтра, похоже, тяжелый день… А в гостинице ждет лохань с горячей водой… Может, забегу еще.

Она порывисто обняла старика.

– Береги себя!

Тот грустно вдохнул:

– Это ты будь осторожнее. Ни пуха, ни пера тебе, дочка!

– К Нечистому!

 

Глава 28

Отряд, вырвавшись из леса, взлетел по склону холма. «Красиво, наверное, со стороны, – мелькнула мысль. – Красные кони, белые плащи…». Мелькнула и ушла. Не о том надо думать. Мыслишка та – извечная дань женской природе.

На вершине холма остановились. Тихо охнула пара девчонок из молодых, еще толком не видевших жизни. Молодые, молодые! Пяток могил на личном погосте это много для кнехта, а для Сестры – ничто. Вот когда перестаешь считать… Озвучила круто загнутую тираду Бригитта, нагло пользующаяся дарованной самой Короной привилегией: правом площадной брани в присутствии Его Величества. Ну а если можно при короле, то уж остальные точно потерпят. Отвернутся с постными рожами, да и хрен с ними, с неженками! Большинство никак не выдали своих чувств, лишь побелели от напряжения пальцы на рукоятях мечей. Спешить было некуда.

– Опять опоздали, – выдохнула комтура.

Замок полыхал, выстреливая в небо столбами огня. Точнее, остатки замка. Стены частично обрушились, частично обгорели, кое-где чуть ли не оплавлены, донжона нет. Напротив замка – поле, заваленное телами. Много, поболе сотни будет. И две одинокие фигуры, ковыляющие между трупов. Подойдет, постоит, наклонится на миг, и идет дальше, опираясь на обломок копья…

– Флаг «медведей», – заметила Бригитта, указывая на единственную уцелевшую башню, где билось полотнище. Ветер рвал стяг, словно желая помочь ему обрести свободу. Да древко не пускало, понимая, что миг свободы сменится вечностью, когда безжалостные копыта вобьют в грязь.

– Почему он не горит? – удивленно прошептала Труди. Удивление понятно. Девочке нет и восемнадцати. Первый раз в «поле».

– Знамена победителей не горят, – пояснила Ванесса. – Не знаю уж, кто этим ведает в небесной канцелярии, но так всегда, – она кивнула на замок. – Давно должен был пепел по ветру развеяться, а флаг реет. И будет реять, пока жив хоть один «медведь», – помолчала недолго и добавила. – Из тех, кто сегодня дрался, – тронула поводья коня. – Бригитта, – следы! Остальные – за мной…

Старик поднял голову, заслышав топот подъезжающего отряда.

– Ульрих! – Ванесса спрыгнула с коня. – Что здесь случилось?

– А… – задребезжал скрипучий голос. – Это ты, девочка. И как обычно, опаздываешь, … – старик кашлянул, сплюнул красной слюной. – Здесь было весело…

– Вижу! – шутить комтуре не хотелось. – Поделись подробностями.

– Позже, – усмехнулся старик. – Надо работу доделать.

– Не суетись! Молодые доделают!

– Да? Не вижу главного доделывателя!

– Зайцев по кустам ловит!

– Тогда ладно, – согласился старик. – Светочи соскучились по Очистительному Пламени. Мы не стали им мешать. Немного помогли. Второй костер в резиденции.

– Так это ваша работа? – пробурчала Ванесса. – Нет там костра. Прогорело всё!

– Да? Ты и туда опоздала, – смешок. – Весело полыхало…

Подковылял второй старик.

– Здравствуй, Йенс.

Короткий кивок.

– Всё такой же молчун… – вздохнула комтура.

Вильдвер тяжело опустился на землю, одарил женщину улыбкой. Ульрих устроился рядом:

– Ничего, уже ненадолго, – «успокоил» он. – До ближайшего перекидывания. Ты, девочка, посмотри там, на пригорке. Очень уж забавно сложилось…

– Посмотрю. Из-за чего всё началось?

– Фридрих! – старик выплюнул кровавую слюну и слова. – Мистфинк написал донос. Торопился стать графом. Но щенок просчитался. Готтлиб подготовился. Немного смолы, немного порха… Это была красивая смерть! А сопляку достанутся лишь обгорелые камни.

– Он жив?

– Не знаю, – отмахнулся старик. – И знать не хочу. А, вот и доделыватель явился!

От реки подъезжал десяток, гоня перед собой двоих. Оба в обгорелых плащах Светочей.

– Приветствую, Ульрих! – Бригитта спрыгнула с коня. – Что я должна доделать?

– Раненые мучаются, – объяснила Ванесса. – Надо подарить им легкую смерть.

– Смерть – всегда пожалуйста, – оскалилась Бригитта. – Насчет легкой – как получится. А этих сразу кончать?

– Да нет… – задумчиво произнесла комтура. – Нарушение указа Его Величества, нападение на владетеля. Не помню, была ли у Готтлиба королевская кровь, – она посмотрела на пленников. – Дезертирство с поля боя. Это не меч, это костер… И допросы сначала. По полному протоколу. Придержи пока. Кстати, а что там, на пригорке?

– Сходи, сама посмотри, – предложил Ульрих.

– Успею, – отмахнулась Ванесса.

– Ленивая ты! – неодобрительно заметил вильдвер. – Всегда была такой. Поэтому и опаздываешь.

Йенс вздохнул.

– Думаешь, пора? – спросил его Ульрих. – Наверное, ты прав. Господь уже устал держать наш стяг… Прощай, девочка. Надеюсь, не скоро встретимся…

Старики улыбнулись и перекинулись.

В прощальном салюте взлетели к небу мечи сестер.

На последней башне замка ослепительным пламенем вспыхнул черный медведь на красном полотнище.

 

Глава 29

Первая удачная мысль пришла в голову капитану на пороге гостиницы. Точнее, проскакала мимо на коне, о котором сам Хюбнер не смел даже мечтать. Посмотрев на удаляющуюся спину в белом плаще с мордой черной куницы, Арнольд криво усмехнулся: в голове туманным пятном замаячил план. Сумасшедший до невозможности, но куда более безопасный, нежели лихой налет на Светоча во главе армии малолетних воров.

К приходу братьев задумка приобрела ясные очертания, не став, впрочем, менее бредовой. А потому Когтя с Медвежонком ждали лишь строгие указания, что делать, как делать и зачем… Нет, насчет «зачем» Арнольд распространяться не стал. Зато особенно строго предупредил, чего делать не надо ни в коем случае. И с облегчением вздохнул, узнав, что «стукачей» уже вычислили, но до отъезда «ясновельможного пана» не тронут. Хюбнер отпустил малолеток, мимоходом помечтал о трех ручных вильдверах и вернулся в трактир.

В «Доблестном Рыцаре» гудело веселье. То ли у местного отделения какой-то из Гильдий на сегодня праздник пришелся, то ли удачливый отряд проставлялся. Хотя для одного отряда многовато разгула, разве что присутствующие дружно поддержали. Так или иначе, но разношерстные ягеры, забыв на время старые счеты, вели смертный бой с хозяйскими запасами вина, хороня проклятые зелья в своих бездонных утробах, дружно орали разухабистые песни, густо приправленные солёными словечками, да хлопали по упругим задам вертких подавальщиц, не позволяя, впрочем, себе лишнего. Пока не позволяя. Вот начнет поглощенный хмель одолевать храбрых воинов, тогда другое дело! Тогда и шуточки погрубее станут, и руки осмелеют. Да и для драки повод обязательно найдется. Что же за гуляние без доброй драки?

– Эй, ясновельможный! – окликнул Арнольда рослый ягер в серо-зеленой куртке. – Выпей с нами за воинское счастье! Аль «хлопами» брезгуешь?

– Кто знает, за какой конец держат меч, – не хлоп, – сообщил Хюбнер, принимая кружку, – а истиный шляхтич! Ну а коли отец чей за сохой ходил, так то давно кровью смыто! Эй, трактирщик! Еще вина храбрым воинам! Всем вина! Здесь собрались лучшие бойцы Нордвента и Полении! Так будем гулять, пся крев, пока в подвалах есть, что налить в кружки!

Ягеры одобрительно загудели.

– Во! Сразу видно нашего человека! – заорал серо-зеленый. – Даром, что из благородных! Как тебя зовут, брат?!

– Мариуш Качинський, коронный шляхтич, – церемонно представился Арнольд.

– Пьем за Мариуша! Нашего поленского брата! – Ягер поднял кружку. – Эй, зеленые, – заорал он, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в отдельности. – Слушай мою команду! Пьем за Мариуша!

Он залпом осушил посудину и, дружески облапив капитана, сообщил:

– А я – Зигмунд Фрай! Самый удачливый капитан в левой части этого занюханного мира! – Зигмунд икнул. – Или в правой! Смотря, с какой стороны глядеть!

– За удачу, капитан, – поднял кружку Хюбнер.

– За удачу, – взревел Фрай. – Она всегда пригодится! – ягер свободной рукой ловко поймал за талию пробегавшую мимо подавальщицу и притянул к себе. – Правда, крошка?

– Правда, любый мий, – на полуполенском ответила девушка, не менее ловко выворачиваясь из объятий. – Якщо к полуночи на ногах будешь, може й буде тоби удача!

– Огонь девка! – заулыбался Зигмунд, провожая проказницу взглядом. – А чего не буду? Эх, однова живем! Макс, наливай!

Нужная тема возникла кружки через три. Завел ее смуглый черноволосый ягер. Из какого тот народу вышел, многоопытный Хюбнер, с налету и определить не сумел.

– А че, Звери-то? – вопросил Зигмунд, уставившись на чернявого. – И со Зверями воевать можно! Только один раз!

– А потом? – не понял тот.

– Суп с котом! – хохотнул Фрай. – Потом для тебя отсутствует! Про Пройдоху Мюллера слышал?

Чернявый замотал головой.

– И не услышишь больше. Пошел на Зверя, вернулся стриженный. Двое из всего отряда выжили! Я в такие игры не играю!

Поворот разговора Арнольду понравился. А вот чернявый – нет. Ни к одной компании ягер не относился, шатался между столами, болтая, то с теми, то с этими, и нигде подолгу не задерживаясь. Одиночка? Большая редкость. И о Мюллере слышит явно впервые. А Пройдоха – знаменитость! До недавнего времени был удивительно удачлив, и бахвал невероятный, любому шляхтичу сто очков вперед даст! Байки по всему Нордвенту ходят.

Впрочем, чернявый – не Арнольда беда.

– Ты слышал, Зигмунд, – пьяно икая, выдавил Хитрюга, – завтра на площади Зверя жечь будут!

– Да? – удивился ягер. – А где они его взяли?

– Не знаю! Я не местный! – язык Хюбнера старательно спотыкался. – Но я хочу это видеть!

– Мариуш! Это просто, как два пальца! – сообщил Фрай. – Надо пойти и посмотреть!

– Сейчас?

– Нет, завтра!

– А я хочу сегодня! – Арнольд рыгнул. – Пошли, сожжем этого Зверя сейчас!

– Пойдем, – согласился Зигмунд и снова поймал давешнюю подавальщицу. – Крошка, пойдешь жечь Зверя?

– Нет, – девчонка звонко чмокнула ягера в щеку. – Но когда ты повернешься с победою… – она мечтательно закатила глазки и тут же исчезла.

– Бойцы! – заревел воодушевленный Зигмунд. – Пошли жечь Зверя!

– А где мы его возьмем? – прокричал одинокий голос из дальнего угла.

– Неважно, – вмешался Хюбнер. – Брат Густав говорил: «Главное – зажечь Очистительное Пламя! А Зверь всегда найдется!».

– Верно, Мариуш! – заорал Фрай. – Пошли, братва!

Дальнейшие события в руководстве не нуждались.

Наемники высыпали на улицу, зачем-то построились правильной терцией и, печатая шаг, двинулись в сторону площади.

– Левой! Левой! Левой! – громко командовал Зигмунд. – Запевай!

Строй дружно грянул: «Рожденный сражаться не жнет и не пашет…», с особым ревом выводя слова: «Налейте наемникам полные чаши!»

Городские стражники опасливо посторонились, пропуская ягеров, и двинулись в противоположную сторону.

На площади строй рассыпался. Наемники оживленно бросились к столбам для казни и, после короткого совещания, пришли к выводу, что дров мало, а, кроме того, они сложены лишь у одного столба. Немедленно были найдены телеги с хворостом, то ли приготовленным для завтрашней казни, то ли просто неосмотрительно оставленные на улице недостаточно рачительным хозяином. Кучи дров закрыли столбы почти до самого верха.

– Где Зверь?! – заорало сразу несколько голосов.

– Сначала поджечь надо! – взревел Зигмунд. – Тут же темно, как у Нечистого в заднице!

Зачиркали кресала. Огоньки побежали по тонким лучинкам, охватили поленья потолще, и вскоре посреди городской площади полыхали три огромных костра.

– Где Зверь?!

– А вот он! – тройка ягеров тащила отчаянно упирающегося чернявого. – Своим прикидывался! А его и не знает никто!

– Помилосердствуйте, братцы, – орала будущая жертва. – Не Зверь я! Мамой клянусь!

– А чем докажешь? – грозно глядя на подозреваемого, вопросил Фрай.

Чернявый повалился на колени.

– Помилуйте! Не Зверь я! Черсиянин я! У нас Зверей вообще нет!

– Черсиянин, – протянул Зигмунд. – А здесь что делаешь? Шпионишь?!

– Шпионю! – тут же признался черсиянин. – Старший хашишей внешней Авесты Мухаммед аль Биби-Оглы! Не Зверь я!

– Ну… – Фрай задумался, отстегнул от пояса фляжку, ополовинил ее и пристегнул обратно. – Раз Зверя под рукой нет, и черсидский шпион сойдет! Чего кострам зря гореть?!

Радостно завопившие наемники подхватили отчаянно сопротивляющегося Мухаммеда за руки и ноги, раскачали и забросили в костер. Черсиянин ударился об столб, рухнул на горящие дрова и выкатился по ним обратно, отчаянно ругаясь.

– Ты глянь, какой верткий! – удивился кто-то из ягеров. – Давай еще разочек!

Чернявый снова полетел в костер…

Арнольд довольно озирал место действия.

Полыхающие костры осветили площадь. Наемники веселились, словно малые дети. Пели, орали, плясали, разве что хороводы вокруг пламени не водили. Четверо в очередной раз кидали в костер злополучного черсиянина. Шпион уже не сопротивлялся. Его тело в который раз скатывалось с наваленного хвороста под ноги мучителям. Из переулков за творившимся наблюдали кнехты городской стражи. После очередного броска столб рухнул, Мухаммед пролетел пламя насквозь, шлепнулся с той стороны, и, проявив неожиданную для вроде бы мертвеца прыть, на четвереньках убежал с площади куда-то в темноту. Это послужило сигналом.

– Мареку, братику, – спросил Зигмунд, тряся пустой флягой, – у тебя вино есть?

Хюбнер удрученно развел руками.

– Кончилось, братишка Зигги!

– Становись! – заорал Фрай. – В «Ежика-а»… За вин-ом… Шаго-ом… Арш!

Мгновенно выстроившаяся терция, грохоча сапогами, двинулась в направлении трактира.

– Налейте наемникам полные чаши! – выводил хор, не слишком музыкальный, зато слаженный. И очень громкий.

На главной площади Нейдорфа догорали три огромных костра.

Праздник продолжался!

 

Глава 30

Отто настраивался на бой. Так, как учил дед. Сел, скрестив под собой ноги, положил руки на колени, расслабился, позволив мыслям свободно течь мимо сознания. В Облике это получалось гораздо легче, чем обычно. Только немного мешало волнение. Отто впервые готовился к бою. К настоящему бою, где ставкой будут жизни, в том числе и собственная. Но Отто справился, изгнал лишние мысли из головы. Сознание очистилось, пришла звенящая пустота, а потом… Перед глазами встало лицо деда.

– Ты хорошо подумал? – спросил дед.

– Да! – ответил Отто.

– Это очень рискованно. Там будет охрана. Взрослые, умелые воины, умеющие убивать таких, как мы.

– Я знаю!

– Тебя могут убить.

– Могут!

– Может, не стоит?

– Зльза – моя сестра. Я еще не видел ее, но она моя сестра! Как бы поступил ты?

– Я – «медведь»!

– Я тоже «медведь»!

– Ты еще маленький. И я многому не успел тебя обучить.

– Я «медведь»!

– Тогда иди! Я буду с тобой! Удачи, «медведь»!

Отто встал. Сомнения ушли, как не было. У него есть сестра, которую надо выручать. Он пойдет и сделает это. И всё получится! Не может не получиться. Он вильдвер! Самый сильный боец в мире! Он – «медведь»!

Коготь смотрел на брата и испытывал удивление, смешанное со страхом. Лицо Медвежонка превратилось в неподвижную маску. По телу волнами пробегала дрожь. Он сидел долго, Коготь начал уже беспокоиться. Наконец Медвежонок встал. Одним движением перетек из своей странной позы в обычную, на двух ногах. Засунул за пояс короткое перо. То самое, что носил Коготь два года назад. Ему оно сейчас не очень удобно, вырос, рукоятка не так хорошо ложится. А младшему как раз по ладони.

– Пошли!

Молча пробежали до выхода. И только в самом конце брат сменил облик. Но Когтю казалось, что не сменил. Другой он стал. Подтянутей, строже. Взрослее. Даже погремуха на язык не ложится. Не Медвежонок. Медведь. Маленький, но медведь!

У выхода с тюрьмы крутился народ. Толпа не толпа, но с дюжину будет. Большинство – мальчишки, не помеха! Плохо, что знакомые почти все. Узнают. Но делать нечего, да и все равно потом из города уходить. Медвежонок на площадь не полез, посматривал из-за угла. Ни к чему это, раньше времени светиться. Коготь пристроился рядом. Лишь бы прокатило….

Наконец ворота открылись. Белку вывезли на тюремной телеге. Клетка, на обычного человека рассчитанная, засов простеньким и хлипеньким замком закрыта. Медвежонок с любопытством рассматривал сестру. Маленькая, не больше самого Медвежонка. Правда, рост не разберешь, сидит, подтянув колени к груди, положив на них скованные руки и упираясь в кандалы подбородком. Грязная шапка спутанных волос загораживает опущенное лицо…

Отто присмотрелся и выдохнул с облегчением. Про кандалы дед рассказывал. Есть обычные, в есть волчьи, специально на вильдверов, чтобы закованный не мог когтем дотянуться. И сталь там хорошей закалки и толстая очень. Это только дураки думают, что вильдвера можно серебром удержать и даже убить. Тут не металл важен, а его количество! А на Белке кандалы были простые, не нашлось, видимо, маленьких волчьих. А эти Отто на один коготь. И клетка дохловата. Ларга такая не удержит. Тем лучше.

Стражников всего пятеро. Вооружены, правда, неплохо, даже рогатины есть. Неважно. Прыжок, удар по клетке, четыре по кандалам и бросок. Никто и моргнуть не успеет. А потом в него не попасть. Сам нападет на стражников. На того, кто за Когтем бросится. Чтобы не отвлекались. Их задача – ларга ловить!

Вместе с остальными помчались за телегой. Коготь боялся, что в Белку начнут швырять всякую гадость, от тухлых яиц до камней. Но нет, мальчишки только опасливо посматривали на него. Всё-таки есть польза от знакомства, уважают!

Отто бежал не вплотную к телеге, а локтях в пяти, ощущая дыхание Когтя за правым плечом и подбирая удобный момент для нападения. Возле вон того дома есть сквозной проход. Лошади немного еще пройдут, пока он будет освобождать сестру, а брат как раз окажется где надо. Значит, начинать чуть раньше двери в дом. Два больших шага, смена облика, еще шаг и прыжок. Приготовился! Пора!

Медвежонок сделал шаг, второй, сме… Кто-то сильно дернул его за руку, и Отто, влетел в распахнутую дверь, перекинувшись уже в доме.

– Попался, лощенок!

Торжествующий тон Гундосого сменился сдавленным испуганным писком, меньше всего он ожидал увидеть перед собой Зверя. А Медвежонок уже оценил ситуацию. Убивать нельзя! Очень хочется, но нельзя! И время тратить – тоже, надо успеть вернуться! Сдадут? Наплевать! Скоро весь город увидит правду! Чтобы не задеть когтями, Отто ударил кулаком, ощущая, как хрустят под рукой ребра. Гундосый отлетел к стене, беззвучно хватая воздух распахнутым ртом. Второй удар, и Свин покатился по полу, щедро рассыпая красные брызги из разбитого рта и сломанного носа. Обратно. Развернуть врывающегося в дверь Когтя. Смена облика.

– Быстрее!

И снова вперед, за телегой! Надо подобрать новое место. Где сквозные дома? Переулки? Проходные дворы? Но сначала догнать!

Это только кажется, что на казнь везут медленно. Догнать телегу удалось только у самой площади. Вокруг уже клубилась толпа. Слишком большая, чтобы надеяться на успех нападения! Отто чуть не заплакал от безнадежности. Но нет, не время и не место!

– У столбов! – на бегу шепнул он брату. – Как нападу – хватай и беги!

Только так! По-другому не выйдет. Белку выведут из клетки, он сорвет с нее кандалы и нападет на монаха. Там должен быть монах! Все отвлекутся, Коготь уведет пленницу, а он уйдет. Сможет! Он – «медведь»!

Вслед за телегой удалось пробиться почти к месту казни. До цепочки стражников. Дальше не пускали. Медвежонок прикинул расстояние. Далековато… Шансы на успех таяли, как весенний снег…

– Столбов нет! – прошептал Коготь. – Привязывать не к чему!

 

Глава 31

Уже три дня неудачи по пятам преследовали брата Освальда. С тех пор, когда много лет назад совсем молодой послушник выбрал путь риттера, никогда не приходило столько неудач сразу! Брат Освальд всегда был очень осторожен. Грызня за место под солнцем в Ордене по ожесточенности может сравниться лишь с возней у подножия трона или в Капитуле. Но там и ставки другие. А рисковать головой ради места комтура или бейлифа? Зачем? Риттер, странствующий по стране в непрестанных поисках во Славу Господа, должность не менее почетная. Вот только желающих ее занять не так много. Кормление риттеров слишком зависело от числа уничтоженных Зверей. Коих предстояло еще найти, выявить и извести. И остаться в живых. Смертность среди риттеров была ужасающей.

Впрочем, брат Освальд не собирался перемерять дороги Нордвента шагами своего коня. План был придуман давным-давно, и само вступление Освальда в Орден было его частью. Когда сыновья маркиза фон Фейербаха подросли достаточно, чтобы понимать своё будущее.

Обычно, старший сын по достижению четырнадцатилетия становится виконтом. Младший волен выбрать любую дорогу. Но должен быть готов, если с наследником что-либо случится, взвалить на себя его бремя. Это правило знает только одно исключение. Близнецы. Слишком похожи они друг на друга, чтобы рисковать междоусобицей. А значит тот, кому не повезло родиться чуть позже, вынужден навсегда связать жизнь со служением Господу, что исключало возврат к мирской жизни. Выбор несчастного весьма и весьма ограничен. А с учетом знатности фон Фейербахов и вовсе отсутствует. Орден Светочей Веры был единственной возможной дорогой Освальда, если брат не подавится рыбной косточкой и не напьется крысиной отравы.

Подсыпать Рональду яд Освальду не хотелось. Братья с детства были дружны так, как бывают только близнецы, расставались лишь для посещения отхожего места, и все жизненные невзгоды и радости делили пополам, включая служанок, которых в последнее время на пару таскали на сеновал. Но близился день, когда Рональд должен быть стать виконтом, а Освальд надеть плащ с красным пламенем. Совет братья устроили в секретном шалаше во владетельском лесу, куда сервам вход был запрещен под страхом смерти, а маркиз не жаловал в силу пошатнувшегося здоровья (давали себя знать старые раны). Лишние уши «заговорщикам» были не нужны. Однако одни уши, а точнее очень симпатичные ушки, в шалаше присутствовали.

Ровесница братьев, Барбара фон Летов-Форбек считалась воспитанницей маркиза, но назвать ее бедной родственницей было бы опрометчиво. Имевшая по праву рождения герцогский титул, подкрепленный обширным владением на севере, и не обделенная красотой девушка, обещала в ближайшем будущем стать завидной невестой. Слишком завидной. Если, конечно, не брать во внимание некоторые обстоятельства. Отец Барбары погиб в одном из последних сражений войны за Тигренок, не дожив пары месяцев до рождения дочери, мать умерла родами, и девочку ждала незавидная судьба приживалки при королевском дворе, ибо опекунство над столь родовитым младенцем являлось прерогативой короны. Придворные уже заключали пари, до скольких лет доживет новорожденная герцогиня, причем наиболее популярной была ставка на три месяца с последующим Очистительным Пламенем. Именно в этом случае владение Летов-Форбек отходило короне.

Каким образом маркиз фон Фейербах умудрился доказать своё родство с боевым другом, он не рассказывал никому. Злые языки, раздосадованные срывом пари, утверждали, что общая сумма выплаченных маркизом взяток значительно превышала стоимость владения малышки. Впрочем, иногда называемые суммы превосходили и цену всего Нордвента, а вопросом, где известный своей честностью служака мог взять такие деньги, сплетники не задавались. По другой версии, маршал фон Фейербах не заплатил ни копейки, но на предоставленной ему аудиенции вместо доказательства потребовал Божьего суда с обязательным выставлением противоположной стороной вильдвера. Господь, мол, докажет его правоту! И Людовик Завоеватель уступил, впечатленный мужеством и уверенностью вассала. По третьей версии поединок состоялся. Но вильдверы Нордвента дружно отказались от участия, ссылаясь на некий Кодекс Шарлемана, запрещающий им поединки с обычными людьми (ни до, ни после, про упомянутый Кодекс никто не слышал), а пленный урманин-берсерк, обернувшись Зверем, выбросил меч, встал перед маркизом на колени и со словами: «Во имя Господа» подставил шею. Была ли во всем этом хоть толика правды, знал лишь сам маркиз. Но зубы у малышки, а заодно и близнецов, проверяло такое количество комиссий, что последние из них рассматривали челюсти, оснащенные полным комплектом жевательных принадлежностей.

В итоге, владением Летов-Форбек управлял младший брат маркиза, а Барбара с малых лет стала непременной участницей всех проказ Рональда и Освальда. Кроме увеселений со служанками, конечно же!

А за месяц до исторического совета в шалаше произошло событие, еще больше сблизившее троицу. Главной виновницей произошедшего была девочка, стащившая из винного погреба двухлитровую бутыль с вином и доставившая добычу в шалаш, где и состоялась дегустация. Вечера того дня никто из троицы не запомнил. Зато утром они проснулись лишенными одежды и в объятиях друг друга. А некоторые детали окружающего беспорядка и самочувствия не оставляли ни малейших сомнений в произошедшем. Сообразить, чем это грозит, труда не составило! Между притворно пищащими служанками (для того и взятыми в замок) и Барбарой существовала некоторая разница, которая… В общем, первое составляло неотъемлемую часть воспитания мальчиков, а второе называлось «блуд», «разврат» и «свальный грех». А то и похуже! Рональд стучался головой о дерево, на которое опирался шалаш, а Освальд сидел на корточках и, раскачиваясь, повторял: «Надо меньше пить! Надо меньше пить!»

– А чего вы так переполошились? – вдруг произнесла девочка, усаживаясь на охапке сена, послужившей этой ночью постелью. – Мне очень даже понравилось!

– А ты что, помнишь, что было? – спросил Рональд и снова ударил дерево головой.

– Не помню! – заявила Барбара. – Но мне понравилось! И я не понимаю, что в этом плохого!

Братья наперебой начали объяснять проблемы. Несовершеннолетняя герцогиня внимательно выслушала обоих, величественно кивнула, и принялась одеваться.

– Значит так, – говорила она, опершись на Освальда и натягивая штаны. – Если мы никому не расскажем, то выдать нас может только мой будущий муж. Я правильно поняла?

– Правильно! – хором откликнулись близнецы.

– А он нас не выдаст!

– Почему?

– Потому что мой будущий муж – ты! – девичий пальчик торжествующе уперся в Рональда.

– А… – братья ошалело уставились на «невесту».

– Где моя рубашка? – спросила та.

– Вот! – Освальд вытащил искомое из-под своего седалища.

Барбара с брезгливой гримаской осмотрела помятую и испачканную тряпку, вздохнула, пробормотала: «Ну не идти же без нее!», и, наконец, соизволила обратить внимание на собеседников.

– Папа, – она всегда называла опекуна на византский манер, с ударением на втором слоге, – решил нас с тобой поженить, еще когда забирал меня сюда. И хотим мы того или нет…

– Я хочу! – поспешил заверить Роланд.

– Что еще? – удивилась девочка и отложила рубашку в сторону.

– Я готов жениться! – объяснил старший брат. – На тебе!

– И это всё? – Барбара принялась стаскивать штаны.

– А я? – спросил Освальд. – И вообще, сейчас не до того! Возвращаться надо!

– Ну как хотите! – она натянула штаны обратно. – Можно подумать, мы первый раз ночуем в лесу! – снова взялась за рубашку. – Ах да! Ты, – пальчик уткнулся в Освальда, – будешь моим любовником! Каждая маркиза, а тем более герцогиня, просто обязана иметь любовников! Не искать же мне кого-то на стороне!

– А…

– А я, – Барбара натянула рубашку, прикрыв, наконец, грудь, – обязуюсь не заводить других любовников. Если каждый из вас ограничится одной фавориткой, – она ненадолго задумалась. – А лучше, одной на двоих!

После этого троица стала еще неразлучней, хотя повторять опыт этой ночи не решалась. Зато через месяц собрались на совет, на котором и выработали План, прекрасно осуществленный в последующие шесть лет.

Виконт, к великой радости отца, без малейших возражений женился на герцогине фон Летов-Форбек, а младший близнец, как и предписано законом, отправился в Орден Светочей Веры учиться охоте на Зверей. Старый маркиз, конечно, поворчал, что для его детей можно бы и исключение сделать, владения-то два. Но времена изменились, и вызвать на Божий суд вильдвера не представлялось возможным.

Рональд жил с женой в любви и согласии, а что творилось в супружеской спальне в дни, когда молодого послушника отпускали навестить родных, касалось только троих. Во всяком случае, Рауль фон Фейербах был удивительно похож на своего отца, хотя даже мать не могла сказать, на какого именно.

Через шесть лет Освальд, получив столь желаемое риттерство, отправился в родные края. Гоняться, рискуя жизнью, по лесам за вильдверами он не собирался. Жизнь под крылышком родного брата и его горячо любимой жены нравилась Светочу куда больше. Тем более что отец умер за год до получения сыном должности, а необходимое количество кандидатов в Звери легко находилось в тюрьмах Допхельма и Нейдорфа.

Брат Освальд признавал, что творимые им действия не слишком нравствены. Но они давали результат, которого иные способы не приносили. Настоящих вильдверов в Нордвенте оставались единицы. К тому же риттер старался отправлять в Очистительное Пламя людей малосимпатичных. Зверями чаще всего оказывались убийцы и лесные разбойники. Более того, обремененные большими семьями злодеи проверку успешно проходили. И кончали жизнь на виселице или под топором палача и, что особенно важно, без жены и детей. Если же обстоятельства требовали дополнительных жертв… Ну что ж, преступники поменьше – всё же преступники! И раньше или позже закончат свою жизнь на эшафоте. А если и нет – Господь на том свете отберет своих и воздаст невинным за страдания! Не так много у святого брата свободного времени, чтобы разбираться с каждым душегубом. Особенно после того, как Рональд умудрился, чуть ли не на ровном месте, упасть с коня и сломать себе шею! Кто же еще утешит несчастную вдову, честно выполняющую свое детское обещание? Да и отца племяннику заменит?

За все время своего риттерства у брата Освальда был лишь один прокол, когда дюжину лет назад неизвестно откуда появившиеся Девы-воительницы прямо с костра увели двенадцатилетнюю рыжую сироту-воровку. Отстоять справедливость своего приговора Светоч Веры не смог: сойтись на Божьем суде с огромной белобрысой девкой было бы полным безрассудством! Проклятые бабы не только утащили девчонку, но еще и пожаловались в Орден, и брату Освальду пришлось ехать объясняться с обер-бейлифами.

Всё остальное время жизнь текла без особых потрясений.

Но в последние три дня…

Сначала выяснилось, что до отправки квартального отчета пять дней, а сожженных Зверей недостаточно! Хродберт Фройд в очередной раз обманул (а может и подкупил) нерадивых растяп-кнехтов и ускользнул из расставленной ловушки. Пара убийц, сожженных в начале месяца, да поленский контрабандист, пойманный на перевозе дури – явно недостаточно для образцового охотника. Святой брат просмотрел списки заключенных и обнаружил лишь одну подходящую кандидатуру. Конечно, отправлять на костер за неудачную попытку кражи, да еще ребенка, не лучший выход. Но остальные преступники – семейные… Так что не повезло девочке.

Старший писец ратуши, всегда прекрасно чуявший, в чью сторону дует ветер, занялся подготовкой необходимых пергаментов, а брат Освальд уже собрался ехать домой… То есть, домой к маркизе, конечно. Но на выходе его перехватил десятник городской стражи.

– Святой брат, – зачастил кнехт. – У нас двое третьего дня пропали!

– И? – нахмурился Светоч.

– Тела нашли, святой брат!

– А я причем? У тебя что, сержанта нет? – тупость десятника раздражала.

– Так их того, – совсем оробел кнехт. – Зверь загрыз!

– Какой зверь, – не сразу понял брат Освальд.

– Этот… вильдвер… – прошептал десятник.

Пришлось оставить мечты о постели любимой женщины и тащиться в забытые Господом леса. Одного взгляда на раны хватило, чтобы понять: дело серьезное. Остальные улики расстроили Светоча окончательно. Появление новой шайки, да еще возглавляемой Зверем. Прямая его работа. И городская стража не справится. Да и не ее это дело, по здравому размышлению. Придется разбираться с новой бедой собственноручно… А Барбара очень не любит, когда гибнут ее кнехты! Или вызвать подмогу из Ордена? Тоже не самое приятное. Справлялся, справлялся, и нате вам!

В город брат Освальд еле успел к началу казни. И тут неприятности посыпались, как из рога изобилия.

Ночью пьяные ягеры устроили на площади гуляния в честь именин Шварцвольфа. При этом кому-то из них стало холодно, и заботливые друзья ради обогрева замерзшего, сожгли все топливо, приготовленное для Зверя. Меняющиеся одна за другой банды жгли огонь до самого рассвета, и теперь во всех окрестных домах невозможно было найти даже пары поленьев. Столбы для привязывания казнимых выгорели дотла. Восстановление утраченного займет минимум день! Соответственно, казнь отменяется.

Впрочем, в ночном происшествии брат Освальд нашел и светлую сторону. Теперь не придется просить помощи ни у Барбары, ни у Ордена. Нажать на Шварцвольфа, и две сотни ягеров отправятся бесплатно прочесывать леса, заглаживая вину перед городом и риттером. Если кого поймают, девчонку можно и не жечь. Да! Ночью же поймали слегка поджаренного черсидского шпиона! До чего же везучая сиротка! Святой брат умилился своему милосердию.

Стоило подумать о воровке, как ее привезли. Начальник тюрьмы продемонстрировал редкостное тупоумие и, невзирая на ночные события, поступил согласно вчерашнему приказу. Да, не повезло дурочке. После того, как ее видело полгорода, избежать костра девчонке не удастся. Да и Нечистый с ней! Пусть Господь разбирается! Зачитать приговор, да и отправить пока обратно. Столб вкопают – сгорит.

Брат Освальд запрыгнул на телегу (других возвышений на площади не осталось) и, стараясь держаться подальше от клетки, громко зачитал обвинения.

– Всё ли вам понятно, дети мои? – закончил он традиционной фразой.

– Не всё, святой брат, – раздался звонкий женский голос. – Есть несколько вопросов!

Светоч кинул взгляд в сторону кричавшей и онемел. Легко раздвигая толпу широкой грудью красного коня, к нему двигалась рыжая девица в ненавистном плаще с куньей мордой. То, что брат Освальд не видел герба, дело не меняло. Только Девы-воительницы ему сегодня и не хватало для полного счастья! Но хуже всего было то, что эту «бешеную суку» он знал!

 

Глава 32

Добравшись до телеги, Ридица иронично кривя губы, оглядела клетку и сидящую внутри девочку:

– И вы утверждаете, святой брат, что эта пигалица – вильдвер? Обычно они крупнее!

– Она оборачивалась, святая сестра, – сдерживая себя, произнес Освальд.

– Вы это видели сами? – девушка изогнула бровь.

– У нас есть показания свидетелей!

Врать риттер, понятное дело, не решился. Если девчонка не будет менять ипостаси на костре, вранье всплывет. И не просто вранье, а сестре по вере…

– Ну что ж, – воительница спрыгнула с коня. – Послушаем. Я, сестра Ридица, властью, данной Святым Капитулом нашему Ордену, требую повторной проверки этого дела!

– Ваше право, сестра! – хмуро кивнул Освальд.

– Так где ваши свидетели?

– За ними уже послали. Эти люди не любят вида казней.

Ридица усмехнулась:

– Ну-ну… Как вы считаете, брат, эта птичья клетка выдержит удар Зверя?

– Она закована, – влез старший писец ратуши прежде, чем Освальд успел его остановить.

– В простые кандалы? – воительница расхохоталась. – Кстати, почему?

Она обернулась к стражникам.

– Простите, святая сестра, но волчьи с нее спадают. Нет у нас таких маленьких. Мы уж решили, что такую мелкую и простые удержат!

Смех перешел в хохот.

– Вы решили? – с трудом выдавила Ридица и, внезапно перестав смеяться, развернулась к Освальду. – Вы тоже так считаете, брат?

Не дождавшись ответа, обернулась к толпе. Взгляд выхватил двух белоголовых мальчишек, стоящих в первом ряду. Надо же, пролезли, пострелы!

– Уважаемые бюргеры, – спросила она, – не найдется ли среди вас вильдвера? Надо показать нашей доблестной страже, что может Зверь!

Толпа затихла, а по краям площади резко поредела.

– Значит, нет, – вздохнула Ридица и обратилась к осужденной. – Может, ты?

Та только покачала головой, не отрывая подбородок от рук.

– Так я жду ответа, святой брат, – девушка вновь повернулась к монаху. – Вы, риттер Ордена Светочей Веры, тоже считаете, что эти проволочки удержат Зверя?

– Нет, не считаю, – выдавил Освальд. – Но все приготовления сделаны без моего ведома.

– Верю, святой брат, верю, – с искренней радостью признала Ридица. – А скажите, не страшно вот так стоять в двух шагах от Зверя, которого ничто не держит? – по мере произнесения голос ее наливался сталью. – Или Вы думаете, что Господь вас защитит? Зря! Всевышний не спасает дураков!

Освальд спрыгнул с телеги. Тем временем, воительница снова повернулась к осужденной:

– А ты что терялась? Такой шанс был отомстить святому брату! Обернуться, пара движений, и всё! Башку бы свернула, как курчонку! Почему не обернулась?

Девочка подняла голову:

– Я не умею…

– Так свидетели же… – протянула Ридица.

Подбородок снова уперся в руки.

Воительница отошла от телеги.

– Итак, святой брат, инициированного Зверя везут пять стражников в шаткой клетке и простых кандалах! Меня не интересует безалаберность вашей стражи, об этом наши сестры будут говорить с маркизой фон Фейербах. Меня интересует, почему Зверь не убежал, оставив вам трупы этих придурков? Где ваши свидетели?

– Их уже ведут, святая сестра, – пискнул писец.

Четверо кнехтов волокли через толпу двух подростков.

– Однако, – покачала головой Ридица. – Где вы только таких находите? Хороши! Кто ж их так уделал-то? Тоже Зверь? Или идти не хотели?

Парней подтащили поближе. Воительница с нехорошей усмешкой рассматривала свидетелей. Забавная парочка. Толстый да тонкий. Ну, толстый говорить вряд ли сможет. А тонкому, похоже, тоже прилетело изрядно, вон, с какими хрипами дышит. Пара ребер сломана, не меньше.

– Почему избиты? – грозно спросила девушка. – У вас бьют свидетелей?

– Это не мы, святая сестра, – пробасил ближайший стражник. – Гореть мне в Очистительном Пламени! Пальцем не тронули! И сапогами тоже! Они уже были такие.

– Хм… Ладно… – Ридица повернулась к свидетелям. – Говорят, вы видели, как девчонка оборачивалась Зверем. Это правда?

– Да, святая сестра, – просипел тонкий под одобрительное мычание и кивки товарища.

– Где? Когда?

Тонкий замялся. Глаза толстого вдруг выкатились из окружения синяков, он схватил второго за рукав, другой рукой указывая в толпу.

– Ларг! – завопил тот, проследив за жестом товарища. – Вон ларг! Мы видели! Вон тот, мелкий! Медвежонок! Который рядом с Когтем стоит! Это он нас избил!

Руки свидетелей показывали на белобрысых мальчишек, стоящих в первом ряду. Оба заметно младше возраста инициации. Те переглянулись и дружно шагнули вперед.

– Кто ларг, паскуда? – прошипел старший. В руках появился нож. – Мой брат ларг?!..

– Ты и сам ларг! – гундосил тонкий.

– Молчать! – заорала Ридица.

Нож исчез. Белобрысые замерли. Тонкий открыл рот и полетел на землю от удара воительницы.

– Когда я говорю молчать, надо молчать! – ее палец уставился в грудь самому младшему. – Тебе сколько лет?

– Десять, – пропищал малыш.

– А брату?

– Одиннадцать.

– Кто это может подтвердить? – громко спросила Ридица.

– Когтю точно одиннадцать, – выкрикнул голос из толпы. – Это все знают.

Девушка повернулась к Освальду.

– С такими свидетелями, святой брат, вы всех детей в городе сожжете! Или вы не знаете, когда Звери начинают оборачиваться?

Больше всего Освальду хотелось провалиться сквозь землю. Или выхватить меч. Но он представлял, чем это закончится. Ни один человек не вмешается в схватку церковников. А схватываться с «бешеной сукой» один на один…

– Должен признать, святая сестра, – выдавил он. – Что я несколько поторопился. Следовало допросить свидетелей поподробнее. Остальные обстоятельства открылись только сегодня… Мы проведем повторное расследование…

– Нет, брат! – прищурилась Ридица. – Это МЫ проведем повторное расследование! Согласно эдикту Столпа Веры о разделении полномочий наших Орденов! А с учетом того, что это не первый случай с Вашим участием, брат… – воительница взмыла в седло. – Девочку я забираю! Освободите.

Усаживая ребенка перед собой, воительница обернулась на шум.

Толстый, глупо улыбаясь, оседал на землю. Рядом с ним, завалившийся на спину тонкий пускал ртом кровавые пузыри. В толпе мелькнула белобрысая голова…

– Кто их? – резко спросила Ридица.

Недоуменное молчание.

– Что, никто не видел?

– Все смотрели на вас, святая сестра, – пискнул писец, вжимая плешивую голову в плечи.

– Придурки! Сами и расхлебывайте! До обычных убийств мне нет дела!

И она направила коня с площади.

 

Глава 33

Медвежонок ждал, когда девочку выведут из клетки. Хорошо бы еще кандалы сняли, но на это надеяться не приходилось. Но на площади творилось что-то непонятное. Толпа шумела и волновалась. Стражники привычно оттесняли людей, отталкивая наиболее ретивых пятками коротких копий, но особого рвения не проявляли, гораздо больше внимания уделяя тому, что творилось за их спинами. А там несколько человек в вычурных костюмах, размахивая руками, что-то объясняли рослому монаху, при виде которого в душе Отто поднялась волна ненависти. Такой же был и там, в Лукау! И умер. И этот умрет! Сегодня. Как только сестру выведут из клетки, Медвежонок освободит ее и прикончит функа! А потом… Дед говорил: «Бой план покажет!».

Столбов и в самом деле не было. На том месте, где должна была состояться казнь, только головешки курились легким дымком. Медвежонок снова посмотрел на клетку: вдруг он что-то прозевал, и Белку уже сожгли? Нет, девочка сидела на том же месте. Даже позы не изменила. Зато монах полез на телегу и начал говорить, так закручивая слова, что Медвежонок никак не мог понять смысл речи. Вроде все слова знакомы, а вместе… Впрочем, разглагольствования функа Отто не интересовали. Важно вовремя напасть.

Монах закончил толкать фуфло. Зато нарисовалась женщина на красном коне в мужской одежде и белом монашеском плаще. Тоже функ? Медвежонок немного растерялся. Женщин-монахов он не видел ни разу. И дед про таких не рассказывал. Кто главный враг? Функа говорила по-человечески, но Отто не мог понять, защищает она Белку или наоборот. И важно ли это? Он уже решил не менять план. Монах свой, на него больше внимания обратят! Сильнее отвлекутся!

И тут легавые приволокли Свина с Гундосым. Спрятаться от них, не бросив Белку, не получалось, стукачи заорали: «Ларг!», тыкая в его сторону пальцами, и Медвежонок решил действовать! Он сделал шаг вперед, в направлении шавок и, главное, телеги с клеткой, чтобы в следующую минуту перекинуться, но в тот же миг услышал рядом голос Когтя: «Мой брат ларг?!» А ведь и правда, никто же не видел, слово против слова! А цепь легавых они уже прошли! Еще бы два раза шагнуть, чтобы в один прыжок достать клетку!..

Помешала монахиня. Подошла к братьям почти вплотную, закрыв телегу, и начала выяснять, сколько им лет. Медвежонок отвечал, почти не задумываясь. Голова была занята другим, но выхода не было. Ничего не получалось. Он решил ждать дальше. И не зря!

По приказу женщины Белку вывели из клетки и стали снимать кандалы. Медвежонок напрягся, сделал первый шаг… Коготь бесшумно скользнул вперед, чуть сбив внимание, но это неважно… Белку подвели к монахине… Не на функа! На бабу! Убить ее и увезти девочку на коне. С лошадьми Отто умеет обращаться! А брат уйдет!.. Второй шаг… Сейчас Белка окажется перед седлом… Пора!..

Резкий рывок за руку и шепот брата:

– Рвем!

Медвежонок еще не перекинулся, но уже вошел в состояние, которое дед называл «боевым трансом». А потому приказ «своего» выполнил мгновенно, бросившись вслед за братом через поредевшую толпу.

Летели на одном дыхании, будто и не было ни вчерашнего дня, ни ночной ре-ког-но-сци-ров-ки (вот так, Коготь, не один ты салевские словечки знаешь!), ни длительной пробежки за телегой и драки со стукачами… Остановились уже в бедных кварталах.

– Почему? – спросил Медвежонок.

– Опасно слишком! – переводя дыхание, ответил брат. – Это куница! Ее не всякий ларг завалит!

– Я «медведь»! – буркнул Отто.

– Знаю, – закивал Коготь. – Но она Белку не убьет. Повезет к себе. Перехватим в лесу. Вдвоем справимся! Так надежней!

Медвежонок обиженно посопел, порамсил недолго и понял, что брат прав. Легашей на площади много собралось, могли и не уйти. Задел бы кто сестренку – что тогда делать?!

– Согласен, – кивнул головой. – Только еще выследить надо. И догнать! Вон у нее коняга какая!

– Конь знатный, – согласился Коготь. – А только двоих нести не так легко. Догоним. И на первой же ночевке нападем! Куницу того… – он сделал красноречивый жест, – Белку заберем и уйдем в Полению, как твой дед советовал.

– Дед говорил не в Полению. На восход.

– Так на восходе же Поления! По новой с плывунами сторгуемся и свалим!

Медвежонок согласно закивал. Умный брат ему достался.

– А пока надо куницу попасти. Она к «Рыжей Швабре» прислонилась. Это ей пшек ту маляву кидал!

«Рыжей шваброй» в городе называли «королевскую» гостиницу. Не в смысле, что принадлежит королю, просто хозяева намекали, что в ней и королю не стыдно остановиться. И даже утверждали, что королева (тогда еще будущая) Елизавета, следуя к венценосному жениху, почтила «отель» своим присутствием. Почему Антийская принцесса следовала из Лонда в Бер через Нейдорф, рассказчики объясняли туманно. Не то к подружке в Раков заглянула, не то под Кий сгоняла, поохотиться на вильдверов в болотах Белой Сварги. Существовало еще с дюжину подобных объяснений. Но в честь данного события гостиница называлась «Будуар принцессы», а на вывеске красовался портрет царственной особы. Вот только значение первого слова в Нейдорфе никто не знал, а художник в городе был один…

Туда и относили письмо шляхтича. Тот, почему-то утверждал, что это поможет Белке. Может, и не соврал.

– И пшека бы – тоже, – продолжал Коготь. – Шибко правильный он. На рынке нарисовался. Подписался за Белку у чинариков. Малява эта непонятная. Да еще на площади…

– А чего на площади? – не понял Медвежонок.

– А того, столбы ночью ягеры по пьяни спалили. А шляхтич в «Ежике» живет. Чуешь?

– Не-а, – завертел головой Отто. – В «Ежике» до хрена народу живет!

– Не до хрена! Людей там и нет совсем, одни наемники! И с какого переляку пан ясновельможный в ягерской лазейке кости кидает?

– Не знаю…

– Вот и я не знаю… Только стремно всё! И столбы вовремя пожгли, и куница как нельзя кстати нарисовалась. И везде рядом пшек крутится… Эх, жалко маляву ту не прочитаешь!

– Угу, – хмуро согласился Отто. – Буквицы все знакомые, а слова непонятные…

– Ты что? – вылупился на брата Коготь. – Буквицы разбираешь?

– Конечно! А ты нет?

– Откуда?! Что ж ты раньше молчал?!

– А ты не спрашивал. Неграмотным меня назвал. Я думал, ты…

– Нет, ну надо же! – Коготь схватился за голову. – Он, небось, на поленском писал! Ты бы мне прочитал! Я на их языке не горше за пшеков розмавляю!

– Чего-чего?!

– Говорить умею по-поленски, – пояснил Коготь. – Ой, как надо пана пощупать! Но нас двое всего, не потянем. Потому куницу работать будем. Она важнее.

– Ладно, – солидно выговорил Медвежонок. – А с Гундосым и Свином что делать будем?

– А зачем со жмуриками что-то делать? – ухмыльнулся Коготь. – Без нас зароют, – он глянул на удивленное лицо брата. – Ты что, не заметил? Рядом же стоял! Расписал я их на площади.

– Когда? – удивился Отто.

– А пока все на куницу с Белкой бельма пялили! Ну, раз даже ты не въехал! – он довольно улыбнулся. – Ты «медведь», а я – Коготь!

Примечания

Плывун – контрабандист.

Прислониться – встать на временный постой.

Пшек – поленец

Малява – письмо

Правильный – хороший

Лазейка – гостиница

 

Глава 34

Девчонку довели почти до истощения. За декаду на тюремной баланде можно и ноги протянуть, особенно если и до этого питаться не слишком регулярно. А ребенку разносолами, может, и удавалось иногда побаловаться, но с частотой приема пищи выходило… тоже иногда. Воровская жизнь – она такая. Бывает, разживешься и деликатесом, достойным королевского стола, только окажется он единственной едой за седмицу. А может, каждый день покушать сложится, да только такое дерьмо, что не всякая свинья есть станет. Хряки-то куда привередливей бездомных деток. А бывает, еда и паршивая, и редко. Вот хорошая и часто – это чистейшей воды сказки. Фантастика, как говорили в Салеве!

А тюремная пайка – еще хуже. Хотя по отчетам там и мясо, и крупа, и… Только в готовом блюде ничего этого не видно. Крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой. И гоняется медленно, потому как при смерти была, еще когда старший по кухне менял свой домашний мешочек на казенный тюремный. Исключительно из любви к узникам. Домашняя-то крупка, хоть и весом раз в пять поменьше, и мышами погрызенная, а всё же своё, родное! А казенное, оно казенное и есть, разве сервы с поля хорошее привезут? Потому повар и прихватил для компенсации половину коровьей туши. Так что мясо в баланде искать – занятие безнадежное. Зачем продукты на смертников переводить? На костер или виселицу и на голодный желудок сходить можно…

С гигиеной в камерах тоже не лучшим образом дело обстоит. Слово это культурное, опять же салевское, и тюремщикам незнакомое. А потому получи дырку в углу, с которой дерьмо стекает по салевской же постройки трубам, и вся тебе «гигиена». И еще спасибо скажи, камер с ка-на-ли-за-ци-ей на всю тюрьму две штуки, в остальных грязным ведром обходятся! А мыться – то барская блажь! Вот если бы принцесса Елизавета по пути к жениху, не в «Будуаре Принцессы» бы остановилась, а на городской киче зависла, ей бы могли и водички в лоханке погреть. А остальные перебьются! И грязные сгорят. Вместе со вшами!

Потому по прибытию в гостиницу Ридица первым делом кликнула в помощь пару служанок и занялась ребенком. Отмыли лицо и руки. Напоили горячим мясным отваром. Срезали с головы колтун, напоминавший войлочный колпак, после чего тщательно сбрили остатки волос и запихнули ребенка в лохань, где четыре часа отмывали въевшуюся грязь. Потом покормили. Не очень плотно, но уже серьезней. Получившие по серебрушке служанки старались, что было сил. Пока Эльза ела, Гретхен сожгла волосы и тряпки, заменявшие девчонке одежду, а Лизхен сбегала в лавку за рубахой и штанами. И то, и другое было мальчиковое, как и приказала Ридица. Непонятно пока, куда девчонку девать, а если придется путешествовать, то в штанах удобней.

Девочка покорно терпела всё, что с ней делали, никак не выказавая своего отношения. Ни смешка, ни слезинки. Даже ела с каменным лицом. Только челюсти двигались. На любой вопрос отвечала да-нет, а то и вовсе жестом. А после еды заснула. Даже не встав со стула. Ридица перенесла девочку на кровать и, заперев комнату, выскользнула из гостиницы, чтобы вскоре постучать в дверь знакомого дома.

Хозяин закрыл за гостьей дверь, разлил по бокалам вино и только после этого заговорил:

– Ты сегодня была в ударе! Брат Освальд даже не знал, что возразить.

Ридица махнула рукой:

– Святому брату нечего было сказать. Будь девочка вильдвером, она могла уйти в любой миг. Давно не встречалась с подобным разгильдяйством. Думаю, ему следует броситься на меч, дабы скрыть позор. Этой же ночью.

– Он тебе настолько мешает? Или жажда мести не утихла за дюжину лет?

– Жажда мести? – девушка с недовольной гримасой рассматривала пальцы левой руки. – Нет, всё давно прошло. А мешает он, скорее, тебе.

– Не настолько.

– Настолько, – девушка вытащила кинжал и начала аккуратно подравнивать ногти. – Задница Нечистого, весь маникюр угробила с этой девчонкой! За двенадцать лет Освальд не стал умнее. Зато приучил людей уничтожать невиновных. Отсюда и все это безобразие. Все знали, что девчонке не нужны ни кандалы, ни клетка. Что она никому и ничем не может угрожать. Писцы, стражники, палачи, даже обычные бюргеры без малейших сомнений готовы отправить ребенка на костер… В тюрьме заключенных толком не кормят. Про мытьё уж и не говорю. Я согласна, что надо разбираться быстро и еще быстрее отправлять бедолаг либо на виселицу, либо на улицу. Но если держишь в застенке, то хотя бы корми! А дальше будет хуже. Смерть святого брата заставит владетелей навести здесь порядок.

– Может, ты и права. Маркиза фон Фейербах весьма интересная женщина.

– И чем она так интересна?

– Ты много знаешь женщин-владетелей? При взрослом сыне?

Ридица пожала плечами.

– И не просто владетелей. Два владения в Нордвенте, оба из первой дюжины. И маеток в Полении. Маленький такой, обеспечивает место в Раде!

– Ого! – девушка отвлеклась от ногтей. – И она терпит художества Освальда?

– Он – брат-близнец ее покойного мужа. Ты могла бы и интересоваться жизнью родных мест.

– Не права, – девушка вытянула левую руку, полюбовалась наведенной красотой и принялась за правую. – Но тогда меня не слишком интересовали властьимущие, да и сейчас не до маркизы. О таких личностях пусть голова у комтуры болит. Но если она дает своему родственничку столько воли… Любовник?

– Скорее всего. Свечку никто не держал.

– Тем более, – Ридица убрала кинжал. – Надо упростить позицию.

– Увлеклась шахматами?

– Входят в обязательную программу обучения. Как я поначалу ненавидела все эти гамбиты и миттельшпили!

– А потом?

– Втянулась. В общем, если с твоей стороны нет возражений…

Хозяин встал, подошел к девушке и ласково потрепал по волосам.

– Нет. Чем бы дитя ни тешилось…

Ридица прижала голову к груди старика.

– Второй вопрос, – жалобно произнесла она. – Что делать с девчонкой?

– А в чем сложность?

– Я ее отмыла, накормила и избавила от вшей. Но она мне не нужна. Я еду по делу. Мне за вильдвером по лесам гоняться. А тут эта малышка. А выставить на улицу в таком состоянии…

Хозяин погладил девушку по голове:

– Ты же уже решила, дочка. Хочешь, чтобы твое решение озвучил я?

– Хочу, – вздохнула Ридица. – Иногда так надоедает быть сильной и непобедимой. И мечтаешь снова стать маленькой, прижаться к отцовской груди, пожаловаться на жизнь и услышать решение. Пусть своё, но высказанное его устами…

– Я не думаю, что ребенок будет большой помехой в пути, – сказал старик. – А когда ты найдешь беглянку – поможет поладить. И ей будет лучше всего именно там, куда ты потом поедешь. Ведь так?

– Так, – согласилась девушка. – Благодарю, отец, – она поднялась, мягко освободившись из его рук. – Надо идти. Еще не все дела завершены. И девочка одна. Проснется, а никого нет…

– Закончишь дело – возьми отпуск, – произнес старик. – Года на три. Ребенка роди.

– Ты что?! – всполошилась Ридица. – Какие три года?!

– Подумай над словами старого человека, девочка моя. У всех сестер есть дети. У всех, – повторил он. – У Ванессы – трое. Тебе уже двадцать четыре. Но дело даже не в возрасте. Просто – пора!

– Подумаю, – пообещала девушка и выскользнула в ночь.

Собранная, сильная и непобедимая.

В гостиницу воительница вернулась через час. Тихо взбежала по лестнице, открыла дверь комнаты и замерла. Девчонки не было.

 

Глава 35

Куницу чуть не прозевали. Кто бы мог подумать, что всесильная монахиня, которой поперек никто слово сказать не посмеет, уйдет из гостиницы черным ходом? Но именно так она и сделала. И плащ свой, что заметен даже в темноте, не надела, ничем не прикрыв темные кожаные доспехи. Черное на черном не видно. Только скользнула неслышная тень от дверей кухни в ближайший двор.

Но Коготь углядел. Потому и оставил парадный вход на брата, а сам затаился у черного. Это малыша несмышленого можно обмануть, будь он хоть сто раз ларг! А опытному рыночнику, у которого глаз и не на такие штучки наметан, сазана пасти не впервой! И ни один с крючка не срывался!

И кунице обмануть парня не удалось. Коготь не только не пропустил движение тени, но разглядел и отдельные особенности фигуры, и плавность движений. Воистину, куница! Коготь проводил монахиню локтей двести и вернулся к гостинице. Ушла, и ушла. Куда – не детского ума дело. Интересно конечно, но не более! А Белка сейчас одна. Может, приставлена какая подавальщица, так ей пасть заткнуть – одно движение. Хотя, кончать нельзя, Белка расстроится. Боится сестренка жмуров. Ну и ладно! Стукнуть по бестолковке мешочком с песком и пусть поспит до возвращения куницы. Хрен с ней, со служанкой! Белка без шмиры осталась. А «Рыжая Швабра» – не городская кича! Второго такого случая может и не быть. И с куницей драться не придется. Не было у Когтя уверенности в победе Медвежонка. Ларг-то он ларг, шестилапых в лесу на раз-два уконтрапупил. Да только куница – не пара легашей! И вообще, если можно на скачке подломить, к чему растрату устраивать, тем более, без крика и мокряка не выйдет!

Коготь вернулся к гостинице, махнул из-за угла Медвежонку и, когда брат подтянулся, зашептал:

– Куница слиняла. Окошко я срисовал. Берем Белку и делаем ноги.

– Шухер поднимут… – на всякий случай посомневался Медвежонок.

– Плевать! Плывуны до полуночи ждут. Ищи нас у пшеков…

Мальчишки скользнули к окну.

– Подсади! – шепнул Коготь.

– Только свет не зажигай, – предупредил Медвежонок, перекидываясь. – Я в Облике.

– Рехнулся? – зашипел Коготь, но сильные руки уже подняли его к окну.

Поддетые ножом ставни послушно разошлись, и мальчишка нырнул в комнату. В скудном луче лунного света угадывались очертания предметов. Шкаф. Стол. Пара стульев. Кровать. На кровати кто-то спит. И больше никого… Коготь тронул спящего за плечо:

– Белка!..

Ответом было невнятное бормотание. Коготь потряс посильнее.

– Белка, проснись!

– Отто, меня сожгут, – проговорила девочка, не открывая глаз. – Я боюсь, Отто! Я не ларг, – она резко села на постели. – Отто? Коготь?

– Тихо! – прошептал парень, прикладывая ладонь к ее рту. – Я это, я. Никто тебя не сожжет. Мы сейчас уйдем отсюда.

– Они всё равно догонят, – зашептала Белка. – Эта, в плаще, такая сильная! Коготь, она мне волосы отрезала! Совсем! Я теперь лысая! – в голосе послышались слезы.

– Эльза, ты самая красивая! – зашептал парень, чувствуя, как убегают дорогие мгновения. – А волосы новые отрастут! Еще лучше. Пошли, Белка! Никто нас не догонит! Мы к пшекам уйдем. Плывуны уже ждут.

Девочка слезла с кровати.

– Коготь, – говорила она, торопливо натягивая штаны и рубаху, – там, на столе, хавка была. Забрать надо.

– Нету уже. В лазейках убирают, кто не доел. Да и плевать, у нас есть хавка! И ойро есть! Ты готова?

– Да! А как?

– В окно! Я тебя на руках вывешу, а Медвежонок примет. Он очень сильный!

– Медвежонок?

– Мой брат. Наш брат, Белка! Он хороший. На площади отбить тебя собирался.

– Как отбить?

– Потом расскажу! Пошли!

Девочка забралась на подоконник, ухватилась за Когтя, спустила вниз ноги.

– Ты только не пугайся, – шепнул парень. – Медвежонок – ларг! Очень добрый!

– Кто? – испуганно пискнула Белка, но мохнатые руки уже подхватили и поставили на землю. – Ой!

Рядом приземлился Коготь.

– Линяем!

Троица бросилась в темноту.

– Гоним к Вонючке! – скомандовал Коготь. – И за город!

– Я не могу так быстро, – тяжело дыша, прошептала Белка. – Ноги не бегут…

– Пойдем потише, – не стал возражать Коготь, пытаясь, прикинуть, сколько осталось времени.

– Не надо! – буркнул Медвежонок. – Садись мне на спину!

– Нет!.. – пискнула девочка. – Я тяжелая!.. Еще медленней будет.

– Я ларг! – сообщил мальчишка. – И взрослого утащу!

Белка вздохнула и вспрыгнула мальчику на спину. Невольно вздрогнула, когда руки обхватили мохнатую шею. Нельзя показывать страх! Он же ее спасает! И Коготь за него вписался!

– Коготь, платок дай! – попросила она. – Или шапку!

– Нету, – сокрушенно откликнулся тот. – На хазе всё!

– Тогда на хазу зайдем!

– Не успеем!

– Я лысой не пойду! – заупрямилась Белка.

– Успеем, – поддержал ее Медвежонок. – Заодно перья твои прихватим. Держись крепче, сестренка!

Примечания

Рыночник – вор, ворующий на рынке

Сазана пасти – наблюдать за жертвой

Шмира – охрана

Скачок – кража без подготовки

Растрата – грабеж, растрата с криком – разбой.

Мокряк – убийство

 

Глава 36

Снова условный стук, приоткрытая дверь, «Спаси и благослови». И бокалы с дорогим вином на столе.

– Ты приходишь второй раз за ночь, святая сестра. Что случилось? Брат Освальд отказался от твоего предложения?

– Костровик принял его без возражений, – отмахнулась Ридица. – Девчонка сбежала!

– Как? Ты не помогла ей уснуть?

– Побоялась. Она слишком истощена, настой мог ее убить. Пигалица и так спала, как убитая. Ее украли!

– Как?

– Через окно! След затерялся в северо-восточных трущобах.

Старик восхищенно поцокал языком:

– Ну, парень! Ай, молодца! Обвел сильную и непобедимую вокруг пальца! Ни воровское прошлое не помогло, ни кунья подготовка! Расслабься, дочка, ничего девочке не грозит. Дружок ее расстарался! Умыкнул любимую и хвосты отрубил.

– Маловата она для любимой!

– Так и Коготь, чай, до владетельской дружины не дорос!

– Погоди, погоди, – девушка изумленно уставилась на хозяина. – Коготь? Белобрысый мальчишка лет одиннадцати? С ножом ходит? И младший братец с ним, точно такой же.

– Он самый, – довольно ухмыльнулся старик. – Очень шустрый мальчик. Далеко пойдет, если стража не остановит. Пересекалась, как погляжу?

Ридица кивнула:

– Вчера на площади. «Свидетели» Освальда заявили, что видели, как мальчишки оборачивались. Очень кстати пришлось. Между прочим, кто-то из них эту парочку и зарезал.

– Свидетелей? – старик в задумчивости пошевелил губами. – А, Скелет, то есть, Свин с Гундосым… Туда им и дорога. Это Коготь сработал. Я же говорю, шустрый мальчик! А Белку твою любит чистой и незамутненной глупыми желаниями детской любовью. Так что, до рассвета можешь спокойно спать, а утром двинешься по следам своей неуловимой мстительницы. С Белкой Коготь за тебя поработает.

Ридица сокрушенно развела руками.

– Похоже, теряю хватку. Но дело не в этом, – она резко подобралась. – Я прошла по следам. Там была внучка Теодора!

– Где?

– Убегали не то два, не то три человека. Из них один – вильдвер. Шел в Облике. В паре мест четкие отпечатки, – поймав вопросительный взгляд старика, девушка кивнула. – Конечно, затерла! След маленький, такой же, как в Лукау! Да не только размер! Это тот же след! Твоему шустрому мальчику помогал не брат, а внучка старого «медведя».

– Откуда она взялась?

– Пряталась где-то. А мальчишки ее кормили.

– Странно… – старик поднес к губам бокал. – Очень странно… Дней пять назад Коготь привел из деревни брата. До этого у него никаких родственников не наблюдалось. Кроме Белки, естественно. По-твоему получается, что парень приволок еще и сестру. Братика он не прячет, а сестренку прикопал в какой-то ухоронке и извлекает только для проведения «спецопераций», так вы, кажется, именуете свои действия по организации самоубийств и умыканию ценных пленников…

– Именно так, – Ридица задумчиво разглядывала свой бокал.

– Говоришь, на площади ближе всех стояли?

– Точно, – подтвердила девушка. – И еще вперед полезли, когда… Странное поведение, кстати. Очень странное. Их обвиняют в самом страшном грехе, а они не убегают, а наоборот. И желтизну на перо ставят, пока весь тусняк приход ловит! Отморозки борзые!

– Экие ты слова помнишь, – рассмеялся старик.

– А то! Детские воспоминания – самые крепкие, – поддержала Ридица. Но смеяться не стала. – Понимаешь, если бы не бредовость самого предположения, я бы сказала, что детки собирались прямо на площади отбить девчонку.

– Значит, говоришь, бредовость самого предположения…

– Это не вышло бы и у взрослых вильдверов!

– Дети склонны преувеличивать свои возможности.

– Но не настолько же!

– Представь на минуточку, – неторопливо предложил старик. – Что ты вильдвер. Нет, ты двенадцатилетняя – вильдвер. Твоего друга собираются сжечь. Твои действия?

Ридица задумалась:

– Согласна, попытаюсь отбить. Но не на площади, по дороге. Мальчишка может бежать за телегой, а когда нужно… Более сложное им не придумать и не подготовить.

– Допустим, бежали. Но что-то помешало напасть. Тогда?

Девушка кивнула:

– Поняла! Но они не вильдверы. Одиннадцать и десять.

– А единственный в компании вильдвер прячется на хазе! Так?

– Отказалась участвовать в безнадежной акции, – предположила Ридица.

– А в Облике через весь город украденную девчонку тащить не отказалась? – парировал хозяин. – И еще. Не находишь, что вокруг Нейдорфа последнее время крутится слишком много вильдверов?

– В смысле?

– Если девчонка в городе, то кто порвал стражников в лесу?

Ридица смачно выругалась:

– Ну что ты мне нервы на палку мотаешь? Говори уже!

Старик посмотрел на нее с неодобрением:

– Совсем думать разучилась? Не было девчонки. Из Лукау ушел мальчик. Дошел до Одры. Встретил Когтя. Схватился со стражниками. Скорее всего, эти два события произошли одновременно: сам бы он так слепить горбатого не сумел, а Коготь достаточно ушлый! Пробрались в город. Дальше можно не рассказывать?

Ридица совершенно по-детски почесала челку:

– Понимаю. На площади младший собирался отвлечь всех на себя, а старший бы утащил девку. А от гостиницы она не смогла идти сама, он перекинулся и понес. Но ему десять лет! Десять! Даже меньше, если он вильдвер! А Облик приходит в двенадцать!

– Это никем не доказано!

– Не было ни одного случая! Понимаю, чувства, переживания, близкого человека убили. Перекинулся чуть раньше. Но не на четыре же года!

– Не знаю… – старик прислушался, покряхтывая, встал и тенью скользнул к двери, опередив сложный стук.

Открыл, переговорил с кем-то за дверью. Вернулся. Раскатал на столе свернутую в трубочку полоску пергамента. Прочитал. Протянул Ридице. Та тоже пробежала глазами.

– Вот так! – старик уселся обратно. – Готтлиб мертв. И его парни – тоже. Ничего про ребенка Теодора ты не узнаешь. Не у кого. Эх, Ванесса, Ванесса! Неисправимая опоздунка! – он поднял бокал. – Помянем!

Ридица отсалютовала бокалом и отпила несколько глотков.

– Это еще не все новости. Накануне казни девчонку пытались выкупить.

– Кто?!

– Некий Мариуш Качиньский, шляхтич герба Береза. Коронный шляхтич! – старик устало посмотрел на девушку. – Остановился в «Доблестном Рыцаре». Но тем не менее, готов был платить за девчонку золото!

– Погоди! Не так часто! Шляхтич живет в ягерском трактире, но платит золотом за воровку?! Значит золото не его, и ему еще и доплачивают!

– Уже лучше, девочка! Слугой при ясновельможном пане в ратуше выступал Коготь!

– А у этого откуда деньги?

– Я думаю, от покойных стражников. Есть у многих полезная в наше неспокойное время привычка таскать с собой все сбережения. Кстати, первыми начали ночные пляски у костра ягеры, пившие в «Тухлом Ежике», то есть…

– Поняла, – отмахнулась Ридица. – Да, с паном Мариушем стоит побеседовать… А еще порыться днем в той халупе, где оборвался след. Там, наверняка, тайный ход. С этого и начать.

– Поройся, но на многое не рассчитывай – хитро прищурился старик. – Есть еще одна новость. Два часа назад плывуны отвезли на ту сторону троих. Когтя, Белку и Медвежонка. И сейчас эта троица вовсю удирает по Раковскому тракту. Кстати, погоняло «Медвежонок» тебе не кажется подозрительным?

Примечания

Желтый – стукач, доносчик.

Приход ловить – смотреть на женщин.

 

Глава 37

Эльза не боялась. Впервые за много-много дней девочке не было страшно.

Страх поселился в душе еще на киче, когда ее бросили в крохотную каменную каморку и тщедушный мужичонка с узким носатым лицом, похожим на крысиную мордочку противно ухмыльнулся и произнес.

– Отдыхай пока, детка! Я приду попозже. Люблю таких маленьких, худеньких…

Правда, второй тюремщик, здоровенный детина, отвесил напарнику оглушительную оплеуху и пробасил:

– Только тронь ребенка, урод! По стене размажу! Проще будет закрасить, чем отскоблить!

Крыс поднялся с пола, пробормотал что-то на тему не понимающих шуток и несколько дней к камере не подходил.

Но страх уже пришел и, видимо, решил остаться навсегда.

Эльза вздрагивала от любого звука: кашель узников из соседских клеток; лязг откидывающегося засова, предвещавший раздачу баланды, или топотание крысиных лапок вызывали у нее необъяснимый ужас. Когда тюремщики подходили к решетке ее каморки, девочка забивалась в самый дальний угол, с величайшим трудом удерживая крик.

Здоровый ей что-то говорил тоном, который считал ласковым, но слова только больше пугали Эльзу.

Хоть как-то бороться со страхом удавалось одним способом. Эльза вспоминала Отто. Вслух они всегда называли друг друга по погонялам, но про себя Эльза звала его по имени. Мама всегда говорила, что имя дано человеку Господом, и невместно придумывать всякие клички, будто свинье или собаке! Мамы давно нет, но ее слова Эльза запомнила. И теперь вспоминала Отто.

– Я тебя вытащу, – крикнул мальчишка.

Умом Эльза понимала, что одиннадцатилетний сирота ничего не сможет сделать, но что-то внутри твердило: «Отто всегда выполнял обещания!»

И страх немного отступал, чтобы навалиться с новой силой.

В очередной день у решетки появился Крыс:

– Не хочешь побаловаться, детка? А то тебя завтра сожгут, так и умрешь, не попробовав самого сладкого.

Как сожгут? Эльза услышала только это и испуганно забилась в угол. За что? За кошелек, который она даже и подрезать не смогла? Почему?!

Наверное, она спросила вслух, потому что Крыс громко захохотал:

– А ты не знаешь? Ты вильдвер, детка! Зверь! Говорят, Звери очень хороши! Не пора…

И полетел на пол, сбитый мощной затрещиной.

– Я тебя предупреждал! – ревел Здоровый, отвешивая новый удар. – Где шлюх держат знаешь, туда и ходи! А ребенка не трожь!

Эльза долго не вылезала из угла, хотя звуки ударов, злой рев Здорового и писк Крыса давно исчезли, отрезанные захлопнувшейся дверью. Как сожгут?! За что? Ее, Эльзу, сожгут? Завтра? Отто, ты слышишь, завтра!

И это жуткое завтра наступило. Пришел Здоровый и с ним еще пять стражников, вытащили Эльзу из ее угла и из камеры, и не заметив ее жалких попыток сопротивления, донесли до телеги во дворе, надели на руки и ноги железо, посадили в клетку. Куда-то везли. Эльза не сопротивлялась. Ей было страшно. Так страшно, что руки и ноги не слушались, а мысли испуганно жались по углам головы, придавленные тяжелой грозовой тучей.

В какой-то момент она увидела бегущего за телегой Отто, и в сердце вспыхнула надежда, но Отто куда-то исчез и появился уже на площади, где собрался, казалось весь город. Все шумели, кричали, важный монах что-то говорил. Потом появилась женщина в белом плаще, таком же, как у монаха, и начала с ним спорить. Что-то спрашивала у Эльзы. Девочка отвечала, а страх наваливался еще сильнее, и даже Отто, стоявший совсем близко, не мог его отогнать. Она боялась монаха, и женщины, и ее огромного коня, и толпы…

Эльзу вытащили из клетки, страшная женщина посадила перед собой на страшного коня и куда-то повезла, Отто пропал, и Эльза чуть не умерла от ужаса. Ее везли по родному городу, но Эльза не узнавала улицы, перекрестки, дома…

Потом была какая-то комната, ее поили, мыли. Отобрали одежду, состригли волосы… Дали еды… Всё было непонятно. И страшно. Страх разрастался, захватывал всё вокруг и, наконец, накрыл Эльзу чернотой. Полной. Беспросветной. Девочка заметалась в поисках выхода, но его не было, лишь чернота, темень со всех сторон, без конца и края…

И вдруг… Мелькнуло лезвие ножа, распоров темный полог, и через него шагнул Отто.

– Белка!

Эльза рванулась ему навстречу, но чернота не пускала, хватая за руки, за ноги, утягивая в себя…

И снова блеск ножа.

– Белка, проснись!

И темнота ушла, уступая безжалостному лезвию. Остался только страх.

– Отто, меня сожгут, – сказала Эльза. – Я боюсь Отто!..

Новый высверк. Эльза вынырнула из сна и села на кровати:

– Отто? – и тут же поправилась. – То есть, Коготь?

Он пришел за ней, как обещал! А она… Исхудавшая, уставшая… ЛЫСАЯ?!

– Эльза, ты самая красивая! – произнес Отто.

И страх отступил. Спрятался. Забился куда-то в глубину. Отто назвал ее по имени! И сказал, что она красивая!

А потом появился ларг! Ужасный Зверь, способный убить человека одним ударом когтистой лапы. И страх вернулся. Но Отто был рядом, говорил что-то успокаивающее, и Эльза старалась бороться. Но было очень страшно. Зверь посадил ее на спину, и они долго бежали. Девочка, дрожа от ужаса, держалась руками за шею ларга, ощущая под руками густую, жесткую шерсть. «Наверное, он похож на медведя, – подумала Эльза. – У него даже погремуха Медвежонок».

Но на хазе ларг обернулся человеком и оказался похож на Отто. Только поменьше.

– Эльза, – сказал он. – Не надо меня бояться. Я же маленький. Мне всего семь лет. И я не кусаюсь. Честное слово. Ты будешь моей сестренкой? У меня никогда сестры не было…

И от этих слов страх снова спрятался.

– Буду, – кивнула Эльза. – А как тебя зовут?

– Отто, – засмеялся Медвежонок. – Как и Когтя. Мы одноименники…

А после был долгий путь к реке. Медвежонок тащил ее на спине, но по лестнице пришлось подниматься самой. И в пещерах кое-где было узко. И под городской стеной…

Страх вернулся уже в лодке. Когда плывун Хлыбень вдруг перехатил за середину весло и спросил:

– Скажи, Коготь, почему мне не кончить вас прямо сейчас и не забрать с трупов всё, что есть? И не пищи про перо. Против весла нож не тянет. Минуты тебе хватит, чтобы ответить?

– Потому что я тебя порву, – ответил за брата Медвежонок. И клацнул челюстями.

– Понял, – сказал Хлыбень, криво улыбнулся и опустил весло в воду.

А страх тоже понял и отступил вместе с Хлыбнем.

И снова бежали, и Медвежонок нес Эльзу на спине. Пока она не взмолилась, поскольку не оставалось сил передвигаться даже так.

Тогда зарылись в подвернувшийся стог, и Эльза, засыпая, поняла, что страха нет. Он ушел. Испугался и убежал. И правильно. Чего ей бояться, если у нее есть два брата? Два ТАКИХ брата!

 

Глава 38

Завтракал Хюбнер степенно и неторопливо. Словно затягивая время. А может, и вправду затягивая. Очень уж хотелось хоть немного отсрочить предстоящий визит. А вот мысли неторопливостью не отличались. В сотый раз прокручивая вчерашние события, Арнольд не мог отделаться от впечатления, будто что-то упускает. Важное, можно сказать, решающее. Вот только что именно?

Речь святого брата. Типичная болтовня Светочей ни о чем. «Очистим наш мир от нечисти во имя Господа». Можно подумать, заморенная девчушка – страшная угроза миру и Господу. Да хрен с ним, с братом. Они все одинаковы, чем дальше от них находишься, тем спокойней спишь…

Дева. Тоже ничего неожиданного. Всегда готова утереть нос Светочу, а по какому поводу, не столь важно. А тут ей такой случай поднесли! Стража в Нейдорфе совсем мышей не ловит… Так что даме удалось предстать во всей красе и продемонстрировать свою стервозность в лучшем виде и на законном основании.

Стукачи-свидетели. Можно и не поминать. Дураками родились, дураками померли. О покойниках, конечно, плохо думать не положено, но хорошого и сказать нечего. Так прости, Господь, еще один маленький грешок вкупе с прошлыми, большенькими.

Девочка. Эльза Белка, несостоявшаяся холопка Мариуша Качиньского, коронного шляхтича герба Береза. Никакой не Зверь, и не роковая красавица, способная разбить сердце жгучего карника. Маленький перепуганный ребенок, из тех, что в любой семье обуза. Как на кражу решилась, и то непонятно. Любят таких девочек исключительно мамы (не всегда и не сильно), папы (редко и слабо) да младшие братики, ощущающие себя рядом с хиленькой сестренкой большими и мужественными. Эти любят всегда и самозабвенно. Настолько, что готовы броситься с ножом на сотню городской стражи. Сотню, правда, на площади не собрали. Но и тех, кто присутствовал, хватило бы братиков раз пятнадцать на бастурму порезать.

Хюбнер заорал трактирщику, чтобы тот принес бастурмы. Пристрастился капитан к южному лакомству, пока в Византе болтался. А в «Ежике» на удивление прилично готовят черсидские блюда. Может, и не случайно тут несчастный Мохаммед болтался. Впрочем, Арнольду это до глубокой черной пещеры.

А вот братцы-акробатцы, клоуны-актеры, совсем другого цвета. В самом деле, собирались девчонку отбивать или показалось? Старший ножиком орудует – многим взрослым на зависть. Стукачей подрезал очень ловко. Никто и заметить не успел. Собственно, все на воительницу пялились: неплохо у куницы выступление получилось. Арнольд и сам чуть не прозевал маневр Когтя, хотя глаз не отводил с паршивца! Самих ударов и не видел. Метнулся вперед мальчишка, и тут же назад. А души его рукой благословленных уже перед Нечистым на карачках ползают, наказание полегче вымаливают. По малолетству и врожденному скудоумию.

Но скорость эта не только Зверям доступна. Однако мальчик сам по себе перспективен. Умен, смел и быстр. А с возрастом сила и осторожность придут. Если до того не прирежут в какой подворотне.

А с младшим еще непонятнее. Всё время старшему тыл прикрывает. И ведь грамотно держится, пакостник! Да только что толку от грамотности этой, если силенок еще не хватает. Но мальчишки-то, похоже, иначе считают.

Так что? Зверь? Если так, то здравствуй, внучек, я знал твоего дедушку. Ибо нахождение в одном месте двух похожих мальчишек с невозможными способностями, проходит по тому же разряду, что и производство вильдверов путем совокупления с медведицей. Желающие могут попробовать!

Вот только когда дедушкин внук успел в городе обжиться, феню выучить да братом с сестренкой обзавестись?!

За – внешность и повадки. И погоняло, кличка уголовная. «Медвежонок». Надо же!

Против – брат и феня. И, опять же, погоняло. Слишком нагло!

А еще стукачи-покойнички орали, что видели, как он оборачивался. Не оба, не старший, а именно он. И что морды им он разбил. Морды не жалко, да только Звери не морды бьют, а глотки рвут. И иначе себя вести – веская причина нужна. Например, шляхтича не подставить, что за сестренку вписался!..

Так, Хитрюга, кажись, у тебя мания величия развилась! Больше вильдверу делать нечего, как о залетном шляхтиче беспокоиться… А морды этой парочке мог кто угодно начистить… Тоже непонятно!

И Отто зовут не младшего, а старшего! Если, конечно, мама не называет всех детей одним именем. А различает как? По отчествам? Так те только в Сварге приняты, да на самом востоке Полении. А в Нордвенте такого никогда не водилось!

В любом случае, парочку эту из вида выпускать нельзя. Да и нет других следов.

Придется, все-таки, идти к святой сестре, чтобы отдала «любимую мамину прислугу» на любых условиях… Эх, до чего же не хочется!

– Пан Мариуш? Вы позволите?

Ну вот, помяни Нечистого, а он уже на левом плече устроился, ножки свесил и хвостом помахивает. То есть, не он, конечно, а она. И не сидит, а стоит. И хвоста у святой сестры не наблюдается. Разве что в штанах спрятала. Но подошла слева-сзади, что характерно. А ведь сел так, что не подойти незамеченным, так ей и это безразлично.

Арнольд вскочил, отодвигая стул со всей салевской галантностью:

– Прошу Вас, святая сестра! Эй, хозяин! Лучшего вина даме! Бастурмы не желаете? Не скажу, что здесь ее делают лучше, чем в Тегране, но византская местной в подметки не годится!

Воительница царственным жестом опустила седалище на подставленное место и благосклонно кивнула:

– Вы истинный кавалер, пан! Просто не могу отказать Вам… – чуть заметная пауза, – в такой малости, как не попробовать рекомендованное Вами блюдо.

Сидит королевой, а по глазам смеющимся видно – забавляется, стерва рыжая! Хотя, надо отметить, красива до умопомрачения! Арнольд поймал себя на мысли, что очень не прочь предложить не только вино с бастурмой. Хотя предполагает, чем подобные предложения заканчиваются… Но настоящий пан Мариуш, что поймал грудью четыре стрелы, да и сгнил где-то в болотах диких редфоксов, непременно распушил бы сейчас хвост не хуже черсидского павлина, так что игру придется поддерживать!

– Чем могу служить прекрасной даме?

– Святой сестре, пан Мариуш, святой сестре, – улыбается девушка. – Впрочем, можете называть меня сестра Ридица.

Арнольд снова вскочил и, прищелкнув каблуками, лихо склонил голову:

– Мариуш Качинский герба Береза, коронный шляхтич! Для прелестной сестры – просто Мариуш!

– Садитесь, Мариуш! – рассмеялась Ридица. – Я знаю, что больших дамских угодников, нежели коронные шляхтичи, невозможно найти даже в утонченном Парисе! Надеюсь, Вы не откажите мне в маленькой услуге… Ого! В «Доблестном Рыцаре» даже бокалы имеются?

– Для Вас, святая сестра, в любое время! – согнулся в поклоне трактирщик, лично принесший заказ.

– Мне казалось, что ваши обычные посетители…

– Хрен я им такое дам! – на вторую фразу куртуазности хозяина не хватило. – Медными кружками перебьются! А кое-кому…

Трактирщик перехватил взгляд Хюбнера, заткнулся на полуслове и растворился в глубине трактира.

– Так что Вы хотите знать, сестра? – поинтересовался Арнольд. – Насколько конфиденциальна необходимая Вам информация? Может, нам лучше пройти в мои комнаты, где нам не смогут помешать лишние уши!

– Браво, Мариуш! – расхохоталась девушка. – Столь быстрого и одновременно галантного предложения постели я еще не получала! Обычно либо мой плащ отбивает у мужчин всякое желание, либо они настолько прямолинейны, что рукоять меча вышибает им зубы! А с Вами, даже не знаю, как поступить! Плаща Вы не испугались, а по зубам пока не заработали! Ничего, что я так прямо, по-военному?

– А о других возможных ответах Вы не задумывались, святая сестра?

Хюбнер продолжал переть напролом. И не только потому, что именно так должен был вести себя поленский шляхтич, слегка пообтесавшийся в столичных салонах Нордвента. Исходивший от девушки тонкий аромат пробуждал совершенно ненужные в данной ситуации желания. Околдовывает, что ли? От Дев-воительниц всего можно ожидать…

– В жизни бывает всякое, ясновельможный пан, – серьезно ответила Ридица. – Но хорошее – редкость. А потому перейдем к делу. Позавчера Вы пытались выкупить девочку, приговоренную к Очистительному Пламени. Что подвигло Вас на подобное действие?

Арнольд чуть не поперхнулся пивом. Он, конечно, сам собирался идти к кунице с этим вопросом, но вот как именно обосновывать своё желание, пока не решил.

– Чем же святой сестре не нравится версия, что она – любимая прислуга моей матушки? – осторожно спросил он, получил в ответ ироничную улыбку и вздохнул. – Вот объясните мне, сестра Ридица, почему, как проявишь благородство, так мало того, что не выйдет ничего, так еще и неприятностей огребешь по самую ду… то есть, маковку!

– Полноте, Мариуш, – и снова этот, сводящий с ума запах. – Я не собираюсь портить Вам жизнь. Вы можете спокойно признать девочку хоть своей внебрачной дочерью. Никакого отношения к вильдверам она не имеет!

– Насколько я понял, святой брат имеет другое мнение.

– Брат Освальд, – Ридица придала лицу скорбное выражение, – слишком близко к сердцу принял свою ошибку. И этой ночью бросился на меч. К моему величайшему сожалению, проводить дальнейшую проверку мне придется без его помощи.

Вот как! Выходит не всегда рукоятью по зубам! Иногда и клинком в сердце! Впрочем, есть большие сомнения, что брат Освальд мечтал о девушке в постельном плане. Да и причастность куницы к происшествию не доказана. Но самоубийство святого брата – событие и вовсе невозможное…

– Но чтобы закрыть дело, – со вздохом продолжала Ридица, – необходимо выполнить все обязательные действия. Такая тягомотина, – скорби на ее лице отразилось гораздо больше, чем при упоминании о судьбе монаха. – Но мы же не можем обманывать Господа! А потому, Мариуш, – снова лучезарная улыбка, – Вы меня очень обяжете, если расскажите правду.

Хюбнер вздохнул.

– Понимаете, святая сестра, ко мне обратились родственники девочки. Ведь выкупить подследственного может только дворянин. Конечно, воровать нехорошо, но когда видишь несчастного ребенка, сердце кровью обливается…

– Как я Вас понимаю, Мариуш, – сочувственно произнесла Ридица. – Да и декада тюрьмы – более чем достаточное наказание за ее проступок. А кто именно к Вам обратился?

– Ее брат. Конечно, прислали именно его умышленно, но когда один бедный ребенок просит за другого, отказать невозможно. Если, конечно, в крови осталась хоть капля благородства! Я надеюсь, теперь семья воссоединится…

– А имя этого брата Вы случайно не запомнили?

– Вы слишком многого от меня хотите! – Хюбнер состроил задумчивую гримасу. – Их было двое. Белобрысые мальчишки… Да Вы же видели их на площади, святая сестра! Даже спрашивали, сколько им лет!

– Да, помню… Их тоже объявили Зверями эти сумасшедшие свидетели. Вы не заметили, кстати, кто их убил?

– Я прошу прощения, сестра Ридица, но Ваша красота так поразила меня, что я не отрывал глаз от Вашего лица! И мальчишек-то заметил только потому, что Вы с ними говорили!

– Вы бессовестно льстите мне, ясновельможный пан! – девушка невинно потупила глазки. – Ваши речи меня смущают, – и снова резкий переход. – Вы не в курсе, кто сжег столбы?

Настала очередь Хюбнера изображать смущение. Даже покраснеть получилось.

– Позавчера, святая сестра, ягеры отмечали какой-то праздник… Впрочем, вчера они его тоже отмечали… – Арнольд сделал вид, что задумался. – Нет, это было позавчера. Меня пригласили. Кажется, Зигмунд Фрай! Не помню точно. Вы же понимаете, нельзя отказать в уважении тем, кто постоянно рискует своей жизнью!

– Конечно, конечно, – поддержала Ридица. И очень благожелательно улыбнулась.

– Мы много выпили… Кто-то предложил идти на площадь жечь Зверя… – опять мучительные воспоминания. – Кажется такой черномазый… Да, точно, он потом оказался черсидским шпионом! В общем, все пошли и я тоже… Честное слово, святая сестра, я очень редко напиваюсь, но тут компания, да и нервы, Вы же понимаете, в ратуше всё прошло не слишком удачно…

– Мариуш, не надо извинений, – сочувственно сказал девушка. – Я воительница и всё прекрасно понимаю! Пожалуй, я узнала у Вас все, что хотела, – секундное раздумье. – Значит, имени мальчишки не помните?

– Какого мальчишки? – искреннее удивление.

– Который просил за сестру. Старшего.

– А-а… Он ей младший. Нет, не помню. Второй называл его какой-то кличкой. Не то Ноготь, не то Палец.

– Может, Коготь?

– Вполне… Да, Коготь! Вы удивительно проницательны, святая сестра!

– Благодарю, Мариуш! – воительница поднялась. – И за комплименты, и за сведения.

– Вы уже уходите, сестра Ридица? – Арнольд вскочил и приложился губами к руке собеседницы. – Мне будет очень не хватать Вашей компании!

– Увы, мой друг, дела! Не стоит так расстраиваться, гора с горой не сходятся… Да! Если увидите этого Когтя, попросите зайти ко мне. В «Ры… Будуар Принцессы». Надо же вернуть девочку родственникам.

– Обязательно, святая сестра. Всенепременно.

Проводив гостью, Хюбнер вернулся за стол (бокала на нем уже не было) и щедро отхлебнул пива. В воздухе еще витал оставленный посетительницей запах. «Может, утащить в номер кого-нибудь из служанок, – мелькнула мысль. – Хотя бы вон ту, тоже рыжая. Черт, что со мной? Не двадцать же лет!»

Капитан отбросил фривольные мысли, опустошил кружку и задумался…

 

Глава 39

Резиденция Германа фон Балка не слишком соответствовала представлениям Капитула об аскетизме и праведности. Впрочем, ландмейстера Ордена Светочей Веры это не слишком огорчало. Каждый служит Господу в силу своих умений и возможностей. Кто-то праведностью и телесными лишениями, а кто-то огнем и мечом. И совместить эти способы невозможно, ибо истощенный телом не сумеет поднять оружие для защиты Святой Веры. А Герман должен быть готов поднять не один меч, а тысячи. Все орденские силы, имеющиеся в Нордвенте. Да и сверх меры ландмейстер все же не шиковал. Ночные горшки из золота не отливал, жареные павлиньи языки из Черсии не выписывал. И руки не усеивал перстнями, украшенными камушками размером с голубиное яйцо. Мешают! Так что только колечко, по должности положенное, и всё. Но диваны и кресла в его покоях жесткостью не отличались, а сами покои меньше всего походили на монашескую келью. Хотя бы потому, что размерами келья уступала любой из его комнат. Даже ванной. Не говоря уже о спальне, кабинете и, тем более, зале для приемов.

Именно в зале ландмейстер и предпочитал встречаться с кем бы то ни было от простого послушника до маршала Его Величества. Дабы предоставить посетителю возможность проникнуться величественностью момента.

Но на этот раз фон Балк отступил от собственных правил и принял посетительницу в кабинете, тоже, впрочем, впечатлявшем величиной и убранством, не оказавшими, однако, на гостью должного воздействия. Даже по кружевам на занавесях взглядом не скользнула. А еще женщина!

– Благословите, святой отец!

Ландмейстер величественно возложил руку на склоненную голову.

– Присаживайтесь, сестра во Господе, – хорошо поставленный голос был густ и милостив. – Чем вызван столь поспешный визит?

Вопрос не был данью вежливости. Сестра Ванесса, комтура Ордена Святой Барбары, хоть и не носила высокого чина, но фактически занимала пост, соответствующий командору. Не любили святые сестры громких титулов. Не так часто столь высокопоставленная особа просит личной встречи в срочном порядке. А если учесть, что отношения между орденами не слишком безоблачные…

– Известно ли Вашему Преосвященству о событиях в восточной резиденции? – не стала откладывать разговор гостья.

Фон Балк насторожился. Никаких особых известий от командора востока не поступало. Собственно, за последнюю неделю вообще никаких. А перед этим Людвиг под разными предлогами подтянул к себе несколько отрядов соседних резиденций. Всё это означало, что фон Бальдерсхейм затеял очередную авантюру, доложить о которой собирался по окончании. Но сам, а не через руководство конкурирующих организаций. Неужели сел в лужу?

– Судя по всему недостаточно, – уклонился от прямого ответа ландмейстер.

– Брат командор, – вздохнула комтура, – решил нарушить указ отца нынешнего государя о ветеранах Тигренка. Осмелюсь напомнить Вашему преосвященству, что действующий монарх после коронации подтвердил действие сего эдикта.

И всё? Герман удивился. Светочи всё время нарушают какие-то указы. А Его Величество, не желая ссориться с Орденом, закрывает на это глаза. Нет, не стала бы Ванесса настаивать на встрече из-за такой ерунды…

– Людвиг иногда слишком горячится, – фон Балк продолжал осторожничать. – Но право же, даже если братья убили кого-либо из защищенных указом вильдверов, не стоит принимать это близко к сердцу. Все же Звери есть Звери.

– Не кого-нибудь! Балдерсхейм решил добить «медведей»! Двадцать один ветеран! На месте замка Каубахов – дымящиеся развалины! Погиб граф Готтлиб! Тоже ветеран Тигренка, владетель, имеющий право обращаться к королю напрямую! И, кстати, вовсе не вильдвер!

Герман не понимал поведения собеседницы. Комтура перебила ландмейстера на полуслове, что само по себе было неслыханно. Признак очень большого волнения. Но всё перечисленное – не повод для столь глубоких переживаний. Хотя, Людвиг, конечно, зарвался. Уничтожение владетелей такого уровня надо согласовывать…

– Мы проведем расследование, святая сестра, – самым серьезным тоном произнес ландмейстер. – Я немедленно вышлю гонца в восточную резиденцию…

– И что он будет делать на пепелище? – Ванесса скривила губы. И вновь ведь перебила!

– Каком пепелище? – фон Балк уже почувствовал настоящие неприятности, но очень не хотел в них верить.

– Командор, – резко ответила комтура, – не придумал ничего лучше, чем устроить маленькую войну с самым боеспособным подразделением Нордвента за всю его историю!

– «Медведи»? – приподнял бровь ландмейстер. – Они же стары, как мир!

– Возможно, они состарились, – не приняла шутку Ванесса, – но не разучились ни думать, ни драться. Резиденция уничтожена. Все собранные фон Бальдерсхеймом войска – тоже! Сам командор убит.

– Присядьте, сестра… – прежде, чем упасть в кресло, Герман, всё же, вспомнил о куртуазности. Хотя было совсем не до этого. – Как такое могло произойти? Я немедленно вышлю комиссию! Виновные должны быть строго наказаны!..

– Не стоит торопиться, Ваше Преосвященство, виновные мертвы – комтура воспользовалась предложением. – Вы сначала дослушайте меня. Это далеко не все новости.

– Говорите, сестра, – склонил голову ландмейстер.

– Я послала отряд, чтобы предотвратить кровопролитие. К сожалению, мы опоздали. Удалось лишь переговорить с последними живыми «медведями», да отловить парочку дезертиров из приспешников фон Бальдерсхейма.

– Выбирайте выражения, сестра! – попытался перехватить инициативу фон Балк. – Слово «приспешник» в отношении братьев во Господе…

– Видели бы Вы, святой отец, – насмешливо пропела Ванесса, – как эти «братья» меняли облик во время допроса! Восточная резиденция кишела вильдверами!

– И вы можете предъявить живых Зверей комиссии Капитула? – тем же тоном вопросил ландмейстер.

– Ну что Вы, Ваше преосвященство. После наших допросов не живут! Скажу больше, – она скорбно поджала губы. – Перед смертью «братья» успели перекинуться людьми.

– А кто, вообще, позволил Вам пытать рыцарей Ордена? – перешел в наступление ландмейстер. – Этот факт, безусловно, станет предметом расследования специальной комиссии Капитула, которая…

– Полностью одобрит наши действия, – резко оборвала комтура, – как только мы предъявим то, что послужило основанием для пыток.

– И что это? – Герман еще держал ядовитый тон, хотя неприятный холодок, зародившись в сердце, расползался по груди.

– Тело командора восточной резиденции Людвига фон Бальдерсхейма! – жестко произнесла комтура и сделала паузу, за время которой Герман ощутил, как над ним с грохотом захлопнулась крышка гроба. А Ванесса, словно забивая последний гвоздь, закончила. – В звериной ипостаси!

Ландмейстер судорожно схватил со стола кубок с вином и дрожайщей рукой поднес его к губам, словно пытаясь заслониться от собеседницы богато украшенным сосудом. Вот только от жалящих, словно ядовитые осы, слов кубок не защищал.

– Материалы следствия, – добивала собеседника Ванесса, – неопровержимо доказывают, что под вывеской Ордена Светочей Веры скрывается и действует широко разветвленная организация вильдверов, ставящая своей целью свержение власти законного государя и уничтожение Пречистой Церкви! По показаниям подследственных только в восточной резиденции было не менее двадцати Зверей, и мы должны благодарить графа фон Каубаха за то, что большинство из них нашли свой конец в зажженном его рукой Очистительном Пламени! Нападение на Каубах совершено не ради уничтожения давно не опасных стариков. Это хорошо спланированная акция, провоцирующая столкновение Ордена с крупными владетелями с перспективой перерастания конфликта в войну Нордвента с церковными формированиями!

Откинувшись на спинку кресла, фон Балк широко распахнутыми глазами смотрел на комтуру, судорожно ища выход из создавшегося положения. И не находил. Аргументы, приводимые Девой-воительницей, были неопровержимы. Даже, если и не всё правда. Даже, если большая часть рассказанного – откровенное вранье, тело брата Людвига в зверином облике перевесит любые доводы защиты. И даже поднять шум о превышении Воительницами своих полномочий не удастся. Они и создавались для «наблюдения за справедливостью и чистотой рядов».

Конечно, ему ничего не стоит уничтожить наглую бабу вместе со свитой. А толку? Ванесса, наверняка, позаботилась о страховке. Да такой, что спасения уже не будет. Кстати, а зачем она выкладывает это всё ему? Подать материалы напрямую в Капитул и копию королю…

– Вы же понимаете, святая сестра, – ландмейстер оторвал от губ кубок и в упор посмотрел на собеседницу, – что Ваши выводы несколько… – он покрутил в воздухе рукой, подбирая нужное слово. Слово не подбиралось. – Вы меня поняли, – рука опустилась. – Но им могут поверить. А потому мне интересно, почему Вы здесь, а не в Салеве или Бере?

Комтура усмехнулась и, наконец, пригубила свой кубок.

– Лишь потому, что моей задачей не является уничтожение Ордена Светочей. Подобная попытка приведет всё к той же войне, в которой погибнет цвет нордвентского рыцарства. Да и ослабление позиций Пречистой Церкви неминуемо. Однако, и оставить подобные события без последствий я не имею права, – Ванесса поставила бокал на стол. – И не хочу. В последние годы Ваш Орден занимается чем угодно, только не уничтожает врагов. В отсутствие вильдверов Очистительному Пламени отдаются все подряд! Вы слышали про брата Освальда?

Ландмейстер недоуменно вскинул голову:

– Конечно! Брат-близнец покойного маркиза фон Фейербаха! Лучший риттер, предавший Очистительному Пламени более сотни…

– Самых обыкновенных людей, – закончила Ванесса. – Ни один из этой сотни не менял ипостаси даже на костре. Привозил «Зверей» на казнь в обычных кандалах и клетке, неспособной удержать и обычного человека. Под охраной всего лишь пяти стражников. Когда всё вскрылось, бросился на меч, – комтура подняла руку, не давая себя прервать. – И подобное происходит по всей стране! Брат Освальд хотя бы старался жечь исключительно преступников. Другие не столь разборчивы. Ситуация требует немедленного исправления, иначе Ваши «братья» сожрут народ Нордвента эффективнее любых вильдверов. Ордену нужна новая цель!

Ну вот и ясность. Сейчас ему будут диктовать условия, с которыми придется соглашаться. И дай Господь, чтобы комтуру не оставило чувство меры.

Герман фон Балк, ландмейстер Ордена Светочей Веры в Нордвенте, глубоко вдохнул, выпустил воздух, словно разгоняя сгустившиеся над головой тучи, и, признавая поражение, спросил:

– Что Вы предлагаете, сестра?

 

Глава 40

С утра снова зарядил дождь. Мелкие капли нудно стучали по опавшей листве, опустевшим веткам берез, могучим лапам елей. Осенний лес понуро нахмурился, понимая, что он не в силах противиться заведенному с сотворения порядку. Могучие дубы и высокие стройные сосны собирали дождинки на широких ветвях, и время от времени сбрасывали вниз, обрушивая на землю потоки воды и намекая, что ждать сухости не стоит, и если небо перестанет плакать. Впрочем, низкие серые тучи, цепляющиеся за вершины деревьев, не оставляли надежд на скорое прекращение непогоды.

Медвежонок первым выбрался из-под ели, давшей тройке приют на прошедшую ночь, посмотрел на небо, поежился и глубокомысленно произнес:

– Будет мокро!

– Что? – переспросил Коготь, вылезая следом.

– Дождь, – ответил младший. – Льет и льет.

Старший оглядел небосвод, мокрую листву на земле и вздохнул:

– Это надолго. Осень!

– Плохо, – отозвался Медвежонок. – Белка опять промокнет…

– И что? – девочка тоже вылезла из стога. – Ой, мокро! То есть, я не боюсь!

– Ты и так кашляешь, – вздохнул Коготь. – Тебе бы молока с малиной. Или с медом… Меня в детстве поили…

– Молока нет, – развел руками Медвежонок. – И малины уже нет. Брусники могу собрать. И чернику вчера видел.

– Чернику? – удивилась Белка. – Ей же тоже поздно!

– Видел, – Отто пожал плечами. – Вы поешьте пока, я сбегаю, – он перекинулся. – Заодно съем кого-нибудь.

– Кого? – заинтересовалась Белка.

– Не знаю, – пожал плечами ларг. – Кого поймаю, того и съем. Птицу какую-нибудь. Или крысу.

– Не ешь крыс! – запротестовала девочка. – Они же, – последнее она добавила уже почти шепотом, – противные!

– Хорошо, – согласился ларг. – Крысу ловить не буду. Мышами обойдусь. А вечером зайца отловлю. Ты же зайцев ешь?

– Я все ем, – Эльза закашлялась. – Кроме крыс и белок. А лося можешь поймать?

Медвежонок задумался:

– Могу. Только не буду. Нам его не съесть! А выбрасывать – жалко. Рубаху мою одень, она высохла за ночь.

Голый до пояса вильдвер скрылся за деревьями. Дождь Медвежонку не мешал, в Облике он и вовсе не замечал столь мелких неудобств. Отто подумывал и штаны отдать сестренке, но как-то неправильно ходить совсем голым…

Вот ведь, когда готовились с Когтем к путешествию, казалось, только освободить Белку, а дальше мигом добегут… Непонятно куда, но добегут. И вещей разных много набрали. Большое шерстяное одеяло, котелок… Полный мешок всякого барахла. И еще один с едой. А толку?

Хотя первую неделю было хорошо. Не легко, конечно, но приятно. На дороги не выходили, опасаясь погони. Да и в Облике не походишь – надоест от проезжих по оврагам прятаться. А иначе тащить Белку не по силам. Однако и по лесу получалось не то, чтобы быстро, но и не медленно. Как Коготь мог, так и шли. Эльза по утрам порывалась идти сама, но сил у сестренки после кичи совсем не осталось, и большую часть пути девочка тихо сидела на закорках у Медвежонка. Нести ее оказалось совсем не сложно, даже легче, чем бежать целыми днями. Только приходилось есть почаще. Но Отто охотился, пока спутники отдыхали, всё равно весь день в Облике – любая пища усвоится. Вот вечером, хочешь – не хочешь, а приходится хавать обычную еду. То есть, хочется, конечно, но взятые из Нейдорфа припасы быстро кончались, и ларг окончательно перешел на свежедобытое мясо. Впрочем, Коготь тоже оставлял сыр и хлеб для Белки. И всё равно и то, и другое кончилось… И тем не менее было хорошо. Брусника попадалась. Орехи собирали. Грибы. Грибов было много, и не все знакомые, но Медвежонок обнаружил, что чувствует, какие грибы можно есть, а какие нельзя. То есть, тоже можно, но только в Облике.

Затем пошли дожди, и стало плохо. Рубахи намокали очень быстро. Эльза уже совсем не могла идти, а потом начала кашлять, и с каждым днем всё сильнее. Медвежонок отдал свою рубаху, но та не помогала. На ночь старались найти могучую ель с густыми нижними ветвями, или большой выворотень, прятались от дождя и укрывались одеялом, прижимаясь друг к другу. Одежду к утру удавалось высушить, но стоило пойти дальше, снова намокала…

Позавчера найти хорошее укрытие не удалось. Утром были не выспавшиеся и мокрые насквозь. Белка кашляла почти непрерывно и сползала с Медвежонка. У неё не хватало сил даже удерживаться на спине. Как только нашлось хорошее место, расположились на ночлег, чтобы отогреть девочку и высушить одежду.

А что делать сегодня, Отто не знал. Идти – за Эльзу страшно. А на месте стоять – и вовсе толку нет…

Первой поймал именно крысу. И тут же слопал. Сестренку он, конечно, очень любит, но еда пропадать не должна! А кушать хочется. Добежал до замеченного вчера черничника, набрал ягод. На обратном пути схватил подвернувшегося зайца. Обещал же!

Коготь встретил возле убежища. Принял добычу, отнес Эльзе ягоды и занялся зайцем.

– Не пойдем сегодня, – безрадостно сказал он. – Пусть Белка отлежится немного.

Медвежонок молча кивнул.

– Почти месяц идем, – продолжил Коготь. – Не может же куница за нами столько времени гоняться…

– Может, она и не гонялась, – предположил Отто.

– Не-а, – покачал головой брат. – Такого не прощают. А Хлыбень нас сдал, к бабке не ходи. Но месяц – долго. У нее и другие дела есть. Развивать тему не стали. Не единожды говорено.

– А сейчас что делать? – Медвежонок прислушался к доносящимся из-под ели звукам. – Кашляет! А дождь всё идет…

– И холодать начинает, – вздохнул Коготь. – Избушку бы какую найти. Белке в тепле отлежаться… Зима придет – совсем хреново будет. По снегу босиком не походишь. И одежки теплой нет.

– Откуда же избушка возьмется? А так да, тебе тоже отдохнуть надо.

За прошедший месяц брат исхудал, лицо осунулось, под глазами появились синяки. Идти ему стало явно труднее, хотя мешок за плечами заметно полегчал. Путешествие Когтю давалось нелегко. Это ларгу хоть снег, хоть дождь, хоть леса, хоть болота. В Облике ничто не страшно.

– Бывает, охотники ставят, – сказал Коготь. – Чтобы зимой переночевать поближе к зверью.

– Так они ж туда приходят!

– Бывает, и не приходят. А если даже… Перо у меня всегда с собой, – брат засыпал мелко порезанное мясо в котел. – Белка вареного просила, – пояснил он. – Тошнит ее от жарехи. А избушка – это хорошо. Только как найти?..

Медвежонок задумался. В Лукау он тоже слышал про «заимки». Может, и вправду, есть? Поискать такую? А почему нет. Он встал:

– Я сейчас орехов наберу, а потом поищу вокруг. Я быстро бегаю. Может, и найду чего.

– Лучше сразу беги, – предложил Коготь. – С орехами я и сам справлюсь.

 

Глава 41

Дождь уныло барабанил по крыше шинка. Арнольд, угрюмо уставился в кружку, раздумывая, стоит ли допивать мутную жидкость, которую в здешних краях считают пивом, или выплеснуть остатки в рожу шинкарю. А заодно и посудину швырнуть, конечно же. Редкостная дрянь. И пиво дрянь, и трактирщик! И настроение!

Месяц мотаться по драным дорогам этой драной Полении, мокнуть под драным непрекращающимся дождем, ночуя то в драных затрапезных шинках, а то и вовсе в драном поле, жрать не пойми что, хлебать драную конскую мочу, что выдают за пиво… И что?

НИЧЕГО! То есть, совсем. Последним, кто видел вильдвера, был болван-контрабандист, перевозивший малолеток через Одру. Выйти на речника оказалось проще пареной репы. Несколько медных монеток, и босоногие шпионы разбежались по городу. Не прошло и часа, как они начали возвращаться. С донесениями. Сначала, с неутешительными: Коготь с братом исчезли, словно не было. Чуть позже – непонятными: святая сестра покинула город в восточном направлении. Одна, без девчонки. А после и вовсе ошеломляющими: ночью местные «плывуны» переправили через Одру трех мальчишек. Двух Отто и незнакомца. Еще одна монетка, и встреча в глухом переулке с угрюмым перепуганным мужиком с говорящим прозвищем Хлыбень. Картинка сложилась окончательно.

Арнольд допил пиво и подозвал хозяина:

– Что желает шановни пан? – склонился в угодливом поклоне шинкарь.

– Спалить эту забегаловку! – рыкнул Хюбнер. – У тебя пиво есть? Не помои?

– А чем… – возмутился было трактирщик, но, посмотрев в холодные глаза «шляхтича», тут же поправился. – Есть!

– Так тащи! И если опять…

– Не извольте беспокоиться, шановни пан, – шинкарь исчез, чтобы мгновенно появиться с двумя кружками.

Хитрюга отхлебнул и усмехнулся. Умеют, когда захотят…

Итак, Коготь всех обвел вокруг пальца. Каким-то образом приручил вильдвера, вытащил (скорее всего – выкрал) девчонку из рук сестры Ридицы, нырнул в Полению и исчез, растворившись в бескрайних лесах.

Пока стояла хорошая погода, Хюбнер не беспокоился. Осенние дожди мигом выгонят малолетних беглецов из леса. День-два и пожалуют к людям, отъесться-обогреться. Не выгнали. Ни через день, ни через неделю, ни через две. Дети как сквозь землю провалились. Где они шляются? Что жрут? Как сушатся? Совершенно непонятно!

И что делать – тоже. Скоро зима. Холода, наверняка, сделают то, что оказалось не по силам дождям. Но с каждым днем район поисков растет, найти следы беглецов становится труднее… А возвращаться уже некуда. В Ракове передали весточку: Каубах дал расчет ребятам. Барон нынче избавляется от ягеров, набирает кнехтов. Лягаш потащил отряд в Нейдорф, и если там не будет указаний – повернет на Визант. Указания будут, пусть идут сюда. Но это ж сколько времени пройдет…

– Там-парап-пам, – негромко пропел Арнольд, барабаня пальцами по столу. – Налейте наемникам полные чаши…

Драная дыра! Раскисшие дороги, водяная взвесь в воздухе, пустые шинки… Осень…

Хлопнула дверь. Кому еще дома не сидится, приспичило понабрать на плащи мочи Господа, а на копыта коней – дерьма Нечистого?!

Возникшая на пороге фигура шагнула в зал, сбросила тяжелый плащ на руки вошедшему следом мордовороту и проследовала к столу Арнольда. Остановившись, довольно улыбнулась и, не спрашивая разрешения, села за стол напротив «шляхтича».

Хюбнер с интересом рассматривал нахалку. Девушка… да нет, девочка, только-только достигшая совершеннолетия, а может еще и не достигшая. Красавица… будет, когда подрастет. Одета хорошо, можно даже сказать, богато. И не привыкла считаться с чьим-либо мнением. Мужская одежда, простая на вид, но из отличной кожи и скроена по фигуре. Манеры… точнее, демонстративное их отсутствие. И десяток охранников, мгновенно заполнивших небольшой зал шинка. Достаточно грамотно расположились, надо заметить. На улице, небось, столько же осталось. И нахальный оценивающий взгляд. В гляделки поиграем?

– Шинкарь! Теплого молока! – приказала девчонка, не отводя взгляда от Хюбнера. – Пан Качиньский? Вы очень шустро бегаете для нынешних мокрых дорог. Я замучалась за Вами гоняться!

Резкая пани! С места в карьер! Лихо! Пожалуй, стоит сразу поставить ее на место.

– А кто тебя заставляет за мной гоняться, крошка, – лениво протянул он. – Только время зря тратишь. Я не сплю с детьми! И не воюю с ними!

– Пан слишком высокого мнения о себе, – девчонка залпом выпила молоко и затребовала еще кружку. – Я не собираюсь с тобой спать. Староват, как по мне. Еще рассыпешься. А воевать… С ними? – она кивнула на дюжего сержанта, подпирающего столб с правой стороны.

Арнольд окинул взглядом здоровяка, оценил выбранную позицию, «расслабленную» стойку, кивнул и сдернул рубаху с плеча, приоткрыв татуировку. Откинулся на спинку кресла, злорадно наблюдая, как при виде побледневшего сержанта, лицо девочки принимает недоуменное выражение.

– Итак, – он ласково улыбнулся, – что тебе надобно, дочка?

– Тебя, папочка! – оскалилась девчонка. – Да будет тебе известно, что неделю назад твой непутевый братец Лех Качиньский, коронный шляхтич, почти магнат и без пяти минут радный пан, по пьяному делу отправился в полет и крайне неудачно приземлился башкою о прибрежные скалы. Такого жеребца угробил, скотина! Можно сказать, новую породу загубил! – она добавила пару слов, весьма нелестно характеризующих покойного Леха.

– Пани разбирается в коневодстве! – восхищенно прокомментировал Арнольд. – И в ненормативной лексике! А вот полеты и бедный Лех вызывают у нее негативные эмоции…

– Пани много в чем разбирается! – отрезала мелкая. – Перестать выпендриваться и говори по-поленски. А то твоя образованность вгоняет меня в когнитивный диссонанс!

– Во что? – прищурился Хюбнер.

Вот ведь везет на учёных сопляков! Мало ему пропавшего Когтя со товарищи!

– Во что слышал! – девчонка с видимым удовольствием фехтовала словами. – Так вот, продолжим. Поскольку наш отважный покоритель атмосферы пораскинул мозгами на значительно большей площади, нежели совместимо с сохранением их основных функций…

Примечание

Девочка не попаданец из 21 века. Просто салеву знает, и образование получила неплохое.

– Стоп! – хлопнул рукой по столу Арнольд. – Признаю поражение. Давай по-поленски. Пан Лех слетел с обрыва…

– Прыгнул, – уточнила девчонка. – Исключительно по собственному желанию! Я бы посоветовала ему сделать это на полгода позже.

– И что бы изменилось за полгода?

Разговор начал забавлять Хюбнера. Не самое плохое развлечение в подобной глуши.

– Через полгода я получу право самостоятельно управлять маетком, а не гоняться по этой грязи за всякими… – последнее слово она всё же проглотила.

– Значит, ты – единственная наследница несчастного пана Леха, желающая избежать общения с опекунами? – сообразил, наконец, Хюбнер. – А мне ты племяшка, значится? Так?

– Не так! Ты, папочка, – издевательски протянула мелкая, – мой папочка!

Хюбнер усилием воли заставил себя не упасть со стула. Проклятый Мариуш, чтоб ему еще раз брюхо распороли, ничего не говорил про наличие детей. Особенно таких!

– Мне для полного счастья как раз не хватало почти совершеннолетней дочки, нахалки, стервы и оторвы, – капитан постарался выдержать тон «дочки». – Знатока коневодства и поленской брани!

– Спасибо за комплименты, папочка, – ангельским голоском пропел ребенок. – Ты просто невозможно куртуазен!

– И которую из характеристик ты считаешь комплиментом?

– Все! Не каждый день безродный ягер, прикидывающийся моим отцом, скажет столько приятного! – нежное личико расплылось в чарующей улыбке. – Между прочим, у тебя есть целых два выхода! Можешь принять мое предложение или… Если я не ошибаюсь, самозванцев вешают…

Капитан откинулся на спинку стула, рассматривая наглую девку.

– А вариант, что я уеду отсюда, оставив шинкарю на память полторы дюжины трупов и отделенную от тела прелестную девичью головку, ты не учитываешь?

– Не-а, – безмятежно пропела «дочка». – Ты же не воюешь с детьми, – она демонстративно приложилась к кружке, отерла белоснежным платочком молочные «усы». – И, кроме того, предложение тебе понравится!

– Во всяком случае, – кивнул Арнольд, – я его выслушаю!

– Вот и прекрасно. Суть такова: ясновельможный пан Мариуш вступает в права наследования, посылает в любом нравящемся ему направлении свору несостоявшихся опекунов дочурки и может дальше месить грязь, где и как ему нравится. Только обязуется в ближайшие полгода не повторять подвигов своего непутевого братца.

Хюбнер насмешливо уставился на девчонку.

– И что я буду с этого иметь?

Та изумленно выгнула бровь.

– А жизни и дворянства за просто так тебе мало?

– Ты не поверишь… – хмыкнул Хюбнер.

Паненка вернула бровь на место и вздохнула:

– Так я и знала! Сколько?

– Это сложный вопрос… – задумчиво протянул капитан. – Для начала с тебя несколько ответов. С какой радости ты считаешь, что ясновельможные паны нам поверят?

– А куда они денутся?! – девчонка снова задвигала бровями. – Свидетельства Пречистой Церкви в лице отца Тадеуша более чем достаточно. А оно будет. Да и твои метания по Полении в последний месяц уже подготовили кого надо. Между прочим, тебя тут десять лет не было! Эту наглую рожу толком и не помнит никто…

– Не такая уж она и наглая, – «обиделся» Арнольд. – И даже сходство с оригиналом есть…

– Ты его знаешь?

– Имел честь, – Хюбнер горько усмехнулся. – Неплохой был рубака.

– Потом расскажешь. Он мертв?

– Мертв.

– Ну и хрен с ним, – большого огорчения девчонка не проявила. – Еще вопросы?

– Зачем было гоняться за мной по округе? Взять любого бродягу…

– Ты думаешь, – опять съязвила, – у нас тут всё кишит чужеземными бродягами, способными прикинуться ясновельможным паном? А ты обманул даже святую сестру! – улыбнулась в ответ на изумленный взгляд. – Ага, она первая и сообщила. Едет, мол, ваше блудное счастье! Только Лех еще живой был, так что это мало кого взволновало. А сейчас…

– А почему мне не остаться паном Мариушем навечно?

– Навечно не выйдет, – покачала головой мелкая. – А до старости – кто мешает? Хоть в сейме заседай! Только у меня под ногами не путайся!

– Ты же меня поняла, – укоризненно протянул Арнольд.

– Ты тоже умнее, чем кажешься! – вернула сомнительный комплимент девочка. – Нет у меня гарантий, раз даже Анджей, – она кивнула на понурого сержанта, – не справится. Но ты не воюешь с детьми. А вся дворня меня любит. Пойдешь поперек – так и будешь жить, ожидая ножа в бок или яда в кубок. Даже если я потеряю голову. Особенно, если я потеряю голову!

– А объяснить это опекунам?

– Они не поймут, – пожала плечами «дочка» и презрительно процедила. – Шляхта!

– Подумать надо, – попытался выиграть время Хюбнер.

– Пяти минут хватит? – девочка вытащила небольшую клепсидру.

Хитрюга давно всё решил, но сосредоточенно похлебывал пиво, пока последняя капля воды не вытекла из верхнего сосуда.

– Значит так, дочка, – произнес капитан. – Пожалуй, стоит сыграть эту партию. Но не по твоим правилам, – девчонка чуть качнула головой, и Арнольд поспешил уточнить. – Не только по твоим. Первое. Я не консорт при тебе. Пан, так пан. Любое важное решение принимаем вместе.

– Это как?

– Молча! Ты не объявляешь рокош без моего одобрения. А я без твоего! Нордвенту войну тоже не объявляем. Мужа сама выберешь, моего мнения можешь не спрашивать. Ему-то как раз консортом быть! Поняла? – Арнольд дождался кивка девушки. – Второе. Ко мне идет мой отряд. Нанимаем всех! – Новый кивок. – Третье. Я тут кое-кого ищу. Поможешь людьми… – помолчал немного, – и головой, она у тебя работает. Устраивает?

– Поиск опасный?

Ну и чутье у девчонки!

– Не исключено.

«Дочка» задумалась, старательно морща лобик:

– Претендуешь на роль настоящего отца. А еще меня нахалкой называл! Ладно, попробуем… – и язвительно прошипела. – Папочка!

– Ты же сказала – комплимент, – «не понял» Хюбнер.

– А я и не отказываюсь, – впервые за разговор девочка засмеялась. – И тебе комплименты делаю.

– Ладно, – улыбнулся и Арнольд, – мир. Как тебя хоть зовут, дочка?

– Наконец-то! – девочка развеселилась по-настоящему. – Я думала, уже и не спросишь! Ядвига! По твоему, между прочим, настоянию назвали!

Примечание

Любой шляхтич в области дипломатических сношений – полное подобие государства. Может кому угодно войну объявить и кому угодно сдаться. Слава Господу, на описываемый период история Полении подобных глупостей не знает.

 

Глава 42

Медвежонок прислушался, осторожно высунулся из кустов и огляделся. Никого и ничего. Темнота и тишина. Только стучат капли по траве и деревьям. Часто стучат. Уже не капает – льет. Не сплошным веселым потоком весеннего ливня, а холодной косой стеной, пробирающей до костей даже в Облике. Каково же остальным? Вот и позабивались в щели. Даже собаки не гавкают. А, собственно, чего им гавкать? Забились в будки, спасаясь от бесконечного дождя, и носу не кажут наружу. Собаки – в будки, люди в избы. Всё одно падающая с неба вода сбила все запахи, а обычные злоумышленники попрятались под крышу и пьют горячий грог, холодное пиво или ледяную горелку, у кого что есть.

Но то ж обычные. А ему, Медвежонку прятаться негде. Разве что вернуться к старой ели, под которой сидят Коготь с Белкой. За два дня брат вырыл между корней целый погреб. Во всяком случае, углубился настолько, что под нижними лапами можно сидеть, не касаясь хвоинок головой. И совершенно не капает. Вот только третий день возвращаться с пустыми руками не хочется, тем более, наконец, что-то нашел. Увы, не одиноко стоящую в лесу избушку, брошенную хозяевами навсегда или до зимней охоты. Деревню. Небольшую, скрывшуюся от нескромных глаз в лесной чаще, но жилую.

Тащить сюда Эльзу не стоит, вряд ли местные обрадуются трем лишним ртам. Бесплатно ни кормить, ни лечить не будут. А показывать деньги нельзя. Нет, сам Медвежонок отобьется и уйдет. А остальные? Когтю, и то нелегко будет. Да и зачем громоздить гору жмуров, если всё необходимое можно взять потихоньку, никого не спрашивая. Ну, воровство, и что? Раз другого выхода нет! Не зря же он три дня носится по лесу, словно угорелый! И мешки, в которых Коготь поклажу носил, не зря же с собой взял. Вчера и позавчера не брал, а сегодня, словно почуял: пригодятся! И вообще, он же не собирается опустошать крестьянские запасы до последнего зернышка. А если от многого взять немножко, то это не кража, а просто дележка! Этот стишок Пешка на рынке рассказывал, а Пешка – не босяк какой, уважаемый человек, хоть и не урка. Много историй знает!

Конечно, опыт воровской у Медвежонка с Когтем не сравнить, но это в городе. А в деревне Отто справится. Знает, где что нужное лежит. А ненужное и брать не будет.

Медвежонок отбросил посторонние мысли и двинулся к крайнему дому. Перемахнул через забор, нарочно прошел мимо собачьей будки, чтобы псина почуяла, с кем дело имеет, и глотку понапрасну не надсаживала. Кобель, и в самом деле, мигом сообразил, что от него требуется, забился поглубже и не отсвечивал, лишь тихо поскуливая. А ларг уже скользнул к входу в погреб.

Это в Нейдорфе, у городских богачей замки мудреные даже на сараях стоят, вспотеешь, пока откроешь. А сервы дверь засовом закладывают. Куда надежнее, кстати, только сломать можно, да и то… Но это когда изнутри заперто. А погреба-то снаружи прикрыты. Медвежонок аккуратно положил на землю массивный брус и отвалил в сторону одну половинку дверей. Целиком раскрывать ни к чему – и так пролезть можно. Тихий скрип растворился в шуме дождя. Очень хотелось надеяться, что хозяину не приспичит посреди ночи во двор наведаться. Платить за еду ударом ножа в горло – не по-людски …

Всё. Оставалось войти и сложить в мешки нужное. Но Отто медлил. Сердце билось в груди перепуганной птицей. Оказывается, такое возможно и в Облике. Нет, он не боялся. Ни одному серву не под силу остановить вильдвера. Просто всё внутри протестовало против того, что он собирался сделать. Вот так просто: зайти и украсть. Забрать плоды многодневных трудов другого человека, такого же крестьянина, каким стал бы он сам, если бы не пришли злые люди в зеленых куртках ягеров. А теперь… Еще не поздно закрыть повернуться и уйти. Просто закрыть дверь, наложить засов…

А Белка снова будет неумело сдерживать гримасу отвращения, давясь опротивевшим жареным мясом, и кашлять с каждым днем всё сильнее. И Коготь, который не скажет вслух, но подумает… Нет, неважно, что подумает. Просто ему тоже нужна другая еда. Брат же не ларг, дед говорил, пока не перекидываешься, обязательно есть разные продукты. А уж тем, к кому Облик никогда не придет… Надо успокоиться и пойти внутрь. Коготь бы сумел. Но брат не может прийти так далеко. Только он, Медвежонок. Больше некому! Он должен!.. И сможет! Он «медведь»! Только сам не будет ничего взятого есть. В отличие от Когтя и Белки ларг может и одним мясом обойтись. Нечего хозяев в лишний разор вводить, богатеев среди сервов не водится.

Запахи в погребе царили умопомрачительные. Даже Облик не нужен, чтобы учуять. Медвежонок оглядел полки и чуть не задохнулся от радости. Хозяин был не беден, рачителен и имел привычку хранить в погребе даже то, что в этом совершенно не нуждалось. На полках круги сыра, завлекательно белеющие проступившей на боках солью, соседствовали с горшками с маслом, а те с крынками сметаны и топленого молока. С другой стороны, засыпанные песком, хранились морковь с репой, с потолка свисали золотистые низки лука, вперемешку с колбасами. Но самое ценное стояло у дальней стены погреба, над бочкой с солеными огурцами. Малина, переваренная с медом! Вновь навалился испуг… Сейчас быстро похватать и бежать, пока никто не заметил… Отто взял себя в руки. Нет! Спокойно, не торопясь. Только то, что надо. И ничего не забыть. Начинающий вор сбросил с плеча мешки и приступил к делу.

Сначала сыр. Одного круга достаточно. Он сытный очень – за раз много не съешь. Теперь масло. Вот этот горшочек в самый раз. И с крышкой, если замотать в тряпку, не вывалится в мешке и не вытечет. Колбаса. Может, не брать? То же мясо, проще зайца поймать. Но колбаса очень вкусная, а зайчатина всем надоела, что жареная, что вареная. Молоко. Вот эту крынку, с узким горлом. Свернуть из тряпки пробку, чтобы дождь не испортил. Что еще? Сметану! Один горшочек, погуще. С этой полки всё. Пусть молоко и сметана постоят с краешка, пока он будет набивать другие мешки. Репа. Это хорошо, она вкусная. Полмешочка достаточно, надо еще взять морковь, свеклу и капусту. И несколько луковиц. И соленых огурцов из кадушки. Их тоже надо завернуть в тряпочку. Что еще? Самое главное!

Медвежонок осторожно снял с полки горшок с вареньем. Густое! Это хорошо: и нести легче, и хватит надолго. Он положил на место банки серебряную монетку. Забрал добычу и выбрался из погреба. Поставил горшки на землю. Тихо притворил дверь и заложил засов: ни к чему хозяевам лишние хлопоты доставлять. Следующая остановка возле забора. Прыгать с неудобной поклажей не решился, перетащил по частям. Опять нагрузился и останавливался только в лесу. Немного постоял, успокаиваясь и прислушиваясь. Никаких посторонних звуков. Всё так же шелестит дождь, да негромко постанывают деревья. Получилось! У него всё получилось! Нет, не всё! Есть еще одно дело. Медвежонок оставил добычу и вернулся во двор, на этот раз к амбару. Хотел набить последний мешок зерном, но запасливый хозяин хранил здесь и муку. Только мешки были очень большие, столько брать не имело смысла. Открытого мешка мальчик не нашел. Пришлось разорить целый. Отто наполнил свой мешок. Поборов желание быстрее убежать, завязал хозяйский, тщательно закрыл амбар, подошел попрощаться к обитателю будки (чтобы помнил и молчал подольше) и покинул двор уже насовсем.

Нести столько вещей сразу оказалось жутко неудобно. Весила поклажа куда меньше Белки, но бежать не получалось. Жутко мешали горшки в руках. А связка колбас на шее не давала смотреть под ноги. Вот ведь обычно кажется, и не глядишь вниз, а надень что-нибудь большое на шею, оказывается все совсем не так. Медвежонок даже пожалел, что прихватил колбасу. Так мешает. Впрочем, не тащить же ее обратно! А бросить никак невозможно! Выбрасывать еду, украденную с таким трудом! Хотя, почему украденную? Он же заплатил за нее! Целый серебряк! Стоит в разы больше, чем он взял. Точно больше, хотя Отто и не высчитывал! Даже по ценам Нейдорфа, а в деревне все дешевле. Так что Медвежонок не вор, он всё купил! Вот только что делать с колбасой, из-за которой он так медленно движется? Съесть? Но без брата с сестрой – ни за что! Остается только тащить. Хорошо, хоть, мешки на спине удобно пристроились…

К елке Медвежонок вышел на рассвете. Коготь, видно, не спал. Сразу выскочил навстречу, посмотрел вопросительно.

– Пусто! – ларг подал ему горшок со сметаной. – Держи!

Брат снял крышку:

– Сметана?

– Ага. Еще молоко, – Медвежонок подал крынку. – И малина, – освободив руки, начал снимать мешки. – Еды принес. Много… – сел, устало привалился спиной к осине. – Устал немного. Сейчас оклемаюсь. Только сбегаю, съем кого-нибудь…

– Зачем бегать, если еды принес? – не понял Коготь.

– Это вам. Я могу на одних зайцах жить. Или на крысах. А обычным людям надо. Разнообразно. Дед говорил…

– Тебе сейчас только бегать! – возразил брат. – Зайца вчерашнего схавай. Он хоть жареный, – и не давая возразить, ответил. – Белка всё равно не будет. Ее от мяса уже тошнит.

– Как она? – Медвежонок забирался «под крышу» и перекинулся.

– Кэхает, – с самого начала пути братья старались говорить по-поленски. То есть, Коготь говорил, а Медвежонок старался. – И горячая вся. Как печка.

– Плохо… – вздохнул младший, взял котелок и принялся за еду, стараясь не урчать. По дороге он дважды останавливался и охотился. Но сейчас казалось, неделю не ел.

– Ничего, проснется – молоком напою. С малиной, – Коготь распаковывал мешки, встречая каждый новый продукт восторженными воплями. – Где ты всё это взял?

– Купил, – буркнул Медвежонок.

– Как купил? – вытаращился Коготь.

– В смысле украл, – поправился младший.

– Так купил или украл?!

Медвежонок замялся, не зная, как объяснить:

– Я без спроса взял… В погребе… И в амбаре еще… Но монетку оставил… Не могу я так… Просто чужое взять… Тем более, в деревне…

Коготь понимающе кивнул:

– Не дергайся. Пройдет. Я когда-то тоже не мог. А потом привык… – он грустно вздохнул. – Но что монетку оставил – плохо. Так бы они друг на друга думали. А теперь точно знают, что со стороны приходил кто-то. Далеко хоть?

Медвежонок совсем расстроился. Хотел ведь, как лучше, а получилось…

– Тебе три дня идти… – пробормотал он. – На полдень.

– Тогда наплевать, – повеселел Коготь. – Не доберутся. А с избушкой?

Ларг покачал головой:

– Пусто. На восход и полдень – ничего нет. Только деревушка эта. Я туда незадолго до заката вышел. Дымом пахло. Ну и решил – дождусь темноты, молока для Белки добуду. Или еще чего-нибудь… А набрал много очень. Нести неудобно. Сегодня между восходом и полночью пойду. А завтра на полночь. Если ничего не найду… – он пожал плечами, чувствуя, как наваливается сонливость.

– Ты бы поспал хоть немного.

– Я вчера спал, – возразил Медвежонок. – Надо идти…

– Сдохнешь. У тебя уже синяки под глазами.

– В Облике не видно. Надо избушку найти. Там отоспимся, – Отто мечтательно вздохнул. – Эльзу вылечим…

– Может и не быть, – пробормотал Коготь.

– Не, – вильдвер отчаянно замотал головой, словно проверяя, хорошо ли она держится, – точно есть. Я знаю! Надо только найти!

Он полез наружу.

– Я найду, – донеслось до Когтя. – Ты Эльзу лечи!..

 

Глава 43

Медвежонок бежал, стараясь выбросить из головы любые мысли, целиком превратившись в слух, нюх и зрение. Слишком мало у человека чувств. Даже в Облике толком ничего не ощущаешь. Мельтешение стволов и кустарников перед глазами, запах мокрой листвы и монотонный перестук капель, сливающийся в сплошной шелест…

Но теперь Отто по опыту знал: стоит лишь в однообразие окружающего вплестись чему-то новому, необычному, ларг не пропустит. Как не пропустил накануне слабенький запашок печного дыма, превратившийся в кучу вкусной еды, разложенной сейчас братом по уголкам их временного пристанища. Коготь все три дня роется между корней елки, углубляясь и зарываясь. Посели сейчас в убежище человечков в локоть ростом, тем бы роскошный дом достался. На несколько комнат, с кладовками…

Вот только сегодняшние обитатели землянки побольше будут. Хотя кладовки и для них сгодятся. Но тесновато. И ненадежно. Впрочем, если другого выхода не будет, придется как-то устраиваться. Копать, а точнее рыть, Медвежонок может куда быстрее брата. Вдвоем соорудят под елкой землянку, настелят лапника поверх того, что есть. А через месяц навалит снега, и получится берлога. Только надо будет еще разок добежать до деревни и наворовать одеял и всяких тряпок. Жаль, что они не умеют выделывать шкуры, снять-то в лесу всегда есть с кого.

Вильдвер на бегу потряс головой. Опять отвлекся. А надо избушку искать. Вынюхивать необычные запахи, высматривать охотничьи тропы, ловить странные звуки. Любая мелочь может вывести куда надо. Вот пересекает поляну еле заметная тропинка. Кто здесь ходил? Запахи давно выветрились, а если и оставались, всё смыл проклятый дождь. И следы тоже. Точнее, следы следов. Медвежонок пробежался по тропе. Нет, люди здесь не ходили. Они или обошли бы молодой ельник, или пообломали ветки. Хотя бы несколько. Скорее всего, какие-нибудь мелкие звери шастали. Выследить можно, но ненужно.

И снова бег. Строго по прямой, не замечая чавкающей под ногами жижи. Как обойти болото, когда пойдем все вместе, можно будет подумать потом. Если потребуется. А сейчас – искать, искать…

Ларг замер, принюхиваясь. Нет, не показалось. Опять потянуло дымом. И это не вчерашняя деревня, другое направление… Почти точно по пути. Хотя, запахи летают самыми неожиданными путями. Медвежонок негромко рыкнул, давая выход чувствам, и продолжил бег. Лишь когда уверился, что след стал устойчивым и не потеряется, отвлекся на охоту. Как обычно, поймал и съел. На этот раз барсука. Зарыл останки, тщательно счистил кровь и жир с лица и рук. Принюхался. Запах дыма усилился. И к нему прибавились новые, слабо различимые. Похоже на мед, но слишком сильный, словно рядом очень много пчелиных дупл. И запах большой воды. Понять, с одного места пахнет или нет, не получалось. Слишком далеко…

Медвежонок выскочил на жилье ближе к полудню. Солнце как раз готовилось сделать последний шаг по небу, чтобы взобраться на самую-самую вершину. Лес вдруг кончился, и Отто с разгону чуть было не выбежал на открытое место. Не поляна – огород. Вон, торчат палки из земли – подвязывать всякое.

За огородом – забор. Высокий, локтей пять, а то и больше. Коготь до верха не допрыгнет. А что за забором – никак не рассмотреть. Да и ветер как назло подул в другую сторону, унося запахи.

Впрочем, Медвежонок не расстроился. Нос не помогает? Глаза есть! Паренек забрался на здоровенную сосну, прошел по толстой ветке, и улегся поудобнее. Со стороны его никак не увидеть, а самому видно хорошо. Дед так учил! За забором, как и ожидалось, располагался дом. Большой, но, видно, поставленный очень давно. Крыша из дранки перекосилась, топорщась, будто чешуя, один угол просел… Навес, перекрывавший добрую половину подворья, разглядеть многое не позволил. Но, и того, что Медвежонок разглядел, хватило.

Жили тут двое. Муж с женой. Немолодые, хотя и не дедовы ровесники… Крепкие еще, и без работы не сидят. Маленькая сухонькая бабка так и бегала по двору туда-сюда. То курам зерна дать, то малому свиненку хрючела навалить. Старик худой, жилистый, с сухим морщинистым лицом, чем-то неуловимо напоминающий деда тоже не бездельничал – как сел топориком тюкать, так и просидел дотемна. Что именно делал, Медвежонок сперва не понял, потом, когда пригляделся, а ветерок снова принес сладкий запах, сообразил – колоды для пчел мастерит. Ну то и верно. По весне пчелы роится будут, домики новые потребуются… И запах меда понятно откуда. Пол-леса, небось, колодами увешано. А под навесом – новые, и заготовки под них.

Еще, по двору бегали куры, дюжины две, не меньше. Пес был, но тихий, за целый день и пасть не открыл ни разу. Такой, даже и не учуяв запаха ларга, просто так брехать не будет. Хороший пес! Только сторож из него плохой… И сарай, дому под стать. Большой, но покосившийся. Вот куда ночью наведаться можно! Дед туда топор уносил! Вечером взять, утречком, под рассвет назад принести…

Ну что же, посмотрел, и ладно. Надо бы еще выяснить, что за вода такая. Медвежонок побежал в ту сторону, откуда пахло водой. И камышом…

Большая вода оказалось рекой, шириной никак не меньше Одры. Медвежонок остановился на высоком крутом берегу, присел и задумался. Нет, он больше не боялся большой воды! Но переправляться ни к чему. Может, на берегу есть избушка? Посмотрел, послушал, понюхал. Ничего. Сам не зная зачем, решил спуститься вниз. Крутой склон вывел к отвесным обрывам. Двинулся прямо по скалам, вонзая когти в мягкий камень. Такой же, как в катакомбах в Нейдорфе… Внизу снова огляделся, рассматривая неровные, местами нависающие скалы. И в самом деле, тот же камень. Может, здесь есть такие же пещеры? И комнатка, похожая на их хазу? Ага! С тюфяками!

Медвежонок пошел вдоль самого берега, обшаривая взглядом стену. Глаз почти сразу обнаружил темное отверстие. Высоковато. Но проверить надо.

Вильдвер быстро вскарабкался по скале и разочарованно вздохнул: всего лишь ниша, меньше двух локтей глубиной. Спустился вниз. Через сотню локтей снова залез наверх. И снова впустую. Скала, потихоньку понижаясь, сошла на нет. Медвежонок присел на камень у воды, меланхолично наблюдая за крупным лещом, деловито тыкающейся головой в дно у самого берега. Резко выхватил незадачливую рыбину из воды, сжевал вместе с чешуей и костями, поднялся и двинулся вдоль берега, но в противоположную сторону.

Ниш и крохотных гротиков в скалах было много, но ничего даже похожего на пещеру не находилось. Медвежонок уже потерял надежду и осматривал стену из одного упрямства. Забирался, хоть и без прежнего рвения, наверх, осматривал очередное углубление, спускался вниз, шел дальше. К очередной дыре полез, уже совсем ни во что не веря. Лаз был такой узкий, что мальчик с трудом протиснулся, но не кончался через пару локтей, а расширялся и поворачивал направо. Потом налево и с небольшим уклоном уходил в глубину. Снова сужался, чтобы проползти между стен Медвежонку пришлось выдыхать, одновременно отталкиваясь ногами от пола. Зато потом…

Отто встал, отказываясь верить своей удаче… Грот как для них делался. Почти такой же, как на хазе, только стены, потолок, неровное всё – везде выступы торчат. И пол такой же, но лишнее можно срыть. Медвежонок рубанул по выступу когтями. Камень даже не резался, а крошился, словно обычная земля. Главное, здесь было сухо и намного теплее, чем на улице. Не как летом, конечно, но теплее. Довольный выбрался наружу, еще раз осмотрел скалы вокруг входа, и помчался назад, сообщать брату радостное известие.

Примечание

Хрючело – интернациональное свинское блюдо. Рецепт каждый раз другой.

 

Глава 44

Пробиться на прием к ландмейстеру оказалось непросто. Его Преосвященство не принимал никого. Даже титул графа мало помог Фридриху. Впрочем, не было бы титула – встреча и вовсе не состоялась бы. А так… Лучше поздно, чем никогда.

А может, и не поздно, а, наоборот, вовремя. С одной стороны, следствие по делу Людвига фон Балдерсхейма закончено, всем правым и виноватым прилетело согласно их статусу (не по степени же виновности определяют наказание), и наступила пора возвращаться к обыденным заботам. С другой стороны, определяющие решения еще не приняты, власть имущие в размышлениях о судьбах мира и собственной мошны, никаких необратимых действий не предпринимают, а большей частью и вовсе присматриваются, выжидая, откуда и куда ветер дунет.

И сам Фридрих успел разобраться в обстановке, выработать линию поведения и понять, как действовать дальше. Одним словом, что ни делается – всё к лучшему!

Зал приемов подавлял массивным блеском. Иначе и не скажешь. Стены, потолок, колонны, окна и прикрывающие их шторы, двери… Всё золотое с редкими вкраплениями красных языков, символизирующих очистительное пламя. И это золото давит, невзирая на солидные размеры помещения. Никакой мебели, кроме трона Его Преосвященства. Именно трона, назвать массивное золотое вместилище для задницы ландмейстера, водруженное на специальный помост, как-либо иначе язык не поворачивался. И внушительная фигура Германа фон Балка, водруженная на этот трон.

– Благословите, святой отец! – Фридрих преклонил колени и склонил голову, принимая позу не мирянина, но послушника Ордена.

– Господь с нами, сын мой! – архиепископ махнул в сторону посетителя рукой в очищающем знаке, ничем не выдав удивления по поводу несвойственной статуса гостя позе. – Что за дело привело тебя в мою скромную обитель?

Под скромностью, фон Каубах понимал несколько иное. Зал обошелся Пречистой Церкви в стоимость годового содержания полутысячи ягеров, если не больше. Но виду не показал.

– Я хотел бы получить новые наказы, Ваше Преосвященство, – произнес он, вставая с колен. – После прискорбных событий в Восточной Резиденции, меня ни разу не привлекли к Служению!

Вот теперь ландмейстер удивился.

– А на каком основании, сын мой, тебя должны привлекать к Служению?

– Но святой отец, как рыцарь Ордена святого Анхело, я должен…

Властный жест прервал фразу.

– Ты – рыцарь Ордена? – недоверчиво вопросил фон Балк. – Брат во Господе?

– Истинно так, святой отец!

– И чем ты можешь подтвердить свои слова?

– Но Ваше Преосвященство, все обряды были проведены своевременно. В резиденции должны храниться соответствующие… – Фридрих побледнел. – В восточной резиденции! – прошептал он. – Всё сгорело!.. А свидетели мертвы… Пять лет послушничества, посвящение…

– Не стоит так убиваться, виконт! – иронически протянул церковник. – Вся документация резиденции копируется в малом Капитуле Ордена. Подобные вещи несложно проверить. Но там нет Вашего имени.

– Но как же так… – потерянно опустил руки фон Каубах. – Отец командор говорил, что работа в скрытном отделе, хотя и незаметна окружающим, но очень нужна Вере… А теперь, когда я граф, а мои владения… Такие возможности…

Слово «владения» не прошло мимо ушей фон Балка.

– Я, конечно, попрошу братьев еще раз проверить ваши слова, – задумчиво произнес ландмейстер. – Не будет же граф фон Каубах врать. Тем более… Да! Обязательно проверим! – устремленный на Фридриха взгляд из сочувствующего стал деловым. – А как, брат, ты видишь свое дальнейшее Служение?

– Я готов выполнить любой обет во славу Господа! – воодушевленно заговорил Фридрих. – Я…

Властный жест ландмейстера прервал восторженную тираду.

– Граф! – загремел голос архиепископа. – Ордену не нужны тупые меченосцы! Если Вы пришли сюда демонстрировать собственную глупость, не стоит даже проверять Ваши слова! Если же у Вас имеется что-то действительно интересное, то прекратите впустую тратить своё и моё время, – фон Балк сурово взглянул на просителя и смягчил тон. – Начинай сначала, сын мой, я вижу, что ты готов поведать многое.

Фридрих мысленно усмехнулся. Что ж, начнем…

– Вследствие последних событий Ордену святого Анхело предписано сократить свои силы. Деятельность поставлена под жесткий контроль целого ряда комиссий. Восстановление восточной резиденции отложено, в других резиденциях приходит проверка братьев, нередко кончающаяся расстрижением. Прием новых братьев остановлен…

– Вы неплохо осведомлены, граф, – усмехнулся ландмейстер. – Но всё это я знаю.

– Я предлагаю воссоздать восточную резиденцию в моих владениях, до времени не открывая ее принадлежности к Ордену. Под видом нанятых мною ягеров перевести туда братьев, вызвавших неудовольствие проверяющих. Организовать подготовку послушников, объявленных кнехтами. Задания, которые в силу внешних причин не могут быть поручены известной комиссиям части Ордена, вполне могут быть выполнены в частном порядке. А когда отношение наверху изменится, у нас будет достаточно подготовленных братьев… – Фридрих улыбнулся.

Фон Балк покачал головой:

– А граф фон Каубах будет главой всего проекта?

– Всего лишь прикрытием, святой отец. Мой ранг в Ордене не позволяет занять столь высокий пост. Рядом должен быть истинный командор.

Ландмейстер задумчиво погладил левой ладонью подлокотник трона.

– Интересно… Вы сообщили о своем отношении к Ордену святым сестрам? Ведь расследование проводит Орден Святой Барбары…

– Разве мои личные дела имеют отношение к произошедшему? – «удивился» Фридрих. – Я лишь несчастный сын, трагически потерявший отца и всех, кто с детства окружал меня, – он притворно всхлипнул. – Я так любил несчастных стариков! Если бы я знал, что брат командор на самом деле Зверь, вынашивающий нечистые помыслы…

– Да-да, – поддержал его фон Балк. – Думаю, он умышленно скрыл Ваш статус от Ордена. Хотел захватить владение Каубах лично себе. Ваш план мне нравится, брат Фридрих. Я, безусловно, пришлю Вам грамотных помощников, ведь у ягеров должны быть капитаны, а у кнехтов – сержанты. Но реализовывать этот проект придется Вам, ландкомтур! И, пожалуй, стоит обсудить детали.

 

Глава 45

Коготь отложил в сторону нож и скептически оглядел результаты работы. Пожалуй, в этот закуток овощи влезут. Хоть немного места освободится. Медвежонку хорошо, натаскал еды, а пристраивать кто будет? Места-то под елкой мало: лапы не растягиваются, а всё, что из-под них торчит – мокнет! Нет, на братца он зря гонит, молодец тот! За четыре дня всю округу обежал. Без отдыха носится. Не спит совсем, жрет на бегу всякую гадость. И еды раздобыл. Серебряк, конечно, зря оставил, но что с малого взять! Еще бы избушка обнаружилась…

А здесь больше уже и рыть некуда. Верхний слой счистил, дальше земля плохая идет, непрочная и расползается! Хорошо догадался прежде, чем рыть, слой хвои снять, есть теперь, чем пол засыпать. Но это подождет, сначала надо молока для Белки погреть.

Словно почувствовав его мысли, девочка заворочалась, кашлянула пару раз, но вновь затихла, не проснулась. Коготь выбрался наружу и зажег костер. Неудобно, что нельзя в убежище жечь – дыма сразу столько, что дышать нечем. Ладно, не так сильно капает под этим дубом. Повесил котелок, налил молока. Пока грелось, смотрел пустым взглядом в костер. Устал. Самому себе можно признаться. Это когда ребята рядом – надо быть сильным и умным. Мужчиной и старшим. А на самом-то деле… Медвежонок в лесу десяток Когтей заменяет. Но всё время оглядывается, что старший брат скажет. А брат… Одиннадцать лет всего… Жутко хочется, чтобы кто-то другой придумывал, как и что делать…

Молоко вскипело. Коготь перелил его в кружку, еще раз порадовавшись своей предусмотрительности: всё, что нужно, всегда находится. Лопаты нет, зато нож с широким лезвием прихватил. Рыть основным неудобно, да и жалко отличное перо. Кружку догадался взять. Вот только с одеждой лопухнулся. Не подумал, что осень скоро. А ведь следом и зима придет. Если Медвежонок не найдет избушку, плохо будет.

Варенье размешал палочкой, ложку он пока не вырезал, времени не хватало. Вернулся в «дом», тихонько тронул Белку за плечо. Та приподнялась, с трудом продирая глаза, закашлялась.

– Что? – взгляд беспокойно зашарил по еловым лапам.

– Попей молочка.

Девочка попыталась сесть. Коготь поддержал ее за плечи, второй рукой подал кружку. Белка взяла кружку и начала пить маленькими глотками. Рука мальчика даже через две рубахи ощущала жар, исходящий от девочки.

– Поешь? – спросил Коготь.

Белка замотала головой:

– Не хочу мяса!

– Не мясо! Я репу сварил. И лепешку испек. Еще сыр есть. И масло. Колбаса. Варенье еще малиновое… Надо же есть!

– Дай чего-нибудь, – вяло согласилась девочка.

Но немного поела. Допила молоко и легла обратно.

– Откуда все? – голос звучал хрипло и совсем тихо.

– Медвежонок принес. Из деревни.

– Украл? – вздохнула Белка.

– Он денежку оставил, – успокоил ее Коготь, впервые радуясь дурацкому поступку брата.

– Это хорошо… – девочка неожиданно быстро зашептала, сбиваясь и путаясь в словах. – Знаешь, Отто, я вот думаю… Воровать нехорошо… Вот я попыталась… А Господь меня наказал… На кичу… Ты говорил, мы богатые… И болезнь эта… Давай не будем воровать больше… А?

Коготь лег рядом, обнял Белку и прижал к себе.

– Хорошо! Не будем! Ты только успокойся, ладно. Поспи. Всё хорошо будет. Медвежонок избушку найдет, туда переберемся. Там тепло и сухо. Ты выздровеешь…

– Нет, – прошептала девочка. – Это меня Господь наказывает…

– Да положить на него в три короба! – взорвался Коготь. – Да кто он такой, мать его за ногу и через коромысло! Мало ли кого сожгли! Прогоним его к нечистой матери! Нас трое, Эльза! И Медвежонок есть! Ларг по-любому сильнее Господа!

– Ларг, – прошептала Белка. – Ларг сильнее… Да, ларг сильнее…

Коготь убедился, что она уснула, осторожно поднялся и вылез наружу. Надо вырезать ложку. И сварить суп. Из свеклы, капусты, моркови и репы. И остаток зайца туда же. Должно получиться вкусно…

* * *

– Ларг сильнее… – прошептала Эльза…

И очутилась на главной площади Нейдорфа, привязанная к столбу. Толпы горожан не было, вообще никого не было, лишь Эльза и внушительная фигура, укутанная в белый плащ. Мужчина развернулся к девочке. Многократно виденное бородатое лицо не было добрым и всепрощающим, как на иконах. На Эльзу смотрел воин. Нет, не воин. Судия. И палач. Господь покачал головой.

– Пришло время расплаты, блудная дочь моя. Ты изрядно грешила, нарушая заветы, что дал я людям. Разве не сказал я покоряться отцу своему, как мне самому? Как посмела ты сбежать из отчего дома?

– Отца убили… – попыталась возразить Эльза.

– Молчи, несчастная! – вскричал Господь, вздымая руки к небу. – Разве не является господин твой отцом твоим?! Именно он истинный отец твой, а не безродный серв, в гордыне своей посмевший поднять на него руку! Но ты не послушалась господина твоего, хотя он желал тебе только добра!..

Заслоняя лик Господа всплыла красная морда барона фон Зессендорфа, орущая: «Сдохни, собака, и не мешай мне развлекаться! Девка вполне созрела…»

– Но и это еще не всё, – продолжал обвинять Господь. – Ты посмела обокрасть бедную женщину, посвятившую жизнь заботах о ближних своих!..

Толстуха Гесснер, довольно кивающая в такт словам мужа, неторопливо цедящего сквозь зубы: «Взял один серебряк, через месяц вернешь два»…

– Ты посмела сбежать, когда святые братья хотели спасти твою бессмертную душу! Ты ходишь в мужской одежде! Ты спишь с мальчиками, не будучи сочтена с ними узами брака!..

– Мы же ничего не делаем… Просто очень холодно…

– Заткнись, блудная тварь! – лицо Господа приобрело черты брата Освальда. – Ты спишь с ними, даже несмотря на то, что один из них – богопротивная нечисть! Порождение Нечистого! Ты погрязла в грехах, нечестивица, и лишь Очистительное Пламя может даровать тебе Спасение!

Появившийся в руце Господа факел рванулся к куче дров под ногами Эльзы, нестерпимый жар охватил всё ее тело, девочка тоненько всхлипнула, дернулась, пытаясь вырваться из сжигающей волны, но веревки не пускали, стальной хваткой прижимая к проклятому столбу…

Факел отлетел, выбитый точным ударом, не успевшее разгореться пламя опало, а между Эльзой и ее палачом возник Отто с мечом в правой руке и любимым ножом в левой.

Господь взмахнул рукой, и порыв сильнейшего ветра ударил мальчика. Однако тот устоял, рассек мечом поток воздуха и сделал шаг вперед. Господь с удивленным лицом повторил попытку. И вновь безуспешно. Лишь третий удар заставил Отто отступить на шаг. Потом еще…

– Уберите эту падаль, – закричал Господь.

Откуда-то выскочили архангелы и, размахивая мечами, насели на Отто. Господь же повернулся к Эльзе. Очистительное Пламя вновь начало набирать силу, но словно из-под земли возник Медвежонок, глухо зарычал и прыгнул. Сгусток пламени отскочил от шерсти ларга, появившийся было в руках Бога клинок полетел в сторону, а в следующее мгновение когти перечеркнули грудь Господа, и белый плащ начал наливаться красным, пропитываясь кровью.

Лицо Сожженного искривила страдальческая гримаса, он сделал шаг назад, потом второй, оттолкнулся от брусчатки и помчался прочь, не касаясь земли. Следом за Господом помчались архангелы, и только один, роняя перья из разрубленного Когтем крыла, неуклюже прыгал по земле и никак не мог взлететь, пока Отто сильным пинком не помог неудачнику набрать высоту. Пламя разом исчезло, словно его и не было, веревки упали, и Отто еле успел подхватить девочку, в изнеможении валящуюся на землю.

– Я еще вернусь… – донесся издалека совсем уже нестрашный голос.

– Не вернешься, – прошептала Эльза. – Не вернешься. Ларг сильнее…

* * *

Белка закричала, когда ложка была вырезана, а суп почти сварился. Закричала страшно, с надрывом, как будто от нее отрезали кусочки. Так орал мечущийся в бреду Грец, там, на хазе, перед самой смертью. Урка тогда уже считай, мертвый был. В брюхо ему прилетело знатно, удивительно, что до хазы дополз, пусть и с помощью Когтя. Но уходил тяжело, мечась в бреду, прося пить и богохульствуя на четырех языках. Умный был Грец, знающий…

Коготь, чудом не перевернув котелок, бросился под елку. Белка металась, пытаясь сбросить одеяло, и то стонала, то кричала жалобно и страшно. Дышала часто, с хрипом выбрасывая из себя воздух и жадно, большими глотками захватывая новый. Словно это была каша или густой кисель. Жар, исходивший от девочки, ощущался даже у входа. Коготь схватил подругу, прижал к себе и, гладя по волосам, зашептал:

– Всё хорошо, Эльза, всё хорошо!.. Я здесь, слышишь!.. Не уходи от меня, не надо!.. Эльза, пожалуйста!..

Белка протяжно застонала, потом рывком прильнула к нему, уткнувшись головой в плечо, и затихла, с неожиданной силой сдавливая Когтя скрюченными пальцами. Короткий ежик отрастающих волос через рубаху больно колол кожу. Горячее частое дыхание обжигало грудь.

А он нежно гладил ее по голове, продолжая шептать:

– Всё в порядке, Эльза!.. Всё хорошо!.. Я с тобой!..

Твердое, словно сведенное судорогой тело понемногу расслабилось, дыхание выровнялось, пальцы девочки перестали врезаться в бока острыми сучками. Коготь не столько понял, сколько почувствовал: самое страшное позади. Вроде, даже жар спал.

– Ты вернулась… – шепнул он.

– Ларг сильнее… – сказала вдруг Эльза. – Отто, мы победили… Мы его прогнали…

– Кого? – не понял Коготь.

– Господа. Он плохой, Отто! Функи врут, Господь не добрый. Он сердитый и злой! Он… Он… Функи всё врут… Хотел меня сжечь… А вы его побили… Ты и Медвежонок… И прогнали… Ларг сильнее…

«Сон, – догадался Коготь. – Просто страшный сон…».

– Всё хорошо, Белка, – его рука еще раз прошла по коротеньким волосам. – Конечно, прогнали. А еще раз сунется – перо в печень схлопочет! Как Свин и Гундосый!

– Кто это? – удивилась девочка.

– Скелет с Амбалом, – пояснил Коготь. – Это они тебя сдали за ларга, уроды! Еще на Медвежонка наехать пытались!

– Ты их убил? – спросила девочка.

Коготь хотел подробно расписать свой подвиг на площади, но вовремя вспомнил, как пугают Белку такие рассказы.

– Да, – просто сказал он. – Они заслужили.

– Правильно, – согласилась Белка. – Этих – правильно. А больше не убивай, ладно? Только если Господь придет.

– Или функи.

– Или функи.

– Или куница.

Белка задумалась.

– Нет, куницу не надо. Она меня у функа отобрала. И накормила. Вымыла, – Эльза оживилась. – Знаешь, это так здорово! Большущая лохань! Воды до краев полная! Теплой-теплой! Горячей даже! Ты сидишь, а тебя моют…

– Медвежонок найдет избушку, – сказал Коготь, – там обязательно будет лохань. Нагреем воды и вымоем тебя.

– Так нельзя, – не согласилась Белка. – Вы мальчики!

– Верно, – согласился Коготь. – Придется куницу звать. «Приходи, тетя куница, помой Белку и обратно уходи»! А она тебе волосы опять отрежет.

Эльза грустно вздохнула:

– Правильно отрезала. Они перепутались все. И трактирные говорили, вши там завелись. На киче.

– А чего ж плакала тогда?

– Жалко же… – пропищала Эльза. – Не убивай куницу, пусть живет!

– Ну пусть живет, – согласился Коготь и вдруг, хлопнув себя по лбу, вскочил, мазнув макушкой по «потолку». – Суп!

Помчался к прогоревшему костру. Похоже, Господь и впрямь испугался Медвежонка: дрова прогорели, но суп не выкипел и не убежал. Более того, доварился и почти не остыл. Самое оно хавать!

Коготь, не жалея, бухнул в котелок сметаны и протянул Белке новую ложку.

– А ты? – спросила девочка.

– Я сытый, – соврал паренек. – Ешь, давай!

И с таким удовольствием наблюдал, как она с аппетитом уплетает похлебку, что не заметил, как сзади раздвинулись ветви, и внутрь просунулась мохнатая голова.

– Нашел, – сказал Медвежонок. – Правда, не избушка, а пещера. Но теплая…

 

Глава 46

Гулко бухнул тревожный колокол, если можно так назвать висящую рядом с воротами здоровенную бронзовую посудину, по которой в случае опасности колотили, чем попало, чаще всего мечом или топором. Как только не порубили за долгие годы?! Ядвига уверяла, что помнит приспособление, сколько и себя! Да и количество вмятин и зарубок на позеленевших боках подтверждало дочкины слова. Но гулкое, сволочь!

Хюбнер выглянул в окно, более напоминавшее бойницу. И что тут разглядишь? Заборчик вокруг маетка больше стену напоминает, ворота люди Анджея успели закрыть, а сами с луками и арбалетами расселись по жердочкам, что твои куры. «Жердочки», конечно, не совсем «жердочки», но не мог Хюбнер всерьез воспринимать деревянные укрепления. Как бы они ни походили на настоящие! Впрочем, жолнежи сраками своими обзор еще хуже сделать не могли: что за ними ни хрена не разглядишь, что без них. Всё одно придется тащиться под дождь.

Арнольд накинул плащ и вышел во двор. Ядвига тоже появилась на крыльце, но мокнуть не спешила: стояла под крышей со скучающим видом, словно происходящее ее не касалось. Как всегда, в кожаных штанах и куртке, волосы убраны в «конский хвост», меч на боку. Хитрюга успел убедиться – не для украшения висит.

– Дюжины две конных, – доложил Хюбнеру сержант. – Или чуть больше. Говорят, шановного пана друзяки закадычные.

Докладывал-то пану, но так, чтобы паненка, без усилий расслышала каждое слово. Ну, к Анджею вопросов нет, сам бы на месте сержанта так делал: и актера, что роль хозяина играет, не обидеть, тем паче неплохой мужик вроде, и истинную владелицу вниманием не обойти.

Не соврала девчонка, любила ее дворня. Начиная от сержанта, и кончая последним поваренком. Но правды ради, не стоит забывать, что со своими людьми Ядвига говорила куда вежливее, чем с новоявленным папашей, не говоря уже об остальных представителях шановной шляхты. На последних Арнольд насмотрелся на третий день после прибытия в маеток. Сбежались, видишь ли, стервятники, доказывать «неавтопердичность» пана Мариуша. Именно так и выразился дюжий пан Войцех Новак, верховодивший в этой компании.

Вот тут дочурка и отвела душу! За каждую лишнюю или неправильную буковку вылила на голову несчастного знатока салевы по ушату словесных помоев, при этом ни разу не повторилась, а самым вежливым оказалось предложение пану Новаку вакантного места жеребца пана Леха! А то кобыл по весне брюхатить некому… Обитатели маетка к речевым изыскам хозяйки отнеслись равнодушно, разве что сержант одобрительно покрякивал в наиболее соленых местах, да отец Тадеуш, окормляющий окрестные владения еще со времен отца покойного Ляха, заблаговременно заткнул уши специально приготовленными пробочками. Сам пан Войцех почему-то разнервничался, вследствие чего дело не обошлось без «Божьего Суда». Но поскольку мечом шановний пан владел еще хуже, чем салевой, вместо поединка получился фарс, названный Ядвигой «поркой грязной свиньи». И то сказать, в грязи Новак вывалялся изрядно, а плеть… ну, не пачкать же хороший клинок об эту падаль! Остальные страждущие опекунства мгновенно растеряли всякое желание общаться с невоспитанной девчонкой, и вопрос о «автопердичности» решился сам собой.

Хюбнер подмигнул «дочке», подошел поближе к воротам и заорал:

– Кого там принесла нечиста сила?

– То мы, капитан! – донесся вопль Рыжего. – То есть, ясновельможный пан! Как есть, мы! Еще и с довеском! И никого лишнего!

Хитрюга довольно осклабился:

– Свои! Открывай, Анджей, принимай себе помощников!

Сержант кивнул, скосив, однако, глаза в сторону крыльца. Ядвига после мимолетной задержки кивнула. Тяжелая створка неторопливо повернулась на массивных петлях… Во дворе сразу стало людно.

– Так-так-так… – Арнольд попытался выбраться из дружеских объятий. – Что мы имеем? Костлявая никого в свою постель не затащила… Зато девочки в Нейдорфе свого не упустили! На мордах наблюдаются остаточные следы перепоя и перетраха!.. Но, похоже, все-таки закусывали!

– Так это, – развел руками Лягух, – оно ж известно! Лучше переспать, чем недоесть!

Довольная улыбка Рыжего подтверждала его полное согласие со следопытом.

– А что за довесок? – поинтересовался Хюбнер. – Ба! Зигмунд! И за каким хреном самого удачливого капитана левой части этого занюханного мира занесло в нашу дыру? – он нахмурился. – Или правой?

– А это откуда смотреть, ясновельможный пан! – заржал Фрай. – Понимаешь, какое дело… – здоровяк смутился. – Жениться я надумал… – из-за спины Зигмунда вынырнуло смазливое личико знакомой подавальшицы из «Тухлого Ежика» и тут же спряталось обратно. – А женатому человеку не грех бы и осесть где-нито в тихом омуте. Посидели мы с мужиками, подумали… Повспоминали, как зажигали на площади. А тут твои подвалили! Э, думаю, если Марек еще и из наших, то сам Господь тебе, Зиг, велел к нему податься! Ягер ягеру глаз не выклюет!

– Разве мечом проткнет, – закончил поговорку Арнольд. – Эх, Рыжий, Рыжий, язык без костей!

– Это точно! – подтвердил Фрай. – Учишь его, учишь… – он многозначительно посмотрел на полусошедший синяк вокруг глаза Рыжего, пощупал собственную челюсть и закончил. – Зато драться здоров!.. Так как, возьмешь на службу?

– Поговорим, – ухмыльнулся Арнольд. – За кружкой доброго пива. Пока придите в себя с дороги. Анджей, распорядись, пусть ребят разместят. А это что такое?

– А-а, Муха это, – протянул Зигмунд. – Выкупил я его, в хозяйстве пригодится!

– Так он же шпион! – удивился Хитрюга. – Черсидский!

Фрай только рукой махнул:

– Да какой из него шпион! Смехота одна! Да и жалко, в огне не горит, в воде не тонет! И такому человеку в застенке гнить?! Заодно проверить охота: не получится ли из паршивого шпиона приличный разведчик?

– Откуда знаешь, что не тонет? – предчувствуя ответ, спросил Хюбнер.

Капитан не разочаровал:

– Проверяли! Плавает! – он довольно ухмыльнулся. – И быстро так рассекает! Не то что всякое дерьмо…

– Ладно, размещайтесь пока! – Хитрюга отошел к крыльцу.

– Ну как тебе пополнение?

Ядвига молча развернулась и направилась к своему кабинету. Там остановилась, хитро прищурившись, дождалась, пока Арнольд прикроет дверь, и язвительно поинтересовалась:

– Ты, папочка, собрался рокош объявлять, или ограничишься военным переворотом в маетке Качиньских?

– Не напомнит ли моя ненаглядная дочурка, – тем же тоном вопросил Арнольд, – кто давеча сокрушался о Легнице и Рачьих Норах. Мол, эти две деревеньки гораздо гармоничнее смотрятся в нашем маетке, чем у пана Новака? А попутно перечислял еще пяток мест, что только по господнему недогляду принадлежат недостаточно рачительным хозяевам?

– Не пять, а восемь, – поправила Ядвига. – А если хорошо подумать, то все двенадцать! Тогда ты получишь место в сейме и все основания раздувать щеки еще сильнее! Но не решил ли ты забрать деревушки силой? Не знаю, как у тебя на родине, но Поления – цивилизованная страна, здесь проще сразу рокош объявить!

Хюбнер иронически посмотрел на собеседницу и уселся в единственное кресло.

– Раз пани предпочитает стоять, то нечего месту простаивать, – прокомментировал капитан свои действия. – Так вот…

– Ах ты наглец! – возмутилась Ядвига. – А ну пошел брысь!

– И не подумаю, – хмыкнул Арнольд.

– Ах, так? – девчонка плюхнулась к нему не колени. – Посмотрим, как ты теперь запоешь!

– «Налейте наемникам полные чаши…», – умышленно фальшивя, протянул Хюбнер. – Кстати, дочка, ты не забыла, что я не сплю с детьми. Тем паче с собственными, – он приобнял ее за талию. – Так что все твои потуги…

Девчонка слетела с колен, как ошпаренная, несколько минут буравила Арнольда злобным взглядом, после чего расхохоталась:

– Помню! Иначе бы не решилась… – она махнула рукой и водрузила свое седалище на стол. – Ладно, твоя взяла! Так на хрена столько ягеров?

– Честно говоря, я ждал девятерых, – признался Хитрюга. – Но думаю, надо брать всех! Потому как деревушки ты возьмешь миром. Но защищать их придется мечами. Или ты думаешь, что шановни паны будут вечно терпеть твои издевательства?

– Это какие издевательства? – изумленно выгнула бровь Ядвига.

– Да всяко разные! От ненавязчиво отжатой пасеки до пауков в супе на званом обеде по поводу вступления любимого папочки в права наследования.

– А вот не надо инсинуаций! – возмущенно пожала плечами «дочка». – Тебе я в суп пауков не клала! А наше безусловное право на пасеку подтверждаются дарственной деда пана Сташевского, написанной…

– Тобой за два дня до предъявления, – закончил Арнольд.

– Ну и что? – невинно улыбнулась Ядвига. – Я только помогла дедушке восстановить справедливость! Никто и не заметил! В первый раз, что ли?

– В том-то и дело, что не в первый! – Хюбнер вздохнул. – И, боюсь, не в десятый…

– Ну положим, не в десятый! – девчонка побарабанила ногами по боковине стола. – А кто выиграл в плевки четыре деревни?

– Ничего подобного! Я выиграл только лесок! А деревни Радзивилл продал по медяку за серва, когда ты вздула до небес плату за проезд через эти три сосны!

– Торговался, между прочим, ты! – Ядвига скрестила ноги на столешнице, сделала каменное лицо и низким голосом продекламировала. – «Вы должны понять, шановни пан, отбирая у девочки любимую игру в таможню, я обязан дать ребенку равноценную замену! Но еще и тратить деньги на совершенно ненужных хлопов! Это перебор! Может, сыграем на них в плевки?»

Хюбнер примиряющее поднял руки:

– Хорошо, это дельце мы провернули на пару! Но имеется у меня подозрения, что раньше или позже игроки, продавцы и прочие потомки дарителей всё-таки научатся думать головой. Хотя бы одной на всех! И придут выяснять отношения.

– И что? – Ядвига спустила левую ногу со столешницы и уткнулась подбородком в колено правой, ожесточенно теребя перекинутый на грудь «хвост».

– А то, что пара дюжин хороших бойцов будут веским доводом в ожидаемом споре. Можно даже сказать решающим!

Девочка оставила прическу в покое, резко оттолкнулась и, перевернувшись в воздухе, приземлилась на ноги. Правда, Арнольду пришлось ловить не удержавшую равновесие акробатку.

– Ладно, пошли знакомиться с пополнением! Думаю, им уже кое-что рассказали. Осталось сообщить, что в нашем тихом омуте еще и ларги водятся, – Ядвига двинулась к выходу, но остановилась на полдороги. – Вот объясни, папочка, где тебя Нечистый носил предыдущие три года? Мы бы тут таких дел напроворачивали!

Примечание

«неавтопердичность» – Пан имел в виду аутентичность. Да произношение подвело…

 

Глава 47

Медвежонок сидел, опираясь спиной на камень, и бездумно смотрел на пляшущие языки пламени. Отто не сумел бы сказать, день снаружи или уже наступила ночь. Скорее всего, ночь. Впрочем, неважно. Важно, что всё закончилось, и они здесь, в гроте; на полу уютно потрескивают поленья в костре, от которого волнами расходится тепло; брат колдует над котелком, готовя что-то невообразимо вкусное: на тюфяке у стены дремлет Белка, а сам Медвежонок сидит и ничего не делает. Сидит не в Облике, невероятно надоевшем за последнее время. И совсем скоро, Коготь накормит чем-то таким вкусным и человеческим, что можно есть в любой ипостаси; и он завалится спать. Надолго-надолго. До самого утра. Или пока не выспится…

Последняя неделя слилась в один непрекращающийся день. Ей предшествовали обмен радостными известиями, долгое неторопливое обсуждение, что надо сделать, чтобы перебраться в грот, и четверть суток сна. Медвежонок хотел бежать сразу, но Коготь настоял на своем.

– Где-нибудь свалишься от усталости, – уверенно сказал брат. – Только неизвестно, где и когда. Лучше сейчас поспи. По свету быстрее добежишь!

Отто послушался и не пожалел. Утром он добрался до пещеры гораздо быстрее, чем в первый раз. И это несмотря на взятый груз! А Медвежонок тащил на себе всё, что не должно понадобиться Когтю и Белке, пока пещера не будет готова принять постояльцев. В первую очередь – еду, кроме запаса на три дня. Правда, в этот раз Медвежонок не отвлекался на поиски, а просто бежал, прерываясь лишь на охоту.

Примчавшись на место, затащил в грот поклажу и первым делом обеспечил себя пищей: догнал и убил косулю. Прикасаться к принесенным продуктам Отто не собирался. Это для брата с сестрой. Вместе с косулей приволок и дров, набрав немного сушняка.

Наскоро перекусив, зажег лучину. Не столько для света, сколько посмотреть, куда идет дым. Коготь особенно напирал, что нужно обязательно проверить и уточнить: без костра внутри будет холодно, а если дым не уходит, можно задохнуться! Брат не ошибся: дым поднимался под потолок и стекал вниз по стенкам грота. И это, когда горела только лучина! А что будет, когда костер зажгут?

Пока щепка горела, Медвежонок успел осмотреть пещеру во всех подробностях. И в наступившей темноте уже знал, где и что делать. Нырнув в отнорок в дальнем конце грота, дополз до конца и начал рыть лаз вверх. Коготь советовал начинать прямо из грота, но тогда вода будет течь в жилище через новый лаз. А про отнорок брат не знал. Прихваченный с собой «рытельный» нож оказался бесполезен, зато когти брали мягкий камень на удивление легко. Медвежонок быстро пробил дыру на глубину руки, и вдруг понял, что придется делать ход размером с себя, иначе дальше он просто не дотянется. А про это они с братом и не подумали. Хорошо еще, что пещера достаточно высоко, пробиться надо локтя четыре. Но все равно такой широкий ход быстро не вырыть! А больная Белка мокнет под дождем! Жар спал, но надолго ли?

– Мистфинк! – со злобой прошипел вильдвер и набросился на камень, словно это был не песчаник, а Фридрих фон Каубах.

Он рыл, рубил, кромсал, сгребал осколки в тупик отнорка, а когда тот заполнился, в грот. Прерывался, чтобы отправить в рот очередной кусок мяса, и снова рыл, рубил, кромсал… И не сразу осознал, что рука провалилась в пустоту, а снизу потянуло ветерком. Наверху была ночь. Только Медвежонок не мог сообразить, какого дня.

Расширять выход вильдвер не стал. Только выбрал камень, оставив в переплетенной корнями земле небольшую дыру. Пробиться можно в любое мгновение, а снаружи не так заметно. Забрался обратно в грот, зажег лучину, а после и костер, убедился, что дым вытягивает в отнорок, и принялся за пол. И снова рыл, рубил, кромсал… Кто-то внутри кричал, что надо перекинуться и поспать несколько часов, но Медвежонок лишь рычал на этого кого-то и продолжал работать.

И всё-таки тот, внутри, настоял на своем, приняв облик деда. «Сгоришь! – сказал дед голосом Когтя. – Потом дольше проспишь». Отто послушался, перекинулся и уснул. Вскоре проснулся и снова начал рыть. Выровнял пол. Сбил выступы на стенах, не все, только мешающие. Расширил входной лаз у грота и выхода, чтобы мог пролезть Коготь. Выбрался наружу. Там снова была ночь. Та же или следующая. Медвежонок пробил тропку-карнизик вбок, чтобы к входу могли пройти не имеющие Облика, выгреб из пещеры обломки камня и побросал вниз: под скалой таких много, заметно не будет. Оставшиеся от косули кости выбросил в реку, пусть себе плывут.

Пока темно натаскал дров, выбирая небольшие сухие деревца, чтобы горели без дыма, а ствол можно было перерубить ножом. Или надрубить и сломать. Разложил в гроте сушиться и побежал к убежищу. В пещере требовалось еще много чего сделать, но Медвежонок не знал, сколько времени прошло. А там Коготь же волнуется, да и неизвестно, как там Белка. К тому же начало светать, а мельтешить днем у входа не стоит, мало ли кому на глаза попадешься.

Он старался бежать быстро, но ноги не хотели. И охота занимала много времени: зверьки стали какие-то шустрые и норовили увернуться. А еще болели руки. И не только руки. Оказывается в человеке столько всего, что может болеть… Даже в Облике…

К знакомой елке прибежал вечером.

– Как Белка? – выдохнул в лицо Когтю. – Меня долго не было?

– Белка хорошо, – ответил брат. – Ты бегал три дня. А сейчас перекинешься, поешь человеческой еды и ляжешь спать!

– Надо идти, – запротестовал Медвежонок.

– Мне нужен живой брат, а не полудохлое чучело! – тоном, не терпящим возражений, заявил Коготь. – Да и куда мы ночью пойдем? О ветки все глаза повышибаем!

Отто согласился, и уснул, так и не поев. И как Коготь затаскивал его в убежище, не чувствовал.

А утром они пошли. Медвежонок нес Белку и одеяло, а Коготь – остальные вещи. Их оказалось на удивление много, хотя, казалось бы, Отто и так перенес немалую часть. Медвежонок побежал вперед, чтобы Белка меньше мокла под непрекращающимся дождем. Домчался до пещеры, помог девочке забраться внутрь, зажег костер и побежал навстречу брату.

Коготь отчаянно ругался, но до встречи сумел пройти почти половину пути. Вильдвер забрал груз, дальше пошли вдвоем. Несмотря на то, что было далеко – к пещере подошли к вечеру. Брат устал, но забрался сам, хоть и пришлось придерживать на карнизике, чтобы не оступился. Оказавшись в пещере, Коготь уснул, так и не попробовав сваренного Белкой супа. Как сам Медвежонок накануне.

Отто перетащил брата на одеяло, сказал Белке тоже ложиться спать, а сам полез наружу. Оставалось еще превеликое множество дел…

Но теперь всё позади. В далекой деревне, не той, что в первый раз, украдена всякая кухонная утварь и два больших тряпичных мешка. Из них вышли отличные перины. Нет, не украдены, Отто оставил взамен пару медяков! А в третьей деревне удалось разжиться крупой, которую дед называл «буковым зерном», и яблоками. Хотя, продукты Медвежонок берет везде. Сколько может унести. Зима длинная, до снега надо запасти побольше. Нет, ларгу снег не страшен, но на нем остаются следы… А молоко, так и вовсе очень быстро кончается.

Сено для набивки пришлось взять из стога возле пасеки. Медвежонок не хотел там ничего брать, но траву издалека не потаскаешь. Отто пытался переложить стог, но все равно заметно, что сена меньше стало. Да и видно, что копался кто-то. Только и остается надеяться на невнимательность хозяев. Или на то, что на оленя какого спишут, что проголодался, да растрепал. Монетку ведь не положишь, кто ее в сене найдет…

Зато теперь им ничего не надо! И неважно, сколько это заняло времени. Отто отдохнет, а попозже… А, кстати, что попозже?

– Коготь, – спросил Медвежонок. – А что мы дальше делать будем?

Брат недоуменно почесал в затылке:

– Как что? Пошамаем сейчас и спать завалимся. Тебе уж точно отоспаться надо. А то уже впору менять погремуху на Полмедвежонка. Целую неделю бегаешь! Завтра весь день проспишь!

– В меня столько сна не влезет, – не согласился Медвежонок. – И дров надо побольше собрать.

– С дровами и я справлюсь. За ними не надо за сто миль бегать!

– Я за сто не бегаю!

– А за сколько?

– Не знаю… – пожал плечами Отто. – Я же бегал, а не мерял. Наверное, пятьдесят. Или сорок. А может, двадцать…

– Не-а, не меньше семидесяти! – покачал головой Коготь. – Ты всю ночь тратишь. А бегаешь быстрее лошади. Они двадцать миль за час ходят. И устают быстрее!

– А ты откуда знаешь? – спросил Медвежонок.

– Слышал где-то…

– Мальчики, не спорьте! – Белка села на тюфяке. – Какая разница…

– Да! Я о другом спросить хотел, – вспомнил Медвежонок. – Вот отдохнем, запасем дров. Белку долечим. Я еще продуктов накуплю… украду… А дальше? Куда мы идем?

– На восход, – сказал Коготь. – А куда именно… Не знаю. Что твой дед говорил?

Медвежонок нахмурился:

– Говорил, что если с ним что случится, на восход идти. К язычникам. Они вильдверов не обижают.

– К язычникам? – переспросила Белка. – А это кто?

Медвежонок только пожал плечами.

– Это которые в Господа не верят, – объяснил Коготь, – То есть верят, но считают ненастоящим богом.

– Я тоже так считаю, – сказала Белка. – Он злой!

– Так мы тоже язычники? – переспросил Медвежонок.

– Нет, – замотал головой Коготь. – У язычников свои боги. А у нас никого. Мы сами по себе. А богов, может, и нет совсем!

– Скажешь тоже! – не поверил Медвежонок. – А почему тогда дождь идет?

Коготь почесал в затылке:

– Ну… допустим… Солнце за лето землю высушило, вся вода на небе собралась. Ей там тесно, вот она обратно и льется! А боги всякие и ни при чем вовсе!

Примечание

Коготь не гений. Просто иногда устами младенцев глаголет истина. Хотя стиль мышления мальчика авторам нравится.

– А молнии? – поддержала младшего Белка. – Они как?

– Откуда я знаю? – ответил Коготь. – Только когда человек не знает, как на самом деле, это еще не повод на богов ссылаться. Просто учиться надо. Вон, к владетельским детям учителя ходят… А те фуфлыжники морды кривят… Меня бы кто поучил!..

– Меня дед учил, – вздохнул Медвежонок. – Только не успел многого. Наверное, убили его. Сколько уже времени прошло, давно бы догнал…

– Так мы же по лесам прячемся, – возразил Коготь. – Нас и куница не нашла!

– Нет, – Медвежонок покачал головой. – Дед – «медведь». Вильдвер. Он бы нас вынюхал.

Он отвернулся, чтобы остальные не видели навернувшихся слез. Хотя, что разглядишь при свете лучины и отблесках костра. Но на всякий случай…

Теплые нежные руки обняли его плечи.

– Не плачь, Медвежонок, – но Белка сама почти плакала. – У меня папу убили. Барон Зессендорф. Совсем ни за что… А у Отто – маму…

– Я еще вернусь в Нордвент, – глухо сказал Медвежонок. – Вырасту и вернусь. И всем этим Каубахам и Зессендорфам… Всем этим мистфинкам!..

– Мы! – твердо сказал Коготь. – Мы вернемся. Убивать погань могут не только ларги. Это дело общее!

 

Глава 48

Всадница летела по узеньким улочкам Ракова так, словно за ней по пятам мчался сам Нечистый. Или еще кто, похуже. Редкие прохожие, которых обстоятельства вынудили покинуть теплые, а главное, сухие жилища, испуганно отскакивали с дороги. От удара широкой конской грудью или копытом это спасало. От фонтана грязных брызг – не очень. Беднягам только и оставалось, что отряхиваться, да посылать вслед всаднице проклятия. Впрочем, прохожих было немного, а нерасторопных по пути и вовсе не попалось. Во всяком случае, пролетев через полгорода, всадница так никого и не сбила.

Целью путешествия оказался большой трехэтажный дом на улице Сигизмунда Лохматого. В отличие от большинства обитателей Шляхетного Конца поленской столицы, хозяин не боялся взглядов, направленных во двор, словно подчеркивая: мне скрывать нечего, и окружил двор не привычной каменной стеной в пять локтей высотой, а забором из ажурной металлической решетки. Натянув поводья, девушка спрыгнула с коня и громко стукнула по медной львиной морде массивным кольцом, закрепленным в пасти.

На звук из глубины двора явился здоровенный мордоворот с огромным клинком на поясе и арбалетом в руках, на ходу руками натягивающий тетиву.

– И какого хрена Нечистый принес посреди ночи? – недовольный голос можно было услышать и возле городских стен. – А, святая сестра, мать вашу через коромысло! – охранник положил арбалет на специальную полочку на заборе, и загремел ключами. – Не могла днем приехать, как все люди? Хозяин занят, он, между прочим, – створка, наконец, отошла в сторону, и гостья въехала во двор. – саму панну Грейскову трах…, то есть снош… Одним словом, заняты.

Ридица спешилась, бросила привратнику поводья.

– Ничего, разберусь! Займись Фройдом! И вещи из тюков пусть принесут.

– Может, халатик лучше? И тапочки с помпонами? – ухмыльнулся мордоворот, похлопывая коня по шее. – К хозяину с гостьей присоединишься! А то паненка благородная, нельзя таких в одиночестве бросать!

– Ты, я гляжу, знатоком стал… – процедила девушка. – Смотри, Макс, попадешься мне под плохое настроение…

– Можно подумать, – охранник поежился, глядя на стекающие по плащам струйки, – оно у тебя сейчас хорошее. В такую-то мокреть!

– Вот и думай! А халат с тапочками тащи! И лохань с горячей водой готовь!

Ридица по выложенной камнем дорожке прошла к дому, сбросила плащ на руки слуге, удивительно похожему на привратника, и, поднявшись в гостевые покои второго этажа, со стоном удовольствия стянула набухшие сапоги и рухнула на кровать. Помянув задницу Нечистого, выгнулась, разминая спину, и с наслаждением пошевелила пальцами ног. Два дюжих парня втащили лохань. Следом за ними миниатюрная служанка принесла кусок ароматного салевского мыла и огромное количество пузырьков и баночек. Девушка поднялась, не обращая на прислугу ни малейшего внимания, стащила одежду и залезла в воду. Погрузилась с головой, вынырнула, намылила волосы, снова погрузилась. На этот раз не выныривала долго, тщательно распутывая пряди.

Наконец, голова поднялась над поверхностью воды. Ни парней, ни служанки в комнате уже не было. Зато в кресле у камина расположился мужчина лет сорока. Стройный, широкоплечий брюнет, одетый, словно на королевский прием. Черный цвет одежды гармонично контрастировал с благородной сединой на висках…

– Сильна ты нырять! – вместо приветствия произнес гость. – С квандранс уже сижу.

– Пару минут от силы, – не согласилась Ридица. – А ты всё так же куртуазен! По-прежнему готов вломиться в спальню к девушке, только чтобы понаблюдать, как она моется!

– Что-то не так?

– Насколько я помню, правила приличия…

– Тебя так волнуют приличия? – удивился мужчина. – Насколько я помню, на Хортице ты на такие мелочи плевала с самой высокой сосны.

– На Хортице я не была голой! – возмутилась девушка.

– Одежды я на тебе не заметил.

– А слой грязи толщиной в палец уже не считается?

– А сейчас?

– Сейчас меньше! И вообще Лёшка Клевец и пан Леслав Клевецкий – четыре совершенно разных человека! Хотя твоя новая рожа не устает меня удивлять. Казаться на дюжину лет старше… И что только в тебе паненки находят?

– Тебе этого не понять… Хотя, надеюсь, когда-нибудь…

– Зря надеешься, – фыркнула Ридица. – Что-то ты не в меру возбужден. Пани Грейска, похоже, так хороша лишь на словах?

– Да нет, молва Ракова не врет ни на карат, пани хороша. Но нас прервали известием о твоем появлении. Пришлось оставить девушку на произвол судьбы… на пару часов. Мне отвернуться, чтобы ты могла вылезти?!

– Вылезти я могу и так… – Ридица усмехнулась. – Но в отведенное тебе время меня отсюда и сам Господь не вытащит! Лепота…

– Как съездила? – посерьезнел лицом Клевецкий.

– Как всегда. Бедный Фройд замучился месить грязь, сама промокла до нитки, а толку никакого! Как сквозь землю провалились! А у тебя что?

– По основному вопросу не лучше, – вздохнул хозяин. – Никто ничего не видел, не слышал и не замечал. Надо либо бросать, либо привлекать дополнительные силы. И прочесывать леса! Только где людей взять? Да еще паны расшумятся, если на их землях такое начнется…

– А им не один хрен? – Ридица провела мочалкой по плечам и снова погрузилась до подбородка.

– Не скажите, милостивая пани, не скажите. Вы не слышали, как пан Радзивилл лишился нескольких сотен хлопов вместе с деревнями? Прелюбопытнейшая история!

– Рассказывай… – девушка блаженно улыбнулась.

– Станислав очень азартный игрок! Но, надо отдать должное, умеет вовремя остановиться. А тут привезли новую игру. Пан, конечно, увлекся, проиграл всю имеющуюся наличность, а на отыгрыш поставил кусок леса. Надо сказать, кусок никчемный. Естественно, просадил и его. А деревеньки в лесу остались за Радзивилом, хотя вторая сторона и готова была принять эту ставку. Деревеньки, надо отметить, очень неплохие…

Рассказчик сделал паузу.

– Не набивай цену, – недовольно буркнула девушка. – А то засну. Под твое бурчание изумительно дремлется.

– Как будет угодно пани, – улыбнулся Леслав. – На следующий день новый хозяин ввел плату за проезд через лес. Серебряк с носа. Хлопы ездить перестали тут же, а посланный Радзивиллом для выяснения обстоятельств тиун вернулся, впечатленный суммой, которую надо выложить, чтобы доехать до собственных деревушек. Между ними же деревья растут, а значит, из одной в другую через лес едешь. Возмущенный пан помчался к соседу, а тот – морду булыжником: мол, единственное, чем могу помочь – купить деревеньки по медяку за хлопа. Они мне не нужны, но ради дорогого соседа…

– И купил? – Ридица с трудом сдерживала смех.

– Купил, – кивнул Клевецкий. – Все четыре. Еще и рассчитался медью. Увесистый мешочек получился!

Девушка уже вовсю хохотала:

– Вот… молодец!.. – с трудом выдавила она. – И кто ж… такой… умный… оказался?

– Качиньский, – сообщил Леслав.

– Лех?.. – удивилась Ридица, не прерывая смеха. – У него, оказывается, есть что-то в голове, кроме дерьма!.. Надо же…

– Мариуш.

Смех оборвался, как обрезанный. Девушка вскочила на ноги, изумленно уставившись на говорившего:

– Кто?!!

– Пан Мариуш Качиньский, – невозмутимо повторил Леслав. Однако голос его чуть тронуло хрипотцой, – Ридица, сядь обратно. Твоя грудь… как, впрочем, и бедра… доставляют моим глазам ни с чем несравнимое наслаждение, но ты что-то говорила за приличия…

– Да пялься сколько влезет, – отмахнулась девушка. – Только рассказывай! А я заодно помоюсь. А то вода остынет! – она взяла мочалку.

– Спинку потереть? – галантно предложил хозяин.

– Обойдусь! – отрезала Ридица, намыливаясь. – Рассказывай!

– Месяц назад, – начал Клевецкий, стараясь отвести глаза от моющейся гостьи, – пан Лех не придумал ничего умнее, чем на спор прыгнуть верхом с Нашодской скалы. Естественно, насмерть. Его племяннице четырнадцать только через полгода, других наследников нет. Естественно, тут же нашлось куча желающих взять сиротку под опеку. Ты, вроде, у Качинських была?

– Была, – кивнула Ридица.

– Тогда представляешь, про кого идет речь. Девчонка никого не уважает, крайне несдержана на язык, но, по нашим сведениям, именно она последние три года вела все дела маетка, используя дядю, как ширму. Большинство опекунов даже не пытались скрывать желание устроить сиротке веселую жизнь. Однако через неделю из ниоткуда возникает родной отец малышки, и уже три недели подтверждает родство самыми сумасшедшими выходками. Знаешь, в какую игру он выиграл лесок?

– Кажется, догадываюсь, – задумчиво произнесла Ридица.

– Не догадываешься, – отмахнулся Леслав, – В плевки! И это не самое забавное. Новака, более других жаждавшего свести счеты с Ядвигой, отстегал плетью, словно хлопа на конюшне. И по вельможной сраке плеть прошлась прямо посреди двора. Сташевские, кстати, потеряли пасеку.

– Тоже проиграли? – Ридица опустилась в воду, смывая пену.

Леслав вздохнул, то ли облегченно, то ли сожалеюще:

– Нет. Обнаружилась дарственная. А по ней выходило, что пасека подарена дедом пана Сташевского отцу пана Качиньского.

– Интересно… – протянула девушка и снова встала. – Подай полотенце. Вода остыла…

– Это еще не всё. Обиженные паны решили было наказать наглеца огнем и мечом. Но тот крайне вовремя нанял две дюжины нордвентских наемников в довесок к уже имеющемуся немалому числу жолнежей. Слушай! Ты давно вытерлась! Оденься, наконец!

– Не поняла? – Ридица накинула полотенце на бедра, приподнялась на носочки и крутнулась. – Я тебе не нравлюсь?

– Золотце мое, я же не железный! Еще чуть-чуть, и я на тебя брошусь. Ты меня убьешь и не услышишь окончание рассказа…

– Какой ты невыдержанный! – девушка отбросила полотенце и надела халат. – Так лучше?

– Так еще соблазнительней, – вздохнул мужчина.

– Не понимаю, чем ты там занимался со своей паненкой! – Ридица села на кровать. – Сказки на ночь рассказывал?

– Нет, сказки я рассказываю только тебе.

– Хм… Тогда жду продолжения.

– Теперь самое интересное. Мы запросили сведения по пану Мариушу. И знаешь, что выяснилось?

Девушка пожала плечами:

– Настоящий пан Мариуш погиб где-нибудь на Баканах…

– Три года назад, в Северной Антии. А кто скрывается под его маской, и почему Ядвига Качиньская и отец Тадеуш засвидетельствовали личность самозванца – неизвестно. И, если честно, непонятно.

Ридица встала, прошлась по комнате, налила в кубок вина из кувшина на столе, не забыв упрекнуть собеседника: «Мог бы и поухаживать за дамой!», вернулась обратно к кровати, залезла на нее с ногами, пригубила кубок:

– С девочкой как раз понятнее всего. Куда выгоднее нанять самозванца, чем иметь дело с тем же Новаком. Неважно, сама она занималась делами, или за ее спиной кто-то стоит. Ксендз, я думаю, у нее с ладошки кушает. Или наоборот, тоже не суть. А с личностью пана Мариуша я, скорее всего, могу тебе помочь. Только скажи, он прямым ходом из Нейдорфа в свой маеток явился?

– Нет, – покачал головой Леслав. – Несколько недель крутился по деревенькам, нигде особо не задерживаясь. Где именно и зачем – Нечистый его знает!

– Эк ты меня! – обиженно надула губы Ридица. – Сразу Нечистый! Я, если кто помнит, только что вымылась! У тебя на глазах! А ты настолько ошалел от этого, что забыл, как думать!

– У меня от вида твоего обнаженного тела мозги сносит, – согласился Клевецкий. – А потому запахни халатик, прикрой полой коленки и расскажи, что надумала.

– Может, мне под одеяло забраться? – невинно предложила Ридица.

– Ну уж нет! Зрелище лежащей в постели женщины…

– Так! Вали к своей паненке, а через часок вернешься в более уравновешенном состоянии!

– Имей совесть, Ридка! – взвыл Лёшка Клевец. – Заинтриговала, а сама в кусты!

– Не в кусты, а в постель!

– Вот именно! Через час ты будешь дрыхнуть, как барсук зимой! А решения загадки я так и не услышу!

– Ладно, – смилостивилась девушка. – В конце концов, у тебя не только мое дело. Мариуш Качинський, на самом деле, Арнольд Хюбнер, по прозвищу Хитрюга, капитан ягеров Гильдии Нордвента. До недавнего времени работал на Фридриха фон Каубаха. Думаю, ищет тех же, кого и я. Или нашел. Обоснования тебе нужны?

– На слово поверю…

– Тогда иди ублажать пани Грейскову, – подвела черту девушка. – А я посплю. Завтра уезжать ни свет, ни заря.

– Опять? Куда на этот раз?

– К Качиньским, – вздохнула Ридица. – Возобновлять знакомство…

Примечание

Шляхетный Конец – элитный район. Одни шляхтичи живут.

 

Глава 49

К ловушке Панас подходил осторожно. Даже топор в руки взял. Мало ли кого могло привлечь верещание или визг попавшегося зверька. Всякое бывало. Но вроде тихо. А в силке заяц. Крупный, откормленный. Везет сегодня на зайцев, третий уже. Панас вынул тушку из петли и убрал в мешок. Снова снарядил ловушку, пусть стоит, глядишь, еще кто попадется, всяко хозяйству подспорье.

Панас двинулся к следующему силку. Зайцы – это хорошо. Из шкурок Агнешка знатные треухи шьет. Можно продать, да и разжиться чем-нибудь нужным. Что-то сегодня счастье привалило, все ловушки полны. Даже не верится… Панас неторопливо шагал по лесу. Старику спешить некуда, а силы надо беречь…

До следующей ловушки добирался с полчаса. Снова осторожничал, хотя топор из-за пояса не доставал: усталость брала своё. Ничего, эта самая дальняя, отсюда пойдет обратно. По другому пути, конечно, не всё проверил, но уже в сторону дома. А завтра отдохнет. Агнешка зайчатинки наварит… О! И здесь косой! Вот везуха, так везуха! Старик наклонился, чтобы заняться добычей, но резкий толчок пониже спины бросил его вперед…

* * *

Медвежонок всё же придумал способ расплатиться за сено. Старик промышлял мелкую живность, расставляя по лесу силки. Не сказать, чтобы в них попадалось много зверья, но что-то перепадало. Но это само по себе. А если глупому зайчику немного поможет маленький ларг, то куда деться ушастому, кроме как в петлю? С утра Медвежонок пробежался по лесу, и силки бортника заполнились добычей. Где куропатка, где белка, но больше зайцы. Достойная оплата за сено на две больших перины. А что старик не догадается о сделке, так оно не ему надо, а Медвежонку, чтобы вором себя не чувствовать!

Разложив оплату по местам, Отто хотел было пойти домой, но тут появился бортник. Мальчик не смог удержаться и не глянуть, как отнесется старик к резкому повышению урожайности ловушек. Дед разочаровал: только складывал добычу в мешок и довольно качал головой. К дальней ловушке наблюдение Медвежонку наскучило. Он развернулся в сторону дома, и вдруг учуял новый запах.

Резко развернувшись, вильдвер бросился к старику…

* * *

Толчок был сильный. Панас не только не удержался на ногах, но и пролетел пару локтей вперед. Мгновением позже на спину навалилась какая-то тяжесть, и старик почувствовал, как кто-то с утробным рычанием рванул за мешок с зайцами на спине. «Зверь! – мелькнула мысль. – Порвет же! Нечистый!» И топор выпал… А неведомый хищник продолжал рвать мешок с добычей. Панас попытался дотянуться до ножа на поясе. Сумел, но в тот же миг острой болью пронзило плечо. Зверь не то когтем зацепил, продрав толстое сукно, не то наступил неудачно. От боли пальцы разжались, нож выпал. «Конец, – понял старик, чувствуя затылком горячее дыхание. – Как же Агнешка теперь одна…». Зверь навалился еще сильнее, последовал еще один рывок, особенно резкий. «Всё?» Тяжесть вдруг исчезла…

* * *

Рысь прыгнула, когда старик подошел к ловушке. Атакуй она мгновением раньше или позже, Медвежонок не успел бы. И мог только ругать себя, что вовремя не учуял хищника. Но бортник очень вовремя нагнулся, и кошка, вместо того, чтобы, вскочив на спину, впиться клыками в шею, неловко налетела брюхом на выставленную задницу и шмякнулась возле ног упавшего человека. Рысь тут же исправилась, но от второго прыжка старика спас мешок на спине, принявший на себя удары лап.

А дальше хищнице помешали. Примчавшийся Медвежонок прыгнул на кошку, обхватил поплотнее, со всего размаху рубанул когтем по шее… Встал, стянул резко потяжелевшего после смерти зверя с человека. Отряхнулся, будто вылезший из воды пес. Хорошо быть вильдвером: что кровь, что вода скатываются с шерсти сами собой…

Старик немного полежал, словно не веря в освобождение, потом осторожно повернул голову. Перевернулся. Посмотрел на Медвежонка, протер глаза, перевел взгляд на мертвую рысь, опять на мальчика.

– Ларг, – прохрипел бортник. – Самый настоящий. Только маленький. Ты откуда взялся?

– Прибежал, – ответил Медвежонок. – Вроде, успел.

– Успел, – согласился старик. – Спасибо. Но ларги же не бывают такими маленькими…

– Я есть, – пожал плечами вильдвер.

Он еще не очень хорошо говорил на поленском, понимал собеседника хорошо, но говорить не очень получалось.

– Наверное, я уже забыл, какими вы бываете, – вздохнул бортник. – Раньше ларгов уважали. Кто еще мог волка-людоеда убить или медведя с поля отвадить? Говорили, под Шеводанськом такой зверюга-людожор завелся, так ларг его за хвост приволок. Живым. Лапы связал и приволок. А теперь огниськовыки их на костер тащат. Уже повывели всех. А ты жив еще. Зовут-то тебя как?

– Отто, – сказал Медвежонок и подумал, что зря назвал настоящее имя.

– А меня дедом Панасом кличут, – отозвался старик. – Однако встать надо. Нехорошо на мокром сидеть.

Он поднялся и, вскрикнув, упал на землю.

– Что? – спросил Медвежонок.

– Нога…

Дед Панас стащил с правой ноги сапог, посмотрел на синюю, опухшую лодыжку и вздохнул:

– И как же я пойду?

Медвежонок уже был не рад, что вмешался. Не подумал… Но не смотреть же, как рысь человека дерет! А теперь что делать? С такой ногой бортник до дому не дойдет. Если бросить, то и спасать не стоило. С Когтем бы посоветоваться… Но брат в пещере, далековато… Вот и сходил поохотиться и посмотреть…

– Отнесу, – сказал он.

– Как это? – не понял старик.

– На спине, – ответил Медвежонок. – Как Белку нес, – и снова сообразил, что сболтнул лишнее.

– Так я потяжелее белки буду, – ответил дед Панас.

– Справлюсь, – махнул рукой вильдвер. – Садитесь.

Дед и вправду оказался тяжелее Белки. Мешок пришлось оставить. И топор тоже. Старик вещи бросать не хотел ни в какую. Пришлось обещать, что Отто потом принесет. Сначала идти все равно было трудно, потом Медвежонок приноровился. Дед всю дорогу рассказывал о стародавних подвигах ларгов, и как хорошо было жить в старину. Отто не отвечал да и слушал вполуха, но и не обрывал: бормотание Панаса раздражало, но не сильно, и идти не мешало. Наконец добрались до ворот. На крик деда выскочила бабка, запричитала, заохала, Медвежонок втащил старика в комнату, усадил на кровать и собрался уйти.

– Ты куда?! – захлопотала бабка, загородив выход и подталкивая мальчика к столу. – А поесть? Ларгу много есть надо! Я точно знаю!

Медвежонок попытался вывернуться, но не тут-то было. Хозяйка умудрялась одновременно загораживать дорогу, вытаскивать из печи в другом конце комнаты какие-то горшки, накрывать на стол и мазать ногу деда какой-то вонючей мазью:

– Садись, садись! – командовала она. – От старой Агнешки еще ни один ларг не уходил некормленым! Никто не скажет, что я вежества не знаю!

От горшков тянулись такие запахи, что Медвежонок мысленно сплюнул, перекинулся и сел за стол.

– Господь всемогущий! – воскликнула Агнешка. – Худой-то какой! А ну больше ешь! Вот хлебушка еще возьми! И репу не забывай, репу! Пирога попробуй! С мясом! Панас вчера зайца добыл!..

– Я там еще четырех в силки поймал, – похвалился дед. – Пока эта душегубица не напала. Отто принести обещал! Прямо чудеса какие-то сегодня… В каждом силке по животине сидит! – он замолчал и подозрительно посмотрел на Медвежонка. – Ты принести обещал!

– Принесу, – кивнул Медвежонок. – Как только бабушка Агнешка отпустит.

– Это не скоро, – довольно сказал старик. – Кто к Агнешке в лапы попал, тот пропал. Пока не лопнет – не уйдет!

– Да что ты несешь, дурак старый, – возмутилась бабка. – Ты кушай, маленький, кушай! Когда еще перекусить удастся?

– Я в лесу всегда поесть могу, – сказал Медвежонок.

– Да что ты там ешь-то? – переполошилась Агнешка.

– Поймаю кого-нибудь и съем, – честно признался мальчик.

– А готовить? – охнула бабка.

– А зачем?

– Ужас какой! Нельзя есть всякую гадость! Вот пирожка возьми еще!

– Я не могу больше, – взмолился Медвежонок, чувствуя, что слова деда насчет «лопнуть» были не совсем шуткой. – Лучше с собой возьму. Сестренку угощу… Ой…

– И с собой возьмешь! – не сдалась Агнешка. – И сестренке тоже! Она тоже перекидывается?

Медвежонок замотал головой.

– Ты что, девчонку в лесу держишь?! – бабка уперла руки в бока и нависла над мальчиком. – Совсем с ума спрыгнул? Удумали тоже! Зима скоро! Снег ляжет! А ну кончай жрать! Бегом за сестрой! Кто там у тебя еще? Всех сюда тащи! В тесноте, да не в обиде! Беги, беги! И смотри у меня! Одна нога здесь, а другая там!

 

Глава 50

Наемники собрались в людской. Чинно расселись по лавкам, оставив место во главе стола для хозяев. Потягивали пивко с немудреной закуской, докладывали о выполнении заданий. Рассказы звучали на удивление однообразно: «Всё как по маслу прошло, вельможный пан. Даже собаки не тявкнули!»

Арнольд был доволен. Первая часть задуманного дельца выполнена на отлично! Если и дальше всё получится – быть пану Мариушу магнатом. И в сейме еще до зимы заседать. Всё-таки смилостивился Господь над Хитрюгой Хюбнером, послал дочурку-мечту! Не голова у неё, а подлинный Капитул Столпа Веры. Хотя нет, куда там Капитулу! Такими темпами Касиньские скоро всю Полению под себя подомнут! Хотя кому она нужна со всеми своими реками, болотами, вечной войной с кроатами и немереным числом шляхтичей?! Доченька что-нибудь повеселее придумает!

Вот она, умница моя, сидит, улыбается мечтательно, в глазах бесенята прыгают…

Вот и Зигмунд доложился, все вроде, последний. Самое время переходить к следующему вопросу. Следующий вопрос у нас – главный и наболевший. Хотя такой ли уже главный? Ядвига оказалась куда ценнее любого вильдвера. Но дело надо до конца доводить. Да и старший из братцев пригодится, отличный помощник дочурке будет.

– Итак, – торжественно произнес Арнольд. – Справились как надо! Всем премия, как положено. Чуть позже повторим. Когда и где – сообщу. Следующее. Переходим к поискам наших беглецов…

– Так мы и не прекращали вроде, – встрял Зигмунд. – Хоть и чудно то, что вильдвер, – употреблять слово «Зверь» Хюбнер запретил под угрозой лишения месячной оплаты, – столь маленький, но всех про странности спрашиваем. Никто чужих не видел!

– Тут дело не в том, – ответил Хитрюга. – Раньше или позже засветятся детки где-нибудь. Жратву сопрут, или переночевать попросятся. Это вильдверу в лесу хорошо голышом под дождем бегать. Остальным и пища нужна, и тепло. Так что найдем раньше или позже. Но я про другое. Мы сейчас не на Черного Фридриха работаем. Вильдвер нужен живым и не озлобленным. Любим мы деток – каждый знает. А кто не знает, пусть запомнит и полюбит! – Хюбнер обвел суровым взглядом присутствующих. Все понимающе закивали, и капитан продолжил, – Но стараниями некоторых нордвенских болванов у мальчика выработалось нехорошее отношение к ягерским курткам. Очень уж парень этот цвет не любит! И очень может статься, что увидев вас в зеленом, он сначала перехватит горло, а уже потом будет разговаривать. С вашей лошадью.

– Э, капитан! – Рыжий вскочил, получил оплеухи одновременно от Лягаша и Фрая и поправился. – То есть, пан! Мы так не договаривались, с вильдверами драться!

– Вот точно, наш старый капитан говорил, – пробурчал Лягаш. – Болтаться тебе в петле за свой язык!

– Не договаривались, – согласился Арнольд. – Потому, чтобы вильдвер вам ничего не откусил, пошили мы новую одежду. От старой отличается только цветом. Будете в небесно-синем ходить. Самый наш цвет. Рыжий, крикни там, чтобы занесли.

Рассматривали обновки недолго.

– Ну ты и цвет подобрал! – покачал головой Зигмунд. – Стыдоба! В таком разве что благородные на Сапоге ходят!

– Во-во, – поддержал Рыжий. – Еще бы розовые штаны пошил!

Ядвига радостно вскочила со стула и захлопала в ладоши:

– Вот видишь, папочка! – счастью девочки не было предела. – Я ведь предлагала! Предлагала! Давай пошьем! У Юзека с полсотни отрезов есть!

– Не надо, пани Ядвига! – пошел на попятную Зигмунд под одобрительный гул прочих ягеров. – Очень хороший цвет! На Сапоге так все благородные ходят!

Ядвига обиженно села.

– Ну и отлично, – улыбнулся Арнольд. – Раз все довольны, то с сегодняшнего вечера ходите только в нем. Хотя нет, сегодня премия будет, пооблевываете. С завтрашнего утра. Не думаю, что кто-то из вас столкнется с детьми. Но чем Нечистый не шутит. Еще раз повторяю для тех, кто до сих пор не слез с дуба! Оружием не махать, силу не применять, говорить предельно вежливо, обязательно упомянуть меня, то есть пана Мариуша Качиньского, и попросить о встрече в любом удобном для них месте. И время пусть тоже выбирают сами. И отслеживайте любые странности. Ясно?

– Ты это каждый день говоришь, – пробурчал Зигмунд. – Чай не тупые. Наизусть выучили…

– Ничего, лишним не будет, – хлопнул Арнольд по столу, – Раз все – всё, тогда – всё.

Капитан поднялся к себе. Не успел достать из шкафчика припасенную бутылочку, как Ядвига вломилась следом:

– Тебе понравилось моё выступление, папочка?

– Ты, дочка, у меня умница! Коротко и эффективно!

– С тебя… Э-э… Чего бы мне пожелать?..

– А тебе чего-то не хватает?

Ядвига махнула рукой:

– Разве что ручного ларга!

– Мы работаем в этом направлении, – очень серьезно ответил капитан.

– Слушай, а зачем он нам? – не менее серьезно спросила девочка, – Мы, вроде, и без него справляемся крайне недурственно.

– Может, и не нужен, – задумчиво произнес Хюбнер. – Сдать святым братьям у меня рука не поднимется. Привык за последнее время к благородной шкуре… Но в хозяйстве пригодится. И брат у него умница.

– Умнее меня? – ехидно поинтересовалась Ядвига.

– Это вряд ли, – усмехнулся Арнольд. – Ты у меня самая-самая. Но вы споетесь…

 

Глава 51

Медвежонок ввалился в грот, перекинулся и торжественно водрузил мешок.

– Вот, – неуверенно произнес ларг. – Принес!

– Что надыбал? – Коготь распутал завязки, вытащил кусок пирога и присвистнул. – Откуда?

– С пасеки!

– Опять купил?

– Не-е, – замотал головой младший. – Угостили.

– Не понял… – насторожился брат.

Медвежонок смущенно почесал лоб:

– Понимаешь… На старика рысь напала… Ну не мог я… Он на деда похож… Немного…

– Это ты правильно, – одобрил Коготь. – Будут тут всякие людей жрать!

– Ну вот, – приободрился Медвежонок. – А потом у него нога подвернулась, – он задумался, – или рысь повредила. Пришлось его на пасеку тащить. А там бабка Агнея. Я от нее увернуться не смог.

– Перекинулся бы!

– В Облике не смог, – смущенно признался Медвежонок. – Она всех кормит. А дед Панас говорит, она еще и лечить умеет… Как там Эльза?

Оба посмотрели на спящую девочку. Когда Медвежонок уходил – Белка всхлипывала и металась, но сейчас сопела более-менее ровно.

– То лучше, то хуже, – вздохнул Коготь. – Сейчас, вроде, опять жар спал…

– Бабушка к себе зовет, – решился Медвежонок. – На всю зиму…

Старший задумался.

– А смысл?

– В доме лучше, чем в пещере… И Белку вылечит.

– Не знаю, – Коготь отломил еще кусочек пирога и завернул остатки в полотно. – Не верю я никому. Сначала все добрые. А потом сдадут: мол, объедают всякие.

– А мы объедать не будем! Я охотиться могу. Дрова поколем, еще чего. Дед сейчас ходить не может. Как он нас сдаст? Да и не ищут нас уже! Столько времени прошло…

– Может, и не сдаст, – продолжал сомневаться Коготь. – А может, и сдаст. Кто его знает. Белке там лучше будет. Но если сдадут – не убежишь.

– Почему? – Медвежонок улыбнулся. – Я их того, – он махнул рукой по горлу. – А вы пока слиняете.

– От шестилапых особо не побегаешь… Я уже пробовал…

– И чем кончилось? – поинтересовался Медвежонок.

– С тобой встретился.

– Ну вот! Еще с кем-нибудь встретимся!

Коготь снял с костра котелок, разлил в две кружки воду, положил каждому варенья по чуть-чуть. Немного похлебали.

– Добрые они, – сказал Медвежонок. – Я чувствую. Меня бабушка Агнея так накормила, до сих пор есть не хочется. А я ведь еще сбегал, шмутки дедовы отнес. И сюда бежал…

Отто рассматривал сосредоточенное лицо брата, освещавшееся отблесками костра. Это в Облике света, проникающего через лаз, хватает. А для обычных глаз – тьма кромешная. Коготь сосредоточенно хмурился. На перине беспокойно завозилась Белка. Всхлипнула пару раз. Вроде, притихла.

– Жить там по-любому лучше, – произнес, наконец, Коготь. – За хавкой к Нечистому на рога бегать не придется. И светло там. Здесь кротами сидим. Днем боимся, что заметит кто, если вылезем, а ночью смысла нет. Работы даже меньше получится. Может, одежкой зимней разживемся. И шузами… Если не сдадут – лучше пойти…

– И Белку вылечат, – добавил Медвежонок.

– Если бы не это, я и не подумал никуда уходить, – признался Коготь. – Есть Господь или нет, а береженого он бережет. Давай, сходим к ним вдвоем, поговорим. Сам посмотрю. Тогда и решим, – он зевнул. – Пошли спать.

Медвежонок устроился на перине. Не спалось. Он лежал, слушал прерывистое, хриплое дыхание Белки, вздохи Когтя и думал. О том, что они завтра сходят на пасеку. Когтю хозяева понравятся обязательно! После переберутся туда втроем. И всё станет хорошо. Белку вылечат. Снова появится дед. Пусть не такой хороший, как настоящий, но тоже добрый. И бабушка очень добрая. Бабушки у Отто раньше не было. Так ведь и брата с сестрой не имелось. А потом… Может, он всё-таки ошибается. Дед жив, просто что-то задержало его в пути. Он найдет Отто. И станет совсем здорово!..

Заснул мальчик со счастливой улыбкой на губах. Ему могли присниться очень хорошие сны. Но вильдверам никогда ничего не снится…

 

Глава 52

Осень выдалась на редкость неудачной. Сначала зарядили дожди. В это время года такое не редкость, но чтобы почти два месяца лило почти без перебоев! Похоже, Господь сильно обиделся на людей, раз послал такое наказание. Хорошо еще хлопы успели раньше закончить уборку, иначе голода к весне избежать бы не удалось. Но дожди – полбеды. Даже меньше.

Лех Качиньский, закадычный друг и собутыльник, не придумал ничего лучше, чем отдать Нечистому душу, сиганув на коне с Нашода. Обиднее всего, что пан Новак ощущал и свою вину, пополам с радостью: пили вместе, бахвалились наперебой и спор этот преглупейший заключили между собой. А ведь если бы у Леха получилось, Войцеху пришлось бы повторять славное деяние друга. Но, слава Господу, обошлось!

Даже неплохо вышло. После товарища остались маеток и несовершеннолетняя племянница. И сам Господь велел кому-то взять под своё крылышко заботу и о том, и о другой. А кому ж, как не старому другу покойного? И ведь почти получилось! Пан Войцех уже чувствовал текущий в казну Новаков золотой ручеек с новых владений, и предвкушал, как хватает несносную девчонку, задирает юбку и… Нет-нет, никаких непотребностей, пан Новак вовсе не писюнковый злодий! И женщин предпочитает взрослых, дородных и умелых! Кожа и кости его совсем не привлекают. Но вот отходить это наказание господне вожжами велело само Провидение! И повторять эпердюцию требуется ежедневно. Лучше два раза. Ибо известно, что ум входит через поротую задницу. Вон, Лех племянницу баловал, и что выросло? Ужас вырос, прости, Господи!

И всё пошло прахом. Неизвестно откуда появился непутевый брат Качиньского, вроде бы надежно сгинувший в неведомых далях. Пан Войцех, несмотря на свидетельство отца Тадеуша, поначалу даже сомневался в его автопердичности. Но сомнения ушли. Зато стало понятно, в кого дочка пошла такая шалая! Яблочко от яблоньки…

Надо же было пану Новаку вызвать хама на поединок. С другой стороны, кто мог подумать, что за десять лет скитаний по чужеземным притонам, наглец так наловчится с плетью, что сумеет отстегать пана Войцеха на глазах у собственных хлопов и ясновельможной комиссии, прибывшей удостоверить права пана Войцеха на опеку. Даже меч не помог!

И вот теперь новая беда! Неведомая болезнь поразила округу! Нет, благородных, слава Господу, хворь не коснулась. Но хлопы заболевали чуть ли не поголовно. И какой вольнодумец после того посмеет сказать, что они такие же люди, как и паны? Благородные шляхтичи не становятся ни с того, ни с сего небесно-синего цвета и не чешутся, словно блохастые собаки! Лекари и знахарки лишь горестно разводили руками, не понимая, что происходит. Молебен, что отец Тадеуш отслужил, тоже не помог ни на полстолька. Пришлось тратиться на выписанное из Ракова «светило», затребовавшее за конецмотацию сумасшедшую сумму в золоте. Даже заплаченная Войцехом четверть от обещанного проделала немалую дыру в борделе маетка. Качиньский, Радзивилл и Сташевский тоже хмурились, но делать было нечего.

Хуже всего, что новости оказались нерадостными. Болезнь эта ученой кочерыжке была знакома. Называлась она «синий почесун» и немедленным обезлюдиванием не грозила. Но только немедленным. Ибо хлопы от нее, хоть и не мерли, но баб брюхатить переставали. И сами бабы теряли возможность ребенка выносить. Так что новых детишек можно было не ждать, и через несколько десятков лет… Известные поленским лекарям средства против почесуна были бесполезны. Предложение пана Радзивила – сжечь зараженные деревни вместе с хлопами, да завести новых, лепила забраковал, мол, хлопов так извести можно, а болезнь – нет. Останется в земле и воздухе, а после новых заразит. И единственное надежное средство – каменная смола из Кабирских гор, что в самом сердце Черсии. Лекарство даже в Тегране дорогое и редкое. А в Полении его и вовсе не достать.

Пока остальные паны чесали чубы в раздумьях, Качиньский разослал письма соколиной почтой, а через неделю сообщил, что нашел ту самую смолу, хоть и недешево, зато почти под боком – в Нордвенте. И предложил закупить нужное количество. Услышав сумму, паны присвистнули и дружно заявили, что проще продать маетки! Вот только выяснилось, что желающих покупать обреченные деревни желающих нет. Даже за полцены!

Качиньский пожал плечами, закрутил ус, плюнул трижды и закупил лекарство за свои деньги. Насколько понимал пан Новак, Мариуш потратил на горное снадобье все свое состояние, в надежде, что товарищи по несчастью передумают. Поступок столь же глупый, сколь и благородный. Пан Мариуш – единственный дурак, готовый тратить такие средства на хлопов!

Хотя надо отметить, Качиньский сообразительнее этих двух болванов. Выкупил у них маетки вовсе за бесценок. Сташевский на вырученные деньги сумел купить лишь две деревеньки на востоке, а Радзивилл и покупать ничего не стал, благо имел второй маеток на границе с Кроатией.

А вот пан Войцех оказался умнее. Раз каменная смола годится, может и обычная сойдет? Или какая другая древесная жидкость? Пробовал Войцех на Блакытных Мордах. Само название располагает. Для березового сока не время. Горелку, полученную из самых разных продуктов, хлопы и так потребляли в немалых количествах, так что начал пан Новак со смолы. Еловой. Подопытные мучались, но жевали. И чудо свершилось! Утром второго дня кожа болезных приобрела нормальный цвет. Пан Войцек возликовал, торжествуя! Хорошо похвастаться никому не успел…

Ибо к вечеру Блакытные Морды стали фиолетовыми. Повторная еловая топзадия результата не дала. Зато справилась сосна, перекрасив хлопьи хари в цвета палой листвы: желтый с золотыми разводами и вкраплениями багреца. А последующие попытки использовать растворы смол в горелке и вовсе испортили картину: земледельцы пошли пятнами всевозможных цветов.

И теперь пан Войцех, укрытый от надоевшего дождя насквозь мокрым плащом, месил грязь, направляя коня в сторону владений проклятого Мариуша Качиньского, прикидывая, как уменьшить потери: продав маеток или купив лекарство. Пан склонялся к первому: неизвестно, поможет ли каменная смола после провала лечения еловой и сосновой…

Примечание

Писюнковый злодий – половой извращенец

«эпердюция» – пан имеет в виду экзекуцию

«Конецмотация» – Подразумевается консультация.

«Бордель» – Бюджет. Плохо у пана с салевой.

«лепила» – Напоминаем, феня произошла от поленского, а не наоборот. Впрочем, какая разница…

«Топзадия» – Терапия это… Ох, пан Новак…

 

Глава 53

Нога заживала плохо. Старый уже. Это раньше все в считанные дни зарастало. А сейчас, каждая царапина ноет и ноет неделями. Ну а после рыси не царапины остались – серьезно зацепило. Опухоль от Агнешкиных втираний сошла, будто и не было, и синева за неделю исчезла. А вот наступать по-прежнему больно. По двору ковыляет, а дальше…

А дальше и не требуется. Всё мальчишки делают. Хорошие ребята, работящие. Дрова все перепилили, старший колет целыми днями, да с колодами пчелинными возится на пару с Панасом. Руки у парня золотые, всё, что угодно вырезать может. А младший, ларг который, охотится. Дома-то человеком ходит, а в лесу в Облик свой оборачивается. Силки все поснимал, не нужны они мальчишке. Ларг-то любого зверя догонит. Полдня охотится, а потом сидит, брату с Панасом помогает. Попытался было в Облике колоды резать. Не получается быстрее: сила-то есть, а толку от той силы, если навыку нет? Но ничего, сидит, пыхтит, учится.

Вот ведь, подарил Господь на старости лет внуков. И внучку в придачу. Вовремя девочку принесли, очень вовремя! Сгорела бы ни за что, хворь-то уже внутрь пошла. Но Агнешка управу на любую хворь найдет. Травку али корешок какой. Справилась. Это ж какая сволочь додумалась девку махонькую в тюрьму запрятать! Да еще и на костер отправить! Чтоб тем паскудникам до конца жизни тухлятиной икалось, не переставая! Нашли ларга, дерьможоры колченогие!

Сильно судьбинушка деток покорежила, ох, сильно. Старшенького особенно. От доброй жизни так ножиком махать не выучишься. Да и разговор у него – глаза закрой, карник рядом с тобой. Клички напридумывал, опять же… Ничего, оттает. Теперь-то хорошо всё. Одежку зимнюю им Панас справил. И обувку ладную. Всей беды-то несколько вечеров посидеть, да старые вещи дратвой пройти. С мясом в эту зиму не будет перебоев, младшенького даже придерживать приходится. Молоко козы исправно дают. А уж солений всяких Агнешка наготовила тьму тьмущую. Как знала! Да всё есть! И Эльзочка уже начала хорошо кушать. Вылечилась уже, только слабая пока, но это быстро пройдет!

Жаль вот только, нельзя детишек у себя навсегда оставить. Ежели огниськовыки ларга найдут – всем гореть. Перезимовать-то можно, а вот дальше – тяжело будет. Надо детей в Сваргу переправить. А как? Хотя, летом они и сами по лесам дойдут. Через Вису переправить, а там до Буга дюжина дней пути. Если лесами, да не торопясь. А Буг и переплыть можно, не столь большая река, с Висой не сравнить. А за ним – уже и Сварга.

А может у паненки молодой помощи попросить? Она-то хорошая, паненка-то, добрая. Старый пан, покойник который, хотел Панаса с пасеки выгнать, молодого посадить. Как она на него напустилась! И бранью площадной крыла, и салевскими словами непонятными. Мол, старый конь борозды не испортит, и нечего людей зря гонять, и еще много чего сказала. Пан только рот открывал, словно рыба на берегу, да руками закрывался. Так и остались Панас с Агнешкой на пасеке. И слава Господу, куда им на старости лет перебираться? Здесь свой век доживут.

Так, может, обратиться к паненке? Только от нее ничего не скроешь! А там новый пан, как он к ларгу отнесется? Странный он, одежду для жолнежей ввел. Ездят в куртках цвета весеннего неба, расспрашивают… Ой! Так ведь они про деток-то спрашивали! Как же сразу не сообразил, старый дурак? Точно, двое мальчишек и девочка. И описания похожи. Только младшенький чуть поболе будет, так оно и верно, ларги быстро растут. Когда же они приезжали-то? Дней за пять до той охоты неудачной, получается! Вежливо говорили, да просили, ежели детей встретишь, весточку паненке с паном передать. И детишкам сказать про то.

Ох, страшно. А ведь сказать деткам надо, то и панову волю не нарушит, и внучкам хуже не сделает.

– Отто, – прокашлял старик.

Оба мальчика подняли головы.

– Я, дурная голова, и забыл совсем. А ведь дней за пять до того, как пришли вы, жолнежи панские приезжали. Про вас спрашивали. Только сейчас сообразил, что про вас тот разговор был.

Братья переглянулись. Старшенький виду не показал, но пальцы, что нож сжимали, аж побледнели. А младшенький фыркнул недовольно.

– А чего спрашивали, дедушка Панас?

Никогда его младший просто дедом не называет. Агнешку давно бабушкой зовет, а его с именем. Но Панас не в обиде. Дед у мальца один. Тот, что погиб, его бегство прикрывая. Хоть и надеется внук, но бортник жизнь видел. Не выжил старик, три копья – даже для ларга много! Пусть зовет, как хочет.

– Спрашивали, не видел ли кого из детей. Да всех троих и описывали. Только про то, что ты ларг, не говорили. Просили, если появишься – весточку пану заслать. Или молодой паненке.

– И? – спросил старшенький.

– А как я пошлю? – пожал плечами старик. – Хромый я. Если только сами отнесете.

Парни заулыбались.

– А еще, – продожал Панас, – передать просили, что пана вы знаете, и дело у него к вам.

– Знаем? – удивился старший. – А кто он?

– Так Качиньским мы хлопы, – ответил дед. – Раньше пан Лех был. Видный пан, только с головой вовсе не дружил. За то и сгинул. При нем всеми делами панночка Ядвига заправляла. Молодая совсем, только по весне в возраст войдет. Добрая она, зазря людей не обижает. Но строгая. А новый пан – вроде, как отец ейный. Много лет незнамо где шлендрал. А нынче вернулся. Да вовремя, как сам Господь ему шепнул в ухо…

– А зовут его как?

– А разве не сказал я? – Панас хлопнул себя по лбу. – Вот старый дурак! Так Качиньский он! Пан Мариуш Качиньский!

Братья снова переглянулись.

– Тот пшек, – прошипел старший. – Из Нейдорфа. Уходить надо!

– Он плохого не делал, – возразил младший. – За Белку вписался, столбы пожег…

– А что ему от нас надо? – заосторожничал брат. – Сколько времени прошло, а не забыл! И узнал, что мы в Полению свалили! Хлыбень сдал! Или ему, или кунице, если пшек на нее работает. Хорошего немало сделал, но благородные – они одинаковые: сегодня добрый, а завтра запорет на конюшне. Тем более, шляхта! Мы не люди им, хлопы!

Младший кивнул. Потом почесал в затылке.

– А может, сбегать, спросить, чего ему надо?

– Как ты у него спросишь?

– Так к ограде прибегу, да кликну, чтобы пан в лес на переговоры один шел. А не пойдет – убегу.

– Убежишь, – согласился старшенький. – Только придет он. И будет добрый и ласковый. Чтобы всех выманить. А как втроем придем, непонятно, что запоет. Ну его, пшека! Подождем, пока Белка сил наберется, да у деда нога пройдет. Наловишь зверья побольше, да и пойдем. Как думаешь, дед, правильно я говорю?

– За вельможных прав ты, – согласился Панас. – Хоть и плохо я пана знаю, а пан – он завсегда пан. Только куда ж вы пойдете-то?

– Так в Сваргу! – отозвался старший. – Ты говорил, там ларгов не обижают. И идти не так уж далече! За дюжину дней дойдем, если не быстрее. Пока снег не лег.

– Нет же там у вас никого…

Хоть и понимал старик правоту мальчишки, да и сам так недавно думал, а при одной мысли, что уйдут детки сердце как тиски сдавили.

– У нас и не было никого, – вздохнул старший. – Только мы трое. Теперь еще вы с бабушкой. Дед, у нас ведь деньги есть! А давай, ты у пана выкупишься, да с нами пойдешь! Будем вместе жить!

Младший согласно закивал.

– Выкупиться больших денег стоит. Да и не сможем мы с Агнешкой идти, как вы. Старые уже.

– Телегу купим! Или сани! У нас десять золотых! Всю пасеку купить можно!

– Десять золотых, – ахнул дед. – Откуда ж столько?!

Лица парней посерьезнели.

– Наследство получили, – сообщил старший. – Покойник был плохим человеком, но завещал не вести себя так, как он. Так пойдем, дед?

Настала очередь Панаса чесать в затылке.

– Подумать надо, – решил он, наконец, – с Агнешкой посоветоваться. Продумать всё. Непросто это. Но… хочется. Прикипел я до вас, внучки. Деток-то у нас с Агнешкой Господь маленькими прибрал… От таки дела, малята.

 

Глава 54

Арнольд Хюбнер валялся на кровати, даже не сняв сапог. Лишь закинул ноги на спинку, чтобы не изгваздать одеяло. Раздеваться, да и вообще, что-либо делать было лень. Денек выдался тяжеленный. Сначала примчался взмыленный гонец от Рыжего. Янер, конечно, болтун и разгильдяй, но дело знает. Так или иначе, но именно он заметил нордвентскую медную монетку. Как эта медяшка могла попасть в глухую деревушку, от которой до ближайшего тракта с полсотни миль будет? Хлоп отпирался по первости, а после… Услышав рассказ гонца пан Мариуш помчался так, что чуть не загнал жеребца.

Вернувшись, даже не успел поделиться с дочкой новостями. Пан Новак заявился. «Экскрементатор» хренов! Можно подумать, он способен открыть что-то новое! Вот мэтр Дюпре – тот голова! Умеет находить выход из любого положения. Хотя, если бы Хюбнер прибыл на место их знакомства на пять минут позже, о Франсуа пришлось бы говорить в прошедшем времени. Однако банде ягеров не стоило большого труда разогнать банду же, но разбойников, да еще настолько сиволапых, что покусились на бродячий театр! А знакомство с Дюпре очень пригодилось. Порошки почтенного Франсуа – просто находка. А какой из него вышел профессор медицины! Зато теперь актеры обеспечены надолго. Три золотых по меркам театра – невероятные деньги, не за каждый сезон столько удается собрать! А остальное, полученное за «конецмотацию», пригодилось для выкупа у панов их владений, пострадавших от «синего почесуна».

В отличие от Дюпре, пан Войцех не разбирался ни в лицедействе, ни в способах покраски человеческого тела. Торговаться тоже не умел. Вообще, самой сильной стороной пана была всё же салева, как ни смешно звучали в его устах слова благородного языка. В итоге получил Новак даже меньше Сташевского, не говоря уж о Радзивилле. Но нервы помотал изрядно!

– Знаешь, папочка, мне понравилось! – Ядвига, вопреки обыкновению, расположилась не на столе, а за столом. – «Пан Новак, вы должны понимать, что вылечить хлопа от почесуна обходится дороже, чем купить нового! А после ваших опытов, и вовсе ничего нельзя предсказать! Это вы должны мне доплатить, чтобы я забрал ваши Серо-буро-малиновые Морды»! – передразнила Арнольда дочка. – Надо было видеть его харю!

– Я видел, – усмехнулся Хюбнер. – И даже отругать тебя за грубое слово не могу. Иначе, чем харей и не назовешь.

– А в итоге ты не просто магнат, папочка! Наш маленький маеток превзошел имение пани Гаштольд, а оно было самым крупным в Полении. До сегодняшнего дня. Правда, у пани есть еще пара владений в Нордвенте…

– Вот уж не собираюсь мериться с пани… – Арнольд еле удержал рвущееся с языка слово.

– Чем ты не собираешься мериться? – ехидно поинтересовалась девочка.

– Ничем не собираюсь! Лучше скажи, во что нам это вылилось.

– Восемь золотых прибыли! – гордо заявила Ядвига. – Не считая имущественных и живых приобретений. Подумать только, меньше месяца назад я мечтала о жалких двенадцати деревеньках! И понятия не имела о таких прелестных штучках, как красящие тело порошки, «синий почесун» и противоядие от него. «Горная смола», – она рассмеялась. – Так ведь никто и не догадался насыпать в пиво сахар!

– И не надо! – Хюбнер поддержал смех дочки слабой улыбкой. – Зато ты придумала, как всё это использовать. Сам бы не догадался и в жизни!

– Не прибедняйся! Исполнение было на уровне!

– Да, неплохо получилось, – согласился свежеиспеченный магнат. – Надо будет дать послабление «переболевшим» деревням. Особенно многострадальным «Блакытным Мордам».

– Угу, – согласилась Ядвига. – Это окупится. Я только не поняла, как получился последний цвет?

– Моя ошибка, – признал Арнольд. – Маловато порошков с Франсуа наделали. А без него я не решился. Я же не пан Новак! Просто перемешал все остатки. Дюпре говорил, можно, только цвет не предскажешь. И точно…

Девочка снова расхохоталась:

– А он-то эти порошки как использует?

– Монстров для театра создает, – Хюбнер завопил голосом рыночного зазывалы. – «Только у нас! Желтые люди ковейцы! Черные гиганты с Южного Континента! Фиолетовая женщина…».

Дочка, вытирая слезы, поддержала:

– «Хлопы синие, хлопы золотые, хлопы серо-буро-малиновые»… А их владелец, самый крупный магнат Полении, валяется на кровати в сапогах! Подает дочери дурной пример! Папочка, тебе не стыдно?!

– Стыдно, – согласился Арнольд. – Но так иногда хочется почувствовать себя безродным ягером… Кстати, о ягерах! Рыжий нашел-таки след ларга.

Ядвига выгнула бровь:

– Да? И какой же?

– Нордвентскую монетку.

Теперь взлетели обе брови:

– Твой мальчик разбрасывает монетки?

– Не совсем, – усмехнулся Хюбнер. – В этой, как ее… А, неважно! Короче у мужика кто-то ночью залез в погреб, набрал продуктов, закрыл всё обратно. Что интересно, собака даже не тявкнула. А там такой кобель брехливый на привязи!

– Ну а монетка? – переспросила Ядвига.

– Это самое интересное, – осклабился Арнольд. – На месте одного из горшков вор оставил горсть медных монет. Нордвентских. Мы там посчитали немного, похоже, по ценам Нейдорфа с небольшой переплатой.

– И ты думаешь, что это они?

– Угу. Медь, цены, молчание собаки. Псы, рядом с ларгами всегда молчат. Я приказал прочесать лес вокруг, но думаю, ничего не найдут.

– Погоди, – остановила «отца» девочка. – Дай подумаю… – она наморщила лоб и привычно пошевелила бровями. – Приходил ларг. Один. Издалека. Брал продукты для остальных. Так?

– Точно! Коготь не оставил бы денег. А маленький – серв! Раз приходил один, значит издалека. Вильдвер за ночь за полсотни миль смотаться может.

– Прочесывать такой круг, – покачала головой Ядвига. – Ага! Ты приказал выяснить, не было ли еще подобных краж! Правильно?

– Я ж говорю, что ты самая умная. И посмотрим, откуда он может бегать!

– И у меня будет ручной ларг, – захлопала в ладоши дочка и обернулась на стук.

– Заходи! – Арнольд уставился на всунувшуюся в дверь физиономию Зигмунда. – Что скребешься, как фрейлина королевы?

– Ну дык… – коверкая слова «под серва», сказал Фрай. – Вы, многоуважаемый пан, наедине с дамой! Мало ли чем занимаетесь…

Нож Ядвиги воткнулся в захлопнувшуюся створку.

– Маленькая пани уже остыла? – раздалось с той стороны.

– Вот паршивец, – ухмыльнулась девочка. – Заходи!

– А ножами кидаться не будете?

– Да заходи! – заорал Арнольд. – Чего хотел?

Дверь приоткрылась. Ягер настороженно посмотрел на Ядвигу и, на всякий случай прикрываясь дверью, сообщил:

– Чем бы вы ни занимались, бросайте. Там куницу бесы принесли. Ту самую, рыжую. Что тебя в Нейдорфе обхаживала.

– Задница Нечистого! – Хюбнер сбросил ноги со спинки и сел на кровати. – Только ее сегодня и не хватало!

– Ну ты и извращенец! – возмутилась дочка. – Женщина приехала, а ему задницу Нечистого подавай! – взгляд вернулся к ягеру. – Красивая, небось?

– Не надо ревновать, молодая пани! – услужливо зачастил Фрай. – Святые сестры, они же святые… Не будет она пана у дочки отбивать. Разве на одну ночь, так против такого даже жены не возражают!

– Это потому что боятся! – отрезала Ядвига, перебираясь на стол. – Зигмунд, принеси мой нож и зови гостью!

– В кабинет дочки, – добавил Хюбнер. – Нехорошо принимать даму в спальне!

– Можно подумать, – хмыкнула девочка, прислушиваясь к топоту сапогов ягера по лестнице, – не ты сюда всех служанок перетаскал…

– Во-первых, не всех, а только некоторых! – Арнольд поднялся и оправил куртку. – Во-вторых, сестра Ридица – не служанка, с ней востро надо ухо держать, а не то, что ты подумала. А в-третьих, подглядывать неприлично! Пошли в кабинет.

– Я не подглядывала, – «обиделась» Ядвига. – Я подслушивала. Вместе со всем маетком. Они у тебя так орут, что в Блакытных Мордах слышно! Пытаешь их, что ли?..

– Тебе жаловались? – прищурился Хитрюга, открывая дверь.

– Они пожалуются, как же… Ходят, как пыльным мешком по голове стукнутые, и сыплют соль во всё, что ни попадя!..

Примечание

«Экскрементатор» – Арнольд передразнивает пана Войцеха, считающего себя экспериментатором.

 

Глава 55

Фридрих фон Каубах еще раз пробежал глазами полученную бумагу. Довольно усмехнулся. Командор! Карьера просто головокружительная! Вот что значит в нужный момент оказаться в нужном месте и выбрать правильную линию поведения!

Не было никакого доноса! Фридрих не участвовал в скандальной истории с гибелью Восточной Резиденции. Наоборот, это он жертва! Обстоятельств и Людвига фон Бальдерсхейма. Этого подлого создания, скрывшего свою звериную сущность, змеей прокравшегося в святая святых Ордена Светочей Веры и коварно готовившего самый страшный заговор в истории Пречистой Церкви! Если бы не героический подвиг графа фон Каубаха и его «Медведей», план прислужников Нечистого мог принести успех!

А Фридрих потерял отца, фамильный замок, да и сам чудом остался цел! Ведь если бы он знал о задумке отца, обязательно вмешался в схватку! Естественно, на стороне Добра и Справедливости!

Эта история очень хорошо показала, сколь подлы и опасны Звери! Да, все помнят «Медведей», но они лишь исключение, подтверждающее правило. Да и не надо забывать, сколько усилий приложили предки нынешнего графа, чтобы из диких и опасных Зверей получились «Медведи»! Но их больше нет. А прочие…

Впрочем, это сейчас не столь важно. Пречистая Церковь поменяла курс. В Нордвенте нечисть побеждена окончательно. Слуги Нечистого сохранились лишь в одном месте в мире, и их необходимо уничтожить! К сожалению, длань Пречистой Церкви не распростерта над теми землями, населенными безбожными язычниками. Но это временно. Новый Поход Очищения не за горами. И подготовка к нему – важнейшая цель Ордена.

Очень жаль, конечно, что Ордену временно ограничили численный состав. «Поддержание паритета Орденов». Естественно, сумасшедших баб, не желающих знать свое место не так много! Большинство понимает: удел женщины – быть усладой для мужчины. И не раскрывать рта!

Но то, что нельзя сделать явно, всегда можно реализовать тайно. А потому замок графа фон Каубаха полон кнехтов и ягеров, постоянно работающих над улучшением навыков. Конечно, все они святые братья, верные Ордену и делу Господа!

Но Герман фон Балк не может не понимать один маленький нюанс. Они все числятся армией графа фон Каубаха. И любой недружественный жест в его сторону будет расценен, как измена владетелю, что гарантирует виселицу!

А заменить Фридриха некем. Нет подходящей кандидатуры! Ландмейстер думает, что фон Каубаху неизвестно о его попытках создать еще несколько подобных владений. Кое-что даже удалось! Но мелкие владетели не делают погоды, их земли не в состоянии прикрыть даже золото Ордена, идущее на содержание приличного числа братьев! А в двух первых Дюжинах не нашлось желающих отдать свои земли Ордену Святого Анхело! Не понимают Первые Люди Государства, что потери кажущиеся. Ибо любая попытка фон Балка предать эту историю гласности приведет в Очистительное Пламя его самого!

Вот и вынужден ландмейстер задабривать Фридриха, подбросив ему новое звание. В результате святые братья подчиняются не только сюзерену, но и командору. В одном лице. А когда тайное можно будет объявить явным, уже сам граф достанет из тайников нужные бумаги. И дополнительным аргументом станут отряды Светочей Восточной Резиденции. Нет, не отряды. Армия! Превосходящая силы остальных резиденций, вместе взятые. Сейчас это не так. Но Фридрих лишь в самом начале пути.

Когда придет время Очистительного Похода, граф фон Каубах уже не будет простым командором. Может, маршалом, может, ландмейстером, а может и… Впрочем, не стоит загадывать. Как получится, так получится. Впереди еще уйма работы!

Но результат того стоит! Не правда ли, святой отец?..

 

Глава 56

В маеток Качиньских Ридица прибыла к вечеру. Не то, чтобы возникли какие-то сложности в пути. Просто далековато ехать от столицы. Неожиданности начались на середине пути. На границе владений Станислава Радзивилла, ранее ничем не отмеченной, возвышался двухметровый полосатый (синее с белым) столб с прибитой на уровне глаз конного гостя табличкой. Чуть выше поблескивал свежими срезами герб Береза, а на самой табличке красовалась надпись: «Маеток пана Качиньского». В самом низу мелким шрифтом дописка: «Кто к нам придет с мечом, уйдет без меча. И голым».

Возле столба дежурила пара конных мордоворотов в ягерских по крою куртках, но почему-то голубого цвета. В тон полосам на столбе. Проезду жолнежи не препятствовали, но посматривали внимательно. Наверняка где-то неподалеку и клетка притаилась с почтовыми пташками.

Ридица удивленно покачала головой: либо Лешка Клевец перестал справляться со своими обязанностями, либо пан Мариуш Качиньский – личность на удивление расторопная.

– А куда подевался пан Радзивилл?

Вопрос был направлен в пространство, но жолнеж ответил. Точнее присвистнул, сопровождая звук тычком пальца в небо:

– То есть? – прищурилась Ридица.

Напарник неодобрительно глянул на свистуна:

– Вы неправильно поняли, святая сестра, – в речи проскальзывал вентский говор. – Пан Станислав продал владения и отбыл в свой южный маеток.

– С чего это?

– Болезнь у нас тут приключилась святая сестра, – пояснил нордвентец. – Среди хлопов. Вот и продал. А детали нам неведомы, то дела панские.

– Что за болезнь? – нахмурилась Ридица.

– Синий почесун. Да вы не волнуйтесь, зараза эта только к хлопам липнет. Да и вылечил ее наш пан уже. Как выкупил земельку, так сразу и вылечил…

Ридица кивнула и тронула поводья. От названия болезни просто разило очередной аферой, рядом с которой таможенные игры в плевки казались детской забавой. Однако других неожиданностей по дороге не встретилось. Разве что повстречался пан Войцех. Но Новак был не в настроении и долго говорить не пожелал. Впрочем, кое-что выяснить удалось…

В усадьбе жизнь кипела. Расторопный слуга принял поводья Фройда, другой, склонившись в почтительном поклоне, открыл, было, рот, но был прерван девушкой.

– Веди к хозяину!

Слуга замялся, попытался что-то ответить, но сменился смутно знакомой фигурой в такой же, как у кордонной стражи, синей куртке. Пока ягер неторопливо показывал дорогу, Ридица вспоминала, где его видела. Ага! Нейдорф. Пока она говорила с «Качиньским», этот тип маячил на краю зрения. Потягивал пиво и искоса наблюдал за разговором. Ну-ну…

В кабинете глазам Ридицы предстала «типичная» для шляхетских домов картина: хозяин маетка восседал в массивном кресле за еще более массивным столом, а его дочка устроилась на столешнице, скрестив ноги по-черсидски и поигрывая ножом. Естественно, девочка была в штанах и куртке ягерского покроя. Тоже, кстати, голубой. И новой, как все прочие, увиденные по пути. «Ясновельможный пан» оторвал от кресла задницу и вышел навстречу гостье.

– Сестра Ридица, – расплылся в улыбке Хюбнер. – Какая приятная неожиданность! Прошу быть нашей гостьей! Желаете вина? Обед? Ванну? Ой, что это я! Конечно же, всего! Только в каком порядке?

Панночка на столе на появление гостьи не отреагировала. Каменное лицо и полная неподвижность. Этакая статуэтка, только пальцы шевелятся, да ножик в них мелькает.

– Рада видеть Вас в добром здравии, Мариуш, – Ридица вернула улыбку старому знакомцу. – Вижу, Вы уже освоились в новой роли. Приветствую, Ядвига!

Со стола только короткий кивок. Зато пан Качиньский соловьем разливается. Галантен и куртуазен, прямо светский лев на охоте! А ведь сейчас от нее пахнет совсем не возбуждающими снадобьями!

– Ах, пан, – прервала Ридица словесный поток, усаживаясь в кресло. – Вы, как всегда, неотразимы! Бедной девушке просто некуда деться от Вашего обаяния. И Вашего гостеприимства, – она усмехнулась. – Не в лесу же ночевать в такую погоду! Так что у Вас еще будет шанс поразить меня уровнем вашей кухни и всего остального. Но сначала удовлетворите моё любопытство. Что за поветрие в округе? Я половину пути только и слышу о каком-то «черном хохотуне»!

– Синем почесуне, сестра, – поправил хозяин. – Очень неприятная хворь. Люди синеют и начинают чесаться. А потом не умирают, но становятся бесплодными. Болезнь охватила большинство наших деревень. Как и у ближайших соседей. Наши лекари не знали, что делать. И молебен тоже не помог. Хотели провести крёстный ход, но дожди, дожди… Нам пришлось выписывать профессора из больницы, затем покупать редкое лекарство! Но, слава Господу, всё позади…

– А как решили этот вопрос соседи? – поинтересовалась Ридица.

– До какого-то времени мы действовали совместно. Но узнав стоимость лечения… В общем, паны решили, что не стоит тратить средства на хлопов. Увы, человеколюбие сейчас не в моде…

– И?

– Мне пришлось купить у них маетки. Теперь я на грани разорения! Но невозможно смотреть на мучения разноцветных, постоянно чешущихся людей…

– Почему разноцветных? – подняла бровь девушка. Статуэтка на столе насмешливо прищурилась.

– Пан Новак пытался вылечить своих людей народными средствами, после которых бедолаги каждый раз меняли цвет на новый. Смотреть страшно. Ничего, завтра мы начнем лечение…

– Вы же сказали, что уже всех вылечили, – произнесла Ридица.

– Всех своих, – уточнил Мариуш. – А так же бывших хлопов панов Сташевского и Радзивилла. Но пан Новак продал свой маеток час назад. Если вы ехали со стороны его владений, должны были встретиться.

– Вот как, – воительница пристально поглядела на хозяина. – Интересная болезнь. А что это за чудодейственное средство?

– «Каменная смола». Сок гор Черсии. Стоит…

– Мариуш… – укоризненно протянула Ридица. – Мы же с вами еще в Нейдорфе договаривались не врать друг другу. А если я попрошу предъявить чудо-средство?

– Основания? – произнесла статуэтка на столе.

– А ты, оказывается, говорить умеешь, – «удивилась» святая сестра. – От этого дела ощутимо пахнет колдовством. Орден святой Барбары серьезно интересуется медициной. И ваша история с болезнью очень подозрительна. Церковь имеет право вмешаться. В тоже время, шутки и веселые розыгрыши вне нашей компетенции. Так что, пан Качиньский? Откровенность или следствие?

– Ну зачем такие ужасы, святая сестра, мы же старые друзья, – «Мариуш» вдруг сделался серьезным. – Откровенность должна быть взаимной. Ведь болезнь интересует Вас в последнюю очередь! Направляя коня в нашу сторону, Вы понятия о ней не имели.

– Не буду спорить, – улыбнулась Ридица. – Но интересно же, что вы успели выкинуть за время моего пути. Про найденную дарственную старого Сташевского и игру в плевки мне уже известно. Любимая игра нордвентских ягеров… – воительница резким движением поймала летящий нож и укоризненно оглядела Ядвигу, уже стоящую с клинком в руках. – Хорошая попытка. Но надо уметь держать себя в руках, девочка! Против меня не выстоит даже твой поддельный отец, хоть он и мастер меча.

– Он настоящий, – прошипела девочка.

Наемник не сдвинулся с места, но был готов броситься в драку в любой момент.

– И когда, интересно, твоя мама успела согрешить с Хитрюгой Хюбнером? – усмехнулась Ридица.

– Он настоящий. Пречистая Церковь это подтвердила. И другого отца мне не надо!

– Однако… – воительница покачала головой. – Что-то вы быстро спелись. Лезь обратно на стол, Ядвига. Чтобы прикончить Арнольда, не стоило сюда ехать. Обращение Ордена в сейм куда эффективнее.

Девочка прислонилась к столу, но не села, и оружие не убрала.

– Садись, доченька, – сказал Хюбнер. – Если святая сестра полезла с такими разоблачениями в полный наемниками маеток, значит, она имеет основания полагать, что сможет отсюда выйти. Не хочу даже думать, какие это основания. Итак, милая Ридица, что именно Вам от нас надо? Кроме баек, как мы лечили хлопов, выкрашенных порошками метра Дюпре.

Девочка неохотно залезла на стол.

– Ого! – вот теперь Ридица удивилась по-настоящему. – Еще и Франсуа тут замешан! Вашу бы энергию, Мариуш, да в мирных целях! Обещайте, что эту историю Вы мне подробно расскажете за ужином, – она резко подалась вперед. – Когда вы в последний раз видели Когтя?

– Кого? – у Арнольда вылезли глаза на лоб. Совершенно натурально.

– Мальчика, сыгравшего Вашего слугу в Нейдорфе. Или его младшего брата. Годится и девчонка, которую хотели сжечь на площади.

– Ну Вы и вспомнили… – протянул Хюбнер. – На площади и видел. Что это вдруг Вам потребовались дети?

– Мне интересней, зачем они потребовались Вам?

– Мне? – Арнольд покачал головой. – У меня уже есть дочурка. Она не любит конкуренции!

– Браво, Мариуш! – Ридица дважды соединила ладони. – Вы изумительно владеете риторикой. И ведь ни одного слова лжи! А как насчет правды?

Арнольд дернул за шнурок. Через несколько мгновений дверь приоткрылась.

– Вина нам со святой сестрой, – приказал Хюбнер, – И молока для пани Ядвиги.

Через несколько мгновений, все тот же ягер, что провожал Ридицу в кабинет, вошел с двумя слугами, чтобы оставить на столе угощение и снова исчезнуть. Арнольд разлил напитки, протянул гостье кубок.

– Возможно, святая сестра, мы можем быть друг другу полезны. А возможно, и нет. Чтобы выяснить это, надо открыть карты. Мы можем это обсудить. Но только на условиях взаимной откровенности. И лучше завтра. Вам надо отдохнуть с дороги, у нас тоже был тяжелый день. Обещаю полную безопасность. Наш замок в Вашем распоряжении…

Статуэтка на столе кивнула.

 

Глава 57

Медвежонок торопился. Но не настолько, чтобы забыть осторожность. Ноги пусть себе несут, а глаза, нос и уши – на стреме! Хоть он и сторонится протоптанных дорог, а мало ли что! Неохота наскочить на проезжего серва, а тем более, на пана с отрядом кнехтов, которых здесь называют жолнежами.

Ругаться на бегу выходило плохо, и Медвежонок рычал шепотом. Задница Нечистого! Только-только устроились! Белка, наконец, вылечилась и прямо на глазах здоровеет. Она, оказывается, веселая, когда не болеет! Дед Панас столько разного знает! Рассказывает про всё, про всё! Полению, хлопов, панов, жолнежей… Про пчел и зверей… Про то, что и как из чего сделать можно… И про Сваргу рассказывает, про страну, где нет функов, а вильдверов зовут велетами и любят больше, чем в старые времена. И каждый рассказ заканчивает смешно: «Лисичка съела ежика. От таки дела, малята!»… Бабушка им одежду пошила, а дед Панас – шузы сработал! То есть, делали вместе, но что к чему пришивать – старики указывали. Без них и не вышло бы ничего. Дед научил шкуры выделывать. И борти долбить… Борти – это для пчел колоды. Так их поленцы называют. Медвежонок уже по-поленски говорить выучился! Так здорово всё… И вот!..

Хорошо, что решили глянуть, чем паны Качиньские дышат. Не разговаривать – приглядеться сперва. И не зря Медвежонок полночи бежал, а после аж полдня сидел, укрывшись в ветвях кедра! Снег с дождем шел, но все равно сумел увидеть многое.

То, что оказался пшек тем самым, из Нейдорфа, – ерунда! Другое хуже – в маетке ягеров полно. Не местных жолнежей, а самых настоящих ягеров. Из Нордвента! Куртки поменяли, но повадки за голубым цветом не спрячешь! И язык! Медвежонок к дозору, что вокруг маетка кружил, вплотную подобрался. Ягеры говорили по-вентски!

Однако, и это не всё. Главное – лица! Троих Отто узнал. Здоровый капитан и чернявый ягер с узким длинным лицом в «Тухлом Ежике» жили. Но это полбеды! А вот громилу, прискакавшего неизвестно откуда и вскоре куда-то умчавшегося, Медвежонок видел в Лукау! Мельком, но видел. Ягер приехал с Мистфинком! Его рыжую морду не спутаешь!

И, кроме того, в маетке была куница! Та самая, у которой они увели Белку!

Слишком много знакомых собралось в одном месте, так далеко от Нордвента и так близко к ним!

Хоть Медвежонок и не такой умный, как Коготь, и то понимает, что по их души собрались! В первую очередь охотятся на него. Но сожгут всех! И Когтя, и Белку, и деда Панаса с бабушкой! Всех! Надо уходить. Нет, убегать! Тогда старики окажутся ни причем, а их троих не так просто поймать! Не ждать льда на реке, переправиться на лодке! Оставить за нее денег и переплыть! Сейчас, пока нет снега, хранящего следы, в лесу никто их не поймает. А если кто и догонит, сам виноват! Медвежонок кровожадно оскалился. Он умеет обращаться с мистфинками!

Вильдвер мчался через лес, торопясь изо всех сил. Сегодня ягерам от маетка до пасеки не доехать! Даже не тронутся в путь! А завтра они уже будут на том берегу Висы. До сказочной страны Сварги дюжина дней пути. Всего дюжина!

Нос уловил знакомый запах. Дым с медом. Еще далеко, а уже ощущается. Даже паршивая погода не может сбить. Хотя сейчас уже просто дождь, как всё последнее время. Даже затихает, вроде…

Настроение резко улучшилось. Не близко, но и недалеко. А Медвежонок бегает быстро. Уже скоро! А там… Сегодня еще можно всей семьей посидеть у печки, поесть бабушкиных пышек, послушать рассказку деда Панаса. Еще раз услыхать: «От таки дела, малята»… Напоследок. Ночью они уйдут в Сваргу. Но летом вернутся. Коготь придумает, как выкупить стариков и не попасться. У них будет свой дом. И пасека. Найдется, куда деду Панасу руки приложить. Всё будет…

Ноздри резко щекотнуло. К меду и дыму примешивался совсем другой запах. Люди? Нет, вроде… Или зверь? Тогда он близко и прямо на пути. Нет, похоже, но… Лошадь? Без человека? Или лошади?! Если далеко, где-то у пасеки…

Ноги вильдвера замелькали быстрее…

* * *

Громкий, требовательный стук в ворота застал Когтя с дедом под навесом. Как раз закончили работу.

– Пся крев! – заорали из-за забора. – Открывайте, грязные хлопы! Да побыстрее, вельможный пан не будет ждать всякую сволочь!

– Жолнежи панские! – шепнул дед. – Прячься, Отто! Эльзу Агнешка сховает!

– А ты? Может не открывать?

Панас покачал головой:

– Не удержать нам их, холера ясна. Паршивые из нас бойцы, старый да малый. Да и повесят за вельможного, хоть ты сто раз прав. Пусть входят. Ну перетянут плетью, сожрут всё, что найдут. Нас не убудет. Чужих хлопов жечь и резать не станут. А озлобятся если – другое дело. Да не боись, отночуют, да уйдут. От таки дела… Иду, иду, шановне панство! – громко заорал он и захромал к воротам.

Коготь метнулся в дом. Бабушка уже задвигала ларь, закрывая вход в ухоронку под полом. Не в погреб, тот отдельно, и лаз на видном месте, лишь половичком прикрытый. А то ухоронка тайная, как раз на такой случай. Белка уже внутри. Там не то, чтобы очень уютно, но до утра просидеть несложно. Мальчик помог задвинуть сундук, схватил свои ножи и, на ходу пряча их, бросился назад. Вторая ухоронка вырыта за домом…

Выскочить не успел, вход перегородила огромная фигура в мокром, заляпанном грязью жупане.

– И хто тут у нас? – вопросила фигура, хватая Когтя за ухо.

– Отпусти, дяденька, – заверещал мальчик. – Я больше не буду!

– Чего не будешь? – не понял жолнеж.

– Ничего не буду! А буду, чего скажешь! Только ухо пусти! Уй, больно!..

– Потерпишь! – хмыкнул здоровяк и рявкнул на замешкавшуюся Агнею. – А ну, старая, брысь на улицу! Пан всех видеть желает!

Двор был забит людьми. Двое держали деда за вывернутые за спину руки. Остальные рассыпались по двору, вышибая двери сараев. Сам вельможный стоял напротив Панаса, качаясь с носка на пятку и обратно, и цедил сквозь зубы:

– Я гляжу, Качиньские разбаловали хлопов сверх меры! Ничего, я научу вас дисциплине… Чтобы мухой бегали панам двери открывать! Что там, Витко?

– Та вот, бабка да щенок! – пробасил держащий Когтя жолнеж.

– Болек?

– Никого, вельможный пан! – донеслось от сараев.

– Добже! – выплюнул шляхтич. – Работайте, и уходим.

Коготь всё понял сразу. Жолнежи еще не успели дотянуться до мечей, а кинжал Витко покинул ножны, и оказался в печени прежнего хозяина. Не за то хватаешься, жмурик, ушами не убивают! Выронив меч, осел на землю замахнувшийся на деда кнехт. А вельможный пан ошалело косился вниз, словно пытался увидеть хвостовик ножа, торчащий из горла чуть выше воротника, и все не падал…

Больше Коготь не мог ничего. Ни защитить стариков, ни уйти сам. Только попытаться подороже продать жизнь… Нож против семи мечей…

 

Глава 58

До появления в маетке пана Мариуша Ядвига старалась избегать семейных ужинов. Вечернюю трапезу пан Лех считал самым подходящим временем для успокоения мятежной шляхетской души путем принятия внутрь напитков повышенной крепости. Впрочем, «принимал внутрь» он только первый кубок. Дальше – попросту хлестал горелку. По мере воздействия сего благородного напитка на и так не слишком замутненные разумом панские мозги, дядя забывал всяческие куртуазные премудрости, предпочитая всем столовым приборам собственные руки. Нет, Ядвига и сама не всегда придерживалась идеальных манер, но то, что хорошо в седле на полдороге из Легниц в Старицы, неуместно за панским столом. Да и руки девочка старалась держать в чистоте… В придачу, пан начинал громко чавкать и рыгать, одновременно читая Ядвиге лекции о правилах хорошего тона. Иногда это веселило, но чаще…

Больше ужинов девочка не любила только завтраки и обеды. Похмельный Лех был еще хуже пьяного, а днем считал необходимым вникнуть в текущие дела и дать необходимые указания. Поскольку время «вникания» пан Качиньский обедами с дочкой и ограничивал, ценность указаний была на необычайно высоком уровне.

Потому Ядвига предпочитала принимать пищу в более комфортных условиях: на кухне или полевом привале. На худой конец – в том самом седле на той самой половине пути.

В последнее время ситуация резко изменилась. Завербованный «отец» тоже не блистал безупречными манерами и вечно путал вилки для мяса и рыбы. Но руки иногда мыл, до свинского состояния не нажирался и беседы вел куда более интересные. В конце концов, не всё же дела решать в кабинете, сидя на столе в позе черсидского мудреца! За едой тоже порою неплохие мысли приходят.

Появление же Ридицы и вовсе превратило трапезы в интереснейшие мероприятия. Мигом освоив стиль общения папы с дочкой, (точнее, дочки с папой), святая сестра с легкостью включилась в процесс взаимных подначек и розыгрышей. А поскольку этикет она знала не хуже королевских церемониймейстеров, то бедному Арнольду доставалось за каждую перепутанную вилку, не говоря уже о более серьезных просчетах. К чести пана Мариуша, дважды одну и ту же ошибку, он совершал редко. И в долгу, конечно, старался не остаться.

Ядвига старалась в перепалки вмешиваться поменьше. Слушать оказалось интереснее.

На первом же ужине, выслушав обещанную историю о «синем почесуне» и методах лечения, посмеивающаяся Ридица самым невинным тоном спросила:

– За что же вы так мэтра?

– В смысле? – не понял Арнольд. – Вы считаете, три золотых – недостаточная плата за подобное представление?

– О, нет! – улыбнулась монахиня. – Все не так просто! К оплате вопросов никаких. Но назвать члена Парисской Академии и декана медицинского факультета Берского университета «профессором из Ракова»… Это как Вас, Арнольд, поименовать кнехтом-новобранцем!

– Кого?! – хором удивились Качиньские.

– Того! – Ридица всё же расхохоталась. – Мэтр Франсуа – один из самых лучших врачей и химиков Нордвента. А театр – его маленькая слабость! Или ты думаешь, что изобрести такие краски для тела может любой артист? Да еще чтобы лекарством было пиво с сахаром! Только Хитрюга Хюбнер мог нанять Франсуа Дюпре изображать шарлатана от медицины!..

Ядвига до сих пор с удовольствием вспоминала оторопевшее лицо «папочки». Правда, девочка подозревала, что и у нее было не лучше…

А дальше – еще хлеще…

Но сегодняшний ужин был близок к провалу. Впрочем, по достаточно серьезному поводу. Пан Качиньский с утра умчался допрашивать очередного бедолагу, потерявшего «нажитые непосильным трудом богатства» и получившего за это «жалкую монетку», раза в два превышавшую стоимость «богатств».

После того, как объявили награду за сведения о кражах, сразу выяснилось, что подобных злодеяний произошло столь много, что гора из продуктов, на которой должны сидеть сейчас искомые дети, виднелась бы из Нордвента. Правда, показательная порка, устроенная первым лжецам, решившим заработать на «глупом пане», резко уменьшила высоту предполагаемой вершины. До четырех случаев. Зато реальных. Сегодня пан Мариуш помчался разбираться с пятым. И до сих пор не вернулся.

Ядвига оттянула начало трапезы насколько могла, но начинать ужин все равно пришлось вдвоем. Иначе Ридица села бы за стол одна, и толк от всех усилий свелся бы к личной голодовке хозяйки маетка.

– Зря! – прокомментировала девочка, отрезая первый кусок мяса. – Отец сильно не задержится, – и, подумав, добавила. – Зуб даю!

– Фи, паненка! – демонстративно скривилась Ридица. – Что за выражения? И как ты будешь смотреться без зуба?

– Я? – Ядвига изогнула бровь. – С какой это радости? Я зуб ларга даю! А выбивать будет заработавший!

– Ох, милая! Надо бы тебя отправить в пансион для благородных девиц!

– Да я и не против совсем, – обрадовалась девочка. – Но только в тот, который ты кончала!

На «ты» они со святой сестрой перешли еще за тем, первым ужином.

– Туда не всех берут, – улыбнулась Ридица.

– Ну так замолви за меня словечко…

– Не поможет… Хотя… Давай, лучше, поедим! Всё равно Мариуша не дождаться.

– Да он через полчаса будет здесь! – возмутилась Ядвига. И, увидев недоверие на лице воительницы, добавила. – Спорим? На желание?

– Тебе лишь бы спорить! – улыбнулась Ридица. – Ладно, на желание!

Пан Мариуш вошел за минуту до истечения назначенного срока, когда расположившиеся за столом девушки уже не столько ели, сколько косились на клепсидру.

– И где тебя Нечистый носил, папочка? – зло поинтересовалась Ядвига. – Еще минута, и я бы проиграла!

– Но не проиграла же, – пожал плечами Арнольд.

– На твое счастье, нет! Ридица, с тебя желание!

– Что паненка желает?

– Хм… – девочка задумалась. – Придержу пока. Пригодится. Кстати, папочка, с тебя тоже желание!

– А с меня за что? – удивился Хюбнер.

– Напоминаю! Ты утверждал, что Ридица будет ждать тебя с ужином не более получаса! Вспомнил?

Качиньский кивнул.

– Так вот! – торжествующим тоном заявила Ядвига. – Как миленькая голодала два с половиной! Твое желание я тоже придержу! Как съездил?

Арнольд сел к столу и самодовольно подкрутил ус:

– Отдал целый серебряк. Но не зря! Пятая деревушка!

Ридица взглянула на Хюбнера через стекло бокала:

– Судя по сумме, оттуда вывезли пару телег.

– Нет, просто на этот раз злоумышленник забыл попросить сдачу, – капитан потянулся к ближайшему блюду.

– Мариуш, – укоризненно протянула Ридица. – Как Вы можете брать рыбу салатной вилкой! Если Вы сделаете такое на королевском приеме, Вас казнят за оскорбление Короны! На месте!

– Что я там забыл, и кто меня туда пустит? – поинтересовался Арнольд, но вилку поменял.

– Волею «синего почесуна» Вы нынче крупнейший владетель Полении! Так что придется!

– Так то Полении, а не Нордвента. Вы уверены, святая сестра, что поленский круль разбирается в вилках?

– Нынешний – да, – «обрадовала» капитана Ридица. – Вот два предыдущих считали, что нет ничего удобнее пальцев. Но те времена прошли… Учитесь, вельможный пан!

– За оскорбление поленской Короны не казнят! Наш пан круль – равный среди равных! Самое большее – поединок. Вы считаете, у Его Величества есть шансы?

Арнольд самодовольно улыбнулся.

– Зато у Его Величества есть тайная служба, – улыбнулась Ридица. – Которой не составит большого труда выяснить, кто есть кто. А в суде… Ядвига еще полгода не считается свидетелем, а отец Тадеуш…

– Боится дочки куда больше, чем короля, Столпа Веры и всех тайных служб вместе взятых, – уверенно закончил фразу Хюбнер.

– Ага! – подтвердила Ядвига. – Я такая! Страшная в гневе и несдержанная на язык!

– Вот! А если мою «автопердичность», – все дружно фыркнули, – подтвердит еще и сестра Ордена Святой Барбары…

– Вы предлагаете вступить в сговор?.. – прищурилась Ридица.

– Что вы, святая сестра! Только подтвердить произошедшие события. Вы же еще в Нордвенте общались с паном Мариушем Качинським. И никто не называл его другим именем! Вы же не хотите, чтобы нас с дочкой отправили на виселицу?!

– Ну не знаю, – засомневалась воительница. – Иногда хочу…

– А вот и врешь! – заявила Ядвига. – Ты другого хочешь!

– И чего же? – повернулась к ней Ридица.

– Да того же, чего и папочка!

– Не понял?

– Во-первых, – начала загибать пальцы девочка, – поймать ларга…

Она сделала долгую паузу, в которую вклинилась святая сестра:

– Кстати, о ларге. Пятая деревня чем-то помогла?

– Окончательно всё запутала, – вздохнул Арнольд, проглотив очередной кусок рыбы. – Мы расставили по деревням отряды, благо в связи с покупкой дополнительных земель наши силы выросли. Паны повыгоняли большинство жолнежей. Им, видите ли, платить нечем, – он усмехнулся. – Для мэтра Дюпре нашлось, а на солдат не осталось! Нам же лучше. Большинство мы и наняли. Подготовка так себе, но подтянем. Зато сумели раскинуть сеть ловчих отрядов. Заодно и подстраховались. Вдруг пан Новак решит напоследок гадость какую учинить…

– Вы думаете? – засомневалась Ридица. – Переезд не столь простое дело, чтобы одновременно еще чем-то заниматься. Подготовка налета на деревню…

– Да не будет он ничего готовить, – махнул рукой Арнольд. – Это же не вы, не я, и даже не капрал кнехтов. Просто пошлет пару дюжин сопляков «порубать хлопов». С него станется! – капитан задумался. – Может, и не пошлет. Но лучше не рисковать. Силы в деревнях небольшие, но соплякам хватит. А заодно, ребята смотрят по сторонам и слушают.

– И много услышали? – иронично спросила девушка. – Мы уже неделю торчим здесь без малейших успехов! За это время можно было пол-леса прочесать.

– Ну положим, прочесывали лес мы далеко не неделю. И эффект… – Хюбнер покрутил в воздухе кистью левой руки. – И насчет результата – он есть. Те деревеньки, где отметились наши искомые детишки, лежат по кругу. От Миколаек до Слупска конно за день не успеть! И раскиданы беспорядочно. Единственное, что можно сказать точно, что Вису они не переходили. Все случаи на нашем берегу. Еды набрали с перебором. Многовато для дорожного запаса. Кроме того, прихвачена кухонная утварь и мешки, из которых выйдут неплохие перины. Они устраиваются на зимовку. Правда, непонятно, где!

– Зимовка… зимовка, – задумчиво повторила Ридица. – В деревню не пошли. Нашли охотничью избушку… Я бы не рискнула… Зимой будут гости.

– Соорудили землянку. Или пещеру отыскали…

– Кафую пефефу, – Ядвига, не вовремя набившая рот, судорожно сглотнула. – Нету их здесь!

– То, что кое-кто умный не знает про пещеры, вовсе не значит, что этих пещер нет, – парировал Арнольд. – Могла и найтись какая-нибудь яма. А они взяли и дорыли. Хотя нет, лопаты не пропадали.

– А лопаты им не нужны, – сообщила Ридица и уточнила. – Вильдверу не нужны. Он вполне способен зарыться в известняк. Но вырыть пещеру, пригодную для жизни … Сомнения меня гложут! Вот расширить уже имеющуюся – вполне.

– Мальчик, конечно, трудолюбивый, – подтвердил Хюбнер. – Набегал изрядно! Но рыть пещеры в деревнях не учат! Даже «Медведи»!

– Этому и учиться не надо! – не согласилась Ридица. – Кстати, пан Мариуш, а ведь у Когтя в Нейдорфе убежище было именно в пещере!

– Которую ему вырыл младший брат? – ядовито уточнил Качинський.

– Нет, но думать о пещерах они могут, – воительница ласково улыбнулась.

– Думать они могут о чем угодно! – буркнул капитан. – Коготь вообще склонен к нетривиальным решениям.

– Точно! – расхохоталась Ридица. – Например, подрядить ясновельможного пана спасать бездомную бродяжку!

– Или выкрасть сестренку из-под носа у сестры Ордена Святой Барбары! – не остался в долгу Хюбнер. – Я хоть не знал, с кем имею дело! А кое-кто уже видел…

– Может, тогда, – перебила Ридица, – умный и проницательный пан сообразит, наконец, где искать детей.

– А что, у святой сестры совсем плохо с мыслями? – начал заводиться Хитрюга. – Но хоть карта у нее имеется? Чтобы посмотреть, откуда удобно бегать именно к этим деревушкам.

– Имеется, – согласилась Ридица. – Но у святой сестры нет привычки таскать карты за стол. А вы так плохо знаете свои владения, что требуется карта?

– Позволю себе напомнить, они не так давно мои…

Ядвига дожевала мясо, запила компотом и вмешалась в разговор:

– Если вы прекратите свои брачные игры и послушаете умного человека!..

– Что прекратить? – хором воскликнули спорщики, обернувшись к ней.

– То, чем вы радостно занимаетесь всю неделю! – заявила девочка. – Вы же не дослушали о своих тайных желаниях! А я вообще не понимаю, за каким Нечистым вы до сих пор спите в разных комнатах! Давно бы могли осчастливить меня новой мамочкой, а через годик и братиком. Заодно и прачкам легче – белья стирать меньше пришлось бы!

– А с чего ты решила, – прищурилась Ридица, – что…

– К зеркалу подойди, что ли… – отмахнулась Ядвига, – Ладно, день свадьбы назначим потом. Вы умного человека слушать будете?

– Это ты, что ли, умная? – вопросил Арнольд.

– А кто мне это уже месяц твердит? – девочка откинулась на спинку кресла и довольно улыбнулась.

– Сегодня ты явно не в лучшем состоянии, – Хитрюга многозначительно посмотрел на пустой бокал. – Не перепутала компот с вином? Или выигрыш спора в голову ударил?

– Посмотрим на тебя, когда будешь желание выполнять! – ухмыльнулась «дочка».

– А что-нибудь по делу ты сказать можешь? – спросила Ридица.

– Могу! За тобой тоже желание, если помнишь! – напомнила Ядвига. – И теперь, когда вы оба у меня в долгу…

– Не вздумай!!! – хор звучал очень слаженно.

– Почему? – лицо девочки сияло торжеством. – Зря я, что ли, два часа комедию ломала?!

– Только попробуй! – прошипел Арнольд. – Шутки шутками, а могу и выпороть! Отец я тебе или не отец?

– Сложный вопрос, – задумчиво посмотрела в потолок маленькая интриганка. – До вечера не решить! А утром вы уже будете мне благодарны…

– Ядвига! – Ридица тяжело взохнула. – Перестань дурачиться. Ты что-то хотела сказать про наши поиски?

– А что тут говорить? Недалеко от пасеки деда Панаса на берегу Висы есть выходы известняка. Оттуда как раз и получается один конный переход до любой деревушки, где отметился ларг. Сейчас пора спать, – девочка встала и направилась к двери. – Потому к Панасу поедем утром. Кстати, мы туда охрану не поставили.

– А ты куда намылилась? – прищурился Арнольд.

– Приводить себя в порядок к утреннему выезду!

– Дочка, я, конечно, отец поддельный, но на ларга тебя не пущу.

– Это еще почему? – остановилась в дверях Ядвига.

– Ты мне дорога, как память о безвременно ушедшем Мариуше!

– Святая сестра! – взгляд хозяйки обратился к Ридице. – Я очень прошу! Как можно быстрее доведи ваши отношения до логического завершения. В твоем присутствии папочка глупеет неимоверно! – Ядвига повернулась к Арнольду. – Ты думаешь, Панас будет с тобой разговаривать? То есть, будет конечно! И кланяться будет! Вот только ни слова по делу ты из него не выжмешь! Хоть пори, хоть золотыми засыпь! Старик – кремень! А с ларгом кто будет говорить? Ты? После встречи в Нейдорфе заявишься к нему здесь? Парень тебя просто убьет. А ты мне тоже дорог, как память о безвременно ушедшем Мариуше! Или, может, ты объяснишься? – девушка повернулась к Ридице. – После того, как обрила их сестренку? Думаешь, они разбираются в гигиене?

– А у тебя получится? – спросила святая сестра.

– А то! Я ребенок, и он ребенок!

– Что-то в этом есть…

– Нет! – отрезал Хюбнер. – Слишком рискованно! Пусть лучше меня порвет!

Ядвига вздохнула:

– Каждый из вас должен мне желание. Нечистый с вами, спите, где хотите! Всё рано никуда друг от друга не денетесь! Ну постирают еще пару раз! Но с ларгом говорить буду я! И не забудьте… Впрочем, нет, можете забыть. А с ларгом всё равно говорить буду я!

 

Глава 59

Вильдвер несся, не разбирая дороги. Ноздри раздувались, вдыхая запахи. Почти привычный набор. Дым, мед, мокрое дерево… Но еще лошади, люди… А когда до забора оставалось совсем чуть-чуть – кровь! Свежая! Опоздал!

Они пришли! И убили! Проклятые люди в зеленых, серо-зеленых и голубых куртках! В белых плащах с красным пламенем или куньей мордой на спине! С мечами, копьями и арбалетами! Монахи, кнехты, ягеры, жолнежи, благородные владетели и ясновельможные паны! Ублюдки Нечистого! Мистфинки!

А он опоздал! Опоздал и никого не защитил!

Волна ярости взметнулась и поглотила без остатка. Исчез Отто. Исчез Медвежонок. Остался «Медведь»! Вильдвер! Ларг! Велет! Зверь! Неудержимый и беспощадный! Жаждущий крови и мести!

В том существе, что перелетело через забор пасеки, не осталось ничего человеческого. Лишь Зверь. И он хотел только одного. УБИВАТЬ!!!

* * *

Три года назад бабочник и избач Кошмарик забился с Бамбой, что не пройдет и года, как лощенок, только что выхвативший от жоха затрещину, поставит Бамбу на перо. Здоровенный громила только расхохотался, а Кошмарик увел сопляка, и у того начались тяжелые дни. С ножом Кошмарик умел всё и еще немного. И твердо решил вколотить своё умение в голову и задницу единственного ученика. Через полгода Бамбу нашли с перерезанным горлом, и никто, кроме Кошмарика, так и не узнал подробностей.

«Главное – скорость, – говорил учитель. – Ты должен быть так быстр, чтобы штымп тебя и заметить не успел». Бамба так и скопытился, не увидев убийцу. Незадачливый жох стал первым жмуром ученика. И далеко не последним. Никогда не унывающий Кошмарик возился с мальчишкой два года, пока не нарвался на десяток легавых возле свежего жмура. Веревке бабочник предпочел пару хвостов в грудь и ушел к Нечистому, утянув за собой троих. Лощенок остался без старшего, но попытки подмять ученика под себя оказались верным способом досрочно встретиться с учителем. Кандидаты как-то неожиданно кончились, а мальчишка заработал опасливое уважение, прописку и погоняло Коготь. Тогда ему и в голову не могло прийти, что совсем скоро придется оспаривать последнее достижение учителя в том же «пятом угле». Что ж, троих он взял. Как учили – раньше, чем заметили. Но это была не вся наука Кошмарика… Главное – скорость! Второе – непредсказуемость!

Коготь рванулся вперед. Нырнул под меч, кувыркнулся через голову, полоснул лезвием по голени, оттолкнулся ногами, отбрасывая себя влево, вскочил, подпрыгнул, пропуская клинок, снова нырнул… Крутился, уворачивался, откатывался… Он видел, как падает дед. Слышал истошный крик: «Панас!!!», и как он прервался чавкающим всхлипом. И ничего не мог сделать. Даже дотянуться ножом хоть до кого-нибудь больше не получалось. Его гоняли то трое, то четверо, а он успевал только уходить от ударов, сам не веря, что еще жив и понимая: эта пляска не будет долгой.

И его достали. Не клинком. Ногой. Коготь отлетел к дому, врезался спиной в стену, приложился затылком и, проваливаясь в темноту, увидел, как через забор перелетело маленькое мохнатое тело. Оказывается, ангелы похожи на ларгов… Один в один…

* * *

Шесть или семь хороших бойцов легко справятся с вильдвером-сервом, всю жизнь ковырявшимся в земле. Может быть, потеряют одного – двух. А может, и нет. Против вильдвера умелого, столь малым числом лучше не выходить. А с ребенком-вильдвером драться никто не пробовал. Не было еще таких. Возможно, и получится. Но бойцы должны быть хорошими. И уметь действовать сообща.

Напавшие на пасеку хорошими бойцами стать не успели. Узнать, как биться с ларгами, тоже. Суматошно метались по двору да бестолково размахивали мечами, пытаясь зацепить мелькавшую со всех сторон тень. И умирали.

Первым – худой сутулый жолнеж с прыщавым лицом, вознесший меч над сползающим по стене Когтем. Так и ушел, с недоумением глядя на оторванную кисть и не понимая, откуда хлынул поток крови. Второй тоже не успел ничего сообразить. Третий сумел замахнуться… Остальные кинулись к воротам, один даже выскочил. Их смерть настигла со спины. И всё. Больше убивать было некого. Враги кончились. Посреди заваленного телами двора стоял вильдвер в перепачканных кровью штанах. Ярость постепенно спадала, и на смену приходили горечь и боль.

Дед Панас вдруг дернулся, захрипел… Медвежонок бросился к старику.

– В Сваргу… идите… В Сваргу… – прохрипел дед. – От таки… дела… малята…

Дождь кончился. Заходящее солнце, впервые за два месяца, выглянуло из-за пелены туч и спряталось обратно, словно испугавшись заваленного трупами двора, посреди которого рыдал маленький мальчик, опять потерявший деда…

Примечание

Бабочник – карманник

Избач – домушник

Жох – здесь воровская специальность: грабитель

Штымп – здесь: жертва

Хвост – меч. Хвостатый – мечник или человек, вооруженный мечом.

Пятый угол – Безвыходная ситуация

 

Глава 60

Выехали рано. Ядвига, естественно, настояла на своем. Поэтому вельможный пан забрал из усадьбы всех, мало-мальски способных сидеть в седле и знающих, чем рукоять меча отличается от острия. Заодно сделав обескураживающее открытие: циничный и расчетливый Хитрюга Хюбнер, готовый продать родную мать за пару золотых, без колебаний подставит грудь, принимая клинок, предназначенный поддельной дочке. Точнее, названной. А еще точнее – просто дочке, безо всяких глупых прилагательных.

И то, если вдуматься, мать, подбросившую младенца на порог дома в безымянной северной деревушке, Арнольд и не знал. Подкидышу повезло, что хозяин лачуги в молодости дослужился до сержанта кнехтов. Присланного «Господом и этой шлюхой» сынка сержант не особо жаловал. Но и доброго сделал немало. Вдолбил азы воинской науки, а по достижению четырнадцатилетия отправил по пройденной самим дороге.

А Ядвига-то – вот она. Своя, родная, кровиночка, можно сказать! Правда, Мариуша Качиньского кровиночка, но уж кто личину одел, тот девочку и отцует! И на вильдверов охотиться не берет. Только попробуй не возьми эту оторву… А другой дочки не дано. Да и не надо пока.

А раз уж приходится тащить ребенка к Зверю в когти, то хоть прихватить побольше мяса, что может отвлечь опасную добычу, заплатив своими жизнями за целостность драгоценной дочурки.

Если уж совсем честно, «мясо» Арнольд оставил на охране маетка. Если дойдет до драки, толку от новобранцев не будет. Все равно проживут они ровно столько времени, сколько потребуется вильдверу, чтобы лапой махнуть. Лучше пусть караулы несут, рассевшись по «жердочкам». Старшим остался толковый капрал, рекомендованный Анджеем. Сам сержант Ядвигу без личного присмотра только в спальню пускает да в отхожее место. И то скрепя сердце. Ладно, хороший боец лишним не будет. В довесок к десятку ягеров во главе с Лягашем, да дюжине кнехтов, Анджеем же ученных. Прочее войско по деревням сидит, лес нюхает, караулит мальчишку и возможные пакости от обиженных панов ждет.

Шли ходко, благо погода наладилась. Перестал, наконец, лить хуже смерти надоевший дождь, выглянуло солнышко, и хотя грязь никуда не делась, настроение у всех улучшилось. Такая уж человек скотина, ко всему быстро привыкает и не ценит то хорошее, что имеет. Вот кто летом Господу хвалу возносил за теплое солнышко да сухие дороги? Еще и ворчали, поминая недобрым словом кляту пылюку. А сейчас оценили. Ишь, радуются все, от последнего кнехта до святой сестры и шановного пана. А Ядвига еще и предвкушает, как попробует каких-то особых пышек, что печет старуха на пасеке. Мол, то, что она в усадьбу присылает иногда – совсем не то. Вот когда горячие, из печи, да с медом…

К пасеке подошли часа через два после полудня. Первым забеспокоился Лягаш. Следопыту по должности положено всякие гадости замечать да начальству докладывать. Вот он и доложил:

– Ездили здесь, капитан! Вчера туда десяток прошел. А обратно трое шли. После дождя как раз.

– Грабили?

– Нет, – следопыт замотал головой. – Скорее, разгрузились. След не такой глубокий.

Арнольд следы оглядел, но большой разницы не заметил. Да, шли. Конные. Туда и обратно. Но что там более глубокое, что менее… Лягаш хотел было объяснить, но Хюбнер лишь рукой махнул: что тут рассусоливать: ходу надо прибавить! Скоро всё своими глазами увидим…

И увидели. Первый труп попался у самых ворот. Мальчонка лет восемнадцати в поношенном жупане. Голова шагах в трех валяется. Сразу видно, чья работа! Зверь со спины прыгнул, когти в шею воткнул и рванул… Лягаш, держа меч наготове, сунулся за ворота и остановился, перегородив проход. Хрипло прошептал:

– Ты бы паненку сюда не водил, капитан…

Что же там такое, если у бывалого наемника горло сводит? Хюбнер отодвинул следопыта и заглянул. Да нет, на поле боя и не такое видеть приходилось. Но Лягаш прав!

– Работай!

Вышел обратно, подошел к дочке:

– Ты бы не ходила туда…

– С чего это?!

Хорохорится, а сама побледнела, на труп старается не смотреть. Дамы, они к другим зрелищам привычные – если и видят убитого, то аккуратно проткнутого на благородной дуэли. Бывает, конечно, что неудачливого пана развалят до седалища молодецким ударом, но редко, очень редко. А тут, во дворе, не фехтовали по правилам, предписанным кодексом поленского лыцарства. Тут будто свиней потрошили. Крови нацедили без меры – дождю смыть не по силам оказалось.

– Не ходи. Плохо там…

Не послушалась, конечно, сунулась. И тут же обратно вымелась, и все, что за день съела, полетело под ближайшую сосну. Но кремень девчонка. Рот из фляги прополоскала, подышала немного и снова во двор. Как раз Лягаш выводы излагал:

– Жили здесь пятеро. Дед с бабкой и те, кого ищем. Эти, – следопыт кивнул на трупы во дворе, – приехали, хозяин ворота открыл. Видимо, не хотел благородным гостям перечить. Дом обыскали, всех во двор вытащили. Вильдвера не было, девчонку успели в ухоронку спрятать. Стариков сразу зарубили, а с мальчишкой у них промашка вышла. Шустрый оказался. Троих положил. Еще одному ногу подрезал. А потом Зверь подоспел. Прости, командир, не вильдвер, а Зверь! Порвал всех к Нечистому.

– Кого же сюда принесло? – задумчиво произнес Арнольд. – Больно молоды для кнехтов… Кто из местных, поглядите, может, узнаете кого!

– Не надо, – буркнула Ядвига, с трудом удерживая рвоту. А ведь вроде всё уже под деревом… – Главный – Пшемысл, младший сын пана Новака. Остальные – его жолнежи, в сердючках у младшего ходили, – она сглотнула. – А Панас с Агнешкой?

– В доме, – потупился Лягаш. – Мальчишки перенесли. Не ходили бы вы туда, паненка! Не для ваших глаз та картина…

Ядвига только рукой махнула:

– Лех ведь предлагал стариков в усадьбу перевезти, а сюда молодых переселить. А я отказалась. Не хотела тревожить. А получилось, убила…

– Не ты, – возразила Ридица. – Новак.

– Я! – по щеке скатилась слеза. – Если бы не наша затея с этим почесуном, не озлобился бы пан!

– Это Вы на себя напраслину возводите, пани! – вмешался Анджей. – Новаки завсегда так отроков к крови приучали. Налетят на чужую деревню, хлопов порубят. После старый пан хозяину откуп заплатит. Пан Лех тоже хотел методу перенять, насилу отговорили.

– А я почему не знаю? – безразлично спросила Ядвига, стараясь глядеть в сторону.

– Лех с Войцехом хороводились, вот он на наши деревни и не пускал молодых. А потом, – сержант усмехнулся, – пана Мариуша забоялся. Теперь не боится. Съехал вчера. Небось, на новом месте сыновей ждать будет. Интересно, куда старший пошел?

– В Легницы, – раздалось от ворот.

Зигмунд Фрай вошел во двор, осмотрелся, уважительно присвистнул:

– Я ведь говорил, что с вильдверами только раз воюют.

Но вопросов задавать не стал, сначала доложил:

– Позавчера ночью налетели. Человек тридцать, все молодежь. Думали, сервов рубать будут, ну и вляпались в дерьмо обеими ногами! Мы их по дворам перестреляли, будто куропаток. Ни один не ушел, – капитан ухмыльнулся и продолжил. – А эти у них резервом. И нет, чтобы своим помочь – сбежали. Мы только днем след нашли… Кабы он на восток шел, и не пошли бы. А так решили, надо проверить.

– На день пути? – усмехнулся Арнольд.

Фрай ответил такой же ухмылкой.

– С тобой много народа?

– Десяток.

– А в Легницах кто остался?

– Петер. Народу хватит.

Хюбнер кивнул.

– Что делать будем, святая сестра?

– Лягаш, – отвлеклась от раздумий Ридица. – Куда ходил вильдвер?

– Да кто ж его знает?

– А направление?

– Оттуда вернулся, – следопыт махнул рукой.

Воительница вытащила карту.

– Дело в том, пан Мариуш, что отряд из десятка конных ларг почуял бы издалека. И успел вернуться до их приезда. А он не успел. Значит, был слишком далеко. А в указанном направлении… – Ридица развернула карту, мельком глянула. – Всё верно. Нет там деревень. Зато есть усадьба. Некого пана Качинського. Мальчишка весь день следил за нами!

– Задница Нечистого!

– Именно, – подтвердила сестра. – А на разговор не пошел. Значит, что-то отпугнуло. Может, вентскую речь услышал, может, узнал кого. В общем, сейчас эта троица, что есть сил, удирает на восток. А если учесть настрой мальчишек, то через заставу они будут прорываться с боем.

Хюбнер присвистнул.

– Увы, вельможный пан, – покачала головой Ридица. – Вам только кажется, что знаете исход этой схватки. Всё гораздо хуже.

– А какой будет исход? – впервые с момента прибытия на пасеку в голосе Ядвиги прозвучала заинтересованность.

– Плохой, – ответил Арнольд. – Порубежники, да еще на сварожском порубежье – не та шваль, – он кивнул в сторону трупов. – На вильдверов натасканы. Мальчишке их не одолеть…

– Вы не учитываете один маленький нюанс, – усмехнулась Ридица. – Сварожцы не будут смотреть, как убивают велета. От поленцев останутся только куски. А отношения сейчас и так натянутые донельзя.

– Думаете, война?

– Очень вероятно…

– А почему, – снова вмешалась Ядвига. – Ты считаешь, что сварожцы вступятся?

– Потому что в Сварге велетов любят и берегут. На что они отвечают тем же, – ответила Ридица. – И на каждой заставе их по пять, а то и больше.

Хюбнер уже командовал.

– Анджей! Выбери тех, у кого кони похуже. Навести порядок, взять под охрану. Остальные – к маршу. Запасы еды и корма на неделю! Если не хватит овса, бери пшеницу. Полчаса на всё. Надо догнать их до рубежа! Ядвига…

– Я с вами!

– Доча… Он сейчас злой!

– Я с вами!!

– Возможно, придется его убить!

– Я с вами!!! И это не обсуждается!

Примечание

Сердюки – личные воины пана. Сердючки – личные воины панского сына.

Хороводиться – быть близкими друзьями

 

Глава 61

Они ушли сразу. Только занесли деда и бабушку в комнату, уложили на лавки и закрыли им глаза. Вытащили из ухоронки перепуганную Белку. И наскоро собрали вещи.

– Конными дойдем за неделю, – сказал Коготь, и Медвежонок кивнул. – Но придется по дорогам. Могут задержать.

Медвежонок пожал плечами. Пусть, мол, попробуют. Ярость не ушла. Укрылась в глубине, ждала новых целей.

Белка плакала, сидя около бабушки. Гладила мертвую руку…

Коготь отобрал коней.

Медвежонок стянул с трупов жупаны, стараясь выбирать жмуров поменьше ростом. Зашивать дыры не стали, всё равно маскировка паршивая. Жупаны, даже натянутые поверх меховых курток, были велики.

Белка плакала.

Закрывать ничего не стали. Ни ухоронку, ни дверь, ни ворота. Придут новые хозяева – уберут. И предадут стариков Очистительному Пламени. Надо бы самим, но нет времени. Если только с пасекой… Но дед Панас этого бы не одобрил. И бабушка тоже. А костер – некогда. Да и кто сказал, что души умерших без огня не найдут дорогу? Функи? Их ложный Господь? Конечно, ложный! Настоящий бог не допустил бы этих смертей!

Медвежонок смахнул непрошеную слезу и занялся делом. Плакать – Белкина работа. Девочке сподручней. За всех.

Белка и плакала.

Управились за час.

Сначала шли медленно. Белка держалась в седле неуверенно и боялась ехать быстро. У Когтя кружилась голова. Иногда спешивались, вели лошадей в поводу. Пару раз Медвежонок нес Белку. Коготь справлялся сам. Через пару часов приноровились. Мост через Вису проскочили уже в темноте, перед самой установкой рогаток. Промчались галопом, не дав стражникам времени сообразить, что происходит. Впрочем, те и не рвались особо высовывать носы из теплых будок. Правда, Белка чуть не грохнулась с коня, но Медвежонок успел поддержать, благо скакал в Облике, всё равно ночью да под длинным жупаном не разберешь.

И после никто не пытался останавливать. У путешествующих своих забот хватает. Да и не так много людей встречалось. Дождь кончился, но телеги по размытым дорогам проходили с большим трудом, и народ старался не вылезать из дому без нужды. Первые дни с непривычки болели мышцы. Когтя это не сильно беспокоило, Медвежонок спасался Обликом: пока устраивали лагерь и ужинали – боль уходила. Хуже всех пришлось Белке, но на третий день приноровилась и она. На ночь съезжали с дороги, ночевали в лесу, с рассветом двигаясь в путь. Ехать в темноте не решались. В первую ночь вынужденно попробовали, но не понравилось. Хотя больше не лило, тучи так и не рассеялись. Дорогу благодаря зрению ларга потерять не опасались, однако Белка, хоть и чуть привыкла к седлу, могла упасть. Да и получалось медленно, проще дать отдохнуть и лошадям, и себе.

Трижды попадались города. Заезжать не стали: бедно одетые дети на хороших конях могли вызвать вопросы. Объехали по широкой дуге. А через деревушки проскакивали, не останавливаясь, лишь понукая коней.

На седьмой день Медвежонок, перекинувшись в безлюдном месте, почуял впереди большую воду. И скопление людей и лошадей сзади. Люди были гораздо ближе воды. И хотя это мог быть кто угодно, от каравана купцов до едущего по своим делам пана с жолнежами, ни у кого не возникло ни малейших сомнений – погоня!

* * *

Пятнадцать лет назад Арнольд еще не был ни Хитрюгой, ни капитаном. Зато был восхитительно молод, в меру удачлив, и крайне самонадеян. Именно последняя черта привела ягера в неудачное место в неподходящее место. То есть, для задуманного действа и полночь, и спальня баронессы Грациано подходили как нельзя лучше! И сама Моресса была великолепна! Вот только барон Клаудио оказался подозрителен, ревнив и глуп. Мало того, что появился там, где не нужен, так еще и схватился за изукрашенную железку, по недоразумению числящуюся мечом. Теперешний Хюбнер набил бы ревнивцу морду и, пригрозив оглаской случившегося, ушел себе восвояси, не забыв поблагодарить баронессу за прекрасную ночь. А тогдашний не придумал ничего умнее, нежели заколоть беднягу. Всю следующую неделю с незадачливым любителем прекрасного пола жаждали познакомиться королевские стражи Салевы и собратья по ремеслу, нанятые оскорбленной женщиной. И лишь добравшись до границы Сапога, Арнольд вздохнул спокойно. То была славная гонка!

Сейчас казалось, что в те дни ягер плелся медленнее черепахи. Отряд летел вперед, ежедневно преодолевая невероятные расстояния. Глубокой ночью люди выпадали из седел во дворе очередного трактира, чтобы с рассветом водрузиться обратно и снова нестись по следу, становящемуся всё свежее. Арнольд с жалостью поглядывал на Ядвигу. У здоровых мужиков глаза вваливались, а тут ребенок, девочка… Впрочем, дочка на жизнь не жаловалась.

С такой гонкой погоня должна была закончиться за пару дней, но дети передвигались на удивление быстро. И всё же недостаточно. Разрыв сокращался. И в полдень шестого дня погони седоусый старший охраны встреченного обоза, почесав затылок, произнес:

– Видел я эту троицу, шановний пан. С полчаса назад мимо нас пролетели, как оглашенные. Даже задержать думал. Брюхом чуял, что с ними что-то не гаразд. Только у меня своя работа, так что звиняйте, шановный пан.

Арнольд коротко поблагодарил человека, не знающего, что всего полчаса назад он вторично родился на свет, и пришпорил коня.

– Эй, шановный пан! – заорал вдогонку седоусый. – Они не к заставе поехали! На Пекуты свернули!

* * *

Развилка вынырнула неожиданно. Может, потому, что отвлеклись, огибая встречный обоз. А может, мысли были заняты обнаружившейся погоней. Уходящая в лес узкая тропа – двум всадникам еле разминуться. Коготь, не раздумывая, свернул с тракта.

– Зачем? – проорал Медвежонок, пытаясь перекричать стук копыт.

– Мост охраняют! – заорал брат. – Дорога – деревня! Лодку наймем! Или купим!

Ну да, всё правильно. На мосту заставы с двух сторон. Задержат наверняка. Договариваться некогда, а драться опасно. Белку зацепить могут. Да и в порубежье всегда лучших воинов держат. Так еще дед говорил. В деревне лодку купить несложно. Хоть коней взамен отдать. Любая лошадь больше лодки стоит! А тут три таких зверюги!

Медвежонок принюхался. Погоня приближалась. Река тоже. Понять, успеют ли они отплыть, не получалось. Коготь глянул вопросительно, кивнул, поняв ответ, посмотрел на Белку. Девочка улыбнулась. Тяжело ей. И Когтю тяжело. Здорово его мистфинки головой приложили. Всем тяжело. Даже ему, а у него ведь Облик есть! Но Белка держится. И Коготь. А ему тем более положено!

Снова принюхался. Река совсем близко. На минуты счет. А погоню слышно уже. Не успеть! Что делать?! Что?..

Медвежонок пришпорил коня и, поравнявшись с Когтем, перебросил тому поводья.

– Уходите! Я их задержу!

– Сбрендил?! Их же до!.. Убьют!!!

– Всем не уйти! Задержу и сбегу! Я – «Медведь»! Белку спасай!!!

И не слушая возражений, спрыгнул с седла.

* * *

Погоня подходила к концу. Если бы не лес, да топот копыт собственных коней, беглецов было бы видно и слышно. До них не мили, считанные сотни локтей. А может, уже десятки. Как бы еще избежать боя, заставить детей говорить, а не драться… Вильдвер может броситься сразу, и у Арнольда не поднимется рука его осудить. Слишком многое мальчику пришлось пережить.

Хюбнер рванул так, что обогнал кроатца Ридицы, вылетел из-за поворота и остановился, подняв коня на дыбы. Дальше дороги не было.

* * *

Медвежонок огляделся. Хорошее место. С обеих сторон от дороги густой ельник. Кони не пройдут. Пешком ребят не догнать. Лишь бы у Когтя с лодкой сложилось. Пройти можно только по дороге. А на дороге он!

Медвежонок встал так, чтобы впереди был прямой участок. Пусть увидят издалека. Остановятся, замешкаются. Может, испугаются хоть на минуту. Это даст брату время. Немного, но даст.

Сбросил тяжелый жупан и куртку. В бою лишь помехой будут. И рубаху тоже, на белом хорошо видна кровь. Ни к чему врагу знать, удалось ли его зацепить. И пусть видят, с кем имеют дело. Еще немного времени. Каждая выигранная минута пригодится Когтю и Белке.

Откинул одежду на обочину, чтобы не мешала, и вышел на середину дороги. Замер. Настраиваться некогда. И не надо. Ярость уже проснулась, напитала силой, очистила голову от лишних мыслей.

Они снова пришли, проклятые мистфинки! Убившие деда! И второго деда! Панаса! И бабушку! Пришли, чтобы убить Когтя и Белку! Всех, кто ему дорог! И его самого. Что ж, кто хочет крови – получит кровь! Их слишком много, чтобы прикончить всех. Один труп они получат, но, дорогой ценой. Очень дорогой! Здесь, на лесной дороге, их ждет Смерть! И возраст не важен! Ничто не важно! Он вильдвер! Он «Медведь»!

Вылетевший из-за поворота всадник остановился на месте, подняв коня на дыбы…

* * *

Деревушка приютилась на берегу, почти вплотную подступив к воде. Почти, потому как дорога шла по самому берегу. Или вода поднялась, из-за прошедших дождей… Коготь остановил коня и огляделся. Небольшое селение, с десяток дворов. Зато у каждого – лодка, а то и две. Вот только весла осторожные жители прячут в сараи. Но на этот раз повезло. Возле одной из долбленок возился невзрачный мужичок.

– Здрав будь, тато, – Коготь спрыгнул с коня. – Лодку продашь?

– И вам не хворать, шановный пан, – вид мальчика явно привел мужика в замешательство. – Так не можу ж я без челна-то. Живу с нёго…

– Так с трех-то коней лучше жить можно, – времени торговаться не было.

– Трех коней? – мужик впал в оторопь. – Так жалко лодку-то…

– Короче! Берешь ловеков за долбленку, или я тебя прям тут распишу под сварожских идолов и за так возьму!

В руках Когтя замелькал нож. Мужичок следил лезвием с нарастающим страхом.

– Белка, садись!

Держа перо наготове, мальчишка забрал весло, столкнул лодку с берега, и, что было сил, заработал веслом.

– А Медвежонок? – спросила девочка.

– Он нас догонит. Обязательно догонит!

– Его не убьют?

– Ты что! – Коготь из всех сил старался, чтобы голос не дрожал. – Его невозможно убить! Он же ларг! «Медведь»!

И усилием воли сдержал слезы…

* * *

Конь помахал передними ногами и опустил копыта на землю.

– Отто! – окликнул Арнольд.

Перегораживающий дорогу не шелохнулся. Маленький босоногий мальчишка, одетый лишь в потрепанные грязные портки, стоял и смотрел. Слишком расслабленно, чтобы обмануть Хитрюгу. Впрочем, он никого бы не обманул. Короткая бурая шерсть, выступающие клыки, клинок. И полная неподвижность. Где-то в паре шагов впереди проведена незримая черта, и преступивший ее умрет. Сейчас перед ним не Отто, не Медвежонок. Зверь. Достойный внук Теодора Рваное Ухо.

Но почему? Выходить вшестером против опытного вильдвера – глупая затея. Но три десятка – не полдюжины, и исход боя меняется на противоположный. Это для взрослого умелого бойца. О мальчишке и говорить нечего. Драться – самоубийство. И он может уйти в любое мгновение. Через ельник, куда не сунешься на конях. Либо слишком самоуверен, либо… Почему не ушел Теодор в Лукау? Прикрывал мальца, не умеющего оборачиваться! А теперь этот малец прикрывает отход своего брата. И, подобно деду, будет драться, даже пронзенный тремя копьями. И что делать?

Сбоку втиснулся красный конь. Святая сестра оглядела мальчишку, поджала губы:

– Он не будет разговаривать.

– Не будет, – согласился Хюбнер. – И не нападет, пока мы не двинемся вперед. Выигрывает время для брата. Что будем делать?

– Не знаю… Попробую достучаться. Отто!

Вильдвер не шелохнулся.

– Послушай!

– Всю дорогу перегородили! Ни пройти, ни проехать! – Маленькая фигурка просочилась сбоку от Арнольда, обдирая спиной еловые ветки. – Мы как договаривались? – сделала шаг вперед.

– Ядвига!

Дочка ловко увернулась от руки Хюбнера, приблизившись к Зверю еще на два шага. Где эта проклятая черта? Арнольд спрыгнул с коня и бросился вперед. Победить зверя в одиночку нельзя. Но можно успеть прикрыть! Рядом рванулась Ридица, умудрившись опередить капитана.

Ядвига резко обернулась. Голос ударил хлыстом:

– Назад! Назад, папочка! Сестра, ты еще перекинься! Все назад! Говорить буду я!

Ни в этот момент, ни позже Хюбнер не мог объяснить, почему он остановился. Почему послушался. И не он один. Все. Даже Ридица.

А Ядвига повернулась и неторопливо пошла к Зверю…

* * *

Пшек. Тот самый пан из Нейдорфа, что вписался за Белку. Но теперь Отто его узнал. Он был в Лукау. Приехал с Мистфинком. Слуга Фридриха! Вот откуда тянется. Мариуш Качиньский. Неважно.

Куница. Воительница, с которой справится не каждый ларг. Зачем тебе нужна была Белка, монахиня? Тоже неважно.

За спиной парочки теснятся ягеры в голубых куртках. Куртки можно перекрасить. Повадки не спрячешь. И это неважно.

Пытаются заговорить. О чем? Неважно! Мне не о чем говорить с вами, мистфинки!

Между копытами коня лжепшека и чертой смерти четыре шага. Страшно делать их первым? Ваш страх неважен.

Важно время! Каждое мгновение, приближающее Когтя с Белкой к спасению. Остальное – неважно.

Девчонка. Дочка? Ядвига Качиньская. «Добрая паненка». Зачем ты убила деда Панаса, ясновельможная? Он считал тебя хорошей. Мистфинки тебя слушаются? Тоже считают хорошей. Тем больней им будет. Еще шаг, паненка…

* * *

Как легко быть смелой, когда тебя защищают титул, пол, возраст и верный Анджей с двумя дюжинами жолнежей… Или когда за спиной папочкины ягеры в смешных голубых куртках. На худой конец, взбалмошный и бестолковый пан Лех, бездарь, задира и пьяница, но всё же вельможный пан… Когда разрешено всё. Нахамить владельцу соседнего маетка. Прижать к стенке заезжего наемника. Швырнуть нож в деву-воительницу. Всё! И всё безнаказанно. Вельможный пан не вызовет на поединок сопливую девчонку, ягер не полезет в драку против полутора дюжин бойцов, а святая сестра не зарубит ребенка. Потому что наглая, бесцеремонная, «оторва», в первую голову – ребенок, девочка и наследница маетка. Вельможная паненка… Любой каприз – закон…

И как страшно, когда всё это не имеет значения. Когда впереди стоит жаждущий крови Зверь, которому плевать на титул, возраст и воинов за твоей спиной. Одно движение, и то, что еще недавно было Ядвигой Качиньской, упадет, заливая землю кровью. И никто не успеет прийти на помощь. Даже пошевелиться.

Их только двое: она и Зверь. Маленький и неподвижный, еще более жуткий в своей неподвижности. Прорывающиеся сквозь кроны деревьев лучи покрывают бурую шерсть красными пятнами. Почему красными? Солнце должно оживлять, а не добавлять в облик кровавой жути. Но не хочет. И сама шерсть, словно сгустки спекшейся крови. Оскаленные клыки. Когтистая лапа, сжимающая рукоять короткого меча. Или длинного ножа? Какая разница? Чтобы убить ее Зверю не нужно оружие. Достаточно когтей, рвущих, будто бумагу, любые доспехи. Или рук, способных одним движением свернуть шею взрослому мужчине. Замершая смерть. Ждущая жертву. Каждый шаг может стать последним.

Как же хочется завизжать и броситься назад. Пока не поздно, пока не перешла черту, за которой нет спасения. И бросить вперед жолнежей и ягеров. Они справятся. Потеряют несколько человек, но убьют Зверя. Кого ты готова отдать за смерть мальчишки, не сделавшего тебе ничего плохого, вельможная? Анджея, носившего тебя-кроху на руках? Его сына Вячика? Веселого великана Зигмунда? Поддельного папочку, успевшего стать родным? Или сестру Ридицу? Впрочем, нет, эта выживет! А может, всех? Оптом! Кого ты готова предать, паненка?

А если хочешь, чтобы они жили – иди вперед. К Зверю. Закрой их собой. Убеди смерть отступить. Или умри первой. Это твоя судьба, владетельница. И никто другой не сможет тебя заменить.

Это так просто. Подойти. Объяснить. Он же не Зверь, он мальчишка. Ты всегда мечтала о таком брате, Ядвига. Маленьком. Хорошем. Верном. Добром. Он добрый. Надо только сказать ему это. Достучаться. Пробиться через стену зла, причиненного людьми. Он добрый, хороший, он поймет. Должен понять. Только надо не кричать издалека… Подойти поближе… Сделать несколько шагов. Сначала один, потом еще… Господь всемогущий, как же страшно!..

* * *

Она сделала этот шаг. И еще один. Никто и ничто не могло ее спасти. Но Медвежонок медлил. Будь на ее месте пшек, куница, любой взрослый, иди паненка с мечом или хотя бы ножом, всё бы уже кончилось. Но убить безоружную девочку, ростом чуть больше Белки…

Паненка остановилась шагах в пяти. Подняла полные слез глаза и тихо сказала:

– Прости меня. Можешь убить, если хочешь. Только прости!

* * *

Лодка ткнулась в траву. Коготь выскочил, не обращая внимания на хлынувшую в сапог воду, вытянул челн на берег насколько мог, помог выбраться Белке. И остановился. Куда? Больше всего хотелось пристроить девочку и рвануть обратно, туда, где убивали брата. Вон и убежище подходящее… Но не рванул. Жизнь приучила не поддаваться чувствам. Помочь он не сможет. Только отберет у Медвежонка возможность убежать. Надо идти дальше. Они в Сварге. В месте, о котором рассказывал дед Панас. Коготь не верил во всеобщее счастье, молочные реки и кисельные берега. Но здесь не охотятся на ларгов и не жгут людей на кострах. А с остальном можно справиться… У них есть нож и десять золотых за подкладкой куртки. Он сглотнул застрявший в горле комок и повернулся к Белке:

– Пойдем!..

* * *

– Догонишь, и выходите на сварожскую заставу. Тут недалеко, я по карте смотрела, от силы пара часов. Мы туда ваших коней пригоним. И вещи. И сразу скажи, что ларг. По-сварожски: «Велет». А лучше в Облике приди. И не забудь сообщить, что хочешь служить князю. Тогда сразу вельможным станешь! У них это по-другому называется, но неважно! И просись на Хор-ти-цу! Ты хорошо запомнил? Ничего не перепутаешь?

– Да запомнил, запомнил…

– Не бурчи! Всё же хорошо!

– Не всё…

– Отто! Ну пожалуйста!

– Ладно, не сердись. Спасибо, шановна пани!

– Я тебя поколочу! Потом, когда ты будешь адекватный.

– Какой?

Короткий вздох, шмыганье носом.

– Когда ты этого захочешь…

* * *

– Мы живем в страшном мире, святая сестра, – Хюбнер вздохнул, провожая взглядом уходящую лодку. У мальчика позади тринадцать трупов. И это только начало. Ему еще восьми нет. А сколько у его братца? Мы знаем про пять, но ведь на ком-то он оттачивал умение. А что дальше?

– Дальше они перестанут считать, – ответила Ридица. – Сделают это своим ремеслом… Наш мир такой, какой есть. Не жалеешь, что не получил ручного вильдвера?

– У меня есть, – улыбнулся Арнольд. – Не ручной, правда, но и Отто ручным не станет. Он – «Медведь». «Честь и верность»! Так, кажется.

– У «Медведей» не было девиза. И герба тоже. Даже их флаг – на самом деле стяг фон Каубахов. Но по сути ты прав. Давно догадался?

– Почти с самого начала. Только не я. Дочка. Ядвига куда прозорливее меня. Обо всем догадывается. Погостишь у нас еще?

– И сколь долго вельможный пан готов терпеть в своем маетке наказание Господне в моем лице?

– Хоть всю жизнь!

– Извини, Мариуш! Три года. Больше у нас отпусков не бывает…

– Почему три?

– Пока ребенку не исполнится два.

Хюбнер усмехнулся:

– А если ребенок не один?

Ридица рассмеялась:

– Тоже Ядвига придумала?

– Ну уж нет! В этом деле я как-нибудь без нее обойдусь!

На противоположном берегу маленькая ловкая фигурка скрылась в лесу.

Стоявшая у самого среза воды девочка развернулась и подошла к ожидающим взрослым. Окинула их взглядом, ухмыльнулась:

– Твой пансионат благородных девиц находится на Хор-ти-це? Пожалуй, стоит проучиться там немного. Года три вы без меня справитесь. Верно, мамочка?

Пан Мариуш Качиньский расхохотался, обнимая неожиданно покрасневшую Ридицу:

– Я же говорил, она обо всем догадывается!

Примечание

Что-то не гаразд – что-то не в порядке (полен). Устойчивый фрезеологический оборот.

 

Эпилог

Шо там был за шум, кум? Та, не бери до головы! Всё у тих вельможных не слава Господу! То забери трех лошадёв за лодку, хочь моё корыто и полконика не стоит! И прямо с ножом до горла! И поклажу бросили. То езжай лодку забирай с того берега! Та я ж ее продал ужо! Нет, перевези мальца, а челн платой пойдет! А потом гони усё взад. И мешки, и лошадёв! За два злотых! Та я за один злотый усё бы отдал! Они того не стоят! Коники не стоят, злотые стоят!

И шо в итоге? За два перевоза две монетки получил. Усё по-обычному. Только заместо медяков – злотые! А я супротив того слова не скажу! Еще ж цидульку выдали до нашего пана, шо злотые честно зароблены и паном моцным та святой сестрою жалованы!

Шо зачем твою лодку брал? До своей доплыть! Не лезть же до Буга! Чай не май на дворе! Шо тебе? Який злотый? За перевоз медяк полагается. Держи и не балуй! А злотых тебе давать не велено. Та панами и не велено, раз до цидульки твое имя не вписали. Та не замай, всё одно пан отымет! Не, с меня не отымет, у меня цидулька е!

Так шо, держи, куме, медяка и не журайся! А то передумаю! Та ладно, держи два! И горелка с меня на радостях! Пей, пока угощаю! Дай Господь здоровья тем панам! Таких бы да на кожен день…