Вторая книга про Когтя и Медвежонка. Спустя три года. Рекомендую сначала перечитать «Волчье семя»

 

Пролог

За три года до описываемых событий Нордвент. Владение Фейербах

– У нас гости, Ваше Сиятельство! – Ганс вытянулся, будто норовя обратиться в рыцарское копье. Мощное такое, надежное и острое…

Барбара Анна Ольгельда Гаштольд, маркиза фон Фейербах, герцогиня фон Летов-Форбек, радная поленская паненка герба Габданк, тряхнула головой, прогоняя фривольные мысли. Это все долгое одиночество! Ну и светские книги за авторством некоего де Донасьена… И ведь вроде бы приличный человек, дворянин шпаги, но пишет такое похабство, что не оторваться…

Выждав еще несколько мгновений, чтобы сердце снова начало отбивать привычный ритм, а не трепетало будто в мазурке, Барбара еще раз взглянула на дворецкого. На этот раз – с иронией.

– Ганс… – вздохнула маркиза, которая (для простоты) всех слуг называла Гансами, – я же не слепа и ноги у меня есть. И они могут даже донести меня до окна, дабы я узрела во дворе гостей в очень знакомых плащах. Кто именно из святых сестер решил почтить нас визитом? Привнести, так сказать, свет в наше мрачное существование?

– Святая мать Ванесса, комтура Ордена Дев-Воительниц!

Барбара со вздохом отложила книгу. Не забыть бы, какая страница, а то вылетит из памяти, ищи потом!

– Ганс, ты бездумный бездельник, чья память будто драное решето! Не Орден Дев-воительниц, а Орден святой Барбары! И я, и ты понимаем, что разницы никакой. Но политес и куртуазность! В уставе же Ордена записано… И вообще, раз Орден назван в честь дамы с таким именем, то стыдно этого не помнить! А то ведь от неграмотных болванов, вроде тебя, хронисты нахватаются всякой чуши и запишут меня в основательницы! Мол, распутница-герцогиня совратила Столпа Веры, дело вылезло наружу, и дабы замолить грехи, учредила Орден, набрав первых сестер из числа своих же кнехтов. Хотя, признаться, мне самой непонятно, что нужно сделать с кнехтами, дабы получить воительниц? Да еще дев! Если банально отрезать лишнее, то получится не совсем то. Или совсем не то!

Привыкший к определенной эксцентричности госпожи дворецкий, не пытаясь разобраться в хитросплетении слов, застыл, словно соляной столб, по странной прихоти природы обряженный в малиновую ливрею…

– Эх ты, – горько произнесла маркиза, – нет чтобы посочувствовать своей госпоже… Ведь меня не будет на свете, когда поползут подобные слухи! И кто станет укорачивать слишком длинные языки?! Впрочем, что ты понимаешь, скотина бесчувственная. Казнить тебя, что ли?..

Однако даже от столь заманчивой перспективы лицо верного слуги не дрогнуло. То ли и этого не понял, то ли знал, шельма, что хозяйка шутит.

– Чего застыл?! Зови дорогих гостий!

Ганс дернулся в нелепом подобии поклона и вышел. Хлопнула дверь. Нет, ну в самом деле, обнаглел! Взять да и утопить его в замковом рву!

Маркиза посмотрела на обложку книги, сиротливо лежащей среди кипени кружев. Надо бы убрать, а то увидит комтура, краснеть будет.

Томик лег на верхнюю полку секретера. Задумка хороша, и видно, что автор разбирается, о чем пишет. Да и к иллюстрациям не придерешься – чувствуется рука настоящего мастера! Такому бы картины рисовать – не грех и стену украсить.

Но все же, все же… Бедновато, если говорить прямо и открыто! Ничего нового, пережевывание одного и того же. Помнится, они с мальчиками в свое время выдумывали куда как интереснее! А ведь приди в светлую голову Донансьена мысль о том, что в постели хватит места и троим… Самой, что ли, описать? И назвать эдак позаковыристее: «Любовные похождения Анжелики де Сансе де Монтелу, графини де Пейрак де Моран д'Ирристрю». И псевдоним обязательно. Хелена фон Гримдарк фон Штангенциркуль, к примеру. Звучит ведь? И еще как!

Нет, надо обязательно обдумать эту мысль! И всенепременно списаться с Донансьеном! В нем чувствуется определенный потенциал…

Маркиза грустно улыбнулась своим мыслям. Эх, мальчики, мальчики… Вы слишком рано покинули несчастную слабую женщину. Стоило прислушаться к папа: долго живет тот, кто сперва думает, а потом уже шевелится! И думать надо на много шагов вперед, не забывая про мельчайшие детали. Но мальчики спешили жить и не желали смотреть хоть на вершок дальше своих носов…

Вот и приходится все делать самой. Хотя малыш Рауль подает надежды. Сорванец пошел не в отцов, а в деда.

Раздались близкие шаги. Маркиза стерла с лица грусть и изобразила радушие. Вовремя. Дверь распахнулась.

Комтура явилась одна, оставив эскорт на попечение слуг. Разговор тет-а-тет. Значит, что-то серьезное. С другой стороны, каким может быть разговор у девы-воительницы немалого сана и хозяйки одного из крупнейших владений страны? Только и исключительно серьезным. И судя по морщинам, что собрались у глаз комтуры – неприятным.

Ну а с третьей стороны, за все приходится платить. В том числе, и за положение в обществе.

Родись Барбара в семье сервов-землепашцев, никто бы не тревожил подобными разговорами. Вкалывала бы в поле от рассвета до заката, да по дому после заката. Ни интриг, ни завистников, ни клеветников… И на твои владения никто не претендует, ибо их нет. Не считая, конечно, тех, что между ног. Ими бы пользовались просто и без ухищрений. Лет в десять изнасиловали бы проезжие ягеры, в четырнадцать-пятнадцать выдали бы замуж за пастуха или корчмаря – ну это как повезло бы. В двадцать пять – пяток детишек, морщинистое лицо, отсутствие половины зубов (частью выбили, частью сами выпали от цинги), седые волосы. В тридцать пять – Очистительное Пламя. Ведь риттеру надо отчитаться перед бейлифами о выявленных и спасенных, а за старую каргу никто и голоса не подаст…

Нет уж, лучше порадоваться, что родилась герцогиней! Ведь уже давно не тридцать пять, и даже не двадцать, но кто подумает, что Рауль не брат, а сын? Что же до клеветников и завистников – да примет Господь их заблудшие души, да не пожалеет им Нечистый тернового куста поколючее…

Ладно, обо всех этих неприятных вещах можно подумать и позднее. А сейчас – приветливость, радушие и прочий этикет.

– Счастлива видеть вас, святая мать, в нашем захолустье! – пропела маркиза с улыбкой на устах. – Не откажитесь разделить скромную трапезу? Или желаете отдохнуть после долгой дороги? И я, и мой замок до последнего мышонка в вашем распоряжении!

Комтура улыбнулась в ответ:

– Вот от мышонка я точно откажусь, ибо, хвала Господу, не сова… Как, впрочем, откажусь и от трапезы: труба зовет, а дела толкают в спину неостановимым потоком. Но против бокала вина возражать не буду.

Маркиза дернула обшитый бархатом шнур, вызывая Ганса.

– Вина и закуски. Быстро, но не спеша, – шепнула она на ухо появившемуся слуге и повернулась к гостье. – Вино сейчас принесут. Если, конечно, из врожденной неуклюжести не разобьют всё. Вы же присядьте, присядьте, прошу Вас! Чувствую, впереди ждет не менее утомительный путь, так к чему лишний раз утруждать себя?

– Благодарю, маркиза, – церемонно кивнула воительница, устраиваясь в углу большого мягкого дивана. – Ваша доброта к незваным гостям не знает пределов, воистину, тень Господа осеняет ваше чело…

– Ради всего святого, какая «маркиза», - всплеснула руками хозяйка, – просто Барбара!

– Тогда просто Ванесса, – с улыбкой откликнулась гостья, – без «матери» и «сестры».

– Решено отныне и вовек! – хлопнула ладонью по бедру маркиза. – О, а вот и наш Ганс, который состоит в родстве с безногими черепахами… Поставь все на столик. Да не туда, олух! На соседний! А теперь покинь нас!

Маркиза всем телом повернулась к комтуре, закатывая глаза:

– Нынешние слуги такие бестолковые! Поставить вино на туалетный столик! Ужас! Впрочем, подобное пренебрежение к мелочам – извечный удел всех мужчин. Помню, Рональд умудрялся проделывать подобный кунштюк чуть ли не еженедельно… Бедняга…

– И не говорите, Барбара, потрясающее бескультурье! – святая сестра решила отвлечь загрустившую хозяйку свежими сплетнями. – Впрочем, вашему слуге далеко до графа фон Бромберга!

– Как интересно! – выдохнула маркиза. – И что же сотворил сей недостойный муж?

– Два месяца назад явился на королевский бал в алом плаще, дублете цвета морской волны и малиновых шоссах поверх ярко-зеленых лосин!

– Очистительное Пламя его забери… – пораженно ахнула Барбара. – Какая безвкусица!

– Это мягко сказано, – махнула рукой гостья. – В свое же оправдание граф заявил, что скопировал наряд с птицы, привезенной из Антиподии, где живет множество диких обезьян и у мужчин на всех одно-единственное имя.

– Последнее, возможно, и к лучшему, – маркиза укрылась за веером, – не надо ломать голову, запоминая, кого как зовут.

– А барон Максфельд, – продолжила святая сестра, – увидев разноцветье графских одеяний, прилюдно назвал графа той самой птицей, да еще всячески склонял имя мужчин-антиподов… И как склонял! Верите, даже фрейлины разбегались в смущении. А уж эти-то привычны ко всему!

– И чем же все кончилось? – от возбуждения щеки маркизы покраснели, и она подалась к комтуре, словно боясь пропустить мельчайшую подробность столь захватывающей истории. – Дуэль или война домов?

– Ну что вы, какая война в наше скучное время? Два разряженных петуха помахали мечами в парке и снесли ни в чем не повинную беседку. Барон срубил перо со шлема фон Бромберга и считает себя победителем. С другой стороны, падающая беседка оставила Максфельду на несколько синяков больше. Так что, по моему скромному мнению – ничья. Противники решили встретиться через полгода и разошлись, дабы упорными тренировками повысить мастерство.

Хозяйка рассмеялась:

– Ванесса, поделитесь, что еще происходит в столице?

– Все в том же ключе. Дуэли, измены, заговоры… В общем, я бы сказала, что ничего не меняется. Все идет как идет, маркиза… Кстати, давно хотела спросить, почему вы титулуете себя маркизой, а не герцогиней? Какая тонкость проходит мимо меня?

– Знаете, моя милая Ванесса, я всю свою долгую жизнь провела в Фейербахе. Вы даже не представляете, какие воспоминания связывают меня с этими краями… Детство, отрочество, юность… А в северном владении я бываю столь редко, что даже не воспринимаю его своим домом. Реже, чем в поленские земли, заглядываю, представьте себе! Там нет ничего, что было бы мне дорого по-настоящему. Я ведь даже родителей не помню. Маркиз заменил мне отца…

Комтура медленно склонила голову:

– В свете ходят легенды об этом. И все они, как мне кажется, имеют мало общего с реальностью. Так, фантазии и догадки.

Маркиза загадочно улыбнулась.

– Если хотите, Ванесса, то я развею флер таинственности. История ведь и в самом деле получилась презапутаннейшая. Но тогда вам не удастся ограничиться всего лишь одним бокалом!

Святая сестра иронично искривила бровь, глянула на полупустой бокал и собственноручно наполнила его до краев.

– Пугать деву-воительницу? И чем?

Маркиза рассмеялась:

– Шучу, шучу! Хотите, расскажу, как все происходило на самом деле? Знаю, Вы человек не болтливый, да и из Ордена мало что утекает.

– Долгие бдения отучают от вольности языка, – кротко потупила взор Ванесса. – Да и Орден действительно умеет хранить тайны. И свои, и, тем более, чужие. К тому же наши хронисты голову на отгрыз дадут, лишь бы узнать, что и как происходило.

– Ради Господа, ни к чему отгрызать ничьи головы! Я и так все расскажу без малейшей утайки! Хотя все, действительно, так запутано, что не грех и слухам поползти. Мне жаль наших потомков! Ведь чувствую, в каком виде это до них дойдет. Надеюсь, хотя бы обойдутся без дуэлей. А ведь представьте, моя милая! С одной стороны – те, кто искренне верит в Зверя и в то, что мой отец дрался с ним чуть ли не голыми руками, а с другой – те, кто так же свято уверен в том, что вильдверов* и не было никогда. Так, кости уродцев, разбросанные по лесам… И что смешнее всего – первые будут почти правы!

Маркиза замолчала, давая гостье время осознать услышанное. Та, впрочем, понимающе хмыкнула и пригубила вино.

– Когда папа приехал в Летов-Форбек, а он был настоящим дворянином и просто обязан был навестить супругу погибшего товарища, мама дохаживала последний месяц. А слуги и клиентела маму берегли до последнего. Представляете, ее муж два месяца как убит, а она ни сном ни духом. И тут является папа. Настоящий воин, прямой как копье. «Примите соболезнования, ваш муж был отличным другом!» Представляете, как это восприняла беременная женщина? Потрясение, обморок, преждевременные роды, оставившие меня сиротой…

– Печальная история, что и говорить, – печально кивнула комтура.

– С другой стороны, все могло кончиться еще хуже. А так, хотя бы дочка жива и прекрасно себя чувствует лет уже… впрочем, неважно. Папа не растерялся, все же не штафирка – воин. Первым делом собрал всю клиентелу, не забыл и тех славных риттеров, что командовали кнехтами герцога. И прямо под окнами, на плацу, принес клятву, что так, мол, и так. Герцогу я первый друг и обязан ему до самого гроба. Соответственно, дочь выращу будто свою. С последующим правом наследования и тому прочее. Кто против – пусть сейчас говорит, я его сразу зарежу, без долгих погонь и прочего непотребства. Но клиентела своего сюзерена, моего родного отца, искренне уважала. Да и папа был убедителен настолько, что получил от них встречную клятву в вечной верности. Мол, пока граф не попытается в чем-то ущемить законную наследницу, Летов-Форбек готов поддержать его в любом начинании в пользу герцогини…

А после похорон матери папа отправился в столицу, навестив по дороге еще одного соратника. Наш прежний король, да будет земля ему мягка, все прекрасно понял. Он умел думать, наш бедный Людовик предыдущий… Армии двух владений и «медведи» Готлиба фон Каубаха – величина, с которой приходится считаться. Указ, печать, и все. Я – приемная дочь маркиза фон Фейербаха, а он – фактический хозяин самого большого владения Нордвента.

– Но позвольте, – удивилась комтура. – А как же Божий Суд?! Ведь поединок с вильдвером был! Многие видели!

– Всего лишь спектакль, моя милая Ванесса, всего лишь спектакль… Хотя великолепный, признаю! Сюжет достоин пера самого величайшего Трясосписа*! Благородный отец, бросающий вызов противнику, столь явно превосходящему! Кодекс Шарлемана, о котором, между прочим, до того никто и не слышал! Пленный берсерк, что предпочел Очищающему Пламени меч маркиза…

Барбара грустно улыбнулась:

– Вижу, моя приземленная и грустная история расстроила вас?

Комтура задумчиво катала в руке бокал с вином:

– Пожалуй, скорее нет, чем да. Я ожидала чего-то подобного. Увы, но какую легенду ни копни, и вместо чести и благородства обязательно вляпаешься в интриги и политику.

– Не скажите, – возразила маркиза, пропустившая мимо ушей некуртуазную фразу комтуры, – определенное благородство все же присутствовало! И мой дорогой папа, взваливший на плечи немалую обузу в моем лице, и клиентела моего родного отца… Да и вспомните договор! Ведь все участники войны за Тигренок стали неподвластны булле Капитула о нечисти! А это, как по мне, совсем не мало! Кстати, Ванесса, поведайте, что за недоразумение возникло между Светочами и фон Каубахами? А то молва доносит что-то невообразимое, а вы все-таки были в центре событий.

– Ох, Барбара, – покачала головой Ванесса, – если бы недоразумение! Эти мужланы устроили целую войну! Похоже, ваш покойный отец был последним мужем Нордвента, умевшим разбираться с трудностями и недоразумениями одним лишь словом… Представьте, буквально какой-то час, и вместо замка Каубах и восточной резиденции Ордена Светочей – одни лишь груды оплавленного камня!

– Какой ужас, – выдохнула маркиза. – Подозреваю, что погибла целая уйма народа?

– Больше тысячи. Старый граф сжег замок вместе с присланным отрядом Светочей. А его верные «медведи» разгромили резиденцию и атаковали остатки войск Ордена. Горы трупов…

– Какой ужас, – повторила маркиза, но уже шепотом. – Но почему?! Ведь был же договор! Были обещания и клятвы! Старым вильдверам жить оставалось лет десять-пятнадцать! Кому потребовались эти старики?!

Комтура неопределенно пожала плечами. А хозяйка поднялась с дивана, подошла к окну, внимательно глядя на небо – будто надеясь увидеть там ответы на все прозвучавшие вопросы…

– Зачем, святая мать?

– Мы не знаем всего, – взгляд комтуры посуровел, – но кто-то в Ордене заигрался. И вы удивитесь, Барбара, но сам Макс фон Кош оказался вильдвером.

– Командор восточной резиденции?! – округлила глаза маркиза.

– Он самый, – подтвердила Ванесса, – Максимилиан фон Кош собственной персоной…

– Который всё время требовал поиска новых жертв, – голос маркизы был еле слышен. – Бедный глупый Освальд!

– Бедный? – усмехнулась святая сестра. – Не думаю. Ответьте, герцогиня, как получилось, что он ловил по нескольку Зверей за месяц? И почти все найдены на Ваших землях, кстати. У Вас тут питомник? Разводите, как собак?

Барбара долго молчала, собираясь с мыслями. Ее состояние выдавал только лихорадочный румянец.

– Думаю, вы знаете ответ не хуже меня, Ванесса. Впрочем, я все равно скажу. Орден требовал от риттера пойманных вильдверов. И если добыча уменьшалась… В конце концов, велика ли разница, как кончит жизнь грязный убийца? Что висеть, что гореть, все равно смерть в конце. Или, по-вашему, лучше жечь младенцев, чья вина – зубы, растущие в непривычном порядке?!

Маркиза схватилась обеими руками за подоконник, наклонилась, рассматривая что-то во дворе.

– Насколько мне известно, брат Освальд порой отправлял на костер не только преступников…

– Всего три раза! – обернулась Барбара. – Нет, простите, вру! Четыре! Ровно четыре раза! И то, два раза казни не допустили сестры вашего Ордена, а один раз вмешалась я! И никто из тех четверых не был невинной овечкой! Разве что нагрешили не так много, чтобы отправиться на костер.

– Вы оправдываете его?

– Не оправдываю. Но защищаю! Кто еще заступится за покойника? Освальд не был дурным человеком. Скорее, он был не очень умен и очень невезуч – обстоятельства всегда оказывались сильнее!

– Если позволите, я хотела бы уточнить, какие обстоятельства были сильнее святого брата?

Барбара фон Фейербах села на диван, прикрыла глаза:

– Насколько помню, устав вашего Ордена позволяет принимать исповеди?

– Позволяет. Но даже если бы не позволял, все бы осталось между нами. Я умею дорожить искренностью.

– Хочется верить… Когда маркиз стал моим опекуном, у меня появилось два брата. Возрастом мы были близки – месяц разницы! И были неразлучны, сколько себя помнили. Всегда и везде. В любых проделках! Их, правда, наказывали куда чаще – мои новые братья отличались врожденным благородством… Но близилось четырнадцатилетие, и все становилось очень и очень сложно. Ведь как только я становилась совершеннолетней, Летов-Форбек вместе с титулом переходил к будущему супругу… Сами понимаете, очень многое было на кону. Да, опекун мог повлиять на мой выбор. Но отказать королю, если бы тот выступил даже не женихом, а сватом?.. Сперва папа хотел жениться на мне самолично, благо кровного родства не было, и ни один, даже самый дотошный святоша, уж простите, Ванесса, не сумел бы обвинить нас! Но папа был прекрасным человеком, образцом благородства. Обрекать юную девушку на жизнь со стариком… И старика на потакание капризам взбалмошной девицы! О, нет! Папа решил взвалить сию тяжкую ношу на старшего из сыновей. Однако и тут подстерегала беда! Мои мальчики не видели во мне женщины… Я была для них другом, не более. А в замок зачастили гости. И ближние, и дальние соседи! И каждый гость тащил с собой дочку или племянницу. Там попадались девицы, способные вскружить голову неопытному юнцу. А у наследного принца, который сейчас король, подрастали братья. Да и сам принц… В конце концов, кто ему мешает в будущем овдоветь? Сами понимаете, Ванесса, как все опасно сложилось?

Маркиза отхлебнула вина и продолжила:

– Надо признать, мальчики всегда были, как бы помягче сказать, туповаты. Нет, не глупы, не подумайте! Скорее, несколько тугодумны и ограничены. Растолковать им мало-мальски сложный план из нескольких ходов… О, это было мучительно! Но маркиз и не пытался. Он считал, что «одна умная невестка заменит двух глупых сыновей». Да, вы совершенно верно догадались! Я была в курсе большинства его планов. Маркиза при дворе считали недалеким воякой. Но на самом деле, он был мастером интриги. И сыновья попались. Как же я боялась… Но два кувшина рейвена, и все пошло как надо… Они были великолепны! Не кувшины, мальчики!

Лицо Барбары приняло мечтательное выражение.

– Оба? – с легкой усмешкой уточнила комтура.

– Вы отпустите и этот грех? – засмеялась вдруг маркиза.

– В будуарах столицы творится и не такое, – кивнула Ванесса. – По нынешним временам это совершеннейший пустяк, если между нами. Вот только какое отношение имеет Очистительное Пламя к вашей тайне?

– О, все сущее взаимосвязано, и связи эти переплетены причудливее влюбленных змей!

Святая мать некуртуазно фыркнула, оценив метафору.

– Мальчики все и всегда делили пополам. Лакомства, приключения, вино… Меня, после той ночи, тоже. Но после совершеннолетия вся идиллия с треском рушилась. Рони получал все. А Осси – перспективу смерти от клыков вильдвера, и только! Предложенный план показался спасением! В том возрасте главным в жизни было то, что они живут в родном замке, ни в чем не нуждаются и спят с любимой женщиной… Освальд получал риттерство, возвращался домой и имел все это наравне с братом. Вот только то, что платить все равно придется, они не понимали. Мы с папа знали, конечно же. Он был мудр, а я была умна… Да, святая мать, мы обманывали Орден Светочей много лет подряд…

– Господь простит, – усмехнулась Ванесса, опережая вопрос маркизы, и продолжила более строгим тоном. – Я все равно не вижу раскаяния в тебе, дочь моя.

– А я и не раскаиваюсь. Мне было хорошо с ними. Настолько, что за всю жизнь, я не познала больше никого! Меня охватывает ужас от одной мысли о другом мужчине на моем ложе! Скажите, Ванесса, как я могу не защищать человека, который был моим мужем!? Пусть и одним из двух!

– Что ж, – после долгой паузы произнесла комтура, сообразив, что продолжения не будет, – как понимаю, исповедь ваша окончена?

Барбара молча кивнула.

– Я отпускаю ваши грехи, маркиза. А теперь вернемся к делу, ради которого я и посетила ваши гостеприимные места. Насколько мне известно, после смерти брата Освальда владетельница провела тщательное расследование. Виновные найдены и скоропостижно казнены?

– С первым – совершенно верно. Со вторым – увы, Ванесса, Вы не угадали. Виновные скоропостижно очутились в подвалах замка. И дожидаются Ваших бейлифов в целительной прохладе. Так что, вы уж простите, Ванесса, но вам все же придется воспользоваться моим гостеприимством.

– Неожиданно, – прищурилась комтура. – И с чего вдруг вы столь лояльны к Ордену святой Барбары?

– Лояльна… – покатала на языке маркиза. – Пожалуй, верное слово. Однако меня куда сильнее заботит происходящее. А главное – последствия!

– Последствия? Чего же вы ожидаете?

Маркиза уронила бокал. Стеклянное крошево брызнуло по полу. Томную и несколько глуповатую нордвенскую аристократку сменила готовая к прыжку тигрица:

– Полной дупы!

– Узнаю поленскую куртуазность, – иронично улыбнулась комтура. – Фрейлины попадали бы в обморок.

– В задницу Нечистого куртуазность! – рявкнула маркиза. – Если я начну ругаться всерьез, то эти облезлые блудливые кошки попрячутся за швабрами в королевском сортире! И пусть потом вызывают на дуэль хоть всей своей стаей! Целостность беседки гарантирую!

– Вряд ли кто решится на подобное. Вы редко бываете при дворе, но двор знает о вас многое. Итак, чего же вы ждете, Барбара? Дупа – понятие очень широкое.

– Орден свою задачу выполнил – вильдверов в пределах Нордвента больше нет. Ну разве что один-два прячутся где-то в болоте. Дальнейшее существование Светочей в их нынешнем положении – это бессмысленный перевод населения. И пусть они сели в лужу с Каубахом, но погибла всего одна резиденция, и сил у Ордена по-прежнему с избытком! Представьте, если Орден разгонят? Тысячи озлобленных нищих бродяг и сотни отставных святых братьев, лишенных кормушки. Нордвент погрузится в хаос! Не думаю, что в руководстве Престола сидят сплошные полудурки. Да и королевский дворец набит не одними лишь модниками. Ордену найдут другую цель. Войну! Нас ждет новый Очистительный поход.

– И куда же они направят стопы ног своих?

– В Сваргу, – пожала плечами Барбара. – Больше некуда. Вильдверы остались только там. Святые отцы соберут под свои знамена всех желающих и нежелающих и поведут на восток. Между прочим, Ванесса, заметьте, кратчайший путь лежит через мои земли. Вся эта оголтелая шобла попрется именно здесь! Не сейчас, так лет через пять-шесть. Что останется от Летов-Форбека или Фейербаха? Замки посреди пустыни, выжранной безмозглой саранчой!

– Смелое предсказание грядущего. Но похожее на правду.

– Оно не похоже на правду, – резко махнула рукой маркиза, – оно и есть правда! И это только первая часть! В Сварге Орден со всеми прихлебателями получит по ушам. Их там порвут, как голодный вильдвер рвет поросенка! И вся эта толпа трусливых беглецов в обгаженных штанах снова окажется на моей земле! А ведь следом придет армия Сварги! И не уйдет! Сварги никогда не уходят!

– Вторая половина еще смелее, – протянула Ванесса, – но с чего вы взяли, что доблестные войска благородного Нордвента…

– Святая мать, – оборвала ее маркиза, – вы не на паперти, чтобы юродствовать! В армии Нордвента нет ни одного вильдвера! А у Сварги их сотни! Тысячи! А может, и десятки тысяч!

– Столько просто не бывает…

Барбара подскочила как ужаленная:

– Ванесса, признайтесь, скольких вильдверов ваш Орден переправил в Сваргу? У моих стен нет ушей, можете говорить правду.

– Что?.. Вы пьяны, маркиза…

– Вы же хотели откровенности! Я не пьяна. Я просто умею видеть и умею считать. Сестры сорок лет ловят Зверей. И кто помнит зажженные ими костры?! Но почти каждый вент слышал или видел, как всадницы в плащах с черной куницей снимают со столбов осужденных! «Для повторной проверки!» – говорят они! Но похоже, все проверки опровергают слова честных простецов и благородных людей. Куда деваются вильдверы, пойманные сестрами? Ответ найти не сложно!

– Маркиза, – комтура была сама учтивость, – вы определенно переутомились. Я вас покину, продолжим разговор позднее.

– Браво, Ванесса! Нет, я нисколько не утомилась. И нисколько не пьяна! Помните, с дюжину лет назад вы отобрали у Освальда девочку? Ее звали Ридицей. Рыженькая такая.

– И что?

– Значит, помните. Так вот, ее недавно видели в Нейдорфе.

– Я знаю. Ведь именно сестра Ридица и вскрыла нарушения…

- «Сестра Ридица»? – маркиза покачала головой. – Ванесса, в моих владениях очень тщательно проверяют зубы у младенцев. Этим занимаются специально обученные люди. Мои люди! За двадцать лет был всего один случай рождения вильдвера. Симпатичная рыжая девочка. Ее поймали на смене зубов. Но мои люди оказались удивительно нерасторопны, и семья успела сбежать в Полению. Представляете, какие ловкачи! Срезали кошель у старшего проверяющего, заплатили контрабандистам. И сбежали!

– А ребенок?

– Я забрала ее в замок. Но паршивка удрала. И спряталась так, что ее не сумели найти. Освальд ничего не знал, на костер через шесть лет рыжулька попала совершенно случайно. Сестра Ридица – вильдвер! И мы это знаем, Ванесса!

– И Вы, так заботясь о бедняжке, что даже не предали нечисть Очистительному Пламени, через шесть лет не ударили пальцем о палец, чтобы помочь ребенку?

– К чему зря бить пальцы, святая мать?! Письмо, по которому примчались сестры, помните? Нет? Тогда я зачитаю его Вам дословно, а вы сверите по прибытию в Орден. У меня прекрасная память, комтура, ничего не забываю!

Маркиза подошла к громоздкому комоду и вытащила из-за него крайгмессер в простых ножнах.

– Как видите, я тоже люблю это оружие… Итак, святая мать, либо мы перестаем валять дурака, либо вы меня убиваете. Ну или я вас. Правда, против вильдвера в Облике шансов нет, но я попробую.

Комтура даже не пошевелилась. Она внимательно смотрела на маркизу, а затем рассмеялась.

– Признаю, вы меня переиграли, Барбара! Вы – достойная дщерь фон Фейербаха! Даже умудрились вызвать на бой вильдвера… Ладно, чего Вы хотите?

– Мне нужна неприкосновенность моих владений. Ведь совсем скоро полыхнет, и мы обе это знаем. С вентами я разберусь сама! А вот дальше… В свою очередь, обещаю сотрудничество. Войска Сварги пойдут по землям не врага, но старого, хоть и тайного, союзника.

– Это измена, маркиза, Вы понимаете?

– Нет, это не измена. Это желание выжить самой и сберечь своих людей. И цена не имеет значения. ___________________ * Вильдвер (вент), он же ларг (полен), велет (сварож), берсерк (тигр), волот (кроат) – человек, имеющий Облик. В этом мире у человека существует рецессивный ген. Полноценные носители этого гена могут по желанию менять свой облик. Нет, не становятся волками или медведями. Черты лица меняются не очень сильно. Но появляются клыки, когти, способные порвать самую лучшую сталь, короткая шерсть на теле. При этом оборотни становятся намного быстрее и сильнее. В том числе и по скорости соображения. Все навыки, полученные человеком, в Облике сохраняются. В разных странах к вильдверам относятся по-разному. Подробности в книге «Волчье Семя». * Илай Трясоспис – известный драматург прошлого. Его пьесы входят в брильянтовый фонд культурного наследия Нордвента.

Леса на северной границе пацинакских степей

Пламя жадно лизало сваленные кучей стволы, с хрустом пожирало обломки сучьев, бросалось в стороны, с шипением отвоевывая пространство у толстого, в человеческий рост, слоя снега, покрывающего землю, карабкалось по обрывкам коры и победно взмывало с верхушек хлыстов, освещая окружающий лес, добротные крытые повозки, пугливо всхрапывающих коней и лица людей, собравшихся у костра. Суровые – мужчин, мрачные – женщин, необычайно серьезные – детей. Не было только веселых. Собравшиеся не были новичками в странствиях, и ночевка в зимнем лесу могла напугать здесь разве что грудных младенцев, но те еще не понимали столь сложных вещей, довольствуясь теплом человеческого тела и материнским молоком. Но с чего веселиться остаткам народа, потерявшего всё что только можно: дом, родичей, друзей, соплеменников, и бегущим навстречу непонятно какой судьбе?

Люди не боялись ни снега, ни мороза, ни диких зверей, ни погони, без сомнений, идущей по следу. Чего бояться? Догонят – будет бой. Скорее всего, последний для всех присутствующих. Но ведь никто и не собирался жить вечно. Умирать, так умирать! В бою, с верным оружием в руках, прихватив с собой побольше врагов. А пока живем, надо ночевать, не пренебрегая ни возможной защитой, ни удобством. А потому большим кругом стояли сцепленные возки, пока защищающие только от ветра, а малым, внутренним, лежали бревна для сидения, толстые, очищенные от коры и сучьев.

Десяток повозок, полсотни людей. Из них взрослых мужчин не более полутора десятков, если считать таковыми и трех подростков, еще не видевших своё четырнадцатое лето, но уже приближающихся к этому рубежу. Половина воинов, укутанных в волчьи куртки, рассыпалась по возкам, вглядываясь в темноту ночного леса. В руках луки, на поясах мечи и клевцы, нетипичное для этих мест оружие. Остальные едят, неторопливо, но быстро. Закончив трапезу, меняют товарищей. Женщины и дети уже насытились. Первые тихонько суетятся, занимаясь нескончаемой бабьей работой, а мелочь греется у костра, внимательно слушая единственного на весь лагерь старика, убеленного сединами, но еще крепкого телом.

– Было это не так уж и давно, – спокойно и размеренно вещает тот, – еще и полсотни лет не прошло. Я уже мог на скаку сбить стрелой сокола, парящего в небе, но пока не удостоился права сменить охотничий лук на боевой и повесить на пояс клевец. В то время слуги Сожженного еще не проклинали народы в своих храмах и не пытались стереть чужие стойбища с лица земли. И жизнь наша была хороша и привольна, хотя всегда найдутся те, кто хочет жить не своим трудом, а грабежом чужого богатства. Жил тогда в наших степях один клан. Небольшой, но богатый. Глава клана был прославленным воином, а его жена – верной спутницей, достойной своего мужа. Пять сыновей-богатырей вместе с кунаками* помогали отцу пасти бесчисленные табуны, а их жены и сестры следили, чтобы мужчины в любой момент могли утолить голод густой чорбой*. Клан жил в мире с соседями, и ничто не предвещало беды. Но однажды стойбище оказалось на пути валахского набега. Нет, я ничего не путаю, тогда валахи ходили в набеги… Налейте-ка мне отвара, сорванцы, а то что-то першит в горле.

Сидевшая ближе всех к большому котлу с горячим напитком девчушка вывернулась из огромного отцовского тулупа и поднесла старику дымящуюся кружку. Старик шумно отхлебнул и откинул назад голову, о чем-то задумавшись.

– Деда, – несмело пискнул самый маленький из слушателей, – что было дальше? Они отбили валахов?

– Нет, – покачал головой старик. – Хозяева бились как львы. Каждый из них стоил пяти валахских воинов, а то и десяти. И каждый убивал по пять, а то и по десять. И даже беременные женщины и маленькие дети уходили, лишь отправив к Цхерну одного или двух врагов. Но тех было слишком много. И настал момент, когда защищать стойбище стало некому. Клан погиб.

Старик замолчал, и в тишине стало слышно, как тихонько всхлипнула одна из девочек. Дед покачал головой и продолжил:

– Выжил лишь младший сын вождя. Он пас табун на дальних пастбищах, а когда к вечеру вернулся домой, обнаружил лишь дымящиеся развалины, заваленные трупами. Лицо воина стало подобно каменной маске, и сердце его от этого зрелища превратилось в камень. На рассвете запылал погребальный костер, на вершине которого лежали отец и мать воина, его братья и сестры, друзья и товарищи, жена и нерожденный сын, пронзенный мечом прямо во чреве матери. А на следующем закате к соседнему стойбищу одинокий всадник пригнал табун лошадей. «Моего клана больше нет, – сказал воин. – Мне одному эти кони будут только мешать». «А ты, – спросили его люди, – что собираешься делать?» Воин усмехнулся: «В этом мире тесно двоим. Должен остаться либо я, либо те, кто убил мой клан». «Хотя бы назови своё имя, чтобы мы могли просить Цхерна помочь тебе». И снова усмехнулся воин: «Мне не нужна помощь богов, раз они допустили то, что случилось. И у меня больше нет имени. Тот, кто носил старое, умер вместе с родными. А имя того, кто пришел на смену, прозвучит в журчании ручья из вражеской крови». Он развернул коня и исчез в степи. Чтобы больше никогда не попасться на глаза людям нашего народа.

Старик принял из рук подошедшей женщины кружку с новой порцией отвара и задумался о чем-то, время от времени шумно отхлебывая.

– А дальше, деда? – вновь прозвучал тот же голосок.

– Экий ты нетерпеливый, – усмехнулся старик. – Пропал парень. А через месяц в Валахии начали твориться страшные дела. Кто-то вел войну против четырех родов, участвовавших в том самом набеге. Род у валахов – это не наш клан. У каждого из родов замок, селения, иногда даже города, люди… И не меньше сотни воинов, занимающихся только войной. А еще ополчение… Между родами существуют союзы, и напавший на самый захудалый род окажется лицом к лицу с целой армией. Не каждый король решится бросить вызов кому-нибудь из валахов. Но кто-то решился, причем четырем родам сразу. Полыхали подожженные ночью деревни. Бесследно пропадали отряды воинов, чтобы обнаружиться в самых неожиданных местах изрубленными на куски. Сбрасывались в пропасть обозы вместе с охраной и торговыми людьми. Неведомый враг не знал пощады. Впрочем, он недолго оставался неведомым. Вскоре валахи выяснили, что все беды – дело рук одного человека, и начали охоту. Прятались в горах засады. Устраивались облавы. Выходили на охоту группы специально обученных егерей. Но всё было бесполезно. Каждая стычка приносила валахам лишь новые потери, тогда как их враг, уже прозванный Черным Мстителем и Ужасом Валахии, не получал ни царапины. А может, и получал, но всегда уходил живым и на своих ногах. Тогда с ним попытались договориться. Сулили любую виру за убитых родичей, предлагали выдать кровников… – старик усмехнулся. – Много чего предлагали. Но Мститель на любые посулы отвечал взмахом клевца.

– Он был волотом! – воскликнул нетерпеливый мальчишка.

– Нет, – покачал головой старик, – Мститель не имел Облика. А вот среди его врагов таковые встречались. Но и они ничего не могли поделать. Это невозможно, но это было. И длилось тридцать лет и три года, пока на месте замков всех четырех родов не остались одни развалины, и не упал мертвым последний их обитатель Хотя, говорят, последнего Мститель пожалел. Трехлетнего ребенка.

Старик закашлялся и вновь занялся отваром.

– А дальше? – на этот раз торопыгу поддержали еще несколько голосов.

– А всё. Валахи навсегда зареклись ходить в набеги. Их матери пугают Черным Мстителем непослушных детей. А его самого никто и никогда с той поры не видел. Да и куда ему возвращаться? Весь наш народ постигла участь клана этого воина. Вот только слуги Сожженного куда многочисленнее, чем валахи всех родов вместе. Тут даже Ужас Валахии не поможет… – старик грустно вздохнул. – Хотя поговаривают, что это не так. И когда двое остановят армию, а Черный Мститель вновь возьмет в руки клевец, беды нашего народа закончатся. Вот только закончиться они могут по-разному. Нас осталось совсем мало, а тот парень был старше меня. Вряд ли он еще может поднять оружие… _______________ * Кунаки – здесь: члены клана, не состоящие с главой клана в кровном родстве. * Чорба – густой мясной суп с прожаренной мукой. Часть 1

 

Глава 1

Гость появился ближе к полудню, когда в Хортицком остроге оставались лишь дежурные да батько Всеслав. Всадника, скакавшего по дороге, шедшей от Протолчего брода, погляды на вышках заметили еще у Корнетивской балки и вмиг доложили старшим, а те и до атамана дошли, не откладывая. Хоть и одет приезжий был обычно: в легкую кольчугу поверх рубахи да темно-синие портки без украшений, но сафьяновые сапоги издалека цветом заметны, да и стать конскую не скроешь. На вороных кордновской породы только ближники княжеские ездят, ну и сам князь, конечно. Не то чтобы другим заказано, да только стоит такой конь как три красных кроатца: вороных у вятичей мало рождается, так что даже заводские не решаются на такую редкость задницу свою громоздить. Тем паче, гнедые и буланые того же завода лишь самую малость слабее, а обходятся не в пример дешевле.

Словом, вполне успели врата распахнуть. Встречать гостя сам атаман вышел, уважил. А как увидел, кто пожаловал, так и вовсе в улыбке расплылся. И гость встрече не огорчился. Оскалился ответно, спрыгнул на землю, шагнул навстречу. Хлопцы успели и врата прикрыть, и вороного выводить да в стойло свести, а батько с гостем всё обнимались, колотя друг друга по плечам да приговаривая «Здорово!» и «Сколько лет, сколько зим!». Но и приветствиям конец приходит.

– Давненько ты нас визитами своими не баловал, боярин, – хитро прищурился Всеслав. – Я уж и забыть успел твою наглую морду. Что, державные дела покоя не дают? Князь ни на миг не отпускает?

– И не говори, друже! – боярин припал к поданному хлопцем ковшу с квасом. – Только соберусь прошвырнуться, к себе кличет. Есть, мол, дружище Ярополк, дело спешное. Ну и… Не спешных дел, сам знаешь, не бывает.

– Знаю, знаю, – рассмеялся батько. – Еще бы сто лет тебя ждать пришлось, кабы в нашей скромной обители такое же спешное не нарисовалось. А чего один-то? Тебе ж свита положена немалая, и без нее никуды, дабы авторитет не ронять!

– Чего не ронять? – скорчил нарочито придурковатую рожу боярин. – Какой-такой фторитет? – он изобразил «внезапное озарение». – Это когда тебя боятся все да на копье взять не решаются?

– Оно самое, – тон Всеслава стал демонстративно поучающим. – Только не боятся, а уважают! А потому и не решаются!

– Боятся… Уважают… Кака мне разница?.. – проворчал Ярополк. – Лучше бы решился кто! Хоть размяться немного. А то скоро забуду, как меч в руке держать, – он мгновенно посерьезнел. – У брода свита. Недосуг мне их ждать! Если я правильно помню здешние порядки, скоро мелочь пробежку закончит, и самое интересное начнется.

– Правильно помнишь, – усмехнулся батько. – Мыться после будешь?

Боярин кивнул:

– Успею купнуться, Днипро за час не пересохнет.

– Тогда полезли на вышку, и посмотрим, и поговорим. Или не осилишь? Небось, совсем одряхлел от безделья?

Продолжая обмениваться колкостями, поднялись наверх. Всеслав отправил погляда во двор и протянул руку в сторону восхода:

– Вот оттуда и побегут.

Атаман отвернулся, давая какие-то распоряжения, и в этот момент, словно отзываясь на его слова, из Малой балки вынырнула компания мальчишек, наперегонки устремившаяся к огромному завалу.

– И кого смотреть? – спросил Ярополк. – Я же княжича лет пять не видел! А остальных и вовсе никогда.

– Первыми два мелких белобрысых бегут, – не оборачиваясь, ответил батько. – Третьим – Славко. А остальные тебе без надобности. Разве что для общего развития.

– Ты ж не смотришь! – удивился боярин.

Батько пожал плечами:

– Так завсегда бывает, – и уже повернувшись к собеседнику, добавил: – И есть у меня твердая уверенность, что и в будущем останется. Если ты кого не угробишь.

– Угроблю, – вздохнул Ярополк. – Почти наверняка. Кого-нибудь да угроблю.

– Жаль хлопцев… – вздохнул Всеслав.

Пара белобрысых мальчишек достигла засеки и ловко полезла через ощетинившуюся заостренными кольями преграду. Казалось, дети взбираются по лестнице, а не по грозному укреплению, способному остановить целую армию. Следом мчался рослый русоголовый хлопчик, а за ним неслись остальные.

– Самому жаль, – вздохнул боярин, – но… Державная надобность…

– Вечно у вас надобность, – махнул рукой батько. – А ребятишкам головы в петлю совать…

Достигнув вершины засеки, отроки промчались по основным стволам, стремительно пересекли небольшое поле и, преодолев забор, ворвались на тренировочную площадку.

– Мне кажется, или первая парочка мельче остальных? – спросил Ярополк.

– Мельче, – подтвердил атаман. – Но шустрые.

Мальчишки закружились в боевом танце: бой без оружия всех против всех. Разговор прервался. Ярополк не отводил взгляда от хлопцев.

– Выпускной? – спросил он наконец.

– Курень-то? – уточнил Всеслав. – Да.

– Странно… – протянул боярин. – Мелковаты белобрысые для велетов…

– Есть такое дело, – атаман перевел взгляд на гостя. – Погоди, ты разве не за ними приехал?

– Может, и за ними, – боярин пожал плечами. – В основном-то за княжичем, пришла пора Святославу державе служить. А заодно волхвы просили парочку уников каких-то прихватить. Или умников… Не запоминал я, – Ярополк виновато взглянул на старого товарища. – Понимаешь, эта братия, конечно, долго распиналась, какие детишки особые завелись, да только врали, по-моему.

– А что именно врали? – на губах атамана заиграла ехидная улыбка.

– Чего только не врали, – усмехнулся Ярополк. – Якобы дети эти так рвались к тебе в обучение, что по трупам прошли весь Нордвент и Полению, не забыв вырезать восточную резиденцию Ордена Светочей. А как дорвались, так все нормативы выполняют, не принимая Облика, а оборачиваются лет с семи. Словом, не дети, а чудища заморские. Хотя, ежели знатцам верить, то ни за каким морем таких не сыщешь.

– Надо же, – хмыкнул Всеслав. – Не так уж и сильно врали. Можно сказать, близко к истине… – еще раз хмыкнул, глядя на озадаченную физиономию гостя. – Пошли в горницу, там и расскажу всё по порядку. А то до завтрашнего утра вопросы задавать будешь, – и, не дожидаясь ответа, двинулся к лестнице.

Боярин кинул последний взгляд на плац, где мутузили друг друга хлопцы, усмехнулся и отправился следом.

В горнице было прохладно. И пустынно. Большой стол с лавками да жбан кваса на столешнице. Холодный, только с ледника. И пара ковшей.

– Извини, хмельного не держим, – батько зачерпнул напиток.

– Помню еще, – последовал его примеру гость. – Не томи.

– Экий ты нетерпеливый стал, – засмеялся атаман. – Ладно, не буду. Только немного помучаю. Мелковаты, говоришь?

– Эти двое – да. Велеты и без Облика крупнее обычных людей.

– Старший – не велет. А младшему только десять стукнуло.

– Погоди, погоди, – Ярополк удивленно посмотрел на Всеслава. – Как это десять? Как это не велет? А что они в этой группе делают?

– А что прикажешь? – батько хитро прищурился. – Нет у меня под них другой группы.

– А что они делают, когда остальные в Облике?

– Медвежонок – как все. А Коготь делает вид, что перекидывается.

Ярополк поперхнулся квасом. Закашлялся, но напиток во рту удержал, не допустив позора:

– Как все, это в Облике?! Ты же сказал: десять!

– Тебе же волхвы разъяснили! В семь лет первый раз перекинулся. Чистая правда. Только не оба, а один. Поскольку второй Облика не имеет и иметь не будет.

– Охренеть! – буркнул Ярополк. – А что значит «делает вид»?

– Пытается без Облика не отстать от группы, – батько лучился удовлетворением: не каждый день удивишь главного скрытника княжества. Обычно тот сам всех удивляет. – И про это доклад ведь сделали. Один – без Облика, другой в семь лет инициировался.

– И как у старшего получается? – язвительно, но со скрытым уважением поинтересовался боярин.

– Хреново, естественно, – пожал плечами атаман. – Однако гораздо лучше, чем можно было ожидать. Я ж говорю, непростые ребята. Они ведь действительно прошли через половину Нордвента и Полению. Не по трупам, конечно, но и не бескровно. Не каждый дружинник такой погост имеет*. Было то три года назад. Мальчишки не просто пересекли полторы страны. У них на хвосте висел Орден. И Ридица землю рыла. Помнишь ее?

– А то! – тепло улыбнулся боярин. – «Была лисица, стала куница! Кто в лапы попался, никому не скрыться!»

- «Не скрыться»! – передразнил Всеслав. – Эта парочка мало что три месяца рыжую за нос водила, так еще и выкрала у нее из-под носа свою сестренку. И притащила к нам.

– Обалдеть! – закрутил головой Ярополк. – И что, краса и гордость нашего куреня это проглотила?!

– А куда ей деваться? – засмеялся атаман. – Нет, оно, конечно, дело чести. Рогом уперлась. Всю Полению вверх дном перевернула. Целую армию собрала. И догнала-таки деток. Вот только двое уже на нашем берегу были. А малой в Облике их прикрывал. Так что могла и не догонять. В общем, полезного выхода – что замуж выскочила.

– Ридка?! Замуж?! – на этот раз во рту у боярина кваса не было. Повезло. – И кто этот самоубийца?!

– А вот это тебе знать по должности положено! – рыкнул батько. – Пан Мариуш Качиньский!

– Он же Хитрюга Хюбнер, – договорил за него скрытник. – Знаю такого. Капитан наемников, мастер клинка и прожженный авантюрист. А ныне вельможный пан. Жена, дочка, всё как у людей. Это я знаю. Только про Лисичку нашу не в курсе был. А что, он ей подходит… Погоди, а дочка его…

– Не его, – усмехнулся Всеслав. – Настоящая пани Качиньская. От прочих панёнок отличается тем, что родителей выбирает самостоятельно. Между прочим, у нас учится.

– Да уж! – Ярополк покачал головой. – Ладно, давай дальше про парней.

– Дальше еще интереснее. Ты слушай, слушай. Я сам не верил, когда мне рассказывали, – Всеслав зачерпнул квасу. – В дороге старший схлестнулся с каким-то панычем. Встал с ножом против десятерых. Троих положил, – батька взмахом руки не дал себя перебить. – Знаю, что невозможно. Только факты вещь упрямая. Пана и двух сердючек. Потом младший примчался и закончил дело. Ага! Семилетний! Хоть и в Облике. Вот таки малята! Ах да, еще Коготь умудрился зарезать двух свидетелей обвинения прямо на главной площади Нейдорфа. В присутствии собравшейся на казнь толпы, святого брата-рейдера и всё той же нашей рыжей недотроги. И никто ничего не видел. Хотя ублюдков этих как раз на всеобщее обозрение вытащили…

– А чего только двух? – отстраненно поинтересовался Ярополк.

– Не было больше, – спокойно пояснил батько. – А потом браты попали ко мне в лапы. И я поверил. Первым делом набили морду княжичу. «Прописывал» их Святослав Игоревич, – Всеслав усмехнулся, вспоминая, как когтистая лапа рослого подростка проходит над головой УВЕРНУВШЕГОСЯ НЕ ВЕЛЕТА и попадает в захват мелкого «клопа», а мгновением позже незадачливый наследник сварожского стола летит в стену. – А когда Славик отрабатывал позорную сотню отжиманий, составили ему компанию. Добровольно. Но это мелочь.

– Ничего себе мелочь! – пробурчал Ярополк. – Святославу сейчас пятнадцать!

– Мелочь, мелочь, – подтвердил атаман. – Не ожидал княжич подлянки. Но с того момента все трое – лепшие друзья. Что в нашем деле плюс. Тут другое важно. Старший быстрый был. И с ножом чудеса творил, большой мастер его учил. Но за меч толком не знал, с какого конца хвататься. И с остальным оружием не лучше. Да и в рукопашке только скоростью мог похвастать. А младший… «Медведь» – это, конечно, круто. Да только против остальных четыре года разницы, а то и пять…

– Как «медведь»? – интересно, скольким известиям подряд может удивиться человек?

– А я не сказал? – пожал плечами Всеслав. – У него дед из вильдверов Роланда. Подучил внучка немного. А если точно – то много. Не всё, конечно, успел, но парень сейчас – единственный носитель их техники. И я тебе скажу – это нечто!

– Лучше нашей? – заинтересованно спросил Ярополк.

– Не лучше. Другая. Если грамотно совместить… – батько прищелкнул языком. – Вот и совмещаем. Но я не о том. Они же еще и практически неграмотные были. Не должны были парни хлопцев догнать. Но… Пашут как проклятые. Каждую свободную минуту. Уходят в лес и отрабатывают приемы. Думают, что я не в курсе. Сидят и перечитывают учебники. Дочку Ридкину замучили. Она же сильно образованная, да и умная, хотя пакостница, аж жуть берет! Заноза! Вся в приемную мамочку! Но с Медвежонком носится как с писаной торбой. Всё от него терпит. А мелкий и пользуется. Понимаешь, для остальных всё наше обучение – игра. Нормальная детская игра. Плюс самоутверждение. Как для нас было когда-то. А для этих – жизнь. Не дело жизни, а сама жизнь. Если хочешь, выживание. Они уже встречались со смертью. И убивали, чтобы выжить… Блин! Не умею я такие вещи говорить. Но ты меня понял.

– Понял, – кивнул боярин. – Только волхвам-то они с какого бодуна нужны?

– Эх, – вздохнул Всеслав. – Туманит мозги близость к Столу, ох туманит. Или ты, друже, многовато медовухи потребляешь… Медвежонок в семь лет обернулся! А Коготь с велетами чуть ли не на равных бьется. Вот знатцы и жаждут выяснить, каким образом они такие особенные, и нельзя ли наплодить таких когтей и медвежонков в промышленных масштабах. А лучше скрестить обе линии. Братья-то не по крови, даром что похожи, – атаман насупился. – Жалко отдавать, если честно. Их бы в Нордвент на оперативно-розыскную и… как это на салеве? Ах да! Диверсионную! Между прочим, у Медвежонка с Фридрихом фон Каубахом личные счеты… Ладно, ладно… – Всеслав примиряюще поднял руки. – Оба просто впитывают знания. Хоть языки возьми. Вентский, понятно. Поленский выучили, пока сюда шли. Наши, сварожский и «птичий», - здесь. А заодно пацинакский, кроатский, черсидский. И салеву, конечно, как же без нее… На всех говорят чисто. Ах да, еще феня. Коготь истинный скоморох, передразнить кого угодно может. Медвежонок послабее, но тоже неплох. Ну как тебе?

Атаман замолчал. Ярополк допил братину, аккуратно поставил ковш на стол.

– Во-первых, убивать господина командора ни я, ни князь никого посылать не собираемся, – скрытник сожалеюще вздохнул. – А во-вторых, разнарядка уже подписана. Тебе и так навстречу пошли, что дали их обучение закончить. Поизучают их яйцеголовые лет несколько, обзаведутся генетическим материалом* в необходимом количестве, тогда и заберем. Заодно подрастут маленько. А то десятилетние пластуны – как-то это… неправильно, что ли… Так что через два дня выезжаем.

Всеслав улыбнулся:

– Хочешь спор, боярин? Не поедут с тобой венты.

– В смысле? Княжий указ не послухают?

– Нет, – покачал головой батько. – От службы уклоняться не будут. Но оттянут встречу с волхвами на сколько смогут на законных основаниях. А уж на каких – остается только гадать… ________________ * «Погост» или «свой погост» – выражение родственное нашему «иметь личное кладбище». Список или счет собственноручно убитых. * Наука Сварги, конечно же, впереди планеты всей. Вот только мелкоскопов еще не изобрели, так что под «генетическим материалом» подразумеваются обсуждаемые индивидуумы и их многочисленное потомство от самых разных мам. Если учесть возраст героев, особенно Медвежонка, энтузиазм ученых представляется несколько преждевременным.

 

Глава 2

Полянку нашла Ядвига. То ли в силу неуемного характера, заставляющего девушку совать нос куда надо и куда не надо, то ли времени свободного у пани больше было, особенно в первое время после появления в Хортице. Когтя-то с Медвежонком сразу в оборот взяли. Появились к концу учебного года, да и умели немного. Сколько всего надо было узнать и научиться, чтобы просто лицом в грязь ежедневно по десять раз не падать. И в прямом смысле, и в переносном.

Паненке куда проще пришлось. Ограниченный курс для девушек. По научной части, так и вовсе всё знала уже. Ну, не всё, конечно, но многое. Очень многое. Да и тренировки у девчат не столь напряженные. Было у Ядвиги время погулять по окрестностям. Конечно, среди парней нашлось бы немало желающих скрасить девичье одиночество, но… смазливая паненка сразу расставила «точки над ё», во всеуслышание заявив, что будет ждать Медвежонка, и развесив дюжину затрещин наиболее недоверчивым. Вот и гуляла без свидетелей. И полянку, ставшую тайным местом троицы, нашла.

Обычно они здесь занимались. Отрабатывали недовыученные на тренировках приемы, осваивали показанное Когтем (старший мало того что знал ножевой бой лучше наставников, так всё время что-то новое придумывал), зубрили черсидские глаголы и разбирались в тонкостях генетики.

Сегодня тоже пришли в тренировочных штанах и рубахах, но только потому, что в них всегда и ходили. Удобная одежка. Не тренировались. Бездельничали. Братья – впервые за всё время пребывания в Хортице: пройти за три года девятилетний курс – тут дурака валять некогда, а Ядвига и хотела бы, да разве эти двое дадут! Но когда обучение закончилось… Парням предстоит теперь направление на службу получать, но пока даже неизвестно куда и когда. А у девушки и вовсе всё позади.

Вчера отроковица Ядзя Заноза, завтра шановна паненка Качиньская, а сегодня можно отдохнуть, расслабиться, на травке поваляться… Или сгонять к реке искупаться? «Нет, – подумала Ядвига, – лень». И не только лень. Не хочется, чтобы парни на нее пялились, когда из воды выходить будет. Интересно, три года совместное купание голышом совершенно не волновало, да не втроем с друзьями, а всем кагалом, а сейчас вдруг застеснялась. Наверное, новая роль уже накладывает отпечаток. А может, Медвежонок подрос. Уже не мальчишка, парень. Вроде десять лет всего, но если не знаешь, ни за что не догадаешься. Велеты рано взрослеют…

Ядвига перевернулась со спины на живот и оглядела полянку. Медвежонок сидел, привалившись к стволу огромной березы, и задумчиво разглядывал что-то в ветвях клена напротив. Коготь метал ножи в специальный чурбак, притащенный сюда три года назад. Ножи кидать – не тренировка. Так, развлечение.

– Вот и всё, – грустно протянула девушка. – Крайний раз сидим.

– Сидим – в первый, – констатировал Коготь. – Но и крайний – тоже. Ты когда?

– Завтра, – вздохнула Ядвига. – Анджей уже приехал.

– Не маловата охрана?

Девушка махнула рукой:

– Хватит. Десяток мечей с сержантом, да я в придачу… – скорчила кислую мину. – Любую шайку разгоним.

Помолчали.

– А вам так и не дали направление?

– Не-а, – буркнул Медвежонок.

– Дальше Большого Камня* не пошлют, – Коготь махнул рукой, и очередной клинок воткнулся в дерево. Точно между двумя другими. – Нам вообще скукотищу подсунут.

– Почему? – поинтересовался младший.

– Ты возрастом не вышел, я Обликом, – новый бросок. – А еще ты ценный генетический материал. Так что, паненка, зря ты верность братцу хранишь. Ему жен штук восемнадцать назначат. А еще наложниц без счета. Чтобы дети-внуки в семь лет оборачивались. И всё под неусыпным волховским оком. Ельня нам светит! А тебе девятнадцатой женой невместно быть. Западло то есть!

– Ничего ты не понимаешь в большой и чистой любви, – задиристо сказала Ядвига, но в голосе прорвалась грустинка.

– Господь не одобрит, – уточнил Коготь, вколачивая в чурбан сразу два ножа. – И круль поленский.

– Нечистый с ними обоими! На Господа мне начхать, а крулем можно и папочку сделать!

Но грусть не ушла.

– Глупости говоришь, – клинки продолжали втыкаться в дерево, вычерчивая на мишени почти идеальный круг. – Крулева дочка тем паче должна приличия блюсти. Получите рокош от всех панов одновременно. Да еще поддержанный Святой Церковью. И сожгут тебя. Вместе с папой. Если не успеете сбежать в Сваргу.

– Гнилой базар, в натуре, – буркнул Медвежонок, для тренировки постоянно меняющий наречия. Важно было каждую фразу сказать на каком-нибудь одном языке, не сбиваясь на другие.

– Ты не хочешь на мне жениться? – ехидно спросила Ядвига.

– Не в напряг три года порожняк гонять*? – лениво процедил младший. – Ты, паненка, маромойка краснучая*, но на мой прикид бабайка* немного! Шестерик не двойка*! Сбарабай жабера* по вкусу. По тебе ж пол-Хортицы свалехалось*, со Славки начиная!

– Нет, я тебя всё-таки побью, – беззлобно произнесла девушка. – Бегаешь за ним, ночей не спишь, от пол-Хортицы отбиваешься, княжичу от ворот поворот даешь, а он – «бабайка»… Побью!

– Берайтс драй яре вершприхст, – по-вентски хмыкнул Медвежонок. – Фон дер Буг…*

– Кстати, правда, – Коготь повытаскивал ножи из чурбака и вернулся обратно. – Чего до сих пор не побила?

– Он не дается, – пожаловалась Ядвига. – Перекидывается и убегает! Злые вы! Уйду я от вас. Вот завтра с утра и уйду!

– Ядзя, хафа нашан*, - Медвежонок, перекатившись, оказался лежащим бок о бок с девушкой. – Хоҳи бизан! Ман намегурезам,* – теперь парень говорил на черсидском.

Вместо ответа девушка порывисто обняла велета и чмокнула в щеку.

– Опять телячьи нежности… – пробурчал Медвежонок, но освобождаться от объятий не спешил. – Оно тебе надо?

– Мне – надо! – подтвердила Ядвига. – Еще пара лет, и тебе надо станет.

– Пани, Вы бы хоть не в моем присутствии брата совращали, – нож прочертил воздух, ставя первую точку будущего узора. – Или ты практикуешься? Спецкурс для девушек, да? Сильно вас учат, я уже слюнками истек. А ведь меня Белка ждет!

– Грубые, бесчувственные эгоисты, – вздохнула Ядвига. – И за что я вас так люблю?

– Мы… Это… – Медвежонок сел, почесал в затылке, лег обратно. – Обаятельные! Вот!

Девичья рука взъерошила ему волосы.

– Слушай, Ядзи, ты ж генетику лучше всех знаешь, – мальчик неуклюже попытался перевести разговор на менее опасную тему. О касающихся его матримониальных планах он предпочитал не задумываться и не разговаривать. – Объясни, почему велетов так мало?

– Мужики! – Ядвига притворно вздохнула. – Ты с ними о вечном и возвышенном, а им всякая ерунда интересна! Ладно, ладно! Это же просто: ген велетства рецессивный. Соответственно, полукровки – не велеты. Потому велеты всегда в меньшинстве. Можно возвращаться к вечному и возвышенному!

– Погоди, – не сдавался Медвежонок, вынужденный общаться на сварожском. В других наречиях волховских терминов просто не существовало. – Ну, рецессивный. Но у велетов равных врагов нет.

– Во-во, – поддержал брата Коготь. – Они ж только во сне уязвимы. И женщины во время беременности. В первобытном племени велеты не гибнут. И они самые крутые мужики. Первыми женщин выбирают. В результате естественного отбора обычных людей должны были еще в каменном веке вытеснить.

Девушка снова вздохнула:

– Всё верно. Пока племя не столкнется с соседями. А как схлестнется за спорные земли, велеты первыми в бой идут. И рубят друг друга по-черному. Ты вспомни историю: если где ларгов больше становилось, страна немедленно пыталась кого-нибудь завоевать. При этом всех велетов врага убить, а простых людей поработить. Что в каменном веке, что сейчас… Вот и весь естественный отбор. Не вымерли, и то ладно…

– Получается, – задумчиво сказал Медвежонок, – если бы племена жили разрозненно, то могли бы чисто велетскими стать?

– Могли, – кивнула Ядвига. – Если бы не встретили соседей до этого. Но мне бы их было жаль.

– Почему? – Коготь даже приостановил бросок, настолько удивился.

– Представь: чисто велетское племя в изолированном пространстве. Допустим, на отдельном большом острове или даже континенте, – девушка встала и начала расхаживать по поляне, невольно копируя повадки преподавателя генетики. – Никаких противников нет. Врагов – тоже. Ничего подстегивающего развитие. Так и остаются даже без дубинок и огня. Рано или поздно к ним приходят пришельцы с других континентов. Велетов у пришельцев намного меньше. Зато они вооружены. Луки, копья, мечи… – девушка задумалась. – Даже совсем без велетов…

– Ну это ты брякнула, – хмыкнул Медвежонок. – Совсем без велетов… Сожрут их.

– Первых сожрут, – согласилась Ядвига. – Тех, что с мечами и копьями. А тех, что научатся метать порошок монаха Бертольда? Лет через двести? А еще через двести – оружие совсем страшным станет. И несчастных дикарей будут расстреливать, как Коготь вот этот чурбан. Издалека. Не давая приблизиться.

Парни задумались:

– Мозда, ти и праву*, - заметил Медвежонок на кроатском.

– Точно, – ножи снова запели в воздухе. – Понятно, почему Сварга столько времени уделяет науке. Велеты только у нас и остались, но и в оружии отставать нельзя…

– Можно переходить к возвышенному? – Ядвига плюхнулась рядом с Медвежонком, взглянула на его перекошенную физиономию и рассмеялась. – Да не буду я тебя сватать. Пока не буду. Только обещайте не забывать. И если занесет в наши края, в гости загляните, а не как в прошлый раз!..

– Вспомнила бабушка первый поцелуй, – Коготь убрал ножи и подсел к друзьям. – Мы Вам, вельможная паненка, в те годы не были представлены. А к Вашим уважаемым родителям имели некоторое недоверие. Кстати, они еще не были Вашими родителями.

– И что? – прищурилась девушка. – Это повод пройти мимо?

– Яволь, елибе фройляйн! – лязгнул Коготь.

– Во-первых, – сладко пропела Ядвига, – я не твоя девушка, а твоего брата. Во-вторых, это не повод. А в-третьих… – рука Ядвиги попыталась войти в соприкосновение с затылком наглого мальчишки. Как обычно, неудачно. – Не смей уворачиваться, когда я тебя воспитываю!

– Бить детей непедагогично, – хором сказали братья.

– Вас – педагогично, – возразила Ядвига. – Когда вы адекватные.

– А когда неадекватные? – опять хор.

– Опасно.

Все трое прыснули.

– Всё равно, нас к тебе не пошлют, – серьезно сказал Коготь. – Скорее всего, ушлют в Ельню, волхвам помогать.

– Ага, помогать, – скривился Медвежонок. – Они меня изучать будут. «Скажите, молодой человек, что Вы чувствовали, когда первый раз обернулись?» – передразнил он. – Сказал бы я ему, что я чувствовал! За три года не наизучались!

– Вот и я о том, – кивнул Коготь. – Сначала до совершеннолетия, а потом и совсем запрут. Чтобы мы сами себя изучали. И не вырвешься, хоть князю челобитную бей.

– А я на вас заявку пришлю! Мы же Сварге союзники! Князь нам помогать должен!

– Князь никому ничего не должен, – Медвежонок откинулся на спину и внимательно рассматривал небо. – Но союзникам поможет. Если пана Мариуша на Раковский Стол крикнут. Только не двух мальчишек пришлет, а полусотню велетов. Взрослых. Чтобы любой рокош против пана круля за полчаса разметали. А ценный генетический материал предпочтет держать в пробирке. То есть в лаборатории…

– Кончай ныть, – взорвалась девушка. – И так тошно!

– Я не ною, – Медвежонок назидательно поднял палец. – Я констатирую факты. И, между прочим, лежу так, что не могу быстро убежать, даже если перекинусь. Так что у тебя есть шанс меня побить!

Ядвига хищно улыбнулась:

– Точно! Но у меня на сегодня другие планы. Я тебя сейчас поцелую!.. _______________ * Большой Камень – У нас на этом месте Урал. * Порожняк гонять – вести пустой разговор. * Маромойка – девушка, краснучая – красивая. * На мой прикид бабайка – старше меня (для меня старовата). * Шестерик – не двойка – в данном случае речь о разнице в возрасте. Ядвига старше Медвежонка на шесть лет. * Сбарабать жабера – здесь: найти мужа. * Свалехаться – влюбиться * Уже три года обещаешь. С самого Буга… (вент) * Ядзя, не обижайся (черс) * Хочешь, побей! Я не убегу (черс) * Может, ты и права (кроат)

 

Глава 3

Фридрих фон Каубах, командор наконец-то возрожденной восточной резиденции Ордена Светочей Веры, даже не знал, радоваться ему последним событиям или огорчаться. С одной стороны, выход Ордена из опалы Капитула означал рост и его личного могущества. С другой – положение командора внутри Ордена теряло свою монументальность. Пока резиденция числилась владением фон Каубаха, ни о какой замене ее руководства и речи идти не могло. Теперь же…

Впрочем, особых оснований для беспокойства Фридрих не видел. Братья, хоть и не прятались более под личинами ягеров и кнехтов, по-прежнему считали себя обязанными командору, да и жалованье получали из его рук. Попробуй сейчас кто-нибудь сменить власть в резиденции, мигом познакомится с Очистительным Пламенем. Даже если окажется ландмейстером. Не зря же Герман фон Балк столь приветлив в общении с молодым фон Каубахом. Хотя, конечно, не следует забывать про стрелы наемных убийц, случайно оказывающиеся в бокале вина яды и другие несчастные случаи, от которых не защитит никакая охрана. Тем не менее…

Фридрих отвесил положенный поклон и замер, ожидая распоряжений. Или вопросов. Не просто же так ландмейстер выдернул командора воссозданной резиденции из гущи дел. Да еще принимает не в зале, а в кабинете.

– Итак, сын мой, – начал фон Балк, доброжелательно посматривая на приглашенного, – Орден отмечает Ваши заслуги в деле несения Святой Веры в массы… – ландмейстер запутался в хитросплетениях собственной фразы.

Риторика никогда не была сильной стороной Германа фон Балка, проложившего себе путь наверх мечом и огнем. И если ругать подчиненных и лебезить перед вышестоящими он более-менее научился, то хвалить… Впрочем, стоящий перед ним мальчишка ландмейстеру нравился. Дерзок, умен, предприимчив. Подл, конечно, до невозможности, но эту черту будет правильнее назвать честолюбием. Иначе в Ордене придется всех подлецами честить, особенно в руководстве.

Однако фразу надо было заканчивать:

– Одним словом, я тобой доволен, Фридрих! И хочу, чтобы ты возглавил важное дело, – фон Балк помолчал, задумчиво рассматривая собеседника. Сесть, однако, не предложил.

Командор подобрался, почуяв серьезность темы.

– Ты знаешь ситуацию, – продолжил ландмейстер. – С Ордена снято наказание, наложенное Святым Капитулом три года назад. Но ничего не закончено и не забыто. Сейчас нам нужен громкий успех. И не в деле сжигания сервов… Хотя пару-тройку можно и сжечь, – Герман усмехнулся. – Но при наличии убедительных доказательств, – теперь он сурово взглянул на подчиненного. – Это, надеюсь, понятно?

Фон Каубах согласно кивнул.

– Главное другое, – продолжил ландмейстер. – Мы должны обеспечить распространение Святой Веры на новые земли. В первую очередь, уничтожение скверны на этих землях. Чтобы ни один Зверь не ушел! У тебя ведь есть, что сказать по этому поводу?

Командор снова кивнул. Святой поход на Сваргу! Во всем известном мире только там остались Звери в большом количестве. Серьезный противник. Святой Капитул сильно ошибся, поторопившись вывести эту пакость в Нордвенте. Сначала следовало бросить своих Зверей на Сваргу, обеспечив ей участь Тигренка, а уже потом… Но что не сделано, то не сделано. Придется исходить из того, что есть. И тут Фридриху действительно есть, что сказать.

– В пределах Нордвента отношение в целом…

– Про Нордвент пропусти, – ухмыльнулся фон Балк. – Тут я лучше тебя ситуацию знаю. Что в Полении? И ходят слухи… Впрочем, я слушаю!

Фон Каубах мысленно выругался. Ландмейстер явно знал больше, чем рассчитывал командор.

– Поления верна Святому Капитулу, святой отец. Но населена грешниками. И первый среди них некий Тадеуш Костюшко. Пан спит и видит «Великую Полению, край четырех мож». А поскольку два из этих морей принадлежат нордвентской короне, позицию поленского круля нельзя назвать конструктивной. Стране нужен другой круль, чтобы не сеял раздор внутри Святой Веры. Естественно, Орден ничем подобным заниматься не будет, желающих и так достаточно… Но есть одна проблема: в Полении невозможно предсказать решение сейма. Нам остается только гадать, кто сменит пана Тадеуша. Я бы предложил всем крупнейшим магнатам отправить наследников на обучение в Бер. Так будет надежней.

Фридрих дождался понимающего кивка и перешел к главному:

– На меня вышли посланцы степняков, еще недавно пасшие свои табуны севернее страны Тай. Им стало тесно в восточных степях, и они двинулись на запад. Одна орда прошлым летом вторглась в Черсию, разгромила армию шаха, взяла штурмом Биштен и Самаханд, оставив только развалины, и остановилась, немного не дойдя до Теграна. Может, и не остановились бы, но султан Едипта мамлюков без счета подогнал. Пришельцев тоже немало, так что уже почти год стоят, переглядываются, решают, воевать или нет, – командор, не видя на лице начальства никакой реакции, продолжил: – А вторая орда навалилась на капчаков. Да так, что от тех только шерсть полетела. Кандаганды больше нет, а эти самые тоголы моют копыта своих коней в водах реки Идиль. Это я почти дословно цитирую посланника.

Ландмейстер поднялся из кресла, прошелся по кабинету, налил вина из стоящего на небольшом столике кувшина и, махнув рукой в сторону гостевого кресла, бросил почтительно замолчавшему Фридриху:

– Садись! И рассказывай! Что хотели степняки?

– Предложили военный союз против Сварги, – командор отхлебнул вина. – Совместить Святой Поход против Зверей с походом кочевников к Последнему Морю.

Ландмейстер иронически поднял бровь:

– А дальше?

– Поделить мир по-братски, – ухмыльнулся Фридрих. – Им Черсия, пацинакские и кроатские степи и половина Византа. Нам Сварга… и всё остальное. И обращение орд в Святую Веру.

Фон Балк хмыкнул:

– А на самом деле?

– Как всегда, – пожал плечами командор. – Их хан собирается править миром и не готов делиться властью с каким-то там королем Нордвента. Насчет Веры – возможно, это для него не главное. Все степняки хотят одного – золота, рабынь, коней и вырубить все леса. И города разрушить, конечно. Прибьют Сваргу – примутся за нас. Если силенок хватит.

Фридрих замолчал, ожидая реакции. Не ошибся.

– Твои предложения! – рявкнул ландмейстер, и в погрузневшем теле на миг проступили черты бойца, когда-то одним лишь именем наводившего страх на врагов Пречистой Церкви.

– Сила там приличная. И не такие эти таголы дикие, как можно было бы подумать. Если отказаться, степняки могут обойти Сваргу. Мамлюки их не остановят. Пройдут через Черсию и Визант, сметут пацинаков, угров и кроатов. И ударят по нам. Не думаю, что Нордвент им по зубам. Тем более, можно помочь Византу, и даже Черсии. Но в любом случае война будет тяжелой.

Командор сделал паузу, прежде чем перейти собственно к предложениям. Заодно отхлебнул из кубка.

– Думаю, их предложение стоит принять. Объявим Святой Поход, соберем войска, выдвинемся к границе, подадим сигнал союзничкам. А вторжение чуть-чуть придержим. Чтобы Великий Хан схлестнулся со Зверьми на границе степи. Кочевников много, завалят сварожские засеки трупами, но прорвутся. Князь будет вынужден ослабить нашу границу, вот тогда и пойдем. А кого мы будем предавать Очистительному Пламени, Зверей или степняков, не суть важно, – Фридрих отставил кубок. – А еще помочь Византу. Добровольцами, конечно. И оружием через подставных купцов. Чтобы хан из этих войн вышел обескровленным до предела.

– Из Сварги посольство едет.

– И пусть едет, – отмахнулся фон Каубах. – Переговоры нам только на руку. Если князь поверит в наше миролюбие… – он усмехнулся.

Ландмейстер откинулся в кресле, задумчиво наблюдая за командором.

– Ну что ж, – наконец произнес он. – Я рад, что не ошибся в тебе, мальчик. Ты придумал эти планы, тебе их и реализовывать. И учти, если всё получится, Орден будет приветствовать самого молодого ландмейстера в своей истории, – Фон Балк несколько мгновений полюбовался ошарашенным лицом собеседника и прояснил. – Я не собираюсь умирать, граф. Но там, – палец устремился в потолок, – скоро освободится местечко. В случае твоей удачи – для меня. Так что постарайся, Фридрих. Очень постарайся!

 

Глава 4

– Отроки выпускного куреня Коготь и Медвежонок прибыли по зову твоему, батько!

Всеслав встал из-за стола, пересек горницу и прошелся перед вытянувшимися по струнке отроками, внимательно разглядывая обоих. Хороши, что и сказать. Нет бы парадные одежи вздеть, всё же не каждый день к атаману вызывают. Да ладно парадка, хоть бы полевые нацепили! Так нет, как гоняли на площадке, так и заявились: латаные-перелатаные тренировочные штаны, да такие же рубахи. Волосы прикрыты марамками*, хотя там и прикрывать-то нечего, отроков стригут пусть и нечасто, но наголо, сильно отрастать не успевает. Морды в разводах пыли и пота, можно прямо сейчас в разведку, никакой раскраски наносить не надо. И босые ступни чистоты неописуемой. Да уж…

– А помыться прежде, чем к батьке лететь, западло, да? – атаман мог себе позволить говорить на любой смеси языков.

– Торопились явиться на зов! – хором гаркнули отроки, не выказывая ни тени смущения.

И то верно, время сейчас самое тренировочное, где еще мог застать зов примерных учеников? Но спуску давать не стоит, понимали, куда идут!

– Триста стуков сердца! – бросил Всеслав. – Чтобы были тут чистые и одеты по форме.

– Слухаем! – правые кулаки стукнули по груди в уставном жесте повиновения, и мальчишки словно в воздухе растворились. Только хлопок двери выдал направление движения.

Вернулись быстро. Всеслав с Ярополком и по братине кваса выпить не успели. Вот это совсем другое дело. Парадные штаны и рубахи, сапоги, черсидки*. И мытые физиономии.

– Отроки…

– Вольно! – скомандовал Всеслав. – Ну что, братцы-кролики, к практике готовы?

Уставной подтверждающий рев.

– Да тише вы, – поморщился атаман. – Сказал же: «Вольно». Садитесь и слушайте, – подождал, пока парни устроятся на стульях. – На вас получена заявка от Совета волхвов, – батько взмахнул документом. – Так что поедете в Ельню!

– Слухаем, – сообщили братья, однако от уставного рева, пропитанного энтузиазмом, не осталось и следа. Зато уныния…

Всеслав удивленно шевельнул усами:

– Кто-то что-то имеет против?

– Не имеем, – уныло сообщил Коготь. – Готовы выехать, согласно указу!

– Это хорошо, – кивнул атаман и приложился к братине. – Потому как за вами уже и сопровождающий пришел. И не какой-нибудь, сам боярин Ярополк, – Всеслав кивнул на высокого гостя. – Человек из ближних к Князю, чтобы понимали! Завтра и выезжать. Ясно?

– Ясно! – вдруг оживились братья. И снова слово взял старший. – Можно вопрос, батько?

– Ну? – поднял бровь Всеслав.

– По Уставу окончившим полный курс отпуск положен на месяц, не считая дороги. Родных навестить. Просим позволения самостоятельно прибыть к месту службы по окончании отпуска.

– Каких родных? – удивился батько. – Вы ж сироты голимые!

– Медвежонку надо родителей невесты посетить. А то обидятся ведь! А отношения с тещей – штука сложная! Особенно с такой тещей! Ну и невесту заодно повидает! Он ведь соскучился! А я с ним вместо охраны схожу, всё-таки братец у меня маленький, вдруг кто обидеть захочет…

Монолог Когтя звучал серьезней некуда. Медвежонок застыл с каменным лицом. Ярополк у окна вновь поперхнулся квасом.

– Обидишь этого маленького… – пробурчал Всеслав. – И кто же у него будущая теща?

– Пани Ридица Качиньская! С ней лучше не ссориться!

Атаман повернулся к боярину:

– И что ты на эту тему думаешь?

Ярополк вытер усы:

– Я? Нет, батько, они пока в твоей власти, мне здесь думать не положено. А вот что ты думаешь, интересно…

– А я думаю, что эти два сосунка мало того, что передергивают через слово, так еще и шантажируют нас ссорой с Лисицей. И давят на традиции, которые поважнее иных законов будут. Выпороть, что ли… Или полтысячи отжиманий назначить… – Всеслав резко развернулся к отрокам. – А?

– Есть пятьсот отжиманий, – хором выкрикнули братья, падая на пол.

– А насчет отпуска что? – закончил фразу Коготь.

– Ридка нас, конечно, простит, – Ярополк задумчиво разглядывал ходящие вверх-вниз спины. – Но ведь имеют право на отпуск, паршивцы. Не придерешься…

– А я тебе что говорил! – буркнул батько. – Три года от «невесты» отнекивался, а теперь за седмицу соскучился! Отставить отжимания! Хватит парадную форму портить!

Мальчишки, вскочив, вытянулись.

– Три седмицы на дорогу туда, – продолжил атаман. – Три обратно. Месяц на обхаживание тещи. К концу ревеня в Ельню должно прибыть. К старцу Любомудру.

Дружный удар кулаками в грудь.

– Лошадей вам дам, – задумчиво произнес Ярополк. – Но только до Явора. Там сдадите коней деду Поняте. Крайний дом с севера. На обратном пути заберете. А дальше пешочком. Маскировка на ваше усмотрение. Но! Своё отношение к Сварге не светить. На заставах не маячить. Через реки – вплавь. И заодно уши открытыми держите, но без лишней инициативы. Глядите и слушайте, что люди говорят. Не светиться, не шуметь. Считайте это заданием. Вот здесь, – боярин протянул пухлый пакет, – всё подробно. Читайте тут! Выучить наизусть и уничтожить.

Повеселевшие отроки углубились в чтение.

– А сообщить-то как, ежели срочное что? – через полчаса спросил Коготь. – Пока нашу метку увидят, пока подойдут…

– Зато, если попадете к святым отцам, наших людей ведать не ведаете. Но лучше, чтобы они вас живыми не взяли. Еще раз предупреждаю – тише воды, ниже травы! Не шуметь и мечами не махать! Да и не будет у вас мечей. Вы скрытни под детской личиной, а не благородные владетели. И выполняете только, если не вредит отпуску. Ясно?

– Ясно! – физиономии снова поскучнели.

– Может, лучше сразу в Ельню? – уточнил батько.

Братья так замотали головами, что казалось, те сейчас оторвутся от тел. Но нет, так просто от этой парочки не избавиться.

– Тогда готовьтесь! Чтобы с утра духу вашего в остроге не было!

– Слухаем!

И вновь исчезли, словно и не было. Резкие ребята!

Атаман зачерпнул еще кваса:

– Задание, значит, заранее подготовил?

Боярин прошелся по горнице:

– Не могу ж я собственному учителю не верить. Раз сказал: «Не поедут», значит, не поедут. Я и сам бы постарался попасть в Любомудровы лапы как можно позже. Пусть погуляют напоследок.

– Ну, пусть погуляют, – вздохнул атаман. – Только неспокойно мне. Чую, что-то у них на уме такое… – он покрутил ладонью в воздухе. – Впрочем, дорога дальняя, времени мало… Но на всякий случай Ридице сокола отправлю. Пусть наша Лисичка приглядит за этой парочкой… ________________ * Марамка (от кроатского «марама» – платок, косынка) – головной убор из куска тряпки наподобие современной банданы. * Черсидка – шляпа с полями, по крою напоминающая «афганку», военную панаму советского образца.

 

Глава 5

Восточная резиденция Ордена кипела. Командор фон Каубах словно взбесился, гоняя подчиненных по самым разным делам. Летели гонцы в ближние и дальние владения. Риттеры отзывались с привычных мест службы и даже разыскивались в рейдах, что вообще-то считалось делом безнадежным. Почти две сотни братьев ушли в Полению. Зачем, никто не знал. К резиденции стягивались войска владетелей: от мелких, десяток-другой кнехтов, отрядов вольных баронов до многотысячных армий графов и герцогов. Войска располагались вне резиденции, заполонив окрестные леса и деревеньки, но и внутри замка кишмя кишели служивые: от владетельных особ, спешащих засвидетельствовать своё почтение Светочам Веры, до оборванных кашеваров, высматривающих, нельзя ли чем-нибудь поживиться…

Несколько минут назад в ворота въехала поленская экспедиция во главе с бейлифом Иоганном. Прибывшие еще не успели спешиться, а их предводитель уже несся в направлении кабинета главы резиденции, торопясь доложить начальству о результатах. Промедления в подобных делах Фридрих фон Каубах не терпел.

– Заходи, святой брат, – откликнулся на стук командор. – Присаживайся. Вина?

– Спаси Господь, святой отец, – почтительно склонил голову бейлиф, подбирая полы плаща. – Не откажусь промочить горло после долгой дороги.

– Угощайся, – Фридрих взмахом руки указал на небольшой столик, расположенный между креслами. – И рассказывай.

– Великая Поления понесла невосполнимую утрату, святой отец, – Иоганн отхлебнул из кубка и улыбнулся. – Ясновельможный пан Тадеуш Костюшко, всеполенский круль волею божьей, за обедом подавился вишневой косточкой.

– Круль волею божьей или подавился волею божьей? – с усмешкой уточнил командор. – И с каких пор это стало смертельно?

– И то, и другое, святой отец, – лицо отца Иоганна исказила гримаса, должная изображать улыбку. – Что касается второго вопроса – на всё воля божья… Паны собирают сейм.

– Наиболее вероятные кандидаты?

– Михась Вишневецкий, Юзеф Пилсудский, Ежи Понятовский. И Борис Сапега, само собой. Кстати, все четверо оценили щедрость нашего предложения и изъявили желание обучить своих наследников в лучшем заведении великого Нордвента. Пан Юзеф, правда, сомневался, но после проведения разъяснительной работы… Мальчишек мы привезли. Восемь человек.

– Что, вообще никаких осложнений? – удивленно поднял бровь командор.

– Так не бывает, святой отец, – вздохнул бейлиф. – Чарторыйский, Ягеллон и Сангушко пытались артачиться. Но всё легко решилось за счет авторитета Пречистой Церкви. Когда встает вопрос внеплановой проверки зубов, даже самые гонористые идиоты забывают о шляхетских правах. Но есть проблемы и посерьезней.

– Кто?

– Во-первых, Гаштольд. Наследник – выпускник Парисского университета, лейтенант королевской гвардии. Да и годков ему не шестнадцать.

– Это что-то меняет? – деланно удивился Фридрих.

– Это – нет, – вздохнул Иоганн. – Но не учитывать желания маркиза фон Летов-Форбека для меня было бы превышением полномочий. Тем более, применение силы в отношении нордвентского офицера.

– Погоди… – остановил подчиненного хозяин кабинета. – Рауль фон Фейербах?

– Да, он чаще предпочитает это имя, – бейлиф внимательно изучил дно пустого кубка и потянулся к кувшину.

– Так что ты мне голову морочишь! – командор лишь чуточку повысил голос, но этого хватило, чтобы рука монаха повисла в воздухе, так и не добравшись до вожделенного сосуда. – На кой нам нужен сын герцогини фон Летов-Форбек, в лояльности которой нет никаких сомнений?!

– Сомнения есть везде и всегда, – посмел возразить бейлиф. – Вы же сами нас учили: «Доверяй, но проверяй!»

– Ты прав, святой брат, – улыбнулся фон Каубах. – Но несравненная Барбара вне подозрений. Если бы герцогиня хотела сесть на трон, неважно, Полении или Нордвента, она давно была бы там. Любым из полутора десятков способов. От брака с текущим королем до штурма его резиденции. А поскольку она этого не сделала, то всемилостивейший Людовик очередной по счету просто души не чает в кузине. Или кем там она ему приходится… В общем, забудь. Либо воевать со Сваргой, либо с герцогиней. Еще неизвестно, что лучше. Продолжай.

Бейлиф всё-таки налил себе вина, нимало не удивляясь откровенности начальства. Любому человеку нужна отдушина, кто-то, с кем можно говорить обо всем. Для Фридриха такой отдушиной стал брат Иоганн, сын обнищавшего шевалье, обязанный фон Каубаху всем, что имеет. И замазанный в куче самых грязных дел.

– Пан Мариуш Качиньский, – вздохнул бейлиф. – Сыну два года. Но наследницей, более того, полноправной совладелицей всего имущества, является шестнадцатилетняя дочь от первого брака. Отправлять дочь на обучение отказался категорически, – Иоганн еще раз вздохнул, отвечая на удивленный взгляд командора. – А о наших методах убеждения даже заикаться не стоило…

– Почему?

– Пан Мариуш – мастер клинка. Младший брат предыдущего пана Качиньского. После смерти отца подался в наемники и тринадцать лет болтался неизвестно где. Объявился после смерти брата. За полгода увеличил своё владение в несколько раз. Личная армия… Это именно армия, святой отец! Небольшая, но прекрасно обученная. Женат на святой сестре из Ордена Дев-Воительниц. Оказывается, «куницам» можно выходить замуж!

– Можно, – кивнул Фридрих. – Единственный орден, не требующий целибата, – в голосе командора проскользнула ненависть. – У этих бешеных сук всё не как у людей!

– В общем, так нас хотя бы проводили с видимым почетом… – бейлиф сделал паузу. – Тем паче, что пан Мариуш не состоит в родстве с легендарным Ляшко и, следовательно, никоим образом не может претендовать на трон. Если бы не размеры маетка, армия и редкостная хитродупость, Качиньского не стоило бы и рассматривать!

– Вот именно: хитродупость! – командор ожег подчиненного гневным взглядом. – И это всё, что ты можешь сказать?

– Не совсем, – покачал головой бейлиф. – С паном Мариушем и святой сестрой Ридицей мы пообщались. А вот паненки Ядвиги в маетке не было, ибо ясновельможная уже получает где-то образование. Собственно, это и послужило причиной отказа. Поскольку в учебных заведениях Нордвента интересующая нас дама не обнаружилась, можно сделать соответствующий вывод, – Иоганн недобро усмехнулся. – Поэтому я решил, что согласия на обучение надо спрашивать не у родителей, а у самой Ядвиги Качиньской. И оставил неподалеку небольшое посольство, задача которого ненавязчиво пригласить пани в гости.

– Долго же ты добирался до главного, – фыркнул Фридрих. – Кто руководит твоим «посольством»?

– Оно не моё, – возразил бейлиф. – Эти люди не имеют к Ордену ни малейшего отношения. Может, слышали, барон фон Зессендорф. Такой здоровенный краснорожий детина.

– А… – покачал головой командор. – Этот любитель малолетних девочек…

– Не только девочек, святой отец! – разулыбался Иоганн. – В том-то вся прелесть! С дочками своих сервов барон может делать, что ему заблагорассудится, невзирая на возраст. А вот содомский грех – прямая дорога к Очистительному Пламени. А поскольку некоторые художества барона надлежащим образом запротоколированы, то я держу его за причиндалы куда крепче, чем веревка в руках серва – самого смирного бычка.

– Справится?

– Полсотни бойцов, переодетых кроатами. За пани в Сваргу выехал всего десяток. Пусть даже они очень хорошие бойцы, полусотню не одолеют. А сброд Зессендорфа не жалко. Кстати, я на всякий случай предупредил барона, чтобы пани Ядвигу не обижали. Благо самого Эриха дети старше двенадцати не интересуют.

– Это правильно, – кивнул командор. – Ладно, иди, отдыхай.

Бейлиф вышел. Фридрих налил вина и, размышляя с бокалом в руке, прошелся по кабинету. Отдушина отдушиной, но раскрывать все карты перед подчиненным командор не собирался. Зачем, к примеру, тому знать, кто такой пан Мариуш Качиньский. И какие отношения связывали виконта фон Каубаха и капитана ягеров Арнольда Хюбнера. Конечно, в жилах наемника нет ни капли королевской крови! Но сбрасывать Хитрюгу со счетов было бы опрометчиво! Может, стоило тогда прирезать этого прохиндея? Но кто же знал! И о преображении безродного наемника в шановнего пана поздновато удалось выведать. А сейчас не подступишься. Что с того, что личность ясновельможного – секрет полишинеля? Доказать это перед судом – нереально. Да и стоит ли затевать свару с владельцем крупнейшего владения Полении? Может, еще и пригодится знакомство. Особенно если дочка окажется в заложниках. Или наоборот, спасти паненку из рук извращенца и вернуть родителям, заручившись их благодарностью. Фон Зессендорфа в этом варианте, конечно же, на костер. Впрочем, в любом другом – тоже. А лучше прирезать втихую или устроить сердечный приступ. Не велика потеря. Таких баронов тринадцать штук на нечистую дюжину. Может, возвышение Хитрюги еще и сыграет на руку командору. Кто знает…

 

Глава 6

«Я иду, Мистфинк! Я иду за тобой! За твоей никому не нужной жизнью!

Ты помнишь моего деда, Мистфинк? Теодора Рваное Ухо? Или давно выкинул из головы и его, и обещание, выкрикнутое маленьким внуком убитого в забытом Господом медвежьем углу. Что это было для тебя? Один труп из множества. Очередная ступенька в длинной лестнице, ведущей к славе и власти. В состоянии ли человек запомнить все ступеньки? Может ли убийца запомнить все жертвы, если счет идет на тысячи? Это неважно. Важно, что помню я! И не забуду даже тогда, когда твоя кровь смоет моё обещание. Этот миг близиться. Я уже в пути. Я иду к тебе!

Нет, не иду, бегу. Настолько быстро, насколько это вообще может делать велет в возрасте десяти лет. Ты уже забыл, что я велет? Там, где ты живешь, нас называют вильдверами. Велет, вильдвер, берсерк, ларг… Или тебе привычнее Зверь? Еще можешь называть меня Смертью. Для тебя это одно и то же. Тебе недолго осталось ждать. С каждым днем нас разделяет всё меньше верст. Или миль, если тебе удобнее считать по-вентски. Смерть приближается к тебе со скоростью бегущего велета. Я иду к тебе, Мистфинк!

Три года я ждал этого. Ждал и готовился. И сейчас я уже не тот беспомощный ребенок, которого ты видел в Лукау. И я не один. Да, мой брат не имеет, и никогда не будет иметь Облика, но он, как и я, отрок выпускного куреня Хортицкого острога. Тебе еще только предстоит узнать, что это такое, Мистфинк. На собственной шкуре.

Мы идем за тобой, Мистфинк!

Мы бежим уже две седмицы. От рассвета и до заката, с одним-двумя крохотными привалами на еду. Вечерами массируем болящие ноги и растираем мышцы специальными мазями. У вас, в Нордвенте, таких нет. Дремлем до рассвета и снова бежим. Чуть в стороне от дороги, чтобы не попасться на глаза кому не нужно. И реки переплываем ночью, под водой, дыша через тростинки.

Да, мы прячемся. Зачем твоим доглядчикам знать о нас? Или ты думаешь, что я войду в твой замок через главные ворота и вызову тебя на поединок? Мы не благородные владетели и не ясновельможные паны, Мистфинк, мы щипачи и мокрушники. Урки, блатные, карники. Как тебе больше нравится. А еще мы воины. Но не щитоносцы и не латная конница. Мы скрытники, разведчики, пластуны. Еще нас зовут диверсами*. У нас свои методы. Мы пролезем ночью в твою спальню или подкараулим тебя на глухой лесной дороге. А может, придумаем что-нибудь еще. Бой план покажет! Ты даже не увидишь собственных убийц, Мистфинк. Только услышишь тихий шепот, который напомнит тебе о Лукау и моем деде. Ты узнаешь, за что получил перо в горло или стрелу в глаз. Но сначала получишь, потом узнаешь. И не тебе осуждать нас, Мистфинк. Или ты дрался с дедом один на один? Если у тебя хватило бы смелости на это, мне некому было бы мстить.

Впрочем, тебя никто и не спрашивает. Мы скоро придем, Мистфинк! Две трети пути уже позади. Еще седмица, может чуть больше…

Мы идем, Мистфинк!»

Медвежонок поймал себя на мысли, что о фон Каубахе всегда думает «высоким стилем». Обычно так не получается. Даже когда специально пытается. А ведь учили. И книг, написанных таким слогом, перечитал немало, и Ядвигу с Когтем замучал дополнительными упражнениями. Не выходит, и всё. А тут – само выскакивает.

Ну и ладно. Зато под эти размышления побежал ходче. Почти как в начале, когда под нытье деда Поняты на тему заморенных коней, переоделись, превращаясь из хортицких отроков в поленскую голытьбу, и растворились в лесу. Тогда ноги сами несли вперед, Коготь задавал темп, Медвежонок, сколько мог, бежал человеком, потом перекидывался. Иногда несколько раз за день облики менял. Пробовал пробежаться и «волчьим скоком»*, но в компании не-велета это не имело смысла: сплошное дерганье, и только.

Буг переплыли на второй день, точнее в ночь после второго дня, днем плывущие через пограничную реку люди могли вызвать ненужный интерес. Река, три года назад казавшаяся серьезным препятствием, вызвала лишь снисходительные усмешки: с Днипром этот ручеек даже сравнивать неудобно!

Так и добрались до знакомых мест, на седмицу опережая расклад батьки. До цели оставалась еще треть пути.

Идея, конечно же, принадлежала Медвежонку. Три года прошло! Он уже не маленький мальчик, а обученный воин! Сварожский дружинник! Еще и «медведь»! А в Нордвенте жирует сволочь, убившая деда! Уже до командора Ордена дорос! Пора вернуть Мистфинку долг! А то законопатят в Ельне, и когда еще выберешься!

Коготь выслушал брата, в самых изысканных выражениях высказал всё, что он думает о «самоуверенном напыщенном болване, собравшемся погреться в Очистительном пламени», и выставил жесткое условие: один младший никуда не пойдет! Только вдвоем, чтобы было кому присмотреть за «этим отмороженным бычарой». И прежде, чем лезть к «грязному функу», потренироваться на ком-нибудь попроще. Например, навестить барона фон Зессендорфа, когда-то зарубившего отца Белки. Нет, Коготь не злопамятный. Просто очень на барона злой. И память не хуже, чем у велета!

Старший же и придумал официальную цель путешествия. То есть, отмазку для батьки. Медвежонка идея с «невестой» не особо воодушевила, но ничего лучше он предложить не смог, так что пришлось согласиться. К тому же Ядзя к моменту обсуждения уже три дня была на пути к дому, и сообщать ей о злоупотреблении ее отношением к маленькому велету не имело не только смысла, но и возможности. А если на обратном пути удастся заглянуть к подруге в маеток, получится, что и не соврали почти.

Путешествие получалось насыщенным, а лето короткое, потому и мчались, не жалея ни своих ног, ни лошадиных, пробегая за день столько, что княжеские пластуны обзавидовались бы! Однако уже несколько дней Медвежонок выходил из Облика только во время сна, а Коготь засыпал, не дожидаясь еды, вечером и всё тяжелее вставал утром.

Виса на Днипро тоже не тянула, но улыбок уже не вызывала. Правда, и задержать братьев река не смогла: выскочили на берег в сгущающихся сумерках, сходу выломали тростинки для дыхания и ушли под воду. Вот только после переправы сил едва хватило отойти, чтобы с берега видно не было.

А утром и вовсе не бежалось. Вот и сейчас, стоило перестать думать о враге, как неожиданно обнаружилось, что трава путается под ногами, а всевозможные ямки и бугорки выскакивают в самых неожиданных местах и сбивают ход. Это в Облике! А Когтю каково? Не зря брат сопит, как серв на пашне. И скорость упала…

– Отдыхать надо, – бросил младший на бегу. – Сдохнем.

– Времени нет, – отозвался Коготь. – Не успеем.

– Так тем более не успеем, – велет перепрыгнул через ствол поваленного дерева, чуть не зацепившись за неудачно растопырившуюся ветку. – Надо было в нашей пещере задневать. Мы там всё оставили: и дрова, и тюфяки.

Облагороженный три года назад грот находился в версте от последней ночевки. Но после переправы сил еле хватило на пару сотен шагов.

– Нечего там ловить, – Коготь прыгать за братом не решился, вскочил на ствол, а уже с него – вниз. – В гроте дерево отсырело и сгнило, сено трухой рассыпалось… Можно к Ядвиге в маеток заскочить, как батьке говорили. Денек отоспаться.

– Не, – Медвежонку идея не понравилась. – Ядзя могла и не доехать еще. Хочешь с ее родней объясняться? Я им верю, конечно, но как-то так… – он покрутил в воздухе левой рукой, правой отводя возникшую откуда-то ветку.

– А я никому не верю, – фыркнул Коготь. – А пшеку с куницей особенно. Хотя они Занозе нашей и родственники, и зла от них не видел… Всё равно не верю…

– А если Ядзя там, опять с глупостями приставать будет. Да и не отпустят нас дальше. Наверняка батька кунице сокола отправил.

– Это к гадалке не ходи! Давай к дороге выворачивать, – Коготь повернул чуток влево. – Пешком пройдем. И отдохнем, и продвинемся немного. Если не поможет, завтра думать будем.

Медвежонок согласно кивнул, вспоминая карту. От Громодяньского шляха они далеко не отходили, минут десять бега, не больше. Можно и отсюда почуять, что там творится!

Принюхивался велет не зря:

– Едет кто-то! – сообщил он брату. – Лошадь чую и человека. Похоже, серв какой.

– Уверен? Что серв?

– Панове по одному не шастают. Им свиту подавай. Да и лошадка плохо пахнет, старая, наверно.

– Серв с лошадью – это телега, – глубокомысленно заметил Коготь. – Телега – это хорошо. Отдыхаем и едем одновременно. Напроситься надо. Заходим вперед версты на три, как раз немного остыть успеем… ___________________ * Части, которые в нашем мире назвали бы спецназом, окрестил диверсантами еще волхв Кудеяр. Уж больно любил кудесник мудреные слова придумывать. Или, как в этом случае, заимствовать из мертвых языков. Однако салевское слово приживалось в Сварге с трудом. Но не умерло, хотя и сократилось до «диверсов». Однако и по прошествии сорока с лишним лет употребляется редко даже профессионалами. * «Волчьий скок» – специально разработанный способ передвижения для воинов-велетов: бойцы бегут, каждые несколько минут меняя облик. Достигается хороший компромисс между скоростью движения и объемами потребляемой пищи, который напрямую зависит от времени нахождения в Облике.

 

Глава 7

Суматоха, поднявшаяся после нелепой смерти первого среди равных, не обошла и особняк на улице Сигизмунда Лохматого. Собственно, во всей Полении равнодушными остались разве что быки, коровы да пара шляхтичей, интеллектом не превосходящих крупный рогатый скот. Но если в городских особняках наиболее родовитых панов бурную деятельность даже не пытались скрыть, а на площадях и рынках вслух гадали, кто заменит неудачливого пана Тадеуша, то в доме Леслава Клевецкого всё было тихо и благопристойно. Не врывались посреди ночи полуживые гонцы на загнанных лошадях, не подходили многочисленные отряды мечников и арбалетчиков, не уносились в неизвестную даль стаи почтовых соколов… Разве что ночью, да поодиночке…

Всё это не значило, что пан Клевецкий остался равнодушен к произошедшему. Просто лишних эмоций на окружающих не выплескивал. И не давал повода для досужих слухов.

В настоящий момент пан Леслав сидел в кресле, откинувшись на спинку, закинув ногу на ногу, и негромко напевая: «Несолидно помер, – говорили кореша, – подавился косточкой вишневой…»*.

– Вы считаете, Вишневецкие имеют к этому отношение? – Барбара Гаштольд приехала всего лишь полчаса назад. Не то чтобы инкогнито, но и афишировать своё появление не стремилась. Потому никаких карет, гербов, флагов и прочих атрибутов сильных мира сего. Спокойно и неторопливо, без лишнего шума и суеты подъехали к воротам с десяток верховых, настучали по морде медному льву, бросили поводья свите и разошлись кто куда. А самый маленький в костюме для верховой езды проник в кабинет хозяина, даже не удосужившись отдохнуть с дороги. И оказался пани Барбарой, маркизой, герцогиней и радной паненкой, кою не далее как вчера видели в любимом хозяйкой Фейербахе, добраться откуда до поленской столицы за сутки можно разве что верхом на почтовом соколе. Но вот она: прогуливается по комнате, как у себя дома, и винцо потягивает. И выглядит куда свежее, чем ровесницы ее сына на выходе из кабинета цирюльника. – Или просто констатируете факты?

– Ни то, ни другое, – улыбнулся Леслав. – Просто песня нравится. Этот парень блестяще играет словами. А еще говорят, что черкасы – дикий народ! Что-то среди цивилизованных незаметно таких талантов. И к ситуации песенка подходит изумительно. Хотя бы вот эта фраза: «Девочки в знак памяти по нашему крулю на панель…», ой, простите! «… на балы не выйдут две недели»… Ближайший бал – по поводу коронации, как раз пара недель!

– Могли бы и не поправляться, – хмыкнула Анна Ольгельда. – Не вижу разницы!

– Ну это Вы напрасно, милейшая, – Клевецкий протянул руку в сторону окна, любуясь игрой света в напитке. – Общественное положение обслуживающего персонала несопоставимо… Да и те, что на панели, не столь затасканы…

– Пошляк Вы, Лешек! Причем некуртуазный! – рассмеялась гостья. – Я ведь тоже бываю на балах!

– Да-да, конечно, – пан Клевецкий вернул бокал на стол. – И сколько балов с Вашим участием обошлось без трупов незадачливых ухажеров?

– Не надо о грустном, – посерьезнела герцогиня. – У нас же есть тема для разговора. Круль всея Полении помер!

– По Вашему мнению, это веселая тема? – приподнял бровь пан Леслав, вновь беря в руку бокал.

– Нейтральная, – улыбнулась Барбара. – Но может стать грустной. Вы уже прикидывали, кто сменит несчастного Тадеуша?

– Стоит ли обнародовать мои доморощенные умозаключения, если в вопросах аналитики Вам нет равных, моя несравненная пани!

– Уже «моя»? – деланно удивилась женщина. – Когда это я давала согласие?

– Ну уж и помечтать нельзя, – пробурчал Клевецкий.

– Что Вы, что Вы, – замахала руками маркиза. – Мечтайте на здоровье! Мечтательные молодые мальчики – это так очаровательно! Но вернемся к делам короны. Оба кандидата мне не нравятся.

– А их всего два? – Леслав отхлебнул из бокала.

– Их как грязи, – отмахнулась Барбара. – Но всерьез стоит рассматривать двоих. Сапега и Вишневецкий. Остальные либо не успели купить достаточно друзей, либо обзавелись чрезмерно большим количеством врагов.

Клевецкий согласно кивнул.

– С крулем Борисом можно было бы смириться, несмотря на жадность, – продолжала пани. – Но мне не нравится активность Светочей. Похоже, Очистительный Поход намечается раньше, чем мы думали. А Сапега с его набожностью погонит нас на Сваргу по первому приказу Ордена. А Вишневецкого и гнать не надо, Михась начнет войну на следующий день после коронации. Удивляюсь, что до сих пор не начал. Истинный шляхтич!

– Не буду спорить, – кивнул головой Леслав. – Я пришел к тем же выводам. Но других вариантов не вижу. Костюшко сдох на редкость невовремя.

Барбара остановилась у окна и провела пальцем по стеклу:

– У Вас хорошо убираются, пан. Ни пылинки! – она вздохнула и повернулась к мужчине. – Большинство сейма будут кричать не «за», а «против». В нынешней ситуации «против Бориса» означает «за Михася». И наоборот. А нам нужен третий претендент. Свой или хотя бы нейтральный. Чтобы перехватить протестные голоса. Добавим еще поддержку герба Габданк и скупим часть «болота»… Что с Вами, Леслав?

Клевецкий, забыв про бокал, смотрел на собеседницу круглыми от удивления глазами.

– Где Вы возьмете третью силу, маркиза?! – выдавил он, наконец. – Знатный род, богатое поместье, достаточно сильная собственная армия… Все кандидаты наперечет! И кто из них лучше Сапеги? Да никто! Может, Вы лично хотите примерить корону?

– Не скажу, что в восторге от этой идеи, – усмехнулась Барбара, – хотя возможно, пришлось бы и согласиться. Увы, женщина крулем стать не может ни при каких обстоятельствах. Я прикидывала вариант срочно обвенчаться с Вами. Круль Леслав Гаштольд-Клевецкий – это звучит гордо.

– Вы прикидывали что? – ошалело закрутил головой мужчина. – Барбара…

– Я не просто прикидывала, а была готова на брак, – с усмешкой повторила маркиза. – И даже не фиктивный. В конце концов, из всех ухажеров только Вы не вызываете во мне отвращения, – она бросила иронический взгляд на Клевецкого. – Леслав, возьмите себя в руки! С каких это пор Вас шокирует, что женщина готова лечь с Вами в постель? По Ракову ходят слухи, что этой участи не избежала ни одна знатная дама страны!

– Бессовестно врут, – мужчина подался вперед. – Вы сами – первое тому подтверждение. И не единственное.

– Надо же! А я-то думала, что уникальна и неповторима, – развлекалась маркиза. – Увы, мой милый мальчик, пока Вам не удастся добавить меня в список Ваших побед. Родство с Лешко должно быть кровным, а не через брак. Мой сын мог бы претендовать на трон, но не муж!

– Ваш сын? – заинтересовался Клевецкий. – А это вариант…

– Увы, нет, – покачала головой герцогиня. – Рауль не имеет поместий в Полении. Подданства – тоже. Всё это обходится, но главная причина неустранима. Мой сын принес присягу Людовику и будет верен ему до последнего вдоха. Он не оценивает приказы, а выполняет. Выбор его крулем означает вассалитет. На это сейм не пойдет. Да и нам… Король Нордвента – игрушка в руках Ордена…

– Мда… – Леслав откинулся на спинку кресла. – То есть претендента у нас нет.

– А вот тут мы Вас поправим, – женщина подошла к креслу и впервые за время разговора села. – Вы же так любите эту песню! Как там… – она лукаво улыбнулась и пропела, – «Начав с простого ягера, всего сумел достичь»… Ну же, пан! Кто из нас резидент Сварожской разведки?!

– Пан Качиньский??? – выдохнул Леслав.

– Нет! Резидент Вы! – расхохоталась Барбара. – А пан Качиньский – наш претендент! Достаточно богат, достаточно силен, его лояльность обеспечат супруга и, подозреваю, дочка. А насчет знатности – надо будет подумать. Лешко там ни одной частью тела не участвовал, но род достаточно древний. Кстати, весьма популярен среди молодших панов, а их в сейме немало.

– Обалдеть! – Клевецкий никак не мог переварить идею. – Ридку в королевы!

– О! – восхитилась гостья. – Я, кажется, знаю, кто поломал мою уникальность и неповторимость! Вам так и не удалось согреть постель пани Качиньской!

– Тогда она еще не была пани Качиньской, – отмахнулся Леслав, стараясь вернуть себе способность соображать. – Откуда у Хитрюги популярность, он же почти не вылазит из маетка!

Барбара приложилась к кубку.

– Во-первых, вылазит. И ведет себя при этом прямо-таки с детской непосредственностью. Никакой заносчивости, никакого шляхетского гонора. Молодшим панам крайне приятно, когда их держит за равных один из самых крупных владетелей. А во-вторых, про его выходки в свете ходит больше анекдотов, чем про десятника Ржевского. Неужели не слышали?

– Как же, как же… – язвительно ухмыльнулся Клевецкий. – «Решил однажды пан Качиньский деревеньку у соседей зажилить…»

– Если Вы успели заметить, – вернула улыбку фон Фейербах, – пан предстает там положительным героем. И ему неизменно сопутствует успех.

– Ваша работа, ясновельможна пани?

– Как Вы могли подумать! – почти неподдельно возмутилась Барбара. – Чтобы я занималась подобной ерундой?! Для этого есть специально обученные люди!

Клевецкий поставил бокал, из которого за всё время разговора отхлебнул от силы пару глотков. Собеседники словно поменялись местами. Теперь сидела женщина, а мужчина мерил кабинет шагами.

– Как Вы, милая Барбара, планируете обойти отсутствие среди предков Хитрюги Хюбнера некоего легендарного короля, я даже не спрашиваю. Но Вы уверены, что новый круль не захочет сыграть эту партию по-своему?

Маркиза расхохоталась. Весело и заразительно:

– Я уверена, что захочет! Более того, сыграет! Даже не пытаюсь представить, как, но это будет именно то, что нам надо! ______________ * Здесь и далее отрывки из песни Тимура Шаова «Хоронила мафия». Иногда немного скорректированы.

 

Глава 8

Денек выдался сухой и жаркий, как и предыдущие две недели, а потому копыта благородного жеребца пана Новака выбивали из дороги облака пыли. Пыль некоторое время крутилась в воздухе, после чего согласно закону всемирного тяготения возвращалась обратно на шлях, заодно ровным слоем оседая на скакавших чуть позади сердюках охраны и всех, попадавшихся на пути. А как иначе? Громодяньский шлях, соединявший столицы Великого Нордвента и еще более великой Полении, ничем не напоминал дороги Салевской Империи, само существование которой напрямую зависело от скорости переброски войск и грузов между удаленными провинциями. Те, многослойные; на рукотворной каменной основе; вымощенные брусчаткой или (в редких случаях) покрытые плотно утоптанным гравием; слегка выпуклые, дабы дождевая вода стекала на обочины – были способны служить тысячелетиями.

Увы, прошло более пятисот лет, как стихла мерная поступь легионерских сандалий, а властители современных цивилизованных стран предпочитали строить транспортные артерии методом укатки проезжающим транспортом и трамбования босыми или обутыми в лапти ступнями, конскими копытами да тележными колесами. Потому даже соединяющий столицы соседних государств тракт покрыт колдобинами и выбоинами, словно лицо рябого оспинами, и пылит несусветно по сухости небесной, заставляя путников перхать, выплевывая на дорогу не то смоченный слюной песок, не то сдобренную пылью мокроту. А ежели Господь расщедрится на паршивенький дождичек, не говоря уж о приличном ливне, утопать путникам в болоте от Ракова до Нейдорфа, а то и до самого Бера. Такой вот, понимаешь, научно-технический прогресс…

Впрочем, пан Войцех ни о чем подобном не задумывался, ибо технологией дорожно-строительных работ никогда не интересовался, в историю Салевы глубоко не вникал, а о существовании технического прогресса равно законов физики и социологии даже не подозревал. Зачем шановнему поленскому пану забивать себе голову всякой ерундой. Сердюки и так не посмеют обогнать хозяина, а значит, пыль не ляжет на щегольский панский кунтуш и не осядет на благородной физиономии, красно-коричневой от дорожного загара и регулярной дефлорации* продукции собственной пивоварни. Только на пивоварню и хватило денег, вырученных три года назад за проданный маеток. Пан Новак вздохнул. Неплохое было именьице. Если бы не та странная болезнь, чуть не выкосившая хлопов по деревням… Тогда и сыновья где-то сгинули. Ушли пощипать деревушки этого нахала Качиньского, да и исчезли: ни тел, ни весточки. Может, нарвались на ягеров в голубых куртках, а скорее, решили, что нищий отец будет им, молодым и удалым, лишней обузой. Да и Нечистый с ними обоими! Не приходится кормить дармоедов! Сейчас пан хоть пару сердюков может себе позволить, а так пришлось бы вообще без охраны ездить. Невельможно! В общем, пыль не опасна, дождя в ближайшее время не ожидается, а всё остальное пану Войцеху до глубокой дупы. Только за выбоинами стоит присматривать, чтобы кони ноги не переломали.

За долгий путь колдобины успели привести пана в весьма паршивое настроение, а потому появившаяся впереди повозка не только была замечена, но и вызвала у Новака приступ беспричинной ярости. Затрапезный возок, со страшным скрипом и грохотом пересчитывающий колесами упомянутые неровности на дороге, можно было без больших проблем объехать с обеих сторон, благо именно шириной громодяньский тракт и пытался доказать свою значимость. Но не может же шановний пан уступить дорогу каким-то хлопам! А сооруженная из кое-как оструганных жердей телега; кобылка, даже в дни очень далекой молодости не способная на аллюр, отличный от неспешного шага, а ныне мечтающая только не сдохнуть раньше, чем ее выпрягут, говорили сами за себя. Дураку понятно: возница-старик, превосходящий по дряхлости собственный транспорт; да двое внучат-подростков, худощавых и белобрысых, никем другим быть не могли. Хлопы, возившие что-то в соседнюю деревушку по приказу вельможного пана и едущие обратно. А может, наоборот, вызванные паном пред ясны очи. Словом, хлопы! Согнать с дороги плетками, и вся недолга! А если заартачатся…

Не заартачились. Более того, дед, хоть и не обернулся, но заранее почуял опасность, и возок своевременно скатился на обочину, освобождая дорогу вельможному. Пану только и оставалось, что, проносясь мимо, вытянуть плетью младшего хлопа. И то впустую: в последний момент щенку пришло в голову перекатиться на другой борт, и удар пришелся на боковую жердину. Первым порывом пана Войцеха было остановиться и наказать обнаглевшего хама, посмевшего уклониться от удара, но это на полчаса, а то и больше, оттягивало вечерний отдых, а потому шановний только махнул рукой. Нечистый с ними, с этими хлопами, всё равно засекут раньше или позже. Не чужой пан, так свой!

Через полчаса скачки троица свернула на южное ответвление. Показавшийся впереди граничный столб, отмечавший начало разросшихся владений пана Качиньского, не особо воодушевлял Новака. Не видел бывшего соседа три года, и еще бы тридцать не видел! Слишком дорого обходится каждое общение с паном Мариушем, забери его Нечистый вместе с дочкой! Да и короче по южной дорожке, хоть она и поуже шляха. И пылит, между прочим, меньше. А что слава у этого пути дурная, так разве посмеют беглые хлопы напасть на вельможного пана?! А и посмеют?! Даже меч доставать не придется! На это быдло и плети хватит!

Пророческим даром пана Новака Господь обделил. Как, впрочем, и многими другими. Даже на два часа вперед не сумел пан правильно увидеть будущее. Ни три дерева, сваленные поперек дороги, не прозрел, ни сидящего на них мужика в кроатской жилетке поверх косули, широких дикопольских шароварах, заправленных в весьма неплохие сапоги, надвинутой на лоб широкополой южновентской шляпе и с изогнутым угорским клинком в руках. Одним словом, совершенно не хлоп, а наоборот, тать татем: что с кого снял, в том и хожу. Впрочем, пану было без разницы.

– Эй, ты! – заорал Войцех, не сомневаясь, что его приказ будет немедленно выполнен. – Растащи-ка быстренько бревна! Недосуг мне!

Тать лениво сдвинул шляпу со лба и уперся взглядом в лицо Новака:

– И куда пан так торопится? – поинтересовался он скучным голосом. – Пожара в окрестностях нет, это я вам гарантирую. А у меня до пана есть деловой разговор…

– Да как ты смеешь, быдло?! – продолжил ор Войцех. – Плетей захотел?! Или давно на дыбе не висел?! Да я тебя!..

– Мда… – лесной опустил шляпу обратно. – Видать, не выйдет у нас разговора, вельможный пан. Больно ты вспыльчивый. Отпустить тебя, что ли… – он на минуту задумался и снова сдвинул шляпу. – Плати за проезд, пан, и катись своей дорогой. Золотой с тебя, по серебряку с гайдуков твоих…

– Что?! – меч пана Войцеха с шелестом покинул ножны.

Тать вскинул руку. Негромкие хлопки за деревьями, тихий свист стрел, три тела, падающие на дорогу…

Из-за деревьев вынырнули люди, схватили лошадей под уздцы. Лесной неторопливо подошел к пану:

– Молчишь? – он снял с пояса убитого кошелек. – А как кричал, как кричал! – заглянул внутрь, пожал плечами. – До чего же жадны бывают люди, – в голосе разбойника звучала грусть. – Вон сколько денег с собой, трех монеток пожалел! Не говоря уж о том, чтобы поздороваться, поговорить толково… Да и ехать своей дорогой…

– Можно подумать, Лютый, – насмешливо произнес один из подручных, – ты бы его отпустил после базара.

– А это уж как разговор сложился бы… Мы же не душегубы какие…

– Что-то еще ни разу не сложился.

– Всё когда-то бывает в первый раз, – грустно сказал Лютый. – Сложится раньше или позже. Всё! – голос стал командным. – Уходим отсюда! _____________ * Пан имеет в виду дегустацию. Проблемы у него с салевским языком.

 

Глава 9

Лошадка едва передвигала ноги, словно тащила не пустую повозку с тремя некрупными путниками, а доверху нагруженный камнями воз. Судя по скрипу, телега оценивала поклажу точно так же. В придачу еще и возница, беспрерывно нывший с самого начала пути, после неприятного происшествия с сердитым паном совсем впал в меланхолию.

– И шо я с вами связался? – на одной ноте тянул старик, даже не пытаясь подгонять понурую гнедую. – Ехал себе, да ехал… Нет, взял неизвестно кого, непонятно зачем… Дети… Може, и правда, дети, а може, мелкие шибко… Прирежут и прозвища не спросят… Вона как лихо от кнути сбег… И че меню дернуло?.. Высадить вас треба, шо бы вы шли своей дорогой, а я и не при чем.

– Деда, – захныкал Медвежонок, – не надо нас высаживать. Ноги уже болят пешком ходить. Никак без тебя до Легниц к вечеру не поспеем! А нам еще в Рачьи Норы шлендрать… – мальчик шмыгнул носом, – Ты же добрый…

– Добрый, не добрый, – не меняя тона, откликнулся возница, – а своя шкура дороже. Как бы осерчал пан за кувырк твой, да возвернулся кнутей надавать?! И на шо тебе кувырки те были? Подумаешь, разок кнутью б спахали…

– Больно же, – продолжал хныкать малец, – не хочу плетью…

– Больно ему… И шо… Заживет, чай, а пану радость. И нам спокойней, – старик закрутил головой. – Нет, зря я вас взял, ох, зря. Не к добру это. И че меня дернуло?..

– Может, две медные монетки? – спросил Коготь.

– Понятно дило, не буркалы ваши красивые, – откликнулся старик. – Мне и девичьи глазки давно уж без надобности, тута ж и говорить нечё. А монетки треба, то да… Воно ведь, жизнь какая… Пану дай… Мытарю дай… Жолнежу – снова дай… Паны кажну неделю за оброком ходют. А где взять? Вот и приходится всяких проходимцев до телеги пускать. С паршивой овцы хоть шерсти клок… – он помолчал немного и продолжил. – Не буде от того дила добра, ох не буде…

– Ты че, дед? – возмутился Коготь. – Ты ж сам говорил, что с Блакитных Мырд! А с них пан три года как подать не берет! И жолнежам своим запрещает! Или ты старых хозяев вспомнил? Так пора бы и позабыть. На пана Мариуша наши не жалуются. А паненку Ядвигу и вовсе любят. Добрая она.

– И красивая… – добавил Медвежонок и вздохнул.

– Седня добра, а завтра хто ея знае, – пробурчал старик. – Може, ей крови хлопской захочется. Или монет не хватит. А вот че старый пан объявился? Сегодня на шляхе кнутью машет, а завтра? Совсем вернется ежели?

– Погодь, – вскинулся Коготь. – Так то Новак был? Пан Войцех?

– А то ж, – проныл возница.

– Так что ж ты молчал! – разочарование на лице парня боролось с хищным оскалом.

– А че гутарить-то, – старика гримасы паренька нимало не смутили. – Шо ты супротив пану могешь? Аль вы душегубы? Ох, лишенько, кого ж только возить не приходится? Однако мелковаты вы малость. И ножиков при вас нет. Може, сами и не прирежете… Зато жолнежи докопаются, что пергаментов нема. Али есть ксива какая? – возница покосился на Когтя, отрицательно качнувшего головой, и вздохнул. – Нема… И то правда, откуда у вас. А сейчас без по-до-рож-ной, – дед по слогам выговорил трудное слово, – никуда низя. Без пергаменту ты букашка… – помолчал немного и продолжил, обращаясь к Медвежонку. – Гутаришь, одиннадцать годков тебе, а вдруг врешь, а в самом деле десять?! А брату тваму не тринадцать, а все четырнадцать? Может, и не с Рачьих Нор вы, а с Медвежьих болот, где все тати прячутся?

– Ага, а еще, – хмыкнул Коготь, – мой брат ларг! Сейчас обернется и сожрет тебя вместе с костями! – он заметил, что шутка воздействия на возницу не оказала, и спросил: – Тебе что, разница есть?

– Да вроде и нету… Но, може, вы до лихих людей добычу водите?.. Отберут и коника, и телегу…

– Окстись, дед, – рассмеялся Коготь. – Кому такое добро нужно! Стой твоя кобыла хоть серебряк, давно бы какой пан себе захапал!

– А шо? – возмутился старик. – Серебряк – немалые деньги!

– Вот потому и отобрали бы, что немалые!

– Так то для нас немалые, кто за пару медных монеток всяких подвозит. А паны, воны в золоте купаются… – старик снова вздохнул. – Да и не отбирает пан Качиньский у хлопов последнее, то ты правду кажешь. А вот лесные-то могут и позариться. Пустят телегу на дрова, а Милку на мясо… – дед глянул на конский круп, и поправился. – На бульон. Не к добру это, ох не к добру…

Дорога вынырнула из леса, и телега, срезая угол луга, покатилась к небольшому бревенчатому сооружению, возле которого откровенно скучали два мужика в небесного цвета куртках. Дед было взялся за вожжи, но один из жолнежей, окинув повозку полусонным взглядом, махнул рукой: катись, мол, своей дорогой, не задерживай.

– На земли нашего пана въехали, – возница немного повеселел. – Разбойного люда можно не опасаться ужо. Не шалят здеся. Лесные блакитных жупанов пуще огня боятся. Пан Мариуш, кого поймает, вешает без разговоров. Сурьезный пан. И дочка у него сурьезная, хоть и не пристало шановней паненке мечом махать, а татей рубит, як малой прутом крапиву… Потише стало… Так шо можете спать спокойно, – старик глянул на солнце, что-то прикидывая. – Часа три. К темноте в Легницах будем, а там до ваших Нор рукой подать.

– Поспишь тут под твоё брюзжание… – огрызнулся Коготь.

Дед обиженно замолчал и даже взмахнул вожжами. Кобылка, обрадованная, что судьба бульона ее миновала, тоже воспряла духом и прибавила ходу.

– Слухай, дед, а каким ветром пана Войцеха в эти края занесло? – лениво поинтересовался Медвежонок.

– Та хто ж его знает? – пожал плечами дед. – Може, жолнежей себе вербует. Гутарят, огниськовыки* ларгов воевать собрались и всех зовут, кто Господу верен. Панам-то война – шо мать родна! Ларги с жолнежами друг дружку порвут, а хабар шановные поделят!

– Да ладно заливать, – «не поверил» Коготь. – Ларгов уж и нет давно. В Сварге разве что…

– Може, и нет, – протянул дед. – А може, и в Сварге. Только народ зазря гуторить не будет. Опять же, святые отцы в храмах Зверей клянут, как в старые времена. И жолнежей шибко много стало… Смутные времена настают, ох смутные. Не к добру это…

Следующий час ехали в тишине. Не то чтобы у возницы кончились темы для нытья, но парни и вправду уснули, да и сам старик сомлел и вздремнул на передке, доверяя лощадке выбирать путь. Та хозяина не подвела: топала и топала себе вперед, ни на шаг не сходя с дороги. Так и выкатила телегу на очередную поляну. Да не поляну – поле. Выкатила и встала, легким всхрапом выказывая своё отношение к тяжелому запаху крови и твердой мужской руке, ухватившей ее под уздцы.

– Не балуют, говоришь? – прошипел Коготь, скатываясь с телеги.

Поле было завалено мертвыми телами. Кроаты, легко узнаваемые по вышитым жилеткам и коротким сапогам, и жолнежи Качиньских в голубых куртках. Еще два десятка ягеров рассыпались по полю, осматривая тела и окрестности.

Возница спросонок встряхнул голову, зажмурился, открыл левый глаз, закрыл, открыл правый, вновь зажмурился, распахнул оба, ошарашено уставился прямо перед собой и взвыл на привычной ноте:

– Шо деется… Ой, шо деется… Сколько людев порубили… Жолнежей порубили… Не к добру это…

– Зигмунд! – заорал держащий несчастную Милку солдат здоровенному ягеру с нашивками капитана. – Тут телега!

Здоровяк обернулся, мазнул взглядом по возку:

– Добре, Марек… – махнул рукой. – Бери лекаря, и везите Анджея в маеток! Коня своего впряги вместо этой дохлятины! Трое с тобой!

– Та как жеж… – опешил возница, принимая поводья Милки. – А я ж…

– Вернут тебе воз, – отмахнулся капитан. – Завтра в маеток приходи. Еще и благодарности пан Мариуш отсыплет, – и заорал. – Остальные в седло! Попробуем достать этих гадов! Паненку спасать надо!

Отряд галопом помчался на юг. На отошедших в сторону детей никто не обратил внимания.

– Кроаты, – сказал брату Коготь. – Рейд. Почему? Чтобы положить десяток жолнежей?

– Они Ядзю взяли! – выдохнул Медвежонок.

– Полусотня кроатов налетела на охрану Ядвиги, возвращающейся из Хортицы! – Коготь задумался. – Не велика добыча. И не самая легкая. Каждый минимум двоих с собой забрал. Смысл налета?

– Им Ядзя была нужна, – Медвежонок негромко рыкнул. – Зачем, не знаю, только уйдут кроаты. Часа три форы у них. И темнота скоро.

– Коней погибших они увели. Одвуконь пойдут, – уточнил Коготь, рассматривая следы, и сплюнул на землю. – Да, поздно.

– Не поздно, – вскинулся Медвежонок. – Я достану.

– Один?! – Коготь повертел головой. – И что?! Их три десятка! И это не бандиты, воины! Я за тобой не успею! Если бы хоть свежие были…

– А я в честный бой играть не собираюсь! – осклабился мальчик. – Догоню, – он глянул на солнце, – к середине ночи. А там война план покажет. В худшем случае – задержу до прихода погони.

– В худшем случае погони дождутся наши трупы. И в лучшем – тоже. Вопрос только, сколько свинячих собак составит нам компанию! Хотя бы не нападай один. Я буду там к рассвету.

Медвежонок молча вытащил из котомки перевязь с ножами и перекинул через плечо. Коготь окинул взглядом разбросанные трупы и последовал примеру брата:

– Налегке побежим. Меч всегда найдется! Да и батько запретил мечами махать.

Младший кивнул, и мальчишки под удивленным взглядом старика умчались следом за погоней.

– Ох ты, шо деется… – почесал в затылке дед. – И куды помчались? Неужто жолнежи без сопливых не разберутся? И ножей-то скоко, ножей-то… Точно душегубы. Миловал Господь мя, грешного, – старик осенил себя знаком Очищающего Пламени. – И монетку вторую не заплатили, тати! Хотя не довез я их… Так то ж не моя вина… Ох, не к добру это, ох, не к добру…

И он, ведя под уздцы несчастную Милку, зашагал по Громодяньскому шляху в западном направлении. Для кого-то – в сторону Бера, а для кого-то – Блакитных Мырд. __________________ * Поленское прозвище монахов Ордена Светочей Веры.

 

Глава 10

День в маетке Качиньских начинался так же, как и предыдущий. И тот, что перед ним. И неделю назад. И месяц. Да как любой день за последние три года. С точностью до погоды, конечно.

Сначала заорал петух. После солнышко осветило верхушку восточной башни. Протопал наряд ягеров, меняющий караулы. А через полчаса маеток наполнился звуками. Ржали лошади, выражая своё недовольство: седлаемым не хотелось тащить на себе тяжелых и беспокойных людишек, остальных категорически не устраивала теснота конюшен. Скакунов мычанием поддерживали коровы: не дают беднягам поспать, то дойка, то на выпас погонят. Концерт не пропустили и куры. Им было, в общем-то, безразлично, но условно летающие птицы сочувствовали крупному рогатому скоту.

У колодца умывались ягеры, выливая друг другу на спины ведра ледяной воды и время от времени окатывая этой же водой зазевавшихся служанок. Те взвизгивали и мчались дальше, не забывая стрельнуть в обидчиков глазками: мол, некогда мне сейчас, работы много, но вот потом, вечером, когда с цветами и нескромными предложениями заявишься… Словом, я смолчу, но я запомню!

Развлечения у колодца много времени не заняли, дел и у служивого люда хватало. И наемники постепенно сместились ближе к кухне, соблазненные доносящимися оттуда ароматами, которые не мог перебить даже густой дым от нещадно чадившей печки.

Пан Мариуш появился на крыльце, лишь позавтракав, а к тому времени большинство патрулей уже разъехалось по «ниткам», быстро раздал указания трем группам, махнул Фраю, остающемуся за старшего в маетке, и умчался с четвертым отрядом.

Зигмунд, проводив хозяина взглядом, обошел караулы (не то, чтобы очень надо, но порядок есть порядок); глянул, как капралы гоняют новобранцев (совсем не обязательно, но весело); вежливо (то есть не все слова были непечатными) объяснил печнику, что случится с уважаемым мастером, если к обеду нежное обоняние пани Ридицы будет по-прежнему страдать от некуртуазного чада; набил трубочку табаком и… тут пожаловали гости.

Пана Клевецкого в маетке знали, а потому впустили без особых формальностей. Даже сабельку не попросили на входе сдать. Заходите, мол, ясновельможный друг, располагайтесь как дома: винцо, пожалуйста, обед из общего котла, ванну с дороги… Ну, или, если хотите, ведро с колодезной водой… Нет, жеребцу Вашему ледяной не стоит, ему на конюшне всё необходимое найдется. А это Вам, водичка ледяная, самое оно освежиться да и остыть заодно. И бадью таскать не придется. У нас тут большинство так и моется.

Но не забывайте, что Вы в гостях. Хозяина для разговора предоставить – никак, в отъезде пан. Вернется часов через несколько. А у хозяйки сейчас послеобеденный сон. Ну и что, что утро. Ежели пани днем спит – у нее послеобеденный сон. Ежели дело срочное, можно, конечно, и поскрестись в дверь, но лучше бы этого не делать… Пани сейчас немного раздражительна стала. Да понимаете ли, токсикоз – вещь неприятная, но на точность метания ножей не влияет. Это не я так говорю, то лекари талдычат. Нет, про ножи – я. Про токсикоз – лекари. Так что если дело Ваше отлагательство терпит, то лучше пани Ридицу не будить… Откушайте пока, винцом или пивом разомнитесь. Ну, или мечом, полигончик наш знаете. Компанию Вам составить? Да с преогромным удовольствием! Хотя и слабоват я супротив Вас!

Помахать мечами тоже толком не удалось: пани Качиньская изволила проснуться, припудрить носик и сочла себя готовой принять старого боевого товарища, как положено шановней пани, то есть с радостным визгом, хлопаньем по плечам и прочими неотъемлемыми атрибутами подобных встреч. С тем лишь уточнением, что пан Леслав рукам воли не давал, помня о причине раздражительности пани и прочего токсикоза.

Впрочем, это не помешало бы Лешке Клевцу перейти к делу. В отличие от тревоги, вызванной прилетом аж трех почтовых соколов, да еще не абы каких, а выданных Анджею. Три сокола сразу, да еще без каких-либо посланий – это серьезно. Через десять минут Зигмунд во главе трех десятков всадников вылетел из ворот поместья, а серьезный разговор сам собой отложился до лучших времен. И приезд пана Мариуша ситуацию не исправил. А уж когда привезли израненного Анджея, стало и вовсе не до того…

 

Глава 11

Тело болело. Всё, до самой маленькой мышцы. Сказывался не первый день на коне, неожиданный скоротечный бой и последующая скачка поперек седла. Часа четыре именно скачка и еще час шагом: нестись в темноте сломя голову кроаты не решились. А вскоре и вовсе поняли бессмысленность ночного передвижения и встали на ночевку. Насколько стационарно – Нечистый их знает. Пленницу запихнули в первый же поставленный шатер, так что девушка не только увидеть ничего не успела (наглядишься тут, с мешком на голове), но и услышать толком. Мешок в шатре сняли. Зато связали по рукам и ногам. Добротно спеленали, не только запястья и лодыжки, но и локти, и колени. Слава Господу, ноги отдельно, а руки отдельно, хоть и за спиной. Так и бросили, не удосужившись подстелить хотя бы попону, Нечистый их задери! А как пристроиться в таком виде, чтобы не отдавить и без того немеющие конечности и не жрать землю в самом прямом смысле?! Сесть бы, так если и получится, то прислониться всё одно не к чему.

Пани попыталась пошевелить руками. Нет, умеют вязать, сволочи! Было бы что-нибудь острое… Но выбитый из руки меч так и остался на месте схватки, а кто и когда забрал ножи, Ядвига не знала: без сознания была. Осталась лишь пара шпилек в волосах: паненкиной прической пленители не озаботились. Хорошие шпильки, длинные. Вот только веревку ими не перережешь. Да и добраться до прически, когда руки за спиной, мягко сказать, нетривиальная задача.

В произошедшем девушка винила только себя. Расслабилась! В последние годы земли Качиньских стали безопасны. В каждой деревеньке десяток кнехтов на постое. По лесам ягеры шныряют. На дорогах патрули крутятся. Не то, что лагерь в лесу организовать, пройти незамеченным – и то проблема. Может, конечно, лихая шайка забежать ненадолго, дабы кого тормознуть в лесу и лишить жизни или имущества… Да только скор на расправу пан Мариуш, а ягеры его лучше любых псов след берут. Суток не пройдет, как лихачи украсят собой дубы или ясени очередной безымянной рощи, что с того дня получит прозвище по имени смелого, но безрассудного атамана. Так что мало желающих находилось побаловаться во владении Качиньских. А уж напасть на солдата в голубой куртке… Самоубийц немае! Тем паче на целый десяток, сопровождающий молодую пани!..

Что мешало больше охраны взять? Два десятка – не один, отбились бы. И дорогу можно было пощупать предварительно. И… Да много чего можно было сделать. Не сделали же! И не прощупали. И второй десяток не взяли. Кто же посмеет! Мы же самые лучшие! Наши кнехты нордвентских ягеров голыми руками порвут! Учим по личной методике Хитрюги Хюбнера с добавлением сварожских наработок! Да мы!.. Да нас!..

А вот посмели! Не стали заморачиваться со сложными засадами и готовить ловушки. Просто налетели в открытом поле, надеясь на численное превосходство и резвость кроатских скакунов. И не прогадали. Как ни хорош был первый десяток Анджея, а против полусотни нападающих не выстоял. Все легли. А что почти половину нападавших срубили, то не утешение: хозяйку-то оборонить не смогли. И от умений, полученных в Хортице, мало толку оказалось. Достала троих, и что? В конце концов стукнули чем-то тяжелым по голове, натянули на бестолковку мешок, кинули поперек седла, и вся недолга. Сиди теперь, веревки на руках ощупывай!

Так, неудачница, кончай ныть! Будет еще время поплакать. Или не будет… Не суть! Что должна делать хортицкая отроковица в критической ситуации? Эту самую ситуацию анализировать! Дабы разобраться и принять адекватные меры! Что имеем? Кроаты? Ой, не так тут что-то! Одежда кроатская, кони кроатские, а морды толком рассмотреть не удалось! Но приемы в бою у каждого из нападавших свои. Луки только двое применять пытались, и тех Анджей на второй стреле снял. А для кроата лук – первое оружие. И обогнать полукочевников в этом деле никто не сможет, разве что полные кочевники: пацинаки какие или кипчаки. Полсотни стрелков да по пятку выстрелов, и нет охранного десятка! Почему не стреляли? В нее, Ядвигу, боялись попасть? То, что живой взять хотели, и так понятно. Но кроат со ста шагов белку в глаз бьет. Раз боялись, значит, стрелки те еще! В общем, не кроаты.

Кому-то так потребовалась молодая пани Качиньская, что он потратился на кучу кроатской одежды и, главное, на целый табун жеребцов! Пусть не красных, те в таких количествах не всякому королю по карману, но всё же кроатских! Это тоже немаленькие деньги! Нанял полсотни головорезов, рискнувших напасть на наследницу самого большого владения в Полении. Учитывая, что всё тайное рано или поздно окажется явным, на такое пойдут только полные отморозки и за очень большую плату. Траты просто запредельные. А то, что эта публика до сих пор трофейную паненку по кругу не пустила, более того, никто пальцем не прикоснулся, не били даже, о том же самом говорит. Вот и ужин притащили! Когда это бандиты пленников кормили?

Еду принес здоровенный детина с рваным шрамом через всё лицо. Откинул полог, шагнул внутрь и поставил рядом с пленницей джету*.

– Эй, пани, – рявкнул он, вытаскивая ложку. – Пасть открывай! Кормить тебя будем!

– Может, руки развяжешь? – скромно потупила глазки девушка. – Я бы сама поела. А то хреновая из тебя нянька выйдет… – она хихикнула и передразнила. – «За папу… за маму…»

Морда громилы налилась кровью:

– Не велено! Пасть открывай!

– Ни велики кроацки ратницы у тройе едне дейвы бодже? Сада сам голим ркама све на комада разбити да це ежти умисто вечери?*

Хоть и схожи кроатский с поленским, а при быстром выговоре не так просто понять. Ежели, конечно, с детства на этом языке не говорил.

«Кроат» рос далеко от родных степей. Потому как языка не знал совсем. Он и по-поленски объяснялся с акцентом!

– Говори по-людски! – рявкнул детина.

Ядвига послушно перевела.

– Заткни фонтан, сука панская! – взвыл здоровяк, сжимая кулаки. – Кормить ее еще! Да будь моя воля, я б тебя прямо здесь разложил! Гонор шляхтецкий изнутри мигом вышибается!

– А что, запрещают? – невинно поинтересовалась девушка, окидывая детину оценивающим взором, и сожалеюще вздохнула. – Ладно, корми, бесстрашный мой!

«Кроат» скрипнул зубами, зачерпнул варево и поднес ложку к губам пленницы. Жидкое месиво попало не столько в рот, сколько на одежду.

– Неудобно! – заявила Ядвига. – Помоги сесть!

– Размечталась! – хмыкнул детина. – Всё равно свалишься!

– А ты поддержи, – улыбнулась девушка. – У тебя-то руки не связаны!

– Чего? – удивился «кроат».

Пани осуждающе глянула в лицо наемнику:

– Мужлан! Обними девушку за плечи! А другой рукой корми! Ну! Сам напросился, непонятливый ты мой! И пролитое вытри! Мокро же!

Детина почесал в затылке, потом довольно хмыкнул. Усадил девушку, обхватив рукой за плечи, смахнул овощи с груди, оставив руку на соблазнительной окружности.

– Ты корми, а не лапай! – прошипела девушка, однако шипение вышло с жарким придыханием.

– Ишь ты, недотрога какая, – пробурчал громила, но руку убрал и вооружился ложкой.

– Какая есть! – Ядвига столкнула с ложки кусок мяса, ойкнула и приказала. – Сними!

Рука бандита снова легла на грудь, через рубашку сжимая сосок. Девушка чуть слышно застонала и громко возмутилась:

– Не лапай, сказала!

– Что морду воротишь? – вызверился детина. – Уж и потискать ее нельзя!

Тем не менее отпустил грудь и отправил упавший кусок в рот пленнице.

– А ты думал, каждому быдлу можно шановних пани щупать? – не оставалась в долгу Ядвига, прижимаясь плечом к мужской груди. – Завели моду руками шерудить!

– Много о себе думаешь! – рыкнул громила, убирая пустую джету. – Тоже мне, целка благородная нашлась!

– А это не твое дело! – огрызнулась девушка.

– Вот разложу сейчас, да проверю!

– Только попробуй! – вскинулась девушка и шепотом добавила: – Я кричать буду!

– Будешь, ласточка моя, будешь, – довольно осклабился громила. – От удовольствия.

Он еще раз прошелся по груди, резко опрокинул пленницу и сжал ягодицу. Девушка негромко взвизгнула. Мужчина довольно усмехнулся:

– А ведь тебе нравится, сучка! Чуешь настоящего мужика! – прислушался к звукам на улице. – Задница Нечистого! Ладно, поскучай немного, крошка, попозже приду и закончим.

Громила забрал посуду и вышел, напоследок бросив на пленницу многообещающий взгляд.

Пани вернулась к размышлениям. Итак. Кому-то очень хочется с ней поговорить. И не только поговорить, но и договориться. Желательно добром. Но если не выйдет – любой ценой. Слишком большие средства вложены в первое же действие по налаживанию контакта. Самой же Ядвиге крайне интересна личность этого кого-то. А еще интереснее, какие силы за ним стоят. Вот только по этим вопросам данных никаких.

А вот по теме разговора можно строить предположения. Что может заинтересовать серьезных людей в шестнадцатилетней девочке? Молодость и свежесть? Не смешите мои лапти, как говорил хортицкий учитель по системному анализу (ни один ученик, кроме самой Ядвиги, поначалу даже название науки выговорить не мог) родом из маленького городка на побережье Сварожского моря. Не будем смешить обувь! За вложенные в налет средства можно купить девок таких и столько, что все черсидские шахи обзавидуются!

Значит, интересует наследница маетка. А если похититель знает истинное состояние дел – не наследница, а фактическая совладелица. Маеток важен. Но захватить владение такими способами практически нереально. Через брак? Обычно подобные вопросы иначе решают. Хотя бы пытаются. Тайно обвенчать? Силой? Во-первых, такой брак недействителен, а во-вторых, смерть мужа быстро освободит Ядвигу от обузы. Скорее всего, в первую брачную ночь! Тогда что? Содействие? Союз с кем-то? Неясно и непонятно. Всё это проще решить официально, без налетов, погонь и крови. Или они думают, что она простит смерть своих людей? Анджея, например!

Ядвига до скрежета сжала зубы. Эх, освободить бы руки…

Так! Пока взять себя в эти самые руки и думать! Конечностями еще будет время поработать! Кому может быть интересно ее владение в любом смысле? Глупый вопрос! Крупнейший маеток в Полении, расположенный на громодяньском шляхе! Кому он не интересен! Но судя по размаху, действуют либо чьи-то скрытники, либо Орден. Светочи Веры. Встречаться ни с кем из них не хочется… Уходить надо. Но это и без долгих рассуждений понятно. Не зря же она начала игру с этим громилой. Остается надеяться, что он понял намеки…

Пани прислушалась. Шаги. Пришел, герой-любовник. Ядвига усмехнулась. Хорошо быть молодой и красивой! Продолжим! Сознательно и по всем правилам. Как учили на специальных занятиях для девушек. Спасибо, Хортица! Своим опытом, которого и нет совсем, не возьмешь, остается теоретическими знаниями.

Прикинуться спящей, не забывая держать ушки на макушке. У входа в шатер негромкий разговор. Слов, к сожалению, не разобрать. Услал искатель сексуальных приключений охранника, вызвавшись подменить, или оставил? Сам уже внутри. Быстро. Значит, оставил. Жаль, без него было бы проще…

Сильная рука коснулась груди. Ну это так сказано: коснулась. Схватила и сжала, не соизмеряя собственную силу с нежностью девичьей кожи.

– А вот и я, сучка!

Ну и запашок от него! Неважно, работаем! Застонать и открыть глаза. Словно не поняла спросонок.

– Пришел?.. – томно, на выдохе… – Нежнее…

Ага! Дождешься от него! Даже не отвечает. Только сопит. Одна лапа продолжает мять грудь, распахнув рубаху, вторая полезла в промежность. Ну-ну, ноги-то связаны. Руку боком меж бедер засунуть еще можно, а на что-то большее и не рассчитывай! Ага, тоже сообразил. Задумался…

– Не останавливайся!.. – жарко, с придыханием.

– А ты, я гляжу, жаркая штучка, пани! – хмыкнул здоровяк. – Хочешь попробовать настоящего мужика!

– Да! – крик шепотом. Страстный, идущий от самого сердца. Или от другого органа, надежно прикрытого штанами и связанными ногами.

О! Уже не связанными!

– Иди ко мне, коханый!

Может, и руки освободит? Нет, не торопится… Заерзать, скрывая движения рук, проверяющих крепость пут. Не ослабли. А он тем временем пытается стащить с нее брюки. Ну уж нет, без помощи объекта это не так просто: узковаты штанишки… Пора просыпаться. Отстраниться резким движением, подтянуть коленки к груди и оттолкнуть. Не сильно, чуть больше, чем обозначить.

– Ты что делаешь? – как это называла Ладислава, «неуверенное возмущение»?

Естественно, он и не думал отпускать. Даже рука из-под рубашки не ушла.

– Можно подумать, тебе не нравится!

А самодовольства-то сколько! Всерьез ведь считает, что шановняя пани на него запала! Пожалуй, пора сдаваться потихоньку.

– Не хочу так! – губки надуть, обиды в лице побольше. Авось разглядит, не зря же светильник притащил. – Больно!

– Что тебе не так?

– Руки больно! – пожалостливей. И всхлипнуть. – Я ж на них лежу! Развяжи!

– Не велено… – но в голосе неуверенность.

– А остальное велено? – еще обиды, еще! – Я к тебе всем сердцем, а ты… – новый всхлип, слезинку из глаз. – Что я тебя, съем, что ли? Ты вон какой большой! Сильный…

Изогнуться, выпячивая обнаженную грудь…

Здоровяк сглотнул и, не говоря ни слова, распутал веревку. Откинул в сторону.

– Потом обратно свяжу!

– Хорошо, любый… – погладить затылок, ткнуться лбом в противную волосатую грудь, руку ему в лапы, капризно надуть губки. – Разотри, колет!

Послушно растирает. Поплыл мужик! Но еще рано!

– Как тебя зовут, милый!

– Ганс! – и снова рука на груди. А вторая мнет ягодицу. Застонать…

– Их либе дих, Гансик! Нимм мих!* – на его родном языке, так правильно.

Приподнять бедра, помогая ему спустить брюки. За шею! Не ухватиться, обнять! Нежнее, девочка, нежнее! Откинуться назад, увлекая мужчину за собой. Теперь руки за голову, выпятить грудь, пусть хватается, лишь бы больше ничего не видел. Правой рукой за шею, потянуться губами…

Стальная шпилька вошла в ухо, не встретив ни малейшего сопротивления. Сладострастный женский стон заглушил хрип умирающего.

Ядвига, пробормотав: «Козел вонючий», сбросила с себя обмякшее тело, натянула штаны и, даже не пытаясь привести в порядок рубашку, скользнула ко входу в шатер с ножом покойного в руках.

Часовой, естественно, подслушивал. Хорошо, хоть не подсматривал, хватило у Ганса авторитета. А вот ума часовому не хватило, и воинских умений тоже. Очень уж у подслушивающих поза хороша для удара в горло. Как Коготь говорил? «Штымп* тебя и заметить не должен успеть»? Не заметил. Струя крови оросила полог, лишь чуть-чуть запачкав рукав куртки. Как всё, оказывается, просто. Взяла и убила двоих. И еще убьет. В человеческое тело сталь входит куда легче, чем в набитый травой манекен!

Только ноги ватные… И тошнит… Ядвига медленно осела на землю, с ужасом осознавая, что ослабевшая шея не может удержать голову, ставшую такой пустой и легкой. И руки дрожат. А по щекам текут слезы… Никуда не хочется идти. Только сидеть и плакать, плакать, плакать… Горький комок поднялся из глубины, и девушку вывернуло наизнанку, еле успела податься вперед… Рвало долго, сначала съеденной похлебкой, потом какой-то водой, желчью, а под конец на сухую, только рвущие внутренности позывы и никакого выхода… И текущие из глаз слезы…

Ядвига подняла дрожащую руку и что было силы хлестнула себя по лицу. Собраться! Ну убила, и что?! Не первого же! Только сегодня троих срубила! Какая разница, мечом на скаку или ножом по горлу. Коготь всех так режет! А Медвежонок вообще к восьми годам нечистую дюжину трупов за спиной имел! Подумаешь, кровь струей! Нашла место для телячьих нежностей! Посреди лагеря врага, когда дорого каждое мгновение! Сейчас нужно оружие, конь и мотать отсюда к бабушке Нечистого! А лучше, в направлении родного маетка, навстречу погоне, которая неминуемо бросится за похитителями. Уже скачет!.. Встать!

Тело послушалось. Слабость прошла. Только сознание раздвоилось. Где-то внутри головы вельможная паненка Ядвига Качиньская отстраненно наблюдала за действиями хортицкой отроковицы Ядзи Занозы, прекрасно знавшей, что надо делать. Подошла к трупу Ганса. Подобрала флягу, понюхала. Скривившись, прополоскала рот. От противного вкуса чуть не вырвало снова. Удержалась, но пить не решилась. Сняла кошель, заглянула внутрь. Ого! Золото. И немало. Не прост был мужик. Понятно, почему часовой не решился подглядывать! Оружие! То, что Ганс называл мечом, даже поднять проблема, а уж махать этой оглоблей… Метнулась к выходу. Вытащила меч охранника. Дерьмо, но хоть по размеру более-менее. Привела в порядок одежду, хватит светить грудью на всю степь! Погасила лампу. Пока глаза привыкали к отсутствию света, прислушалась. Уловив негромкое ржание, довольно кивнула и скользнула в нужную сторону. Обойдя сидящих у костерка охранников, подобралась к табуну. Негромко свистнула. Серко, умница, протолкался к хозяйке. Ядзи ухватилась за поводья и бесшумно повела коня в ночь… _________________ * Джета – кроатская посуда. Полумиска-полукотелок. * Никак великие кроатские воины втроем одной девки боятся? Сейчас я голыми руками всех на куски порву, да сожру вместо ужина! (кроат) * Я люблю тебя, Гансик! Возьми меня! (вент.) * Штымп – жертва (феня)

 

Глава 12

Медвежонок бежал спокойно и размеренно. Это три года назад он бы несся как на пожар, рвя жилы в попытке отыграть пару вдохов. В остроге подобную дурь быстро вышибают. Мало успеть на поле боя вовремя, надо еще прийти туда готовым к действию. А что толку от бойца, дышащего, словно загнанная лошадь, да и двигающегося не лучше? В том-то и дело, что никакого! Да и показываться отряду капитана Зигмунда в планы мальчика не входило. За Ядвигу-то они кого хочешь порвут, а как отнесутся к залетному велету – только их Господь знает. Ларги в Полении нечистью числятся.

До темноты даже обгонять погоню не стал. Капитан своё дело знал туго, отряд выжимал из коней всё что можно, но грамотно, регулярно меняя аллюры, чтобы не загнать животных. Даже передовой дозор выслал. А вот боковыми пренебрег, чтобы не тормозить отряд. По лесу кони быстро ходить не могут. Воспользовавшись этим, братья бежали в сотне-другой шагов от дороги, предоставив ягерам право читать следы и выбирать путь. Коготь чуть отставал, когда отряд переходил на галоп, но после очередной смены аллюра подтягивался.

С темнотой скорость всадников резко упала. На местных проселках особо не погалопируешь. Медвежонок резко ушел на полверсты вперед, потом выскочил на дорогу и помчался по ней. Не для чтения следов, тут от носа толку больше, просто так бежать легче. Коготь держался за братом еще пару верст, после чего сбавил темп: за велетом бегать – только дыхалку срывать. И дальше младший бежал, никем не сдерживаемый.

Лагерь преследуемых он учуял, когда до него оставалось полчаса бега. По разумению Медвежонка, кроаты должны были дрыхнуть без задних ног. Мальчик рассчитывал аккуратно снять часовых, а после вырезать сонных, оставив предводителя живым для допроса. То есть, не обязательно целым. Ядзю освободить, как раз Коготь подтянется, а дальше вместе разберутся, кто и почему организовал нападение. Не родился еще человек, способный не рассказать велету всю правду. Ну или другому человеку, если тот этого очень желает. В остроге учитель по допросам велетом не был, зато тело человеческое знал лучше, чем придворная красавица прыщи на своем личике, и мог точно указать, что, как и чем надо потрогать, чтобы у пленного возникло непреодолимое желание поделиться самым сокровенным. Коготь на этих уроках особенно усердно занимался. Правда, всё больше на использование ножей налегал, считая их лучшим инструментом для чего угодно. Батько Всеслав говорил, что это у старшего профессиональная деформация личности. До конца это понятие Медвежонок не усвоил, но суть уловил. Так что если Коготь к допросу успеет, то с пленным он общаться будет. А Медвежонок Ядвигу в сторонку отведет и займет чем-нибудь. Пусть хоть лижется, лишь бы на получение информации не смотрела. Не для девичьих глаз зрелище!

Однако кроаты не спали. Это три года назад Медвежонок мог на таком расстоянии вынюхать на уровне «люди-лошади» и количество плюс-минус десяток. Сейчас… Нос для велета куда важнее глаз: видит дальше и лучше! В Хортице это знали и понимали. И обучать умели. Так что лагерь был словно на ладони. И там не спали. Наоборот, бегали и суетились. И народу на бивуаке оставалось десяток. А большая часть передвигалась почти навстречу Медвежонку. Чуть-чуть под углом. Велету даже пришла в голову мысль, срезав угол, перехватить основную банду. Но паненка в этой группе не унюхивалась. В лагере тоже, но ведь там Ядзю могли засунуть в какую-нибудь грязную юрту, вонь от которой перебьет любой запах.

А еще в лагере пахло свежей кровью, и это Медвежонку сильно не нравилось.

Достигнув стоянки, остановился, принюхался, оценил расположение противника…

Кроаты уже успели успокоиться. Половина отправилась спать. Остальные разошлись по постам.

Дозорный с дальней стороны лагеря вдруг прислонился к дереву, под ветвями которого устроил наблюдательный пост. А чуть позже ветер колыхнул стенки одного из шатров. Потом второго. Человек у костра поднял голову, прислушиваясь. Встал, покрутил головой… И сел обратно. Вынырнувшую из темноты фигурку даже не заметил. Ни он, ни его напарник. А через вдох некому было замечать. А велет уже скользил в сторону оставшихся часовых. Им тоже было суждено умереть в ближайшие несколько минут…

Медвежонок вернулся к маленькому шатру, за ноги выволок бесчувственное тело к костру, на всякий случай связал руки за спиной и обрушил на голову пленного первое попавшееся ведро жидкости. Судя по запаху, там были не то помои, не то моча. А может, какая кроатская еда. Если и так, то один раз ее уже точно употребляли по назначению.

Цели своей велет достиг: пленник закашлялся, грязно выругался, после шевельнулся, пытаясь сесть, и тут обнаружил своё положение.

– Какого… – взгляд наемника остановился на неподвижно сидящем Медвежонке, и окончание ругательства застряло в горле.

– Его самого, – сочувственно покачал головой обычный человеческий мальчик. – Где паненка?

– Да пошел ты! – ягер мотнул головой, пытаясь стряхнуть с лица стекающие вонючие капли. – Развяжи меня, сука! Я тебя на куски порежу!

– Сколько экспрессии! – восхищенно воскликнул ребенок. – Зачем развязывать? Чтобы посмотреть, что у тебя получится? Потом связывать обратно… Лень! У меня предложение получше. Ты мне всё рассказываешь, а я тебя убиваю быстро и безболезненно. А может, и вообще оставлю жить, – он на мгновение задумался. – Хотя на это не рассчитывай…

Мальчик с видом ценителя выслушал ответную фразу, лишенную смысловой нагрузки, поцокал языком и спросил:

– Так что, не хочешь говорить?

Снова дал наемнику высказаться и вздохнул:

– А придется…

И сменил Облик.

– Зверь!!! – в ужасе заорал ягер срывающимся шепотом. Медвежонок даже не подозревал, что человек может издавать подобные звуки.

– Угу, – сочувственно кивнул велет. – Причем голодный Зверь. Так что либо ты говоришь, либо я кушаю. Люблю живое мясо…

Когтя Медвежонок почуял как раз к тому моменту, когда последние сомнения в правдивости полученных сведений окончательно исчезли. Потраченного на пленного времени было жаль, но оно того стоило. Мальчик прикончил пленника, засвистел жаворонком, сообщая брату о безопасности, и отправился реализовывать неожиданно пришедшую в голову мысль. А почему нет, если успевает? Ядзя оценит!

– Что? – выдохнул подбежавший Коготь, жадно хватая воздух.

– Ядзя от них сбежала, – хмыкнул Медвежонок, протягивая брату флягу. – Только почему-то другой дорогой пошла. У нее час отрыва от погони. А у нас – полтора отставания. Их два десятка осталось.

– Ты дюжину расписал?

– Десяток. Двоих Заноза прикончила. Ты как?

– Нормально, – выдохнул Коготь. – Только медленно. Не успеваю! Ого! Сок! Откуда?

– Ядзина фляжка. Я ее седельные сумки нашел. Меч. И ножи, – Медвежонок кивнул в сторону загона для лошадей. – Дальше верхами пойдем. Можно даже по три коня взять.

– Двух хватит, мы легкие.

– Они, собирая погоню, оседлали всех коней, – усмехнулся велет.

– Спасибо им большое! – Коготь повесил флягу на пояс. – Ну что, погнали? По дороге расскажешь, за каким хреном кроатам Ядвига понадобилась?!

– Они не кроаты! – Медвежонок вскочил в седло. – Тут функами за версту несет. Да, у них за старшего барон Зессендорф! Тот самый!

Лицо Когтя закаменело:

– Покойник у них за старшего! Хоть еще и трепыхается!

 

Глава 13

Ядвига не сомневалась, что ее побег скоро обнаружат и бросятся в погоню. Но пока пошумят, пока соберутся, пока оседлают… Полчаса точно, а то и больше. И до рассвета отрыв будет только увеличиваться. Серко ночью может идти иноходью, неспешной, конечно, но всё побыстрее шага. Вряд ли преследователи решатся даже на рысь. А вот с рассветом идущие одвуконь «кроаты» начнут настигать. Весь вопрос, что беглянка увидит раньше: расшитые жилетки или голубые ягерские куртки? Если бы Ядвига смотрела на это дело со стороны, поставила бы на папочкиных бойцов. Однако изнутри всё гляделось иначе. Тем не менее коня не гнала, пусть сам определит, как ему лучше. И силы побережет, после рассвета пригодятся.

Серко не подвел, весь остаток ночи шел ровным спокойным аллюром, пройдя за два с половиной часа верст двадцать, если не больше. А утром еще и прибавил, да и хозяйка начала вмешиваться в происходящее.

Еще через пару часов девушка начала волноваться. Сзади ничего не доносилось, но и впереди было тихо. Куда подевались хваленые папочкины ягеры? Даже если вышли только с рассветом, давно должны были встретиться! До Громодяньского шляха рукой подать! Она давно на своих землях… Стоп! А на своих ли? Почему места не выглядят знакомыми? Ядвига попыталась припомнить карту, и неприятный холодок пробежал между лопаток: от шляха на юг уходили две почти параллельные дороги. Если ночевка стояла на их пересечении… Могла она спутать? С устатку и в темноте – запросто! Ведь даже не задумалась о такой возможности! Тогда это тот путь, что огибает ее владения с востока. Плохо. На помощь рассчитывать не приходится, подмога пойдет по короткому пути. Хм… А погоня? Будут поддельные кроаты выглядывать ее следы или рванут напрямую к маетку? Во втором случае весьма вероятно, что парни Зигмунда уже приняли похитителей в свои дружеские объятья. А если враги на хвосте? До шляха пара часов, эта дорога длиннее, да еще часа три до маетка. Если выдержит Серко. И она сама, езда без седла уже начинает утомлять! И останавливаться нельзя. И тормозить нежелательно. Плохо! А вот и дополнительные проблемы…

Ядвига натянула поводья и, скорчив ироничную рожицу, оглядела завал и сидящего на нем мужика.

– И куда пани так торопится? – поинтересовался тот скучным голосом.

– Пани торопится домой, – откликнулась девушка, успокаивая приплясывающего коня и еще раз окидывая собеседника критическим взглядом. – А ничего у тебя прикид, вельможный пан. Оригинально. Но жилетку лучше снять, они со вчерашнего дня не в моде.

– Почему?

– Стали слишком опасны для жизни. Жолнежи пана Мариуша с такого лепешка* сначала валят*, потом ширеньхают*, пардон за мою салеву!

– О! – откликнулся лесной. – Легаши местного кума* таких, как я, в любом случае валят. К счастью, мы не на его территории! А как пани отнесется к небольшому отдыху и приятной беседе?

– Пан назначает мне свидание? – игриво приподняла бровь Ядвига.

– Красота пани достойна восхищения, – разулыбался мужчина, – но Ваш покорный слуга недостаточно благороден, чтобы питать подобные надежды. Просто езда охлюпкой несколько утомляет…

Ядвига перекинула через коня ногу, устраиваясь боком. Прав собеседник, утомляет.

– А пять лучников, примостившие свои, пардон, задницы на окрестных ветках, – постаралась придать голосу самое невинное выражение, – обязательный антураж нашего разговора?

В глазах лесного мелькнуло неподдельное недоумение:

– Вы о чем, пани? Какие лучники? Где?

Девушка вскинула руку, самым невежливым образом тыкая пальцем в заросли.

– Там, там, там, – крутнулась на крупе, разворачиваясь в противоположную сторону, – там и там! Ах, простите, еще там! Шесть!

– Вообще-то, семь, – наигранное недоумение сменилось неподдельным удивлением. – Но я поражен, пани! Еще никто не мог похвастать, что разглядел кого-либо из моих людей, если они этого не хотели!

– Значит, они этого хотели, – пожала плечами девушка. – Кстати, седьмой – там, – палец указал направление. – Его я, правда, не чую. Но больше ему быть негде!

– И снова поражен и восхищен! – лесной поднялся с бревен, снял шляпу и замахал ей в классическом парисском поклоне. – Разрешите представиться. В этих местах меня называют Лютым. Командую не самыми плохими лучниками в этой части Полении.

– Очень приятно, – Ядзи, не слезая с Серка, умудрилась изобразить реверанс. – Значит, деловой разговор… – скорчила «думательную» гримасу. – А как пан отнесется к небольшому табуну? Голов в сорок? Или около того… Не красные, но всё же кроаты!

– И в чем подвох? – Лютый водрузил шляпу на место и бросил на собеседницу подозрительный взгляд. – В какую, пардон, задницу нам предстоит залезть за такой добычей?

– Ради Господа! – воскликнула Ядвига. – Никаких подвохов! Лошадей пригонят в это самое место в течение получаса! Считайте это моим подарком!

Атаман улыбнулся:

– А сопровождение в курсе происходящего?..

– А пану есть какая-то разница, – Ядвига удивленно подняла бровь, – если у него в отряде не самые плохие лучники в этой части Полении?

– И в самом деле, никакой, – хмыкнул атаман. – У пани есть еще какие-то предложения?

– Скорее, просьбы! – Ступни девушки устроились на холке лошади. – Во-первых, в окрестностях бродят, простите мою некуртуазность, чуханы* в лепном ципере*. Не может ли шановний пан поинтересоваться, какого, пардон, хрена они здесь забыли?! И донести эту информацию до моих ушей. Вот задаток!

Лютый поймал вылетевший из рук девушки кошелек Ганса, заглянул внутрь. Согласно кивнул:

– А во-вторых?

Ядвига скорчила умильную рожицу:

– Попросите не самых худших лучников этой части Полении не дырявить мне шкуру!

Ноги девушки опустились в нормальное для всадницы положение; конь рванулся вперед, за считанные метры набрал скорость и, в красивом прыжке пролетев над завалом, исчез за поворотом дороги.

Когда топот копыт стих, кусты раздвинулись, и на дорогу выбрался невысокий крепкий мужик в лохматом пончо, густо расшитом зелеными и коричневыми тряпочками.

– Я не понял, Лютый, – голос разбойника звучал не то насмешливо, не то недоуменно, – мы теперь не злоумышленные карники, а благородные герои, посвятившие жизнь спасению несчастных девиц, попавших в неприятные ситуации?

– Да, Мирча, мы такие! – Лютый негромко рассмеялся. – Особенно, если бедная девушка – пани Ядвига Качиньская. Всегда хотел стать ее другом. А теперь просто мечтаю! Можно сказать, влюбился без памяти!

– Думаешь, она? – усмехнулся названый Мирчей.

– Задница Нечистого! – Лютый развел руками. – Кто еще может ранним утром скакать на красном жеребце по местным лесам? Без седла, но с железкой на поясе. И так куртуазно ботать по фене!

– Тебе не кажется, что девица нас поимела?

– В самом извращенном виде! – кивнул атаман. – Но какова девка, а?! Кстати, скажи нашим недотепам, чтобы чаще мылись! Скоро их любая хлопка за версту чуять будет!

– Ну, положим, это не любая хлопка, – недовольно вздохнул Мирча и гордо усмехнулся. – А меня она не унюхала! – помолчал. – Ну что, ряженых бьем?

– Разве мы можем отказать прекрасной пани в подобной мелочи? – изумился Лютый. – Да и лошадки лишними не будут. А то на одрах предыдущих панов даже показаться в приличном обществе стыдно. Пошли на лежки. Будем надеяться, не все такие ушлые, как пани Качиньская. Но лучше не давать им времени нас унюхать.

– Что, вот так сразу? Без обычного базара?

– Разговор обязательно будет. Нам за него заплачено! – атаман подбросил на ладони кошелек. – Золотом! Но ты же видел эту шоблу! Разве они будут говорить, пока их много?

– Да я вообще не понимаю, зачем ты лясы точишь? – хмыкнул Мирча. – В этот сброд можно сразу стрелять. Кстати! Сорок коней – это двадцать рыл. Когда я глядел на этих ребят, их было больше полусотни!

Лютый нехорошо усмехнулся:

– Надо понимать, они уже пересекались с пани Качиньской! ____________ *Лепешок – жилет (феня) * Валить – убивать (феня) * Ширеньхать – разговаривать (феня) * Легаши местного кума – в данном случае «Жолнежи пана Мариуша» (феня) * Чухан – В прямом переводе – грязный, опустившийся человек (как одно из просторечных значений слова бомж в русском). Но одновременно и ругательство, демонстрирующее отношение говорящего к объекту (феня) * Ципер – одежда. Лепной (или горбатый) ципер – чужая или поддельная одежда. От «лепить горбатого» (феня)

 

Глава 14

Леслав Клевецкий отчаянно хотел спать. Нет, это слабо сказано. Мечтал завалиться на мягкую пуховую перину и придавить этак минуток шестьсот или семьсот. На крайний случай годилась и пара часов на сосновом полу под дорожным плащом. Или иной ровной поверхности, не сотрясаемой тяжелой поступью Мариуша Качиньского, нервно измеряющего шагами собственный кабинет. Увы. Вместо этого пан Леслав сидел в на редкость неудобном кресле и в меру сил пытался успокоить безутешных родителей.

Какого Нечистого, в конце концов! После знакомства пан прожил с «дочкой» меньше полугода, после чего неугомонная девчонка отправилась на обучение и в маетке появлялась крайне редко и ненадолго. Когда он успел так привязаться к соплюшке? За родных детей так не переживают! И это Хитрюга Хюбнер? Прожженный авантюрист, не имеющий ничего святого, а своё отношение к людям определяющий исключительно количеством монет, которое можно с этих людей получить? Вот этот пан, психующий (точнее и не скажешь) за пропавшую девчонку и скачущий вокруг жены, переживающей ничуть не меньше супруга? Невероятно!

Отношение Качиньского к Ридице Леслав как раз понимал: сам был влюблен в Лисицу еще со времен оных, когда был не вельможным паном, и вообще не поленцем, а простым отроком в Хортицком остроге. Уж сколько лет прошло… Исчез простой и прямолинейный Леха Клевец, лихой рубака, драчун и завсегдатай окрестных сеновалов, появился ему на смену шановний пан Клевецкий, сибарит и столичный сноб, любимец придворных дам (и тех, которые якобы «не дам», но женского пола, тут со времен сеновалов мало что изменилось), блистающий на пирах, балах, охотах (ну и на дуэлях, чего уж там: не позволять же всяким паркетным шаркунам тыкать в себя плохо заточенными железками). А чувство осталось. Так что Леха-Леслав искренне завидовал Арнольду-Мариушу. Но без особой злобы: Ридка – она как судьба, а на судьбу не обижаются. Тем паче Лисица всегда была рада видеть старого товарища. Если, конечно, ее в этот момент не тошнило по причине беременности или перепоя…

И что Ридица прикипела к девчонке, тоже не удивляло вельможного пана. Бабы, они же такие сентиментальные… И не потому что сентиментальные, а потому что бабы! Хоть ты сто раз оторва, куница, дева-воительница и велет в придачу. Левой лапой душу из какого-нибудь урода достает вместе с внутренностями, а правой ручкой платочек кружевной к глазкам прижимает, слезки промакивает. Может и одновременно, Лисице всегда хорошо удавался частичный переход в Облик. Не будь дама в интересном положении, она бы сейчас летела впереди погони. Верст на двадцать-тридцать. В Облике. А скорее, уже вынимала бы души и прочие кишки из тел незадачливых похитителей. Левой лапой. А правой (ручкой, разумеется) проверяла бы целостность обожаемой дочурки. Увы, беременность Облик отрицает начисто. Перекинуться можно. Только ребенок, если он не велет, такого не перенесет. А поскольку Хитрюга так и не научился перекидываться…

Пан Леслав и сам был не прочь рвануть в погоню. Не из большой любви к пани Ядвиге, хоть и уделялось ей немало внимания в будущих планах, а в силу живости характера: размяться маленько, вспомнить юность золотую, инстинктам хищным выход дать. Людей посмотреть, себя показать… А вот себя-то показывать и нельзя. Пробежишься разок, ручонки шаловливые кому надо и не надо поотрываешь, и всё. Псу под хвост годы работы множества людей. Одно внедрение чего стоило! И сеть мигом проредят, слишком много ниточек на пана завязано… Нельзя. Но очень хочется… Хотя спать – больше.

Но это так, лирика. А Хитрюга-то с какого переляка взбесился? Ну украли девчонку, и что? Ну слишком поздно вернулся в маеток, погоня ушла давно. До утра ничего сделать не можешь? Так иди спать! Утро вечера мудренее! Или с гостем пообщайся! Или ты думаешь, резидент сварожской разведки впереди собственного визга на твои глазки красивые примчался посмотреть? Да пусть бы даже и не твои, а прекрасной половины вашего тандема… Нет, носится, рычит, психует… О деле и заикаться не стоит. Только ждать!

Эх, бросить бы к Нечистому всю эту дребедень, игры шпионские, политику ясновельможную да прочие страсти-мордасти, и уйти рядовым обережником на пацинакскую границу! Чтобы шашку, да коня, да на линию… Собственно, и конь не особо нужен! И шашку могут когти заменить. А уж каких-то конкретных линий в степи отродясь не проводили. Где встретились, там и граница. Либо договорились, тогда братание и пир горой. Либо схлестнулись, и тоже – горой. Только трупы. И не всегда пацинакские. Степняки – достойный противник. Хоть и нет у них велетов, и с головой мало кто дружит, но храбрости на два Нордвента хватит, этого не отнять…

Только кто ж позволит! Нет, Леха, здесь ты нужен, здесь, в Полении. Особенно сейчас, когда неустойчиво всё, неспокойно. И делать нечего, надо ждать, пока Хитрюга не придет во вменяемое состояние. То есть благополучно разрешится проблема с Ядвигой Качиньской и ее похитителями. В том, что разрешится, причем благополучно, пан Леслав был уверен. Паненка-то откуда ехала? Где училась? Вот то-то!..

 

Глава 15

Кто сказал, что человек не может спать на скачущей галопом лошади? Человек не может не спать сутками, это да! А вот, не просыпаясь, мчаться за разными нехорошими людьми, достойными скорейшего переведения в разряд жмуров, и прыгать в спящем состоянии с одного коня на другого не так уж и сложно. У Когтя, во всяком случае, получалось. Конечно, это был не полноценный сон, из которого можно вывести только ведром ледяной воды на голову или криком дозорного: «Тревога!», но от такого сна в остроге быстро отучают. Глаза прикрыты, сознание отключено – чего еще надо? А тело может пока полезными делами заниматься, даром что ли три года на обучение потрачены, все полезные навыки в безусловные рефлексы перешли и обдумывания не требуют. Для скачки ведь не голова нужна, а руки-ноги и прочие спины-животы. А за последние сутки с гаком только и удалось, что пару часов в телеге покемарить под нудное брюзжание возницы. В седле и то удобней!

Медвежонок тоже бессовестно дрых. Правда, сначала скакал в Облике, но недолго. Скорость движения лошади от внешнего вида всадника не меняется, а тогда какой смысл силы тратить? Да еще, не дай боги, заметит кто-нибудь, и пойдут по окрестностям гулять слухи о нашествии ларгов на многострадальную поленскую землю. Лишний повод святым братьям ненужное рвение проявлять. И так, по словам пленного, зачастили функи в эти места. А как только перекинулся, тут же задремал и просыпался лишь время от времени: в Облик, принюхаться, не пахнет ли Ядвигой или потенциальными жмурами Белкина кровника, и обратно в хлопово обличье, спать и не отсвечивать. Едут, мол, деревенские мальчишки по своим детским делам, ни к кому не пристают, никого не обижают, а что кони не всякому пану по карману, и железок заточенных словно черепов на Перуновом дубе*… Ну вот такие они загадочные, простые поленские детишки…

Так, не просыпаясь, и влетели всеми шестнадцатью копытами куда не надо. Проспали-таки разыгравшуюся на дороге драму. В прямом смысле слова проспали. Только запах крови в себя и привел. Густой запах, тяжелый. От одного-двух покойников так вонять не будет. Вот от двух десятков, обильно поливших рудой пересохшее полотно дороги – то да. И будит такой запашок не хуже водицы или мата куренного. Мигом оба вскинулись, обозревая действительность.

Покойники наличествовали. Те самые венты в кроатских жилетках, что со вчерашнего дня с переменным успехом гонялись за пани Качиньской. Совсем удача от бедолаг отвернулась: лежат, побитые тяжелыми боевыми стрелами, по паре-тройке на каждого. Нападавшие делали ставку на плотность огня, хотя и о точности не забывали: коники все целенькие, хоть и напуганы изрядно. И барон фон Зессендорф жив, хотя стрел получил больше любого из своего воинства: по одной в каждую конечность. Неважно, верхнюю или нижнюю. И ни одной в жизненно важные органы. Очень, видимо, хотелось неведомым лучникам исповедовать владетеля перед смертью.

Впрочем, почему неведомым? Вот они, родимые, так увлеклись неотложными делами, что появление новых гостей прозевали самым постыдным образом. Оно понятно, добычу собирать да лошадок трофейных успокаивать поважнее будет. Кони не то чтобы сильно напугались, но и назвать животных счастливыми язык бы не повернулся. К тому же много их, вследствие чего перестук копыт, всхрапы, всхлипы и ржание намертво глушили все посторонние звуки. А главарь, пристроив выкрикивающего угрозы барона к дереву, пытался навязать тому задушевный разговор.

Братьев, конечно, заметили, и за луки схватились, но те уже и проснуться успели, и по паре метательных ножей выхватить, а Коготь еще и тайной щепотью пальцы сложить*: мол, свои мы, блатняки вентские, чужие обычаи чтим и зла добрым людям, на большой дороге промышляющим, не желаем. А что ножики в руках, так полное доверие еще заслужить надо. Вы-то, господа лесные, и вовсе нас на прицеле держите. Нас, урлу* безобидную!

Атаман на жест ответил. Знак несколько отличался от привычного, но сколько в мире существует народов, столько и обычаев. Вон, берского гопника нейфдорские урки через слово понимают! А ведь и те венты, и те! Коготь и разговор начал, как гостю положено:

– Местной братве наше с кисточкой! Коготь моя погремуха. А брата Медвежонком кликают. С Нейдорфа мы.

– Лютый, – отозвался старший лучников. – Базар имеете, или гастроль откатываете?

– Мимо шли, – отозвался парень. – Зырю, не по мелкой сшибаете! Гуняво обломилось!

– Ну если мимо, то и идите себе мимо… – пробурчал Лютый. – А то что-то людно здесь стало.

Мысленно атаман крыл себя матом, не понимая, как умудрился не оставить в засаде хоть кого-нибудь. Богатая добыча напрочь мозги отключила?! Так ведь и не на пару мальчишек нарваться можно! А мальчишки непонятные. Может, убрать их, к Нечистому? Один знак и… От стрелы с двух десятков шагов не увернешься. Или увернешься? Кое-кто может. Ларги, например. А хлопчики с оружием обращаются умело, и вообще пластика… Что-то больно спокойно держатся. Неужто не понимают, чем дело должно кончиться? Вряд ли! Проще поверить в двух малолетних вильдверов, чем в подобную беспечность. А с ларгами лучше не связываться, без потерь не обойдется.

– Да, многовато перхоти шлендрает*, - согласился Коготь. – Еще и баланду травят*, фуфлыжники! – он кивнул на орущего барона. – Слушай, мы тут телку потерявшуюся ищем. Тебе чувиха оторванная на клёвом ловеке в шнифты не лезла?*

Коготь решил идти напролом. Разбойники странные. Феню знают, но не родная она им. Атаману, в смысле, остальные молчат. Дисциплина, больше подходящая солдатам. Даже одежда разбойничья только у атамана. У остальных – как с учебника по маскировке в лесу. Баронский отряд положили образцово-показательно. Лесным такое не по зубам. Бойцы? Причем не простые дружинники, пластуны. Но чьи?! И почему позволили застать себя врасплох? Впрочем, не это главное. Не видеть Ядвигу эти парни не могли. Либо девушка недвижным телом (живым или мертвым) валяется в кустах, либо Лютый прикрыл ее от погони. Опять же, почему? В первом случае драки не избежать, во втором – наоборот. Эх, перекинулся бы Медвежонок, да понюхал… Но нельзя, это сразу бой, причем на уничтожение.

– А тебе что?

Лютый всё не мог принять решение. Уверенное, чтобы не сказать наглое, поведение мальчишки сбивало с толку. И второй спокоен, словно с сосунками в куче песка общается. А ведь должна бы хоть тень страха в глазах мелькнуть. Интерес мальчишки к пани Ядвиге и вовсе всё запутал. Вечная проблема: кто кому кто, и как в этом разобраться? А ведь надо, и быстро.

– Так сбондили краснючку*! А братан мой у нее в корешах прописан. Грит, надо фуцанов* на перо поставить, а чувиху на хазу вернуть.

– Так она, небось, сама допилила, – хмыкнул определившийся наконец с линией поведения атаман. – Тут до ее рынд* час хода.

– Может, и допилила, – рассеянно проговорил Коготь, оглядывая поле боя, и вдруг удивленно присвистнул: – Слышь, Лютый, а этот штымп* тебе нужен? – палец мальчишки уперся в пленного. – Это же тот, что кралю нашу увел! Может, пощекочу его трохи, он наколочку и мяукнет*…

– А сможешь? – хмыкнул Лютый.

– Обижаешь!

– А и пощекочи, – согласился разбойник. – Может, напоет что-нибудь интересное.

– Кстати, – ухмыльнулся мальчишка. – Ты пока своим скажи, пусть жмуриков к деревьям вдоль дороги прислонят. И каждому его косицу в зубы.

– Зачем?

– Шоб було! Ядзя оценит!

Коготь соскользнул с коня, двинулся к пленному, прошелся перед ним туда и обратно, поигрывая ножом, послушал визги барона и молча начал срезать с того одежду. Избавившись от куртки и рубашки, криво усмехнулся и произнес по-вентски:

– А ты, небось, и не помнишь Белку, а, Зессендорф?

– Кого? – вопрос вызвал у барона оторопь.

– Эльзу, – пояснил мальчик с каким-то особо жутким спокойствием в голосе. – Девочку, которую ты хотел изнасиловать. Отца ее убил… Не помнишь ведь, правда?

Зессендорф судорожно кивнул. Потом замотал головой.

– Как же так, – расстроился Коготь, – я ей обещал привезти на свадьбу твою голову. А ты даже не помнишь, за что страдаешь… А знаешь, это не страшно, – на детских губах вдруг расцвела улыбка, при виде которой нейдорфские воры вспомнили бы учителя Когтя, Кошмарика, избача и бабочника, с которым предпочитали не связываться матерые мокрушники*. – Это совсем не страшно. Вспоминай любую. Их же много было. Вот и вспоминай, пока я тебя строгаю. И рассказывай. Про Ядвигу Качиньскую. Чем быстрее расскажешь, тем скорее я тебя отпущу. А это тебе для разгону.

Рука Когтя рванулась вперед. Казалось, нож едва коснулся кожи, но барон изогнулся дугой и завопил, будто в него ткнули раскаленным железным прутом.

– Что ж ты так кричишь-то? – удивился Коготь. – Тебе же еще не больно. Я просто ножик пробую. Вот сейчас будет больно.

Еще одно касание. И новый вопль, страшнее предыдущего.

– Атаман, ты по-вентски понимаешь? – повернул голову мальчик. – Это хорошо. Ну что, барон, расскажи, за каким ляхом тебе Ядзя потребовалась?..

Весь допрос Лютый молчал. Разбойники утащили в лес добычу, увели коней, очистили дорогу от трупов. Атаман невозмутимой статуей маячил за спиной странного мальчишки, работающего палачом. Сам ни одного вопроса не задал. И только когда затих последний крик пытаемого, задумчиво произнес по-сварожски:

– В Нейдорфе урок учат вести допрос?

– У меня и другие учителя были, – откликнулся Коготь на том же языке. – Может, и те же, что у тебя. Уберите луки, атаман. Без потерь нас не взять.

Вот теперь мальчишка был натянут как струна.

– Я уже понял, – кивнул Лютый. – К тому же твой братец смылся и прячется где-то в лесу. Надо понимать, собирается нас по одному перерезать, если что.

– Верно, – кивнул Коготь. – Но, похоже, мы на одной стороне. Какие твои планы, атаман?

– К вашей крале ломанусь, – Лютый перешел на феню. – Долю за наколку отстегнуть надо, и за сказку нам чувиха забашляла. А сказочка-то занятная. Не хочешь на хвосте повисеть*?

Коготь сожалеюще вздохнул:

– Попозже. Надо в родные места заглянуть. Дачку перебросишь? А то мы ее хвост подобрали. И ловеков*. Дальше они нам без надобности.

– Макитру-то* будешь брать? – Лютый кивнул на труп барона. – Подарок на свадьбу.

– На хрен она мне не нужна! – скривился Коготь. – Протухнет, пока довезу. Да и боится Белка жмуриков… ______________ * Обычай наряжать елку на Новый Год в этом мире пока не возник. А вот дубы, посвященные Перуну, вовсю украшают. Черепами врагов. Только в Сварге, зато круглый год. * Как Коготь умудряется делать это с ножами в обеих руках – автору неизвестно. На то он и мастер. * Урла – молодежь. (феня) * Перхоть – мелкая шпана (или вовсе не шпана), шелупонь. Шлендрать – шляться. (феня) * Баланду травить – болтать не по делу. (феня) * Тебе девушка на хорошем коне на глаза не попадалась? (феня) * Сбондили – украли. Краснючка – девушка, красавица (феня) * Фуцан – лицо, недостойное… Одним словом, ругательство и достаточно обидное (феня) * Рында – телохранитель. Лютый имеет в виду солдат (феня) * Штымп – жертва. Второй смысл – фуцан (феня) * Мяукнуть наколку – здесь – сообщить информацию (феня) * Избач, бабочник, мокрушник – воровские специальности. Соответственно: домушник, карманник, убийца. * На хвосте повисеть – составить компанию (феня) * Перебросить дачку – передать посылку. Хвост- меч. Ловеки – лошади (феня) * Макитра – голова (феня)

 

Глава 16

– Мариуш!

Всё в мире имеет свой предел. И терпение человеческое – не исключение. Даже если это терпение резидента сварожской разведки. Пан Леслав ждал долго. Очень долго. Пока хозяева организовывали поиски, устраивали раненого, гоняли своих людей со всеми мыслимыми и немыслимыми поручениями, сами, как угорелые, носились по поместью… То есть нервничали и разводили абсолютно лишнюю суету и суматоху, словно не опытные бойцы собрались, а пара деревенских клуш, никогда не высовывавших нос дальше соседнего маетка. Ах, дочка пропала! Ах, несчастный ребенок! Ах, деточка! Маленькая! Одна! В лесу! С какими-то головорезами, бандитами и убийцами! Нехорошими людьми, одним словом! Разве что добавлялось куда более естественное для Хитрюги Хюбнера и сестры Ридицы: «Найду, словлю, поймаю, поиграю». Отрежу всё, что торчит, а что спрятано – вырежу, чтобы торчало, а потом отрежу!

Пан Леслав ждал.

Пока ворота маетка сотрясала серия ударов, словно на подворье ломилась стая бешеных медведей, на поверку оказавшаяся всего лишь чудесным образом материализовавшейся на пороге родного дома пани Ядвигой. Просто грязной, злой, усталой, со здоровенным синяком под левым глазом и шишкой на затылке. Пока носились переполошенные хлопы, пан Качиньский то хватался за меч, собираясь куда-то мчаться и кого-то рубить, то посылал людей в Раков за лучшими медицинскими светилами Полении, а знаменитая Лисица, краса и гордость родного учебного куреня Лешки Клевца, по-бабьи всплескивала руками и причитала над бедным дитятком.

Пан Леслав ждал.

Но когда потеряшка, парой язвительных фраз приведя всех в чувство, отменив экспедицию за лекарями и пообещав всё рассказать потом, умчалась принимать водные процедуры, и безутешные родители настроились на новый виток ожидания, пан Леслав не выдержал:

– Мариуш!

– А? – оторвался от созерцания бани пан Качиньский. – Что? Ты откуда взялся?

– Леха! – радостно взвизгнула Ридица, повисая на шее у старого друга. – Какими судьбами?!

– Ребята, – вздохнул Клевецкий, – я понимаю Вашу небольшую рассеянность, но я тут со вчерашнего утра.

– Да? – супружеский хор звучал на удивление слаженно. – Прости, тут были некоторые проблемы…

– Я заметил, – усмехнулся Леслав. – Но поскольку они позади, предлагаю пройти в дом и обсудить одно маленькое дельце.

– А здесь нельзя? А то сейчас Ядзя выйдет, а нас нет!

Пан Клевецкий поднял глаза к небесам и следующие десять минут пытался объяснить заботливым родителям, что если дитятко сумело найти родной маеток, невзирая на противодействие многочисленных и вооруженных похитителей, то уж приемного папочку внутри означенного владения отыщет без малейших проблем, а дела, по которым он, пан Леслав, бросает столицу и мчится на край земли (или хотя бы Полении), требуют некоей конфиденциальности.

Наконец голос разума пробился через бастионы родительской любви, и разговор переместился в кабинет хозяина. Мариуш, с каждым мгновением становящийся всё больше похожим на себя самого, усадил жену у камина, налил ей сока, себе и гостю – вина и, устроившись в кресле, зло бросил:

– Нечистый знает, что в стране творится! Посреди бела дня крадут дочек вельможных панов! Куда только круль смотрит!

– Уже никуда, – Клевецкий остался стоять: сидячие места за ночь надоели до нервной дрожи. – Помер он.

– Кто помер? – не сообразила Ридица.

– Круль, – спокойно пояснил Леслав.

– Давно? – Мариуш аристократическим жестом поднес бокал к губам и по-солдатски, одним движением, опрокинул в рот.

– Да уж три дня…

– Ты смотри, как быстро всё разваливается, – покачал головой пан Качиньский. – Еще никто не знает, а уже банды на дорогах завелись. Никогда мне эта… как ее… а… демократия, не нравилась. Где это видано, чтобы паны Новаки власть выбирали! Так и до всехлопского голосования додуматься можно! И будет очередным крулем Михась с Великой Грязи или Борька с Гнилой Бутки.

– Так оно и произойдет, – с видом знатока кивнул Клевецкий. – Только не всехлопское, а всенародное. И Великую Грязь переименуют в село Привольное. А Бутку оставят. Вместе с гнилью. Разве эпитет уберут…

– Леха! – прервала философствования Ридица. – Зачем это было нужно?

– Что? – выкатил глаза Леслав.

– Чем тебе пан Тадеуш не угодил?!

– Лиска! – Клевецкий картинно рухнул на колени. – Господом клянусь! И Дубом Перуновым! Не при делах я! Не был! Не имел! Не привлекался! У меня и вишни-то не было никогда!

– Велет в лесу сдох! – недоверчиво покачала головой куница. – В Полении кого-то пришили без ведома и одобрения Великого и Ужасного!

– Вообще-то, пан сам скончался, – сообщил Леслав. – Косточкой подавился. Проблема в другом…

- «Хоронило шляхетство своего круля», - издевательски пропел Мариуш. – Пророка нет в отечестве своем. Зато черкасы – все пророки. А мы тут причем?

– В этом-то самый цимес, – злорадно оскалился Клевецкий. – Существует мнение, что следующим демократически избранным крулем должен стать пан Мариуш Качиньский!

– Это еще с какого бодуна? – возмутился хозяин.

– Потому что Михась страну лет за шесть развалит. А при Борьке ее еще быстрее разворуют. Полении нужна твердая рука…

– …Зоркий глаз и чуткий нос, – донеслось от двери. – А также острый клык и длинный коготь. Хвост за хвост, глаз за глаз, не уйдешь ты от нас, – Ядвига пересекла кабинет и забралась на стол. – Против кого дружить будем?

Леслав довольно осклабился:

– Прекрасно выглядите, пани.

Ядвига кончиками пальцев потрогала заплывший глаз, коснулась рукой затылка и грустно вздохнула:

– Вешаешь их, вешаешь, а меньше не становится! Предлагаю сделать папочку крулем! Он быстро эту нечисть по всей Полении выведет…

– Вот и я о том же, – горячо поддержал Леслав. – Пан Мариуш – лучший кандидат на освободившееся крулево кресло!

– Освободившееся?! – выкатила здоровый глаз Ядвига. – А старый круль уже… того? Типа ласты склеил?

– Ядзя, что за выражения! – возмутилась Ридица. – Ты же культурная паненка из хорошей семьи!

– А как правильно, мамочка? Дуба дал? Нет?!… Сыграл жмура?! Нет?!… А, знаю! Кони двинул!!! – Ядвига с невинным выражением лица посмотрела на мачеху. – Опять нет?… Можно, конечно, сказать «скончался», но это совсем не по-поленски. Тогда уж «копыта откинул». А в чем, собственно, проблема, папочка? Если тебе не нравится корона, носи ее только на официальных приемах. Или закажи новую, поудобней.

– Для начала, – хмыкнул пан Мариуш, – мне потребуется доказать сейму мое родство с неким крулем Лешко…

– Ради Господа!.. – протянула девочка. – Прабабушка моей мамы была троюродной сестрой племянника пана Старовойского, который приходился свояком…

– Возможно, это докажет твоё право на трон, – усмехнулся Качиньский. – Но никак не моё. Мне-то упомянутая леди была не прабабушкой, а прапратещей! Так что сама примеряй корону!

– Я? – Ядвига попробовала почесать в затылке и сморщилась от боли. – Не выйдет. Во-первых, женщина. Во-вторых, фингал до сейма не сойдет. Паны передохнут от ужаса, – девушка сделала вторую попытку стимуляции затылочной кости, на этот раз почти успешную. – У Лешко было три сына: двое умных, а третий – дурак. Дурак, кроме законных детей, родил двух бастардов. То есть наплодили их все трое, но признал ублюдков только младший. Потому как дурак. А побратимом второго незаконного сына Лешковича-младшего являлся… Короче, к вечеру все документы нарисую… то есть, в архиве найду…

– А они там есть? – ехидно поинтересовался пан Клевецкий.

– Там всё есть! – отбрила Ядвига. – Даже дарственные на пасеки. В нужном количестве экземпляров. Кто нас поддержит?

– Габданк, я, Береза и несколько гербов помельче. Плюс молодежь и те, кто не любит Сапег и Вишневецких.

Паненка довольно причмокнула губами:

– Пан Леслав, у Вас есть сын?

– Нет… – удивился Клевецкий.

– Вы озаботьтесь, – серьезно сказала девушка. – Я выдам за него свою дочку. Генетически очень выгодно.

– А ничего, что я еще даже не женат? – Леха умел быстро отходить от шока.

– Я тоже пока не замужем, – успокоила его Ядвига. – Так что пара-тройка лет у Вас есть. Но не затягивайте, дело серьезное! Всё-таки внучку круля сватать будете!

– Погоди, Ядзя, – вмешалась Ридица. – Леха, ты серьезно всё это? Насчет круля. Думаешь, Арнольда никто не знает в лицо? Да хватит мельтешить! Сядь, наконец!

– Знают, – согласился Леслав, принимая сидячее положение. – И не только в лицо. Но знать и доказать – две большие разницы. У нас нет выхода. Тадеуш помер слишком неожиданно. Я думаю, без Светочей не обошлось.

– А мы, значит, отобьемся?

– Немного времени выиграете на переговорах. А потом подброшу сюда отряд граничников. Чтобы мышь не проскочила.

– Вот только этого… – начал Мариуш, но был прерван грохотом сапог по лестнице, хлопком распахивающейся двери и радостным рычанием капитана ягеров:

– Ядвига, девочка! Живая, мать твою в гробу через коромысло двадцать семь раз в неестественных позах!

– Зиг! – в голосе Ридицы послышался лед.

– Прошу прощения, пани! Больше не повторится. Просто уж больно странная поездочка вышла! Пани Ядвига, как Вам это удалось?

– Сбежать? – девушка покраснела. – Нас кое-чему обучали в Хортице… По неполной программе… Для девушек…

– Кое-чему?! – с уважением присвистнул Фрай. – Три с половиной десятка трупов за одну ночь! Без посторонней помощи! Еще и срочное потрошение! Что же у них в полную программу входит?!

– Я убила только двоих, – пролепетала Ядвига. – И никого не потрошила… – голос девушки набрал силу, и в него вернулись ехидные нотки. – Умею, конечно, но совершенно не было времени…

– По полной программе обучали меня! – рявкнула Ридица. – Подробности!

Зигфрид пожал плечами:

– Всегда пожалуйста, вельможная пани. Гнали всю ночь – насколько по нашим дорогам можно гонять по ночам. Часа через полтора после рассвета (уже и не чаяли догнать) вышли на их лагерь. А там никого. Живых, имею в виду. Шатры, кони стреноженные, шмотки брошенные, а вдоль дороги мертвые с косами стоят. Натурально стоят! Кто к дереву приколот, кто на копье опирается. И поддельные кроатские косицы в зубах держат. Двенадцать жмуриков, как с куста. Один с Ядвигиной шпилькой в ухе, остальные ножами порезаны. И выстроились стрелкой, направление показывают. Возле десятника, вот его как раз и потрошили, вещички паненкины сложены аккуратно. И тишина… – Фрай сделал паузу и обвел собравшихся взглядом. – Я троих там оставил, прибраться, и по стрелке из покойничков рванул. Часа через три вылетели к завалу у дороги. Идеальное место для засады. А самой засады нету. Зато есть новая партия жмуриков. Штук двадцать с хвостиком. Стрелами побиты и на деревьях развешаны. Опять косицы в зубах и вдоль дороги. А следы конские в лес уходят. Я даже растерялся было, да Лягаш Серковы подковы разглядел… Там, кстати, тоже одного потрошили. Качественно так, с выдумкой. И морда больно знакомая…

– У кроата? – подозрительно спросил Хюбнер. Вельможный пан временно уступил место капитану наемников.

– Это не кроаты, – бросила Ядвига. – Ряженые.

– В точку! – согласно кивнул Зигмунд. – Барон фон Зессендорф. Редкостная гнида. Уж на что мы народ небрезгливый, но этой падле служить – себя не уважать! Очень хочется поговорить с тем, кто его резал.

В дверь постучали. Ядвига бросила взгляд на клепсидру и довольно кивнула:

– Сейчас поговорим. Эй, кого там Нечистый принес?

– Пани Ядвига, – донеслось из-за двери. – Вас там бандит какой-то спрашивает. Сердитый. Ой, нет, злой!

– Лютый, что ли? – усмехнулась паненка.

– Точно! Лютый!

– Сюда зови. Его нам и не хватает для полного счастья.

Лютый вошел в кабинет и поклонился. Низко, но не по-хлопски, до земли, нет. Степенно, с достоинством, заодно успев оценить обстановку. Два пана в креслах, бывалые бойцы, сразу понятно, с такими шутить не стоит. И креслица, хоть и комфортны, а не создадут сидящим сложностей, в любой момент можно в бой броситься. Такое же креслице у камина. В нем женщина, судя по всему, хозяйка маетка. Та еще пани, пожалуй, опаснее мужчин будет, несмотря на вполне различимый животик. Статуэтка на столе. Знакомы уже, пани Ядвига. Ходячая шкатулка с сюрпризами. Стенку неподалеку от двери подпирает здоровенный детина в ягерской одежке небесного цвета. Охрана? Ага, в ранге капитана! Нужна этой компании охрана, как же! Сами кого хочешь охранят. Или на кусочки порежут. По настроению.

– Здравия шановным!

– И тебе не кашлять, атаман, – отозвалась Ядвига. – Представлять кого надо, или сам всех знаешь?

– Вы слишком высокого обо мне мнения, вельможная пани. С Вашим гостем я незнаком.

Девчонка скорчила умильную рожицу:

– Ты меня разочаровал, Лютый! Это же пан Клевецкий! Из самого Ракова, – ехидства в последней фразе слышалось куда больше, чем почтения. Почтения, кстати, совсем не было. Одно ехидство. – Позвольте представить: Лютый. Командир отряда не самых худших лучников в этой части Полении. Зессендорф свидетель! Между прочим, Зиг, твои люди совсем мышей не ловят. Скоро любой карник из окрестных лесов будет знать нас всех в лицо и по имени!

– Положим, пан Лютый – не любой, – отозвался Мариуш. – Хотя и карник. И почему я не должен Вас повесить, атаман?

– Вот так сразу повесить? – усмехнулся разбойник. – А поговорить?

– А мы чем занимаемся?

А ведь казалось, Ридицу интересует исключительно огонь в камине. Хотя огня там – одно название, лето на дворе!

– Не смею спорить с прекрасной пани, – снова склонился в поклоне Лютый и обратился уже к Качиньскому. – Прежде чем очутиться на виселице, мне необходимо закончить все дела с пани Ядвигой.

– Тебе кто-то мешает? – спросила статуэтка. – Что интересного рассказал барон?

Последующие полчаса Лютый передавал вырезанное из предводителя поддельных кроатов. Слушатели реагировали по-разному. Хмурился пан Клевецкий; тихонько, чтобы не мешать рассказчику, матерился Зигмунд Фрай; стискивал рукоять сабли Мариуш Качиньский. А женщины оставались бесстрастны и неподвижны. Две статуэтки: одна на столе, вторая – в кресле у камина.

Ридица и заговорила, когда атаман закончил:

– Интересно. Не всё ново, но всё интересно. Однако пленного стоило привезти сюда.

– Это было бы очень грязно, пани, – пожал плечами Лютый, а Зигмунд Фрай согласно кивнул. – Не думаю, что барон мог что-то утаить. Допрос проводил настоящий профессионал.

– У тебя и такой есть?

– Это не мой человек. Но он прислал подтверждение моих слов. Сказал, что вам этого будет достаточно.

– Кто? – резко вскинула голову Ядвига.

– Двое блатных нейдорфских малолеток. Я решил не воевать с детьми, – атаман протянул девушке свернутый в трубочку пергамент. – Еще они просили передать Ваш меч, пани.

Ядвига развернула письмо, окинула взглядом, витиевато выругалась, вызвав восхищенные взгляды разбойника и ягера и возмущенный Ридицы, и хмуро бросила:

– Правильно решил, атаман. И ты, и твои лучники полезней живыми! Папочка, лагерь бандитов зачистили Медвежонок с Когтем!

И с интересом выслушала тирады обоих родителей.

Первой взяла себя в руки Ридица:

– Они здесь откуда взялись?

Зигмунд хлопнул себя ладонью по лбу:

– Задница Нечистого! Та кобыла с телегой! То-то мне рожи показались знакомыми!

– Чьи рожи? – уточнила Ядвига. – Кобылы или телеги?

– Хлопят, что на той телеге приехали! Мы на ней Анджея отправили. Там дедок был и пара мальчишек. Точно они! Потом исчезли куда-то! Кобылу один дед уводил! Надо будет допросить его, как за телегой придет.

– Ничего он не знает, – отмахнулась Ридица. – Просто подвез. Я не о том. Что эта парочка забыла в этих местах?

– Ничего не забыла, – мрачно сообщил пан Мариуш. – Они здесь проездом. То есть, пробегом. И я, кажется, знаю, куда. Давайте вернемся к делу. Лютый! Я не верю в благотворительность. Что ты хочешь за оказанную услугу?

– Ваше хорошее отношение, вельможный пан, – расплылся в улыбке атаман. – Что может быть ценнее!

– Конечно, ничего! А в чем будет выражаться это отношение?

– Ну… – Лютый сделал вид, что замялся. – Если пан будет столь милостив, что на взаимовыгодных условиях сдаст в аренду небольшой хутор или деревеньку семей на десять… Или землицу, где можно всё это построить… Надоело мотаться по свету… Но хлопами мы не будем!

– Так просто? – пан Качиньский склонил голову к правому плечу. – Ты хочешь принести мне вассальную клятву и осесть на моих землях?

– Именно, ясновельможный пан, – склонил голову разбойник. – Порядок на вверенной территории мы обеспечим. Панскую долю обговорим еще. И восемь бойцов, если потребуются – без проблем. Даже больше, когда мелкие подрастут.

– Про дворянство даже не спрашиваю, – улыбнулся Мариуш. – Если понадобится, дочка нарисует… То есть, в архиве найдет. Но что-то ведь не договариваешь. А, любезный? В чем подвох-то?

– Я шевалье, – атаман изобразил парисский поклон. – А подвох… Скорее, просьба. Мы присягаем шановнему пану, а не толстопузым уродцам в белых балахонах, – Лютый горделиво выпрямился, голос звучал твердо и уверенно. И пафосно. – Служителям Сожженного нечего делать на нашей земле!

– Однако… – присвистнул пан Клевецкий.

– Аккуратней, атаман, – ехидно бросила Ридица. – Я, к твоему сведению, монахиня. И балахон, то есть плащ, у меня именно белый. А конкретно сейчас, – женщина провела рукой по животу, – вполне могу считаться толстопузой.

– Лично для Вас, прекрасная пани, мы готовы сделать исключение, – голос разбойника вновь стал ехидным. – И для Ордена Святой Барбары – тоже. Если они не надумают вести себя как поганые функи!

– Думаешь, это реально? – покачал головой Качиньский. – Светочи редко спрашивают разрешения.

– Стрелы тоже, – усмехнулся Лютый. – А место на Громодяньском шляхе нам не требуется. Чем дальше в лес, тем меньше функов. И лезут реже, и гибнут чаще. Монах – не ларг, его любой мишка сожрать может. Даже косолапый…

Мариуш встал, прошелся по кабинету:

– А пожалуй, есть тут одно местечко! Ядзя, как там эта дыра называлась, что накрылась при старом пане? Который твой дедушка… Или мой… Не то Погорелки, не то Пожарище…

– Ну и ассоциации у тебя, папочка, – откликнулась статуэтка. – Святоявленское называлась. Говорят, там местного дурачка Господь лично отметил…

– Вот и я про то, – согласился Мариуш. – Отметил. Молнией по амбару, куда тот затащил коллегу по скорбности ума. С последующей казнью строения в Очистительном Пламени. Ущербные вроде выскочить успели. Это при следующем Явлении так полыхнуло, что даже курицы не уцелели! Самое оно для богоборцев, ни одного священника туда калачом не заманишь. Если не боишься Нечистого, атаман…

– Бояться надо людей, вельможный, – довольно усмехнулся Лютый. – А с Нечистым всегда можно разобраться по-свойски.

– Ну и добре, – кивнул Качиньский. – Размещай людей и отдыхай. А завтра капитан тебе проводника даст, глянешь на владения. Зиг, распорядись.

– Пошли, шевалья, – Зигмунд открыл дверь перед разбойником.

– На себя посмотри, – огрызнулся Лютый, выходя вслед за капитаном. – Шляхтич недоделанный!

– Уже спелись, – Мариуш вернулся в кресло. – А скажи мне, дочка: ты еще не догадалась, куда собрались твои приятели?

Ядвига резко поскучнела:

– Догадываюсь. Могли бы и в гости зайти, поросята…

– Не могли! – отрезал Качиньский. – Если кто еще не понял, эта отмороженная парочка несовершеннолетних ларгов отправилась сводить счеты с Фридрихом фон Каубахом!

– Охренели! – выдохнул Леслав.

– Коготь не ларг, – вздохнула Ядвига.

– Он вообще зверь! – припечатал Мариуш. – Ему, небось, в Хортице и оружие не выдавали! Какой, к Нечистому, сейм! Какие выборы! Мы девять человек потеряли! Анджей, слава Господу, выживет, но оправится не скоро. В маетке орудуют нанятые Светочами банды! Шляются непонятные шевалье с луками и объятые жаждой мщения вильдверы. А вдоль дороги мертвые с косами стоят! И тишина… Тут не за власть бороться надо, а порядок наводить!

– Вот садись на трон и наводи порядок, – откликнулся пан Клевецкий. – Документы тебе дочка нарисует… – Леслав на мгновение замялся и исправился, – то есть, в архиве найдет. Поддержку мы обеспечим. И карты в руки. В смысле мечи, стрелы и прочие безобразия. А то только на жизнь жалуешься!

– Да отстань ты! В конце концов, круля сейм выбирает, а не…

– Ага, сейм, – рассмеялась Ядвига и, нарочито коверкая мотив, пропела: – «Говорят, что нового поленского круля, нам пришлет сварожская разведка…» Часть 2

 

Глава 17

Первыми переполошились псы. Сначала неуверенно тявкнул Задира, молодой еще, почти щенок, невероятно чуткий, но побаивающийся подавать голос: а вдруг Бурану не понравится? Вот и сейчас в тявканье слышался вопрос: мол, что думаешь, вожак, ничего я не нарушаю, на трепку не нарвусь? Старик как наяву представил нервно оглядывающегося щенка и матерого белого с подпалинами кобеля, размышляющего, поверить малолетке или нет. Не угадаешь – позору не оберешься! Сомнения длились недолго, и двор огласился уверенным с подрыкиванием лаем, поддерживаемым заливистым голоском обрадованного Задиры. А уж следом на разные голоса откликнулись остальные.

Старик сполз с лежанки, неторопливо напялил порты и рубаху и уже тянулся за клевцом, используемым в роли трости, когда ворота хутора задрожали, сотрясаемые крепким кулаком.

– Открывай, хозяин, – донеслось из-за забора. – Дело есть!

– Дело у них! – проворчал старик, выбираясь во двор. – Гопота бесштанная! С хорошими делами по ночам не шастают! – и подойдя к воротам, заорал: – Ну и кого там Нечистый принес?

С появлением хозяина псы замолкли и собрались возле старика, готовые по одному жесту броситься в бой. Лишь Задира попискивал время от времени, не сдерживая молодую горячую натуру. Стук с той стороны прекратился, зато появился вопрос:

– Слышь, хозяин, говорят, ты конями торгуешь?

– Кто говорит? – хмыкнул хуторянин.

– Да так, сорока настрекотала, – рассмеялись за забором. – Мы тебе коников продать хотели. Шестнадцать штук. Кроатцы!

– На рынок иди, – буркнул старик. – У меня и золота столько не наберется.

– Договоримся, – не уступал невидимый гость. – А на рынок – долго. Я лучше в цене потеряю.

– Ага, долго! Торопливый ты наш! – хозяин наполнил голос ядом. – Небось, краденые коники!

– Ну, не то чтобы краденые… – протянули с той стороны. – Хозяева за ними не придут. Зато задешево отдаем! Что ж ты за барышник такой, если выгоды своей не чуешь?!

– Зато я неприятности чую, – пробурчал старик, тем не менее сбрасывая засов. – А от вас ими даже через забор воняет!

Нападения он не боялся. Не потому, что это не было возможно, и не потому, что считал себя в силах отбиться. Просто старый барышник вообще ничего не боялся. И никого. Очень давно, с тех лет, когда еще не был ни барышником, ни старым.

Открыл воротину и, опираясь на клевец, скептически рассматривал гостей. Так и есть, одна рожа другой краше! Особенно предводитель хорош, все шибеницы* в округе горючими слезами заливаются! Один из вошедших что-то шепнул атаману, тот недоверчиво зыркнул на подсказчика, смерил старика недоверчивым взглядом и неожиданно произнес на языке, умершем в дни молодости старика:

– Овде имаш нема зликовац, отац*! Ми хут – ти хут, ми месо – ти месо, ми мач – ти мач*!

Старик пошатнулся, лишь благодаря верному клевцу удержавшись на ногах.

– Долго учил? – хмыкнул он на родном, по-новому оглядывая пришельцев. – Такими словами просто так не бросаются!

– Лет до трех, – на том же языке ответил пришлый. – А может, меньше. Плохо помню, что было до того, как сел на коня. Я знаю, что сказал, и не отказываюсь. Слишком мало нас осталось, – он немного помолчал. – Мы не ожидали встретить земляка, отец! Нам, действительно, надо избавиться от коней. Не потому, что они взяты в бою, это было очень далеко отсюда. Просто лошади нам сейчас будут мешать.

Хозяин кивнул и провел гостей в дом. Сунулся было к печи, хотя хорошо помнил, что остатки каши доел за ужином, но гости опередили, словно по мановению руки накрыв стол из своих запасов. Старик пожал плечами, сел на табурет, вместе со столом давно заменивший ему кошму, и ответил:

– Я и в самом деле торгую лошадьми. Выращивал бы, но вместо вольной степи в Нордвенте лишь грязные леса и убитая плугами земля, к тому же поделенная на клочки. Табунам просто не хватит простора. Но у меня сейчас нет золота на шестнадцать коней. Последнее время дела идут не слишком хорошо.

Атаман покачал головой:

– У нас есть легенда о человеке, отдавшем свой табун соседям и ничего не взявшем взамен. Не знаю, насколько она правдива, но почему бы не сделать сказку былью? Пусть эти кони помогут тебе выправить дела…

– Если бы ты не был моим земляком… – начал старик.

– Я бы тебе этого не предложил, – закончил атаман. – Другой заплатил бы полную цену. Но мы одной крови, отец!

– Как тебя зовут?

– Извини, отец, но герой легенды не назвал своего имени. Я поступлю так же. И по тем же причинам. Я надеюсь, ты сможешь объяснить появление лошадок.

Старик согласно склонил голову. Он знал мотивы героя легенды. И знал его имя. Оба имени. И прозвище, в ужасе данное ему врагами, и настоящее, полученное от матери. Но кому до этого есть дело?! ______________ * Шибеница – виселица * Здесь у тебя нет врагов, отец. * Мой дом – твой дом, моё мясо (еда) – твоё мясо, мой меч – твой меч. Ритуальная фраза принятия дружбы. Отказ второй стороны не отменяет обязательств первой.

 

Глава 18

День для Вилли выдался на редкость удачным. Фрида, кормилица старого барона фон Кох, со времен юности нынешнего владетеля командовавшая слугами, отправила мальчика на кухню, где он был особо не нужен. В итоге полдня Вилли болтался без дела, что само по себе было счастьем, и слушал разговоры всё и всегда знающих слуг, а к полудню ребенку и вовсе обломился сладкий пирог, коий повар счел непригодным к подаче на хозяйский стол.

Чем именно печево не угодило Клаусу, для Вилли осталось загадкой. Даже если и уронили на пол пару раз, то что? Менее вкусным, что ли, стал? Так вроде и не роняли! Запеклось что-то криво, подумаешь, важность. Однако старый Клаус, гордый самим фактом происхождения своих хозяев от кухонных кудесников*, не допускал ни малейшего расхождения приготовленных им блюд с канонами, вследствие чего предпочитал отправить неудавшееся изделие в помойное ведро, чем опозориться перед владетелем или, не приведи Господь, гостями. Собственно, из ведра Вилли пирог и выудил, кто бы ему добровольно отдал такое сокровище. Вот если в нужное время оказаться в нужном месте, да чтобы никто не заметил… А потом забиться в темный угол и быстро-быстро перевести добычу в разряд «уже съедено»… Пока не отобрали. Попадешься тому же Толстому Хайнцу, точно всего лишишься. Псарев сын! Пользуется, что старше на три года!

Темных углов в замке хватало, и Вилли знал их все. Да что углы, за свои семь лет пронырливый мальчишка не оставил неизученным ни один закоулок, ни один потайной ход, даже те, про которые и хозяева давно забыли. Сверхплановая трапеза столь больших познаний не требовала, вполне хватило ниши в коридоре, заслоненной манекеном в рыцарских доспехах прапрадедушки нынешнего барона. Во всяком случае, смазливая Марта, убиравшая комнаты молодого барона и иногда согревавшая ему постель, утверждала, что доспехи именно прапрадедушки. Впрочем, Вилли это интересовало не мало, а очень мало. Совсем не интересовало. Железяка и есть железяка, что с нее толку. А вот ниша за ней – вещь куда более полезная: снаружи спрятавшегося не видно, если не знать, и не догадаешься никогда. Годика через два Вилли вырастет и перестанет помещаться в нишу, но к тому времени пирог давно будет съеден. Собственно, уже съеден.

Мальчик старательно осмотрелся, прислушался и, убедившись, что поблизости никого нет, выбрался наружу, чтобы со всех ног припустить обратно на кухню, пока его не потеряли. Мало ли… И, опять же, раз уж начало везти, так может, еще чего вкусненького перепадет.

В поварне царило затишье. Последнюю перемену блюд уже отправили к хозяйскому столу, и теперь челядь прибиралась и мыла посуду: старый барон очень трепетно относился к чистоте в месте приготовления пищи. Впрочем, кухонные не столько работали, сколько сплетничали, обсуждая последние события. Болтовня вертелась вокруг одного и того же: к замку Кох начала подходить армия Ордена Светочей Веры, собирающаяся обрушиться на нечестивую Сваргу. Марта утверждала, что к Кохам прибудет большое начальство, даже командор Ордена, а это, между прочим, целый граф! Фон Каубах фамилия! Фридрих фон Каубах. Потому и гоняют владетели слуг почем зря, боятся ударить в грязь лицом в самом прямом смысле. Потому и нового пастора прислали взамен почившего полгода назад отца Кеннета. Сколько времени никто не соглашался ехать в эту глушь, а тут сразу нашелся желающий.

Святого отца Вилли видел. Вчера приехал. Ничего так дядька. Низенький, кругленький, с пухлыми щечками (как у домашнего хомячка, которого держит в клетке маленький барон) на улыбчивом личике. На дядьку Тило, что возит в замок овощи, похож. Тило добрый, всегда дает Вилли морковку, а то и яблоко, если рядом нет кого из старших или господ. Наверное, и священник добрый. Иначе зачем он всё время улыбается?

Безобидный треп прервался появлением тройки солдат. Не кнехты барона, новые, приехавшие со святым отцом.

– Всем в церковь идти, – на всю кухню заорал ражий детина, – отец Алоиз проповедь читать будет!

– Так не домыли еще, – попытался воспротивиться Клаус. – Их светлость недоволен будет!

– Потом домоете, – махнул рукой служилый. – Против Господа нашего ни один барон слова не скажет. И от слуг его не защитит, если кому непонятно. Да и ненадолго это…

Челядь потянулась к выходу. Вилли подумал немного и двинулся следом. А то кнехт начал на него как-то нехорошо посматривать. Да и интересно на нового пастыря глянуть. Отец Кеннет только утром и вечером проповеди читал. И ругался не сильно, если пропускал кто. А этот… Вроде улыбчивый, и на Тило похож, а кто его знает…

Проповедь почему-то проводилась не в церкви, а во дворе. Наверно, внутри все бы не поместились, но отец Кеннет так никогда не делал. Однако к нему на проповеди и не собиралось столько народа. А сейчас тут были все. Вилли нашел глазами отца, стоящего в группе конюхов, и загордился. Папа самый большой и сильный среди слуг! Даже среди пришедших солдат мало таких здоровых. А вон и мама с сестренкой на руках в стайке служанок госпожи. Вообще-то мама прачкой была, но после рождения Урсулы баронесса перевела ее к себе. Сказала: негоже младенца в постирочной держать. Владетельница добрая, она и Вилли пару раз всякие вкусные штучки давала. Маленькие только. Вот мама и стоит с горничными.

Вилли попробовал пробраться к маме поближе, но на него зашикали. И солдат подзатыльник отвесил. Вилли, конечно, увернулся, но всё равно обидно. Второй день в замке, а уже руками машет! Вообще кнехтов очень много, и все новые, из орденской армии. А стражи барона и нет никого! Словно фон Кохи и не хозяева у себя дома…

Пастор, стоящий на ступенях храма, начал проповедь. Говорил он долго и нудно, так что Вилли потянуло в сон, и все силы уходили на то, чтобы не зевать. А то можно и кнута на конюшне отведать, если кто заметит. Попробовал слушать, но святой отец нес какую-то чушь про Нечистого, который якобы рядом, и каждый должен… Чего должен, Вилли не понял, но сама идея мальчику не понравилась. Он пытался украдкой рассматривать людей, но быстро наскучило. Знакомые есть знакомые, на что там смотреть. Солдаты все на одно лицо, только глаза разные, но за забралами хрен разберешь. А сам пастор… Сколько можно на одного человека смотреть? Особенно если он глупости говорит? Какие могут быть отродья Нечистого в замке фон Кохов? Тут и мышей-то мало водится, слишком часто владетели заставляют слуг убираться. Эх, сейчас, пока все здесь, пробраться бы на кухню и слямзить что-нибудь вкусненькое. Может, даже объедки с хозяйского стола, все перемены, кроме десерта, уже вернули…

Слава Господу, проповедь, наконец, закончилась, и народ потянулся за причастием. То еще удовольствие: долго ждать своей очереди, чтобы съесть с рук святого отца крохотный кусочек безвкусного теста: просто вода с мукой. Это после сладкого пирога-то! Но солдаты нехорошо зыркали из-под забрал, и Вилли задним местом чуял: лучше не дергаться. Происходящее не нравилось мальчику всё больше и больше, и когда над двором вдруг разнесся пронзительный вопль нового пастора, он даже не вздрогнул. Будто ждал!

– Звери! – визжал священник, словно увидел огромного паука. – Отродья Нечистого! Хватайте их! В кандалы! Стража!

Вилли рванулся вперед, пытаясь рассмотреть, что происходит. Остальная толпа шарахнулась назад, и мальчик, как в кошмарном сне, увидел святого отца, в облике которого не осталось ничего от доброго дядюшки Тило. Маленький, толстый. Щеки втянулись внутрь, сделав лицо смахивающим на крысиное, а самого пастора – похожим на подлого гоблина из старой сказки, с перекошенным от ненависти лицом, служитель Господа изрыгал ругательства и тыкал пальцем в женщину, судорожно прижимавшую к груди младенца. В маму!

Двое солдат бросились вперед, хватая несчастную, и тут Вилли увидел отца. Дюжий конюх подлетел к жене, мощным ударом отправил на землю одного из кнехтов, пинком ноги отшвырнул второго, развернулся и встретил набегающих выхваченным из-за пояса кнутом. В умелых руках страшное оружие. Троих словно ветром сдуло. Отец отмахивался, пытаясь не подпустить нападающих к себе и маме, однако кнехтов подбегало всё больше. Кто-то прыгнул отцу на спину, тот не устоял, и через мгновение был погребен под десятком тел.

Казалось, всё кончено. Но над замком взвился нечеловеческий рев, куча развалилась, словно взорванная изнутри, и вместо вечно веселого всем знакомого конюха поднялся Зверь. Чуть вытянутая вперед морда, жесткая шерсть на руках и лице, клыки, когти…

– Беги, Ани! – заорал вильдвер и бросился на солдат. – Все бегите!

Теперь ему не требовался кнут. Могучие руки легко разбрасывали противников, длинные заостренные когти рвали доспехи. Зверь сеял вокруг смерть, оттягивая противников на себя, расчищая жене путь к наружным воротам.

– Первые, пли! – прозвучало прямо над ухом Вилли.

Мальчик отшатываясь, бросил взгляд через плечо. С десяток кнехтов наводил на отца арбалеты. Миг, и болты унеслись вперед. Солдаты сделали шаг назад, а их место заняли другие.

– Вторые, пли! – скомандовал человек с мечом, внешне не отличавшийся от остальных.

Вилли дернул человека за ногу, но тот, не глядя, одним движением отбросил мальчишку в сторону.

Арбалеты разрядились. И снова вперед вышел первый десяток.

– Первые, пли!

– А вот еще Зверь! – проверещал противный голос, и Вилли почувствовал, как его схватили за руку.

Мальчик развернулся и, не очень понимая, что делает, воткнул кулак в противную рожу Толстого Хайнца. Выдернул из захвата руку, снова выбросил кулак вперед и с удивлением уставился на оседающее тело давнего недруга.

– Уматывай, дурак! – прошептала возникшая на месте Хайнца Сабина, внучка Фриды. Или правнучка… Ровесница Вилли. Та еще вредина. – Иначе и тебя сожгут! Ты им не поможешь! Бабушка сказала, беги, пока не разобрались!

Вилли бросил взгляд на утыканного болтами отца, продолжавшего безнадежную схватку, на мать, бьющуюся в руках кнехтов на полпути к воротам, и помчался прочь. Не к воротам, к замку. Там он точно сможет спрятаться, пересидеть, а ночью выберется наружу. А может, и маму с папой освободит, если их сразу не убьют. _________________ * Кох по-вентски – повар. У Клауса есть все основания считать, что бароны фон Кох произошли от некоего повара.

 

Глава 19

Сейм Полении – не какой-нибудь антийский парламент или совет при короле Нордвента. Разве могут понять истинную демократию в стране, где половина мужчин носит юбки, а вторая, хоть и в штанах, не сильно от первой отличается? Редфоксы даже не додумались передавать корону не потомку предыдущего монарха, а самому достойному из рыцарей! А ежели наследник душегубом окажется? Или юродивым? Или еще хуже? Например, не приведи Господь, честным и благородным?! И что, конец державе? Впрочем, что взять с варваров Оловянных Островов? Они еще и письменность толком не изобрели: четыре буквы пишут, а пятая, которую читать нужно, на ум идет! Откуда у них достойные рыцари?!

А у вентов совсем плохо. Предыдущий Людовик прямо заявлял: «Мы тут посоветовались, и я решил»! И нахрена было советоваться?! Кому такой карманный Совет нужен? Разве что щеки надувать: вот, мол, какие мы крутые, сам король мнением нашим интересуется! Ага! Волнуют Людовика ваши мнения, держи карман шире! То, что у ваших жен под юбкой, его волнует!

И опять же, кто в эти пародии на властные органы входит? Вот то-то!

То ли дело в Полении! Что сейм решит, то круль и делать будет! А то ведь и переизбрать недолго! Или вообще рокош объявить! В сейме-то нет ни лавочников городских, как в Антии, ни надутых святош, как в Нордвенте! Шляхта! Лучшие люди! Отборные! Цвет рыцарства поленского! Все как один добрые рубаки! От меча живут! Ну и от землицы, конечно, не без того! Словом – великая страна Поления, и всё у нее самое лучшее! От кунтушей до сейма! А что территории маловато, так то дело наживное. Придет время, и будут простираться шляхетские владения меж всех четырех морей!

И это про обычный сейм сказано, а ежели он элекционный, то и говорить не о чем. Тут не просто послы от воеводств да радные панове собираются, вся шляхта съехалась, от богачей-магнатов до урлы безземельной, лишь меч и коня за душой имеющей. Каждый волен слово свое сказать, любой может кандидату в крули показать дулю. А одна дуля – и не видать пану Раковского трона! Кто же такое пропустит!

Вот и съехались шляхтичи со всей страны к столице поближе, на сеймовое поле. Надо отдать должное, черная кость столичная расстаралась, да и маршалёк лицом в грязь не ударил. Двух недель не прошло, как прежний круль Господу душу отдал, а уже и день объявлен, и коло стоит, и для вельможных места отведены. Причем с умом: и отдохнуть есть где, и удаль показать. Да и душу отвести за кружечкой хорошего пива да чаркой доброй горилки!

А пока шляхтичи душу отводят, да знакомства старые возобновляют, послы да радные панове в коло собрались. Надо маршалька утвердить. Бывало уже, не могли паны прийти к единому мнению по кандидатуре главного распорядителя, так и сеймы срывались. И хоть на этот раз такое вряд ли грозит, а порядок есть порядок!

– Устрою ли я вас, панове, в привычном для себя амплуа?

Любит пан Чарторыйский салевские мудреные словечки в речь вставлять. И почему не простить старику маленькую слабость? Маршалёк он хороший, уже полтора десятка сеймов провел. И еще столько же проведет, если раньше копыта не откинет. И вообще, дед вредный, но в меру!

– Згода! – дружно рявкнули присутствующие. – Как есть згода!

– Погодьте, шановные, – возмутился пан Гношевский, посол от Ополья. – Куда гоним? Кому до ветра приспичило, али блохи вконец заели? Дело-то серьезное, надо бы обмозговать всё, кандидатуры выдвинуть, обсудить недельку-другую, а потом уже пана Кондрата на эту должность утвердить! В старые времена маршалька по полтора месяца выбирали, негоже нам торопиться!

– Во всем ты прав, пан Стефан, – согласился мазурский посол. – Однако за это время пан Тадеуш совсем протухнет. Да и времена тяжкие пошли. Венты, чтоб им пусто было, Сваргу, Нечистый ее задери, воевать задумали.

– А нам что за дело?! – пожал плечами Гношевский. – Пусть себе святые отцы с волчьим отродьем рубятся…

– Так нет пока нордвентско-сварожской границы, – вкрадчиво разъяснил пан Мазур. – И ежели Господь даст, не будет никогда! Как ни крути, а через Полению огниськовыки попрутся! А у нас даже круля нет! Кто-то же должен со всеми договориться, да за соблюдением сих договоренностей присмотреть!

Ополец почесал в затылке, сдвинув шапку на глаза:

– Ладно, я против пана Чарторыйского лично ничего не имею, пусть будет маршальком. Згода!

– Згода! – дружно поддержали остальные.

– Ну вот и славненько, – потер руки новопереизбранный маршалёк. – Перейдем к основному вопросу. Крулем стать хотят аж три пана…

– А кто третий? – удивился пан Дашко.

– А первые двое уже и неинтересны? – прищурился на торопыгу пан Кондрат. – Ежели в порядке подачи заявок, то третий – молодой пан Сапега. Который Борис Николаевич.

– А… – замялся Дашко.

– А второй Вишневецкий, Михась Сергеич, – ласково пропел Чарторыйский. – А кабы ты, Богдаша, не бежал впереди телеги, то и первое имя давно бы узнал, – маршалёк придвинул к себе баклагу с разведенным вином. – А так подождать придется, пока старый пень горло промочит.

Радные панове заулыбались. Хотя всем не терпелось узнать имя таинственного претендента, но уж больно потешно издевался пан Кондрат над несдержанным шляхтичем. Впрочем, долго ожидание не затянулось. Баклага не бесконечная, да и не выпьет ее всю старый пан. Просто не сможет. И обижать высокое собрание, искусственно затягивая паузу, не станет. И точно:

– А первым у нас пан Качиньский идет! – торжественно объявил маршалек. – Мариуш, Раймундов сын!

Взгляды всех присутствующих скрестились на пане Качиньском.

– И с каких это пор безземельная шляхта свой род от первого круля выводит? – ядовито вопросил пан Сапега.

– Ты, пан Борис, сначала маетки наши сравни, – откинулся на спинку кресла претендент на престол. – А уж потом оскорблениями бросайся. А то ведь можно и на круг нарваться…

Поединка с мастером меча Сапега не жаждал, а потому обороты сбавил:

– То верно, земелькой ты неплохо разжился. Да только ни дед, ни отец твой особо богаты не были. И о крови королевской не заикались.

– А что о ней заикаться без нужды? – пожал плечами Мариуш. – Вот потребовалось, я и извлек документы на свет господен. А безземельными Качиньские никогда не были! Али неверны мои пергаменты, пан Кондрат?

– Всё честь по чести, панове, – солидно кивнул Чарторыйский. – Пан Мариуш род свой ведет от Песта, побратима старшего бастарда младшего сына Лешко Великого, чей отпрыск женат был на Крихне, приходившейся первому крулю родной внучкой по линии дочери. Так что прямое кровное родство по женской линии, и побратимское по мужской, что приравнивается к прямому.

– Ну, здравствуй, родственничек, – недовольно буркнул Вишневецкий. – Вот уж не ожидал такой родни…

– А чем я тебе не гож? – усмехнулся Мариуш. – Спесью не вышел?

– А хоть бы и так?!

– Так не торопись, пан Михась, – улыбнулся Качиньский. – Как брюхо наем с твоё, да волосья по сеновалам растеряю, так и спесь появится. А сейчас погожу пальцы топырить. Очень, знаешь ли, меч держать мешает!

– Да что вы, панове, сцепились, словно шавки за сахарную косточку, – бросила с места пани Гаштольд. – Давайте лучше о хорошем поговорим. Вот пан Борис у нас с деньгами дружбу водит. Да такую, что золото само к пальцам липнет! Выберем его крулем, глядишь, он Нордвент от этих желтых кругляшков избавит. Да и Сваргу заодно…

– Сначала он от них нас избавит, – недовольно пробурчал пан Гношевский, вспоминая мешочек, неизвестно как оказавшийся в его багаже. Записочка в мешочке двойного толкования не допускала. А количество только что упомянутых кругляшков – тем более. – И голодные соседи нам тоже не улыбаются…

– Тоже верно, – согласилась пани Барбара. – А пан Михась к земле тяготеет. Урожаи у него хорошие…

– Если кроаты не сожгут, – криво усмехнулся пан Абчиньский, посол Куяви. – У нас тут война назревает, а Вишневецкие в своих землях никак лесную шантрапу не выведут!

Понравилась пану сабелька, полученная в подарок третьего дня. Очень понравилась…

– Тоже верно, – снова не стала возражать пани. – А пан Мариуш как раз воин. И вентские приемы ведает. Сколько лет по чужим землям скитался, науку боевую изучал…

– Мечом махать – дело нехитрое, – скривился Дашко. – Чего это нашего воина на чужбину потянуло?

– А что, надо было у брата под ногами путаться? – лениво бросил Качиньский. – Хозяин земле один положен. А младший сын славу воинскую добыть должен, пока молод, пока кровь в жилах играет. То отцы и деды наши заповедали. Али не прав я, панове?

– Прав, не прав, а хороший круль не только мечом махать умеет, – не сдавался Дашко.

– И то верно, – подал голос пан Клевецкий. – Только пан Мариуш всего-то за три года многого добился. И хозяйство у него крепкое, и сила под рукой неплохая, и голытьба лесная закаялась в его земли соваться. В общем, Топор своё слово за Качинького говорит. Згода!

– Згода! – поддержали столичного пана нестройные голоса.

– Прямо подарок господень, а не наемник вентский, – фыркнул пан Пиотровский. – Приперся тут неизвестно кто неизвестно откуда и сразу в крули лезет! Нет уж, пусть Михась правит! От него сюрпризов ждать не приходится! Згода пану Вишневецкому!

– Згода! – зашумели паны.

– Да ну! – опять взял слово пан Дашко. – Кто за пузатым стариком пойдет, коли он не знает, за какой конец саблю держать?! А пан Михась еще и перестраивать что попало любитель. Из рокошей не вылезем! Сапеге згода!

Нашлись сторонники и у пана Бориса:

– Згода!

– А Вы, пани Барбара? – пан Чарторыйский вновь перехватил управление. – Кого поддержит Габданк?

– Слабой женщине трудно принимать столь ответственные решения, – улыбнулась пани. – Потому и не тороплюсь пока, присматриваюсь да прислушиваюсь… Но, пожалуй, прав пан Анджей, – Барбара улыбнулась Дашко. – Против Михася рокошей много будет. Вот только и против Бориса не меньше… А вот Мариуш… Не думаю, что кто-то решится. Шляхтичи наши хоть и безбашенные, но не до такой же степени. Да и в остальном… очень привлекательно смотрится, – пани вздохнула, словно сбрасывая с плеч тяжелый груз. – Згода пану Качиньскому.

Маршалёк кивнул и подвел итоги:

– Свои позиции все озвучили. Послезавтра всеобщая элекция. Обойдите шляхту, панове, кандидатов обсудите, мозгами пораскиньте… Речи за любого кандидата можно держать, хоть громко, хоть тайно. А ежели расхождения будут, тогда и пошевелим извилинами!..

 

Глава 20

До вечера Вилли просидел в нише за доспехами. Сначала спрятался в первом попавшемся тайном месте, а потом замятня во дворе кончилась, люди потянулись в замок, и не осталось минуты, чтобы возле укрытия Вилли никого не было. Носилась по этажам челядь, кто-то нагруженный обычными делами, а кто-то просто так, взбудораженный произошедшим. Гулко бухали подкованные сапоги солдат Господа, пробегающих в разных направлениях. Пару раз прошел новый пастор, какой-то хлюпающей поступью, словно обувь была велика святому отцу на полпальца, если не больше. Хорошо знакомой шаркающей походкой прошкандыбала Фрида…

Впрочем, Вилли и не собирался покидать нишу. Произошедшее не укладывалось в голове. Отец – Зверь?! Урсула, маленькая сестренка – Зверь?! А мама? Да нет, не может быть! Звери – они страшные! Они хватают простых людей, рвут их на части и едят! Они пьют кровь младенцев! Они… Но сестренка не пила ничью кровь и никого не ела! Только молоко из маминой груди, но так все младенцы делают! И папа никогда не ел людей, это Вилли точно знал! Папа добрый, хороший, и лошади его любят. Папу все любят! Кроме псаря, отца Толстого Хайнца. Но псарь – сволочь и стукач, это в замке даже последняя собака знает! Папа не Зверь! Но там, у церкви, папа обернулся! И стал Зверем! Вилли сам видел. Папа рвал солдат на куски! Получается – Зверь?

Ну и пускай! Папа – добрый Зверь! Он никогда не оборачивался! И никого не обижал и не ел! И кровь не пил! А у церкви бил только тех, кто на маму нападал! Их бы Вилли и сам порвал, если бы мог! Так что, Вилли тоже Зверь? Глупость какая! Просто этот отец Алоиз – дурак! Не там Зверей ищет! И солдаты – дураки! Видят же, что пастор не на тех кричит, зачем зря на людей бросаться?! Как их папа раскидывал! Словно чурки деревянные! Слабаки! Куда им до папы! Ой, они же из арбалетов стреляли! И попали! Не раз и не два! Человека можно и одним болтом убить! Уж двумя – точно! А Зверя?! В папу много раз попали, но он продолжал драться! Может, папе удалось выбраться? Тогда он вырвет из тела все болты, дождется, когда заживут раны, и вернется за мамой и Вилли. Надо будет выбраться из замка, найти папу и помочь ему. Ведь папа не знает и половины тайных ходов, Вилли может показать. Вот будет сюрприз для глупого пастора! Уйти из замка можно в любое время, но надо выбраться из ниши. А как это сделать, когда мимо постоянно кто-то бегает?! Придется дождаться ночи. Заодно можно будет заскочить на кухню и взять еды. Папа наверняка голодный, и чтобы раны быстро заживали, нужна еда. Надо будет взять то, что с господского стола вернули. Подумаешь, объедки! Зато вкусно и полезно!

Вилли устроился поудобнее и принялся ждать ночи. Время тянулось медленно-медленно. По коридору бегали слуги, топали солдаты, ходили благородные… Мальчику было скучно, но он терпел. От нечего делать стал считать проходящих мимо людей, но несколько раз сбивался, а потом и сам не заметил, как уснул.

Проснулся от наступившей тишины. А может, тишина наступила сама по себе, а Вилли проснулся отдельно. Так или иначе, вокруг никого не было, и свет через окна совсем не проникал. Стараясь не шуметь, Вилли выбрался из ниши и, крадучись, пошел к кухне. Дверь была заперта, но мальчик не расстроился. Если бы такая ерунда могла его остановить, половина обломившихся вкусняшек осталась бы несъеденной. Вилли прошел в соседний коридор, отодвинул край висящего на стене ковра, нырнул в дырку и оказался в шкафу в кладовой. Аккуратно пристроил на место сдвинутую доску в задней стенке и скользнул к проходу на кухню. Здесь двери вообще не было, только холщовая занавеска.

Окон на кухне не имелось. Вилли вытащил огарочек свечи и кресало.

– Вот только свет не зажигай, – раздался недовольный шепот. – Я тебе всё собрала. Так и знала, что ты через гобелен придешь!

– Через что? – переспросил Вилли. – Сабина, это ты?

– Нет, Дух Господа и Пресвятая Богородица! – вот умеют же девчонки даже шептать язвительно! – Какого Нечистого ты до сих пор в замке? Уже полдня должен был драпать как можно дальше! И полночи.

– А мама? Папа? Сестренка?

– А что ты можешь? – прошипела Сабина. – Порвешь всех солдат? Ни Ани, ни ребенку уже не поможешь. Сожгут их в выходной. И тело твоего отца – тоже.

Вилли не мог понять, что говорит девочка. Слова все знакомые, а смысл…

– Папу… убили? – наконец выдавил он.

– А… – вновь начала девчонка, но шипение поменялось на грустный шепот. – Убили. Из арбалетов. Штук двадцать болтов всадили. Ни один вильдвер не выдержит. А маму твою в подвалах заперли. В волчьих кандалах. Как она дочку кормить будет, не представляю… Вилли! Ты им не поможешь! Убегай! Как можно дальше! Говорят, в Сварге Зверей не трогают. Даже наоборот! Я тебе тут еды собрала, – в руки мальчика ткнулся узелок. – Уходи!

– А мама?.. – прошептал Вилли.

– Я скажу Ани, что ты спасся! Ей легче будет! – Сабина дернула мальчика за руку. – Уходи, дурак! Пойдем, ход тайный покажу! Только аккуратней, на выходе сейчас армия стоит!

– Это который из северной башни? – переспросил Вилли. Девочка согласно угукнула. – Не надо, я из коридора к донжону пойду. Он в лесу выходит, где нет никого.

– Ух ты! А я и не знаю такого! Пошли, покажешь! – Сабина скользнула в кладовку, таща за собой мальчишку. – Пошли-пошли, тебе надо до рассвета подальше уйти, где искать уже не будут!

Через полчаса Вилли выбрался из-под огромного выворотня в глухом лесу. Глянул назад, проверяя, хорошо ли закрыта крышка из толстых досок, замаскированная снаружи под прошлогоднюю листву, и побежал на восход. Мальчик не был уверен, что поступает правильно. Но ведь кому-то надо верить! Почему не Сабине? Она помогла Вилли во дворе, огрев Толстого Хайнца поленом по голове. И еды собрала. А что вредина, так все девчонки такие! Да и звучит правильно: надо убежать, спрятаться там, где его не смогут найти, и подумать, как освободить маму. Но сначала спрятаться.

Мальчику казалось, что он бежит очень быстро, удаляясь от замка на десятки и сотни миль. Поэтому на рассвете он вышел на поле, забрался в первый попавшийся стог и с чистой совестью уснул.

 

Глава 21

Если бы птица, пролетавшая в эту ночь над лугами, раскинувшимися от высоких стен Ракова до окраин деревни Воля далеко на северо-западе, смогла охватить взглядом подобные пространства, величественная картина предстала бы перед глазами летучего создания. Усеянные кострами луга от горизонта до горизонта словно отражали в себе звездное небо, складываясь в причудливые созвездия. Падающими звездами проносились во всевозможных направлениях яркие точки факелов, временами сливаясь в огненные реки совместных шествий и вновь распадаясь на отдельные искры. Увы, степной орел ночью спит, а филина мать-природа не наделила способностью подниматься достаточно высоко. Да и не дано пернатым разума, позволяющего оценить открывающееся великолепие. А человек пока не изобрел ни самолет, ни дирижабль. Даже до воздушного шара еще никто не додумался. Но от этого зрелище не становится менее масштабным или красивым. Завораживающим.

Шляхетство готовится избирать нового предводителя. Круля Великой Полении!

* * *

– Бросьте, друже, – лениво цедит слова между глотками из украшенной серебром баклаги седоусый пан, устроившийся на брошенном на землю седле. – Ну какой из Качиньского круль! Года три назад его и не знал никто! Вынырнул, пару деревенек прикупил, и в крули! А дулю в одно место не хочет?

Собравшиеся у костра одобрительно шумят.

– Так и я могу в крули податься, – продолжает седоусый. – Я тоже от бастардов чьих-то род держу. Да и не в крови дело…

– И чем же тебе пан Мариуш не люб? – спрашивает широкоплечий парень в голубой куртке.

– Молод шибко, – презрительно бросает седоусый. – Какая за ним сила?

– Габданк, Топор, Береза, Крок, Мирон… – перечисляет широкоплечий.

– Крок, Мирон… – передразнивает седоусый. – Голытьба бесштанная! Габданк, пока там баба верховодит, тоже в расчет не идет. Топор – да, Топор – это серьезно…

– Эй, Карол! – задорно доносится из темноты. – А ты это пани Барбаре в глаза повторишь?

– Я что, на идиота похож? – тем же тоном продолжает пан Карол. – Лучше уж с Качиньским в круг выйти. Быстрее и безболезненнее. Ладно, убедили, Габданк считаем…

– А Габданк плюс Топор – побольше будет, чем Лис или Корибут, – подначивает всё тот же голос. – Даже чем Лис вместе с Корибутом.

– Багира, ты, что ли? – вопрошает седоусый. – Чего по кустам жмешься, давай к огню. Бачу, глянулся тебе молодой Качиньский.

– А ты всё ворчишь, старый пень, – у костра возникает моложавый шляхтич с кошачьей грацией и добрым, улыбчивым лицом матерого хищника. – Всё народ с панталыку сбиваешь. Никак за Хапугу* свою волю скажешь?

– Изыди, Нечистый, – Карол шутливо окидывает себя и собеседника святым знаком. – Он же за медный грош удавится! Мишка Корибут куда лучше, хотя тоже та еще гнида!

– Ну и на хрена он нужен? Качиньский – не гнида!

– То да, – кивает седоусый. – Прохиндей, конечно, но честный. Почти. Главное, в плевки с ним не играть! Но молод шибко… Ему бы подрасти маленько, ума набраться…

* * *

Чистый сильный голос взлетает в небо:

* * *

– Говорят, у Качиньского сердюки, как банду кроатскую выловят, трупы вдоль дорог расставляют! Не вешают, а ставят. И кольями подпирают!

– Брехня! Они лесных на кол сажают! Чтобы другим неповадно было!

* * *

– Нечисто тут дело, панове, ох нечисто! Пан Тадеуш чем подавился? Косточкой! А какой? Вишневой?! То-то и оно! А теперь Вишневецкий в крули рвется! Подозрительно!

– Ну что ты гонишь, что гонишь? Какой с Михася убийца? Только и умеет, что языком трепать! Помело поганое! Не, панове, вы как хотите, а по мне такой круль хуже паршивой собаки!

* * *

– Я и сам вначале не поверил! А глянул в стороны: гроб с покойничком летает над погостом. А вдоль дороги мертвые с косами стоят! И тишина!..*

* * *

– Наш пан тебе, значит, не боец? – щурится рыжий ягер.

– Не боец! – согласно кивает огромный шляхтич. – Ну что он против меня, например, может, а?

– Против Збышека никто ничего не может, – гогочут приятели. – На одну жменю положит, другой прихлопнет!

– Эх, – рыжий с размаху бросает шапку оземь. – Дайте место для драки, панове. Прошу пане Збигнев, прошу!

Смеющиеся паны, похлопывая смельчака по плечам, образуют круг, зажигают факелы. Рыжий высок и крепок, но рядом с противником кажется подростком. Кто-то подает сигнал, и кулаки шляхтича рассекают воздух. Рыжий приседает, пропуская удары над головой, и резко выпрямляется, одновременно выбрасывая вперед левую руку. Гигант с шумом рушится на землю.

– Жить будет, – успокаивает рыжий друзей побитого.

– Это ж и твой пан так дерется? – недоверчиво спрашивает кто-то.

– Ты что! – смеется рыжий. – Куда мне на пана, мне и дочки его за глаза хватит. Минуты не простою!

– Супротив девки? – удивляются слушатели.

– А что девка? – пожимает плечами рыжий. – Ее тут кроаты похитить пытались. Шесть десятков послали! Неужто не слышали?

– Нет, – шумят у костра. – И что?

– Не поверите, – скорчил скорбную мину рассказчик. – Они все умерли!

– Кто? – выдыхают слушатели.

– Кроаты!

– Но как?!

– По-разному, – рыжий вздыхает, словно сочувствуя покойным. – Кто от ножа…

Его прерывает хрип очнувшегося пана Збигнева. Гигант, кряхтя, садится, обводит собравшихся мутными глазами, фокусирует взгляд на рыжем, и окрестности оглашаются звериным ревом:

– Пана Мариуша в крули! Згода!!!

* * *

– Слышь, панове, а пана Новака кроаты стрелами насмерть побили!

– Какие кроаты?! Огниськовыки Войцеха сожгли! Вместе с пивоварней!

– Брехня! Стоит пивоварня-то. А вот пана и нет!

– Говорю ж, огниськовыки его сожгли!

* * *

– Слыхали, панове, дочка пана Качиньского с сотней кроатов схлестнулась. Ни один не ушел!

* * *

– Ну какой из Борьки круль, а? Он же, как вина нажрется, себя не помнит! В прошлом году на сейме гопак дикопольский плясал.

– А перед тем с моста в Гнилой Ручей свалился! Дело говоришь, Янек, не треба нам такого круля!

* * *

В голосе солиста проскальзывает хрипотца:

* * *

– А вдоль дороги…

* * *

– Ты это брось! Мишка твой – фуфлыжник голимый! А Борька – подстилка вентская! Мариуш? Хрен его знает! Но дочка у него – кремень! С одним ножом на полутысячу кроатов вышла! И всех порезала! Кто брешет? Я?! Да у кого хошь спроси, все это знают! О чем я? Ах, да! У такой девки и отец должон быть соответствующий! Качиньскому згода!

* * *

– А вот еще! Приходит как-то пан Качиньский к пану Новаку…

* * *

– Вот так, – пан Карел грустно трясет пустой баклагой. – А ты говоришь, крули…

– К словам можно добавить две телеги вина, только что подогнанные Мариушем, – вкрадчиво подсказывает пан Багира. – Анжуйское позапрошлогоднего урожая. Сбор с южных склонов горы Котильяк!

Темнота звенит разноголосьем:

– Что за беда, пусть пан Мариуш будет крулем!

– Всё равно его венты убьют!

– Или он умрет от сварожских мечей!

– Где вино-то, Багира? – седоусый вешает баклагу на пояс.

– Там, – мурлыкает улыбчивый, указывая направление, – на излучине…

* * *

– А вдоль дороги мертвые с косами стоят! И тишина…

– Брехня!..

* * *

Нестройный хор выводит:

* * *

Гудит голосами летняя ночь, сверкает огненными узорами. Шляхта готовится к выборам нового круля. _______________ * По одной из версий фамилия Сапега произошла от глагола «сапать» (хватать, хапать). * Совпадение в этой главе отдельных эпизодов со сценами из различных шедевров советского кинематографа совершенно случайно. А кто эти фильмы не смотрел – сам виноват.

 

Глава 22

К Кохфельде вышли к темноте. В село не сунулись, ограничившись осмотром с верхушки высоченной сосны. Большое село. На город не тянет, конечно, ни размером, ни статусом. И стен нет. Но большое. Даже что-то типа рыночной площади присутствует. И замок баронский чуть на отшибе. Вполне себе ничего замок: стены в неплохом состоянии, ров явно не пустой, хотя что там плавает – непонятно. Может, водичка с неприятными рыбками, а может – нечистоты вперемешку с полусгнившими трупами. При штурме еще неизвестно, что хуже. Деревня братьев не интересовала, чай не на рынок за пряниками собирались. Замок – уже лучше: где один владетель обретается, может и другой случаем оказаться. Как туда попасть – вопрос сложный, но решаемый. Сначала неплохо бы выяснить, кто, где и когда.

А как? В Нейдорф заходить не стали. Слишком много знакомых, кто-нибудь да попадется, и пойдет гулять слушок, что сгинувший три года назад бабочник нарисовался. А что знают трое – знает и свинья, недаром в Хортице феню учат столь же прилежно, как поленский или черсидский. Двое знающих – Медвежонок и Коготь – есть, больше не требуется. И так в Полении засветились по полной. Можно было, конечно, дачку Занозе не передавать, а толку? Ядвига не дура, мигом поймет, кто бандитский лагерь зачистил. Медвежонок хоть когти и не применял, но отработал в лучших традициях старшего брата. Так что хрен бы «невеста» обманулась. Зато обиделась бы. Так тоже надуется, но не столь сильно.

На рынке Допхельма покрутились, успешно избежав общения и с блатными, и с легавыми. Прошлись по рядам, присмотрелись, подкупили немного жратвы подешевле. Главное – уши погрели. Там и разжились слухом, что армия функов возле Кохфельде скапливается. Долго не задерживались, чтобы к вечеру уже покинуть земли Фейербахов. Другой владетель, другие люди…

Слухи подтвердились, функами село просто кишело. В саму деревню армия не вошла, стала лагерем в стороне, начисто вытоптав луга. Сенокос сервам предстоял напряженный. Хоть поля практически не тронули, похоже, местный владетель голову иногда и по назначению использовал, сумел оградить своё живое имущество от голода. Где армия, там и начальники, только беда в том, что войска всё подходили и подходили. А в такие моменты нужный человек где угодно оказаться может.

– На рынок пойдем? – спросил Медвежонок.

Коготь грустно вздохнул. Идти не хотелось. Село-то большое, а всё одно не город, все друг друга знают. Нарваться, что раз плюнуть. Хоть с пацанвой схлестнуться, хоть стражникам баронским на глаза попасться – всё плохо. Но и не ходить не выйдет. В лес никто нужных сведений не принесет.

– Заночуем, – принял решение старший. – А там видно будет. Утро вечера мудренее.

Костер зажигать не стали, не для того забивались в чащу, чтобы огнем на всю округу светить. Как не скрывай, а острый глаз что-нибудь да увидит, а чуткий нос еще и учует. Может, и нет у функов велетов, а береженого и Перун бережет. Вполне можно ночку пережить на хлебе и воде, особенно если к хлебушку сыр прилагается. И всё равно спать решили по очереди.

Коготь свою половину ночи просидел впустую: не вываливались на крохотную полянку оборванцы с вилами и рогатинами, не налетали с диким посвистом кроатские находники, не ломились через лес пьяные вусмерть вентские ополченцы… В общем, никто не хотел проверять на собственном брюхе остроту Когтева ножа. Жаль, конечно, но может, и к лучшему.

Медвежонок и вовсе уселся в Облике. Поймал пару мелких зверьков, употребил их по назначению и устроился переваривать. А заодно смотреть, нюхать и слушать. То есть исследовать окрестности всеми доступными способами. Результата, естественно, не ждал: какого идиота понесет в чащу на ночь глядя?

Нашелся идиот! Сначала уши велета уловили еле слышный звук. Кто другой решил бы, что ветка под ветром скрипнула. Три года назад Медвежонок и сам бы так подумал, но то когда было! А сейчас он старательно принюхался, недовольно покрутил головой и прикоснулся к плечу брата, будя и показывая жест «тишина». Коготь сел с ножами в руках и вопросительно взглянул на велета. Медвежонок показал «неопасный»-«внимание»-«смотреть» и растворился в лесу. Старший нырнул под дерево, приняв дежурство. Спящий не должен оставаться один, а младший ушел на разведку…

Велет вернулся только после рассвета.

– Здесь потайной ход из замка выводит, – произнес он, сбрасывая Облик. – Давай чего-нибудь сожрем, а то я не охотился, чтобы перекидываться можно было.

– Да тут этих ходов, небось, по три штуки на квадратный аршин, – усмехнулся Коготь, но продукты достал.

– Да… – протянул Медвежонок, засовывая в рот здоровенный кусок сыра. – У того хлопчика еда поизысканней.

– Которого хлопчика?

– Из хода вылез, – пояснил младший. – По одежке если – слуга. Вылез и понесся, как будто пятки салом смазаны. Хотя к лесу совсем непривычный. Такие петли закладывал, я бы и ползком его не потерял. До самого рассвета бежал, а сдвинулся версты на две. Утром залез в стог и задрых. Так сопит, что завидки берут. И узелок у него при себе с едой. За-апа-ах! – Медвежонок причмокнул. – Думал, не взять ли мелкого, но побоялся, что с перепугу копыта отбросит. Часов несколько проспит, а на выходе и встретим. Если нужен.

– Не знаю, – задумчиво протянул Коготь. – Говоришь, как слуга одет?

– Угу!

– Слуга мог быть послан к кому-то, но вряд ли ему поручили пойти поспать в стогу. И бежал бестолково. То есть куда глаза глядят.

– Точно!

– А жратва с собой господская… – Коготь приложился к фляге. – Сбежал из замка? Украл объедки на кухне и сделал ноги, пока не поймали! Как вариант?

– Бред, – прокомментировал Медвежонок.

– А вот и не бред! Если причина для побега была, то украсть объедки с кухни вполне логично. Даже умно. Главный вопрос, какова причина. А ее мы не узнаем, пока не поговорим с клопом, – Коготь встал, почесал в затылке и сел. – Имеется и другая версия.

– Какая? – Медвежонок давно перестал есть и с интересом следил за размышлениями брата.

– Парня нам подсовывают специально. Сели на хвост, пропасли до места, теперь кукушку подбрасывают…

– Кто?

– А я откуда знаю? Либо враги, либо друзья. Кто знает цель нашего путешествия!

– Коготь, у тебя паранойя!

– Конечно! – кивнул старший и назидательно поднял палец. – Но это не значит, что за нами не следят! Пойдем, пожалуй, поговорим с кандидатом в Кукушонки… Сколько ему лет?

Коготь встал.

– Семь.

– Сколько?

– Или восемь. Не больше.

Старший опустился обратно на землю:

– Кукушат такого роста колоть запросто непросто. У меня рука не поднимется. И грабить детей нехорошо. А сообщить что-нибудь полезное он не может по определению.

– Еще как может! – не согласился Медвежонок. – Когда мы встретились, мне тоже было семь!

– Ты велет! Это раз! – начал загибать пальцы Коготь. – Уже оборачивался! Это два! Тебя обучал дед! Это три! И вообще, ты немножко гений!

– Сам ты это слово!

– Нет, я не немножко! Я совсем гений. А ты немножко, потому что мой брат! Братья гениев не могут быть обычными. Так что пусть мальчик спит спокойно. Сходим в село, уши погреем, с фраерами за жизнь перетрем… А уже по вечерней прохладце навестим Кукушонка. Как тебе планида?

– Нормалек, в натуре, – натужным басом выдавил Медвежонок, и оба прыснули.

Однако далеко идти не пришлось. Уже на подходе к краю леса насторожился Медвежонок, а минуту спустя и Коготь замер, предупредительно поднял руку и приложил ухо к земле.

– Конные! – шепнул младший.

– Слышу, – едва шевельнул губами Коготь. – Колонной идут. Идем и смотрим.

Братья осторожно двинулись вперед, прячась в тени деревьев и зарослях кустарника. Немного не доходя до дороги, залегли, вглядываясь в представшее зрелище.

К селу шли войска. И не простые ополченцы, не кнехты владетелей и даже не битые жизнью ягеры. Отборные части Ордена Очистительного Пламени. Светочи Веры. Рослые кони, подобранные в масть по подразделениям, блестящие латы под белыми плащами с красными языками огня на спинах, длинные мечи, арбалеты в чехлах на луках седел, притороченные рогатины… Суровые лица под открытыми забралами шлемов. Построение ближе к парадному, чем к походному: по своей территории идут. Десяток за десятком, полусотня за полусотней, ровными, словно выверенными по линеечке, рядами. Над каждой сотней развивается флаг Ордена и маленький штандарт подразделения.

Коготь аж скривился. Показушники! И на кого пытаются впечатление произвести? На сервов кохфельдских? Так в лесу и они не водятся. Хрен с вами, нравится железо на себе таскать – вперед и с песнями! Или весь выпендреж ради собственного начальства? Вон оно, похоже, следом за второй сотней, под флагом восточной резиденции! Ух ты, жеребцы-то кроатские! Понятное дело, ни на чем хуже Светочам ездить невместно! А у руководства даже красные! Вот только у куниц такой под любой новобранкой ходит! А в Сварге кордновские в строю, уж не хуже будут, хотя по экстерьеру до кроатцев не дотягивают немного.

А начальство, пожалуй, здесь серьезное. Очень может быть, и братов кровник присутствует. Он как раз в восточной командором. Кто может быть? Скорее всего, вон тот, по центру. Весьма средненький экземпляр, не впечатляет. Но одет богаче других, латы вычурные, камушки на рукояти меча. По правую руку знаменосец. И заносчивость так и прет, даже отсюда видно. Эх, был бы арбалет или лук… А нож не докинуть. Даже не долетит, не то чтобы ударную силу сохранить. По левую руку тоже примечательный тип. Чуть повыше ростом, но худой, как оглобля. С глазами мокрушника. Надо и его запомнить, пригодится.

Бросил взгляд на брата. «Враг»-«знамя»-«лево»-«петух». Ну, точно, тот, расфуфыренный! Эх, как арбалета не хватает… Впрочем, может, и к лучшему, функов не меньше сотни, попасть бы не помешали, а вот уйти будет тяжко. Ну чего нет, того нет! Еще взгляд на брата. Медвежонок подобрался, проводит большим пальцем по горлу.

Коготь покачал головой. «Не время»-«смотреть». Только смотреть, пока больше ничего. Штымп срисован и поставлен на буркала*. Никуда не денется. А убирать надо на линии, чтобы ни одно мурло не срисовало. Здесь и сейчас многовато франтов. Да еще поголовно функи шестилапые*.

Колонна вылезла из леса и в обход села двинулась к замку. Медвежонок подполз к брату:

– Мистфинк!

– Понял, – отозвался Коготь. – Срисовал я его. Не врали слухи, здесь остановятся.

– Вот и встретились, – злорадно прошипел Медвежонок. – Ночью перелезу через стену…

– Зачем? – удивился Коготь. – Подземный ход есть! Пошли, с Кукушонком твоим потолкуем. ________________ * Жертва установлена и взята под наблюдение. * На линии – без свидетелей. Франт – свидетель. Шестилапые – конные стражники или солдаты.

 

Глава 23

Трубы взревели неожиданно. То есть звука этого, знаменовавшего начало вольной элекции, как раз ждали. С самого рассвета так и не ложившиеся спать шляхтичи от крупных магнатов до околичной голытьбы и вовсе безземельных панов крутились на сеймовом поле, чая не пропустить главного сигнала.

И всё равно трубы взревели неожиданно, заставив вздрогнуть всех присутствующих. Да уж, не заметить сей призыв невозможно. Даже если и прикорнул какой пан возле копыт верного коня, смежив глаза в предрассветной дреме, усугубленной количеством выпитого, всё одно по сигналу вскочил, словно перетянутый плетью поперек спины, ибо сеймовые трубы не то что глухого, мертвого разбудят. Куда там легендарным ерихонским.

Впрочем, среди панов ходило поверье, что те самые трубы, упоминаемые в Святом Писании, и есть поленские сеймовые. Просто в незапамятные времена столица Великой Полении находилась в жарком городе Ерихоне, чьи стены однажды не выдержали призыва к вольной элекции и рухнули, опозорив своих строителей, после чего столицу перенесли в Раков. Легенда эта тем более нравилась панам, что позволяла считать исконно поленскими и временно оккупированными (это салевское словечко паны предпочитали родному «завоеванными», хотя половина из них смысл термина улавливала очень приблизительно) земли вокруг Ерихона, а заодно и между Ерихоном и собственно Поленией. И считать Кроатию, Дикополье, Угрию, Визант, Черсию и еще с десяток стран помельче наглыми и бессовестными агрессорами (и здесь предпочтение отдавалось слову непонятному, но красивому). Для обоснования претензий на земли, временно оккупированные Нордвентом, Сваргой и прочими государствами, расположенными в стороне от дороги на Ерихон, существовали другие легенды, не менее красивые и правдивые.

Стены Ракова, в отличие от укреплений древней столицы, чести своей не уронили. Даже заметного дрожания никто не углядел. То и понятно, который сейм уже в столице проходит! Тут не то что стены, самый последний хлоп привыкнет и натренируется. Впрочем, хлопы в Воле и других близких деревнях поголовно глухие.

Не успело эхо призыва затеряться в густых раковских лесах, а сеймовое поле уже бурлило людским водоворотом. Паны стремились к северо-западной стороне коло, где на врытых в землю столбах возвышались гербы кандидатов на трон: Лис, Корибут и Береза. Позади гербов на возвышении стояли претенденты на трон и маршалёк, пан Кондрат Черторыйский, коему предназначалась особая роль на начинающемся мероприятии.

– Панове, – взвыл маршалёк, и голос старого пана донесся до самых дальних уголков сеймового поля. – Мы собрались, чтобы выразить волю шляхетскую и избрать нового круля из рядов наших, дабы благоденствовала Поления…

Речь маршалька текла неторопливой, но своевольной рекой, закручивая водовороты выспренних эпитетов, обтекая камни салевских словечек, спрыгивая с водопадов славословий… Пан Кондрат любил и умел говорить, причем говорить красиво и громко. Это была одна из причин, по которой другого маршалька на сеймах не выбирали уже нечистую тучу лет. Кто же еще согласится столько времени глотку драть, да еще чтобы ни одного слова по делу! И чтобы слушатели не уснули под торжественные «песнопения». Или хотя бы не храпели вслух!

Два часа паны уважительно слушали Чарторыйского, привычно позевывая в кулаки и подумывая, не пора ли старого болтуна… того, к ногтю то есть. Однако за пару минут до момента закипания наиболее нетерпеливых, пан Кондрат закруглил вступление и перешел к самому действу, именуемому в древней Салеве свободным волеизъявлением, а в нынешней Полении вольной элекцией.

Законом порядок процедуры никак не оговаривался, но пан маршалек давно нашел удобную форму. Он по очереди выкрикивал гербы шляхетских родов, стараясь сначала называть наименее сильные. Определить порядок вызова и при этом никого не обидеть являлось большим искусством, доступным далеко не каждому, но пан Чарторыйский делал это виртуозно. А идея начинать со слабых и вовсе упростила ему задачу. Паны, чей герб выкрикивался, перемещались к столбу кандидата, которого считали более достойным. Впрочем, каждый из них мог в любой момент изменить мнение, переместившись в другой лагерь, независимо от мнения сотоварищей по гербу.

– Герб Крок!

С десяток шляхтичей потянулся к столбу с изображением белого дерева.

– С почином, пан Мариуш, – криво усмехнулся Михась Вишневецкий. – Вчистую Вы уже не проиграли.

– Герб Вчеле!

Крест с тремя перекрещенными концами* получил первых приверженцев.

– Герб Корсак!

– Вот и сравнялись, – улыбнулся Качиньский. – А сколько всего впереди…

– Кстати, пан Мариуш, – Сапега старательно показывал, что вынужден снисходить до конкурента. – Правда, что Вы присоединяете к своему маетку Кроатию?

– Что Вы, пан Борис, – улыбнулся Качиньский. – Слухи о подвигах моей дочки сильно преувеличены. Впрочем, когда я стану крулем, над Вашей идеей можно подумать.

– А Вы так уверены, что станете им? – усмехнулся Вишневецкий.

– Если Вы или пан Борис не наложите вето… Кстати, ясновельможные паны, я предлагаю нам всем троим отказаться от использования этого права. Кого поддержит шляхта, тому отдадим свои голоса и мы.

– Это что, я должен буду голосовать за тебя? – возмутился Сапега.

– Или я за тебя, – Качиньский тоже перешел на «ты». – Это же лучше рокоша и последующей смуты! – Мариуш чуть выдвинул меч из ножен и задвинул его обратно.

– Согласен, – кивнул Вишневецкий. – Не воевать же нам между собой!

– Ладно, договорились, – пробурчал пан Борис.

Тем временем толпы у столбов росли. Герб Береза имел явное преимущество.

– На Касках!

Очередной поток в пользу Качиньского.

– Вы пользуетесь популярностью у голытьбы, пан Мариуш, – лицо Вишневецкого выразило досаду.

– Брось, Михась, – скривился Сапега. – Начнут голосовать серьезные люди, и эти шакалы по десять раз поменяют хозяина!

– Донб!

Выкрикнутые отправились к Корибуту, но на полдороге столкнулись с изменившими свой выбор Вчеле и вместе с ними перебазировались к Березе.

– Погоня!

– Начинается самое интересное, – буркнул пан Борис. – Первый сильный герб. Это твои, Михась! Вполне предсказуемо. И беготня началась. На Касках уже помчались!

– Топор!

– Чем Вы купили пана Клевецкого, Мариуш? – поинтересовался Вишневецкий. – Раньше он индифферентно относился к политике!

– Поверьте, он и сейчас относится к ней не лучше. Но очень любит мою жену, – Мариуш суровым взглядом стер ухмылку с лица Сапеги. – Не в том смысле, Борис, не надо судить о всех женщинах по своей супруге. Леслав и Ридица дружат с детства! И вместе воевали с уграми. А вы, ясновельможные, потеряли по четыре герба. Не считая вернувшегося На Касках.

– Венява!

На крулевом месте установилась тишина. Мариуш с интересом изучил напряженные лица соперников:

– Пан Лещинский так важен?

– Очень! – выдохнул Вишневецкий. – Борис, прими мои поздравления.

– Вот так-то! – злорадно усмехнулся Сапега.

– От меня ушли всего две группы, – приподнял бровь пан Качиньский.

– Это уже вопрос времени, – пан Борис торжествовал. – Я уже почти круль!

– Габданк!

Пани Барбара, окруженная толпой шляхтичей, с милой улыбкой двинулась в сторону столбов. В наступившей тишине было слышно, как шуршат многочисленные юбки. Немного не доходя до столбов остановилась, приветливо помахала кому-то из кандидатов и повернула к Березе.

– Какой урод дал бабе право элекции?! – воздел руки к небу пан Сапега.

– Насколько я помню, пани Барбара готова отдать свои права тому, кто сможет их отобрать с мечом в руках, – улыбнулся пан Мариуш. – И уже было четыре попытки. Не желаете быть пятым, пан Борис?

– Не хочу! Эта сука не признает поединков до первой крови, – вызверился Сапега. – Не могу же я убить женщину!

– Конечно, не можете, – расхохотался Качиньский. – Вот она Вас может. В любую секунду.

– Но Вы, пан Мариуш, вполне могли бы уничтожить этот неудачный прецедент, – разлился елеем Вишневецкий. – С Вашим владением оружием…

– Я тоже не считаю приемлемым убивать женщин! Тем более симпатичных и не сделавших мне ничего дурного, – отрезал Мариуш. – К тому же меня вполне устраивают решения, принимаемые пани Барбарой! Вы не знаете, ясновельможные, о чем она разговаривает с Лещинским и Сагнушко? А, уже и сам увидел! Боюсь, панове, вы теряете крупные козыри. Венява и Погоня перебираются ко мне. Как люди, безусловно, более опытные, не просветите, что это означает?

– Это значит, что Вас пора поздравлять, Ваше Величество, – поклонился Вишневецкий. – Не пройдет и получаса, как вся камарилья соберется под Березой. Нам с Борисом остается только выполнить своё обещание. Или начать рокош. Что будем делать?

Сапега громко выругался. ____________ * Символ Корибутов. О символах Березы и Лиса можно не говорить.

 

Глава 24

Бледный как мраморная статуя отец Алоиз в ужасе вперил взгляд в командора восточной резиденции Ордена и только открывал и закрывал рот, боясь отвести глаза, не говоря уже о том, чтобы вставить хоть слово в свою защиту. Нет, совсем не такой реакции на свой доклад он ожидал! Ведь он, скромный пастырь Господа, совершил настоящий подвиг: поймал Зверей! Самых настоящих! Тело конюха так и осталось в зверином обличье, а выросший у младенца клык может пощупать любой желающий. Отец Алоиз надеялся на повышение, не говоря уж о вспомоществовании. А уж на благодарность, так просто рассчитывал. Но только не на то, что произошло на самом деле.

Фридрих фон Каубах был в бешенстве. Просто рвал и метал.

– Ты мудак, Алоиз! – орал командор. – Ты просто законченный мудак! Тебе голова зачем дана?! Чтобы приношения селянские жрать?! Ах, ты еще ей проповеди читаешь, слушая которые, мухи на лету дохнут от скуки! Ты поймал Зверей?! Кто так ловит?! Ты убил одного несчастного конюха, перекинувшегося первый раз в жизни, положив восемь бойцов!

– Шесть, святой отец, – попытался вставить пастырь.

– Пока шесть! – еще громче взревел Фридрих. – Еще двое скончаются не позднее завтрашнего дня. А девятерых придется отправить по домам долечиваться! И это на пороге Очистительного Похода! А если бы не капрал Пфайфер, ты бы еще десяток угробил! А Звери бы ушли! За каким хреном ты вообще поднял шум?!

– Но у девочки зубы… – пролепетал отец Алоиз.

– А когтей у нее нет? – не успокаивался Фридрих. – Она обернулась и бросилась отгрызать тебе пальцы?! Ты наши циркуляры хоть иногда читаешь, пастор?! Ты должен был спокойно причастить ребенка. И доложить любому нашему брату! Лю-бо-му! Под стенами половина Ордена стоит! Они бы спокойно выяснили состав семейства и взяли бы всех без шума и пыли. Твой конюх не то что обернуться, чирикнуть бы не успел! И никаких потерь! И мальчишка попал бы в наши руки! Ты хоть понимаешь, что его побег позорит Пречистую Церковь! Почему его еще не взяли?!

– Но святой отец, – заблеял пастор, – я посчитал нужным сначала доложить Вам…

– Нет! Ты не просто мудак! Ты вредитель! Прихлебатель Нечистого! Сутки потеряны! Сутки!!! Пфайфер!!! Иди сюда, Курт! Засунь этот мешок с дерьмом куда-нибудь поближе к прачке! Жаль, конюх сдох, стоило посадить их в одну камеру и посмотреть, помешают Зверю волчьи кандалы свернуть уроду шею или нет!

Двое солдат вытащили отца Алоиза из комнаты.

– Кто твой сержант?

– Герман Дорнер, святой отец! – вытянулся капрал, накануне командовавший арбалетчиками. – Погиб вчера…

– Принимай командование, сержант! Поступаешь в распоряжение брата Иоганна! – командор махнул рукой в сторону бейлифа и дальше обращался уже к обоим. – Мальчишку найти любой ценой! Выяснить, кто помог ему бежать! И каким образом проворонили целое семейство Зверей, живущих в баронском замке! Проверьте у всех детей зубы! Впрочем, кого я учу! Совсем охренел с этим идиотом! Ты же начинал еще в Лукау, Курт?

– Так точно! – вытянулся новоиспеченный сержант. – В отряде графа фон Маккерна!

– А ты, бейлиф, и вовсе опытнее меня… – Фридрих говорил почти спокойно.

– Вы мне льстите, святой отец! – склонился брат Иоганн.

– Ладно, не прибедняйся! – махнул рукой фон Каубах. – Просто сделай всё как надо. В первую голову – найди мальчишку, остальное потом. Все свободны!

Оставшись один, командор первым делом сбросил осточертевший плащ и с видимым облегчением избавился от лат. Дурацкие правила, заставляющие по летней жаре даже в глубоком тылу постоянно таскать на себе гору железа! Так, видишь ли, Светочи Веры выглядят представительнее! Зато пахнут отвратительнее! Понятно, почему при приближении святого воина дамы в обморок падают. Совсем не от внезапно нахлынувших чувств!

Фридрих налил себе вина и уютно расположился в кресле. Хорошо, Нечистый задери! Может, попросить у барона какую-нибудь служаночку на ночь? Нет, после вчерашнего инцидента не стоит. И так шума много. В крайнем случае, в обозе есть специально обученные девочки. Только для высшего состава. Но лучше потерпеть денек-другой. Поймают мальчишку, сожгут всех четверых, выявят пособников, тогда можно и расслабиться. А пока ни-ни… Будем являть собой образец благонравия! А фон Кох очень неслабо подставился. Вполне реально посадить его на короткий поводок. Главное, не переборщить с пособниками, а то еще сорвется… Ладно, вопрос техники… Сейчас о другом думать надо!

А что делать с идиотом-священником? За поимку Зверей положена награда! А наказание за глупость не предусмотрено! И за потерянных кнехтов тоже. Людишки, по совести говоря, были полное ничтожество, но они должны были сдохнуть в другом месте и в другое время!

Ладно, пусть пока посидит в темнице, а дальше подумаем. Кажется, в третьей сотне передового полка не хватает капеллана. Непорядок! Капеллан, между прочим, выше пастора. На целых два звания. Пусть святой дурак едет на восточный фронт и прет на Зверей с трилистником в руках и жаждой славы. А мы позаботимся, чтобы Звери не промахнулись.

Задница Нечистого! Столько срочных серьезных дел, а ему приходится заниматься всякой ерундой!

Пора отправлять сокола кочевникам. Если степняки не придержат бег своих коней, они должны выйти к юго-восточным рубежам Сварги одновременно с подходом войск Ордена. А пламяносцев обязательно задержит Поления. Пока новый круль войдет в курс дела, пока удастся с ним договориться, пока… И неважно, Вишневецкого выберут или Сапегу, и тот, и другой за полновесное вентское золото продадут мать родную, что уж о стране говорить! Фридрих усмехнулся. Демократия! Временщики у власти!

Степняки, конечно, подозревают обман. Сами пробуют играть краплеными картами. Но стоит им выступить в поход, как степь сама погонит тумены вперед. Трава не растет мгновенно, а заготовка фуража не в тогольской традиции. Как сожрет конница зелень на очередном пастбище – хочешь не хочешь, иди дальше. А когда орда обрушится на южные пределы, князю ничего не останется, как бросать ей навстречу все резервы. Особенно если удастся убедить Игоря в миролюбивости Ордена. Армия? А что армия? В Полении неспокойно, вот и подстраховались, выдвинув войска на границу. Не со Сваргой же, с Поленией! Так что ничего Вам, княже, с запада не грозит, хоть всю граничную стражу перекидывайте на зарвавшихся басурман. Да бросьте, пока наши войска дойдут до Ваших границ, столько воды утечет… Всех успеете обратно вернуть! Если бы мы хотели воевать, совсем иначе бы действовали… А когда Сварга увязнет в рубке с тоголами, можно и выдвигаться потихоньку. Под видом помощи новому поленскому крулю.

Надо Игорю послать сокола с дружескими уверениями… Хотя нет, скоро приедет посольство во главе с княжичем, его и заверим в нашем расположении. Неужели не сумеем пустить пыль в глаза пятнадцатилетнему сопляку?! Так что сокола только степнякам. И поздравления новому крулю. Как только станет известно, кого выберут…

– Разрешите, святой отец?

Фридрих оторвался от размышлений:

– Заходи, бейлиф. Ну что?

– Всё что можно сделано, свя…

– Без чинов!

– Награду объявили, патрули выслали. Кстати, легкая кавалерия с утра патрулирует. Надо бы отметить их командира. Вальтер Гюнц. Единственная хорошая новость в этом деле. Собаки след взять не могут, неизвестно, где и как он выбрался наружу. А в самом замке всё давно затоптали. Сутки потеряны!

Фридрих скрипнул зубами:

– Сутки! Целые сутки потеряли!

– Никуда он не денется, святой отец, – пожал плечами Иоганн. – Это же семилетний мальчишка, а не опытный лазутчик. Проколется!

– Это Зверь, бейлиф! Один раз я уже схлестнулся с семилетним мальчишкой!

– Вы же живы, командор!

– Я – да! А граф Меккерн и отец Густав – нет! А Звереныш до сих пор гуляет по свету! Нет, святой брат, это отродье надо давить, пока они не оборачиваются. И без малейшей жалости! Но ты ведь не из-за этого пришел?

– Сведения из Полении. В выборах участвуют три кандидата.

– Вот как? – Фридрих в задумчивости забарабанил пальцами по столу. – И кто же третий?

– Третий – Сапега…

– Иоганн!

– Прошу прощения, – вытянулся бейлиф. – Мариуш Качиньский!

Командор встал и прошелся по комнате:

– Интересно. И неожиданно. Как понимаю, нужные документы он представил.

– Так точно!

– А скажи, Иоганн, что там с его дочуркой? Мне страшно хочется познакомиться с этой юной пани!..

Бейлиф поскучнел:

– От фон Зессендорфа уже давно нет известий. А по Полении ходят слухи, что его отряд уничтожен чуть ли не лично пани Ядвигой.

– Маловероятно, – пожал плечами Фридрих. – Скорее, барон недооценил ягеров пана Мариуша. Голубые курточки с панталыку сбили! Ладно, вторую попытку делать не будем. Еще что-то?

– Никак нет, святой отец!

Фридрих кивнул, отпуская подчиненного, и вернулся к размышлениям. Пан Мариуш Качиньский. Он же Арнольд Хюбнер по прозвищу Хитрюга. Интересно, какая сила тянет безродного ягера всё выше и выше? Господь? Нечистый? Нет… ответ надо искать ближе к поверхности земли. Тогда кто? Сварга? Сомнительно, чтобы Хитрюга поставил на грязных язычников. Хотя использовать вполне мог. Нордвент? Нынешний король в принципе не способен вести самостоятельную игру. Кто-то из владетелей? Не по зубам им это! За три года из капитана наемников до круля! Кроатия? Не смешно! А Черсии не до Поленской политики, им бы тоголов остановить! Визант? Эти, пожалуй, потянут. Но выбрали бы фигуру посговорчивей, всё же Хюбнер не прост, очень непрост. Визант или Сварга? Так или иначе, надо будет послать поздравления. Если, конечно, Арнольд, то есть, простите, пан Мариуш, победит. И обязательно с намеком на старое знакомство, понятным только Хитрюге… В общем, надо восстанавливать связи. Неужто старые знакомые не договорятся? С Арнольда, между прочим, голова того мальчишки причитается! Ну да, кто старое помянет, тому глаз вон…

 

Глава 25

Восемь лошадей лениво перебирали ногами, пользуясь попустительством всадников. Люди никуда не торопились. Идея патрулировать окрестности десятку Драгана категорически не нравилась. Скучно, муторно и не разживешься ничем. Вместо того, чтобы щупать маркитанток вентского обоза или фигуристых местных селянок, вскакивай, словно по тревоге, и гнездуй неизвестно куда и зачем. И ведь слова против не скажешь этим ублюдкам в белых плащах! Драган голову на отсечение дал бы, что вся эта затея с патрулированием – самодеятельность командира. Ему хорошо: рот закрыл – работа закончена. А ты тут отдувайся! И ведь своих, вентов, не послал, вечно у него кроаты крайние. И отказаться нельзя, всем святые отцы заправляют, от них и на родине не спрятаться… Тем паче там и так по два повешения каждому грозит, и кровников более чем достаточно. Только Очистительный Поход и может всё списать. Если, конечно, доживешь до его окончания. А это не так просто, если вспомнить, что и начала еще не было, а десяток уже потерял двоих в пьяных драках. Теперь приходится ввосьмером отдуваться.

– Слышь, старшой, там стог у леса, – Квитко махнул рукой вперед и вправо. – Может, пощупаем, не спрятался ли в нем звереныш?

– Тебе больше всех надо, что ли? – беззлобно заметил Предраг. – Что он там забыл?

– Да нет, я так, – пожал плечами Квитко. – Просто Воронок мой сенцо сильно жалует. А оно у местных хорошее!

– А чё, пусть бы коники покормились, – поддержал друга Званко. – На овсе сэкономим немного. А отмазка железная!

– Давай, – зевнул десятник. – Нам, кроатам, всё одно, что брага, что сабля, лишь бы с ног валило! Будем жрать сено!

Десяток свернул в поле. Вырвавшийся чуть вперед Вук вдруг сунул руку в стог и с торжествующим криком поднял над головой мальчишку:

– Старшой, дивись, яки здесь мыши водятся! Готовь мешки под золото, будем с Гюнца награду трясти!

– Квитко, здоровья тебе в селезёнку! – радостно заорал Радомир. – Колдун, рваная твоя задница! Учуял ведь!

– Может, еще и не тот пацан, – хмуро пробурчал Томаш.

С похмелья полуполенец всегда был настроен пессимистично. Или очень пессимистично.

– А это пусть святые отцы разбираются! – сплюнул Иржи. – Наша задача мальчишку притащить, деньгу забрать. А там хоть трава не расти!

– Так негоже, – покачал головой Драган. – Надо бы точно знать, – и пояснил недоумевающим товарищам: – Ежели тот, больше бабок слупить можно.

Вук встряхнул мальчишку и грозно вопросил:

– Слышь, щенок, тебя в замке ищут?

Малец дико сверкал глазами и молчал.

– Говори, – взревел кроат. – А то пару пальцев отчекрыжу и скажу: так и було!

– Эй, гроза младенцев! – заржал Званко. – Он же не понимает! По-вентски говори!

Вук выругался и повторил вопрос на ломаном вентском. Мальчишка прохрипел что-то нечленораздельное.

– А сейчас ему воротник глотку перетянул, – поставил диагноз Квитко. – Вуки, брось бяку на землю. Вечно ты тянешь в рот всякую гадость!

– Я тебе сейчас покажу, кто чего тянет в рот! – разозлился Вук.

– Кончай балаган, – скомандовал Драган. – Поставь его, Вук! – и обратился к ребенку: – Как тебя зовут, мальчик?

Тот продолжал молчать. Радомир горестно вздохнул и вытащил нож:

– Не хочет по хорошему, придется…

– А это еще что? – вскинулся вдруг Звонко. – Откуда он взялся?

Кроаты обернулись. К ним прямо через поле шел еще один мальчишка. Постарше первого, худой, как все подростки, белобрысый, в замызганных драных портах и рубахе. Совершенно обычный деревенский паренек, непонятно каким образом оказавшийся в сотне шагов от всадников. То есть понятно, что пешком, но как они умудрились его не заметить раньше?

– Ох, не к добру это, – заныл Томаш. – Не нравится он мне!

– Не нравится, пристрели! – отмахнулся Драган.

Полуполенец вскинул лук, гулко запела тетива. Мальчишка продолжал идти как ни в чем не бывало. Только неуклюже пошатнулся и взмахнул руками.

– Промазал! – заржал Предраг. – Мамина кровь сказывается!

Томаш зло зыркнул в его сторону и выпустил еще две стрелы. С тем же эффектом. Выстрелить четвертый раз не успел. Белобрысый подошел почти вплотную, протянул Томашу три стрелы и на чистейшем кроатском спросил:

– Дядечка, это не вы потеряли?

Кроаты на мгновение лишились дара речи.

– Ты их поймал, что ли? – выдавил, наконец, Радомир.

– Ну да, – кивнул мальчишка. – А что? – и зачастил: – Я иду, гляжу – мимо летит. Ну я и подобрал, чего добрым стрелам зря пропадать!

– Тебя часом не Рабро-юнак* зовут? – усмехнулся Драган.

– Рабро, дядечка, только чаще Панджей* кличут, – отозвался паренек. – За то, что я ножики крутить могу. А со стрелами я и не умею ничего толком…

– И как же ты ножики крутишь? – усмехнулся Радомир, направляя коня поближе.

– Показать, дядечка? Подкинь перышко.

Кроат бросил кинжал. Хорошо бросил, сильно. На убой. Мальчишка легко перехватил клинок, закрутил в пальцах. Лезвие слилось в сверкающий круг.

– А еще один?

Званко швырнул в хлопца нож. Теперь парень крутил клинки в двух руках.

– Еще!

Три кинжала замелькали в воздухе.

– Еще! – крикнул Рабро. – И еще! И еще один!

Перед лицом мальчишки крутились уже шесть ножей. Клинки взмывали вверх то поодиночке, то парами, возвращались в руки, снова взлетали, каким-то чудом не сталкиваясь в воздухе и не вонзаясь в тело.

– Жонглёр, здоровья ему в селезёнку! – изумленно выдохнул Квитко.

– Чё? – переспросил Предраг.

– Я такое в цирке видел, – прошептал Квитко. – Такой артист жонглёром называется. Только тот палки кидал, а не боевые кинжалы! Может, не убивать его? Возьмем с собой, на ярмарках показывать будем. Бабла подломим…

– Убивать точно не будем, – отмахнулся Драган. – В нём же наша кровь.

– Это верно, так только кроаты могут, – кивнул Званко. – И имя, опять же. Старшой, а ты в этих местах не бывал раньше? Лет этак тринадцать тому…

Драган покачал головой.

– Значит, вентскую девку в Динарское нагорье занесло, – расхохотался Иржи. – А ты не растерялся! Верно, Драг?

– Нечистый его знает! Их там столько было! – улыбнулся Драган. – Может, и сынок. Но ловок, задница Лукавого!

Рабро, продолжая жонглировать, медленно отступал назад, и кроаты словно завороженные двигались следом, не замечая, что их первоначальная жертва оказалась за хвостами коней. Очередные два ножа коснулись рук артиста и вдруг метнулись совершенно в другом направлении… Миг, и шесть клинков обрисовали идеальный круг на стволе ближайшей сосны.

– Матка боска! – охнул Томас. – Он ведь и в нас мог всадить!

– Не трусь, поленец! – Предраг подъехал к сосне и вытащил ножи. – Рабро же хороший мальчик, он не будет кидать ножи в добрых людей. Верно, малец? – взгляд кроата уткнулся в мальчишку.

Тот удивленно вытаращил глаза:

– Как можно, дядечка! В живого человека?!

– Вот видишь, – Предраг вернул ножи хозяевам. – Старшой, давай мальцу монетку кинем. Хорошо потешил. И недотепу нашего напугал. Еще смешнее!

– Еще чего! – скривился Драган. – Жирно будет!

– Да ладно, пожалел грош, – заступился за мелкого Квитко. – А вдруг он твой сын?

– Ну если только… – пробурчал десятник и медяк, мелькнув в воздухе, скрылся в руке хлопца.

– Ой, спаси вас Господь, дядечка! – обрадовался Рабро. – Сестренке пряник куплю!

– Слышь, Драг, у тебя еще и дочка имеется! – заржал Иржи.

– Сейчас кто-то потеряет способность плодиться, – рыкнул Драган и вдруг кинул парню еще медяк. – Эй, юнак, вали-ка отсюда! А то…

Мальчишка поклонился, пробормотал: «Спаси Господь», и нырнул в лес. Как растворился. Драган удивленно покачал головой и огляделся:

– Эй, а где мелкий?

– Сам же прогнал! – не понял Квитко.

– Да не этот, – рассвирепел десятник. – Добыча наша где? – теперь заозирались все. – Сбег, паршивец! Что, отродья Нечистого, плакали наши денежки! Раззявили рты на артиста, мать вашу в глотку!

– По следам нагоним, – Иржи поднял коня на дыбы.

– Стоять! В лес лазить приказа не было! – Драган не прожил бы так долго, если бы издалека не чуял неприятности. – Нечистый с этим мальчишкой! Кто-то коней кормить собирался?! __________ * Рабро-юнак – герой кроатского эпоса, умевший в том числе и ловить стрелы руками. * Панджа – коготь (кроат).

 

Глава 26

Двое скользили по лесу. Не то лесная нечисть, не желающая общения, не то вовсе бесплотные тени. Люди так не ходят. Ни сучок не треснет под ногой, ни веточка не шелохнется, ни листик не дрогнет. И следов на сухой почве не остается. Если и сумеет любопытный взгляд поймать на мгновение смазанный силуэт, достаточно отвлечься на мгновение, и всё, потерял. Ищи заново, если сумеешь. Куда направляются, что забыли в чаще… Тени не торопились делиться своими планами. И мыслями. Просто перемещались. У ничем не приметной березы на мгновение задержались. И все-таки оказались людьми, одетыми в бесформенные накидки, густо украшенные веточками, листиками, пучками травы и прочим лесным мусором. Лес огласился сорочьим криком, утонувшим в общем птичьем гомоне. Двое прислушались, уловили в лесном шуме ответный сигнал и двинулись дальше. Шагах в ста под развесистым дубом их ждал третий.

– Ну что? – спросил встречающий.

– Нашлась пропажа, – один из пришедших достал небольшую баклагу, отхлебнул и передал товарищу.

– Угу, – второй принял питье, устраиваясь на небольшой кочке. – Теперь не потеряем. Хвостиком обзавелись. Вообще, атаман, мы точно должны прикрыть тех от этих, а не этих от тех?

– Этих мы точно защищать не будем, – отозвался атаман.

– А те среди бела дня увели добычу у Драгана Кровопийцы, – пожал плечами первый. – Хорошо хоть коней из-под задниц не сперли!

– Кому хорошо, – отозвался атаман, – а нам по бубаню*… Кровопийца, гутаришь? Где Обрад с Бояном?

– Присматривают, – первый принял от второго баклагу и повесил на пояс. – Народ тот еще пошел. Того гляди, жмуров настрогают, а прибраться – добрый лекарь должен! Затащат в лес, и думают, что всё путём!

В лесу вновь крикнула сорока. Ждавший отозвался соичьим криком. Через минуту под дубом стояли уже пятеро.

– Птичка в гнездышке, – сообщил вновь прибывший.

– Мир передал, что в гнезде вчера замятня была, – добавил его напарник. – Со жмурами. Вроде как Зверя кончили.

– А подробней?

– Только слухи. Но патрулей на дорогах втрое против прежнего. И по полям шарят.

Атаман задумался, покачал головой, словно принял решение:

– Так. Йован, ты к Обраду. Задание то же. Глаз не спускать! Втроем справитесь. Вы, – кивок в сторону второй двойки, – Мира сюда. Нехрен больше в селе делать. Небойша, со мной пока. Чует моё сердце, сегодня ночью поработать придется.

Трое молча кивнули и растворились в лесу.

Через мгновение под дубом никого не было… ________________ * Бубань – барабан (сьерб)

 

Глава 27

Процессия двигалась к воротам маетка. Не то чтобы медленно и торжественно, но и без излишней суеты и спешки. Разукрашенные кареты, запряженные шестерками лошадей, статные гвардейцы на рослых конях, богатые одежды… Сразу видно, не кто попало едет, серьезные люди, очень серьезные, никак не меньше ясновельможного пана. Да нет, намного больше. На поленского круля не тянет, конечно, но мелочь какая, типа короля нордвентского или сварожского князя, такого сопровождения не постеснялась бы.

Картину портила только вырвавшаяся вперед группа всадников во главе с совсем еще молодым парнем на вороном кордновском жеребце. Мальчишка, на вид лет шестнадцать, а держится – ну прямо герцог, не меньше. Да и одет роскошно, шановним панам на зависть, хотя цепей золотых на шее и не наблюдается.

Перед воротами натянул поводья, поднимая коня на дыбы. Сопровождающие закружили вокруг предводителя, стараясь, однако, не перекрывать ему обзор.

– Эй, на воротах! – заорал старший гвардейцев. – Принимай гостей!

– Кого Нечистый принес на ночь глядя? – выглянул из-за массивного зубца на стене жолнеж в голубой куртке. Бойницы ощетинились остриями стрел. – Никого ждать приказа не давали! Как доложить?

– Святослав Игоревич, княжич сварожский, с неофициальным визитом, – не стал обострять гвардеец. – С соответствующим сопровождением!

Жолнеж скорчил рожу и исчез за зубцом, кинув напоследок непочтительное «Ждите», но предусмотрительно не озвучив личное мнение о поздних гостях. Хрен их, княжичей, знает, назовешь песьим выродком, а он возьмет и обидится!

Долго ждать, впрочем, не пришлось. Кареты еще не успели преодолеть половину отделяющего их от маетка расстояния, а на стене уже появилась худенькая девчонка примерно одного с княжичем возраста. Заправленные в сапоги из тонко выделанной кожи ягерского фасона брючки, плотно обтягивающие бедра, аналогичная куртка небесного цвета, широкополая шляпа с пером, вошедшая в моду в Парисе пару лет назад, короткий меч на поясе и перевязь с метательными ножами через плечо.

Девушка забралась на зубец, уселась, свесив ноги, окинула взглядом прибывших и недовольно вопросила:

– Ну и что за шантрапа не дает уважаемым людям спать спокойно?

Первая часть фразы прозвучала с парисским прононсом, а заключительная – с ярко выраженным черкасским акцентом.

– Ай, шановна пани, – голосом попрошайки с самахандского базара заблажил княжич, оттеснив в сторону гвардейца, – не дай добрым людям засохнуть, словно саксаулам на бархане, вынеси водицы испить, а то так кушать хочется, что переночевать негде!

– Господь подаст! – отозвалась вышеозначенная пани, незаметно подавая знак открывать ворота. – Ходят тут всякие, а потом у служанок трусы пропадают!

– О несравненная, да восславят боги твою красоту и добросердечие! – еще громче возопил княжич. – Сжалься над ничтожным, смиренно припадающим губами к следам стоп твоих на болотной тине, сплошным ковром покрывающих твои бескрайние владения! Не дай умереть бедному путнику во цвете лет у порога твоего неприступного замка!

Лицо девушки приняло скорбное выражение:

– Покойся с миром, странник! И да будет тебе земля пухом, а трава покрывалом, – скорбь сменилась озабоченностью, а потом радостью. – Помирайте вон от той сосны и на восток полосой в пятьдесят шагов, – деловито скомандовала хозяйка и снизошла до объяснения. – Мы там еще не удобряли!

Княжич нимало не смутился:

– Увы, жестокосердная! Боюсь, от тягот странствий в ваших благословенных болотах наши тела пропитались такими миазмами, что ни одно дерево не выдержит подкормки нашими останками, не говоря уже о траве и кустарниках! Если ясновельможную усладу очей моих устроит полоса выжженной земли от той сосны шириной в пятьдесят шагов, как память о нашей незабвенной встрече…

– А я о чем? – грустно вздохнула девушка. – Тебя не то, что во двор, в лес-то пускать нельзя! Вы мне весь маеток провоняете! У нас здесь, между прочим, радное владение, а не богадельня!

Тем временем основная процессия подтянулась к воротам. Из первой кареты выбрался сухонький старичок в бархатном, богато отделанном охабне и мурмолке, пытающейся скрыть полное отсутствие волос на черепе, скомпенсированное, впрочем, широкой окладистой и абсолютно седой бородой! Поперхнулся, услышав последнюю фразу, подбоченился и бескомпромиссно вмешался в разговор:

– Ты как с княжичем разговариваешь, холопка?! Плетей захотела?!

Княжич и «холопка» дружно прыснули.

– Какая прелесть! – захлопала в ладоши девушка. – Эй, странник, где ты такое чудо выкопал?!

– То Юрка Долгорукий, высокочтимая! – княжич встал на колени и изобразил валяние в ногах. Не покидая седла. – Боярин мой. Ты прости его, несравненная, молодой он еще, глупый, в нужных местах не обученный. Как ни тяжело тебе отказывать в заслуженном наказании дерзкого, да только батька просил боярина назад живым привезти и относительно здоровым! Обещал, что в Нордвенте от него польза великая будет.

– Будет, – согласно кивнула хозяйка. – Светочи Веры, на него глядючи, передохнут от смеха все до единого. Ладно, только ради его седых волос, найду тебе коврик под дверью. Цени мою доброту!

– Я твой верный пес, ясновельможная пани, – княжич направил коня в давно открытые ворота. – Отныне, присно и во веки веков!

Въехал во двор, спешился, отдал поводья подбежавшему мальчишке и оказался лицом к лицу с успевшей спуститься со стены хозяйкой.

– Здорово, Громила! – девушка изо всех сил хлопнула княжича по плечу.

– И тебе не хворать, Заноза! – парень размахнулся, будто для такого же «хлопка», но в последнее мгновение изменил движение: сильные руки подхватили хозяйку за талию, оторвали от земли и подбросили высоко в воздух.

Гость явно собирался подхватить девушку при возвращении на землю, но та, оттолкнувшись носком сапога от плеча парня, сделала сальто назад и приземлилась на ноги в трех шагах от княжича.

– Какими судьбами?

– С посольством в Нордвент, – махнул рукой княжич. – Слушай, Ядзя, давай слиняем в какое уединенное местечко и там поговорим. Только боярину тебя представлю, а то бедняга слюной от злобы захлебнется, так и не поняв, кто его послал.

– Это который Криворукий и с бородой? – уточнила Ядвига. – А где он? Что-то долго добирается!

– Так то ж этикет! Невместно Юрию Владимичу пешком ходить. Пока в карету залез, пока ворота проехал, пока… Вон, видишь, уже вылез! Эй, боярин, подь сюды! Позволь представить тебе пани Ядвигу Качиньскую, поленскую королевну!

Лицо Долгорукова по мере представления меняло выражение с надменно-презрительного на уничижительно-подобострастное. Впрочем, не меньшее впечатление речь произвела на девушку.

– Кого поленскую? – она непонимающе уставилась на парня.

– Таки да, – спародировал Святослав одисский говор. – Вчера твоего родителя крулем кликнули! Так что ты уже второй день как крулева дочка. Что в Нордвенте звучит «королевна», а у нас, значится, княжной будешь!

Ядвига с радостным визгом повисла у него на шее. Не растерявшийся княжич влепил поцелуй в девичьи губки, ловко увернулся от пощечины и, поставив девушку на землю, сообщил:

– Я заслужил, между прочим!

– Чем это? – надменно подняла бровь Ядвига.

– Приехал к тебе в гости – раз, – Святослав демонстративно загнул палец. – Первым сообщил о результатах сейма – два! – второй загнутый палец и многозначительная пауза. – И вчистую Занозу перезанозил! Это три, четыре и пять!

– Счас! Перезанозил один такой! – бросила девушка. – Увидишь, какие коврики у нас под двери кладут, мигом поймешь, кто, кого, куда, сколько раз и в какой позе!

– Всяко лучше, чем под сосной в болоте! Но я сегодня был не хуже! – Святослав подождал согласного кивка, не дождался и закончил: – Первый раз в жизни, между прочим!

– Ладно, ничья! – вздохнула Ядвига. – Пользуйся моей добротой. Пошли соку попьем. Заодно всё расскажешь.

 

Глава 28

Когда огромный ягер выдернул его из стога, Вилли даже испугаться не успел. Собственно, он и проснулся-то не сразу. И появление белобрысого проглядел. Вдруг обнаружил, что кроатов интересует только жонглирующий ножами мальчишка, и сам, открыв рот, уставился на представление, даже не подумав, что надо бежать, пока на него никто не смотрит.

Испугался мальчик, когда неведомая сила оторвала его от земли и понесла в неизвестном направлении. Хотел крикнуть, но рот оказался плотно зажат ладонью в мягкой меховой рукавице. А мимо лица уже мелькали стволы деревьев. Тот, кто нес Вилли, не особо разбирал дорогу, просто перескакивая через поваленные стволы и мелкие овражки, а то и вовсе прыгая по веткам, словно белка. Большая белка, вместо орешка несущая в гнездо семилетнего мальчишку.

Впрочем, белка бежала недолго. На очередном дереве остановилась и засунула Вилли в огромное дупло.

– Сиди здесь и не вякай, – рыкнула белка человеческим голосом. – Ни звука, если не хочешь обратно к кроатам.

Вилли послушно кивнул: возвращаться к ягерам не хотелось. Спорить с говорящей белкой не было смысла, поскольку она уже исчезла в чаще. Вылезти из дупла Вилли не смог. Добрался до выхода, даже высунул голову и обнаружил, что до земли далеко, а веток на стволе нет. Точнее, есть, но выше. А внизу – ни одной. Мальчик привычно потянул руку, чтобы почесать в затылке, и полетел обратно в дупло. Хорошо хоть на мягкую труху.

Снаружи раздался какой-то шум. Вилли затаился.

– На ярмарках меня показывать собрался, – бурчал смутно знакомый голос. – Импресарио фигов! Можно подумать, он один салевские словечки знает! Два медяка заработали! Надо было жала* не в сосну кидать!

– Ну и кидал бы! – второй голос Вилли опознал. Говорила белка.

– Ага! Перьев шесть, а их восемь! Против двух шестиногих с голым задом? Ищи бажбана* в стогу сена! Кстати, о бажбанах, мелкий где?

– Здесь!

Выход из дупла заслонила неясная фигура, Вилли за шиворот вытащили из дупла, опустили на землю и поставили перед тем самым белобрысым мальчишкой, что крутил ножи перед кнехтами.

– Ты живой еще? – спросил белобрысый. – Штаны не испачкал?

Вилли сначала закивал головой, потом завертел ей в отрицательном жесте.

– Надо понимать, живой и не испачкал, – сообщила из-за спины белка. – Слышь, мелкий, ты что, немой?

Мальчик энергично замотал головой.

– А чего не разговариваешь? Хоть имя своё назови. Меня Медвежонком кличут, его – Когтем. А тебя?

Мальчик прокашлялся и с трудом выдавил:

– Вилли.

– Уже лучше, – заметил Коготь. – А чего эти друзья от тебя хотели?

– Не знаю, – прошептал Вилли.

– Врешь, – хмыкнула белка по имени Медвежонок. – Знаешь. Но не хочешь – не говори. Только тогда иди своей дорогой. А если с нами надумаешь – никаких секретов.

– Вы меня убьете, – всхлипнул мальчишка.

– Мы никогда не убиваем! – торжественно заявил Коготь, нахмурился, что-то вспоминая, и уточнил: – Детей. Рассказывай!

– Что рассказывать? – мальчик уставился на белобрысого широко раскрытыми глазами.

– Всё! – пояснила белка. – Кто, кого, куда и сколько раз. Чем ты кроатам приглянулся. Почему мы тебя убить должны. И так далее, и тому подобное.

Вилли сначала хотел начать издалека, но посмотрел на задумчиво крутящего нож Когтя и решил не тянуть кота за хвост. Убьют так убьют! Но обещали же вроде…

– Я – Зверь! – выдохнул он.

– В смысле? Такой страшный?

– Нет, я – настоящий Зверь!

– Вильдвер, что ли? – ухмыльнулся Коготь.

– Ага! – кивнул Вилли.

– Подумаешь, удивил! – белка выскользнула из-за спины, вытащила откуда-то хлеб и кусок сыра и разломила на три части. – А я кто, по-твоему?

– Ты белка, – честно признался мальчик.

Белка оказалась почти такой, как Вилли ее представлял: большой и мохнатой. Только хвоста видно не было, наверное, в штанах прятался. И с клыками.

– Кто? – хором протянули оба.

– Белка, – повторил Вилли.

Собеседники плюхнулись на землю и зашлись в хохоте.

– Белка! – чуть не рыдал Коготь, стуча кулаком по траве. – Белка!!!

– Хорошо хоть не крыса! – вторил ему Медвежонок. – Это ж надо! Коготь, ты опять брат белки!

Вилли никак не мог понять, что их так развеселило.

– Я правду говорю! – вскинулся он.

– Да ты кушай, Вилли, кушай, – сквозь смех выдавил Медвежонок. – Когда еще перекусить получится. Нам, вильдверам, надо много кушать.

Черты его морды поплыли, и через секунду белка превратилась в мальчишку, очень похожего на Когтя. Только чуть меньше размерами.

– Убедился? – Медвежонок несколько раз сменил облик. – Ну как?

Вилли даже удивиться не успел. Только понял, что не может сказать ни слова. Просто не знает, что надо говорить.

– Я так не умею, – прошептал он наконец.

– Естественно, – Коготь отхватил хороший кусок от горбушки. – Нормальные вильдверы с двенадцати лет перекидываются. Это братишка у нас гений. Этот, как его… феномен, вот!

– А ты тоже Зверь? – мальчик перевел взгляд на старшего. – А почему вы там не перки… перек… не зверели?

– Я, к сожалению, не вильдвер, – медленно, словно маленькому, объяснил Коготь. – А там, это возле стога, что ли?

Вилли кивнул.

– А зачем? – пожал плечами Коготь. – Эти ребята большие поклонники циркового искусства. Ты же сам видел. Появись перед ними страшный Медвежонок, начали бы кричать, прыгать, махать острыми железками, за луки хвататься. Могли кого-нибудь поцарапать. А так стояли себе смирненько, только что не хлопали. Приходи кто хочешь, убивай, кого хочешь… Только нам сейчас жмуры не нужны. А так они решили, что ты сбег. И никому не скажут, чтобы люлей от начальства не получить… Ты есть не хочешь, что ли?

Вилли неожиданно ощутил страшный голод и набросился на хлеб с сыром.

– А почему, собственно, ты решил, что вильдвер? – спросил Медвежонок.

– Папа вшера Жвегем штал. Как ты, – прошамкал мальчик набитым ртом.

– А вот с этого места подробнее, – посерьезнел Коготь. – Только прожуй сначала. Да не спеши, сытость сказу не помеха.

Но слова уже сами рвались из Вилли. Судорожно сглотнув, мальчик начал рассказывать всё, что произошло в замке с того самого момента, как новый пастор собрал всех у церкви. Братья слушали, не перебивая, лишь время от времени задавая уточняющие вопросы.

– Значит, – произнес Коготь, когда Вилли замолчал, – функ объявил твою мать вильдвером. Так?

– Угу, – рот мальчика вновь был занят едой.

– Сестренку, – не согласился Медвежонок. – Видимо, клык вылез не вовремя.

– Скорее всего, – кивнул Коготь. – А отец бросился защищать жену и дочь. В драке перекинулся. Не сразу, а когда плохо стало. Так?

– Угу!

– Смело. Но глупо, – покачал головой старший. – Верная смерть. И никого не спасешь.

– Он необученный, – пожал плечами Медвежонок. – Скорее всего, вообще впервые Облик сменил.

– Почему впервые? Взрослый же!

– Бывает, – младший аккуратно свернул тряпочку из-под еды и куда-то убрал. – Но он сразу понял, что обвиняют жену. То есть знал про дочку. Откуда?

– Если бы сам раньше посмотрел, нашел бы способ не таскать ребенка к функу. Там наверняка бардак еще тот был, – Коготь начал что-то задумчиво чертить веточкой на земле. – Тогда… Кукушонок, тебе сколько лет?

– Кто?

– Кукушонок. Это теперь твоё погоняло будет, – пояснил старший. – Так сколько?

– Семь. Скоро будет.

– Покажи зубы!

Старые страхи нахлынули на Вилли с новой силой.

– Да не бойся ты, – хмыкнул Медвежонок. – Рвать не будем. Я только посмотрю. Может, потрогаю, – младший уставился в распахнутый рот мальчика. – Всё, открывай глаза. Парень, действительно, вильдвер. Все клыки уже постоянные. А резцов – только один. Еще трех нет пока. Остальные молочные.

– То есть мужик знал, что сын – вильдвер, – подвел итог Коготь. – А про себя мог и не знать. И действовал как любой отец.

– Угу, – вздохнул Медвежонок. – Что делать будем?

Братья замолчали. Старший всё ковырялся палочкой в земле, младший задумчиво смотрел куда-то вдаль.

– Коготь, научи меня так, с ножами, – неуверенно попросил Вилли. – И стрелы ловить.

– Зачем?

– Я пойду в замок и спасу маму. И Урсулу…

Коготь вздохнул:

– Никого ты не спасешь. Я с ножами уже шесть лет учусь. А стрелы не ловил.

– А как же… – обида не дала Вилли договорить. Не на Когтя обида. На себя. На жизнь. И вообще…

– Прихватил с собой пяток. Лишние выбросил на подходе. А уклониться несложно, если видишь стрелка, – Коготь помолчал. – Не спасешь ты никого. И у нас, скорее всего, не получится.

– Но попробовать-то можно, – вздохнул Медвежонок. – Мы всё равно в замок собирались…

– Это сложнее, чем просто завалить Мистфинка, – покачал головой старший. – Может и не выйти.

– Может, – кивнул младший. – А вдруг выйдет?

– А Мистфинк?

– Не убежит. В другой раз заглянем. Вот уходить будет тяжко. Женщина, младенец, Кукушонок…

– Ловеков подломим, – возразил Коготь. – Да что мы друг друга уговариваем! Знаем же, что пойдем!

– Куда ж мы денемся! – скривился Медвежонок. – Никто, кроме нас! Вилли, ты замок хорошо знаешь?

Ничего не понимающий Вилли посмотрел на одного, потом на другого и кивнул.

– Сейчас будешь рассказывать что, где и как, – скомандовал Коготь. – До последней мышиной норки.

– Зачем?

– Затем. Ночью за мамой твоей пойдем. И за сестренкой. ______________ * Жало=Перо – нож (феня) * Бажбан – дурак (черс)

 

Глава 29

За уединенное местечко вполне сошел кабинет пана Мариуша. А вот слинять удалось далеко не сразу. Хоть не безусые новички в посольстве, и каждый свой маневр знает, а без начальственного ока обходиться отказываются! Типа вразуми бестолковых, отец родной, три недели, как обучение закончивший, ценные указания раздай да одобри! Куда какую телегу, то бишь, карету, ставить, каким пучком травы коняшке левый бок протереть, а каким правый, и уважить ли мнение местного старшего конюха, или приспособить под лошадок казарму местных ягеров. Ой, про казарму не надо, ее обитатели уже всё доходчиво объяснили!

А еще волхва к сержанту Анджею пошли, пусть глянет на болезного с высот передовой языческой медицины, а то бедолагу-героя только лепилы раковские пользуют, а это для здоровья совсем не полезно. Хотя сержант – тот еще терпила, что его сразу не убило, только сильнее делает. Но медикусы поленские – не меч булатный и не черное поветрие, дай волю – кого хочешь в могилу сведут.

А еще княжич помыться с дороги изволил, а то конским потом за версту шибало, уж на что отроковица Заноза девка привычная, а и та носик сморщила. Про пани Ядвигу и говорить нечего, крулева дочь, между прочим, не хухры-мухры. Ее высочество с такого амбре должно наизнанку выворачивать! Так что не поленилась княжна-королевна собственноручно окатить высокого гостя водичкой колодезной. Чистой, холодной, только что вытащенной. Ну и отроковица старому другу пару ведер добавила, чтобы чище был и зубами стучал жизнерадостнее. А что Славка Громила рубаху снять не успел, так нечего перед всем честным народом заголяться, девицу невинную смущать да служанок сбивать с пути истинного! Княжич вон тоже в рубахе обливался, и ничего, как огурчик! Зелененький и в пупырышках!

Еще и покормили гостей с дороги чем Господь послал, а хлопы собрали, в маеток свезли да привели на кухне в съедобное состояние. А то на Господа надейся, а кушать-то вкусно хочется…

Так что до кабинета дело дошло часа через два, если не больше. Оно и к лучшему, серьезное дело спешки не любит!

Хозяйка гостеприимно уступила гостю лучшее кресло из трех одинаковых, а сама, сбросив обувь, привычно завязалась на столешнице мудреным узлом с непроизносимым названием, оставшимся в наследство от викингов Тигренка, давно сгинувших в пучинах морей и жарких битвах Очистительного Похода.

– Ну? – мурлыкнула Ядвига, пристраивая косу в тесном пространстве между коленями и подбородком. – Рассказывай!

– Да что тут рассказывать-то, – отозвался Святослав Игоревич, израсходовавший все домашние заготовки витиеватых фраз еще у ворот. – Прокатили паны Мишку с Борькой. Згода, мол, пану Мариушу.

– Вот так запросто? – приподняла левую бровь пани. – Прониклись ни с того ни с сего неземной любовью к моему папочке, выразили вотум доверия и вручили дорожную карту без ограничения полномочий? И никто пешкабз* черсидский в печень не словил и грибочками солеными не отравился? Или там не паны голосовали, а их жены?

– Ну, – замялся Славик. – Присутствовали, конечно, и грибы-ягоды, и передоз железа в отдельных организмах. Кого-то купили, кого-то запугали. Но большинство – совершенно добровольно, строем и с песнями. Особенно после того, как пани Барбара своё веское слово сказала.

– Тебя послушать, так народ за нами не просто пойдет, а побежит впереди собственного визга, – усмехнулась Ядвига.

– Кто не пойдет за вами, пойдет за паном Тадеушем! – гордо выдал княжич. – А если что, мой папа об этом позаботится!

– Сам придумал? – голос крулевны сочился ядом.

– Ага! – гордо вскинул голову Святослав. – Слушай, может, прикажешь винца принести, что на сухую разговаривать?

– Винца… – с сомнением протянула девушка, но за веревочку дернула и бросила вошедшему детине в голубой куртке. – Принеси нам выпить, что ли… И закусь какую-нибудь.

– Как обычно? – переспросил ягер. – Сок и пирожные?

– Нет, блин! Самогон и тухлую кошатину! – рыкнула Ядвига и перевела взгляд на гостя. – Рано тебе, княжич, вино хлестать. И так в голову чушь всякая лезет. А бестолковку твою поправить надо до того, как Игорь Ольхович состарится и надумает бразды правления в твои лапки всунуть.

– Ой, какие мы взрослые, – надулся Славик. – Можно подумать…

– А ты подумай, подумай, – вздохнула новоиспеченная крулевна. – Полезное, между прочим, занятие.

– С тобой говорить, никакого терпения не хватит!

– Во! – протянула Ядвига. – Тебе должно этого самого терпения на всю Сваргу хватать, а не на одну маленькую, белую и пушистую…

– Это ты белая и пушистая? – взвился княжич.

– Ну да, – девушка внимательно оглядела большой палец собственной ноги, благо недалеко. – А что?

– Да пошутил я, – внезапно успокоился Святослав, – пошутил. Думаешь, совсем дурной, не понимаю, что одним мечом страну не удержать?!

– Правильно говоришь, – снова замурлыкала Ядвига, – правильно…

Разговор прервался появлением служанки с подносом. Пока княжич разлил сок, пока подал даме бокал (дама даже одну руку выпутала откуда-то из-под колена по такому поводу)…

– Слушай, я тут с отцом твоим говорил… – начал княжич.

Ядвига снова задвигала бровями. Пока левой и вверх.

– Он же теперь круль. А ты крулевна, значит…

Левой – вниз, правой – вверх.

– А я – княжич… – Святослав замялся. – Я к тому что… Это самое… Обеим странам было бы выгодно…

А теперь обе вверх:

– На династический брак намекаешь?

– Ну… типа того… Оно ведь… ДА!!!

– Ага! То есть прямым текстом говоришь, – брови к переносице и нахмуриться. – И что тебе ответил мой папочка?

– Ну он того… не будет возражать, если ты…

– То есть, папа тебя послал, – расхохоталась Ядвига. – Ко мне. И ты пришел… Слушай, Громила, ты какой раз мне предлагаешь за тебя выйти?

– Седьмой… – уныло признался Святослав.

– А до этого тринадцать раз звал на полянке покувыркаться… – девичья головка склонилась к правому плечу. – Сам говорил, что грех надо предлагать нечистую дюжину раз. Я потому и запомнила. А брак, как я понимаю, только семь в честь Лелиной недели. А что потом?

– А потом я тебя украду! – выпалил княжич. – Как батько Перун заповедал!

– И изнасилуешь? – живо поинтересовалась девушка.

– Я подумаю.

– А и подумай! Хорошо подумай! А то меня недавно уже крали! Не слышал?

– А то! – лицо парня расплылось в улыбке. – «А вдоль дороги мертвые с косами стоят…». И еще: «Одна девка за ночь тысячу кроатов насмерть заездила. И еще одного. А сама даже девственность не потеряла»!

– Вот! – назидательно подняла палец Ядвига. – Тысячу! И еще одного! И даже девственность не потеряла! А ты собираешься такое дело в одиночку провернуть!

– Слушай, а что там на самом деле было?

Узел на столе развязался, превращаясь обратно в девушку. Очень злую:

– Паршиво было. Налетели уже на нашей земле. Со мной всего один десяток был. Против почти шести. Плюс неожиданность. Такие ребята погибли! Вроцлав, Янек!.. Они же со мной чуть не с младенчества! Анджея видел? Только он и выжил!

– А с кроатами?

– Какие, в задницу, кроаты! Шантрапа вентская! Наемная шваль! Четверть сотни на месте осталась. Двоих я кончила, когда бежала. Десяток Медвежонок с Когтем вырезали. А остальные… Нашлись добрые люди! Главного живым взяли.

Княжич расплылся в кровожадной улыбке:

– Ну я его…

– Опоздал ты, Громила, – Ядвига успокоилась. По крайней мере, снова завязалась в узел. Другой, но тоже из морских. – Мне прислали краткое изложение показаний на четырех листах мелким почерком…

– У меня бы шесть напел! Я по потрошению лучший! – Святослав поймал иронический взгляд и поправился: – Ну, после Когтя!

– Коготь и потрошил, – усмехнулась Ядвига. – Лютый говорил, у него руда в жилах стыла. Тот еще и Белкиным кровником оказался. Сама Белка, может, и простила уже, а вот Коготь… – девушка грустно вздохнула. – Только ребят не вернешь…

– Погоди, а братья откуда взялись?

– Это отдельная песня, – Ядвига покачала головой.

– Отдельная так отдельная, – не стал спорить княжич. – Слушай, кончай вязаться узлами! Я всё время жду: что-то хрустнет, и будет две маленькие Занозы. Сядь как человек!

– Что ты, как не родной прямо. Ну чему во мне хрустеть?!

– Да кто тебя знает! Напрягает меня с морскими узлами разговаривать!

– А замуж морской узел звать не напрягает, значит?! – девушка сменила позу и улыбнулась собеседнику. Откуда-то из-под коленки. – А ты долг перед Родиной исполнил? Восемнадцать велетов зачал?

– И не восемнадцать вовсе, – буркнул княжич.

– А сколько? – поинтересовалась крулевна. – Ты учти, во мне велетской крови нет, так что все обязательные – на стороне!

– Медвежонку твоему это тоже предстоит! – от прямого ответа Святослав уклонился. – Даже больше. Он же у нас уникум, с него до самой смерти не слезут.

– А ему я согласная всё прощать, – хитро улыбнулась Ядвига. – Работа у мужика такая! Раз уникум!

– Заноза!

– На том стоим! Ладно, допустим, мою великую и чистую любовь к Медвежонку ты не учитываешь. Думаешь, я не понимаю, что состарюсь раньше, чем он вырастет! Между прочим, влюбленным дамам такие мелочи замечать не положено! – девушка спрыгнула со стола, прошлась по комнате, вернулась и взяла пирожное. – И рассчитываешь, что ради всеполенского счастья я, если потребуется, выйду и за крокодила. Верно рассчитываешь! Главный вопрос: ты хочешь чувствовать себя крокодилом?

– Вечно ты так развернешь, что хоть головой в воду, хоть петлю на сук цепляй!

– Громила, мать твою! Княжич хренов! – воскликнула Ядвига. – Я тебе сейчас петлю устрою! Вот такую! – тело на столе перепуталось новым способом. – Куда ты торопишься? Это хлопкам надо в четырнадцать первого родить, чтобы к тридцати старших поднять! – девушка коротким жестом не дала собеседнику себя прервать. – Не хочешь быть крокодилом – не будь им! Сиди и жди, пока я в тебя не влюблюсь, или политическая ситуация не изменится в нужную сторону, или еще что случится…

– Рак на горе свистнет, к примеру! – зло бросил Святослав.

– А что? Причина не хуже других, – рассмеялась девушка. – Кончай злиться, торопыга! Не на пожар опаздываешь! На, съешь пироженку!

– Да не нужны мне пирожные! – княжич вскочил на ноги. – Люблю я тебя, непонятно, что ли? Даже когда у тебя голова из задницы торчит, всё равно люблю!

– Что, правда из задницы? – Ядвига кинула взгляд в зеркало и грустно вздохнула: – И совсем даже из другого места. Не хватает мне гибкости! Тренироваться еще и тренироваться!..

– Ядзя!

– Ты даже не представляешь, какое жуткое количество лет я уже Ядзя! – девушка вдруг села на столе «нормально», даже ноги спустила. – Я ведь старше тебя, Славик!

– А уж Медвежонка…

– Не тронь Медвежонка, – Ядвига погрозила пальцем. – Это святое! Хорошо все-таки быть крулевной! Тебе наследник крупной державы после тринадцати нескромных предложений и семи официальных признается в любви, а ты имеешь полное право морочить ему голову, пудрить мозги и разбивать сердце! То есть вести себя как любая нормальная стерва!

– Можно подумать, ты когда-нибудь вела себя иначе… – обиженно пробурчал наследник крупной державы.

– Можно подумать, ты когда-нибудь объяснялся мне в любви! А ведь если верить умным книжкам, с этого надо начинать! – Ядвига подошла к парню вплотную и серьезно посмотрела ему в глаза. – Симпатяга ты, Славик. Но я совершенно не готова к любви и замужеству. Особенно в роли восемнадцатой жены!

– Да не восемнадцатой…

– Мне есть разница? – Ядвига вернулась к столу. – Нет уж, дорогуша! Давай-ка сначала отслужи отчизне верой и правдой, то есть сам знаешь чем, а потом будет видно. Вдруг я в тебя неожиданно влюблюсь. Или ты меня разлюбишь в процессе производства клыкастых царевичей. Считай, что я заценила твой героизм и не сказала ни «да», ни «нет»! – девушка вдруг стала серьезной. – Не, Слав, я действительно заценила! Просто… – она опять вспрыгнула на стол. – Ты куда сейчас собрался? В Нордвент?

– Хуже, – вздохнул княжич. – Чернобогу в зубы. В Орден посольство. По приглашению Фридриха фон Каубаха… Слушай, ну посиди ты по-человечески! Обликом от этих выкрутасов не обзаведешься!

– Зато научусь связанными за спиной руками вытаскивать из прически шпильки и втыкать их в уши разным уродам! – зло выдала девушка. – Но ради тебя… – она уселась в кресло у окна. – Значит, фон Каубах… А ведь ты можешь и не успеть!

– В смысле?

– Братья ушли в Нордвент. Даже поздороваться не заглянули. А дело у них может быть только одно. У Медвежонка на командора большой зуб. Клык! Правый верхний. Три года назад Фридрих фон Каубах убил его деда! Отто ничего не забыл. Слышал слово «Мистфинк». Навозная птица!

– Я знаю вентский, – рассеянно заметил Святослав. – Значит, пошли мстить… Могут нарваться… Командора в резиденции неплохо охраняют. Может, не сунутся?

– Сунутся. За моим похищением тоже торчат уши Каубаха. Я отправила туда Лютого с его лучниками, – Ядвига поймала недоумевающий взгляд и пояснила: – Те самые добрые люди, добившие похитителей. Но ты тоже поглядывай по сторонам, а? У тебя всё-таки сила. И статус…

– Эх, и чего только не сделаешь ради любимой девушки, – вздохнул княжич. – Ну и друзей тоже. Эти два обормота нужны живыми. И Сварге, и мне лично. Мне даже больше!

– О! – дочь круля Полении Ядвига Качиньская исчезла без следа, и Славка Громила немедленно напрягся, как всегда, когда имел дело с Ядзи Занозой. – У меня для тебя есть подарок! Сейчас! – девушка бросилась к шкафу.

– Какой? – подозрительно уточнил Славка.

– Любой ребенок знает: книга – лучший подарок, – Ядзя извлекла на свет толстенный фолиант в обложке из мраморированной кожи с золотым окладом. – Вот! «Анжелика» Хелены фон Штангенциркуль! Последняя новинка! Не то, что в Бере, даже в Парисе еще нет! С дарственной от автора! От сердца отрываю! Тебе очень пригодится! Нет, нет! Читать будешь в дороге! Пожалуй, отдам, когда будешь уезжать!..

– Вот так всегда, – пробурчал княжич. – Заинтригует, а потом… Хоть что это? Небось, женский роман…

– Как ты мог обо мне такое подумать! – неподдельно возмутилась Ядвига. – Пособие по вязке морских узлов! ______________ * Пешкабз – черсидский боевой кинжал специфической формы: хитро изогнутый, с полуторной заточкой. Любим восточными наемными убийцами (ассинами).

 

Глава 30

– Как правило, потайные ходы начинаются в замке, а выходы имеют где-нибудь у Нечистого на рогах. Хоть в верстах считай, хоть в милях, все равно обязательно окажешься в болоте, на склоне крутого оврага, а то и вовсе на дне лесного ручья. Только не звонкого, а грязного и вонючего. Чтобы осаждающей армии не пришло в голову на его берегу бивак устроить. Или каким другим душегубам, – Когтя под вечер тянуло на философию. Или просто колотило, как всегда перед серьезным делом. – Вот Кукушонок пять ходов знает. И только один начинается прямо посреди сборища функов. Точнее, он там кончается, но мы идем не оттуда, а туда, потому именно начинается. А ведь когда-то и он располагался в тихом укромном местечке, типа этого малинника, – старший протянул руку, одним движением срывая полную горсть ягод, – но всё течет, всё меняется… Медвежонок, кончай малину трескать!

– Почему? – удивился младший, высовывая голову из самых густых зарослей. – Велетам надо есть часто и помногу. И как можно вкуснее. Правда, Вилли?

Новый участник команды радостно закивал. Эта сторона его нежданно-негаданно обнаружившейся природы мальчику нравилась. Но подтвердить согласие вслух Вилли не мог: рот был занят!

– Потому что думать надо, как работать будем.

– Молча! – голова Медвежонка снова исчезла в кустах. – А с деталями ты и сам разберешься.

– Опять я?

– Угу, – донеслось из глубин малинника. – Ты старший, ты вор, мастер пера и зубочистки, и вообще настоящий гений. А я так, хвосты заношу на поворотах. Грубая мохнатая сила!

– Это не значит, что не надо голову напрягать!

– А я напрягаю. Особенно челюсти. А что, собственно, тебе не нравится в старом плане?

– А старый – это какой? – Вилли перебирался в еще не опустошенную часть малинника и потому временно обрел дар речи. – У нас есть какой-то план?

– Какой-нибудь план у нас есть всегда, – Коготь закинул в рот новую горсть ягод, ему-то малина говорить не мешала, сказывался богатый жизненный опыт. – Старый план всегда один. Тихо прийти, взять всё самое ценное и уйти по-антийски, то есть, не прощаясь.

– Поэтому тот ход, что от функов ведет, нам не подходит, – подтвердил Медвежонок. – Уход под землю на глазах у изумленной публики чересчур экстравагантен даже для заслуженных артистов Большого Хортицкого Цирка.

– Чего-чего? – из всей фразы Вилли понял не больше трех слов.

– Так одна наша хорошая подруга выражается, – пояснил Коготь. – Мы вас обязательно познакомим на обратном пути.

Вилли был не против познакомиться с хорошей подругой новых товарищей, даже если она так странно выражается, но высказать это вслух не мог, опять добрался до богатого на ягоды места.

– Потому, хоть тот путь и короткий, но… – мохнатая рука высунулась из куста и покрутила в воздухе кистью. Или это была нога? – Да и в Северной башне делать вообще нечего. Проще ворваться в замок на лихих конях, оставляя за собой изрубленные тела и выжженную землю.

– А?… прошамкал Вилли.

– Кони у нас недостаточно лихие, – снизошел Коготь. – Потому пойдем отсюда. Хоть ты и утверждаешь, что эта дыра самая узкая, грязная и длинная, но мы не ищем легких путей!

– Еще она открывается долго, – возразил Вилли, даже перестав ради этого жевать. – Там надо на камни нажимать, а потом стена поворачивается…

– Ну должны же быть у этого хода какие-то минусы, – пожал плечами старший. – Зато выводит у самой темницы. Сам подумай, что нам делать в другом углу замка? Или в камине гостевых покоев? Там же уже других гостей разместили! К чему людей тревожить? Особенно если они растопили камин. Ты точно знаешь, что двери на киче деревянные?

Тюрьмы как таковой бароны фон Кох не содержали, предпочитая скорый суд и мгновенное воздаяние кнутом на конюшне. Но пару запирающихся каморок в подвалах имели. Мол, и мы не хуже других! Впрочем, братьев это не удивило.

– Угу! А зачем летом камин топить?

– Люди очень странные создания, – Коготь начал выбираться из куста. – Пошли! Темнеет уже.

– Ладно, после доедим, – Медвежонок с явной неохотой последовал за братом.

Под землей пришлось пыхтеть целый час. Наконец, шедший первым вильдвер остановился и протянул руку назад, притормаживая Вилли.

– Здесь?

Мальчик нажал нужные камни. Потайная дверца бесшумно скользнула в сторону. Медвежонок принюхался, от усердия даже чуть задрав морду вверх, и махнул рукой.

– Чисто!

Они уже были в подвале, просто дверь в темницу находилась через три поворота. Коготь кивнул, и братья малозаметными тенями заскользили вдоль стен. Вилли двинулся следом, стараясь не шуметь. В родном замке это получалось куда лучше, чем в лесу. Поворот. Второй.

Медвежонок поднял руку. Все замерли. Спереди донесся душераздирающий визг…

Стражники перед массивными дверями замковой темницы заранее настроились на скучнейшее времяпровождение. Долбаные святоши не нашли лучшего времени для ловли Зверей, а сержант, чтоб ему после смерти икалось в заднице Нечистого, выбрал в караул именно их! Наверняка эта скотина Пфайфер мстит Уве за ту рыженькую маркитантку. Сержант сам виноват, не хрена было жмотиться, рыжая стерва дорого берет, но зато в возке тако-ое вытворяет!.. А тут стой как дурак под дверью, ни возка, ни рыжей… А Питер попал за компанию…

Уве оглушительно зевнул и с удивлением уставился на вынырнувшую из коридора парочку. Мальчонка лет шести в бархатном костюмчике, сафьяновых сапожках и с маленьким, но настоящим мечом на поясе. И семилетняя девчушка в обычной льняной кофте и такой же юбке, но вся одежда с оборочками. Ну прямо господин с экономкой пожаловали! Только два локтя в прыжке!

– Открывай! – скомандовал мальчишка. – Я забираю пленников!

Уве аж рот раскрыл от удивления. Зато Питер не растерялся:

– Чей приказ?

– Я – барон фон Кох! – сквозь зубы цедил мальчишка, приняв горделивую позу. – И хочу забрать свою няню! А ты должен мне подчиняться, кнехт! Немедленно открой дверь!

– А в рот тебе не плюнуть? – отмер Уве.

– Да как ты смеешь, быдло! – взвился мальчишка. – На конюшне запорю!

– Какой грозный! – скривился кнехт. – Ты, сопляк, никто, и звать тебя никак! Здесь теперь командует Орден Светочей веры. А за пособничество Зверям… – он гордо глянул на напарника: какие, мол, слова знаю, – полагается смерть. Как думаешь, Питер, смогу я развалить этого щенка одним ударом, а?

– Не торопись, – второй охранник с трудом сдерживал смех. – Это, и вправду, баронский младшенький.

– И что? Может, ему еще и Зверей отдать?

– Пусть благородные сами разбираются. А эти пока посидят со своей нянькой, раз им так хочется, – Питер подхватил наглого барончика под мышку и заколотил сапогом по дереву. – Открывай, парни, принимай пополнение.

Уве схватил отчаянно завизжавшую девчонку и попытался зажать ей рот. Зубы у паршивки оказались удивительно острые.

Олухи внутри чесались минут пять. За это время вредная девка чуть не отгрызла кнехту пальцы. Попытки врезать этому отродью Нечистого по голове успеха не принесли: девка извивалась, как змея на сковородке, и визжала, будто ее не бьют, а режут. Одна рука девкой и занята, а вторая… Да и последняя пинта пива явно оказалась лишней. Влепив со всего размаха себе в бок, Уве бросил попытки оглушить девку, зато додумался заткнуть ей рот подолом ее же юбки. Как выяснилось – зря. Паршивка умудрилась вслепую найти деревянным башмаком самое чувствительное место на теле кнехта. Вообще-то это было уже третье попадание, но наиболее удачное. Или, наоборот, неудачное, смотря с чьей точки зрения. От боли Уве чуть не выпустил добычу!

Но с той стороны двери, наконец, раздались шаги, неразборчивое кряхтение и хриплый голос недоуменно поинтересовался:

– Чего ломишься, мать твою козел с рогами имел?!

– Хорош спать на посту! – заорал Питер, добавляя эпитеты, многократно перекрывающие всё, что могли сказать изнутри: барончик тоже брыкался неслабо. – К нам премия пришла!

– Какая премия? – живо поинтересовался хор сразу из трех голосов.

– Денежная, вашу дедушку! – взревел Уве, пытаясь скрючиться, защищая больное место. – Открывай давай! Она же брыкается!

– Кто брыкается? – недоуменно спросили за дверью.

– Премия! – зарычал Питер. – Вашу Господу в душу через задницу Нечистого, свиное отродье!

– Вы как хотите, парни, – после недолгого молчания раздалось изнутри, – но я должен это видеть!

Послышался звук отбрасываемого засова, и дверь открылась. А за долю мгновения до этого Уве обернулся. Последнее, что кнехт увидел в своей жизни, был метательный нож, летящий ему в глазницу.

Коготь бросал с двух рук. Медвежонок рванулся вслед за ножами и, перепрыгнув через падающих охранников, влетел в открывающуюся дверь, ногой откидывая в сторону стоящего на пороге толстяка. Правый кулак влепился в челюсть второго кнехта, левая рука вломилась в грудную клетку третьего и с противным чмокающим звуком, словно сапог из трясины выдернули, вернулась обратно. Вильдвер перекатился, уходя от возможной атаки, и обнаружил, что больше драться не с кем.

Медвежонок высунулся обратно:

– Чисто!

– Это у нас кто? – спросил Коготь, вытаскивая из-под тела с ножом в затылке мальчишку лет шести.

– Маленький барон. И Сабина, – сообщил Вилли. – А вы откуда здесь взялись?

– Если я правильно понял, твои друзья решили спасти узников, – хмыкнул Коготь. – Полный замок малолетних отморозков!

– Кого? – переспросила внучка экономки и сглотнула, обнаружив, что лежит на трупе с торчащим из глазницы хвостовиком. В половине локтя от лица девочки.

– Самоубийц, мечтающих сгореть в Очистительном пламени! – разъяснил старший. – Быстро по кроватям. И вы сегодня нигде не были, ничего не видели и спали всю ночь, как убитые!

– А вы кто? – барончик будто и не услышал.

– Кони в пальто! – выругался Коготь. – Спасательный отряд батьки Перуна! Быстро по постелям! Нам еще из замка выбираться!

И скользнул внутрь, таща за собой Вилли.

– Это, Кукушонок, у моего брата называется «чисто»! – Коготь укоризненно посмотрел на велета, счищающего с когтей левой руки ошметки чего-то красно-сизого, аккуратно обошел лужу вокруг расколотой головы кнехта, перерезал горло толстяку, судорожно пытавшемуся собрать выпавшие из разорванного когтями живота кишки. – Вот за это нас и называют Зверями.

– Ты же не вильдвер, – прокашлял Вилли, отчаянно борясь с тошнотой.

– А толку? – тоскливо пожаловался Коготь. – Вильдвер только брат, а Зверями зовут обоих. Нам даже оружия не дают. Ножи, и те самим добывать приходится.

– Ты бы не к пустякам придирался, – Медвежонок скорчил обиженную гримасу, – а подсказал, какую дверь ломать!

– Обе! Ты же у нас грубая мохнатая сила.

Вильдвер оглядел замок на засове камеры, махнул рукой и одним движением вырвал тяжелый брус вместе с петлями. Только болты скрипнули, вылетая из косяка.

– А функ тут откуда?

– Это отец Алоиз, – сообщил возникший рядом маленький барон, а стоящая за его спиной Сабина подтверждающе закивала, зажимая обеими руками рот. – Новый пастор.

– Вы еще здесь?! – возмутился Коготь. – Не понимаете, что ли?! Вы же нас подставляете!

– Что мы делаем? – не понял дворянчик.

Старший вздохнул и, стараясь быть спокойным и убедительным, разъяснил:

– Если вас увидят – сожгут. Придется забирать вас с собой. А еще Вилли и Анна с ребенком. Мы не сможем уйти от погони. И погибнем все. Понятно?

– Понятно, – серьезно кивнул барон. – Мы сейчас пойдем. А что будет со святым отцом?

– С каким святым отцом? – спросил Медвежонок, отрывая дверь второй камеры.

– Ну – там… – маленький барон махнул рукой.

– Там никого нет, – ухмыльнулся Коготь. – Замку опять нужен пастор.

Маленький барон понимающе кивнул:

– Отец Алоиз говорил, что всегда мечтал увидеть настоящего Зверя.

– Его мечта сбылась! – сообщил Медвежонок. – Тут они! Кукушонок, объясни маме диспозицию!

– Чего объяснить? – не понял Вилли.

– Всё объясни, – Коготь подтолкнул мальчика в спину. – Нас она не знает, испугается!

Мальчик, наконец, взял себя в руки и бросился внутрь. Женщина сидела на узкой скамейке у стены, кормила младенца и негромко напевала колыбельную. Словно и не в тюрьме, и не падают вырванные двери, не корчатся в конвульсиях порванные когтями охранники… Как будто дома, в семейной каморке… Только глаза совсем пустые…

– Спи, дочурка малая, спи, моя хорошая, – пела мама и от ее монотонного, неживого голоса волосы на затылке Вилли встали дыбом. – Скоро Вилли к нам придет…

– Мама! – мальчик бросился вперед и замер. Взгляд женщины прошел сквозь него, как через пустое место.

– Скоро папа к нам придет… – пела Аннет.

– Мама! Это я, Вилли! Я пришел! Мама!

Женщина подняла голову. В глазах появилось осмысленное выражение:

– Вилли? Вилли! А где Руди? Где папа, Вилли?

– Он ждет вас в лесу, – выступил вперед Коготь. – Попросил нас прийти за тобой, Аннет.

– А почему он не пришел сам? – услышав чужой голос, женщина вздрогнула. Взгляд снова начал уплывать.

– Он ранен, Аннет, – ласково сказал Коготь. – Не опасно. Мы с Вилли пришли забрать тебя и дочку и отвести к Рудольфу. И всё будет хорошо! Пойдем, милая, пойдем с Вилли! Надо уходить! Ты же не хочешь здесь оставаться…

– Мама, пойдем, – подключился мальчик. – Пойдем к папе!

Словно присоединяясь к просьбе, хныкнула малышка. Женщина резко наклонилась к дочке, приложила ее к груди и запела:

– Скоро папа к нам придет… Скоро Вилли к нам придет…

– Задница Нечистого, – сплюнул Коготь. – И что делать?

– Аннет! – голос маленького барона лязгнул металлом. – Быстро берешь ребенка и идешь с Вилли и этими людьми! И во всем их слушаешься!

– Да, господин барон, – мама встала и поклонилась. – Куда идти, господа?

– Веди ее за руку, Кукушонок! – шепнул Коготь, выскакивая из каморы. – Уходим! И так задержались!

Обратно шли медленно. Братья скользили впереди, остальные были где-то рядом, но мальчик не обращал на них внимания. Аннет едва переставляла ноги, как будто не просыпалась, и Вилли вел ее, гладя руку и шепча всякие ласковые слова, сам не понимая, что именно говорит. У потайного хода Коготь обернулся к маленькому барону:

– Вам куда?

– Дальше. Там поворот в донжон. Недалеко уже.

– Пошли, провожу, – Коготь сделал знак брату. – Заодно на шухере постою!

Медвежонок кивнул и потянулся к камням. Коготь, маленький барон и Сабина исчезли за поворотом. Вилли начал про себя считать. На десятом счете камни задвигались. Мальчик шагнул вперед, потянул маму, и в этот момент сверху раздался заливистый птичий пересвист. А еще через мгновение Медвежонок втолкнул женщину внутрь и влетел следом, дергая заслонку на себя, словно пытаясь закрыть ее силой. А может, так оно и было, просто древний механизм успешно противостоял любым рукам. Вильдвер обернулся назад и замер, готовясь к драке.

Издалека доносились крики, бряцанье железа, чья-та ругань. Шум начал удаляться, потом приближаться, но тут ход, наконец, закрылся, отрезая беглецов от коридора.

– Пошли, – выдохнул Медвежонок.

– Куда? – не понял Вилли. – А Коготь?

Он догонит, – вильдвер отошел немного вперед и зажег факел. – А нам уматывать надо. И как можно быстрее!

Интерлюдия

Человеку свойственно ночью спать. А днем работать. Или развлекаться, если за тебя работают другие. Но ночью спать. Большинство так и делают. Бывают, конечно, и те, что работают ночью, а днем отсыпаются. И необязательно те, кто не в ладах с условностями, принятыми в обществе. Мало ли разных дел, требующих ночного образа жизни. А еще существуют те, кто вынужден не спать ни днем, ни ночью. Например, следить за очень беспокойной компанией, готовой в любое мгновение сорваться с места и броситься неизвестно куда. Сегодня, для разнообразия, уйти после заката под землю. Человек, удобно устроившийся в развилке большого дерева, предполагал, где выйдут на поверхность наблюдаемые. Но и только, следовать за ними не требовалось. Задача, единая для троих, проще и сложнее одновременно. Сидеть и ждать возвращения. Просто сидеть и ждать.

* * *

Три человека в накидках невидимок не сводили глаз с ворот спящего замка. Пока там тихо и спокойно, но в любую минуту может потребоваться… А может и не потребоваться. В последнем случае не стоит себя обнаруживать. Просто поглядеть, что к чему. Может, не будет ничего и ни к чему. А пока сидеть и ждать. Просто сидеть и ждать.

* * *

Две фигуры в просторных, но невероятно грязных на вид, портах и рубахах вынырнули из стены коридора на втором уровне донжона, на мгновение замерли, прислушиваясь, и скользнули к стенам, сливаясь с ними в не различимое взглядом целое. Возможно, сегодня еще придется заявить о себе. Но пока тихо. А значит единственное, что требуется – сидеть и ждать. Просто сидеть и ждать.

 

Глава 31

Коготь разве что вслух не ругался, хотя отдавал должное храбрости девчонки и маленького барона. Правда, подозревал, что дело не в смелости, а в глупости. Не понимали детишки, во что ввязываются. Функам плевать и на возраст, и на происхождение. Пособников вильдверов жгут поголовно. Вместе с членами семей и челядью! Эти идиоты подписали смертный приговор всему населению замка! Не подоспей они с братом вовремя…

Конечно, в итоге с дверью удачно получилось. Сами открыли, да еще вплотную подошли, чихнуть не успели, а Медвежонок уже всех троих порвал. Вот только потом времени потеряли… Кто же ожидал, что Аннет сошла с ума! Да еще эти недоумки не слушаются! Нет чтобы спрятаться и не отсвечивать! Стоило бы проводить неуемную мелкоту до дверей спален, но времени и так нет.

– Нам сюда, – дворянчик показал на уходящий влево и вверх коридор. – А ты уходи, а то мало ли…

– Давайте-ка сами по кроватям, – шикнул на него Коготь. – Пока вы тут гуляете, и мы уйти не можем.

– Уже спим, – шепнула девочка, и дети почти побежали по коридору.

Коготь проводил их взглядом, развернулся обратно… и замер. По основному коридору кто-то шел. И не один. Судя по голосам, увлеченно обсуждающим прелести некоей Мари, человек пять. «Смена, – мелькнуло в голове. – Пятеро охранников и старший на разводе».

Парень на мгновение задумался, прокручивая варианты. Бежать к основной группе нельзя, враг слишком близко, вход не успеет закрыться. Просто пропустить, а после прокрасться к выходу – тем более, брат учует чужих слишком поздно, эти коридоры – не лес, где нос вильдвера за версты запахи различает. Тогда что? Можно подумать, есть выбор!

Коготь прижался к стене коридора, в котором скрылись дети, пропустил функов, скользнул обратно и, отправляя в полет пару ножей, оглушительно засвистел на птичьем: «Общая тревога! Немедленно уходи! Уведу погоню!» Как тяжело давался им этот язык в остроге! Это же надо придумать: вместо нормальных слов переливчатые трели! Но ведь, и вправду, громче! Вот и пригодилось!

Бросать вторую пару ножей Коготь не стал. Всех не перебьешь! Его задача увести погоню за собой, дав брату время для закрытия входа, а потом затаиться и тихо выбраться из замка. Коготь метнулся в «детский» коридор, повернул в первое попавшееся ответвление, пронесся через какой-то зал, взлетел по лестнице, обрушивая за собой стоящие с обеих сторон доспехи и плошки со светильниками, успев порадоваться раздавшемуся внизу мату и лязгу железа, сбил выскочившего откуда-то сбоку кнехта, не забыв полоснуть по горлу, вновь свернул в какую-то пыльную узость…

За спиной грохотала погоня, раздавались крики, звон оружия, топот множества ног. Коготь обернулся, но никого конкретно не увидел. Похоже, погоня отстала. Хорошо, но мало толку. Сейчас пройдет первый ажиотаж, или проснется начальство, и начнут искать всерьез. Расставят патрули на всех перекрестках, прочешут помещения частой гребенкой… До этого момента надо либо выбраться наружу, либо спрятаться там, где никто не будет искать.

Вот только где и как? Вилли бы спрятался. Вот только рассказывать Кукушонок не мастак. А о карте или плане и вовсе понятия не имеет. Так что от его объяснения сейчас толку мало! К известному ходу не пробиться, там сейчас самая суматоха, все жмуры вокруг загорают. Остальные днем с огнем не найти. Единственный – который из камина. Гостевые покои обычно на третьем этаже донжона. Где-то там и надо прятаться… В последнюю очередь будут искать, где всякое начальство живет. Словом, туда. И тихо, раз сейчас никто не видит. Пошумел, и хватит.

Прижимаясь к стене, Коготь выскользнул в какой-то здоровенный зал, прикинул шансы пересечь его, пока никого нет, глянул вверх и, усмехнувшись, полез по богато украшенной лепниной стене. Через минуту, улегшись на потолочной балке, парень с интересом следил за ворвавшимися в помещение двумя отрядами кнехтов, на повышенных тонах выясняющими, кто есть кто. К сожалению, до схватки дело не дошло. Зато Когтю хватило времени разобраться с окружающими конструкциями. Здоровенные брусья, вырезанные, казалось, из цельных бревен, не производили впечатления чисто декоративных. Но и ничего, на них опирающегося, парень не обнаружил. Зато разглядел в дальнем конце зала что-то типа окна, ведущего наверх и вбок. То есть, не окна, конечно, больше всего это было похоже на чердачный лаз. Если бы находилось поближе к крыше, а не в середине башни. Под шум разгорающейся внизу ссоры Коготь прополз почти половину пути. Потом пришлось затаиться. Кнехты всё же выяснили, что воюют на одной стороне и ловят одних и тех же, правда непонятно кого, и дружно бросились продолжать поиски. Впрочем, много времени это не заняло, внизу никого не было, а наверх никто и не глянул. И правильно, заметить распластавшегося на толстенном бревне парнишку было практически невозможно.

Сдвоенный отряд умчался куда-то в глубину замка, и Коготь, пользуясь временным одиночеством, благополучно добрался до лаза. И вовремя. Старший очередной десятки оказался умнее предыдущих:

– Прочесать здесь всё! – десятник задрал голову к потолку. – И этот частокол – тоже! Там стадо спрятать можно!

Не дожидаясь выполнения команды, Коготь нырнул в дыру и обнаружил, что она всё-таки оказалась окном! Во всяком случае, для обитательниц каморки, в которой оказался парень. А что вела не на улицу, а в огромное помещение, так мало ли у кого какие причуды? А может, и есть в этом некий скрытый для простых смертных смысл. Одна из хозяек помещения была стара и седа, вторая, судя по занимаемому месту на кровати – совсем мала. Главное – обе спали, еле слышно посапывая. Судя по размеру комнаты и обстановке, к благородным старуха не относилась, но месторасположение помещения заставляло выделить бабку из числа обычных слуг. Да и висящий на стенке наряд с оборочками… Где-то Коготь такие оборочки уже видел… И совсем недавно… Господь с ними, лишь бы не проснулись, убивать старуху не хотелось категорически, а уж ребенка…

Парень, чуть приоткрыв дверь, рассматривал подозрительно тихий коридор.

Три двери в стене напротив. Между ними гобелены и зеркала, в которых отражаются двери этой стены. Тоже три плюс бабкина. Снова гобелены. Зеркал нет. В конце коридора лестница. Видно, что можно пойти наверх. Наверное, можно и вниз. Огромные вазы. Или кадки? Не цветочки же в них стоят, целые деревья растут.

Это может быть уже и третий ярус! Тогда главные гостевые покои – за самой большой дверью по центру напротив. Недаром возле нее охрана. И не обычные кнехты, функи! Даже плащи не сняли, уроды, отсвечивают белыми пятнами! Осталось пройти через них, разобраться с обитателем комнат и нырнуть в камин. И всё это сделать тихо и незаметно, ага! Еще бы уточнить…

– Коготь?

Парень резко обернулся. Девчонка проснулась и сидела на кровати. Да какое проснулась, она и не засыпала небось! Вот ведь в каждой бочке затычка.

– А где все?

– Тихо! Они далеко! И я скоро уйду!

Сабина решительно закивала, слезла с кровати и потопала к двери.

– Где здесь главные гостевые покои? – прошипел Коготь

Девочка ткнула пальчиком в самую подозреваемую дверь.

– Только там святого отца поселили, – шепнула она. – Такой важный!!!

– Разберемся…

Отслеживаемые двери распахнулись, и в коридор выглянул мужчина в расстегнутом камзоле поверх белоснежной рубашки, в сапогах и с мечом на поясе. Словно и не ложился. А может, так и было.

– Что происходит? – недовольно спросил вышедший.

– Какой-то шум внизу, святой отец! – доложил один из охранников. – Там кто-то с кем-то дерется, но мы не знаем кто!

– А здесь что? – святой отец направился к дверям в каморку.

Сабина оттолкнула Когтя и шагнула в коридор. Как была, в ночной рубашке и с распущенными волосами, елозя тонкими ручками по глазам и широко зевая:

– Ой! Дядя, а почему все шумят?

Вельможа скривился, словно глотнул прокисшего вина, ногой пнул девочку, отбрасывая обратно, и рявкнул:

– Взять!

Интерлюдия

Кусты малины шевельнулись, и из них кто-то выполз. Еще. И еще. Человек на дереве даже приподнялся, сосредоточенно осматривая прибывших. Нет, не ошибся, одного не хватает. Указание на такой случай есть – действовать по ситуации. А с ситуацией всё неясно. Мда… Ситуация!

* * *

За воротами раздался невнятный шум, затих, снова взвился в воздух, рассыпаясь на гул голосов, лязг команд, бряцанье металла. Чуть позже прибавилось конское ржание и лай вездесущих собак. Шум то нарастал, то затихал, но лязгающего звука опускающегося моста не слышалось. И ворота оставались закрытыми. Тройка коротко переглянулась и снова уставилась на замок, ощупывая глазами стены. Всё равно, пока не откроют ворота, сделать ничего нельзя. Мда… Ситуация!

* * *

Громкий переливчатый свист спугнул тишину, обиженно взорвавшуюся криками, лязгом оружия, топотом ног. Звуки летели со всех сторон, сбивали с толку, мешая понять, что где происходит, и требуется ли вмешательство и какое. Двое у стены не шевельнулись, но очень внимательный и тренированный взгляд мог бы уловить незначительное изменение их фигур. Группа кнехтов, вбежавшая в коридор, не успела даже достать мечи. Две фигуры замерли среди разорванных на куски тел. Куда бежать, если крики и лязг мечей доносятся и сверху и снизу? Мда… Ситуация!

 

Глава 32

Фридрих фон Каубах поднял руки над головой, с хрустом потянулся и откинулся на спинку кресла. Этот сумасшедший день, наконец, завершался. Ранний выезд, утомительная дорога в полном облачении… Из-за этого дурацкого церемониала не успели проскочить по утреннему холодку, и пришлось париться в латах по самой жаре. Прибытие в замок фон Кохов, идиот Алоиз со своей никому не нужной инициативой. Конюха вполне можно было сжечь месяцем или двумя позже, когда войска Ордена уже будут победным маршем идти по сварожским землям, сея смерть и разруху. К чему устраивать Охоту сейчас, когда на подходе сварожское посольство, где Зверей – каждый второй, не считая первого?! Да еще с таким шумом и грохотом?! Фон Каубах поморщился от воспоминаний. А сколько времени отобрало идиотское разбирательство по этому поводу? Его, командора восточной резиденции, личного времени!

А в итоге то, что планировалось сделать еще до заката, еле-еле закончено к рассвету. Хотя нет, до рассвета еще есть пара часов. Или немного меньше. Надо бы поспать хоть немного… Только убрать со стола… Или Нечистый с ним, до утра потерпит? Наводить порядок Фридрих не любил. Сначала тратишь время на перекладывание бумажек с места на место, а потом на поиски этих самых мест и, соответственно, бумажек. Или как предстоит сейчас: скинуть всё в один мешок, а когда придет нужда, рыться в этом мешке, разыскивая нужный свиток. Нет, точно подождет! Это не письма, летящие на соколиных лапках в непредставимые дали, чтобы привести в движение неисчислимые людские массы…

Фридрих встал и прошелся по кабинету. Да, пожалуй, спать. Разве что глянуть, не ждет ли кто в коридоре, не пропущенный верной охраной. Фон Каубах открыл двери, выглянул наружу и почувствовал, как волосы на затылке становятся дыбом. Уши командора еще не различили слабый перезвон оружия вдалеке и топот множества сапог, ноздри не уловили еле ощутимый запах гари, а какое-то неизвестное чувство подсказало: что-то не так. Неправильно.

– Что происходит? – фон Каубах недоуменно повертел головой.

– Какой-то шум внизу, святой отец! – доложил брат Хорст. – Там кто-то с кем-то дерется, но мы не знаем, кто!

Взгляд Фридриха обежал коридор и зацепился за приоткрытую дверь напротив. Кажется, каморка экономки, фон Кох что-то говорил. Но почему открыта? Чтобы любой непорядок разбудил старуху, и она разобралась с неприятностями раньше, чем проснутся благородные вельможи? Странно… Предчувствие било набатом.

– А здесь что? – командор сделал шаг. Всего один шаг.

Дверь открылась и из темной комнаты шагнула заспанная девочка лет семи, отчаянно трущая глаза.

– Ой! Дядя, а почему все шумят?

Возможно, три года назад, Фридрих повел бы себя по-другому. Но после Лукау граф фон Каубах не любил детей. Точнее: ненавидел и боялся. Да, именно боялся. И тут нечего стесняться: получив обещание Зверя, забудешь, кому сколько лет, и начнешь шарахаться от каждой тени, и хвататься за меч при любом шорохе. И хотя между темноволосой девчушкой в ночной рубашке и светловолосым зверенышем из прошлого не было ничего общего, кроме возраста, Фридриха захлестнула волна ярости. Столь сильная, что командор даже не сумел толком ударить. Получившийся неуклюжий пинок еще больше разозлил фон Каубаха, заставив рявкнуть в полный голос:

– Взять!

Дальнейшее уложилось в считанные мгновения. Неестественно и страшно всхлипнул брат Адальберт, мешком оседая на каменный пол перед командором; шагнувший в дверной проем брат Хорст, захрипев, повалился вперед; а через падающее тело перепрыгнул смутно знакомый белобрысый мальчишка лет тринадцати с ножом в руке и, прежде чем Фридрих успел осознать происходящее, с нехорошей усмешкой прошипел:

– Ты помнишь моего деда, Мистфинк?! Теодора Рваное Ухо?!

Руки опытного бойца действовали независимо от паникующего сознания, и меч фон Каубаха взлетел и рванулся влево-вниз, стремясь развалить оживший кошмар от плеча и докуда хватит силы. Однако то ли сковавший сознание ужас заморозил мышцы командора, то ли мальчишка, даже не оборачиваясь, оказался нечеловечески быстрым, но мощный удар поразил пустоту. И в то же мгновение острая режущая боль пронзила левый бок, нырнула вглубь и разлилась по груди, заполняя тело. Ставший непомерно тяжелым меч вырвался из рук и глухо звякнул об пол, стены коридора закружились во всё убыстряющемся ритме, и перед меркнущим сознанием Фридриха встал пылающий родовой замок, реющий на горящей башне флаг с черным медведем, который последний граф ни разу не посмел поднять за прошедшие со дня смерти отца три года, и сотканное из огня лицо Готлиба фон Каубаха, презрительно глядящего в глаза наследнику. «Мистфинк!» – пренебрежительно выплюнуло пламя, ослепительно сверкнув напоследок, и наступила темнота.

* * *

Коготь даже не ожидал, что мечта брата исполнится так легко. Кинжал в брюхо риттеру, неосторожно сунувшемуся почти вплотную; бросок из-за его плеча во второго функа, тоже не ожидающего нападения, с одновременным уходом с линии падения первого, прыжок в коридор и брошенная главному штымпу фраза. Не ради фраерского выпендрежа, а чтобы ошеломить противника, сбить с толка: пусть думает, что имеет дело с вильдвером. Уклониться от неплохого, но легко предсказуемого удара, выходя на удобную позицию, и проникающий слева между пятым и шестым ребрами. И на всякий случай уйти в сторону: не всегда противник понимает, что уже умер. Легко и просто, Кошмарик бы даже не похвалил, хотя Коготь комбинацию выполнил идеально, словно отрокам в Хортице показывал. Парень поймал себя на мысли, что и рассуждает как на тренировке: сплошь острожные термины, ни слова на фене. Само слово «термины» тоже оттуда.

Пока мысли пели хвалу выполненной работе, тело не останавливалось ни на минуту. Пробил всем троим головы, чтобы случайно не оклемались. Предварительно вытащил первого в коридор, но не до конца, чтобы макитра* пришлась на то место, куда натекла кровь с киньки*. Этому чердак рассадил вдребезги, мол, крышей внутряк отначил*, когда сковырнулся. Подумав, вышиб у главаря ошары*: вроде слышал, что функи с убитыми вильдверами так поступают. Мысли, как начал лепить горбатого, вмиг на базар соскочили!

Закончив со жмурами, повернулся к девчонке. Та смотрела во все глаза. Живая и вроде здоровая. Только дорожки от слез по щекам. И ведь не пискнула ни разу! Кремень девка!

– Ты как, малая?

– Нормально… – с трудом сдержав всхлип, выдавила Сабина.

– Эх, кроха, тебе бы в Хортицу на обучение… – вздохнул Коготь. – Чтобы ни один урод пнуть не смел. Воинский характер! Выдержишь еще одно дело?

– Какое?

– Считать умеешь? До ста?

– Только до двадцати, – грустно вздохнула Сабина.

– Как я в покои войду, сосчитай пять раз до двадцати. А потом сядь на своей кровати и визжи как можно громче. А если кто раньше появится – сразу начинай визжать. И кто бы чего не спрашивал, не отвечай. Только плачь и визжи. Поняла?

Девочка кивнула:

– И плакать можно?

– Нужно! – улыбнулся Коготь. – В своё удовольствие! Только никому ничего не рассказывай. Истерика у тебя!

– Кто у меня?

– Тебе страшно, больно и хочется кричать, ага?

– Ага! – Сабина улыбнулась. – А ты меня отвезешь в эту… где учат?

– Если сложится – обязательно. Всё! Пока!

Коготь пулей пролетел коридор, взгляд обежал комнату. Шкаф, большой стол, кадковаза… Любят владетели деревья в помещениях держать. Где камин? А что за бумаги на столе? Пробежал глазами по первому попавшемуся листу. Похоже, тайным языком написано… Задница Нечистого, важные, небось, бумажки! А это что? Книжица-разгадчик! Дернул дверцы шкафа, схватил какую-то рубаху, в мгновение ока соорудил подобие походного мешка, нарезав ремней прямо из подола, сгреб всё со стола, бросился в соседнюю комнату. Камин был тут. Большой, взрослый пройдет не сгибаясь. И холодный. Коготь нырнул внутрь, повернулся налево и полез вверх по трубе, пока не нащупал отверстие, про которое говорил Кукушонок. Вот ведь проныра, как он его нашел-то! Нащупал ногой пол, сделал шаг, второй и улыбнулся, услышав донесшийся через две двери оглушительный визг.

* * *

– Девятнадцать, двадцать, – сосредоточенно считала Сабина, сидя на кровати. – Четыре раза. Раз, два, три…

– Ну и шо высчитываешь, скаженная? – не вставая с постели, ворчливо спросила Фрида. – Хитер твой приятель, только сопляк сувсем! Ты визжать будешь, а я, значится, ушами хлопать?! Какой же олух поверит, что старуха так задрыхла, шо не услышала, как здоровые бугаи бошками двери выносят?! Я-то проснулась, ще када он в окошко перся! Думала, смертушка наша пришла! Ан нет, жалостивый душегуб попался!

– Коготь хороший, бабушка! – заступилась за нового (а, может, уже старого) знакомого Сабина. – Они с Медвежонком Вилли спасли. И Аннет с младенчиком из кичи забрали…

– С кичи, значит? – усмехнулась Фрида. – По фене ботают, кнехтов режут, как Клаус баранов к концу Великого Поста… Арестантов с тюрьмы таскают… А шо за Медвежонок такой?

– Он такой же, как Коготь, только вильдвер.

– Вот тока Зверей ще не хватало! – экономка тяжело вздохнула. – Не в мать ты пошла, Сабинка, в бабку! Та тоже вечно путалась с карниками всяческими, на коих клейма ставить негде! Ладно, внучка, делай, шо твой Коготь баял: молчи, как рыба об лед, а чуть шо – в слезы! А щас давай в уголок, обнимаемся, плачем и орем, шо есть силы. Пора вже, сбег твой коханый! _______________ * Чердак, макитра, крыша – голова (феня) * Кинька – живот (феня) * Крышей внутряк отначил – головой дверь открыл (феня) * Ошары – здесь клыки (феня).

Интерлюдия

В рассветных сумерках из зарослей малинника вынырнул кто-то невысокий. Скользнул к пришедшей ранее группе. Обнялся с единственным неспящим. Человек на дереве вгляделся и облегченно вздохнул: тот самый, недостающий. И вроде без хвоста. Человек скользнул вниз и двинулся прочь, последят и вдвоем, его задача – сообщить результаты ночного бдения…

* * *

Ворота так и остались закрыты, а мост поднят. День всё громче заявлял свои права. Тройка, просидевшая на опушке всю ночь, тихо растворилась в лесу. Хоть им и нечего сказать, все равно обязаны сообщить результаты ночного бдения…

* * *

Количество носившихся по коридорам вооруженных людей постоянно увеличивалось. Воевать со всеми не представлялось возможным. Да и нужным не было. Не требовался даже допрос, чтобы уверенно сказать: никто ничего не знает и не понимает. Переполошивший весь замок женский визг дал надежду на какую-то ясность, но плотность кнехтов на подходе к источнику звука превышала все мыслимые пределы. Двое переглянулись и двинулись к боковому коридору второго яруса донжона. Предстояло еще узнать результаты ночного бдения…

 

Глава 33

Бейлиф смотрел на барона. Барон на бейлифа. Взгляды обоих выражали невозможную смесь торжествующего предвкушения палача-садиста с всепоглощающим ужасом перепуганной жертвы. Оба понимали, что один из них окажется виноватым. А второй… Второму судить первого. Если это получится сейчас, до приезда кого-нибудь размером побольше обоих… Тогда жертвами могут стать оба.

Силы были равны. Еще ночью замок полнился святыми братьями и лояльными Ордену кнехтами владетелей, но после смерти командора барон умело воспользовался ситуацией. Первым делом поднял по тревоге свою стражу и в мгновение ока организовал и провел обыск замка, заодно вышвырнув из него всех вооруженных, не знакомых ему лично. Бейлиф, всю ночь разбиравшийся в очередном конфликте между виконтом де Хрен-его-знает-как-зовут и баронетом фон Фиг-запомнишь-имя, примчался к шапочному разбору. Самого брата Иоганна пред светлы очи барона фон Кох пропустили, не забыв часочек продержать на входе, а свиту так и оставили за стенами.

Сейчас бейлиф оценивал шансы в боевом противостоянии как одинаковые. Сил у барона несравненно меньше, зато они расположены куда выше. Да и не факт, что владетели, чьи войска составляли большую часть армии Ордена, захотят штурмовать родовое гнездо своего собрата по приказу какого-то бейлифа. Был бы жив командор, но… Однако и барон понимал, чем кончится схватка с Орденом. Не сейчас, так через месяц или два. Но скорее, в течении недели. Так что надо решать словами!

– Итак, барон, – первым прервал молчание Иоганн, – объясните, что это значит? На каком основании Вы выгоняете из замка воинов Пречистой Церкви?

– На основании их полной некомпетентности! – отрезал барон. – Больше столетия у нас не было никаких происшествий. Даже во время хлебных бунтов сервы фон Кохов не пошли под знамена со скрещенными костями! Но с того момента, как в наши владения набилась ваша так называемая армия, ни одной спокойной минуты! Почему Вы не были ночью в замке, святой брат? – хозяин уставился на гостя, вроде бы делая паузу, но вставить слово тому не дал. – Можете не отвечать! Утихомиривали сыновей каких-нибудь столичных шишек, выясняющих, у кого из них что толще! И утихомирили, благодаря тени командора за спиной! Это происходит постоянно и непрерывно! Только теперь граф мертв, и чьим именем Вы собираетесь держать в руках эту камарилью, совершенно непонятно! А в первую же ночь нахождения в замке…

– Это у Вас порядок? – перебил разошедшегося собеседника бейлиф, понимая, что дальнейшее молчание лишь усугубляет его положение. – Просто Вы скрываете всё, что здесь происходит, покрывая преступников! Да что преступников?! При первой же проверке зубов в Вашем замке (не во владении, а в замке!) обнаружено целое гнездо Зверей! Каким образом они прошли незамеченными?! И не оправдывайтесь старостью и смертью предыдущего пастора, проверить зубы может любой! Большинство владетелей делают это собственноручно или поручают кнехтам. А уже следующей ночью здесь начинается настоящая резня, в которой участвуют наравне и Звери, и люди, обычные кнехты! Почти полсотни убитых, при этом на Зверей приходится не более полутора десятков! Убит командор! Сбежали арестованные! Женщина была в волчьих кандалах! И при этом в замок никто не входил и не выходил! Не в Ваших ли казармах, барон, прятались преступники?! И не разводите ли Вы Зверей, чтобы иметь лишний козырь в отношениях с соседями?!

– Вы идиот, бейлиф! – взревел барон, просто заглушив собеседника. – Тут два дня мог войти и выйти кто угодно! Какого Нечистого Вы поставили во внутреннюю охрану не святых братьев, а бестолковый сброд, собранный с миру по нитке?! Опять сынки каких-нибудь пэров и маркизов?! Я своими глазами видел, как эти болваны рубились друг с другом вместо того, чтобы искать настоящих преступников. И каким образом труп убитого Зверя в полтора раза больше моего конюха?! Рудольф был ниже меня ростом, а Вы посмотрите на этого! – барон, конечно, врал, но… пусть докажут! – Вам не кажется, что здесь осуществился хорошо спланированный заговор?!

– Конечно, заговор!!! – Иоганну пришлось задействовать всю мощь своих легких, но результата он добился. – Вы его и организовали!!!

– И зачем, скажите мне, так кричать, святой брат? – раздался от дверей в кабинет хрипловатый женский голос. – И Вам, барон, стоит несколько понизить градус дискуссии, если Вы не желаете, чтобы содержание разговора знали все в радиусе пяти миль. Я надеюсь, вам понятна моя речь? Или салева не является вашим сильным местом?

Рослая моложавая женщина в белом плаще и с крайгмессером на поясе прошла через помещение и уселась в свободное кресло. Две девушки помоложе остались у дверей, чуть разойдясь в стороны. Рисунков на плащах видно не было, но кто бы сомневался!

– Надеюсь, представляться мне не надо?

Бейлиф встал и с почтением склонил голову.

– Кто же Вас не знает, святая мать, – барон последовал примеру монаха. – Но как Вы прошли в замок, что нас не предупредили об этом?

– Хороший вопрос, – кивнула мать Ванесса. – Мы на нем еще остановимся. Но сначала… Я гляжу, у вас уже появились версии случившегося. С удовольствием их выслушаю. Только спокойно и по очереди! – комтура откинулась на спинку. – И, барон, попросите принести вина. Из-за ваших несчастий пришлось скакать полночи!

Фон Кох дернул за шнурок, и через пару минут в дверях возникла сухонькая старушка с подносом.

– Надо понимать, один звонок – вино, – улыбнулась мать Ванесса. – А два?

– Закуски посерьезнее, – ответил барон. – Непрерывное дребезжание – прийти за указаниями. А сколько человек в кабинете, и кто что предпочитает, Фрида всегда знает лучше всех.

– Каким образом? – строгий взгляд на служанку.

Та низко, но с достоинством поклонилась:

– Как же я могу не ведать, святая мать? А не то подам?! Вы вот предпочитаете анжуйское, а барон любит рейвен… А святой брат – шо покрепче, хотя Господь это не поощряет! – старушка осенила себя знаком.

– Ну, вкусы своего господина Вам известны, это понятно. А мои? И святого брата?

– Это же видно! – изумилась служанка.

– Ладно, – согласилась комтура. – У каждого свои профессиональные секреты. Идите, милая! – и повернулась к мужчинам. – Продолжим. Итак, святой брат, Ваша версия?

– Барон фон Кох прятал Зверей! – выпалил брат Иоганн. – Когда несчастный Алоиз обнаружил девочку с клыками, и сержант Пфайфер убил Зверя, барон не мог вмешаться. Но ночью он вывел из казармы своих людей и выпустил Зверей, чтобы устроить резню! А дабы замести следы, выгнал из замка всех, кто мог ему помешать!

– Хорошая версия, – согласилась комтура. – Самое главное, полностью обеляет Орден Светочей, командора Фридриха и Вас лично… А скажите, бейлиф, зачем Герхард собирал Зверей? Воевать с Орденом?

– Маловероятно, святая мать. Силенок не хватит.

– Верно, – согласилась Ванесса. – А тогда что?

– В дрязгах с соседями…

– Хорошо, пусть будет с соседями. Только как скрыть применение Зверей?

– Вырезать всех… – неуверенно промямлил Иоганн, сам понимая шаткость подобного предположения.

– Еще один вопрос, святой брат. На что рассчитывал барон, устраивая бойню именно этой ночью?

– Предатель решил нанести удар в самое сердце! – уверенно заявил монах. – Смерть командора Ордена…

– Ах да! Фридрих! Бедный мальчик!.. Значит, подозреваемый решил героически отдать жизнь всех живущих в замке, включая свою собственную и двух своих сыновей, за гибель фон Каубаха и спасение сошедшей с ума прачки и ее младенца? Ведь мальчишку Вы упустили раньше, не так ли?

– Простите, святая мать, но ни меня, ни командора еще не было в замке. А отец Алоиз…

– Святой брат! – жестко прервала комтура. – Меня не интересуют несущественные подробности! Пока не интересуют! – добавила она. – Вы не ответили на мой вопрос. Вы считаете барона только врагом и предателем, или еще и полным болваном? Создание и многолетнее сокрытие Звериного гнезда никак не вяжется с идиотским поведением, которое Вы ему приписываете! Даже если полугодовалый младенец столь ценен, спасать его стоило на ночь раньше! Замести следы было бы гораздо проще. Скорее всего, обошлось бы вообще без подозрений! Вам есть, что добавить?

Монах предпочел отрицательно покачать головой:

– Тогда слушаю Вашу версию, барон!

– Я бы не назвал это версией, святая мать, – осторожно произнес фон Кох. – Просто некоторые сомнения.

– Давайте без расшаркиваний, у нас не так много времени!

– Как прикажете. Я обратил внимание на ряд странностей, предшествующих этим страшным событиям. Сначала прибывает новый пастор, которого мы не могли дождаться в течение полугода. Первое, что делает отец Алоиз, – отправляет моих людей в казармы, а на их место ставит разрозненные отряды разных владетелей. Конечно, все они участвуют в Очистительном Походе, но эти люди не знают замка, у них не отработано расположение караулов… – барон раздраженно взмахнул рукой. – Да у них нет даже единого командира, каждый десяток сам по себе! А я оказываюсь фактически под арестом в собственных покоях! Второе действие святого отца – проповедь возле церкви, на которую всю челядь согнали силой. Весьма своеобразный способ нести слово господне в массы! И тут отец Алоиз обнаруживает Зверя! Младенца из семьи, которая служит нам полсотни лет! Хорошо, отец Кеннет на старости лет мог пропустить Вилли, мальчик вообще мог не быть Зверем. Но отца-то он проверял молодым! И вдруг Рудольф оборачивается! Причем увидеть труп мне удалось только сегодня! Я не смогу поручиться за лицо, у обернувшегося оно меняется, но Рудольф был ниже меня ростом, а убитый Зверь – выше! Святая сестра, разве они меняют рост? – барон залпом осушил бокал.

– Обычно – нет, – кивнула Ванесса.

– Вот! – фон Кох выставил вверх палец. – Причем захватывают семью конюха максимально бездарно. С дракой, стрельбой и горой трупов. Дальше прибывает граф фон Каубах и вместо того, чтобы заниматься текущими делами, вынужденно разбирается с этим случаем. Я через две комнаты слышал, как командор орал на пастора. И абсолютно согласен с Фридрихом! Но, как я понимаю, понять ситуацию с охраной командору просто не дали времени! Ночью следует нападение! В замок никто не входил и не выходил! То есть, нападавшие уже были внутри. Святые братья стояли лишь у гостевых покоев. Всего двое! Я предполагаю, что отец Алоиз состоял в заговоре, целью которого было устранение графа фон Каубаха. Ради этого был найден Зверь, которого загримировали под моего конюха. Рудольфа, скорее всего, подменили, пока сгоняли людей к церкви, а потом убили. Часть заговорщиков попала в замок под видом кнехтов. Достаточно маленькая группа, в которую входила пара-тройка Зверей. Ночью одна группа отвлекла внимание верной Пречистой церкви, но неорганизованной охраны, а вторая прошла в гостевые покои и убила командора.

Барон перевел дух.

– Браво, Герхард! – комтура пару раз сложила ладони. – Значит, Зверь, изображавший Вашего конюха, пожертвовал собой?

– Так получается, – развел руками барон. – Я уже думал над этим моментом. Фридрих так самозабвенно боролся с нечистью, что Звери его ненавидели. Найти готового…

– Возможно, – кивнула комтура. – Только ему не надо было бросаться в драку. Можно было просто сбежать. Никто бы не удивился, что Зверь бросил семью, а не полез за нее умирать. Раз они используют Зверей, то ценят эти ресурсы. Второй вопрос. Отца Алоиза убили, чтобы не дал показаний, это понятно. А вот зачем украли сошедшую с ума женщину вместе с младенцем? Обращаю Ваше внимание, спятившую! Это же обуза! И она им совершенно не нужна.

– Я уже говорил, святая мать, – вздохнул фон Кох, – это только предположение.

– Да, я помню, – Ванесса перевела взгляд на Иоганна. – Учитесь бейлиф. Герхард, выгораживая себя, по крайней мере, топит только мертвых! А теперь, господа, перестаем искать способы прикрыть свои задницы и начинаем разбираться, что произошло на самом деле. Кто-нибудь опрашивал людей?

– Нет пока, – вздохнул барон. – Сначала наводили порядок, убирали трупы…

– Не пускали меня в замок… – добавил бейлиф.

Дверь приоткрылась. Высокая белокурая сестра, загородив собой проем, перекинулась с кем-то парой слов.

– Что там, Бригитта? – поинтересовалась комтура.

Блондинка молча передала лист бумаги.

Святая мать пробежала глазами текст:

– Прошу прощения, господа, но я взяла на себя смелость поручить сестрам опросить челядь. И должна сказать, нам уже известно, с чего начать. Если я правильно понимаю, тело командора обнаружила та замечательная бабушка, которая приносила нам вино? – комтура вопросительно глянула на барона.

– Да! – подтвердил тот. – Вместе с внучкой!

– Ну так давайте пригласим обеих!

Герхард фон Кох задергал шнурок.

– Фриду ко мне! Вместе с Сабиной.

Долго ждать не пришлось.

– Сабина, – ласково улыбнулась мать Ванесса, – ты можешь рассказать, что произошло сегодня ночью?

Девочка подняла взгляд на комтуру, глаза ее вдруг округлились, заполнились слезами, и кабинет огласил истошный визг. Сабина заметалась и уткнулась в подол бросившейся к ней бабушки.

– Святая мать, – умоляющим голосом прошептала старушка, гладя внучку по голове. – Не напоминайте-то ребятенку про тот ужас! Она ж и так весь день плачет, токмо забыла маленько…

– Хорошо, – кивнула комтура. – Бригитта… Нет, лучше ты, Милена, займись девочкой.

Миловидная брюнетка подхватила Сабину на руки и вышла в коридор. Оттуда донеслось ласковое воркование, не прекратившееся и когда стих визг.

– Фрида, надеюсь, Вы сможете рассказать?

– Конечно, святая мать! – подхватилась старушка. – Токмо я мало шо видела. Обычно я ж чутко сплю, а тут намаялась за день, так шо пропустила всю заваруху. Проснулася, как стучали, значится! Открываю глаза: срань Господня! Ой, то есть, ужас какой! Лежит, прям как есть, бошкой в нашу дверь! А бошка-то… Мне попервой сблазнилось, и нет бошки-то! Вот ведь страсти-то какие! – Фрида передернулась. – И так мне поплохело, так блевать захоте… Ой, то есть, затошнило, значится! А тут Сабиночка проснулася, глазенки протерла, да как закричит! Ну и я, грешная, не выдержала! Никогда со мной такого не было, святая мать! И понимаю, шо не надо орать, шо внучку пугаю зазря, а он сам, проклятый, рвется изнутри и меня-то не слушает! Обнялись мы, в уголок между кроватями забились, и орем на два голоса! Пока солдатики не пришли, да упокойника не утащили!

– И долго они шли? – поинтересовалась комтура.

– Ой, да что Вы, святая мать! – замахала руками старушка. – Разве ж я о том думала?! И не помышляла даже! Да и нет у меня этой, как ея, клейсипты! Его милость хотел поставить, да я ж переворачивать не успеваю. Вечно некогда! А тогда и не вспомнила за то!

– А в коридор Вы не выглядывали?

– Оборони меня Господи! – разволновалась Фрида. – Для того ж к упокойнику подойти надо, да через него переступить, а там бошки-то и нет, почитай, и кровяки натекло, страсть! И мыслей таких не было, святая мать! Сабиночка плачет, я с глоткой своей орущей справиться не могу и ребятенка успокоить тоже ж!..

– Хорошо, Фрида, – улыбнулась мать Ванесса. – Ты мне больше не нужна, – воительница опустила взгляд на список. – Так, господа, воинов Святого Престола, бывших в эту ночь в замке, сейчас опрашивают наши сестры. Но Вы, святой брат, тоже составьте списочек причастных, вдруг девочки кого-то пропустят. А вот это интересно… Кто такой Фриц Рот?

– Наш псарь, – сообщил барон. – Но насколько я знаю, он всю ночь был у себя. Его комната при псарне.

– Ваш псарь утверждает, что его сын Хайнц видел преступников.

– Что-то у нас все очевидцы – дети, – ухмыльнулся бейлиф.

– Ничего удивительного, – пожала плечами комтура. – Они намного наблюдательнее взрослых. Хотя, конечно… Зовите псаря, Герхард. Вместе с сыном.

 

Глава 34

Медвежонок проснулся ближе к полудню. Перекатился, оглядывая окрестности, не обнаружил никого чужого, привычно перетек в Облик, принюхался, прислушался, не учуял ничего опасного, перекинулся обратно и уселся рядом с Когтем, с любопытством наблюдающим за метаморфозами брата. Подтянул котелок с кашей непонятного происхождения и, довольно урча, засунул в рот первую ложку.

– Как ушлось? – спросил Коготь.

Ночью, точнее утром, поговорить не удалось. Коготь приполз на рассвете и уснул раньше, чем успел открыть рот. А потом спал младший.

– Нормально, – прошамкал Медвежонок. – Только Аннет, как пришли, опять уселась и запела. И так, пока не уснула. Как ее вести – ума не приложу.

– Придумаем, – отмахнулся Коготь.

– Теперь придумаем, – согласился Медвежонок. – А у тебя нормально?

– Почти.

– Ранен?

– Нет, но побегать пришлось. Когда уходил, там вовсю дрались. Кто, с кем – совершенно непонятно! Чую, нарубили они друг друга… Я светильники разбросал, пара залов наверняка займется. Потушат, конечно, но помучаются.

– Это у моего брата называется: «тихо», - сообщил лесу Медвежонок. – А еще ругается за моё «чисто».

– Отто…

Медвежонок удивленно поднял глаза: он еще мог назвать брата по имени, но Коготь…

– Понимаешь, Отто… У меня не было выхода… Ну никак не получалось…

– Что произошло? – насторожился Медвежонок.

– Он бы убил Сабину… Ну, ту девчонку… И проход…

– Да что случилось?! – чуть не в полный голос взревел младший, вскакивая и перекатываясь в Облик.

– Я Мистфинка кончил, – виновато прошептал Коготь. – Тебе некому мстить…

– Батька Перун и святые угодники! – младший опустился обратно. – Да в задницу этого урода! Сдох, и Нечистый с ним! Главное, ты выбрался. Я тут сижу, как дурак, надо к тебе идти, так малых не бросишь! С ними сидеть, а ты там в одиночку! А Мистфинк…

– Ты же хотел его сам… – промямлил Коготь, чувствуя, как уходит изнутри сосущее чувство.

– Какая разница?! – махнул лапой Медвежонок. – Ты же мой брат. Твоя рука – всё равно, что моя рука.

– А твой нож – мой нож, – подхватил старший.

– Вот! Главное, дед отомщен! Знаешь, он бы гордился тобой!

– Чего-то нас на пафос потянуло, – Коготь протянул брату клыки убитого командора. – Вот, держи ошары! Говорят, эта сука так с убитыми вильдверами поступала! Я и подумал: жизнь за жизнь, зуб за зуб!

– Может, ты и прав, – пожал плечами младший. – Только ну эти бивни в болото! На кой они мне сдались?!

– Сделаешь ожерелье и будешь на шее носить! Или Занозе подаришь. С памятной надписью.

– Многовато чести для ублюдка! Не тянет Мистфинк на саблезуба! Нет уж, сказал «в болото» – значит в болото!

– Ну и Нечистый с ними, – Коготь замахнулся широким жестом, но передумал. – Лучше на Перунов дуб повешу! Пусть волхвы порадуются! – он аккуратно убрал трофей. – Я там бумагами разжился у него на столе. Тайнописью в основном. Прочитать бы… Или хоть переложить поаккуратнее.

– Легко! Ты лучше скажи, как выбираться будем?

Старший пожал плечами:

– Чернобог его знает. Аннет на лошадь не взгромоздишь. Пешком долго и ненадежно. Остается телега. Под сервов косить – стремно, каждый кнехт докапываться будет, под благородных – рылом не вышли. Что остается? Гистрионы* и прочие миннезингеры! Объявляем набор в труппу Большого Хортицкого Цирка! Только фургон раздобыть надо.

– А если попросят показать что? – скривился Медвежонок.

– Кинжалы побросаю, – отмахнулся Коготь и прошелся по поляне колесом, гнусавя на манер ведущего представление: – Жонглеры, акробаты и протчая, и протчая, и протчая… Каждый номер – смертельный! Каждый день новые зрители, в связи со скоропостижной кончиной старых! Спешите занять своё место на кладбище! Невиданная диковинка! Синяя женщина с фиолетовым младенцем! Поем по-вентски, ругаемся как сапожники!

– А где мы возьмем синюю женщину и фиолетового младенца? – удивленно спросил выбирающийся из кустов Вилли.

– Покрасим твою маму и сестренку! – хмыкнул Медвежонок.

– Так это же видно, что крашеные, – протянул мальчик. – И сходит быстро…

– У нас не видно, – отмел возражение Коготь, замирая в стойке на одной руке. – И не сходит. Главное, пиво с сахаром не давать!

– А назад как? – заинтересовался Вилли.

– А вот тут давать!

– Что давать? – не понял мальчик.

– Пиво с сахаром, – пояснил Медвежонок.

– Урсуле нельзя пиво!

– Значит, будет у тебя фиолетовая сестренка, пока до пива не дорастет.

– Не хочу фиолетовую!

– Можно зеленую, – покладисто согласился старший. – Или серо-буро-малиновую в мелкую крапинку.

– И зеленую не хочу! И красную! И эту… в крапинку!

– Кукушонок, нельзя быть таким занудой! – Коготь крутнулся в воздухе и приземлился на ноги. – Живая сестренка произвольного цвета намного лучше раскрашенного по твоему вкусу жмура! А потому быстро думаем, где взять цирковой фургон!

– Ищем скоморохов и забираем фургон, – предложил Медвежонок.

– Угу, – Коготь подобрал валяющуюся флягу и отхлебнул из нее. – Значит, говоришь, забираем… А артисты ограбленного театра бегут к ближайшему кнехту и… функи начинают шмонать всё, отдаленно напоминающее театр! Купить и то лучше!

– А чем плохо купить? – не понял Вилли.

– Тем, что продадут задорого! А сами тут же купят задешево. И будут на каждом углу свистеть, как они облапошили лохов, подняв лавэ на коляске! И через пару часов функи начинают шмонать всё…

– Кончать гистрионов надо, – вздохнул Медвежонок. – Берем на гоп-стоп, ты снимаешь возницу, я прыгаю в фургон. Концы в воду, и всё шито-крыто.

– Похоже на то… – Коготь тоже погрустнел. – А если там дети будут?..

– Они там всегда есть, – еще сильнее закручинился Медвежонок. – В каждой труппе. Они ж семейные.

Оба угрюмо уставились в землю.

– Неохота? – спросил Коготь.

Медвежонок кивнул.

– И мне неохота. А что делать?

– А это… – Вилли осмотрел пальцы на своих ногах, потом когти на нижних конечностях Медвежонка. – Если поговорить?

– О чем? – махнул рукой младший.

– Ну типа, чтобы они нас с собой взяли!

Братья дружно вскинули головы, уставившись на Вилли ошеломленным взглядом, переглянулись и расплылись в радостной улыбке.

– Кукушонок! Ты гений! – взревел дружный хор.

– Наняться! – Коготь вскочил и снова крутнул колесо. На этот раз только до большой сосны и обратно. – Нанимаемся за жратву для всех и дорогу до Полении! И всё! Болтать некому, все с собой! Я в село! На рынке потолкаюсь, про гистрионов поспрашиваю.

– А почему Вы сами недодумали? Вы же тоже гении? – последнее слово Вилли уже выучил.

– Потому что у нас профессиональная деформация личностей, – Медвежонок скорчил умную морду. В облике смотрелось… своеобразно.

– Что у вас? – эти слова мальчик не знал.

– Сначала убиваем, потом думаем, – сообщил Коготь.

– Так Вы ж никогда не убиваете?! – обиженно протянул Вилли. – Сам говорил.

Старший кивнул:

– Так то детей! ______________ * Гистрионы – бродячие артисты (вент)

 

Глава 35

Внешность Фрица Рота не была сколь-нибудь выдающейся. Средний рост, среднее телосложение, ничем не примечательное лицо. Но какая-то неуловимая деталь вызывала у Ванессы устойчивое чувство гадливости. Может, торжествующая улыбка, временами стирающая льстивую угодливость на лице псаря, может, еще что-то… А вот его сын… Откуда у десятилетнего написанное на физиономии осознание собственного превосходства над всеми? Нет, бывает, конечно. У наследного герцога, например. Или у принца. Если они дурно воспитаны! Но у челядинца?! Ведь от серва по сути ничем не отличается! И толстый! Толстый крепостной! С каких харчей? Или болен?! Ладно, не будем судить по внешности.

– Фриц Рот? – спросила воительница.

– Истинно так, святая мать, – склонился в поклоне псарь. – Всегда к услугам святой матери!

– Что ты делал этой ночью?

– Спал, святая мать! – новый поклон. – В своей комнатушке при псарне!

– Почему тогда ты говорил другим слугам, что знаешь, кто ночью выпустил арестантов?

– Так знаю, святая мать, – псарь начал кланяться через слово. – Как есть знаю. Конюхи, они ведь одна шайка-лейка! А Рудольф-Зверь у них за старшего был! Значится, и они Звери. Все поголовно. Я так думаю, это конюхи святого отца убили! Они все в заговоре! Ими Фрида командует! Она всегда приказы отдает! Вот как на духу!

– Какие именно приказы отдает Фрида? – уточнила комтура, жестом останавливая уже открывшего рот фон Коха. – Я не имею в виду ни требование подготовить лошадь для его милости, ни те, которые ты не слышал лично. И прекрати кланяться, стой ровно!

– Так она же не будет при мне такие приказы отдавать, святая мать! – Фриц застыл по стойке смирно. – А она пользуется, что его милость к ней благоволит…

– То есть, сам не слышал?

– Нет, но…

– Что «но»?

– Она приказы через внучку передает! Вы не смотрите, что Сабинка маленькая, она такая стерва… Мой сын видел…

– У твоего сына я спрошу напрямую, – Ванесса почувствовала, что еще немного, и выдержка ей изменит. – То есть, своими глазами ты не видел ничего предосудительного?

– Чего? – не понял псарь.

– Дурного?

– Не видел, святая мать. Но ведь понятно…

– Хорошо, помолчи! – комтура повернулась к мальчику. Тот, засунув палец в нос, с интересом разглядывал картину на стене. – Хайнц!

– А? – обернулся толстяк.

– Хайнц?! – подняла бровь воительница.

Видимо, сообразив, что делает что-то не то, а может, нарвавшись на бешеный взгляд отца, младший Рот вытащил палец из носа и попытался изобразить поклон:

– Слушаю, святая мать!

– Уже лучше. Итак, Хайнц, что ты видел, где и когда.

– Я много чего видел! – гордо заявил мальчишка. – Они все пакостят, а я слежу! И всё папе сообщаю, чтобы он до его милости доводил! Только его милость папу не слушается! А зря!

Побагровевший Герхард фон Кох свирепо впился взглядом в побелевшее лицо псаря.

– Хайнц, – мило улыбнулась комтура. – Либо ты сейчас расскажешь, что ты видел этой ночью, либо тебя выпорют. И не конюхи, а святые сестры!

– Да?! – презрительно ухмыльнулся мальчишка. – Разве бабы могут…

Фриц, сорвавшись с места, влепил сыну мощнейшую затрещину:

– Извините, святая мать, – снова закланялся псарь. – На него иногда находит. Воображает себя не то принцем каким, не то самим Господом. Болесть такая! Сейчас пройдет, святая мать! Всегда после затрещины проходит!

Ванесса посмотрела на поднимающегося мальчишку:

– Отпустило, болезный?

– Извините, святая мать, – заблеял Хайнц.

– Тогда рассказывай!

– Анку-прачку из темницы Сабинка выпустила! – выпалил мальчишка. – Я сам видел! Она по лестнице вниз шла! А потом вверх! А чуть позже на кнехтов Зверь напал! Это Анка обернулась! Я тогда испугался и убежал к нам!

– Значит, Сабина шла в направлении темницы? – уточнила комтура.

– Да! А потом обратно. Она внизу долго была! Час, а может, и два!

– А как она выпускала заключенных, ты не видел?

– Нет, святая мать! Но тама больше делать нечего! Ничего, кроме темницы тама, и нет!

– Ваша милость, – покачала головой Ванесса, – я вас прошу, вызовите еще раз Фриду с девочкой.

Фон Кох дернул за веревку.

Слуги появились очень быстро: Милена умела развлекать детей, а перепуганную бабушку от внучки не оттащить.

– Сабина, ты что вчера после ужина делала? – комтура старательно пыталась не напомнить ребенку утренний кошмар.

– Мне бабушка сказку рассказывала, – сообщила девочка. – Про сестрицу и семь братиков, которые в лебедей превращались! А потом мы спать легли.

– А дальше?

– А дальше вечер кончился, – сообщила Сабина, – а утром… – глаза девочки начали наполняться слезами.

– Утро не интересно! – отрезала мать Ванесса. – Ты по коридорам ночью не ходила?

Девочка покачала головой.

– Спала она, святая мать, – вступила Фрида. – Как есть спала. Просыпалась я раза три аль чатыре, всё время спала Сабиночка. А потом… Ну, Вы знаете! А шо случилось-то?

– Да вот, Хайнц утверждает, что видел, как Сабина шла к темнице, чтобы выпустить Аннет с ребенком.

– Да как же ж это?! – всплеснула руками старушка. – Да неужто Сабину бы послушал кто?

– Охрану убили, – пояснила комтура. – Злоумышленник подошел к двери, зарезал двух взрослых воинов, каким-то образом открыл дверь и разорвал на куски еще троих. И всё это сделала семилетняя девочка. Господа, мне кажется, или здесь на самом деле какая-то неувязка?!

– Ну, если девочка – Зверь… – неуверенно проблеял бейлиф.

– Ей семь лет… – покачала головой Ванесса.

– И что? – не сдавался монах. – Известен случай…

– Воспитанник «медведя», тренировавшийся с детства, – уточнила Ванесса. – Но и этому «медвежонку» потребовался колоссальный стресс… – комтура улыбнулась. – К тому же это легко проверить. Сабиночка, открой ротик и покажи мне зубки.

Девочка отчаянно замотала головой.

– Ну не хочешь мне, покажи тете Милене.

Сабина неуверенно кивнула и открыла рот.

– Вот и всё, – улыбнулась ей святая сестра. – Она чиста! Уже моляры лезут, а клыки молочные!

– Кто-то желает убедиться? – обвела взглядом мужчин воительница. – Или не будем лишний раз пугать ребенка? Хайнц? Ты по-прежнему настаиваешь, что Аннет освободила Сабина?

– Да! – закричал мальчишка. – Она всегда так делает! Она меня поленом огрела, когда я хотел этого зверёныша Вилли солдатам отдать! Подкралась сзади, и поленом! Она всегда так! Я специально за ними следил! Они вниз пошли! А потом наверх! А потом внизу птица запела и шум поднялся!

– Стоп! – рявкнула комтура. – Кто «они»? Сабина и кто?

– Маленький… – мальчишка замолчал.

– Кто маленький?

– Михаэля сюда, – рявкнул фон Кох. – Но если выяснится, что ты соврал, запорю! Вместе с отцом! Мне надоели ваши вечные кляузы!

– Я так понимаю, – покачала головой Ванесса. – Михаэль – ваш сын, Герхард?

– Младший! – уточнил барон. – Ему шесть лет!

– Ты про него молчал, Хайнц?

Мальчишка мрачно кивнул.

– Кстати, Сабина, а за что ты ударила Хайнца поленом?

– А что он вечно ябедничает? – вдруг взорвалась девочка. – И щиплется. А у Вилли вкусняшки всякие отбирал! И у всех, кто его слабей! Еще грозил, что изобьет, если кто своему папе расскажет! А Рудольф-конюх это услышал и псарю сказал, чтобы он унял своего ублюдка, иначе не Хайнцу, а его отцу прилетит! Так он стал Вилли исподтишка гадости делать! Я ему сказала, чтобы он от Вилли отстал! И чтобы Эмму-маленькую не трогал, ей же еще пяти лет нет! А он заявил, что когда я подрасту, он меня на сеновале трахать будет, и чтобы я не тявкала, потому что я его подстилка! Я тогда взяла полено и по голове врезала!

– Это когда было? – с трудом сдержала улыбку мать Ванесса.

– Позапозавчера.

– А позавчера?

– Ну… – Сабина замялась. – Он так стоял удобно…

– В общем, с детьми все ясно, – попыталась закончить текущую стадию расследования комтура.

– Нет, святая, мать! – возразил фон Кох. – Сначала послушаем моего сына! Вот, кстати, и он. Михаэль, покажи зубы! Да не мне! Либо святой матери, либо святому брату.

– Мальчик – не Зверь, – бейлиф даже не встал, с места обозревая щербатую улыбку. – Отсюда видно!

– Ты гулял этой ночью с Сабиной по коридорам? – строго спросил барон.

Лицо мальчишки озарилось улыбкой:

– Я не гулял! Я со Зверем дрался! Я спал, а Сабинка как закричит! Я схватил меч и выскочил! А на нее Зверь нападает! На волка похож, только размером с медведя! Клыки – ВО! – Михаэль развел руки, клыки получались не меньше локтя. – Когти – ВО! – когти превосходили клыки раза в два. – Хвостище по полу метет! Я его мечом ка-а-ак рубану! И напополам! А половины испугались и убежали! Вот! – мальчик гордо осмотрел всех присутствующих.

– А дальше? – сдерживая смех, спросила мать Ванесса.

– А дальше я у себя в кровати очутился, – грустно признался мальчик. – А как не помню. Снова меч взял, но меня Мориц не пустил.

– Мориц – это его личный охранник, – пояснил фон Кох. – Если сможет, встанет между ребенком и опасностью даже во сне. Вот теперь я бы желал выслушать Ваш вердикт, святая мать.

– Ради Господа, Герхард! – воскликнула комтура. – Это Ваши люди, и Вы вольны распоряжаться их жизнью и смертью! Всё, что мы сегодня услышали, не имеет отношения к убийству Фридриха фон Каубаха.

– Спасибо, святая мать, – барон встал и поклонился. – Этим – по десять кнутов! Фрида, кликни стражу! Остальные свободны!

– А теперь, господа, – произнесла Ванесса, когда все лишние покинули помещение, – вернемся к делу. Рассматривать версию, что женщина могла сама снять волчьи кандалы не будем. По моему мнению, имело место проникновение извне.

– Но как?

– Этот замок старше Вашего рода раз в пять, Герхард. Беда всех старых замков – потайные ходы. Сколько их у вас?

– Два, – уверенно сказал барон.

– Бригитта?

– Мы за два часа нашли три, – вытянулась блондинка. – Но думаю, есть еще.

– Вот Вам, Герхард, и ответ на вопрос, как мы проникли в замок. Вы думаете, Звери не могли поступить так же?

 

Глава 36

Местный рынок немного напрягал Когтя. Нет, никто не обращал внимания на деревенского мальчишку, без дела шатающегося между рядами. Мало ли кто послал малолетнего серва с поручением. А может, арендаторский сынок шлендрает, гостинец ищет. Его право, арендаторы – люди свободные, хоть и зависимые. Не это не нравилось. Уж больно несерьезно всё смотрелось в сравнении с привычным Нейдорфом. Прошел мясные ряды (аж две штуки!), вернулся по рыбному (единственному!), повернул к овощам-фруктам и прочей травке, обошел хлебный, да мотнулся к ремесленному, где ткани вперемешку с оружием продаются. И считай, рынок кончился. Загон для лошадей с подковным углом, который и кузней назвать язык не повернется, нормальная кузня за околицей, да лавочка травника на отшибе. Всё!

Даже урки в Кохфельде какие-то квелые. Когтя за три часа так и не срисовали. Можно было самому подойти к держащему. Но к чему напрасно ноги бить: детина отличался рельефной мускулатурой и полным отсутствием содержимого в черепушке. Даже по фене ботал через два слова на третье. Конечно, перо у печени живо прибавило бы штырю сообразительности, и еще через час к Когтю подкатил бы кент с внешностью занюханного мазурика, чтобы, опасливо косясь на парня, на сносной фене заверить уважаемого человека, что кохфельдское ночное сообщество (именно так местные себя именовали: «кохфельдское ночное сообщество») предъяв ему кидать не собирается, и если проезжему гостю подвернется работа по воровской специальности, то никто ничего против иметь не будет… Ну и так далее, и тому подобное. И смысл? Ничего интересного хмырь знать не может, а потому придется его вежливо посылать. На рынок, по карманам шарить. Словом, только зазря светиться.

В лошадином загоне ждало следующее разочарование. Приснопамятная Милка вполне могла бы претендовать на звание самой красивой и резвой лошадки рынка. Похоже, серьезные кони продавались в тишине хуторов и замковой конюшни, а не у всех на виду. А средненькие, для тех же арендаторов, и вовсе не продавались. Удалось, правда, подслушать разговор о живущем на хуторе барышнике, но где искать этот хутор, оставалось неясным. Впрочем, вариант с покупкой лошади уже забраковали, Коготь и в загон-то пришел на всякий случай.

С гистрионами тоже не ладилось. Пара минизингирских компаний, заунывно пиликающих на разнокалиберных разболтанных инструментах нечто среднее между скрежетом железа по стеклу и визгом кошки, которой наступили на хвост. Правда, чуть в стороне пристроились самые настоящие лэутары*, в отличие от остальных, производившие достаточно музыкальные звуки. Но, видимо, кохфельдское ухо не привыкло к валашским напевам, а потому интереса последние не вызывали. А главное, все эти компании певцов высокой и чистой любви путешествовали на своих двоих, и для братьев как бы не существовали.

И лишь одна компания собственно артистов. Увы, это была настоящая труппа, пусть не слишком умелая, зато многочисленная и неплохо организованная. Гистрионы гнали паршивого уровня пьесу, компенсируя незамысловатость сюжета повышенной сальностью шуток. Не сказать, чтобы Коготь считал себя знатоком подобных вещей, но на родном Нейдорфском рынке тухлыми яйцами исполнители не отделались бы, деготь с перьями – самое маленькое. А уж в Хортице… Остальная программа тоже не поражала уровнем мастерства. Но жонглеров имелось целых три, а акробатов – аж пять. С идеей найма стоило распрощаться. Тем более, что «мастера сцены» не собирались покидать Кохфельде раньше армии Ордена.

Идея, смотревшаяся столь привлекательной несколько часов назад, бесславно умирала, не имея ни одного шанса на спасение.

На полянке, где он оставил брата с «обозом», никого не было. Коготь внимательно осмотрел куст, словно обглоданный непонятно откуда взявшейся лошадью, кивнул собственным мыслям и двинулся на север, чтобы в полуверсте обнаружить пропажу.

– Шумели, – буркнул Медвежонок на невысказанный вопрос. – Леса чешут, гады! Уходить надо.

– Не на чем.

– И нельзя, – продолжил младший. – Я тут бумажки Мистфинковы почитал. Интересно получается. Еще бы знать, куда их отправляли… И на скрытников выходить надо.

– Выйдешь на них… – Коготь задумчиво почесал в затылке. – Боярин только по Полении потаённые места давал. Разве соколами сварожскими разжиться. Вроде в колонне соколятня была…

– Была, – кивнул Медвежонок. – Воняло. А где она сейчас…

– Найдем. Сперва надо «обоз» куда-то пристроить. Пока лес лишь почесывают, но по моим прикидкам скоро всерьез займутся. Хаза нужна!

Медвежонок криво усмехнулся:

– Могу вырыть.

– А что еще можешь? – скептически скривился Коготь.

– Могу не рыть, – пожал плечами младший. – Негде здесь прятаться. Если всерьез займутся – мигом вляпаемся.

– Я хутор знаю, – вмешался Вилли. – Там дедушка живет, лошадьми торгует. Хороший дедушка, с ним можно договориться…

– Угу, – хмыкнул Медвежонок. – К дедушке твоему в первую голову и наведаются. Прятаться надо там, где искать не будут…

Коготь, задумчиво чертивший на земле какой-то странный узор, неожиданно поднял голову и улыбнулся. Как всегда, удумав очередную каверзу.

– Правильно говоришь, – мурлыкнул он, – правильно. Кукушонок, а найдется в замке комнатушка, куда никто никогда не ходит?

Младший с интересом взглянул на брата:

– Ну и идеи у тебя!

– А что? – улыбка старшего стала еще шире. – Так что, Кукушонок?

– Да полно! – затараторил Вилли, довольный тем, что потребовался. – У конюшни старый сортир. В северной башне наверху стражу никогда не ставят! В южной подвал засыпанный, только там лаз узкий, мама не пролезет. За кухней…

– Стоп! – поднял руку Коготь. – В выгребной яме жить не будем! А остальное, как стемнеет, смотреть пойдем. Я и Вилли.

– Не-а, – откликнулся Медвежонок. – Я и Вилли. Кладезь местных знаний и грубая мохнатая сила, способная этого кладезя быстро уволочь к той самой матери или в другом неизвестном направлении. А ты будешь вытирать рот Аннет и попу младенцу!

– А что со ртом? – не понял Старший.

– Слюни текут, – осклабился велет. – А из попы…

– Понятно, – оборвал его Коготь. – Ладно, буду вытирать. На что только не пойдешь ради младшего брата… ____________________ * То же, что минизингеры, но в Валахии.

 

Глава 37

– Нашел я соколятню, – Коготь сидел на камне и кончиком ножа вычищал грязь из-под ногтей. – На дальней окраине лагеря. Похоже, ее вообще в замок не загоняли. Охраны практически нет, от соседнего костра присматривают. Но рядом другие лагеря. В общем, просто увести клетку проще пареной репы. А вот чтобы с сокольничим побазлать – надо как-то рындам арапа залить*…

– Может, расписать их втихую? – вздохнул Медвежонок.

– Может, и расписать… – задумчиво протянул Коготь. – Только потом шухер поднимется неслабый. Как бы фазенду* по второму разу не обшмонали. Шухер навести надо, чтобы функи закипишились. Только вот как…

Медвежонок задумчиво почесал в затылке. В голове крутилась идея, но велет очень сомневался, что брату она понравится. Одно дело замок обшарить в поисках новой хазы, а другое…

С замком вообще получилось на удивление удачно, хотя проникнуть внутрь оказалось непросто. Неподалеку от входов в три потайных лаза обнаружились свежевыставленные посты. И ладно бы простые латники, а то ведь каждый возглавляли женщины в белых плащах. Связываться с «куницами» Медвежонку не хотелось, да и вообще шум, кровь и трупы планом не предусматривались. Четвертый ход начинался в центре военного лагеря. Оставалось надеяться, что в гостевых покоях не найдется никого, способного обратить внимание на появление пары детишек из камина.

Надежды почти оправдались: комната, где жил недавно убитый командор Ордена, занята не была. В отличие от соседних: весь этаж занимали «куницы», и о выходе из комнаты хоть днем, хоть ночью нечего было и мечтать.

Зато дальше всё пошло как по маслу. Вилли не зря гордился своим знанием замка. Даже в сам кабинет выбираться не пришлось: поднялись по каминной трубе еще на пару локтей и нырнули в боковой лаз, выводящий… Да много куда выводящий, во всяком случае, ответвлений хватало, замок был пронизан ходами, как росконский сыр. Вылезли на первом ярусе южной башни, в двух шагах от того самого подвала, вход в который и в самом деле оказался завален, только в правом нижнем углу оставался проход, через шесть локтей сужавшийся до размеров Вилли. Судя по следам, не так давно туда кто-то неудачно пытался пролезть.

Немного посомневавшись, Медвежонок решился расширить лаз пока под себя и не пожалел: вся работа заняла минут пятнадцать, да и то из-за необходимости не шуметь и проталкивать «отходы производства» вглубь прохода. Зато сам подвал оказался достаточно большим, сухим и теплым. Даже есть возможность пару комнат использовать вместо выгребной ямы. Самое оно. А следы на входе… А что следы? Обыскивали замок после ночного переполоха. Добросовестно обыскивали. Только рано! И по второму разу уже не сунутся. В засыпанный подвал – так точно!

Для очистки совести посмотрели и остальные места, «куда не ходят». В половину уже ходили, на северной башне даже выставили дозор, а старый сортир вновь ввели в действие: слишком много народа обитало теперь в родовом гнезде фон Кохов.

Вернулись в облюбованный подвал и обнюхали стены. Точнее, Медвежонок в Облике нюхал, а Вилли смотрел скептически и обижался: мол, я тут каждую пылинку знаю, ничего не найдешь. Велет бы поверил, но представив, что придется тащить Аннет по узким извилистым ходам, с еще большим тщанием продолжил поиски: а вдруг! И нашел! Причем не просто потайную каморку, куда можно было бы спрятаться в случае чего, а уходящий в неизвестность ход. Правда, чтобы понять, как он открывается и закрывается изнутри и снаружи, потребовалось часа два, и то Медвежонок счел большим успехом, слишком давно не пользовались ходом, никаких запахов не осталось. Только камни, на которые надо было давить, оказались чуть менее шершавыми Так слабо, что без Облика и не заметишь.

Ход вывел в лес достаточно удачно: за остаток ночи сумели перебраться внутрь. Лаз в сам замок после долгих раздумий, решили не засыпать, но и не расширять: Коготь в него «на выдохе» проходил, а кому большему и не надо!

Весь следующий день шмыгали по тайному лабиринту, одновременно изучая всевозможные пути отхода и подслушивая всё, что удавалось разобрать через толщу стен, местами бывшую совсем не толщей…

Под вечер Коготь выбрался наружу и умудрился-таки найти искомое.

– Отвлеку я их, – пробурчал Медвежонок, – форшману* по мелочи, до света лукаться* будут.

– Пожрать чего есть? – Коготь плюхнулся на постеленное у большого камня одеяло. – А шмутьё откуда?

– С разных мест, – махнул рукой Медвежонок. – Большей частью из прачечной. Светимся, конечно, но не сильно, а Аннет лучше не на камне спать. Там объедки с кухни на столе…

Столом служил выпавший из стены валун, сейчас почти полностью заваленный пергаментами покойного командора. Только в уголке примостилась тряпица с пищей, отправленной обитателями замка в мусор.

– Чтоб нам всю жизнь такие объедки кушать! – Коготь привалился к стене, сунул в рот здоровенный кус пирога. – Что еще интересного вычитал?

Медвежонок хмыкнул:

– Много чего! Например, знаю, где Мистфинковы кореша обитают.

– И где?

– В Кандаганде! – сделанная Медвежонком пауза пропала втуне, брат невозмутимо жевал. Пришлось заканчивать: – Столице капчаков, недавно разоренной непонятными пришельцами с востока! Вот этим таголам функи малявы и шлют.

Старший отхлебнул из фляги:

– Ты гляди, даже сидр! – причмокнул Коготь. – Значит, функи с таголами якшаются… Еще что есть?

– Вот, глянь, – Медвежонок подвинул брату несколько бумаг.

– Так… наследники на обучение в восточной резиденции… Бреслау… Ага, списочек есть… Жмурик был бажбан отмороженный! Такие мульки сразу жечь надо! Всё один к одному ложится! Кочевникам лапши на уши навешали, те ударят первыми, а функи чуть позже, когда князь границу оголит, через Полению на рысях пройдут. Паны сынками привязаны, не пискнут даже… И что делать? – Коготь задумался.

– Зато ясно, зачем Ядзю крали.

– Угу… В это дело нам ввязываться не с руки, – решил Коготь. – Надо соколов запускать, и пусть у скрытников голова болит.

– Погоди! – вскочил Медвежонок. – Там еще! В Ракове круль помер! А новый… На, читай!

Старший осторожно взял протянутую записку. Крохотную, тоненькую, явно с соколиной лапки. Прочитал. Поднял круглые от изумления глаза на брата, помотал головой, оглядел бумажку со всех сторон… С трудом выдавил:

– Качиньский? Наш пшек?

– Ага! – младший радостно закивал. – А Ядзя теперь королевская дочка!

– Заноза – крулевна… Обалдеть!

– Я вот что думаю, – Медвежонок решил взять инициативу на себя, а то перестарался с сюрпризами, – как функи войска двинут, паны Качиньского в рокошах утопят. Но если сынков вернуть, у них на функов зуб будет…

– Значит так, – прищурился Коготь. – Переписываем бумажки и отправляем соколами. Подпишем нашими хортицкими знаками.

– Влетит от батьки…

– Начхать с Берского донжона! Еще для себя пару раз переписать надо. Сами бумажки подкидываем куницам, у них с функами давние терки, такой случай нагадить не упустят. Надо будет прикинуть, что отдавать, а что нет. Панят вытаскиваем и переправляем Ядзе. Заноза разберется, как их использовать. Что ещё?

– Еще…

Медвежонок, оборвав фразу на полуслове, метнулся к лазу в замок. Коготь отстал от брата на долю мгновения, и оба замерли с двух сторон от дыры: младший в Облике, старший – с ножом в руке. Из прохода всё явственней доносилось напряженное сопение. Вскоре оттуда высунулась измазюканная ручка, потом вторая, следом копна перепутанных черных волос. Ручки уперлись в пол, голова поднялась, открывая чумазую сосредоточенную мордашку, та повертелась из стороны в сторону, разглядывая братьев, и озарилась сияющей улыбкой.

Сабина оторвала руку от пола, с трудом удерживаясь на второй, приложила палец к губам, с видимым облегчением вернулась на четвереньки и шустро влезла внутрь. Снова приложила палец к губам, подмигнула Когтю и вдруг, завизжав так, что мертвый бы вздрогнул, нырнула обратно в проход. Медвежонок рванулся было следом, но Коготь успел ухватить брата за ногу, активно жестикулируя второй рукой. Младший согласно кивнул… ___________________ * Арапа залить – отвлечь * Фазенда – здесь: замок * Форшмануть – оскорбить, обесчестить. (феня) * Лукаться – искать, гоняться (феня)

 

Глава 38

Охранную службу в замке по-прежнему несли люди барона фон Коха. Комтура сочла аргументы владетеля вполне убедительными, разве что добавила людей графа Миниха, старого приятеля хозяина замка: для усиленной службы у фон Коха людей маловато, а эти двое точно не подерутся. Задействовать свои кадры на бесцельное шатание по коридорам святая мать считала недопустимым расточительством. Сестры лишь время от времени совершали обходы, не столько ради поиска врагов, давно покинувших место преступления, сколько для поддержания кнехтов в тонусе. Чтобы на постах не спали, не резались в кости и не скрашивали унылость вахт притащенным из села пивом.

Сегодня в обход отправилась Бригитта, уже успевшая навести страха на местных работников копья и кирасы. Роль Милены сводилась лишь к пресечению чрезмерно радикальных способов наказания нарушителей, коими белокурая воительница была склонна злоупотреблять. Несильно: один раз взмахнет мечом, и всё! Зато товарищам усопшего урок будет. Пока, правда, «чокнутая куница» никого не зарубила, но во время ее обходов кнехты замковой стражи являли образец дисциплинированности, из-за чего сам обход становился скучным до невозможности.

Но сейчас рутина нудного хождения по коридорам и проверки постов была нарушена истошным девчоночьим визгом.

Звук разносился по коридорам замка, не замолкая ни на секунду, будто запас воздуха в легких визжащей был бесконечен. Святые сестры переглянулись, повертели головами, пытаясь определить источник звука, и бросились вперед. Долго бежать не пришлось: лишь добраться до конца коридора, завернуть ко входу в южную башню и обнаружить дозорную пару кнехтов в компании отчаянно визжащей внучки старой экономки. Выглядела Сабина, мягко сказать, неопрятно: покрытое слоем пыли лицо с промытыми дорожками слез, перепачканное и порванное в паре мест платье, спутанная копна волос, тоже далеко не чистых… Девочка порывалась бежать, но ее прочно удерживал за плечи крепкий кнехт в цветах графа фон Миниха. Его напарник, почти мальчишка, стоял, пригнувшись и наставив копьё на узкий лаз под лестницей.

– Да что ты визжишь, как поросёнок? – хрипло рявкнул старший. – Что там, говори!

Бригитта резко остановилась и сделала знак напарнице: мол, послушаем, пока нас не видят. Та кивнула.

– Там крыса! Крыса!!! – не переставая визжать, зачастила девочка. – Большучая, жуть!!!

Сабина прибавила визгу громкости и перевела звуки в особо противную тональность.

– А кроме крысы? – рыкнул хриплый. – Да заткнись ты!

– А крысы мало, да? – всхлипнула девочка, но визжать перестала. – Страшнючая такая! Большучая!

– Так есть кто еще или нет? – кнехт не сбивался.

– Я же сказала! – возмутилась Сабина. – Крыса!!! Давайте сюда конфету! Обещали! И вторую тоже!

– А вторую за что? – хмыкнул мальчишка, становясь ровно и упираясь копьем в пол. – Перепугала, дура!

– За крысу! Мы на крысу не договаривались! И еще вы должны крысу убить!

– Вот наглая девка! – расхохотался старший и закинул алебарду на плечо. – Нам до крыс твоих дела нет! А конфету еще заслужить надо, милочка! Вали отсюда!

– А конфету? – слезливо протянула Сабина. – Две конфеты!

– А подзатыльник? – ехидно поинтересовался молодой. – Два подзатыльника?

Несколько минут назад истошный визг, издаваемый девочкой, казался невыносимо громким. Теперь выяснилось, что возможности голосовых связок Сабины не использовались даже наполовину. Волна звука накрыла коридор, подобно водному потоку из рушащейся плотины. Бригитта не выдержала:

– Молчать!!! Что здесь происходит?!

– Дык мы это, святая сестра… – неуверенно начал старший, вытянувшись в струнку и мгновенно растеряв самоуверенность.

– Они мне конфету не дают! – прервав визг, сообщила Сабина.

– А должны? – спросила Милена.

– А то! Даже две!

– За что?

– Святая сестра… – попытался вмешаться кнехт.

– Молчать! – рявкнула Бригитта. – Будешь говорить, когда я спрошу! Так за что?

– Они мне сказали в лаз лезть, – зачастила девочка, – проверить, что там пусто, конфету обещали! Они слишком толстые, не пролезут! Я слазила, а они конфеты не дают, еще и побить грозились!

– А вторую за что? – Милена улыбнулась, стараясь не засмеяться.

– Так там не пусто! Крыса там! – Сабина всхлипнула. – Такая страшнючая, жуть! Мы на крысу не договаривались!

– Та-ак… – протянула Бригитта. – Значит, над детьми издеваемся…

– Никак нет, святая сестра, – пробормотал старший. – Поблазнилось, что шорох какой-то в дырке, а ход завален, никак не пройти…

– Нечего было такой мамон наедать! – язвительно заявила девочка.

– Сабина, молчи! – Милена погрозила пальцем.

– Хорошо, святая сестра.

Бригитта не отводила глаз от кнехтов:

– Дальше?!

Кнехт откашлялся:

– А тут девчонка идет, мы и попросили слазить глянуть…

– А если бы там кто был? – оказалось, до этого в голосе святой сестры металла почти не было.

– А… – замялся солдат. – Ну это… Кому там быть…

– А за каким рожном тогда лезть? Конфету обещал?

– Да, святая сестра.

– Почему не отдал?

– Но как это, святая сестра?.. Безродной служанке… Да еще сопливке чумазой!

– На себя посмотри, охламон навозный! – вновь не вытерпела Сабина. – Я из-за хода вашего дурацкого перепачкалась! И платье порвала! Ты мне за него еще две конфеты должен! Нет, четыре! И одну за лишнее умывание!

– Ты же не умывалась! – пискнул молодой.

– Так придется же!

– Сабина! – Бригитта взглядом заставила замолчать девочку. – Значит так! По окончании смены получите по пять палок. Чтобы не посылали детей под ножи татей впереди себя.

– Так не было татей, святая сестра, – угрюмо пробормотал кнехт.

– Тогда зачем посылали? Над ребенком поиздеваться? По десять палок! И…

– Выдадите девочке столько конфет, сколько она сможет сосчитать! – закончила Милена.

– Сто! – выпалила Сабина.

– Не слипнется? – оскалилась Бригитта. Оскал, правда, получился какой-то слишком добрый. В смысле не очень злой.

– Конфет много не бывает, святая сестра! – уверенно заявила Сабина. – Надо с бабушкой поделиться! И Эмме-маленькой дать несколько, ей редко что достается! И Эмме-большой немного. Гансу и близнецам по паре штук. Сыновьям конюхов по одной. Еще…

– Верю, верю, – дружелюбно сказала Милена. – А почему именно сто, а не сто десять, например?

– Не надо, святая сестра, – молодой рухнул на колени. – У нас нет столько!!!

– У них нет больше, – грустно вздохнула Сабина. – Да и обманут, я до ста десяти считать не умею…

– А до ста умеешь?

– Ага, – довольно закивала девочка.

– Врет она, святая сестра! – старший совсем охрип. – Даже я до ста не умею!

– Проверим? – Бригитта отцепила от пояса кошелек и кинула Сабине. – Считай!

Девочка уселась на пол, вытряхнула перед собой монеты и начала сосредоточенно выкладывать их рядком. Когда в изначальной кучке осталось два кругляша, остановилась, по очереди дотронулась пальцем до каждой монеты в ряду и подняла глаза на Бригитту:

– Мало! Вот здесь, – палец уткнулся в ряд, – двадцать! Надо еще четыре раза по столько! А эти две, – остатки кучки отодвинулись в сторону, – лишние!

– Надо же! – удивилась Милена.

– Значит, не умеет? – прищурилась Бригитта. – Безродная служанка? А вы, надо понимать, высокородные владетели? Сразу, как сменитесь, принесёте ребенку сто конфет.

– Но у нас нет столько… – прошептал молодой.

– На рынке есть, – усмехнулась Милена. – Купите.

– Я сама с ними схожу! – Сабина предвкушающе взглянула на кнехтов. – А то они считать не умеют! Заодно покажу, какие конфеты брать! Дяденьки же меня не обидят, правда, святая сестра? И не обманут?

– Не обманут, – хмыкнула Милена.

– Или пожалеют, что мамы их маленькими не удавили! – добавила Бригитта. – А потом – на плац, господа высокородные, палки получать!

– Будет исполнено, святая сестра! – понурились кнехты. – Разрешите идти?

– Валите.

Дозорные двинулись по коридору. Сабина посмотрела им вслед, повернулась к сестрам, присела в книксене и стремглав бросилась за патрулем.

– Тебе чего надо? – донесся до сестер хриплый голос.

– Погуляю с вами до конца смены, – объяснила Сабина. – Чтобы не потерялись. А потом сразу на рынок. За конфетами.

 

Глава 39

– Эй, внучек! Помоги бабушке корзинку-то дотащить! А то, значится, стара я стала, тягости такие носить!

Коготь даже не сразу понял, что обращаются к нему. А когда понял и пригляделся, мысли испуганно заметались в голове. Совершенно обычная просьба и столь же непримечательная старушка. Вот только на пороге именно ее комнаты Коготь не так давно оставил три свежих жмура. И появление бабки на базаре одновременно со старшим, вообще-то здесь не бывающим, настораживало.

– А далеко ли нести, бабушка? – потянул время «внучек», прикидывая, как удрать и может ли эта встреча быть случайной. Выходило, что может. Но не верил Коготь в такие случайности.

– А так и нет, – жизнерадостно щебетала старушка. – Вот через рынок пойдем, а там у меня возок-то! Чай, замковым ноги бить не положено, коли для его милости стараешься! Али богатей ты такой, шо медной монеткой брезговаешь?

Подхватывая корзинку, Коготь чувствовал себя припертым к стенке, тем более что новоявленная «бабушка» повисла на второй руке, непрерывно щебеча в ухо всякие глупости. И вместо того, чтобы идти вдоль рядов, увлекла парня в темный проход между домами, где резко снизила громкость:

– Ты вот шо, коханый мой, – цепко сжав локоть парня, зашипела старуха. – Обычаи дедовские не забыл? Спортил девку – женись!

– Кого это я спортил, бабушка? – опешил Коготь.

– Сабиночку мою обещал забрать в свою Хортицу? Вот и забирай, пока ее в пыточную не тащат!

Если бы цепкая рука не тянула Когтя вперед, он бы остановился. От неожиданности.

– Всё настолько плохо?

– Может, и не настолько, – чуть сдала назад старушка. – А только в замке сейчас девки в белых плащах верховодят! И комтура их мне не нравится! Умная шибко. И поговаривают, главный функ прибудет скоро, тот, что над всеми функами командует. Псарь с сыном на Сабинку и маленького барона поклеп учинили. Пока обошлось, но как не найдут вас, так всё вспомнят, значится! Так шо, как хочешь, а внучку мою спаси! Да и не жисть ей у нас. Скока я протяну ишо? А потом девке куда? Псарям в подстилки?

– А доносчики? – Коготь лихорадочно размышлял, что делать.

– Забудь. Ублюдок толстый порки не перенес. А родитель евойный повесился с горя! Прямо в конюшне на вожжах, значится, и удавился! Конюхи уж так его отговаривали, так отговаривали, аж живого места не осталось…

– Крута ты, бабушка, – Коготь уважительно покосился на собеседницу. – Только я сам пока не знаю, когда и как уходить будем. Аннет-то совсем головой плоха. Телега нужна, а ее каждый патруль шмонать будет.

– А то как же ж! – согласилась старушка. – А коники у тебя имеются? Какие?

– Круглые*, - сплюнул Коготь. – На телегу с клячей хватило бы, да не здесь же покупать!

Женщина немного помолчала, потом продолжила:

– Значится так. Тут неподалеку хутор безымянный стоит, живет там старик-барышник. Не смотри шо дед столетний, он еще очень даже ничего! Скажи шо от Фриды, да и поговори по душам. И лошадку подберет, и с повозкой вопрос решит. Есть там пара тележек подходящих…

– А… – начал Коготь, но Фрида не дала ему и рот раскрыть.

– Ты молчи и слухай! Сейчас в замке два человека поганых обретаются. Бейлиф из Светочей, отец Иоганн, покойник все шкодливые дела через него проворачивал. Многое знает, о еще большем догадывается. А еще есть сержант, шо Руди нашего расстрелял, тот в Лукау был! Говорит тебе шо-нибудь то название?

– Говорит, – прошипел Коготь. – Не многовато ли знаешь, бабушка?

– Не гоношись, касатик, – шипеть старуха умела явно не хуже. – Я тебе зла не желаю. Ты меня не тронул, Аннет с кичи сдернул, за внучку мою на троих хвостатых с пером пошел! Так шо я у тя в кабале*! Сдам функов – глядишь, и разбежимся по понятиям. Ну шо зыркаешь, как не родной, не у тя одного детство было тяжелое, а игрушки – железные! А у замка Кох от старой Фриды секретов нет! Имечко сержанта запомни: Курт Пфайфер. А Сабиночку я завтра к вам в подпол пришлю, хватит ей куницам глаза мозолить. Так шо постарайся с дедом договориться! – и резко возвысила голос. – А недалеко вже, внучек! Вот и возочек мой, значится! Вот сюда ставь, вот, молодец, уважил бабушку! Спаси тебя Господь!

Коготь аккуратно поставил корзинку, с поклоном принял монетку и нырнул в очередной проулок. Особой радости от полученной наводки парень не испытывал. Если и дальше так пойдет, скоро его каждая собака на улице узнавать будет. Пора валить из села, да и вообще из Нордвента. Вот только на руках куча важнейших бумаг, Кукушонок с матерью и сестрой, панские наследники, которых предстоит как-то вытащить из-под стражи, а теперь еще и девчонка с шилом в заднице, виртуозно умеющая вляпываться в паршивые ситуации. И со всем этим кагалом и функами на хвосте надо пересечь половину страны и перейти границу. Смогут ли они это вдвоем с братом? Старший тряхнул головой. Чего гадать? Попробуют! Надо! Медвежонок бы сказал: «Кто, кроме нас?!». Для начала бумажки бы доставить по назначению. Вот этим и займемся! ______________ * Круглые – золотые монеты(феня) * В кабале – в долгу. Разбежимся – здесь: рассчитаемся (феня).

 

Глава 40

Службу капрал Шнитке никогда не любил. Ну, может, в самом начале, когда сопливым мальчишкой откликнулся на призыв виконта, набиравшего среди сервов гарнизон для сыновьего замка. Тогда Глупый Ганс решил, что это хороший способ сбежать от жалкой доли серва. Жизнь быстро обломала наивные мечты новобранца. Щит, копье и дубинка – отличная замена лопате, мотыге и тяпке, и тем и другим приходится махать целыми днями, причем воинское снаряжение потяжелее будет. Да и мотыгу с лопатой не требовалось держать в руках одновременно. И по ночам сервы спят, а не бродят по продуваемым всеми ветрами стенам, нервно всматриваясь в непроглядную темень. А пиво и доступные служанки молодежи и вовсе не полагались. Точнее, пиво не полагалось, а девочки предпочитали мужиков постарше, поопытнее и побогаче. Ибо на сеновале искали не большой любви, а стабильного заработка, пока годы не вышли, и за «это» еще платят. Марш-броски выматывали куда больше посевной и уборочной вместе взятых и не ограничивались весной и осенью. А еще бывало, что у виконта возникали споры с соседями, и тут начиналось самое противное. Долгое передвижение в неизвестность, короткие ночевки в промозглом лесу под дождем или снегом, напряженное ожидание начала боя и кровавые столкновения. Входящие в тела стрелы, летящая на строй пехоты лавина конников, сверкающие мечи, раскроенные головы, волочащиеся по земле кишки…

Гансу повезло. Прошло семнадцать лет, а он до сих пор жив, руки-ноги на месте, на голове два глаза и оба уха целы. Вообще ни одной серьезной раны за всё время. Царапин, конечно, хватало, но кто их считает! Виконт, так и не став графом, напоролся на клинок такого же высокородного дурака. Так и остались лежать, словно пара молочных поросят, нанизанных на вертела, по недоразумению именуемые шпагами. Четыре капитана, по очереди возглавлявшие гарнизон, нашли свою смерть в коротких стычках, а пятый, лишившийся ноги и глаза, доживает последние дни на конюшне. Не выкинул нынешний граф, сын того виконта, верного служаку на улицу. Не от доброго сердца, а ради подъема боевого духа остальных солдат: мол, фон Ёрки своих не бросают. Из тех, кто служил в те годы, один Ганс и остался. Потому что никогда не лез в герои, хотя и труса не праздновал. Герои и трусы умирают первыми, разница лишь в том, что одни получают клинок в грудь, а вторые – стрелу в спину. Выживают лишь те, кто держит стену щитов, не давая вражеским копьям добраться до мягких человеческих тел. Не все, конечно, но некоторые.

Ганс, например. Отработал вольную, начал прозываться капралом Шнитке и получил под свою руку десяток. Имеет права хлебнуть пивка и расслабиться с девочкой. Только ни тем, ни другим не увлекается особо, складывая получаемую плату в потаенное место. Кто его знает, как повернется жизнь. На слово высокородных надежды куда меньше, чем на старое доброе серебро. С ним отставной капрал всегда сможет найти сговорчивую вдовушку, сварганить с ней пару ребятишек и встретить старость в тепле и уюте. Может, и не такой глупой была мысль податься в кнехты…

Но службу капрал не любил. Ни кровь сражения, ни тупую усталость переходов, ни промозглую сырость ночевок. Даже такие вот сидения на одном месте. Вроде и неплохо, земли дружественные, враг Нечистый знает где, не нападает никто, лагерь обустроен более-менее, владетели своими делами заняты. Со жратвой неплохо, да и селянки вполне сговорчивы… Вот только постоянно ждешь какой-то гадости! А тут еще в замке непонятки. Не то главного Светоча убили, не то целое гнездо Зверей нашли. Охрану соколятни на десяток Шнитке перевесили. Нет, не перевесили, просто пара монахов, ранее неотлучно болтавшаяся возле вонючей телеги, растворилась в безвестных далях, кинув на прощание: «Вы тут так и так торчите без дела, ну и приглядите за этой колымагой». Никак не приказ, даже не просьба. Пожелание, да еще и не подтвержденное ни графом, ни сержантом. В принципе, всё это капрала мало колышет. Но все равно Ганс ждал неприятностей. Просто потому, что ждал их всегда.

И неприятности пришли. Точнее, прилетели, подгадав время прямиком к ужину. Первый снаряд поразил котелок с практически готовой кашей. Прежде, чем кто-либо из кнехтов успел что-то сообразить, следующие два безошибочно нашли открытые рты Курта и Фрица, самых молодых и горячих в десятке.

– Что за фигня тут творится? – взвыл Курт, брезгливо отплевываясь.

– Какая сука дерьмом швыряется? – поддержал товарища по несчастью Фриц, вскакивая и одновременно пытаясь избавиться от размазавшегося по лицу конского яблока. – Убью гаденыша!

– Стоять, – рявкнул капрал. – Макс, Петер, гляньте, что там?

Названные, самые опытные бойцы в десятке, скользнули от костра. Остальные столпились на краю освещенного пространства, напряженно вглядываясь в темноту. Через несколько минут оттуда донесся негодующий вопль, смачный шлепок, грохот от чего-то упавшего, крик, еще один, звуки ударов и отборная ругань. Десяток, не дожидаясь команды, рванулся вперед и через несколько метров вылетел в эпицентр событий. Дерущихся было не то четверо, не то пятеро, в темноте не разберешь. Да и не надо, опознать своих вполне реально по боевому кличу фон Ёрков, а остальное никого не волновало. Особенно Курта и Фрица. Однако численное преимущество кнехты Шнитке удерживали недолго, к противнику тоже подошло подкрепление, и сражение закипело с новой силой.

Ни о каком правильном бое не могло быть и речи: щиты, копья и даже тесаки с дубинками остались у костра, да и темнота не способствовала сколь либо упорядоченным действиям. Кнехты полувслепую молотили кулаками, время от времени попадая во что-то мягкое или наоборот, получая очередную плюху. Капралу достался тяжело пыхтящий здоровяк, машущий руками почище ветряной мельницы при урагане. Пробиться через постоянно мелькающие вокруг головы Шнитке кулаки не имелось ни малейшей возможности, но семнадцать лет службы за неделю не пропьешь! Подловив момент, Ганс присел, не разгибаясь, сделал шаг вперед и, ориентируясь в основном на звук, врезал здоровяку в челюсть. Во всяком случае, костяшки пальцев ощутили что-то похожее. Воспользовавшись заминкой противника, Шнитке подсечкой сбил здоровяка с ног и пошел на добивание, но тут вмешались новые действующие лица, появившиеся почти одновременно с разных сторон и с криками: «Вот они, говнюки гребаные!» бросившиеся в потасовку. Сторонний наблюдатель, обладающий ночным зрением, мог бы легко определить, что теперь в драке участвует пять или шесть десятков, каждый из которых сражается только за себя и против всех. Но Ганс не обладал ночным зрением и не был сторонним наблюдателем. Он наносил и отбивал удары, а точнее, махал руками и ногами, пытаясь попасть по мечущимся в темноте теням, и отчаянно матерился до тех пор, пока что-то тяжелое не встретилось с капральской головой, погрузив Шнитке в беспамятство.

Вернула Гансу сознание льющаяся на лицо вода. Капрал сел, оттолкнул руку Курта и огляделся. Его бойцы были здесь и, слава Господу, все живые! Кнехты сидели на земле внутри освещенного круга, как, впрочем, и еще пять очень похожих групп. Утоптанный пятачок окружали конные в белых плащах с факелами и при оружии. Драка уже закончилась, похоже, не без вмешательства церковников. Вроде, всё было не так плохо, но…

– Хреновые дела, капрал, – шепнул Шнитке Макс. – Бейлифа зарезали.

– Кто? – соображалось Гансу плохо.

– Знали бы кто, дела бы были не такие хреновые. А еще Чокнутой Кунице дерьмом по морде прилетело!

Голова капрала мгновенно очистилась от шума и боли. Мертвый монах – это, конечно, плохо, но жить можно, еще надо доказать, что свои постарались. А вот воительница, наевшаяся конского навоза – это, действительно, страшно. Начнет допытываться – признаешься, что зарезал собственную мать за полчаса до рождения. Хреновые дела – это, пожалуй, мягко сказано!

 

Глава 41

«Господней лаской да волею шляхетской Великий круль поленский, конязь летовский, малосварожский, просский, мазовецкий, жемуйтский, кийский, волынский, подляшский, инфлянтский, ерушалимский, господарь крайнский и баснийский, наследник сиверский и прочая, и прочая, и прочая…»

Обычно титул пана Мариуша смешил даже больше, чем надутый индюк-церемониймейстер. Послушаешь, так полмира «Господней лаской да волею шляхетской» под поленской рукой ходит. А ничего так, что проссы, жемуйты и инфлянты давно под нордвентскую руку отошли, а Кий с Волынью из-под сварожской и не выходили, как и Летва с Малосварожьем, само собой. Басния на языке аборигенов Кроатией зовется, к которой и Крайна отошла после истребления сьербов. А уж каким ветром в список подвластных владений попал Ерушалим и Сиверийский полуостров, лишь гадать можно, о поленцах в тех краях и не слышали, небось. Так что максимум, на который мог претендовать Великий круль, окромя собственно Полении, включал разве что малопригодные для жизни мазовецкие болота да Подляшье, за которое уже не одно столетие резались с кроатами паны Вишневецкие, Магницкие, Чарторыйские и прочие, кому посчастливилось отхватить владения на юге.

Но сейчас свежеиспеченному правителю было не до смеха. Час назад пан Мариуш получил послание из родного маетка, разбудившее в Великом круле Арнольда Хюбнера, капитана ягеров, авантюриста и сквернослова. Поленская мова хороша для общения с краковской верхушкой да карниками окрестных государств, но душу отвести не годится совершенно, так что крулев кабинет заполнял густой поток отборных сварожских выражений, складывающихся в витиеватые черсидские конструкции и изредка перемежаемых гортанными фразами на варварском языке аборигенов островов Красного Лиса.

Ругался Арнольд не только изощренно, но и достаточно громко, чтобы переполошить если не весь Краков, то хотя бы замок, но двери кабинета, способные выдержать пару выстрелов в упор из осадной баллисты, в силу своей толщины обладали превосходной звукоизоляцией, и оценить красоту крулевской речи было дано исключительно пану Клевецкому, назначенному новой властью Великим (а как же иначе?) коронным канцлером.

– Слушай, Хитрюга, – вопросил второй человек в государстве, прослушав очередной десятиминутный спич правителя. – А чего ты, собственно, завелся?

Вместо ответа круль сунул в руку сановнику злополучную бумагу и продолжил выражать своё отношение к окружающему миру. Пан Клевецкий внимательно и неторопливо прочитал письмо, покачал головой, оглядел обратную сторону листа, убеждаясь, что там нет какой-либо приписки, перечитал послание вторично и поднял глаза на пана Качиньского:

– Нет, конечно, мать её через три подвыподверта и головой между ягодиц, но то, что ты предлагаешь, убьет всех действующих лиц. На самом деле, всё не так страшно, как тебе кажется.

– Да? – приличных слов из уст круля так и не раздалось, зато появился смысл. – И что, по-твоему, там не страшно? С сотней на Орден!

В обсуждаемом письме, написанном на изящнейшей фене с вкраплением наиболее удачных выражений вентских ягеров, любимая и единственная дочка поленского владыки извещала родителя, что получила информацию о перемещении (кое иначе чем «захватом заложников» не называла) отпрысков наиболее знатных поленских родов в распоряжение командора Ордена Светочей Веры Фридриха фон Каубаха; обдумала сложившуюся ситуацию, потратив на это не менее пяти минут, и пришла к выводу, что ничему хорошему монахи панских наследников не научат, а кроме того подобная ситуация серьезно осложнит «папочке» игру как во внешней, так и во внутренней политике («функи потроха в натуре ссучат, а панов на иглу посадят без базара»). Так же любящая дочь сообщала о скоропостижной смерти вышеупомянутого командора («сыграл в ящик, скотий хахаль»), что может негативно отразиться и на физическом состоянии поленской молодежи («перережут, как курят»).

А потому она, крулевна Ядвига Качиньская, отправляется в небольшое нордвентское поселение Кохфельде, где нашел свой конец («дал дуба») достойный командор («этот недоносок»), дабы поддержать бедных детишек и «в случае чего» вернуть их на родину. Поскольку же наследнице крулевского рода невместно ездить без приличествующей ее сану свиты, пани забирает с собой первую сотню ягеров под командованием капитана Фрая.

А чтобы папочка зря не нервничал, любящая доча напоминала, что где-то в тех же краях находится сварожское посольство, возглавляемое влюбленным в пани Качиньскую княжичем Святославом, а в лесах вокруг Кохфельде партизанят восьмерка «не худших лучников Полении» и «отмороженная парочка несовершеннолетних ларгов», причем все вышеупомянутые будут счастливы оказать отроковице Ядзе Занозе несколько мелких услуг.

Также вскользь упоминалось, что «маму» пани Ядвига посветить в свои планы не соизволила: к чему женщине «в положении» лишние переживания?

– Поскольку вельможна пани планирует воспользоваться помощью, – канцлер аккуратно сложил письмо, – в её распоряжении окажется некоторое количество особых бойцов, причем хорошо подготовленных.

– Малолетних! – отмел возражение Арнольд. – И особый из них только один!

– Сам говорил, что второй – и вовсе зверь, ему даже оружие не выдают, – канцлер с ухмылкой взглянул на остолбеневшего круля. – Но я имею в виду посольство. А это пара дюжин взрослых. Или ты думаешь, княжича только неадекватные бояре сопровождают?

– Не думаю, – буркнул Качиньский.

– Сломя голову Ядзя в драку не полезет, а огниськовыки не решатся тронуть особу королевской крови, – продолжил Леслав. – Привыкай, пан Мариуш, привыкай. Круль ты теперь, и жена твоя – крулица, и дочь – крулевна. Договорятся, скорее всего.

Ответом была новая порция брани, не менее многоэтажной, чем ранее, но произнесенной без прежней экспрессии.

– У тебя сейчас Сенат соберётся, – рыкнул Клевецкий. – На сварожском с ними говорить будешь?

– Разберусь! – Мариуш хотел что-то добавить, но…

Двери кабинета совершенно не пропускали звуки изнутри. Но в стены не забыли вделать парочку хитрых раструбов, дабы творящееся в тронном зале не было секретом для находящихся в кабинете.

«Господней лаской да волею шляхетской…»

– Пошли!

Перенервничавший отец исчез, и в Малый Тронный зал вступил «Великий круль поленский, конязь летовский… и протчая, и протчая, и протчая».

Трон в зале присутствовал. Точная копия главного, расположенного в Большом Тронном зале: удобное седалище, подлокотники в форме львиных лап, высокая спинка, увенчанная стилизованной короной. Лапы и корона выточены из светлой, почти белой древесины благородного рюгенского дуба, остальное обито красным шелком: красный с белым – цвета Полении. Сиденье достаточно мягкое, если отбросить помпезную символику – удобное кресло. Но символику отбрасывать никак нельзя: трон есть трон! Стоит в торце зала, напротив парадных дверей, на солидном возвышении, чтобы голова сидящего на троне возвышалась над любыми посетителями: понимать должны, сволочи, кто здесь круль, а кто – пыль под сапогами Его Величества.

Но это всё для посторонних. А когда собирается Сенат, трон пустует. В Полении все шляхтичи равны, круль лишь первый среди них, невместно вельможному пану пред остальными нос задирать. Тем паче, в Сенат кого попало не изберут! Потому хоть и председательствует круль на заседаниях Сената, но сидит не на троне, а во главе большого овального стола, за которым и остальные паны устроились. И каждый право голоса имеет. А полномочия у сената дюже велики, без его одобрения ни один крулев указ в силу не вступит. Даже войну супостату какому без сенатского ведома объявить – не в крулевых силах. То есть в крулёвых, конечно: право такое у любого шляхтича есть, да только на свой страх и риск и своими силами. Остальные не поддержат. А коронную армию и вовсе использовать нельзя. Да и что это за армия такая, коронная! У многих шляхтичей поболе будет. Так что круль не на троне сидит, а как все, за столом, разве что кресло его чуть роскошней, да поставлено в торце, «во главе», так сказать. Да входит правитель последним, когда остальные-прочие уже расселись и делают вид, что ждут Его Величество. Вот и сейчас пан Леслав, обогнав начальство, прошмыгнул на собственное место.

Мариуш же остановился в дверях, окинул взглядом зал и только после этого величественно проследовал к крулевскому креслу.

– День добрый, панове, – усевшись, начал он. – Мы собрались для решения всего одного, но важного вопроса. Орден Очистительного Пламени созывает войска для Очистительного Похода на врагов Святого Престола. Кто именно эти пресловутые враги не озвучивается, но секрет сей прозрачен, как кусок лучшего венецкого стекла. Путь Воинов Господа будет лежать через земли Полении. Мы можем присоединить свои силы к Святому Воинству, можем просто пропустить войско Столпа Веры или наглухо закрыть границу, – круль сделал паузу. – Прошу высказываться.

Сенаторы не спешили. Собственное мнение по обсуждаемому вопросу, равно как и по любому другому, конечно же, имел каждый. Но ни один не торопился озвучивать его первым.

– Да что тут думать, – самым решительным, как обычно, оказался пан Пилсудский. – Разве может истинный шляхтич пропустить добрую свалку?! Поднимем язычников на гусарские пики! Заодно вернем исконно поленские земли за Бугом. До самого Кия!

Отвага компенсировала пану Юзефу, как, впрочем, и большинству Пилсудских, некоторую прямолинейность мышления.

– Не скажите, – покачал головой пан Понятовский. – Не забывайте, что воевать придется со Зверями. Ларги – серьезный противник.

Пан Ежи мыслил столь же гибко, как и его вечный оппонент, но был традиционно осторожен, благодаря чему неплохо уравновешивал пана Юзефа.

– И что? – Пилсудский вскочил на ноги и возбужденно замахал руками. – Разве может это остановить истинного шляхтича? Поднимем ларгов на гусарские пики!

– Пан Юзеф излишне оптимистичен, – пробурчал пан Сапега. – Но прав по сути. Наш долг, как людей истинно верных Господу нашему…

Набожность пана Бориса была известна всем присутствующим.

– Не скажите, пан Борис, – перебил Вишневецкий, не считающий возможным хоть в чем-то отстать от недавнего соперника на выборах. – Орден – еще не вся церковь! И не все духовные отцы поддерживают данное предприятие. Впрочем, язычников наказать, безусловно, надо! Предлагаю пропустить армию Ордена, а самим выступить чуть позже, когда воины Господа выбьют Зверей…

– Церковь едина, сын мой, – пророкотал бас поленского архиепископа Миколая Тромбы, – но в словах твоих есть рациональное зерно.

– Насадим оставшихся на наши пики! – с энтузиазмом поддержал пан Юзеф.

– Не знаю, не знаю… – покачал головой Понятовский. – Я бы предпочёл не рисковать. Пропустить Орден через наши земли, и пусть сами разбираются…

– Пропустить… – пан Скомпа задумчиво посмотрел на пана Ежи. – Доброе дело! Только провизию и фураж пусть покупают за полновесное золото. В крайнем случае, за серебро. Никаких долговых расписок!

Фамилию свою пан Адам оправдывал полностью*.

– А если откажутся? – усмехнулся пан Клевецкий.

– Насадим на гусарские пики! – рявкнул Пилсудский.

– Святых братьев? – вытаращился на него Сапега.

Пан Юзеф сообразил, что брякнул что-то не то:

– Э… Ну… Не то, чтобы…

Великий круль нашел глазами Великого же канцлера и едва заметно кивнул.

– Если мне не изменяет память, панове, – пан Леслав обвел глазами сенаторов, – а она мне никогда не изменяет, этот вопрос уже обсуждался при пане Тадеуше. И мы просили безпечников прояснить некоторые аспекты грядущего противостояния. Может быть, прежде чем принимать решение, нам стоит поинтересоваться результатами их работы? – пан Леслав под одобряющие возгласы сенаторов дождался кивка правителя и сделал приглашающий жест: – Прошу, пан Багира!

Звешхник Безпечной Справы* мягко поднялся:

– Основные цифры по силам противостоящих сторон у нас уже были, – промурлыкал он, – однако требовалось уточнить некоторые мелкие нюансы. Мы их уточнили, – губы растянулись в доброжелательной улыбке матёрого хищника. – Наши западные соседи при оценке сил противника немного ошибаются, – улыбка стала еще добрей. – Они думают, что у Сварги три-четыре сотни ларгов. Максимум пять. И их, действительно, пять, – пан Багира хмыкнул, – но тысяч. И это только бойцы на княжеской службе. Не считая не окончивших обучение, вышедших в отставку по возрасту и хлопов. Хотя у них ларги хлопами быть не могут. Но это не суть. Суть в том, что минимально подготовить их для боя – дело пары недель. В общем, Орден могут встретить до десяти тысяч ларгов, из них тысяч семь-восемь – профессиональных жолнежей.

Установившаяся тишина была полной. Беззвучно шептали молитву набожный пан Сапега и архиепископ поленский, пан Скомпа загибал и разгибал правой рукой пальцы левой, будто пытался сосчитать жуткие тысячи страшных ларгов, притих и съежился пан Пилсудский, пытался закрыть отвалившуюся челюсть Михась Вишневецкий… Только круль и канцлер, давно знакомые с озвученными цифрами, не выказывали особого удивления. Да под потолком навязчиво жужжала крупная муха, неизвестно каким образом пробравшаяся в святая святых Великой Полении, руководство которой постигало всю глубину ямы, в которую угодила страна.

– Вы не ошиблись, пан Багира? – жалобно проблеял пан Черторыйский. – Их действительно десять тысяч? Но откуда?!

– Сварга больше сорока лет разводит велетов, – пан Багира по-прежнему улыбался. – Как коров в коровниках.

– Дупа! – выругался Вишневецкий. – Полная дупа!!! Мы все в заднице у Нечистого!

– Не сквернословь, сын мой! – укорил его архиепископ. – Хотя твоя оценка ситуации представляется мне обоснованной.

Сапега согласно кивнул.

– Не так уж нам и нужны земли за Бугом, – неуверенно проговорил Пилсудский. – А Кий и вовсе нашим никогда не был…

– Давайте не будем пропускать войска, – прошамкал пан Понятовский. – Не стоит злить восточных соседей. Живем мы мирно, ни на кого не нападаем…

– Но мы же не можем пойти против Господа… – почти прошептал Сапега. – Долг наш, как сынов Его…

– Не поминай имя святое всуе, сын мой, – откликнулся архиепископ. – Слово ландмастера Ордена не есть Слово Господне! Даже в церкви не все согласны с данными действиями!

– Сначала они пойдут по нашим землям, – пан Скомпа перестал считать и взял слово, – и мы сможем нажиться на торговле. Несильно, ибо платить они будут ассигнациями или вообще не будут. Потом их разобьют, и они бросятся обратно. Жрать захотят по-прежнему, а платить будет нечем. Начнут грабить… – пан Адам замялся.

– Убивать и насиловать, – подсказал Черторыйский.

– Да, спасибо, – кивнул Скомпа. – Хотя последнее не столь важно, бабы в итоге новых хлопов нарожают. Главное – грабить и жечь. А бумаги Ордена не будут стоить и ломаного гроша. И их отберут сварожцы, что заявятся следом. А заодно всё, что осталось… Сплошной убыток…

– А зачем сварожцам бумаги, не стоящие ломаного гроша? – поинтересовался пан Юзеф.

– В сортир ходить, – захохотал Вишневецкий. – Зверям самое то!

– Не сквернословь, сын мой! – вновь сделал замечание архиепископ, осеняя себя знаком.

– Итак, панове, – в принципе, крулю говорить было рано, но пану Мариушу стало скучно. Слишком уж паны просты и предсказуемы. Ими любой ребенок управлять сможет! А уж дочка – вообще без проблем! – Я так понимаю, что Сенат принимает решение не пропускать войска Ордена через земли Полении? Пусть обходят через Кроатию и Пацинакские Степи?

– Нет, Ваше Величество, – скривился архиепископ. – Так с Орденом поступать не следует. Можно и отречение словить! И остановить эту махину уже не сможем! Для Святых братьев не существует границ.

– Истинно так, Ваше высокопреосвещенство, – согласился круль. – Но только для святых братьев. Их мы пропустим. А вот всех остальных – через Кроатию. К чему нам здесь сборище бандитов, наемников и прочего сброда?

– Вы хотите сказать, что мы не пропустим военные отряды нордвентских владетелей? – поинтересовался Черторыйский.

– Ну да, – кивнул Мариуш, – я так и сказал. Только войска Ордена! Они, конечно, будут недовольны, но это уже не наше дело…

– Вынужден с Вами не согласиться, Ваше Величество! – не унимался Черторыйский. – Дело в том, что…

– Вы о своем сыне и наследниках панов, отданных Ордену в заложники? – напрямую спросил круль.

– В обучение, – хором поправили сенаторы.

– Как вам будет угодно, панове, в обучение так в обучение, – усмехнулся пан Мариуш. – Но эту проблему можете считать решенной. Я уже отправил сотню жолнежей с целью возврата несчастных детей в объятья любящих мам.

– Сот-ик-ню-ик, – от потрясения на пана Пилсудского напала икота, и он присосался к кубку с вином. Не помогло. – На-ик Орден-ик… Сомнут-ик…

– И кто командир этих самоубийц, то есть героев? – поддержал Черторыйский.

– Не сомнут! – отрезал Великий Круль. – Моя дочь еще ни разу не нарушала данного слова! И если кто попробует ей возразить…

Второй раз за сегодняшнее заседание установилась гробовая тишина. Такая, что почти беззвучный шепот пана Паниковского услышали все:

– А вдоль дороги…

– Вот именно, – подтвердил пан Мариуш. – А дорог и места вдоль них в Нордвенте предостаточно! _________________ * Скомпа – скупой (полен) * Безпечники – безопасники. Звешхник Безпечной Справы – начальник Службы безопасности (полен)

 

Глава 42

Братья вернулись перед рассветом. Медвежонок вылетел из лаза, словно по просторному коридору проскочил. Выскочил, крутнулся в сторону, оглядел укрытие и, убедившись, что всё в порядке, неторопливо подсел к «столу». У Когтя так красиво не получилось: Облика старший не имел, а в дырку проходил с трудом. Зато ему не требовалось вертеть головой, роль разведки и боевого охранения играл младший. Так что Коготь просто ухватился за верхний край лаза, вытянул тело и, облегченно вздохнув, присоединился к брату:

– Где моё пиво?

Вилли с гордым видом подвинул кувшин и небольшой кулёк. Мальчика распирало чувство собственной значимости: сказали сохранить пиво, он и сохранил. Сахара, правда, немного, но больше на кухне взять не удалось, сразу заметят!

Коготь благодарно кивнул и высыпал содержимое кулька в кувшин. Отхлебнул. Поёжился:

– И как только люди эту дрянь пьют?!

– Молча, – усмехнулся Медвежонок. – А иногда шумно. И всегда без сахара!

– Так еще хуже! – старший снова отхлебнул напитка и с видимым усилием проглотил. – Горькое, отрыжка Чернобога! Я бы еще сахарку добавил: и для вкуса, и по рецептуре…

– По чему? – не понял Вилли.

– Чтобы краска лучше сходила, – пояснил Медвежонок. – А то так и останется фиолетовым с черными разводами. И все будут его за Нечистого принимать. Как сокольничий.

– За Нечистого принял? – удивился мальчик.

– Ага, – кивнул Коготь. – Я его колбаской* по черепушке приласкал и связал, а как очухался, явил лошаре фиолетовую макитру. Конкретно перепугался бедняга. Зато пел соловьем, даже нож доставать не пришлось. И ни разу не соврал! Так что с соколами мигом разобрались: каких заправить, каких порожними выпустить, а каких передавить к перуновой бабушке!

– А каких давить? – Вилли было жалко соколов. – И зачем?

– Степных, в основном, – Медвежонок с интересом смотрел, как брат мучается, пытаясь сделать очередной глоток. – Чтобы хозяева знать ничего не знали, и никто не мог с ними связь установить. Я бейлифа, что за Мистфинком хвостом ходил, прирезал на всякий случай, но вдруг кто еще в курсе. Так надежней: нет соколов – нет проблем.

Вилли кивнул: слово «проблема» ему уже было знакомо.

– В общем, одно дело сделано, – Коготь сглотнул. – Осталось вытащить панят, подкинуть малявы и валить отсюда к куницыной матери!

– Не, – покачал головой Медвежонок. – К куницыной дочке. Приёмной.

– Ну или так, – Коготь внимательно осмотрел собственную ладонь. – Нифига это пиво не помогает! Наверное, сахара мало.

– Ты выпил-то всего ничего, – хмыкнул Медвежонок. – Осилишь кувшин, тогда и посмотрим. Может, хватит сахара… Или не хватит…

– А куницына дочка – это кто? – не выдержал Вилли. – Кунёнка?

– Не кунёнка, а панёнка, – прыснул младший. – Тебе же уже говорили: Ядзя Заноза, крулёвна поленская. Редкостная прилипала! То есть человек редкой души и множества талантов! Мамочка у нее из куниц будет. Неплохая тетка, хоть и рыжая. Велетка, между прочим!

– В Полении король – вильдвер? – удивился Вилли.

– Эх, Кукушонок, бестолковая твоя башка, – оторвался от пива Коготь. – В Полении не король, а круль. И не вильдвер он, вильдвер у него жена.

– А дочка?

– Она от другой мамы. Вообще-то, ей и папа не родной, а нанятый.

– А?.. – Вилли окончательно запутался.

– Ладно, не бери в голову, главное – Ядзя наш человек. Порошки эти красящие – её подарок, – Коготь с ненавистью посмотрел на кувшин, горестно вздохнул и отхлебнул новый глоток. – Удивительная всё же дрянь! А узкомордого ты правильно пришил, – сообщил он брату. – Он про Лукау знал.

Лицо Медвежонка озарила радостная улыбка:

– Был там?

– Не был, но знал.

– Точно?

Коготь кивнул:

– Бабка Сабинкина шепнула. Тут ещё сержантик один есть, арбалетчиков строить мастер, вот тот был, – глянул на вскинувшегося Медвежонка и покачал головой. – Сейчас не до него. Никуда не денется. Раньше или позже, так или иначе… Не ты, так Кукушонок…

– Хрен с ним, – пробурчал младший. – Что она еще говорила?

– Сабинка с нами пойдет. Ей тут совсем край.

Медвежонок выругался. Коготь пожал плечами:

– А что делать? Видела малая много. Это куницы добренькие, а функи приедут – нормально спросят. Девке теперь либо с нами, либо на дыбу.

– А бабке?

– Бабка умная, выкрутится…

– Лад…

Не договорив, младший скользнул к лазу в замок. Всё повторилось, как в прошлый раз: сопение, ручка, вторая, копна волос, упор в пол, верчение головой, улыбка… Только визжать девчонка не стала, а, уверенно прошагав к столу, водрузила на него приличного размера мешок.

– Легка на помине, – фыркнул Коготь. – А это что?

– Ваша доля, – Сабина гордо вздернула голову. – В общак!

– Чего?! – братья с изумлением уставились на девочку.

Сабина вздохнула, напустила на лицо выражение показного терпения и разъяснила:

– Я развела дураков на конфеты. Сто штук. Это ваша доля!

– И сколько здесь? – поинтересовался старший.

Девочка пожала плечами:

– Я только до двадцати считать умею!

– А откуда знаешь, сколько было?

Сабина удивленно вытаращилась на Когтя:

– Сам же учил: сто – это пять раз по двадцать!

– Талант! – рассмеялся Медвежонок.

– А ты возьмешь меня с собой, да? – Сабина отпустила мешок со сладостями и затараторила, цепляясь за Когтя. – В эту, как ее, Хортицу, да?! А ножом драться научишь, да?! А кричать как птички, да?

– Научу, научу… – вздохнул Коготь.

Смех младшего перешел в хохот:

– Куда ж ты денешься! Теперь это шило в твоей заднице!

– Классное погоняло! – осклабился Коготь, обращаясь к девчушке. – Отныне будешь Шилом!

– Зачем? – не поняла та.

– Надо же тебя как-то звать.

– Меня Сабиной зовут, – девочка уставилась парню в глаза. – Мне нравится!

– Сабину сейчас будет вся функовская армия искать, – пожал плечами Коготь. – А про Шило никто не знает. Поняла?

– Ага, – радостно кивнула та. – А Вилли теперь вилка? Или ложка?

– Кукушонок я, – мальчик постарался сказать это солидно. – И я вильдвер!

Девочка, не обратив на него ни малейшего внимания, схватила кувшин Когтя:

– А что ты пьешь? Ой, гадость какая!

– Это моя гадость! – старший отобрал кувшин. – Пиво это!

– И как только мужики эту дрянь пьют?! – удивилась Сабина.

– Молча, – не стал оригинальничать Медвежонок. – Конкретно мой брат – с сахаром!

– Только сахара мало, – вздохнул старший.

– А ты конфетку возьми, – девочка вытащила из мешка большой леденец и протянула Когтю. – Она сладенькая, закусишь…

– А что, идея, – обрадовался старший. – Их вроде из сахара делают…

– Эти – из мёда, – вновь засмеялся Медвежонок. – Но попробуй, может, и поможет. Попытка – не пытка!

– Всё это занятие – сплошная пытка, – пробурчал Коготь, перемалывая зубами леденец и запивая ненавистной жидкостью. – Глянь, помогает хоть?

– Что глянуть? – Сабина опередила Медвежонка.

– Цвета я какого?

– Ну это… – девочка задумалась. – Между пунцовым и лиловым. В темно-зеленую полосочку! Ой, а ты светлеешь!

Коготь смачно выругался, разгрыз сразу две конфеты и надолго приложился к кувшину:

– А теперь?

– Теперь светло-зелёный. А полосочки красно-коричневые!

– Какой? – вытаращился Коготь.

– Ты пей давай, – ухмыльнулся Медвежонок и тоже засунул в рот конфету. – И поменьше Шило слушай. К концу кувшина нормальным станешь.

– А мне можно? – тихо спросил Вилли.

Старший молча подвинул к мальчику кувшин.

– Не, мне конфетку…

Коготь досадливо сплюнул на пол:

– Конечно, нет! Что глупые вопросы задаешь? Бери и жуй! __________________ * Колбаска – мешочек с песком. Неприятная вещь, если с размаху стукнуть по темечку.

 

Глава 43

С каждым днем Драган всё сильнее жалел, что судьба привела его в Кохфельде. Оно, конечно, прижали ватагу сильно, и спрятаться под крылышком Светочей было не худшей идеей. Но последние дни бывший атаман явственно ощущал приближение неприятностей. Неизвестно откуда появившиеся Звери, убийства кого-то из самой верхушки, облавы на детей, непонятная драка на окраине лагеря… И ничего конкретного, всё на уровне ползущих слухов. Чего ждать завтра?

– Поздрав*, дядечьки! – полудетский голосок оторвал десятника от размышлений. Точнее, от разглядывания кончика собственного ножа. – А я как раз вас тражу*…

Драган поднял голову:

– А… Рабро… Мастер ножа и зубочистки, здоровья тебе в селезёнку! И зачем ищешь?

– Так я ж вам денежку задолжал, – парнишка уселся на кошму между атаманом и Иржи. – Вернуть надобно…

– Какую денежку? – заинтересовался Драган. – И за что?

Белобрысый перекинул негромко звякнувший кошель:

– Двадцать беленьких. За шкета, что у стога сбондили.

– Тот, значится, парнишка был, – довольно усмехнулся Квитко.

– Тот, да не тот, – пальцы Рабро сложились в знак ночных. – Функи и за того половины бы не дали. У нас сазан* пощедрее будет.

– Нейдорфский, значит, – Драган даже не удивился преображению мальчишки. – А погоняло твоё как?

– Как и говорил: Панджо. А по-вентски Коготь будет.

– Будем знакомы, – кивнул атаман. – Говори, зачем пришел. Только не надо за лавы заливать, не с фраерами базаришь.

Коготь кивнул:

– Верно. Шлёпают*, вчера на хаче* большого функа на перо поставили, – парнишка дождался согласного кивка. – А еще базарят, что перо то кроатским было.

– Кто базарит? – подобрался Вук.

– Да так, пернатые щебечут*…

– Варганка*, - скривился Драган.

– Может, и варганка, – не стал возражать Коготь. – А только функам крайний потребен, и лучше Драгана Кровопийцы с ватагой разве что залетный Зверь подойдет. Только того еще словить треба!

– Да ладно… – протянул Томаш, но замолк, остановленный жестом атамана.

– А что мне мешает сдать функам нейдорфского пернатика? – спросил тот у Когтя.

– Ничего, – парнишка пожал плечами. – В одном ряду болтаться будем.

– И?

– Подрываться вам надо.

Иржи присвистнул. Лица остальных тоже выражали сомнения.

– Куда? – озвучил общую точку зрения Радомир. – Дома нам рады не будут.

– Так до панов, – развел руками Коготь. – Ксивы вам справим, маляву до нового круля накатаем.

– Так уж и до круля, – усмехнулся Званко. – Кончай фуфло толкать. Паны для нас местечко на шибенице всегда свободным держат.

– У моего братана крулёва дочка в краснючках* ходит. А шо до панов, так не с пустыми руками пожалуете!

– Всю раскладку давай*, - рыкнул Драган. – Что ты тянешь, как кишки на дыбе!

– В тридцати милях отсюда функи держат панские потроха*. Кум ихний панов тем прикрутить хотел. Но кум с шестеркой сейчас с богом ботают, а шкеты дармовые. Увести по-тихому, да сдать крулю. Еще и рыжья сыпанет!

– И вместе с рыжьем на шибеницу, – хмыкнул Званко.

– Не, – Коготь покачал головой. – Если на шибеницу, то без рыжья. Но вам до круля и не надо. Сразу к дочке его идите, Ядвиге Качиньской, братан и ей маляву кинет.

– Кому?! – выдохнул Драган. – Кто сейчас круль?!

– Так я что, не сказал? – притворно удивился Коготь. – Пан Мариуш! Милейшей души человек!

– А его дочка – та самая панёнка Качиньская?

– Ага!

– А твой братан…

– На том стоим! – в руках мальчишки откуда-то появился нож, потанцевал между пальцами и вновь исчез. – Пан Драган, здоровья тебе в селезёнку, ты атаман или краснючка перед жавером?! Работать этой ночью надо!

Драган обвел ватагу взглядом:

– Заметано! Когда и где? *_____________ * Поздрав – Здравствуйте (кроат) * Тражу – ищу (кроат) * Сазан – здесь: покупатель (феня). * Шлепают – говорят (феня). * Хач – разборка, драка (феня). * Пернатые щебечут – игра слов: пернатые – птицы, и пернатый (пернатик) – боец-ножевик (феня). * Варганка – вранье (феня). * Краснючка – здесь невеста (феня). * Дать раскладку – рассказать подробно (феня). * Потроха – дети, панские потроха – сыновья панов(феня).

 

Глава 44

Задира снова учуял гостей первым. И на этот раз шуметь не стал. Только тявкнул тихонечко, подавая знак вожаку: идут, мол, чужие, незнакомые. Кивнул ли Буран, старик не видел. Но какой-то знак подал, чем вызвал счастливое сопение щенка. И гавкнул пару раз: мол, мало их, хозяин, нет оснований для тревоги. А следом раздался и стук. Тихий, вежливый, можно даже сказать, неуверенный.

– Я по делу, хозяин…

Старик, тяжело опираясь на клевец, впустил гостя, кивком ответил на приветствие. Сурово сдвинул брови:

– Чего надо?

– Лошаденку бы подкупить, – пожал плечами одетый сервом парнишка. – Мне по статусу. С телегой, а лучше фургоном… – гость сделал паузу и закончил: – И коняшек штук восемь поприличней. Чтобы владетелю не стыдно было в седло сесть.

- «По статусу»… - проворчал старик, снимая жердь со входа в кораль. – И давно сервы на салеве как на родной шпарят?

– Да с тех пор, как золотом платить начали, – усмехнулся гость.

В свете луны тускло блеснули монеты.

– Плательщик нашелся… – в дребезжащем голосе прорезалась насмешка. – Золото он приволок! И кто мне скажет, где местные сервы его берут? Сдается мне, прошлой ночью денежки эти под белыми плащами скрывались. И смотрелись там куда естественнее…

– Так я ж дорого плачу, – ухмыльнулся мальчишка. – За этот кошель можно три телеги купить и табун кляч в придачу.

– Это с какой стороны посмотреть, – не согласился старик. – Придут истинные хозяева…

– Не придут, – широко улыбнулся гость. – Не до того им, с Господом по фене ботают. Или с Нечистым, Сварог знает!

– Ну так дружки их, али сослуживцы, – не сдавался старик. – Хрен редьки не слаще.

– Дык и эти заняты, – поцокал языком мальчишка. – Душегубов ищут, что больших функов на перо ставят. Не до лошадок им…

– На сколько человек телега? – уточнил барышник. – Пять? Шесть?

– Можно и на четыре…

Стая вдруг всполошилась. Залился яростным лаем Задира; разразился злым рычанием Буран, остальные поддержали солистов дружным хором. И замолкли. Только вожак еще пытался рычать, да щенок, оправдывая кличку, подтявкивал, смешивая угрозу в голосе с прорывающимся страхом.

Новый гость, пренебрегая воротами, перелетел над забором, презрев высоту в полтора человеческих роста. Приземлился, окинул взглядом двор и криво усмехнулся:

– Ало!* Ты узнаешь меня, Черный?

– Ты похож на отца, – отозвался хозяин. – Что-то в последнее время на моем подворье становится людно…

– Это ненадолго… – еще больше скривился вновь прибывший.

Высокий, широкоплечий, короткостриженный. Кожок, чиоречи, цэрухи*.

– Ты лэутар, – парнишка незаметно освободил от креплений пару метательных ножей. – Играл на рынке…

Вылитый музыкант. Особенно обнаженная ромфея* в руке колорита добавляет.

– Ах, да, – валах хрипло рассмеялся. – Наш юный друг не в курсе… Твой дедушка… или деловой партнер, уж не знаю, кто тут из вас кто… Так вот, он только сейчас мирный хуторянин. А когда-то он убил очень многих… В том числе моих родных. Мстил за каких-то дикарей, даже не знающих Господа. Может, слышал про Черного Мстителя? Хотя откуда грязный серв может знать…

– А теперь ты решил отплатить той же монетой глубокому старику? – прищурился мальчишка. – Не слишком ли долго ждал?

– Ты думаешь, я дам ему честный поединок? – расхохотался валах. – Ужасу Валахии? А вот так не хочешь? – черты гостя поплыли, являя Облик.

Коготь метнул один нож прямо в валаха, второй – на опережение, в точку, куда должен прийти вильдвер, прыгнув на старика, и бросился вперед, впервые в жизни жалея об отсутствующем мече. И с ним шансов нет, а уж с ножом… на велета! И замер.

– Дурак, – вздохнул старик, высвобождая клевец из черепа мертвого валаха. – Пришел убивать – убивай. Разболтался… – он усмехнулся. – А ты умудрился попасть, волчонок. Но нож не пробьет череп волоту. Даже меч чаще всего соскальзывает. Клевец куда лучше. С дыркой в голове вильдверы умирают так же быстро, как и обычные люди.

– Задница Чернобога! – выдохнул Коготь. – Вы на самом деле Черный Мститель?!

– Никогда не верь легендам, мальчик, они врут, – покачал головой старик. – И дуракам не верь, они не понимают, что несут. Просто помни, что на любую силу может найтись большая. И братцу своему сообщи. Чего он там свистит?

– Еще пятеро. Были.

– Теперь нет? – старик тяжело оперся на клевец. – Ну и ладненько. Пошли выбирать телегу… Или сначала нужны кони? ______________ * Ало – здравствуйте (валах) * Валахская одежда: куртка, штаны, обувь. * Ромфея – валахский меч.

 

Глава 45

Прочёсывать лес – неблагодарное занятие. А уж участвовать в этом… Идешь, стараясь прикрыться щитом со всех сторон сразу, и гадаешь, откуда вылетит стрела, выпущенная из длинного антийского лука, или посланная крепкой рукой сулица, а может, метательный нож, специально утяжелённый для пробития кольчуги, или ещё какая гадость, приспособленная человеком для лишения жизни ближнего своего. И сколько ни гадай, а тому, кто обнаружит искомую добычу, придется несладко: уж его-то найденный обязательно постарается прикончить. А если учесть, что ищут Зверя, да не одного, а целый выводок, то неудивительно, что каждый кнехт в цепочке мечтает только об одном: чтобы не нашли. Точнее, чтобы нашли поскорее, но сделал это кто-нибудь другой и подальше отсюда. Потому что ежели не найдут, придется еще не один день бродить по лесу в полном вооружении, обливаясь потом, спотыкаясь о переплетения корней и проваливаясь в незаметные в траве не то ямы, не то чьи-то норы. А самое обидное – если тот, кого ищут, не беглый серв, а человек серьезный, найти его очень непросто. Можно пройти в шаге от врага, замершего в малиннике, залегшего за крохотный бугорок, нырнувшего в бочажок или скрывшегося в кроне дерева. И не увидеть, не почувствовать, не заподозрить…

Три цепи одна за другой пересекли очередной кусочек леса и, тяжело сопя и хрустя сминаемыми ветками, скрылись в лесу. Какое-то время было тихо: ни звука, ни движения. А потом ожил малиновый куст:

– На чем мы остановились? Мирко?

– Потом незваные гости наведались, – прошелестела крона. – Пятеро, один непростой. Ты был прав, Борна, это он. Вмешательство не понадобилось.

– Добре. Обрад?

– Умник один хотел птичку выпустить, – отозвался бугорок. – Каким правильные люди шеи сворачивают.

– И?

– И выпустил. Хорошая птичка, быстрая. Но мои стрелы быстрее. А умник совсем медленный. И молчаливый. Потому как без языка.

– Добре, – выдохнул куст. – Йован?

– Ватага собирается потихоньку, – булькнул заполненный водой бочажок. – Так, чтобы соседи не заподозрили. К вечеру подорвутся.

Куст немного помолчал, потом пошелестел листвой:

– Следим за всеми. Похоже, уходить ночью будем. Впрочем, по обстановке.

И снова тишина. Ни звука, ни движения. Если бы прочесывающие лес кнехты вернулись обратно, увидели бы малинник, бугорок, бочажок и крону дерева. И никого больше. Потому что больше никого и не было.

 

Глава 46

– Ну и предложил бы деду с нами идти, – уставился на брата Медвежонок. – Раз он велетов с одного удара кладет. А сил не хватит – так телега же есть!

– Думаешь, я дурнее циркового фургона? – окрысился Коготь. – Не хочет он. Говорит, старый уже по белу свету мыкаться. А валахи, мол, пусть приходят, пока клевец не заржавел. К тому же ты их зачистил.

– Это да, – кивнул младший. – Вот не ожидал, что прикрывать буду не тебя, а хозяина.

– Вряд ли этот урод оставил бы нас живыми, – пожал плечами старший. – А я против велета и с ножом не потяну…

– Ладно, проехали, – Медвежонок махнул рукой. – Что делать будем. Панят, допустим, пристроим. А дальше?

– Я только один вариант вижу – делиться, – Коготь вздохнул. – Ты берешь Вилли и младенца, им ни на одном посту появляться нельзя. И гонишь полным ходом. Кукушонок на спине, мелкая в руках. А я остальных потащу.

– Мама Урсулу не отдаст, – вставил Вилли.

– А кто ее спросит? – отмахнулся старший. – Всё одно как больную повезу. Сонное зелье плюс порошочек из Занозиных подарков. Тот, что я пил, только в малой дозе. И личико крапивой обработать. Получится: без сознания, опухшая и синеватая слегка. Подорожную нарисуем, и вперед – детишки маму к лекарю везут. У малой с зубками всё в порядке…

– А кормить? – поинтересовался Медвежонок.

– Голодная и не просыпаясь покушает!

– Да не Аннет, – сплюнул младший. – Ребенка я чем кормить буду? Она же орет, когда голодная!

– Молока настреляешь!

– Пять раз в день?!

Коготь задумался:

– А реже никак?

– Орет! – вздохнул Медвежонок. – Громко так! Всю живность в лесу распугает. И патрули приманит…

– А ты сразу на пару дней покупай.

– Скиснет по такой жаре…

Братья задумались.

– Аннет Урсуле уже простоквашу давала, – вставила Сабина. – И яблоки. Только без кожуры.

– Вот! – обрадовался Коготь. – Первый раз свежее; второй, считай, тоже; третий – чуть подкисшее… И так, пока простоквашей не станет, или всё не сожрет. А если совсем спортится – яблочком закусить дай!

– Как его дашь? – младший энтузиазмом брата не проникся. – Ей же жевать нечем! Только кусать одним зубом

– Сам прожуй и сплюнь ей в рот!

Медвежонок на мгновение задумался:

– А она с моей слюны копыта не откинет? – неуверенно произнес он.

Но Коготь уже поймал кураж:

– Так ты не в Облике жуй! И вообще, велетка она или как? Раз клык вылез, значит, и мясо можно. Даже полезно!

– Сырое? – скорчил скептическую мину Медвежонок.

– Вареное, – серьезно уточнил Коготь.

– И хлеб, – подсказала Сабина. – Мякиш намять…

– Короче, сообразишь, – закончил старший.

Медвежонок грустно вздохнул:

– Она не только жрет. Еще и наоборот. Мне что, целыми днями в ее дерьме ходить?

– Тряпку подложить можно, – отрезал Коготь. – Пусть в нее гадит.

– Так она, когда тряпка грязная, тоже орет… Так мы не бежать будем, а только тряпки менять.

– Аннет мох подкладывала, – с видом знатока сообщила Сабина. – Как младенчик заплачет, мох выбросить и новый положить. А тряпка сухая.

– Может, тебя с ними отправить? – с надеждой предложил Коготь.

– Я троих не унесу! – вскинулся Медвежонок. – Хрен с ним! Вилли, пошли учиться пеленать твою сестренку! Времени мало, нам еще сегодня за панятами идти! Старшой, а встретимся где?

– В Нейдорфе на хазе. Хотя… – Коготь задумался. – Ты меня сильно опередить должен. Если обломится через Одру перебраться, вали сразу до Занозы. А на хазе знак оставь. Я туда загляну, но ждать не буду. Тоже знак оставлю… Знаешь, ну его, Нейдорф этот! У Качиньских встретимся. Не в маетке, так в крулевском замке!

 

Глава 47

Что для кнехта может быть хуже собачьей смены? Да что угодно, начиная от раны в живот и кончая владетельским гневом. Но если сидишь в тылу и нигде не проштрафился, а всех дел – охранять каких-то поленских недорослей, то, пожалуй, собачья смена – самое паршивое, что может случиться. Стоишь посреди ночи у сарая, куда заперли пленных, да зеваешь от скуки и недосыпа. Глаза слипаются неимоверно. А если начало ночи ушло не на сон, а совсем даже на другой отдых… Конечно, можно было не увлекаться, да больно уж горяча Марта в этих делах, мертвого поднимет. Нет, у мертвого поднимет! Соскучилась вдовушка по мужской ласке. Так что пришлось Доминику Доллю выходить в караул, не сомкнув глаз, да еще и досуха выжав чресла. А хуже всего, что и Матиас Хинц, похоже, занимался в то же время тем же делом, а потому скорее сам заснет, чем товарища разбудит. И задача-то два часа простоять, да как-то уж больно тяжко…

Нахрена вообще этих щенков охранять? Хотя теперь, наверное, надо. Но ведь поначалу-то ни о каком побеге мелочь и не помышляла! Пока их из теплого дома не вышвырнули в сарай на околице, сменив удобные лавки на охапки соломы на голой земле. Тут уж любой взбунтуется! А малолетки-то похоже, из благородных, недаром у них даже мечи не отобрали: видимо, опасными не считают, но и оскорблять лишний раз не хотят. Вот и оставили бы в избе, раз не хотят. Места в деревне хватит. Зря десятник выкаблучивается, святые братья мальчишек в тепле держали, а он раскомандовался, понимаешь…

Но кто такой рядовой Долль, чтобы решения начальства осуждать, пусть даже и про себя. Наше дело маленькое: молчи, пока не спрашивают, и приказы выполняй. Конкретно сейчас: стой, не спи и по сторонам поглядывай.

– Слышь, Матиас, – негромко позвал Доминик.

– Чего тебе? – недовольно отозвался Хинц.

– У тебя горло промочить есть чего? Вода хотя бы?

У самого Долля фляга была пуста, выдули с Мартой на пару. А залить оказалось нечего, не воду же в самом деле!

– Пусто, – вздохнул Матиас. – Сам собирался у тебя спросить. Теперь до конца смены мучиться!

– Ладно, – Доминик попытался взглянуть на жизнь оптимистично. – Зато сушняк уснуть не даст.

– Тоже верно.

Оба замолчали. Говорить-то особо и не о чем. Да и по уставу не положено. Положено стоять, скучать и глазеть по сторонам. Хоть бы девка какая мимо прошла, тогда другое дело. Никакой похабщины, даже потрогать вряд ли получится, но хоть поглазеть, как при ходьбе задница виляет, да буфера прыгают… Всё не так скучно… Только где это видано, чтобы девки ночью по деревне шастали?

Впрочем, на девках свет клином не сошелся. Доминик согласился бы даже на проверяющего посты десятника, всё не так тоскливо! Десятник сейчас развлекается с дородной старостихой. Или с её фигуристой дочкой. А может, с обеими сразу. Или уже наразвлекался и дрыхнет, как последний цуцик, между двумя аппетитными бабами. Не деревня, а клад какой-то, в каждой второй хате мужика нет. Кто погиб, кто помер, кого в солдаты забрили, а кто и на заработки по отписной* подался. Впрочем, в других деревнях похожая картина… Десяток кнехтов, расположившихся на постой, для оголодавших баб – счастье немереное. Мигом всех по домам растащили, и никто по ночам не шастает, все трудятся над увеличением поголовья местных сервов. Так что любое движение сейчас невозможно в принципе!

Ан нет! Идет кто-то. Долль насторожился и даже шепотом предупредил Хинца. Долго ждать не пришлось: по главной (и единственной) улице в их направлении двигался щуплый подросток. Даже скорее мальчишка, лет тринадцать от силы. Чей-то сынок, наверное. То, что Доминик не помнил, чтобы раньше этот пацан попадался ему на глаза, не настораживало, рядовой к мальчикам относился… никак. То есть, сам когда-то относился, до первой бабы еще, но это было давно. А другие мужчины его интересовали только как мишень для меча, кулака или палки. Или как возможный источник опасности. А малолетки в собственном тылу не интересовали никак. Собственно, в свете луны разбирался только силуэт, да и то в общих чертах. Доминик даже помечтал немного, чтобы силуэт оказался девкой.

Всё-таки это был мальчишка, что стало окончательно ясно, как только гость ступил в освещенный факелом круг.

– Стой, – громко приказал Хинц. – Кто таков, куда идешь?

– Дяденьки, – зачастил паренек, – а кто из вас Ганс? А то мамка сказала вина ему на пост отнести, а где этот самый пост, не сказала. Я вот хожу, хожу, а только вас и нашел…

Мальчишеская скороговорка не давала возможности вставить хоть слово. Впрочем, и хорошо, иначе Доминик сразу бы сообщил, что Ганс сегодня на посту не стоит, и не услышал бы волшебное слово «вино». Мысль созрела мгновенно:

– Я Ганс! – перебил он мальчишку. – Вот только у нас в десятке два Ганса. А кто твоя мать?

– Матушку Эльзой зовут, как церковь пройдете, второй дом с этой стороны, – мальчик, повернувшись спиной к кнехтам, поднял левую руку.

– Эльзочка… – расплылся в улыбке Долль. – Девочка моя заботливая! Нашел ты, кого хотел. Давай вино, а мамке передай, что как сменюсь – приду, если десятник не припашет. А припашет – так завтра, как стемнеет!

Довольный мальчишка вручил рядовому кувшин и припустил обратно по улице, только босые пятки замелькали.

Бежал он недолго, через два дома затаившись в проулке, но ни Хинц, ни Долль этого не видели.

– А Гансу что скажем? – засомневался Матиас.

– Правду, – заржал довольный Доминик. – Что мы его рожу от расцарапывания спасли. Он же этой Эльзе сказал, что в карауле стоит, а сам где-то на другой устроился. Нашел бы его пацан и матери всё рассказал. А так – сходит завтра до заботливой Эльзы, и всех делов. А кувшинчик этот, – кнехт ласково погладил холодный бок сосуда, – наша с тобой законная награда. Холодненький, прямо с ледничка!

Долль с наслаждением припал к горлышку, одним глотком втянул в себя половину содержимого и передал кувшин напарнику. Сомнения Хинца развеялись как дым. Вино оказалось на удивление хорошим. Матиас вытряс в рот последние капли, опустил голову и с удивлением обнаружил напарника лежащим на земле. «Отра…» – мелькнула мысль, но додумать её до конца Хинц не успел…

Стоило кнехтам упасть, как из проулка вынырнул давешний мальчишка и опрометью бросился к сараю. Легко снял толстенный брус, который с трудом поднимала пара кнехтов, и распахнул двери.

– Эй, есть кто живой? – по-поленски спросил он темноту. – И не спящий.

– Пся крев! – раздался заспанный голос. – Уже и ночью поспать не дадут!

– А тебе чего больше хочется? – язвительно произнес пришедший. – Спать или домой?

– Куда домой? – отозвался второй голос.

– В Полению. Только валить прямо сейчас надо, пока охрана спит.

Темнота зашевелилась, и на улицу вывалились восемь мальчишек от десяти до четырнадцати лет в богатой, но грязной и мятой одежде. Зато все при мечах.

– Нас здесь учить обещали, – сообщил самый маленький.

– Прямо в этом сарае? – удивился освободитель.

– Но…

– Каждый следующий университет будет хуже предыдущего.

– А ты кто? – спросили сразу двое. Наиболее крупные и, видимо, старшие. У одного даже усики пробиваться начали. – С какого мы должны какому-то хлопу верить?!

«Хлоп» сделал какое-то неуловимое движение, и спросившие, не ждавшие подвоха от куда более мелкого мальчишки, оказались на земле.

– Это за хлопа, – спокойно разъяснил победитель. – В следующий раз пришью к Нечистому! Я – Медвежонок, личный агент и близкий друг панёнки Качиньской. А она теперь крулёвна, чтобы вы понимали. Еще вопросы есть?

Освобожденные растерянно молчали.

– Тогда закрываем сарай и валим к лесу! Там вас ждут кони и охрана. Кроатские наемники. Им, конечно, заплатят кучу бабла, но особо не хамите, кроаты – люди горячие. Так что распихайте шляхетский гонор себе по дупам, пока вас панёнка родителям не вернет. Всё, работаем.

Медвежонок закрыл двери, с помощью обоих побитых заложил обратно брус, влил в рот охранникам по несколько капель из пузырька и помчался к лесу, посматривая, чтобы панята не отставали.

На опушке их ждали.

– Всё нормально? – спросил Коготь.

– А то, – усмехнулся Медвежонок. – Кнехты скоро очухаются, но молчать будут как рыбы! Нечистый панят уволок, Нечистый! Начал с соколов, а теперь людьми занялся!

Братья прыснули.

– Значит так, – обратился Коготь к подоспевшим мальчишкам. – Вот это Драган, – он кивнул в сторону крепкого высокого мужика с бандитской рожей. – Слушаете его, как родного папу! Его задача – довезти вас до Полении живыми и относительно здоровыми. И он довезёт. Но! Если кто из вас решит усложнить ему эту задачу, то уж Драган Кровопийца придумает, как осложнить придурку жизнь, не калеча. Ясно?

Панята недовольно забормотали.

– Говорите сейчас, – рявкнул Коготь. Шепотом рявкнул. – Потом говорить будет поздно, будете только слушаться.

– Мы вельможные поленские паны, – выступил вперед парень с усиками. – Мы не можем подчиняться всякому сброду…

– Пан… – начал Коготь и сделал паузу.

– Сапега, – представился парень. – Анджей Сапега.

– Пан Анджей, у Вас на боку висит железная палка, – издевательским тоном произнес Коготь. – Вы умеете ей пользоваться?

– Да как ты смеешь?! – Сапега схватился за рукоять меча.

– Достань и попробуй меня зарубить!

– Но ты безоружен…

– Быстро! – вновь рявкнул Коготь. – У нас мало времени!

Анджей выхватил меч и бросился вперед, чтобы через мгновение полететь в траву. Коготь подобрал выбитый из руки меч, повертел в руках и вернул вставшему Анджею:

– Всё ясно? Наша с вами общая задача – вытащить вас из неприятностей. Мы одна команда, и каждый занимает в ней место по своим умениям. Вы пока умеете мало. А потому в команде вы не вельможные паны, а новобранцы, беспрекословно подчиняющиеся командиру. Ясно? Кому нет – обдумаете по дороге, если хотите жить! О своих умениях расскажете Драгану на привалах, может пригодиться. Всё! Разбирайте коней, и вперед! Драган…

Через считанные минуты на опушке остались только братья.

– Обошлось, – вздохнул Коготь. – Слабоваты вельможные паны. Один тумак…

– Три, – уточнил Медвежонок. – Два у сарая. Но все равно слабоваты.

Оба хмыкнули и скрылись в лесу.

* * *

Хинц и Долль пришли в себя одновременно.

– Что случилось? – Доминик сел и помотал головой.

– Не знаю, – Матиас последовал примеру напарника. – Мне показалось, что нас отравили. Но живы…

– И наша смена еще не кончилась… – Долль поднялся. – Засов на месте… Всё нормально, вроде…

– А где кувшин?

Тщательные поиски ни к чему не привели, кувшин бесследно исчез.

– Странно, – Хинц даже сдвинул шлем, чтобы почесать в затылке. – Кому он нужен, вино-то мы выпили…

– Да хрен с ним, – Доминик принял решение. – Не было никакого кувшина. И вина не было. И припадка этого странного. И пацана. Стояли себе всю смену, ничего и никого не видели!

– Ты что, – возмутился Матиас. – А если этот мальчишка – шпион чей?

– Хочешь в пыточную за этого мальчишку? – поинтересовался Долль. – И я не хочу! Пусть шпионит! Мы тут при чём?

Хинцу ничего не оставалось, как признать правоту напарника. ______________ * «Отписная» – документ, подтверждающий разрешение владетеля крепостному серву находиться за пределами владения. Чаще всего выдавалась уходившим на заработки в города или богатые села.

 

Глава 48

Мать Ванесса, комтура ордена святой Барбары, несильно удивилась, обнаружив документы покойного командора. В событиях последних дней святая мать чуяла некую незавершенность. Поэтому отдельные случаи и не складывались в стройную логическую цепочку. Объяснений было много, но… Должно было случиться что-то ещё, отметающее большую часть версий и оставляющее только одну, единственно верную. Вот и произошло: на столе в гостевых покоях замка появился мешок, сделанный из шелковой рубашки бедняги фон Каубаха. А в мешке…

Много чего было в мешке: письма ландмейстера и копии приказов самого Фридриха, отчеты нижестоящих и переписка… Самое интересное – переписка. Мятые бумажки, снятые с соколиных лапок, и черновики ответов. И из этой переписки следовало, что Светочи Веры за спиной Пресвятой Церкви сговаривались с незнающими Господа степняками…

Ванесса усмехнулась. Ага, сговаривались! То есть безусловно сговаривались! Но не об ударе по Нордвенту и Салеве, как явствовало из лежащих кучкой на столе записок, а совсем о другом. Мол, Орден собирался поменять Столпа Веры, и смена эта должна была произойти на острие стрел неведомого племени. Переписку очень хорошо почистили, убрав всё, наводящее на другие мысли. Неведомые интриганы очень старались, но для обмана Ванессы им не хватило знаний. Впрочем, использовать эти бумажки для похорон Ордена можно, даже нужно. Только не здесь и не сейчас.

Сейчас же комтуру интересовало другое. Кто стоял за событиями последних дней? Сварга? Пластунам вполне по силам незаметно проникнуть в замок и обезглавить восточную резиденцию. Только это выглядело бы иначе! Пришли, прибили Фридриха и всех, кто попался на пути, и исчезли. Ребенка, конечно же, жалко, но ставить из-за него под сомнение успех операции никто бы не стал. Вытаскивать таких детей – её задача, для этого Орден Дев-воительниц и создавался, а не в противовес работникам меча и костра, как думали очень и очень многие. Отец Анхело, конечно, мыслил иначе, но всей правды не знал и он. Создать на территории противника мощную боевую структуру руками этого самого противника и на средства Пречистой Церкви… Князь Ольх обожал подобные казусы. А кудесник Кудеяр без них и жизни-то не мыслил! Младенца должны были вытащить сёстры. Потому святая мать и мчалась сломя голову в замок фон Кохов, а вовсе не для расследования убийства командора, о котором и узнала-то уже в Кохфельде.

Так что сварожцы тут не при чем. А кто тогда? Вильдверы в этом деле засветились со всей серьёзностью. А их, кроме как в Сварге, считай, нет! Не верить же, что где-то в Нордвенте сохранилась тайная организация оборотней, продолжающая борьбу! Да даже если! Те же возражения, что и со сварожскими подсылами. Разве что о пластунах её бы предупредили!

Первоначально самой естественной казалась версия о неизвестных друзьях погибшего конюха. Вроде как некие деревенские вильдверы явились спасать жену и дочку друга, тем паче что младенец – тоже оборотень. Спасли, а потом уж – как получилось! Только непонятно, каким образом целой группе удавалось прятаться столько лет. И уж больно лихо вышло. Нападавшие незамеченными проникли в замок. Охранники внутренней тюрьмы сами открыли дверь. Кстати, только они и убиты когтями, остальные зарезаны ножами, так работают те же пластуны, старающиеся не оставлять явных следов, даже когда в этом нет смысла: привычка – вторая натура. А деревенские никак не пластуны. Да и какая у них выучка?

Может, вильдверы затаились среди кнехтов? Это объясняет действия охранников, но и только! Куда кнехты спрячут ребёнка и сошедшую с ума женщину? Сплошная бессмыслица. Ещё псарь и его толстый сын…

Ночные события ясности не добавили. Что было целью нападавших: соколятня фон Каубаха или отец Иоганн? Убить бейлифа можно было значительно проще. А если нужны были соколы, зачем атаковали монаха?

Вообще какая-то идиотская тактика! Из темноты закидать сидящих у костров кнехтов лошадиным навозом, чтобы стравить разъяренных солдат между собой. А пока те дерутся – захватить соколятню, допросить сокольничего и исчезнуть, прихватив с собой птиц! Чем напугали сокольничего до такой степени, что он двух слов связать не может, лишь твердит о Нечистом во плоти? А повторный обстрел навозом? Вообще ни в какие ворота не лезет! Сестра Бригитта до сих пор ходит мрачнее тучи, не в силах смириться с оскорблением! А ведь это был не плевок в лицо: отвлекающий маневр! Ничего себе отвлекающие маневры – дерьмом по роже! Детство какое-то! Минуточку… Детство?..

Комтура вскочила с удобного кресла и принялась мерить комнату шагами.

Детство… Не так давно Ридица просила присмотреть за двумя мальчишками, собравшимися отомстить Фридриху фон Каубаху. Предположительно собравшимися. Да нет, ерунда! Предположительные детки предположительно не появились. Или появились? Вышли к Кохфельде, встретили в лесу семилетнего беглеца (его ведь до сих пор не нашли), прониклись сочувствием и отправились в спасательную экспедицию. Каким-то образом обманули охранников, вывели освобожденных из замка, вернулись… Нет, по времени не проходит! Один вывел освобожденных из замка, а другой добрался до командора… И ушел через потайной ход, который должен быть здесь же, в покоях. Тем же путем и документы подбросили. А нападение на соколятню – детки ищут связь со Сваргой!

Ванесса расхохоталась. Похоже, пора на заслуженный отдых. Или хотя бы просто на отдых! Надо же такое придумать! Двое мальчишек (одному лет десять, кажется) натворили столько дел, что десяток пластунов не справился бы, и еще прячутся неизвестно где! Леса вокруг Кохфельде прочесывают частым гребнем, мышь не проскочит! Нет, мышь проскочит. Пожалуй, хорошо обученный вильдвер – тоже. Но женщина с младенцем… Нет, детишки здесь ни при чем. Хотя… Если им помогал кто-то из замка…

Размышления прервал стук в дверь.

– Святая мать! – на пороге возникла Бригитта. – У функов панята сдристнули!

– Сестра, – комтура осуждающе покачала головой, – что за выражения?! И какие еще панята сбежали от святых братьев?

– Сыновья поленских панов, взятые в заложники, тьфу, – Бригитта сплюнула на пол, – для обучения. Их под замком в сарае держали. Утром пришли, сарай стоит, замок на месте, охрана живая и здоровая, а малышни след простыл.

Ванесса покачала головой:

– Это всё?

– Еще Сабина пропала!

– Какая Сабина? – не поняла комтура.

– Внучка экономки. Слуги с самого утра ищут. Фрида убивается – смотреть жалко, почернела вся!

– Это та самая внучка, на глазах которой убили командора? – уточнила Ванесса.

– Так точно, – вытянулась Бригитта.

– И которая стребовала с кнехтов сотню конфет за несуществующую крысу?

– Она, – кивнула святая сестра и удивленно переспросила: – почему несуществующую?

Комтура не ответила. Конечно, несуществующую! За узким, непроходимым для взрослого лазом жили не крысы. Волки. Точнее, волчата! Только сейчас их там можно не ловить. Ушли, клыкастые. Потому и подкинули документы, подчищенные таким образом, чтобы стравить между собой ордена. Прощальный дар, так сказать!

Невероятно, но… Детишки, три года назад облапошившие Ридицу, решили поработать по-крупному. И ведь поработали! Еще и заложников стащили, наверняка их рук дело!

Интересно, а как они выбираться будут? Ну да Перун им в помощь! Особенно с учетом того, что завтра в Кохфельде прибывает сам Герман фон Балк, ландмейстер Ордена Очистительного Пламени. Тормозить поиски больше никто не будет.

Часть 3

 

Глава 49

Место для заслона выбрали грамотно. Мостик не объедешь особо. И пусть то, что под ним протекает, не то что рекой, ручьем назвать трудно, но берега-то – грязь сплошная, сунься – мигом завязнешь. Одинокий всадник, да на хорошем коне, может, и пролезет, но и он перемажется с ног до седла, а уж с телегой – гиблое дело. Так что ни один воз от досмотра не уйдет. Да и досмотр недолгий: подойдет пара кнехтов, спросят подорожную, окинут взглядом нехитрую поклажу, посмотрят на седоков, обращая особое внимание на девок и молодых женщин, да детям зубки пересчитают. Причем не кулаком, как можно было бы ожидать, просто скажут рот открыть, да глянут мельком, не торчат ли клыки где ненадобно. Точнее, когда ненадобно. Ну еще, если сена на телегу навалено, сулицей потыкают: не заховался ли кто. И езжай своей дорогой. Даже денег не просят, что и не особо удивительно: это городская стража приучена за каждый чих с проезжих монету тянуть. А служилым из ополчения такое в диковинку. Эти либо всё барахло отберут вместе с жизнями, не забыв предварительно извалять девок прямо рядом с телегой, либо пальцем никого не тронут. Сейчас приказа зверствовать не было. На своей земле пост установлен, проверяемые в Господа верят, правил не нарушают… Можно бы и не терять время на ерунду, кабы не последние события и объявленная ловля Зверей.

Симон Шпилер считал себя человеком умным, а потому в поимку зверей не верил, справедливо полагая, что только законченный придурок попрется через посты, имея на руках малолетнего Зверя. Хоть как его замаскируй, а зубки всё одно проверят. Можно, конечно, младенчику зубок выковырять, только занятие это не такое простое, как кажется. Да и дыра останется вполне заметная. Так что особого усердия капрал не проявлял, посмеиваясь в усы над напарником. Густав был молод, и соответственно, горяч и глуп. Всё мечтал отличиться и выбиться в начальство, не понимая, что никто не поставит безусого мальчишку над тертыми жизнью мужиками, хоть ты сто Зверей излови. А Зверя надо еще суметь поймать и живым остаться… В общем, сервов потрошил Густав, а Симон с арбалетом в руках прикрывал мальчишку. Так, на всякий случай. Бесконечный поток телег, тянущийся по случаю выходного дня на Допхельмский рынок, вкупе с палящим солнцем надоел Симону хуже сержанта, тупой и въедливой скотины, нудной, словно зубная боль. Вот эти, например. Какие Звери? Какие беглецы? Враги и злоумышленники? Дышащая на ладан кляча, чудом не разваливающийся возок с кое-как сооруженным навесом из гнилых жердей и старого, застиранного полотна, под которым мечется в бреду растрепанная баба средних лет с отекшим покрасневшим лицом, такая же растрепанная девчонка лет семи, отирающая болящей лоб мокрой тряпкой. Спереди на телегу навалены мешки с репой. И белобрысый парнишка лет тринадцати. Босой, портков не видно за заплатками, рубаха не сильно новее. Тянет кобылку за уздцы, наверное, еще и его вес старейшина лошадиного племени не потянет ни под каким видом.

– Кто такие? – грозно нахмурился Густав. То есть это он считал, что выглядит грозно. – Куда? Зачем?

– С Арнау мы, – паренек старался держаться солидно. Получалось не очень. – В Допхельм едем. Мамку к лекарю везем.

Кнехт пренебрежительно прошелся вдоль телеги, брезгливо глянул на струйку слюны, текущую изо рта больной, ткнул сулицей в мешок с репой, с трудом вытянул оружие обратно…

– Пасть открой, – бросил девчонке. Хотел высокомерно-пренебрежительно, но голос сорвался, дал петуха.

Та испуганно распахнула рот. Густав внимательно изучил зубы, даже палец протянул, намереваясь потрогать, но малая шарахнулась от него так, что челюсти лязгнули. Из глаз поползли слезы.

– Не суй руки, – посоветовал Симон. – Откусит с перепуга. Нормально там всё.

– У нее клыки есть! – взвизгнул Густав.

– У тебя тоже. Нормально, говорю, уж я-то насмотрелся в свое время.

Густав насупился, но через мгновение снова преисполнился энтузиазма и обратился к пареньку:

– Подорожная есть?

– А как же… Конечно… – засуетился тот, вытаскивая откуда-то из штанов изрядно помятый клочок пергамента. – Их милость самолично писали!

Зрелище Густава, пытающегося читать документы, было одним из немногих вещей, скрашивающих Симону нудную службу. Считавший себя грамотеем щенок старательно морщил лоб, пытаясь складывать буквы в слоги, а те в слова. Получалось плохо, даже если пергамент случайно оказывался не боком и не вверх ногами. Вот и сейчас кнехт минуты три таращился на листок, прежде чем заметил в углу оттиск дворянской печатки.

– Отпускай, – опустил арбалет Симон. – Чистые они.

Густав вернул пареньку бумагу и недовольно махнул рукой.

– А где денег на лекаря возьмешь? – спросил вдруг Симон уже потянувшегося к коню мальчишку.

– Так это, – совершенно серьезно сообщил тот. – Репу продам! На рынке!

Симон сдерживал хохот почти минуту: почему-то не хотелось обижать белобрысого. Но на большее капрала не хватило.

– Ты чего? – удивился Густав, глядя на покатывающегося от смеха товарища.

– Ой, не могу! – с трудом выдавил Шпилер. – Репу он продаст! – кнехт отцепил от пояса флягу, отхлебнул пару глотков и вновь зашелся в хохоте. – На рынке! Чтобы на лекаря… Ой, не могу…

 

Глава 50

Кавалькада вынеслась на холм и остановилась. Возглавлявший отряд могучий воин внимательно оглядел окрестности.

– Вроде чисто всё, Ваша светлость, – произнес он, закончив осмотр. – А только взяли бы Вы с собой хотя бы пару латников. Неспокойно в округе. У Кохфельда святые братья войска собирают, всякого сброда немерено шатается. И о Зверях вновь заговорили.

– Вот пусть святые братья Зверями и занимаются, – отозвался молодой парень, придерживая нетерпеливо танцующего жеребца. – А Звери – святыми братьями. А со сбродом я как-нибудь разберусь. Не хватало еще, чтобы граф фон Меккерн боялся всякого сброда! Нет, Карл! На место гибели отца я, как всегда, пойду один. Это слишком личное!

Карл горько вздохнул, но спорить больше не стал:

– Вы, Ваша светлость, поосторожнее там. По сторонам посматривайте. А если что – в рог дудите… Может, хоть доспех нормальный оденете? Кольчужка эта – одно название!

– Карл! Я же уже не мальчик! – рассмеялся граф. – Да вы отсюда увидите всё раньше, чем предполагаемый убийца подкрадется на перестрел! Я даже не приказываю отдыхать, а не рассматривать окрестности всеми имеющимися силами. Все равно не послушаете. Но близко ко мне не подходите. В общем, как всегда.

Граф поднял коня на дыбы и рванулся вперед, вниз по склону к большой черной проплешине в зарослях низкорослого кустарника.

Когда-то здесь стояло жильё. Среднего размера жилой дом, пара сараев, колодец и забор вокруг. Обычное хозяйство серва или вольноотпущенника среднего достатка. Теперь осталось лишь пожарище. От дома уцелела покосившаяся печка да отдельные куски стен, спасла глиняная обмазка, хоть немного, да спасла. От колодца – обвалившаяся дыра в земле. Да от забора пара десятков покосившихся обугленных бревен, поодиночке торчащих вокруг проплешины. И лежащие ворота, практически не тронутые огнем.

Всадник остановился перед линией бывшего забора, спрыгнул с коня, накинул поводья на одно из бревен и неторопливо вошел во двор. На то место, где был двор.

– Я пришел, отец. Пришел почтить твою память, – негромко произнес граф и поморщился.

Прозвучало неискренне. Слишком торжественно. Слишком пафосно.

Пустой двор не ответил. Он никогда не отвечал Максимилиану фон Меккерну. Все три года, прошедшие после гибели отца. Наверное, не хотел раскрывать свою тайну. Если это было тайной. Смерть старого графа видели многие, но не было уверенности, что свидетели раскрыли тринадцатилетнему наследнику все подробности. Хотя что там скрывать? Нет, это просто душит обида. Дурная детская обида на покойного за безвременно закончившееся детство. Пора уже избавляться от этих привычек.

Отец был героем, воином без страха и упрека. И погиб как герой. А он, Максимилиан фон Меккерн, к своим шестнадцати годам не совершил ни одного подвига. Ни одного!

– Я не могу отомстить за тебя, отец, – вновь заговорил Максимилиан. – Но в моих силах оказаться достойным твоей памяти. Завтра я присоединюсь к Очистительному походу! Буду нести свет Истинной веры в земли проклятых язычников. Может быть, мне суждено бесследно сгинуть в диких лесах Сварги, и мои косточки обглодают звери, но я клянусь не опозорить своего имени.

На этот раз двор ответил. Ехидным мальчишеским голосом:

– Ой, как трогательно, – пропела пустота. – Щас зарыдаю в голос! Кто же здесь был, достойный такой клятвы? Что-то ни одного не припомню…

– Граф Меккерн! – гордо ответил Максимилиан.

Двор немного помолчал, словно вспоминая:

– А-а, надутый индюк, приволокший сюда три дюжины служивых, чтобы расправиться с семидесятилетним стариком и семилетним мальчишкой. Не ожидал, что к нему кто-то так хорошо относится. У него почти получилось. Почти…

– Кто ты, посмевший так говорить о моем отце? – меч словно сам вылетел из ножен, и Максимилиан замер в боевой стойке. – Покажись, если ты готов ответить за свои слова!

– Да всегда пожалуйста, – от обломка стены отделилась небольшая фигурка. – Полюбуйся.

– Я, граф Максимилиан фон Меккерн, вызываю тебя на поединок… – граф осекся.

Мальчишка. На голову ниже Максимилиана и года на три или четыре младше. Белобрысая коротко стриженая голова, измазанное сажей лицо, рубаха и штаны, в каких ходят сервы, только странной раскраски. Вызывать такого щенка…

– Ух ты, какой страшный! Прямо весь дрожу от ужаса! – губы мальчишки искривились в презрительной усмешке. – Ты бы убрал зубочистку, а то не дай Господь порежешься. А против меня этот прутик тебе всё равно не поможет! Папочка твой куда умнее был, две дюжины кнехтов приволок. И десяток наемных ягеров. Может, слышал, отряд Пройдохи Мюллера.

– Не слышал… – растерялся Максимилиан.

– Неудивительно, – хмыкнул мальчишка. – Они все тут и остались. Своих кнехтов граф берег. А ты всего десяток прихватил, да и тех на холме оставил. Пока доскачут, успею разделить тебя на несколько маленьких Максиков. Был целый граф, стал набор графинчиков. Впрочем, ты же собирался воевать с пустым двором…

Краем сознания граф понимал, что сопляк на что-то рассчитывает, иначе не вел бы себя столь нагло, но и дальше выслушивать оскорбления было выше его сил. Клинок рванулся к груди мальчишки. Тот легко, словно нехотя, сдвинулся в сторону, обтекая остриё, несильный шлепок по руке, пинок по заднице… и Максимилиан едва успел подставить руку, чтобы с размаху не приложиться лицом.

– Ну и чего разлегся, графёнок? – хмыкнул мальчишка. – Хреново у Маккернов с подготовкой. Даже собственного владетеля толком научить не могут. А еще в Сваргу собрался! Вильдверов зубочисткой крошить!

Граф резко перевернулся. Его обидчик стоял шагах в пяти и ухмылялся. Верный меч валялся гораздо дальше.

– Чтобы прикончить твоего отца, мне пришлось перекинуться, – произнес мальчишка. – С тобой и этого не надо.

– Ты Зверь? – прошипел Максимилиан.

– Ага! – черты мальчишеского лица поплыли, изменяясь. – А еще убийца твоего нежно любимого папочки. Так что хватай свой рог и зови на помощь! Что медлишь?

– Тебе это зачем?

– Хочу посмотреть, нет ли там кого знакомого. Дед убил двадцать человек. Я еще троих. Осталась дюжина.

– Ты так уверен, что справишься с десятком латников?!

– Конница, летящая на помощь, – засмеялся мальчишка. – Против одинокого вильдвера, атакующего из засады. Боевые петухи, напавшие на лиса.

– Значит, рассказы о кровожадности Зверей – правда! – Максимилиан поднялся на ноги. – Ты же этих людей ни разу в жизни не видел! Все, кто был здесь три года назад, давно заработали вольные.

– Точно. Злые кровожадные Звери пришли толпой в замок Маккернов, чтобы прикончить несчастного графа с отпрыском. Графа убили, графёнок, правда, сбежал! Тогда проклятая Господом нечисть сожгла замок вместе с городом! – мальчишка криво усмехнулся. – Только непонятно, почему пепелище в Лукау. А может, это благородный граф заявился убивать никого не трогавших людей на пороге их дома? – слова били больнее плетки. – А потом наследник сжег всю деревню, включая стариков и грудных младенцев?

– Неправда! – Максимилиан почувствовал хоть какую-то опору. – Я не жег людей в Лукау! Всех сервов мы переселили до того, как сюда пришел отряд святых братьев! И я не буду звать на помощь. Можешь убивать меня!

– Вот спасибо! – губы мальчишки растянулись в усмешке. – И что бы я делал без твоего разрешения? Значит, ты весь такой хороший, белый и пушистый? Сорвал людей с места и перетащил неизвестно куда. Им, конечно, за счастье: заново строиться, заново обживаться, посевы пропали… Зато ты сервов сохранил, еще небось все тебе должны остались. За материал для строительства, за жратву на всю зиму, за семена…

– Бесплатно всё дали… Наверное…

– Ты даже сам не знаешь… Владетель!

Максимилиан сел на валяющийся рядом обломок бревна:

– Как умер мой отец? Что здесь вообще произошло?

– Мы жили вдвоем, – мальчишка уселся прямо на землю, по-черсидски скрестив ноги. – И хорошо жили, пока твой папа не решил выслужиться перед функами.

– Перед кем?

– Перед Орденом. Одна сволочь написала донос. Дед был «медведем», король специальный указ издал: не трогать ветеранов Тигренка. Но кого это волнует? Старика твой папочка счел легкой добычей. Вошли во двор с каким-то вопросом и попробовали воткнуть нож сзади. Не вышло. Дед мог уйти, если бы не я. Вот он и остался. Первых легко порвал, а потом строем прижали. «Медведь»-то «медведь», но старый же уже. Меня кнехт схватил, дед отвлекся и словил первое копьё. Потом второе. И тут твой отец решил выпендриться. Собственноручно добить Зверя. И получил когтем в грудь. А потом я обернулся. Впервые в жизни, – вильдвер раздраженно стукнул кулаком по ладони. – Если бы немного раньше! – в голосе звенело отчаянье. – Мы бы их всех положили! Или ушли бы!

Мальчишка замолчал, уставившись в землю.

– А потом что было? – устал ждать Максимилиан.

– Обернулся, порвал троих и сбежал. Оттолкнулся от горла твоего драгоценного папочки. А теперь вернулся.

– А тот… – Максимилиан замялся. – Ну, кто донос написал?

– Командор Фридрих фон Каубах неделю назад отправился на встречу с Нечистым. Ну, будешь в рог трубить?

– Не буду!

– Ладно, бывай!

Мальчишка поднялся одним неуловимым движением.

– Так ты что, – удивился Максимилиан, – меня не убьешь?

Вильдвер покачал головой:

– Тебе шестнадцать, а дитя дитем.

– Что? – изумился Максимилиан.

– Должен же я чем-то отличаться от твоего отца, – ответил мальчишка. – Вот я и не убиваю детей.

И словно растаял в низкорослом кустарнике.

Максимилиан не отреагировал. Сидел и смотрел на землю под ногами. Через полчаса граф фон Меккерн встал, подобрал меч, забрался в седло и неторопливо отправился на холм, к ожидающей охране.

 

Глава 51

Останавливаться в замке Герман фон Балк не стал. Монахам боевого ордена не пристало бояться дождя и ветра и прятаться от них под крышу, поближе к теплому камину. Ночевка в лесу или в поле – меньшее из присущих святым братьям умений! А возглавляющий Орден сановник – лишь первый среди равных, и ничем не выделяется среди других монахов. Разве что походный шатер ландмейстера несколько больше и комфортнее навесов рядовых братьев, вместо седла верного коня под голову укладываются мягкие подушки, а запыленный десятидневной скачкой плащ заменяют легкое пуховое одеяло и перинка всё из того же пуха. Ну и еще кое-что, по мелочи, вследствие чего ландмейстерская палатка по уровню комфорта намного превосходит замок какого-то захудалого барона с его многолетней сыростью, закопченными потолками и гуляющими по комнатам сквозняками. А конкретно здесь и сейчас – не только сквозняками. В противном случае сей инструктаж проводил бы не Герман фон Балк, а Фридрих фон Каубах, и совсем на другую тему.

Сменить тему ландмейстер был бы не прочь: говорить о наступлении на проклятых язычников куда приятнее, чем об имеющихся потерях, да и важнее на порядок. Но, увы, пока не назначено новое командование, не восстановлены порядок и дисциплина, ни о каком продвижении и говорить не приходится.

Нечистый бы побрал этого мальчишку, что позволил зарезать себя, как барана на бойне! Фридрих фон Каубах вполне мог погибнуть в Очистительном Походе, это укладывалось в выстроенную схему. Но в походе, а не на собственной территории, не успев толком собрать войска! Командор должен был успеть как минимум вторгнуться вглубь сварожских земель, взять на копьё два-три городка, спалить пару десятков весок и сойтись в генеральном сражении с дружинниками Игоря! Любой исход битвы устраивал фон Балка. Победа вздымала авторитет Ордена (а значит, и его ландмейстера) на небесную высоту. Поражение позволяло обвинить всех, противящихся кампании, во вредительстве. В первую очередь зарвавшихся баб, возомнивших о себе невесть что! Полномасштабное расследование сопровождается неминуемым ослаблением подследственных и возвышением тех, кто расследование ведет. А сейчас, когда престарелый Столп Веры очень плох, этого достаточно, чтобы перехватить соскользнувший со старческого пальца перстень рыбака. Тогда уже становилось не важно, погибнет фон Каубах от когтей Зверей или нет, хотя фон Балк надеялся использовать командора восточной резиденции и в дальнейшем, если тому повезет. Теперь же блестящий, до деталей выверенный план летел к Нечистому!

Проклятый мальчишка дал себя убить раньше времени. Мало этого, пропали практически все документы фон Каубаха, и ландмейстер не мог с уверенностью сказать, не попали ли они в руки врагов. Ладно бы еще внешних, а если внутренних? Та же Ванесса, имея на руках такие аргументы, способна доставить кучу неприятностей. И сделает это с превеликим удовольствием! Комтура, конечно, всецело предана Пречистой Церкви, но вот на политику Святого Престола имеет собственную точку зрения! К тому же большая часть переписки невосстановима! Да и меньшая после смерти подручного Фридриха, этого бейлифа (задница Нечистого, забыл имя!), скорее всего, останется секретом. Осуществить план фон Каубаха вообще не представляется возможным, слишком много ниточек Фридрих замыкал на себя.

Вот и приходилось заниматься поиском бумаг командора, а заодно и его убийц. Одновременно демонстрируя заботу о подчиненных. Оставшимся в живых полезно знать, что судьба погибших интересует ландмейстера.

– Общая картина произошедшего понятна, братья, – фон Балк поднял глаза от бумаг, разбросанных на походном столике. – Группа хорошо подготовленных Зверей проникла в замок барона фон Кох с целью убийства командора фон Каубаха. Именно это было их задачей. Так называемое освобождение ублюдка с матерью – лишь отвлекающий маневр. Думаю, служанка и её зубастая дочка давно уже служат кормом для рыб в глубоком омуте одной из многочисленных речек, вместе с мальчишкой и внучкой старой экономки. Наверняка двое последних помогали нападающим. Без местных у них мало что могло получиться. Вот только полный идиот будет думать, что помощниками были только дети! Малолетки в первый же день разболтали бы всё, что знают и что не знают. Уничтожение соколятни и захват поленских мальчишек – дело рук той же группы, – взгляд ландмейстера остановился на главе первого комтурства западной резиденции: – У тебя есть вопросы, Гельмут?

– Да, святой отец, – склонился в поклоне комтур. – Откуда в самом сердце нордвентских земель такое количество Зверей? Ведь последние вильдверы давно уничтожены. От нашего внимания мог ускользнуть один или два, но не такая группа! Да еще неплохо обученная.

– Очень правильный вопрос! – улыбнулся ландмейстер. – И ответ очевиден. Звери могли прийти только из Сварги. Сразу скажу: просочиться через полторы страны способна не случайная банда, а хорошо организованная группа. Даже с учетом бардака, царящего сейчас в Полении. Тем более что в Нордвенте полный порядок. Мы имеем дело с пластунами князя Игоря!

– Но, святой отец, у нас хорошие отношения со Сваргой. Сюда движется посольство во главе с сыном Великого князя.

– Вот поэтому, Гельмут, ты до сих пор комтур, а не командор. Хорошие отношения не мешают нам готовить Очистительный Поход. Что заставляет тебя думать, что сварожцы не мыслят аналогично? Следует понимать, что Игорь далеко не глуп! – ландмейстер взмахом руки остановил дальнейшие возражения. – Приглашение посольства было ошибкой, за которую несчастный Фридрих заплатил жизнью. Командор своими руками создал передвижную базу для группы их пластунов!

Ландмейстер замолчал, налил вина в стоящий на столике кубок и отхлебнул:

– После убийства часть группы ушла сразу. Думаю, они встретились с посольством, и украденная информация уже в Кие. Но первоисточники в руках княжича Святослава, а он пока на нашей земле. Некоторое количество Зверей осталось в Кохфельде до недавнего времени. Спровоцировали совершенно дурацкую драку, разграбили соколятню, захватили поленцев. Всё это с единственной задачей: отвлечь внимание от посольства и группы, идущей к ней. Следует понимать, что все их действия только кажутся глупыми. Куницы купились на обман и потратили кучу драгоценного времени на поиск похищенных. И продолжают рыть землю в том же направлении, – фон Балк переждал волну коротких смешков, вырвавшихся у собравшихся. – Не надо смеяться! Святые сестры очень умны, они непревзойденные мастерицы интриги, да и бойцы прекрасные. Просто женский ум изначально не склонен к логическому мышлению, и даже такие опытные дамы, как мать Ванесса, имеют о нем лишь общее представление. К тому же женщины слишком жалостливы и, как говорят в Салеве, гуманны. Для допроса с пристрастием им нужны какие-то основания!

Комтуры вновь захмыкали. Ландмейстер поднял руку, и смешки смолкли.

– Всё это я сказал, чтобы вы понимали, с кем придется иметь дело. Группу необходимо перехватить. Гельмут, перекрой границу севернее Нейдорфа. Йохас, твоя задача – Нейдорфский мост, брод возле Адельшофа и всё, что между ними. Чтобы муха не проскочила! Поленцам я не верю, не исключено, что похищение мальчишек было платой за содействие панов. В этом случае щенки живы. Альфред, люди Хорста сейчас идут по следам мальчишек. Они хорошие нюхачи, но их мало. Поможешь им со своей сотней. Ганс, еще раз прочесать лес. Искать не живых беглецов, а трупы сообщников. Свежие ямы, вскапывания, речки прочешите. Впрочем, тебя учить не надо. Возьми владетелей с их кнехтами. Патрулирование дорог тоже на тебе, чем Нечистый не шутит, вдруг повезет! – ландмейстер осенил себя знаком. – И пусть Господь нас не оставит, братья!

Подчиненные потянулись к выходу.

– Рольф, Элиас, вас я попрошу остаться.

Шатер опустел. Некоторое время фон Балк молчал, разглядывая ближайших помощников. Элиас Вернер, командор западной резиденции, и Рольф Шульц, комтур без комтурства, возвышенный за услуги особого плана, оказать которые согласился бы не каждый святой брат. Да и смог бы далеко не каждый. Впрочем, чрезмерной щепетильностью святые братья не отличались вообще, а эти двое – в особенности.

– Смотри, Элиас, – ландмейстер склонился над картой. – Вот путь сварожского посольства. Встретишь их вот здесь, – острие ножа фон Балка уперлось в точку встречи, – и возьмешь под охрану. Приведешь сюда. При малейшем подозрении… ну, ты меня понимаешь.

Командор кивнул.

– Но княжича только живым! Иди.

Вернер снова кивнул и покинул шатер.

– Теперь ты, Рольф. Фон Коха пока не трогаем. Для нормального допроса владетеля нужны веские основания, тут святые сестры правы. Кто еще остался из подозреваемых?

– Старуха, – голос у Шульца был низкий и какой-то рокочущий. – А еще стоит поспрошать торговцев лошадьми. Они вильдверам не особо нужны, но не на спинах же они мальчишек потащат. Либо купить должны были, либо где-то прятать, если с собой привели. На рынке – голяк, но еще барышник имеется. На отшибе живет. Поговаривают, зналась с ним старуха.

– Она тут со всеми зналась. За барышником пошли, чтобы тоже не пропал. Но начни со старухи. В первую очередь, нам от нее нужны показания на барона. Основание хлипкое, но сойдет. А дальше фон Кох сам всё расскажет. И как Зверей выращивал, и как Игорю свою помощь предлагал, и роль посольства в убийстве Фридриха осветит. Только смотри, чтобы бабка не сбежала и раньше времени не сдохла.

– Не извольте беспокоиться, святой отец, – осклабился Ральф. – Бабушка под замком уже. Оттуда даже улететь не получится. Ежели к моему приходу копыта не откинет, будет жить и говорить. Жить и говорить, – губы Шульца изогнулись в кровожадной усмешке. – Много говорить…

 

Глава 52

Жанна бросила в миску еще одну ягодку, окинула взором очищенную грядку и распрямилась. Миска полна, а здесь больше спелых ягод нет. Переходить на следующую грядку не хотелось. Хотелось сесть в тени навеса над крыльцом и ничего не делать. Еще год назад Жанна в ужасе прогнала бы страшное ощущение. Подумать страшно: вся семья трудится не покладая рук, а она будет бездельничать?! За такое отец вполне мог вожжами приложить. И правильно: чай не баре, прохлаждаться да кофиё распивать среди бела дня! Кофеё в семье не распивали и после заката, впервые Жанна его попробовала через полгода после свадьбы: Петер специально ездил в город, привез щепоточку – как раз на одну кружку. Сам даже пробовать не собирался. Но пришлось: горький напиток Жанне не понравился. Оказывается, она с раннего детства мечтала о редкостной гадости. Петер тоже пить не смог, аккуратно слил остатки кофея в баклажку и отвез тестю. Мол, болтал про это всю жизнь, сбивая дочек с панталыку, теперь пей! Не выбрасывать же, когда такие деньги заплачены! И Жанну с собой взял, глянуть, как перекосит отца от хваленого лакомства. А тот выпил напиток залпом и даже не поморщился. Разве проймешь отца пяти дочек какой-то горькой пакостью? Его и слезы Жаннины не пронимали.

Как она не хотела идти за Петера! Угрюмый, нелюдимый мужик, старше невесты на все сто лет, живет бирюком в дальнем лесу, всё время по чащобам шастает. Зачем вообще такому жена? Комаров посреди болот кормить, пока муж на промысле? Жил себе один, да и дальше бы жил! Или выбрал кого не так жалко: Эльку рябую или Анку колченогую! Себя Жанне было жалко, она красивая, к ней и сын кузнеца посвататься может. Девушка и в ноги отцу бросалась, и мамке истерику закатывала (хоть слова такого и не знала тогда, позже от Петера подцепила), а уж слез выплакала доброе озеро. Да только всё зря: отец остался непоколебим, как камень на повороте с большого тракта. И то понятно: как простому серву пять дочек-бесприданниц пристроить? А тут добрый хозяин, охотник, вольный к тому же! Приданого не просит, с владетелем сам договорился, даже право первой ночи откупил. Да еще рухляди лесной будущим родичам подкинул. Не выкуп за девку, а просто так, в подарок. Какой дурак откажется такого в родичах заиметь? Тут и об обычаях мигом забудешь, старшие-то ещё не пристроены, а уж глупые бабские слезы и замечать ни к чему. Не понимает девка своего счастья. Стерпится – слюбится!

Жанна устроилась на ступеньках крыльца, поставила рядом миску с ягодами, приложила сына к груди. Как раз вовремя, малыш уже начал причмокивать во сне и недовольно морщить губы, еще немного, и закричит, требуя очередную порцию молока. Присосался мгновенно, зачмокал удовлетворенно. Хорошо ест, много, вырастет большим и сильным. Закинула в рот несколько ягод. Можно. Здесь, у Петера, ей всё можно.

Какая же дура она была, что идти за него не хотела. Никакой Петер не угрюмый, просто болтать зря не любит, зато Жаннино щебетание часами слушать может без малейшего раздражения. Нравится ему голос жены. И старше её всего-то на двадцать лет! Взрослый, основательный мужчина, не мальчишка какой! И дом у него такой же солидный, основательный. Поставлен с умом, на бугорке, всех комаров ветерок сдувает. А что в лесу, так оно и понятно: лес для Петера – основа всего. С леса кормится, в лесу своё богатство добывает. Не только охота, грибы да ягоды дикие, еще и свой огород неплохой. Не только репа с луком, но и заморский картофель, не каждому владетелю доступный. А ягод каких только нет, и любая больше дички вдвое, а вкуснее стократ! Сам владетель местный с этого огорода питается. Да еще другим продает. И мужу за это деньжат перепадает. Дом у Петера – полная чаша. Сам давно вольный. Теперь и Жанну откупил. Правда, должок за жену их милости еще не весь выплатил, но картошечка с клубничкой исправно в замок поступают. А как господа поохотиться соизволят – без Питера никак. Не простой охотник ведь, егерь! К тому времени, как сын вырастет, папа еще и леса кусок прикупит. Свой лес – совсем другое дело!

А как Жанну любит! За год не то что не ударил ни разу, голос не поднял. Она, конечно, повода старается не давать, не дура на такое сокровище обижаться, но бабские придури любого мужика до белого каления доведут. Вон сын кузнеца, о котором Жанна мечтала, два месяца как женат, а супругу лупит почем зря! Так этой задаваке Кристинке и надо! «Ты, Жанка, замухрышка бесприданная!» Вот и получай за собственное приданое мужнины кулаки! А Жанне Петер куда ближе и родней! Добрый, нежный, ласковый… Самый лучший…

– Тетенька, покорми сестренку.

Тонкий голосок вернул к реальности. В двух шагах от нее стоял мальчик лет семи. На первый взгляд – самый обычный. Но только на первый. Жанна сразу почуяла: не простой это ребенок! Одежда городская, хоть и поношенная, а дорого для серва. Слуги в замке такую носят, если владетель не скряга, да горожане, кто позажиточней. Откуда в лесу такой взяться? К тому же чумазый весь, а городские грязи не любят, Жанна еще девчонкой видела, как один такой в коровью лепешку наступил, криков было, будто ему вилы в задницу воткнули. Да еще кривляний! А этот к разводам на лице спокойно относится. И младенец на руках! Да кто ж доверит мальчишке маленького?! Да и откуда они вообще здесь взялись? До деревни далеко, Петер на коне за час добирается. Замок того дальше. И во двор зашли, а ведь калитка заперта была! И барбос не гавкал.

Не люди это! Карлики лесные! Что же делать-то?! Нечисть-то эта не то чтобы зловредная, но пакость устроить любую может. Им дом поджечь – плёвое дело! Или еще чего сделать нехорошего! Не дай Господь, сына сглазит! Жанна от страха дышать перестала. Что же делать?

– Тетенька, покорми сестренку, – повторил карлик.

– Ты кто? – с трудом выдавила Жанна через ком в горле.

– Вилли Кукушонок, – ответил карлик. – А это Урсула. Она молочка хочет.

Ужас накрыл с головой: месяц назад у Карла умерла дочка, полгода было всего. Урсулой звали! Что же делать?! И оберегов нет никаких! Господу молиться? Так кюре говорил, что никаких карликов не существует! Значит, Господь тоже не поможет, надо самой выкручиваться, иначе и сына будет какой-нибудь карлик по лесу таскать! Её сына! Её и Питера!

Покрепче прижав сына (не выпускать ни на мгновение, материнские руки – лучшая защита, когда другой нет), девушка оголила вторую грудь и протянула свободную руку к карлику.

– Клади.

Тот медлить не стал, неуклюже пристроил малышку. На ощупь девочка была как живая. И сосала так же жадно, как сын. Только сильнее: старше и голодная. Карлик присел на корточки, наблюдая за кормлением. Жанна очень боялась, что молока не хватит: так-то его много, но кто знает, сколько нечисти надо?

– Клубнику хочешь? – женщина не знала, чем задобрить нечисть. – Угощайся!

Карлик кивнул и, не говоря ни слова, взял несколько ягод из миски.

Жанна облегченно вздохнула: раз нечисть приняла угощение, зла делать не станет. Это все знают. Это солдатня может сначала хозяйкиного хлеба отведать, а после и саму хозяйку употребить, а то и вовсе горло перерезать. Карлики куда честнее! Лишь бы молока хватило!

Хватило! Сначала от груди оторвался сын, а за ним и карлица. Выплюнула сосок, похлопала глазками и тут же уснула, не забыв испачкать пеленки. Карлик забрал сестренку, вытащил откуда-то грязный кусок материи и прямо на земле начал неумело перепелёнывать дитя, пристраивая вместо подгузника кусок мха.

– Ой, подожди, – подхватилась Жанна. – Сейчас я тебе помогу!

Подорвалась, скользнула в дом. Просто камень с души упал, теперь сын под защитой оберегов над дверью! Пристроила мальчика на кровати, схватила сухой подгузник и чистую пеленку, выметнулась на крыльцо. Забрала у карлика малышку, подмыла, быстро спеленала.

– Подожди, я вам поесть с собой соберу!

Покидала в узелок буханку хлеба, головку сыра, кружок колбасы, десяток яиц, сваренных для ужина. Подумала и добавила крынку молока и горшочек варенья. Своего любимого, сваренного из десятка разных ягод. Ничего не пожалела, лишь бы нечисть лесная довольна осталась и ушла, не делая пакостей. Карлик возражать не стал. Забрал еду, ребенка и скрылся в лесу.

Жанна устало опустилась на крыльцо: ноги не держали. Не должен этот самый Кукушонок зла на нее держать, она ведь всё для них сделала, что просили и что не просили. И всё-таки… Но долго расслабляться не позволил сын, громким плачем сообщивший о мокром подгузнике.

До самого вечера у Жанны было тяжело на душе. Пока вернувшийся Петер с порога не заявил:

– Ну, жена, счастье нам привалило! Смотри, что нашел! – он выставил на стол здоровый горшок. – Полнехонек! Золото и серебра немного! Завтра к их милости поеду!

– Отберет ведь, – неуверенно предположила Жанна.

– Конечно, отберет, – согласился муж. – Земля-то его! Вот только должок спишет и леса кусок подарит. В горшке-то намного больше, а их милость не любит службу без награды оставлять. Вот родителю его я и не показал бы. А следующий горшок я на своей земле найду. Он хоть и поменьше этого, и серебро одно, но нам хватит!

Гугукнул сын. Петер подхватил младенца подмышки и подбросил его под самый потолок:

– Расти, Густав! Вырастешь, богатым будешь!

А потом Жанна рассказала мужу про дневного гостя. Муж, правда, посмеивался, но подтвердил, что карлик всем остался доволен, раз послал такую удачу. А коли так, беды можно не ждать. Всё будет, как сказал Петер: они обзаведутся своим куском леса, перестанут выплачивать аренду, разбогатеют, а может, и титул какой-нибудь получат со временем. А под навесом крыльца их дома всегда будут стоять горшочек с любимым вареньем и крынка молока. Чтобы добрый лесной карлик Вилли Кукушонок в любой момент мог поесть и накормить сестренку.

 

Глава 53

Дверь закрылась мягко, почти беззвучно, хотя притащивший Фриду огромный монах толкнул массивную створку изо всех сил. А уж силушки двухметровому громиле было не занимать. Но эта дверь хлопать не умела, кому как не Фриде знать, что и как в замке работает. Второй раз детина пробовать не стал. Вместо этого выругался и загремел засовами. Наверное, думал, что умеет сквернословить.

Решив, что хуже уже не будет, экономка постаралась разубедить неумеху, высказав всё, что думает о противоестественных наклонностях матушки святого брата. Получилось не так заковыристо, как в старые времена, сказалось долгое отсутствие практики, но функу хватило: монах обиженно засопел и принялся еще усерднее бренчать железом под громкий хохот напарника. Фрида еще добавила про бабушку незадачливого конвоира и уже собралась переходить к предкам второго монаха, но удаляющиеся шаги сделали это занятие абсолютно бессмысленным.

Старушка огляделась и, не найдя в каморке ничего интересного, устало опустилась на кучу соломы в углу. Собственно, она и не ожидала увидеть что-нибудь полезное. В этой каморке, как и во всем замке, экономка знала каждый камень. Увы, помочь это знание не могло. Разве наоборот, отнять последнюю надежду. Окон здесь отродясь не было. Тайные ходы пролегали совсем в других местах. Выбить дверь немолодой уже женщине не под силу, а чтобы открыть замок, мало иметь кусочек проволоки, зашитый в юбку, надо еще суметь до замка добраться. То есть пройти через дверь. Будь такая возможность, и замок открывать не потребуется…

Фрида горько вздохнула. Видно, судьба у нее такая: умереть от рук служителей Ордена. Не вышло тогда, получится сейчас. Сорок лет отсрочки – не так уж и мало. И не так уж мало удалось сделать с того страшного дня, когда удар кованого сапога вынес дверь бабушкиной избушки. Святые братья пришли жечь ведьму. Никогда никому не сделавшая плохого старая травница вполне годилась на эту роль. Правда, насладиться криками умирающей карателям не удалось: бабушка сумела уйти достойно.

Фриду, нет, тогда еще Гертруду, тоже должны были сжечь, но красивая девчонка приглянулась брату Анри, командовавшему отрядом. Бейлиф оказался эстетом: не задирал подол первой же попавшейся девке при всей святой братии, а предпочитал развлекаться с приглянувшимися жертвами наедине. Если не в доме, то хотя бы в собственной палатке. С толком, чувством и расстановкой. Жертвы от этого выигрывали мало: пережить развлечения Анри удавалось не всякой. Фриде удалось. Дважды. А третьего раза не потребовалось, потому как наутро после второй ночи Орден не досчитался одного бейлифа. Сердце разорвалось: перестарался бедолага с вином и развлечениями. Может, кто и заподозрил бы девчонку, но через час после завтрака у святых братьев началось такое расстройство желудка, что даже истерзанная пленница могла бы перерезать им глотки, не встречая ни малейшего сопротивления. Фрида этого не сделала: от смерти убийц бабушки отделяли несколько часов, и это были не лучшие часы в их жизни.

А еще не хотела яды учить, дура восторженная! Сколько нервов бабуле перепортила! Хорошо, что та умела добиваться своего.

Вряд ли Фрида намного пережила бы собственных жертв, не приведи судьба к месту трагедии ватагу Кривого. Разговор у битого жизнью атамана и доведенной до отчаянья девчонки получился сложный, но получился. Идея заиметь в ватаге собственную травницу понравилась Кривому больше варианта одноразового развлечения. И слово своё тати сдержали: за дюжину лет, проведенных в ватаге, никому даже в голову не пришло использовать знахарку как женщину. А может, и не слово было тому причиной, а воспоминания о катающихся по земле от рези в животах святых братьях. Многому, ох многому научилась Фрида за эти годы! Хватило, чтобы возглавить ватагу после той засады, что стоила жизни Кривому, и не только ему. Шесть лет была травницей, еще шесть атаманшей. И какой атаманшей!

Она не мелочилась, не разменивалась на караваны купцов и путешествующих в соседний замок жен владетелей. Ни те, ни другие не возят с собой много денег. А рулоны черсидского шелка и фамильные сережки еще надо суметь продать. Скупщик, сдавший Кривого, мертв, но кто может поручиться за честность его последователей? А чтобы покуситься на обозы, везущие налоги в королевскую казну, надо иметь не ватагу, а армию. Нет, только монахи Ордена! Богатые и наглые, уверенные в своей силе и неприкосновенности, возящие с собой всё своё богатство, и даже собранную десятину сопровождающие несчастным десятком бойцов. Святые братья охотились на вильдверов и ведьм, а ватага Пустельги охотилась на святых братьев, никогда и никого не оставляя в живых. Атаманша ничего не забыла.

Старая экономка оторвалась от воспоминаний. Навыки Пустельги сейчас не помогут. Из завязок юбки можно соорудить гарроту, страшную удавку сиверов, и отправить к Господу первого же, кто войдет в камеру. Но, увы, только одного, да и то нет уверенности, что хватит сил достаточно крепко затянуть петлю. Годы, годы… Можно собрать в мешочек выкрошившийся из стен раствор и мелкие осколки камней. Мешочка нет, но есть всё та же юбка. Из нее же и веревочку сделать. Даже рукоятку сплести. Получится кистень, любимая игрушка Кривого. Один раз хорошо взмахнуть должно выйти. Но опять же только один. А что значит один ублюдок, когда на её счету не одна сотня? Не о том надо думать, не о том. Через час-другой потащат на допрос, и на этот раз цацкаться не будут. Это с куницами можно соревноваться в остроте ума и актерском мастерстве. Для действительно умного человека они страшны только в бою. Пустельга была молодой и глупой, потому и совершила свою единственную ошибку, напав на трех всадниц в белых плащах с изображением гибкого зверька. Всадницы оказались вильдверами, и ватаге пришел конец. Чудо, что самой удалось уйти. Но обиды на куниц Фрида не держала: то была честная схватка. Так же, как и допросы последних дней. Но куницы уже покинули замок, а функи… Святые братья предпочитают другие методы, уж своего старого противника атаманша изучила вдоль и поперек. Под пытками скажешь всё. А даже если сможешь промолчать… Молчание – тоже ответ.

Фрида усмехнулась. Проснулась почти легендарная атаманша после тридцатилетней спячки. Проснулась и ищет выход. Нет его, этого выхода. Может, надо было тогда, после разгрома, собирать новую ватагу и продолжать охоту. Орден еще не раз умылся бы кровью, особенно если бы удалось найти пару вильдверов. Или пойти на контакт с куницами. Впрочем, к этому Пустельга тогда была не готова. Опустошена была и растеряна. Хотела спрятаться и отсидеться. Барон фон Кох подвернулся как нельзя кстати. Не нынешний барон, а его покойный отец. Неудачная охота, понесшая лошадь (а почему бы ей не понести, для этого специальная свистулька есть), вылетевший из седла владетель и как нельзя кстати оказавшаяся поблизости травница. Сама покалечила, сама вылечила. И вполне логичное приглашение в замок. Сначала погостить, закончить лечение, потом…

На этот раз улыбка старухи была доброй и ласковой.

Стефан. Человек, резко изменивший её судьбу, сумевший растопить лёд, что двенадцать лет сковывал сердце. Да, Фрида влюбилась. В этом не было ничего плохого, она никому не переходила дорогу, Стефан был один. Он раскрыл знахарке свою тайну и предложил руку и сердце. Сердце Фрида приняла. От руки отказалась. И рассказала о себе всё. Так было правильно. Ради него осталась в замке фон Кохов. И прожила здесь почти тридцать лет. Хорошо прожила. Жалко, дочка, единственный плод их со Стефаном любви, умерла родами. Но осталась Сабина…

Не надо это вспоминать, воспоминания расслабляют. А ей предстоят пытки. Вряд ли удастся убедительно врать, когда в ребрах ковыряются каленым железом. А раньше или позже не получится и молчать. То-то обрадуются палачи, узнав, что нашли, наконец, знаменитую Пустельгу. Впрочем, это меньшее из зол. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чего будут добиваться монахи. Им нужны показания на барона. Чтобы пытать владетеля, нужны веские основания, а дать их может только она, вольная! Да еще Пустельга! Семью, пригревшую знаменитую атаманшу, не спасет ничто. Семью, от которой Фрида видела только хорошее. А еще Фрида расскажет про Сабину, Вилли, Когтя и Медвежонка, поленских панычей. Она слишком много знает, слишком… Может быть, дети и уйдут, но им будет намного труднее. И она расскажет про Стефана! Надо вырваться отсюда любой ценой. Гаррота, кистень, что еще?

Нет, это тупиковый путь. Всё давно продумано: не так сложно было предвидеть события. Вырваться можно только в одном направлении. Умереть. Та же гаррота – быстрый путь. Дверь немного перекосилась. Чуть-чуть, но достаточно, чтобы закрепить веревку. Еще можно вытащить проволочку и воткнуть между ребрами. Аккуратно так направить и толкать, пока не дойдет до сердца. Но всё это не то. Она не может просто покончить с собой. У функов не должно возникнуть ни малейших подозрений, что экономке есть что скрывать. Она умрет естественной смертью. Так, как умер Анри, её первый мужчина, её первая жертва, её первый святой брат. Функ поганый!

Тогда Гертруда сумела собрать на коротких привалах нужные травки, разварить их в собственной кружке с чаем и подлить в вино. Сейчас же было время подготовиться. Монахам не следовало пренебрегать обыском беспомощной старухи. Нужный сбор зашит в юбку, рядом с проволочкой. Смерть наступит не сразу, яду нужно часа два, но это даже хорошо. Идеальный вариант – скончаться на допросе. Жаль, неизвестно, когда за ней придут.

Старая экономка выдернула нитку из подола юбки и аккуратно высыпала в ладонь горстку сушеной травы, положила в рот и начала тщательно жевать, сожалея, что нет воды, с ней всё было бы намного проще.

Когда за ней пришли, ноги уже подкашивались, но и только. Фрида даже смогла по пути в пыточную рассказать второму конвоиру его родословную. Экономка умерла, когда палач привязывал её руки к дыбе. Сердце разорвалось: слишком перепугалась старуха.

 

Глава 54

Телега неспешно катилась по лесной дороге. Выжать из некультяпистой лошадки хотя бы подобие рыси Коготь и не мечтал. Она и шагом-то передвигалась с трудом. Во всяком случае, большую часть дороги парень шел рядом, ведя конягу под уздцы. Правда, если поблизости не было солдат, он забирался на телегу, и движение резко убыстрялось: животное не было такой доходягой, какой казалось. Увы, подобных участков попадалось мало, дороги сплошь усеивали посты, патрули и конные отряды ловцов.

Сабина Когтя радовала. Уже то, что она взяла на себя всю заботу об Аннет, дорогого стоило. Вот только девчонка достала требованиями научить ее работать ножом. Ножей у Когтя не было. Не положено сервам оружие, даже такое. Одно перышко, надежно спрятанное в телеге, да пяток заточек, замаскированных под скобы. Учить, конечно, можно и палкой, да только когда! И не на виду же у тянущихся спереди и сзади телег! И на вечерних привалах Коготь старался расположиться в компании таких же путешественников. К одиноким путникам у служивых всегда больше вопросов. Заодно можно и уши погреть, вдруг что полезное скажут. Вечерние разговоры добавили егерей, прочесывающих леса, да, пожалуй, и всё. Как-то мельком упомянули, что у поленцев новый круль, но что там творится, рассказчик не сообщил. Может, и сам не знал. Переспросить Коготь не решился: не нашенское это дело, чем там баре балуются. В конце концов, улучил время и показал девчонке один удар. Сзади в печень. Сабина устроилась возле Аннет и старательно отрабатывала движение, используя вместо жертвы стойку навеса.

Сейчас Коготь не шел, а ехал. Решил выиграть полдня на срезке, пока попутчики объезжают Гнилой Лес. Ничего гнилого в этих краях не было. Лес как лес. Разве что, если верить слухам, фенке попадались, да тати. Слухам Коготь верил наполовину, ибо точно знал, что фенке не существует. А лесных не боялся. Сам карник, клеймо ставить некуда. Поэтому вынырнувший из кустов плюгавенький мужичонка с ржавым тесаком в руках, ухвативший кобылку под уздцы, особой реакции не вызвал. Как и возникший за его плечом верзила с дубиной.

– Приехали, – сообщил плюгавый.

Коготь лениво сложил пальцы в знак нордхеймских урок. Реакции не последовало.

– Слезай, говорю, – грозно произнес плюгавый.

– Коготь моё погоняло, – с зевком бросил парень. – В Нейдорфе бакланов на рынке держу.

– Ты, милок, по-людски говори, – прогудел верзила и двинулся вдоль телеги, явно собираясь заглянуть под навес. – А то непонятное что-то гутаришь…

– Вы что, лошары, совсем рамсы попутали, в натуре? – вызверился Коготь, незаметно вытаскивая заточку. – Ширеньхать научитесь, прежде чем шарашить! Братву на уши ставить вздумали? На правило захотели или сразу перо в бок поймать?

Он чуть привстал и, резко взмахнув рукой, отправил заостренный с одного конца прут в кусты. Громкий вскрик подтвердил меткость броска.

– Да ты охренел, щенок! – взревел верзила, разворачиваясь к Когтю.

Из-под телеги за его спиной вынырнула чумазая мордочка Сабины, рука с заточкой метнулась вперед. Верзила взревел раненым медведем, хватаясь за задницу и разворачиваясь, но девочка уже исчезла под телегой. В руках Когтя заплясал нож.

– Обломись, фраера! Ловите ответку за беспредел по полной! Так распишу, что родная мама не узнает!

Плюгавый попятился:

– Погоди, погоди, уважаемый! Мы ж не знали, кто ты, да что ты… Бычара, отойди, не гавкай! Не гавкай, я сказал! А то эти скаженные прирежут нас к Нечистой матери! Ты ж глянь, что с ножом творит. И Косого подшиб! Бычара, глянь, что с Косым…

– Может, ты погоняло моё не расслышал? – прошипел Коготь. – Или ты и не шиш вовсе? И по фене не ботаешь? И не знаешь, как цапли кончают?

Плюгавый вздрогнул и с тоской глянул через плечо:

– Да ботаю я, ботаю! Только хреновенько, в нашей глуши и словом-то перекинуться не с кем! А ты сразу Косого пришиб! И Бычаре девка твоя задницу порезала!

– Ничего, умнее будут!

– Слушай, а может, договоримся, а? – заныл плюгавый. – Мы тебе заточку вернем. И еще чего-нибудь. Подарок для нейдорфской братвы… Золотых пять… Нет, десять… А?

Коготь оценивающе глянул на плюгавого:

– Тебя часом не Фройдом кличут?

– А… – замялся плюгавый. – Ну да, Хродберт Фройд и есть. А откуда Вам ведомо?

– Пожалуй, скажу Кривому Гансу, что ты задолжал мне куда больше двух золотых… – задумчиво произнес Коготь. – Ладно. Тащи мою заточку. А ойро через Ганса в нейдорфский общак передашь. И маляву не забудь, что от Когтя. Не с руки мне бабло в телеге тащить.

– Скажите, уважаемый, – обращаться по кличке разбойник явно избегал, – а не знакома ли Вам святая сестра? Рыжая такая…

– Это у которой жеребец твой тезка? – уточнил Коготь.

– Именно она, уважаемый.

– Сестра Ридица, – важно сказал Коготь, – приемная мать невесты моего брата. Если тебе от этого легче. Про нейдорфский общак не забудь. Десять ойро, как с куста! Пошла, родимая!

Телега покатила дальше.

– Слышь, Шило, – спросил Коготь, – а что это ты с амбалом сотворила-то?

Девчонка перебралась поближе к спутнику:

– Я это, как ты учил, в печень!

Парень скосил глаза в ее сторону:

– Ты уверена, что у него печень находится в заднице?

Сабина потупилась:

– Ну я того… промахнулась немножко, – девочка гордо вскинула голову. – Я ж не виноватая, что у него печень так высоко, а задница совсем рядом! А что, совсем плохо, да?

Коготь усмехнулся:

– Да нет, нормально получилось. Но учить тебя все-таки надо. Вот доедем до Сварги… Или хотя бы до Занозы…

 

Глава 55

– Урсула кушать хочет, – сообщил Вилли. – Сейчас плакать начнет.

– Вижу, – вздохнул Медвежонок, принюхиваясь. – И мох поменять надо. Грязный уже.

Велет сгрузил мальчика со спины, вручил ему младенца и устало привалился к стволу толстой березы:

– Чтобы я еще раз взялся таскать мелких…

– Урсула хорошая, – Вилли пару раз присел, разминая ноги, и начал разворачивать сверток. – Голодная, мокрая, – с омерзением откинул кусок вонючего мха, – грязная, а не плачет совсем.

– Не плачет, так заплачет, – пробурчал Медвежонок. – Кормить-то нечем! Давай полью.

Аккуратно обмыли ребенка.

– Молоко же оставалось, – Вилли вытащил из корзинки крынку.

– Молоком это было неделю назад. Три дня назад это можно было назвать простоквашей. А сейчас я это даже в Облике не рискну попробовать. Вильдвера-поносца из Ельни точно не выпустят!

– А разве у вильдверов понос бывает? – заинтересовался Вилли.

– Обычно нет, – Медвежонок вздохнул. – Но с таким «молоком» еще никто не экспериментировал.

Вилли вздохнул: слово «эксперимент» он уже знал, а чем покормить сестренку – нет.

– И что делать? В деревню рванешь?

– А толку? – Медвежонок прямо из сидячего положения прыгнул, на лету поймал неосторожную синицу и запихнул в рот вместе с клювом и перьями. Счел летающую пищу более подходящей для велетского желудка, чем содержимое крынки. – Вот смотри. Первый раз: я сходил в Лукау и вместо молока нарвался на большое пожарище и задушевную беседу с заблудшим графёнышем. Второй раз: ты без разрешения смотался к лесничихе. Удачно, поскольку дуракам везет. Потом был хутор, где меня полчаса гоняли местные мальчишки. Еще немного, и я бы их убивать начал! Еле сдержался! И всё зря, еды так и не дали, даже за деньги. Еще в двух деревушках коров кнехты свели. Вторая удача – куркули, на которых в лесу наехали под угрозой Облика. И грудь Урсула пососала, и с собой молочка поимели. Драпать, правда, пришлось не по-детски! После… В общем, из десятка попыток – две удачные. И что из этого следует? – Медвежонок выплюнул перья и почесал в затылке.

– Что? – Вилли повторил его жест. – Надо десять деревень обойти, в двух дадут.

– По такой логике нам и пяти достаточно, – кивнул Медвежонок. – Только логика твоя неверная. Оба раза ребенка грудью кормили. И оба раза посреди леса. Это что значит?

– Не знаю.

– Это значит, что встретив в лесу ребенка, кормящие мамы становятся добрыми и радушными. А тебя они встретят или меня в Облике – не так уж и важно. Вывод?

– А хрен его знает… – Вилли окончательно запутался в рассуждениях старшего товарища.

– Эх, Кукушонок, – расстроено махнул рукой велет, – ничего ты не понимаешь в статистическом анализе. Надо искать кормящую маму!

Слов «статистический» и «анализ» Вилли раньше не слышал и об их значении не догадывался, а потому сразу перевел вопрос в практическую плоскость:

– И где их искать?

– Хороший вопрос! – Медвежонок сорвался с места и исчез в зарослях. Через минуту оттуда донеслись звуки борьбы и грозное рычание, плавно переходящее в жалобный визг.

– Кукушонок! Давай сюда! И проглотку эту с собой тащи!

Приказы любого из братьев Вилли давно привык выполнять без обсуждения и обдумывания, потому, подхватив сестренку, ломанулся на голос, не выбирая дороги.

– Кормящую маму нашел! – довольный Медвежонок сидел возле большого выворотня, а у его ног, распятая за все четыре лапы, жалобно скулила сквозь связанные челюсти матерая волчица. – Подкладывай сестренку к сосцам!

– А она того… – остолбенел мальчик. – Не укусит?

– Пусть только попробует! Её дело ребенка кормить, а не кусаться!

Вилли осторожно приблизился:

– Ты уверен, что её молоко Урсуле подойдет?

– А почему нет?

– Ну… Волчье всё-таки…

– Все звери – братья, – уверенно сказал Медвежонок. – Я в Хортице книжку одного антийца читал, так там вообще волки человеческого детеныша вырастили!*

– И что с ним стало? – заинтересовался Вилли.

– С антийцем? Понятия не имею!

– Нет, с детенышем.

– Сначала был волк как волк, а потом быковать сильно начал: тигру пасть порвал, собачек диких на ноль помножил. В общем, без Облика не обошлось, это точно. В конце концов совсем у него крыша съехала, к людям ушел, бедолага! Ты ребенка-то пристраивай, сам говорил, что она кушать хочет.

Поначалу соски волчицы Урсуле не понравились, но голод не тетка, и через пару минут девочка вовсю чмокала, морща нос, кривя губы, но ни на миг не отрываясь от источника пищи.

– Ну вот, – удовлетворенно улыбнулся Медвежонок. – Вопрос с кормлением решился сам собой.

– Мы чего, волчицу с собой потащим?

– Ага, – Медвежонок метнулся к зарослям и вынырнул с каким-то зверьком в руках. – С волчатами и логовом! Нет уж, пусть сидят под своим выворотнем! Мясом им заплатим, – он помахал добычей, – и в расчете.

– А что, каждый раз волчицу ловить будешь? – удивился Вилли.

– Почему обязательно волчицу? Что поймаю, то твоей сестренке сосать и придется, от барсучихи до лосихи. Заодно и пищей обеспечим свежей и разнообразной.

Пока велет говорил, из-под выворотня высунулся крохотный волчонок, понюхал воздух и, нелепо переваливаясь с боку на бок, засеменил к матери. Добравшись, убедился, что все доступы к соскам перекрыты человеческим детенышем, возмущенно запищал и попытался оттеснить младенца, но нарвался на ответный пинок. Оскалил пасть, но пустить её в дело не успел, ухваченный за шиворот сильной рукой.

– Смелый зверек, – Медвежонок внимательно рассмотрел наглеца. – Но глупый! Крысу ешь, давай, – поставил волчонка на землю и подсунул ему под нос свою добычу.

Зубы зверька тут же сомкнулись на лапе нового противника. Крыса, слегка помятая, но превосходящая волчонка и размерами, и силой, легко вырвалась и развернулась в сторону охамевшего детеныша, но пальцы вильдвера задрали ее морду вверх, оголяя горло, в которое немедленно вцепились волчьи клыки.

– Хороший будет охотник, – улыбнулся Медвежонок. – Как там наша?

– Наелась, – сообщил Вилли. – Не хочет больше.

– Тогда пеленай, и двигаем. Нечего здесь загорать! ________________ * Совпадение рассказываемого Медвежонком сюжета с известным в нашем мире произведением Р. Киплинга совершенно случайно.

 

Глава 56

Вновь подняли шум собаки. Разом зашлись в злобном лае, временами переходившем в рычание. Псы бесились, бросались на стенку вольера, требуя выпустить их на волю. Так что стук не стал неожиданностью. Громкий, требовательный. Колотили не рукой, а латным сапогом. Ничего страшного, сапог – не таран, ворота не вынесет.

Старик усмехнулся: повадились по ночам в гости ходить. Оперся на клевец, повернул на полоборота жердь на краю вольера. Вежливо поинтересовался:

– Кого Нечистый несет посреди ночи?

– Именем Господа нашего! – разнеслось снаружи.

– Помолимся, – хозяин благочинно осенил себя знаком и начал громко читать псалом. На колени, правда, вставать и не подумал, но того сквозь ограду не видно.

За воротами помянули задницу Нечистого, но прервать молитву не решились, несколько голосов даже присоединились к песнопению. Старик, молясь, двигался по двору, наводя порядок. Там жердь повернет, здесь чурбачок передвинет. К концу молитвы оказался у ворот. Откинул засов, отошел, пятясь.

Подворье наполнилось латниками.

– С нами пойдешь, барышник! – рявкнул крупный детина с красной рожей. Сержант или капрал, непонятно.

– Староват я для армии, – еще больше перекосился хозяин. – Неужто никого моложе не нашли?

– Поболтай еще! Сам ландмейстер тебя требует!

– Меня? – изумился старик. – Ландмейстер? И зачем их святейшеству помойная крыса?

– Пытать тебя будут, дурашка, – ласково произнес второй воин. – Их святейшество нынче не в настроении, ему помучить кого-нибудь требуется, а слуги в замке кончились. Даже экономку старую удавили. Или она сама удавилась… – воин расхохотался. – Потеха…

– Во как, – протянул хозяин. – Пытать…

В испуге отшагнул назад, потерял равновесие, взмахнул руками, пытаясь устоять, рука выбила какую-то жердь…

Осыпался навес над подворьем, разом завалив троих. Из-под крыши выскользнули сучковатые бревна и закачались на цепях, снося всех на своем пути. Рухнула стенка вольера, сбив с ног еще двух человек. По упавшей стенке на святых братьев Ордена с рычанием бросилась свора. Но ни сержант, ни весельчак этого не видели. Оба лежали, уставившись мертвыми глазами в ночное небо, а через дырки в шлеме толчками выплескивалась серо-красная желеобразная масса. Дырки были аккуратные, без рваных краев, не очень-то и большие. Совершенно одинаковые, только у капрала в левом виске, а у весельчака в правом.

Это был не бой, а избиение. Латники выползали из-под завалов, уворачивались от летающих бревен, отбивались от рассвирепевших псов. На старика не обращали внимания, сначала по инерции не считая его противником, а потом… «Потом» не было.

Старик опустил клевец, оперся на рукоять, оглядел подворье.

Один из кнехтов получил навесом по голове. Другого насадило на острый сучок, не помогла кираса. Троих задавили псы. Буран, даже насквозь проткнутый мечом, так и не выпустил горло врага. Как и Задира с почти отрубленной головой. Свора погибла вся. Тяжело псам против доспехов.

Старик наклонился, провел рукой по жесткой шерсти, грустно покачал головой:

– Прости, Буран, не было другого выхода. Не отвлеки вы их, меня бы срубили. Не тот я уже, совсем не тот. Несчастный десяток, а запыхался, словно весь день рубился.

Вздохнул, выпрямился, привычно опершись о клевец:

– Эх, Фрида, Фрида, и тебя не уберег… Не умею я беречь, только мстить могу. Рано остановился, не перевелись еще любители пыток…

Через два часа старосту Кохфельде разбудил стук в дверь. Хозяин вскочил, запалил лучину, осторожно подошел:

– Кто там?

– Франц, выйди на минутку. Разговор есть!

Староста откинул крючок.

Всадник. Странное одеяние, не то доспех, не то просто куртка со штанами. Лук за спиной, колчан на боку. Клевец в петле. Всё черное, ни малейшего проблеска других цветов. Вороной невиданной породы. Во всяком случае, староста таких никогда не видел. Огромный, куда там кроатским недоделкам! Черный всадник на черном коне. И маленький табун неказистых лошадок.

– Забирай, – всадник кивнул на табун. – Не жадничай, раздай безлошадным, кто беден не от лени и праздности.

– Что мы должны за них? – Франц не спорил, зачем?

– Ничего. Мне эти клячи будут только мешать. Прощай.

– Как твоё имя? Люди хотя бы помолятся за тебя Господу.

– У меня нет имени. Есть только клевец и те, с кем мне тесно в этом мире, – гость развернул коня.

Староста огляделся. Село спало. Лишь издали доносилась перекличка часовых, за лесом полыхали отсветы не то пожара, не то погребального костра, а по улице в сторону армейских лагерей спокойным шагом ехал на черном коне черный человек без имени с черным клевцом в руках.

– Прости, Господи, врагов этого человека, – прошептал перепуганный Франц.

Но он был всего лишь сервом, хоть и зажиточным, не знал преданий чужого народа и никогда не слышал о Черном Мстителе. Поэтому сумел быстро оправиться, загнать подаренных лошадей во двор и отправиться досыпать. Кому отдать лошадок, можно подумать и завтра. Не выполнить завет черного человека староста даже не помышлял.

 

Глава 57

Тянувшийся нескончаемой лентой Восточный тракт надоел Когтю хуже горькой редьки. Первое время он еще немного напрягался на каждом посту, одновременно стараясь не выходить из образа глуповатого серва и быть готовым к немедленным действиям, но сколько же можно?! Кнехты ни разу ничего не заподозрили, только посмеивались над нехитрыми рассуждениями дурачка, изредка заглядывали Сабине в рот, еще реже лениво тыкали копьями мешки и махали рукой: вали, мол. Во взглядах попутчиков тоже не читались испуг или подозрение. Без малейшего интереса смотрели: образ настолько прилип к Когтю, что ему и самому иногда казалось, что он сирота из Арнау, вдвоем с сестренкой везущий больную мать в Допхельм к лекарю. Ну и репу, конечно, как без неё! А Нейдорф, урки, Медвежонок, дорога в Сваргу, Хортица, кохфельдские приключения – сплошной сон. Дорога отупляла. Который день одно и тоже: пыльная лента тракта, неторопливо перебирающая ногами кляча, зевающие стражники на постах, Шило, пыряющая изображающей нож щепкой в стойку… Скукотища… Допхельм уже прошли, теперь приходилось плакаться, что не помогли мамке местные лекаря, в Нейдорф послали. Еще дней пять глотать пыль и забивать глупостями служивые мозги. Но деваться некуда. Можно, конечно, повернуть к Кривому Плесу, туда дня три максимум и брод неплохой, а с другой стороны уже Поления. Вот только какой дурак там лекаря искать будет? Первый патруль – и всё!

А патрули будут, что тут гадать, функи стараются, будто не какого-то паршивого командора грохнули, а самого Столпа! Не будь на руках женщины с ребенком, можно и подумать на эту тему, охраны в Капитуле сейчас минимум: все здесь, Когтя ловят. Задница Нечистого! Играет дурака, и мысли появляются дурацкие! Чего он в Салеве потерял?! Его задача до Нейдорфа дотянуть. Дальше проще. Конечно, через мост его не пустят, так никто туда и не собирается, уж в родном городе Коготь всегда выход найдет. Те же контрабандисты перетащат и с Аннет, и с лошадью, и с телегой. Главное – плати. А заартачатся или попросят много – найдется способ объяснить всю глубину их ошибки.

Очередной пост не вызывал особых опасений. Десяток кнехтов лениво обыскивал телегу за телегой, чуть поодаль под раскидистым деревом сержант со смутно знакомой рожей пристально разглядывал обыскиваемых, но в действия подчиненных не вмешивался. Очередь двигалась, хоть и не быстро, но уверенно.

Телега впереди сдвинулась и покатилась, освобождая место. Худой, как жердь, кнехт с рябым от оспин лицом подошел к Когтю:

– Кто? Куда?

– Из Арнау мы, дяденька, – привычно зачастил Коготь, беспрестанно кланяясь. – Мамку больную в Нейдорф везем, к лекарю.

– А это кто? – палец рябого уткнулся в Сабину.

– Сестренка, дяденька.

– Чего ж малую в дорогу потащил?

– Так папки у нас нет, – Коготь перестал кланяться, всё хорошо в меру, – а одну оставить никак нельзя, мала ещё…

– Зубы покажь.

Кнехт внимательно осмотрел зубы девочки, потыкал копьем в пару мешков и махнул рукой:

– Езжай!

– Стоять!

К телеге подошел сержант. Скривился, рассматривая Когтя.

– Что-то мне твоя рожа напоминает, – сквозь зубы выдавил он. – Звать как?

– Отто, дядечка охфицер, – Коготь вновь закланялся. – Из Арнау мы. Папка помер два года как, и мамка помирает! К лекарю мы! У нас и бумага есть, их милость сам написал! С печатью!

– Не части! – скороговорку прервал подзатыльник. Несильный, так для порядку. – Что-то ты не похож на сестренку. Или она на тебя. И тоже морда знакомая. Как зовут?

– Отто я, дядечка охфицер.

– Да не тебя, придурок! Сестру как зовут?

– Гертруда, – почти хором выдохнули дети.

Сержант задумчиво подвигал челюстью:

– Дай-ка я на мамку вашу гляну, насколько она больная.

Подошел к телеге, заглянул под навес, ткнул лежащую в бок. Аннет что-то бессвязно вскрикнула.

– Тоже кого-то напоминает, – сержант почесал в затылке. – Подозрительны мне ваши рожи. Не поедете дальше, отведем вас в Кохфельде, а там пусть святые братья разбираются.

Коготь нащупал рукой кольцо заточки, спрятанной в стенке телеги. Первый удар сержанту, второй рябому. Подхватить копьё, и можно еще побарахтаться. Три года назад Коготь троих из десятка положил, а ведь не умел ничего… А потом? Захватить коня, Шило перед собой и к броду? Вообще не вариант! Рука отпустила заточку. Надо нудеть до упора, пока не пропустят или силой не завернут. Если завернут – придется возвращаться. Путь долгий, телега будет тормозить кнехтов, раньше или позже терпение лопнет, выгонят. Убивать детей вряд ли решатся. А еще неминуемо будут ночевки, а это очень большой выбор всяких действий. Глядишь, съедят солдатики что-нибудь не то, точно станет не до плаксивых арестантов.

Но пока надо ныть, нудеть и уговаривать.

– Дядечка охфицер, – якобы в отчаянии взвыл Коготь. – Помрет же мамка!!! Были мы в Кохфельде! Нету там лекаря!!!

– Я сказал, заворачивай! – сержант вновь замахнулся, но Коготь, бросив взгляд на встречную кавалькаду всадников, поднырнул под бьющую руку и бросился в ноги коню представительного молодого парня в роскошных одеждах:

– Ваша милость, господин хороший! Помогите заради Господа! Помрет же мамка!!!

 

Глава 58

Кавалькада уныло плелась по Громодяньскому шляху. Здесь, в Нордвенте, он назывался Восточным трактом, но главе посольства, великому княжичу сварожскому Святославу Игоревичу, вспоминать местные топонимы было лень. Бесконечное монотонное передвижение по пыльной дороге со скоростью возка боярина Долгорукова погружало Славку в пучины тоски и уныния. Чем дальше, тем сильнее становилось впечатление, что отец отправил княжича не переговоры вести, а учиться терпению, терпению и еще раз терпению, дабы тот не в каждой жизненной ситуации бросался грудью на черепаху*, а хотя бы один раз из трех сначала задумывался. Чай не отрок Громила уже, а наследник Кийского стола. К донельзя надоевшему пейзажу добавлялся скрипучий тенорок боярина, решившего, видимо, вдолбить попавшему в его руки отроку весь курс придворного этикета не только Нордвента и Полении, и ранее княжичу известного, но и всех прочих стран, о коих хоть раз слышали в Кие. Единственной отдушиной была суточная остановка в имении Ядзи Занозы, то есть, конечно, шановней пани Качиньской, крулевны всея Полении. Правда, со спальней своей высокородная Заноза княжича не ознакомила и замуж идти отказалась, но это дело привычное. Зато какую книгу подарила! Славка как открыл, так на три дня в телегу, то есть в карету, пересел, дабы почитать столь выдающееся сочинение! А боярин Юрий, когда случайно бросил взгляд на одну из страниц, так на седмицу дар речи потерял! И ведь не читал ничего, пары картинок хватило!

Подари такую книжку какая другая красавица, отрок, не читая, развернул бы коня, да опрометью бросился обратно. Вот только с Ядзей этот номер не пройдет: подарок крулевна любой сделать может, а то и похлеще чего выкинуть, и всё это ничего не значит. Заноза, одним словом! Но три дня прошли, и седмица тоже, и вновь потянулись нудные длинные дни, надоевший лес по обочинам, перемежаемый колосящимися полями и нищими весками, или как они в Нордвенте называются! Даже присоединение к кортежу в Нейдорфе владелицы окрестных земель герцогини фон Летов-Форбек со свитою не развеяло скуку. Дама, конечно, во всех отношениях замечательная, но незабвенной Занозе в Славкиных глазах проигрывает вчистую. Хотя бы в силу возраста. Ну хоть поболтать есть с кем по дороге, благо её светлость неплохо разбирается в столь неженских материях, как мечевой и рукопашный бой.

Сегодня высокоуважаемые собеседники обсуждали способы владения ножом, когда движение в очередной раз замедлилось. Славка несильно шлепнул коня, и вышколенный жеребец, послушно сойдя с тракта, помчался к голове кавалькады.

Затор образовался у очередного поста орденцев. Само количество этих постов наводило на весьма неприятные мысли. За себя Святослав не переживал: два с половиной десятка велетов выберутся из любой передряги, но боярин Юрий ни разу не велет, да и годами уже не молод. Тяжело ему будет уходить на спинах бойцов…

На посту десяток кнехтов обыскивали крестьянскую телегу. Бессмысленность этого занятия была видна с первого взгляда: денег хозяева телеги в жизни не видали, а что-либо спрятать в ней невозможно в принципе! Да и хозяева… Лежащая явно без сознания женщина, крохотная заплаканная девчонка и белобрысый паренек, хныкающим голосом уговаривающий высокого, крепкого сержанта:

– Дядечка охфицер, с Арнау мы, мамку к лекарю везем! Совсем плохая мамка-то! Пропустите нас, дядечка охфицер! У меня и бумага имеется! – мальчишка совал кнехту в руки мятую бумажку.

– Да заткнись ты! – рыкнул сержант и несильной оплеухой сбил парня с ног.

Мальчишка рухнул в пыль, но тут же поднялся и, размазывая по лицу текущую из носа кровь, принялся за своё:

– Пропустите, дядечка! Помирает же мамка! Пропустите заради Господа!

– Молчать! – повторил сержант. – Кого-то мне мамка твоя напоминает! И сестренка тоже! И у тебя морда уж больно знакома… Где я тебя видел, а?

– Да откуда ж мне знать, дядечка! – снова заныл мальчишка. – С Арнау мы, может, Вы там бывали когда…

– С Арнау, говоришь… – задумался сержант. – Нет, тут что-то не то… Заворачивай свою клячу, в Кохфельде поедешь, пусть там Святые братья разбираются!

– Дядечка охфицер! – заголосил мальчишка. – Помрет же мамка!!! Были мы в Кохфельде! Нету там лекаря!!!

– Я сказал, заворачивай! – сержант вновь замахнулся, но мальчишка ловко поднырнул под бьющую руку и бросился в ноги княжескому коню:

– Ваша милость, господин хороший! Помогите заради Господа! Помрет же мамка!!!

Святослав жестом остановил собственную охрану:

– В чем дело?

– Мамку в Нейдорф везем, к лекарю. В Допхельме были, нету там такого лекаря! У меня и документа есть, их милость своей рукой выписал! – зачастил паренек. – А дядечка охфицер нас не пущает! Помрет же мамка, Ваша милость!

– Ваше высочество! – поправил княжич и бросил взгляд на подъехавшую герцогиню. Не командовать же на её землях.

– В чем дело, сержант? – голос владелицы сочился недовольством.

– Сержант Пфайфер, Ваша светлость, – вытянулся служивый. – Преступников ищем, которые господина командора убили!

– Кого? – удивился княжич.

– Командора Ордена, графа Фридриха фон Каубаха!

«Интересные дела творятся! – мысленно присвистнул Славка. – А к кому мы едем тогда?»

– Ты хочешь сказать, – вовремя вмешалась в разговор герцогиня, – что вот эти детишки могли убить командора Ордена? Хотелось бы знать, каким образом? Не думала, что его можно захныкать до смерти!

– Никак нет, Ваша светлость, – еще больше вытянулся сержант, собеседницу он явно знал. – Святого отца зарезали ножом. И этим детишкам это не по силам. Но они могут что-то знать! У меня приказ: всех подозрительных доставлять в Кохфельде! Мне кажется, я этих детей где-то видел!

– Когда кажется, молиться надо, – отрезала герцогиня. – Не вижу оснований для их задержания! Дай щенку пару плетей, чтобы на следующем посту хныкал убедительнее, и пусть катятся! А сам займись ловлей настоящих преступников.

– Но, Ваша светлость! – от собственной смелости сержант даже побледнел. – Я обязан…

– Герцогиня, – лениво протянул княжич, – так мы никогда не решим эту проблему. Сержант упрям, как черсидский ишак! Стоит нам уехать, как он догонит детей и повернет их назад. Вы же не собираетесь отправлять их в Нейдорф с охраной!

– Пожалуй, Вы правы, князь, – кивнула дама. – И что Вы предлагаете?

– Мои лекари будут получше нейдорфских, – улыбнулся Славка. – А Ваши следователи…

– Ну… – задумчиво протянула герцогиня, бросив на княжича удивленный взгляд. – А почему, собственно, и нет? Заодно обдумаем новости. Сержант!

– Да, Ваша светлость?!

– Я забираю этих людей. А ты расскажи всё, что тебе известно об убийстве командора, – она подняла руку, останавливая уже раскрывшего рот служаку. – Не мне. Расскажешь барону фон Кляйну.

– Слушаюсь! – услышав имя дознавателя, Пфайфер побледнел еще больше, но щегольски щелкнул каблуками.

– Свободен, – герцогиня сделала отпускающий знак рукой. – Ганс! Больную в мою карету! Детей…

– Я их заберу, – подсказал Славка.

– Прекрасно! Ганс, оставь кого-нибудь, пусть приведут телегу. И лошадку не загоните, для этих людей она целое состояние!

– Эта? – скривился Ганс.

– Ганс?! – герцогиня проводила взглядом засуетившегося слугу и обратилась к княжичу:

– Если эта кляча падет, мне придется отдать нормальную лошадь! Владетель обязан быть честным по отношению даже к последнему серву. Лошадь мне жалко. Потому виновный узнает всю тяжесть моего огорчения. Его тоже жалко, – дама горестно вздохнула. – И, кстати, Ваше высочество, зачем Вам нужна эта благотворительность?

– Ах, герцогиня, – грустно вздохнул княжич, – у каждого из нас свои причуды. Вы предпочитаете быть честными по отношению к сервам. А мне нравится быть милосердным. Представьте, что эта несчастная умрет. Куда деваться бедным сиротам? Своему владетелю они даром не нужны. Если не сдохнут с голоду, появится в каком-нибудь Нейдорфе пара малолетних побирушек. Мальчишка наверняка станет сначала вором, а как выучится работать ножом или дубинкой, так и вовсе душегубом. А девочка… Вы же видите, она обещает вырасти редкой красавицей… Вам нужны лишние убийцы и проститутки?

Женщина скептически хмыкнула. Святослав посмотрел на неё с осуждением:

– Можно было устроить Божий Суд. Сержант прирезал бы мальчишку одним движением, отобрав у матери последний шанс. Девочка в одиночку обречена…

Герцогиня улыбнулась:

– Ну, если суд Господа, то победить мог и мальчик.

– А разница? – скривился княжич. – Стоило бы нам скрыться из виду, как кнехты догнали бы телегу и всех порубили. То же самое плюс труп неплохого служаки… А так – вдруг этот мальчик знает о произошедших событиях что-то неизвестное сержанту. Дети, они ведь очень наблюдательны…

Благостно грустное выражение на лице княжича всё же заставило герцогиню расхохотаться:

– Ох, князь, какой же Вы фантазер! Но желание гостя – закон. Будем надеяться, мы не занесем в замок чуму!

– Ваш Господь на пару с Перуном этого не допустят, герцогиня, – расплылся в улыбке Славка. – Гарантирую! ______________ * Бросаться грудью на черепаху – аналог нашего выражения «бросаться грудью на амбразуру», «черепаха» – оборонное построение пехоты, выдерживает атаку велетов. Или не выдерживает, зависит от мастерства сторон.

 

Глава 59

– Урсула кушать хочет, – Вилли разматывал пеленки, пристроив сестренку на стволе упавшей сосны.

– Что, опять? – привычно отреагировал Медвежонок.

– Ага! А еще у неё какашки зелёные стали.

– Может, так и надо? – вильдверу было лень вставать.

– Не, раньше обычные были, – закрутил головой мальчик.

– Объелась, наверное, – вздохнул Медвежонок. – Всё жрет и жрет, задолбался уже зверей отлавливать!

– Мама чаще кормила!

– И где я тебе посреди леса маму достану? – хмыкнул велет.

Глаза Вилли наполнились слезами. Медвежонок скривился:

– Не реви! Твоя сестренка сожрала что-то не то. Может, барсучье молоко не подходит, а может, оленье. Надо бы её лекарю показать. Но это только на том берегу. Точнее, у Ядзи в маетке. Пока не переправимся – глухой номер.

С переправой намечались сложности. Вилли толком плавать не умел, не говоря уже об Урсуле. Это вряд ли остановило бы Медвежонка. Можно соорудить небольшой плот с двигателем в одну велетскую силу, на котором и перевезти детей. Украсть в деревне лодку. На крайний случай, посадить Вилли к себе на спину, дав ему в руки девочку. Последний вариант не слишком комфортный, зато самый быстрый. Увы, ничего из вышеперечисленного не годилось: река охранялась. В деревнях стояли настоящие гарнизоны, по берегам – временные заставы, между которыми днем и ночью носились конные патрули, обстреливавшие всё, что казалось им подозрительным. Сам Медвежонок перебрался бы без проблем и Вилли, пожалуй, перетащил, но научить Урсулу дышать через тростинку не стоило и пытаться. Медвежонок побежал вверх по течению, рассудив, что раньше или позже охраняемая зона должна закончиться. Увы, армия Ордена подошла к делу максимально серьезно. В ночи беглецы вышли к вполне полноводному притоку Одры. Цепь костров продолжалась и за притоком.

Принюхиваясь, Медвежонок размышлял вслух:

– Нам нужно плавсредство.

– Чего? – не понял Вилли.

– Лодка или плот. Или что-то, что плавает.

– Ага…

– Плавсредство должно быть достаточно легким, чтобы я мог его толкать по воде в нужном направлении.

– А какое плавс… плавсре… пларедсво ты можешь толкать?

– Лодку могу… Плот могу. Это я к тому, что византская галера нам великовата будет.

– А что такое галера? – про Визант Вилли уже слышал.

– Неважно, – махнул рукой Медвежонок. – Всё равно, она нам не годится и здесь не водится. Проблема в том, что плавсредство не должно обращать на себя внимание и должно защищать от стрел, если кто это самое внимание всё-таки обратит.

– Я запутался, – честно признал Вилли.

– Я тоже, – вздохнул Медвежонок. – Чтобы стрелы на излете не протыкали, можно сделать на плоту навес и стены. Чтобы не вляпаться прямо на берегу, выплывем из притока. Это, Бубр должен быть. Или не Бубр… – велет на секунду задумался, потом махнул рукой. – Неважно. Всё равно не понимаю, как сделать, чтобы стражники не обращали внимания на плывущий по реке сарай или даже собачью будку…

– Ослепить стражников, – подсказал Вилли.

– Проще их перебить! Вырезать заставу, пару патрулей, и плыть спокойно. Только их в патруле по десятку! – Медвежонок огорченно махнул рукой. – Да и пока второй резать будем, на первый кто-то наткнется…

– А что говорит этот твой… стасисический аналис?

– Молчит, – вздохнул велет. – Как сварожский пластун на допросе.

– Урсула кушать хочет, – вздохнул Вилли, окончательно переставший понимать старшего товарища.

– И где я ей посреди болота лося достану? – вспылил Медвежонок и замер: – О! Нам нужен лось!

– Лосиха, – уточнил Вилли. – С лосенком. Или волчица. Можно еще кого-нибудь, лишь бы с детенышем.

– Сойдет и лосиха, – согласился Отто. – Но лучше лось. С рогами.

– У него молока нет.

– Да и хрен с ним! Кто обратит внимания на плывущего лося? Точнее, на плывущий труп лося!

– Еда… – подсказал Вилли.

– Раз всплыл, значит, уже раздуло. Тухлятина, а не еда! – Медвежонок даже вскочил от радости. – А то, что внутри два ребенка, с берега не видно и не слышно. Если какой дурак стрелу и метнет, та застрянет в шкуре или «собачьей будке» внутри!

– Ага… А Урсулу чем кормить будем?

– Снотворным! – Медвежонок жадно втянул ноздрями воздух. – Пошли, будет ей и будка, будет и свисток! И молочка на сдачу обломится!

 

Глава 60

Граничная Башня владения Файербахов не отличалась повышенной комфортностью. Её воздвигли во времена лютых междоусобиц для защиты от добрых соседей, только и ждущих момента вцепиться в глотку ближнему своему. Но времена те сгинули в глубине веков, ныне споры между владетелями решаются в Королевском Суде или дуэльном поединке до первой крови, а Граничная Башня оказалась в дюжине дневных переходов от рубежей державы. Последние полсотни лет в ней и гарнизона-то не было, для поддержания порядка хватало полудюжины состарившихся кнехтов во главе с собственным сержантом. Первоначально был полный десяток, но годы берут своё…

Однако неожиданный визит госпожи с гостями врасплох старых служак не застал. Нашлись и подготовленные комнаты для размещения высоких гостей, и казармы для свиты, и конюшни… А что потребовалось маленько подправить или почистить, так это мигом! Вон сколько вояк их светлость сопровождает! Молодежь в войсках для того и существует, чтобы старики её гоняли и учили уму-разуму затрещинами и подзатыльниками. И пяти минут не прошло, а сопровождающая герцогиню полусотня уже вовсю выскребала стойла, колола дрова и таскала воду.

Сварожцев поначалу не трогали: всё же иноземные гости. Но те сами втянулись в знакомую кутерьму обустройства и вскоре наравне со всеми драили, кололи и таскали. Разве что пинков и зуботычин, волшебным образом повышающих работоспособность вояк, иноземцам не досталось.

Впрочем, ни госпожа маркиза, ни наследник сварожского стола, ни старый боярин сей суматохи не видели, благо были своевременно препровождены в надлежащие им комнаты. А возглавляющие отряды охраны отнеслись к происходящему с пониманием. Да и заняты были.

Конечно, уюта родового замка достичь не удалось. Но высокие персоны отсутствию вычурной драпировки на стенах и резной мебели не особо огорчились. А вот охлажденные напитки и вкусные, хоть и не слишком изысканные, блюда господ порадовали.

По пути в трапезную герцогиня решила зайти за высоким гостем, благо выделенные княжичу покои находились по соседству. Негромко постучав для приличия в открытую дверь, их сиятельство шагнула внутрь и застыла в изумлении. Напротив нервно ерзающего в кресле княжича сидел на столе давешний мальчишка с дороги, опоясанный боевым поясом и, водя оселком по режущей кромке боевого ножа, тоном старого сержанта распекал сварожского наследника:

– Как можно держать оружие в таком состоянии?! – возмущался «серв». – Нож тупой, как нижегородский валенок!

– И ничего не тупой! – оправдывающимся тоном пробурчал княжич. – Им бриться можно!

– Бриться можно, – согласился мальчишка. – А голову хрен отрежешь! Позвоночник не рассечешь! Пилить придется!

– А зачем голову резать? Сам же говорил, достаточно по горлу полоснуть!

– Чтобы кончить – достаточно! Только случаи разные бывают! Прикинь, ты один, их толпа. Ты самому крутому макитру смахнул (не отпилил, а смахнул, одним ударом), поднял её за волосы и заорал бешеным поросенком. Пока они охолонятся, слинять успеешь!

– Ну ты сказал, – уважительно протянул княжич. – Это что, Медвежонок на глазах у всего войска Каубаху голову смахнул?

– Не, брат его пальцем не тронул. Мистфинка я расписал.

– С чего это?

– Так получилось, – махнул рукой «серв». – Этот функ вконец берега потерял, хотел Шило кончить. Втроем на ребенка!

– Шило это кто? – заинтересовался Святослав.

– Сабина. Девочка, что со мной едет. Очень перспективный кадр.

– Велет?

– Нет, – «серв» глянул на пренебрежительно скривившееся лицо княжича. – Я тоже не велет, ежели помнишь. Если Шило выучит анатомию, ей вообще цены не будет!

– А что у нее за проблемы с анатомией?

– Вечно вместо печени в задницу пером попадает… – пробурчал мальчишка, повертел нож перед глазами, убрал в ножны и слез со стола. – Надо бы тебе пару нарядов выписать, да не ко времени. Ладно, потом отработаешь, там вон к тебе хозяйка пришла.

Княжич вскочил, сгибаясь в почтительном поклоне:

– Ваше сиятельство, позвольте Вам представить: Коготь, старший нашего куреня в Хортице, заодно инструктором ножевого боя подрабатывал. Если бы обсуждаемый нами сегодня поединок состоялся, Орден потерял бы не только сержанта, но и весь десяток.

– Коготь? – вскинула брови герцогиня. – Последние три года я слишком часто слышу это имя! – владетельница усмехнулась. – Хотя правильно говорить «погоняло». Надо же, нейдорфский урка поставил на перо командора Ордена! Мне есть, чем гордиться, Нейдорф всё-таки мой город! Так что там произошло в Кохфельде?

Мальчишка бросил вопрошающий взгляд на княжича.

– Можешь не секретничать, герцогиня, – еще один изящный поклон, – старый и очень хороший друг нашей семьи. Настолько, что настаивает, чтобы я звал её просто по имени.

– Вы мастер блестящих формулировок, Ваше высочество, – улыбнулась Барбара. – Я бы просто сказала: работает на сварожскую разведку. А потому повторю свой вопрос.

– Неплохо бы позвать Храбра, – Святослав вернулся в кресло. – Это начальник моей охраны, – пояснил он Когтю, – человек боярина Ярополка.

– Тогда пройдем в трапезную, – улыбнулась герцогиня. – Думаю, он уже там. Да и нам не помешает перекусить. Коготь, когда Вы последний раз нормально ели?

– В замке Кох. Мы питались со стола барона. Правда, объедками, но всю жизнь бы такие объедки кушать! – Коготь облизнулся. – И Ваше сиятельство, ко мне можно обращаться на ты. Я не княжич, не герцог, не барон. Самый обычный сирота с нейдорфского дна.

– Понимаю, понимаю, – сочувственно покивала головой герцогиня. – Самый обычный нейдорфский сирота. В моих владениях каждый несчастный сиротка запросто отрежет голову командору Ордена, а пока подчиненные жертвы будут приходить в себя, слиняет, украв напоследок телегу с лошадью и обзаведясь больной мамой и сестренкой. Но насчет на «ты» ничего не имею против.

– Начинается, – перед титулом хозяйки Коготь явно не робел. – Если из Нейдорфа, значит, украл? Не крал я ничего, телегу мне на день рожденья подарили. Вместе с лошадкой.

– Кто подарил? – усмехнулась герцогиня, входя в трапезную.

– Один очень хороший человек. Если я правильно понимаю – Черный Мститель.

Герцогиня резко обернулась и изумленно уставилась на мальчишку. Славик споткнулся на предпоследней ступеньке и полетел вперед, даже не попробовав принять Облик. Сидящий за столом Храбр закашлялся, поперхнувшись вином.

– Кто???

– Черный Мститель, – повторил Коготь, ловя падающего княжича. – Тот, из сьербского пророчества. Если я не ошибаюсь, конечно. Но вряд ли. Можно уточнить у Шила.

– Ты ошибаешься, – первой пришла в себя герцогиня. – Эта история была так давно… Люди столько не живут!

– Живут, – Коготь занял место за столом. Последним, как положено по этикету. – Он стар, но еще способен одним ударом прикончить велета в Облике. Клевец, кстати, очень характерный.

– Давайте по порядку, – впервые подал голос Храбр. – Какого Чернобога вы вообще поперлись в Нордвент?

– Один кент задолжал моему брату две пары ошар. Надо было взыскать должок, нехорошо такие вещи прощать…

Когда Коготь закончил, на пару минут наступила тишина. Первым её нарушил Храбр:

– Где пергаменты фон Каубаха?

– Одну копию мы выслали соколами князю. Часть оригиналов подсунули куницам. Остальные плюс полная копия у меня. Последняя копия у Медвежонка.

– Отдашь мне. Посмотрю, что за бучу вы заварили. Остальное… Пороть вас некому!

– Батька выпорет, – погрустнел Коготь. – Отжиматься точно заставит. Раз пятьсот. Или тысячу…

– Мало! – рявкнул Храбр. – Сосунки!

Дверь в трапезную отворилась, пропуская главного сыщика герцогини фон Летов-Форбек. Барон фон Кляйн, здоровенный детина с постоянным зверским оскалом на губах и тусклыми глазами малолетнего олигофрена, слегка поклонился присутствующим, одновременно хитро сложив пальцы.

– Можно говорить вслух, – махнула рукой её сиятельство. – Здесь все свои.

– Да? – барон с сомнением посмотрел на Когтя.

Герцогиня кивнула:

– Роберт, тебе ли не знать, как обманчива внешность! Это Коготь. Что стряслось? Вряд ли сержант рассказал что-то настолько интересное, что ты собрался разводить секретность!

– Сержант нет, – кивнул фон Кляйн. – Его вообще зарезали, пока мы разбирались с телегой и прочим! И никто ничего не видел. Кнехты таращились на Ваше сиятельство, а мы…

– Коготь! – подскочил Святослав.

– А чего я? – лицо мальчишки выражало крайнюю невинность, смешанную с удивлением. – Меня там нет давно. Я вообще здесь!

– Да? – княжич скривился. – Можно подумать ты первый раз желтизну на перо ставишь, пока весь тусняк приход ловит*?

Мальчишка грустно вздохнул:

– Вот так всегда! Где бы кого ни зарезали, виноват Коготь! Братовым кровникам вообще не стоило мне на глаза попадаться. А уж руками махать…

– Нашел время и место, – прошипел Храбр.

– К нему, между прочим, не только у Медвежонка счет был! – огрызнулся Коготь. – Или кто-то жаждет, чтобы через несколько лет еще один малолетний велет сорвался в Нордвент мстить за отца?

– Господа, – герцогиня укоризненно покачала головой, – подробности биографии покойного очень интересны, но судя по всему, у Роберта есть еще новости.

– Есть, – ухмыльнулся фон Кляйн. – Как нельзя вовремя примчался гонец из Кохфельде. Герман фон Балк, ландмейсер Ордена Очистительного Пламени, убит!

– Коготь!!! – хором рявкнули все присутствующие.

На лице мальчишки не дрогнул ни один мускул:

– Я же говорю, чуть что – Коготь. Где я, а где Кохфельде?

– А где Медвежонок? – рыкнул Храбр.

– Не там, – Коготь окончательно расслабился. – В лесу он. Или уже у Качиньских. У него же двое детей на руках!

– Кто такой Медвежонок? – поинтересовался барон.

– Такой же, как этот, – Славка махнул рукой на Когтя, – только немножко меньше и велет. Старшего брата хватило на командора с охраной. Младшего…

– Ну хоть бы кто подумал, – иронично протянул Коготь, – что мы с Медвежонком работаем ножами или голыми руками. А главного функа приговорили клевцом по голове!

– Верно, – барон обнаружил, что все еще стоит, скептически осмотрел ближайший стул и переставил из угла большой дубовый чурбан. – По словам гонца, старик в черной одежде, на черном коне в открытую пересек лагерь, оставляя за собой кучу трупов, перебил охрану ландмейстера и его самого. И спокойно покинул лагерь. Спокойно – не значит менее кроваво. И работал он именно клевцом, – фон Кляйн довольно осклабился. – Не знаю, сколько в этом правды, но, похоже, нападение было крайне эффектным.

– Черный Мститель? – недоверчиво спросил княжич.

– Вот вечно мне никто не верит, – пробурчал Коготь. Себе под нос, но так, что все услышали.

– Черный Мститель преследует валахов, – не согласился Храбр. – Чем ему Орден не угодил?

– Вот и я так подумал, – кивнул барон. – И выспросил, что происходило в замке после прибытия ландмейстера. Фон Балк повел своё дознание. Барон фон Кох не дал согласия на пытки слуг. Допросы ничего не дали. Тогда монахи занялись вольными, иногда простолюдинам лучше бы не иметь свободы. И опять ничего не вышло. Старую экономку даже не успели начать пытать, умерла от страха при виде палача. Потом пропал отряд, отправившийся за старым барышником. А потом…

Барон махнул рукой и занялся окороком.

– Фрида умерла… – вздохнул Коготь. – Сабина расстроится. Любит она бабушку. Только что от страха – не верю! Старуха – кремень, – Коготь помолчал и добавил. – Была. А барышник и есть Мститель. И с Фридой дружил. Может, он за нее вписался?

– Это сейчас неважно, – прервал его Храбр. – Посольство теряет смысл. Нам просто не с кем разговаривать.

– Верно, – задумчиво протянула герцогиня. – Кроме того, это просто опасно. Там все на ушах стоят. Вас просто схватят и обвинят во всей череде смертей.

– Или солдатня набросится без приказа, – добавил Коготь. – Раз там все на измене сидят.

– Отобьемся, – махнул рукой Славка. – Две дюжины велетов…

– Это война, княжич, – покачала головой герцогиня. – Та самая, которой хотел избежать Ваш отец. А с учетом сведений, добытых нашим молодым другом, – она кивнула в сторону Когтя, – особенно ненужная. Но и обратно вас сейчас не пропустят.

– Покойный ландмейстер приказал задержать посольство, – барон отвалился от стола и сыто рыгнул. – Приказ, естественно, никто не отменял. Гонец обогнал отряд в полудне пути от заставы.

– Посольство должно исчезнуть, – Храбр поднялся и выглянул в окно. – И пусть гадают, куда мы подевались. Князь еще и ноту пришлет, мол, сынка уморили, ироды! Ваша светлость, насколько реально переправить в Полению четырех человек?

– Несложно. Не три же десятка. Кого именно?

– Боярина Долгорукова и Когтя со спутницами. Остальные – велеты, пройдем лесами.

– Вполне, – согласилась герцогиня.

– Только выходить надо через Старый брод, – поправил Коготь. – Панских дитяток подстрахуем. Они там послезавтра пройти должны. Дорогу я знаю.

– Ты за нами не удержишься, – покачал головой Храбр.

– Если он не удержится, то я тоже, – скривился Святослав, признавать свою слабость не хотелось, но куда деваться. – Коготь команду не ослабит.

– Значит, переправлять надо троих, – кивнул Храбр. – Завтра с утра выходим. _______________ * Святослав напоминает о событиях трехлетней давности в Нейдорфе (см. книгу «Волчье Семя»).

 

Глава 61

Служить на границе – совсем не то же самое, что пинать стены в замке благородного властителя. Это там важнее всего идеально начищенные доспехи и умение есть глазами начальство. Да еще топтать плац, со всей яростью разнося копьями воображаемых врагов. Зато вечерами можно побаловать себя кружечкой-другой пивка, а ночью и благосклонностью сговорчивой служанки. На границе реальны враги, а воображаемы, увы, служанки и пиво. И расплатой за сон на посту будет не зуботычина капрала и не плети замкового ката, а нож или стрела подкравшегося супостата. И неважно, проходит линия разделения по реке или по просеке среди строевых сосен. Бывает, и вовсе по болотам непролазным идет, ничем не помеченная. И неважно, чьи земли простираются с той стороны. Дикие ли сивера, цивилизованные сапоги, приемники великой Салевы, чванливые поленцы… Вечные противники или столь же вечные союзники… Граница – есть граница, а политика – есть политика. Вчера – верные друзья, сегодня – свистят тяжелые стрелы и врываются закованные в сталь всадники на великанских конях, а завтра, быть может, опять станут друзьями. Верными. Вечными. И никто слова плохого о них не скажет. Кроме выживших на недорубленной заставе. Да и те негромко, чаще про себя, и только на свежих могилах погибших друзей. Постоят, помолчат и начнут еще ответственней нести службу. Не из чувства долга перед Родиной и начальством, а чтобы в следующий раз могил было чуть меньше, а выживших чуть больше.

Граница всегда охраняется хорошо. Но хорошо – понятие относительное. Не в силах человеческих соорудить по всей длине государственных рубежей непроходимый заслон. Лишь дороги да наиболее крупные тропы прикрыты заставами с постоянным контингентом. Остальное патрулируется конными разъездами или пешими нарядами. О том, чтобы муха не пролетела – речи нет. Обоз или крупный отряд – да, не проскочит. Одна телега – скорее всего. Одинокий всадник уже имеет шансы. А ловить пешего – безнадежное занятие, хотя крупная пограничная река и снижает его шансы. Но только если он не Зверь. Этот пройдет как нож сквозь масло.

Но приказ – есть приказ, вот и покрылся Нордвентский берег Одры временными заставами. В каждой три-четыре граничника плюс десяток, а то и два святых братьев в плащах с языками пламени на спине. И в распоряжении каждой и кони, и лодки…

Джекоб ни разу не видел такой облавы. И не слышал о подобном, хотя провел на границе более тридцати лет и успел побывать на всех имеющихся рубежах. В провале задуманного граничник не усомнился даже тогда, когда назначенный командовать заставой рыцарь в лоб выложил своё видение организации службы:

– Ты, Джекоб, граничную службу куда лучше меня знаешь, тебе и карты в руки. Командуй, а я поддержу тебя своей властью и именем Господа.

Умный мальчик этот Генрих, даром что двадцати лет нет еще, в заднице кровь играть должна, а в голову моча стучать без перерывов на сон и еду. Но нет, держит рыцарь в узде выделения своего организма, не дает им командовать. На соседних заставах монахи уже нараспоряжались: не то что одинокий вильдвер, стадо громадных зверей элефантусов пройдет незамеченным.

Нет, вильдвера и Джекоб увидит только, когда тот сам захочет. Но насчет элефантусов и даже медведей с лосями – извините. Увидим, остановим и досмотрим, а надо будет – и задержим! И точно: увидели.

Тушу плывущего по Бубру лося первым заметил вынесенный выше по притоку пост. Беспокоил Джекоба никем не охраняемый поток воды из глубины собственных земель. Полностью прикрыть берег граничник не мог, но один пост поставил. Вот он и сработал. Только толку мало. Посланный старшим кнехт до заставы не мчался, как перепуганный заяц, а, боясь в темноте переломать ноги, полз, словно беременная улитка, да и потом вместо того, чтобы доложить Джекобу, полез будить Генриха. А уж докладывал! Хуже, чем пьяная жена граничника мужу в измене кается! Пока разобрались, неслабое течение Бубра уже вынесло тушу в Одру и отогнало чуть не на середину реки.

В общем-то, дохлый лось мало кого интересовал, но порядок есть порядок:

– Грай, возьми пару братьев и Сопатого, гляньте, что за фигня тут плавает, – Джекоб глянул на скривившуюся рожу соратника и подсластил задачу: – Если свежачок, сюда припрёте, лосятинкой побалуемся. А тухлятину – не надо, пусть сомы жрут.

Лодка, толкаемая дружными усилиями пары могучих кнехтов, настигла «беглеца» уже на середине.

– Дохлый лось, он и есть дохлый лось, – пробухтел Сопатый, вставая на носу и поднимая факел повыше. – Вот как только Буряк это разглядеть в темноте сумел.

– Буряк ладно, у него глаза кошачьи, – Грай не снимал стрелу с тетивы. – А вот Дед!

– Дед не видит, Дед всё наперед знает, – хмыкнул Сопатый и, наклонившись, потянулся рукой к лосю.

В днище лодки что-то ударило, да так, что немаленькое суденышко с силой ткнулось носом в лося и, остановленное тяжелой тушей, подалось назад. Сопатый, не удержав равновесие, полетел вперед, с размаху приложился о тушу и исчез под водой. Вынырнул через секунду, в два гребка достиг лодки, ухватился за борт и срывающимся голосом просипел:

– Тащите! Быстрее!

Братья, ухватили граничника за плечи, но Сопатый вдруг заорал как резаный и, по-тюленьи выпрыгнув из воды, перевалился через борт.

– Нога! Меня, задница Нечистого, за ногу цапнули!

Даже в неверном свете луны была видна разорванная штанина.

– Факел! – скомандовал Грай.

– Последний, – пробурчал один из братьев, но команду выполнил.

Грай ножом отрезал изуродованную штанину. Рана выглядела скверно: складывалось впечатление, что своим героическим рывком Сопатый вырвал ногу из гигантского капкана. Откусить конечность неведомому хищнику не удалось, но покарябал он её знатно. Впрочем, промыв раны, Грай обнаружил, что всё не так страшно:

– Не думаю, что это была задница Нечистого, – граничник замотал ногу и посмотрел вслед прилично удалившейся туше. – Больше на сома похоже. Ты хоть успел понять, лось это, или опять догонять будем?

– Нахрен его догонять?! – взвыл Сопатый. – Тухлятина тухлятиной, дерьмом за пару локтей воняет! Даже на воде! Давай назад, пусть лекарь ногу посмотрит!

– Да нечего там смотреть, – махнул рукой Грай, собрался пошутить насчет ампутации, но глянул в искаженное не столько болью, сколько испугом лицо сослуживца и передумал. – Ран много, но неглубокие, успел ты выскочить. Ладно, раз тухлятина, гребем к нашим!

На берегу Джекоб молча выслушал доклад Грая, махнул рукой, отпуская подчиненного, и отошел к Генриху.

– Мог Зверь изобразить сома? – нетерпеливо спросил рыцарь.

«Мальчишка, – подумал Джекоб. – Лишь бы в драку ввязаться». Вслух, однако, сказал другое.

– Сома? Мог. А прятаться в лосе – нет. Прятаться мог обычный человек. Но он не изобразит сома.

– А если их двое? – немедленно отреагировал Генрих.

– То им не нужен лось. Взяли по тростинке в зубы и переплыли. Даже если человек не умеет плавать, вильдвер легко утащит двоих. Даже не плеснет ничего.

– Но…

Джекоб покачал головой:

– Генрих, ты когда-нибудь видел вильдвера?

Рыцарь смешался:

– Нет…

– А я с ними служил. Давно, когда их еще не объявили нечистью. И позже, с ветеранами Тигренка. Ты не понимаешь, что это такое. Если там, – рука старого граничника вытянулась в сторону реки, – был бы вильдвер, Сопатый не вынырнул бы. Ему бы не ногу отрывали, а голову. И остальные бы не вернулись. Но он и не стал бы придумывать такой сложный план. Просто обошел бы нас. Или вырезал. Всех.

– Это не так просто, – тирада Джекоба произвела на рыцаря впечатление, но он еще пытался хорохориться.

– Им – просто, – устало вздохнул граничник. – Вильдвер может сидеть вот под этим кустом и слушать наш разговор, а потом уйти в воду вон на том пляжике за твоим шалашом. И никто ничего не увидит и не услышит. Ловить вильдвера – это глупость. Просто глупость.

Какое-то время собеседники молчали.

Потом Генрих негромко спросил:

– А какие они? Звери в смысле?

Джекоб вздохнул:

– Тебе правду или чтобы не сожгли?

Рыцарь молчал.

– Обычные люди, – произнес граничник. – Бывали хорошие, бывали плохие, – он сделал паузу. – Когда кто-то из них прикрывал мне спину, я был спокоен.

Оба замолчали, погруженные в свои мысли.

И не видели, как из-под куста, на который недавно указывал Джекоб, выскользнули две тени.

– Крут старик, – шепнула одна из них, удалившись от лагеря. – Я уже собрался атаковать!

– Придется уходить в воду на том пляжике. Грех не уважить деда!

А на поленском берегу волны вынесли на небольшой каменистый пляж тушу большого лося. Медвежонок выбрался из воды, немного постоял, принюхиваясь и прислушиваясь, подошел к зверю и вскрыл ему брюхо. Принял сверток с младенцем, помог вылезти мальчику.

– Уже всё? – спросил Вилли.

– Да. Отсюда до маетка Качиньских можно добраться за пару суток. Если очень постараться.

 

Глава 62

Жизнь ватажника не бывает тихой и размеренной. Каждодневный труд и отдых у семейного очага – не его удел. В молодости – стук копыт летящего коня, звон остро заточенного железа, свист стрел над головой, пьяный угар низкопробных трактиров, случайные подруги, не слишком твердо чтящие заповеди Господни, и снова стук копыт и звон железа. В старости… Не бывает у ватажника старости. Гораздо раньше найдет его стрела кнехта, клинок ягера или топор (а то и вилы) отчаявшегося серва. Да что сервы? Станко Рыбаря, атамана, при одном упоминании которого бледнели комтуры Ордена, и бросались наутек гайдуки кроатских конезей, подняла на вилы восьмилетняя пигалица в безвестном салаше*, затерянном на восточных склонах Учки*. Поторопился атаман задрать юбку не то матери, не то сестренке своей будущей убийцы, не обыскав толком немногочисленные сараи. Вот и выметнулась девчонка, словно из-под земли: только что не было, а уже зубья вил из груди Станко вылезли. Такой удар не каждому вою по силам, а тут дитё малое! И нет больше грозы Лики и Котара*… Так бывает. А чтобы ватажник до старости дожил, семьей обзавелся, хозяйством – не бывает!

А еще жизнь ватажника не бывает честной. Ибо нет над ним ни короля, ни князя, ни командира. Только атаман, ватагой выбранный. Пока удачно дела идут – всяк его уважает, а если что не так – мигом другого кликнут. А старого выгонят. Может, и в расход пустят. Не исключено, Рыбаря свои же и срубили в том салаше, а про пигалицу выдумали всё. Ватажник сам себе хозяин, ежели сил хватает. И слову своему – тоже. Захотел – дал, передумал – назад забрать не долго. Вопрос только, что выгоднее.

Не будь функи жадны до омерзения, продал бы им Драган и соплят поленских, и Рабро этого с подельником малолетним. Уж больно мутен щенок, с ходу не поймешь, чего хочет и на кого работает. Вот только не накинут святые братья ни монетки за такую услугу, разве что повесят на ватагу пару трупов да комок навоза, прилетевший кунице в морду. Да и с Когтем этим непонятно всё. Ведь не сам по себе он вокруг Кохфельде крутится. Слишком уверен, да и знает многовато. Если за ним урки нейдорфские стоят, это полбеды, а ежели кто посерьезней? Могут и не простить за своего человечка, тем паче способный парнишка… Да и не врал он насчет сопляков этих. Сыновья не самых последних поленских панов. За таких отцы без вопросов раскошелятся. А круль поленский раскошелится вдвойне, потому как через этих детишек половину Полении можно за причиндалы держать. Да что половину, всю почти! Не столь важно, поможет Когтева записка или нет, и без нее невелика проблема превратить кучку мальчишек в звонкую монету. Опасно? Не без того. Но ватажники вечно жить не собираются, а со смертью поиграть всегда готовы. За хорошие деньги, само собой.

Потому и гнал Драган Кровопийца ватагу к Старому броду, стремясь быстрее покинуть нордвентскую территорию. Идти через Нейдорф кроат не собирался: тракт штука хорошая, да только функи сейчас переполошенные, на каждом шагу посты с патрулями, а выданным Когтем документам атаман не доверял. На вид – настоящие, но откуда они у урки взялись? От то-то, наверняка или сам Коготь рисовал, или старшие товарищи помогли. В лучшем случае, писарь купленный. Может, и пригодятся, но совсем на крайняк. А Старым бродом теперь мало кто пользуется, может, и не перекрыли его, разве что пост выставили, так и перебить недолго.

И не ошибся вроде опытный атаман, никто за всё время поперед дороги ватаге не встал, и сзади погони не ощущалось. Только в версте от брода патруль крутился: десяток легких всадников, для кроатов легкая добыча.

Ошибку свою Драган понял за полтысячи шагов, когда с земли поднялась пешая полусотня. Зло выругался.

– Функи, атаман, – негромко доложил Иржи.

– Вижу, не слепой.

– Да нет, сзади функи.

Драган обернулся. Конные, под сотню. Пока далековато, но… Думать времени не осталось.

– Прорываемся по центру, – скомандовал атаман. – Мелкие, сразу за нами скачите, как строй прорвем, вперед на тот берег!

– Мы тоже биться можем, – Анджей Сапега вытащил саблю и обиженно хныкнул, словив подзатыльник от Томаша.

– Биться? – хохотнул Драган. – С полусотней? Герой! Прорываем строй, вы сматываетесь, мы за вами. Чем быстрее вы сдристнете, тем больше у нас шансов. Понял?

Паненок кивнул.

– Вот и добже, – согласился атаман и перешел на кроатский. – Вперед, браты!

* * *

Пани Ядвига Качиньская, великая крулевна всея Полении, предпочитала не передвигаться по широким и людным дорогам. Во всяком случае, здесь и сейчас, поскольку забыла предупредить о своей авантюре не только державного папочку, но и власти сопредельной страны, на территории которой и собиралась провернуть своё маленькое дельце. Точнее, папочку Ядвига предупредила, но с небольшим опозданием, чтобы не мог догнать и остановить. А мамочку забыла: женщине в её положении ни к чему лишние тревоги и переживания.

Под голубого цвета форменной курткой пани негромко позвякивала кольчуга, искусно сплетенная в лучшей кузнице Хортицы, бедра охватывал боевой пояс с недлинным мечом и пятком метательных ножей, лук и колчан приторочены к седлу. Словом, воплощение языческой богини войны, вылитая валькирия из мифов обитателей Тигренка: воительница, умница и красавица. Разве что крыльев не хватает, да шлема на голове. Но шлем рядом, если что, надеть – мгновение. А если кто против, то сзади сотня мужиков, умеющих воевать не хуже любимой паненки: вмиг объяснят, кто в лесу хозяин. То есть хозяйка.

Для полного счастья Анджея не хватает, привыкла к его постоянному присутствию за плечом. Может, Зигмунд и не хуже, но Анджей есть Анджей. Увы, старому сержанту еще не одну седмицу приходить в себя. И еще не факт, что восстановится.

Воспоминания как рукой сняли хорошее настроение. Любоваться собой больше не хотелось. Но и скучать не пришлось. Серко вынес хозяйку на берег у брода и, повинуясь легкому движению коленей всадницы, остановился.

– Интересно… – протянула Ядвига, поворачиваясь к капитану. – Зигфрид, ты это видишь?

– Угу, – буркнул великан. – Кроаты функов бьют. Или функи кроатов. Точнее, сейчас кто-то кого-то будет бить!

Противоположный берег был перегорожен шеренгой воинов. Белые плащи с языками пламени на спинах не оставляли сомнений в принадлежности бойцов. На спинах, поскольку строй стоял спиной к поленцам. И лицом к несушейся на него группе всадников.

– Сейчас бы врезать, – ухмыльнулся Фрай. – Полусотня, практически без доспехов, в спины…

– Без доспехов… – Ядвига задумчиво приподняла левую бровь. – Почему без доспехов?

– Торопились сильно, – Зигмунд не отрывал взгляд от противоположного берега. – Лишний вес сбрасывали. Или прятались, чтобы не спугнуть добычу раньше времени.

– Считаешь, кроаты попали в засаду?

– Ага!

– Чем же они так функам насолили?

Капитан только пожал плечами.

– Не знаешь. И я не знаю. Только кроаты какие-то странные. Часть кроаты, а остальные больше на наших шляхтичей похожи. Такие же петухи ряженые. У них еще и конные на хвосте, – Ядвига вытянула руку в сторону горизонта. – Посмотрим, что делать будут…

Посмотреть было на что. Окажись на месте странного отряда латная конница, жидкий строй был бы прорван в считанные мгновения. Будь монахи полноценной панцирной пехотой, рывок кроатов был бы самоубийством. Но… У пехоты были лишь кольчуги под плащами и небольшие щиты. Сильно уступающие числом всадники тоже до бронированных рыцарей не дотягивали. Но и легкой конницей не были. Защищены и вооружены куда лучше противников. Двигались они небыстрой рысью, словно на прогулке. Вдруг восьмерка кроатов резко ускорилась, одновременно вскинув луки. Сыпя стрелами, всадники вихрем домчались до берега, лишь в последнее мгновение сменив луки на пики. Сильно прореженный стрелами центр монашеского строя не выдержал удара. Первая восьмерка резко разошлась в стороны, рубя противника и образовывая за спинами проход, через который на полном скаку пронеслись «шляхтичи».

– Завязли, – вздохнул Зигмунд. – Чуть-чуть не успели.

Девушка не ответила, пристально всматриваясь в лица прорвавшихся:

– Это наши! Атака!

Ядвига выдернула из ножен меч и… Конь не двинулся с места.

– Не поняла? – холодно спросила крулевна, глядя вслед атакующей сотне.

– Звиняйте, пани, – виновато улыбнулся усатый ягер, крепко держащий Серко под уздцы. – А только нечего Вам там делать. Парни и сами справятся.

– Чтооо? – гнев переполнил Ядвигу. Казалось, даже из ушей сочился. – Да я…

– То мы знаем, – ничуть не смущаясь, парировал усач. – Тысячу кроатов ножом и заколкой. Но функов меньше полусотни, парни без потерь уберут. А Вам со спасенными разобраться надо. Такова уж крулевская доля.

* * *

В Хортице Коготь ходил марш-броски наравне со всем куренем. Мало ли что не велет. Закон один: отстал – погиб. Переведут к обычным людям, и что там делать? Ни брата, ни привычных уже товарищей, да и учат куда меньшему, по неполной программе. С Ядвигой соревноваться? Нет, панёнка – девка прикольная, но в боёвке Когтю не противник, а по прочим поводам у него Белка есть. Волей-неволей приходилось держать марку. Но то марш-броски, никто не выкладывается до конца, волчьим скоком идут. А если попутчики постоянно в Облике, труднее. Когда преследовали похитителей Занозы, от Медвежонка Коготь отстал прилично. Сейчас же всем телом ощущал разницу между выпускным куренем и взрослыми велетами. Шли волчьим скоком, вроде даже не торопясь, но куда быстрее, чем курень на тренировках. Коготь держался только на силе воли и мысленных ругательствах. Еще немного утешало, что Славке приходилось не сильно лучше. Облик Обликом, а опыт, как известно, не пропивается. Да и молодость хоть и проходит с возрастом, но когда это еще случится… На ночлеге оба упали как подкошенные. Чуть отдышавшись, Коготь попытался было встать, поучаствовать в установке бивака, но жестко был остановлен.

– Лежи! – коротко бросил Храбр. – Без тебя справимся!

Лежать Коготь не стал, доковылял до ручейка, смыл пот и грязь и начал потихонечку разминать ноги. Если сразу выключиться, завтра не то что бежать, ходить не сможешь! Только после этого позволил себе расслабиться. Поел, что Перун послал, а дружинники сварили, и завалился спать.

Утром был не то чтобы в полном порядке, но бежать мог. И даже выдерживать темп. Чуть отставал, когда дружина шла в Облике, но потом догонял. Наверняка не к обеду, так к вечеру спекся бы, но к броду вышли часа через два.

– А тут весело, – хмыкнул Храбр.

На броде всадники в голубых куртках деловито вырезали пехоту в белых плащах. Через поле на помощь погибающим летел отряд конных.

– Голубые – наши, – выдохнул Коготь, пытаясь выровнять дыхание, сбитое резкой остановкой. – Ядвигины парни.

– Атакуем! – скомандовал княжич.

– Это дело, – с самым серьезным выражением на лице кивнул Храбр. – Коготь, останешься здесь. Ты, князь, тоже.

– А… – Славка не столько обиделся, сколько изумился.

– Это приказ, Громила!

Хортицкое прозвище выбило и обиду, и изумление. Княжич вытянулся:

– Есть!

– Вот то-то, – удовлетворенно кивнул Храбр. – Рановато вам в такую сечу. Да и незачем. Еще успеете! Пошли парни!

И две дюжины велетов, на ходу разворачиваясь широкой цепью, помчались наперерез всадникам в белых плащах.

* * *

Расчет Драгана оправдался почти полностью. Неожиданный рывок застал орденцев врасплох, их лучники успели выпустить по одной стреле, и то не все и не слишком прицельно. Зато кроатские стрелы сильно проредили центр вражеского построения. Удар пиками прорвал остатки строя, как лист пергамента. Ватага разделилась на две четверки, расширяя разрыв. Будь вместо панят опытные бойцы, проскочили бы все, может, даже и без потерь. Но мальчишки промедлили. Совсем чуть-чуть, но этого хватило: ватажникам пришлось остановиться, отвлекая на себя внимание врага. На них тут же насели, выйти из боя стало невозможно: пока развернешь коня, в ежика превратят с древками копий вместо колючек. Это был конец. Даже если случится чудо, и они смогут перебить всю пехоту, подоспеют всадники. Драган отвел баклером удар копья, резко взмахнул мечом, отсекая руку, возвратным движением зацепил бедро следующего воина. Хорошо зацепил, кровь брызнула фонтаном. Ткнул следующего, принял на щит чей-то меч, вновь снес руку, на излете дотянувшись еще до чьего-то горла. Совершенно случайно, даже не собирался. Снова отбил. И полетел на землю от сильнейшего удара по шлему. Сзади. Меркнущий взгляд успел выхватить пролетевшее над атаманом конское брюхо и всадников в странных голубых куртках, врезающихся в остатки строя функов. А потом наступила темнота…

* * *

Конная сотня – немалая сила. Орденцы если и уступают рыцарским отрядам владетелей, то незначительно. Чтобы смести наглецов в синих куртках, отбирающих у братьев законную добычу, хватит за глаза. Гвардия поленского круля? Плевать, слуги Господа выше прихвостней мелких земных владетелей. И крупных тоже. Конечно, те сдаваться не собираются, на удивление споро добили пехоту и выстроили клин. Похоже, вместо легкой разминки предстоит неплохая сеча, броня и вооружение у людей Качиньского не хуже, чем у монахов. Но нет с ними Господнего благословения.

Сотня уже начала разгон, когда из ближайшего перелеска наперерез вылетели Звери. И не случайная шайка разбойников, а сварожские дружинники, биться с которыми на равных могли разве что легендарные «медведи».

Конная сотня – немалая сила. Но против двух дюжин вильдверов у нее нет никаких шансов. Пехота еще может выстроить черепаху и, отбиваясь лесом копий, попытаться продержаться до подхода подкреплений. Не продержаться, только попытаться. Всадники лишены и этой возможности. И уйти не получится, Зверь бегает быстрее лошади. Клин успел развернуться навстречу новому врагу. Даже разгон сумел набрать. Но удар пришелся в пустоту. Противники перепрыгивали через наставленные копья и морды коней, приземлялись на крупы, страшные удары лап отрывали головы и руки, когти вспарывали грудные клетки, а Звери уже прыгали на круп следующего коня… Сотня была уничтожена в считанные минуты. Вся, за исключением пяти человек.

Альфред фон Риттенберг вовремя оценил ситуацию. Клин еще разворачивался навстречу смертельной угрозе, а комтур уже придержал коня и, как только Звери втянулись в схватку, бросил его в галоп. Не к бою, от него. Пусть он потерял сотню, но та хоть ненадолго задержит противника, и Хельм успеет уйти: необходимо сообщить руководству о столь близком нахождении врага. Двое бросились наперерез со стороны леса, но не успевали, никак не успевали. Замысел комтура удался.

И в этот момент запели стрелы.

* * *

Славка рванул прямо к телам. Коготь подходил куда осторожней: не хотелось получить неприятный гостинец из чащи. Вместо тяжелой стрелы показался человек.

– Славному Нейдорфу наше с кисточкой, – сказал негромко, уверенно. – Мирча моя погремуха. И имя такое же.

– И тебе не кашлять, – откликнулся Коготь. – Гастролируете? А Лютый где?

– По наколке шпарим. Тихими рындами. Лютый с Небойшей за твоим братом пошли. Мы не настолько отморожены, чтобы без Облика за велетом по лесам носиться.

– А Лютый, значит, с Обликом. Следовало ожидать. Надо понимать, вы нас вели всю дорогу.

– Не без того.

– Коготь, это кто? – вмешался Славка.

– Не напрягайся, – Коготь заметил, что до сих пор сжимает в руке метательный нож, матюгнулся про себя, убрал. – Ядзины наемники. Прикинь, мы там думали, что чудеса крутости проявляем, а оказывается, нам дорогу чистили и коврик красный расстилали.

– Зря ты это, – против перехода на сварожский Мирча не возражал. – Сейчас только во второй раз вмешались.

– А первый когда?

– Там кое-кто пытался соколов выпускать. Таких же, как ты передавил. Мы их и приняли. И птичек, и пускателей.

– А сейчас чего раскрылись?

– Вон хозяйка едет. Мы тебя довели, смысл прятаться?

– Коготь, мать твою через коромысло! – Ядвига слетела с коня и повисла на шее у парня. – Где тебя Нечистый носил?!

– Да тут, недалеко, – Коготь аккуратно отлепил девушку.

– А меня обнять? – заулыбался Славка.

– Обойдешься, – отмахнулась Ядвига. – Я теперь крулевна, не могу с кем попало обниматься.

– Не понял… – обиженно пробурчал Святослав. – Кто из нас княжич?

– Да ты, ты, успокойся, – улыбнулась девушка. – Но наследников престола много по королевствам болтается, а Коготь один такой. Не будь Медвежонка, я бы в него влюбилась! Кстати, где Медвежонок?

– В лесу, вестимо, – отозвался Коготь. – Если еще к твоему маетку не вышел.

– А почему не с тобой?

– Не получалось иначе. У него двое детей на руках.

– Он что, один?!

– Если верить Мирчо, за ним Лютый присматривает. Один велет хорошо, а три лучше.

– А две дюжины – просто замечательно, – закончил Славка и передал Когтю поводья пойманного коня. – Чернобог тебя задери, старший! Крулевны тебя обнимают, княжичи коня подводят. В самом деле, один такой. Ты только сильно не зазнавайся. Погнали, что ли.

Ядвига взлетела в седло:

– Парни, представляете, эти паршивцы не пустили меня в драку!

– Нас тоже, – буркнул Славка.

– Лично меня это ни разу не огорчает, – осклабился Коготь. – На мой век драк хватит. Еще и останется. _________________ * Салаш – хутор (кроат) * Учка – горный хребет в Кроатии * Лика и Котар – области в Кроатии

 

Эпилог

Через полгода после описанных событий Нордвент. Владение Фейербах

– У нас гости, Ваше Сиятельство! – Ганс вытянулся, будто норовя обратиться в рыцарское копье. Мощное такое, надежное и острое…

Барбара Анна Ольгельда Гаштольд, маркиза фон Фейербах, герцогиня фон Летов-Форбек, радная поленская паненка герба Габданк, тряхнула головой, прогоняя фривольные мысли. Это все долгое одиночество! И работа над новой книгой. Конечно, не пристало даме с её положением писать такую похабень, но процесс доставляет неописуемое удовольствие… Да и, честно говоря, получается куда лучше, чем у какого-нибудь Донасьена…

Выждав еще несколько мгновений, чтобы сердце снова начало отбивать привычный ритм, а не трепетало, будто в мазурке, Барбара еще раз взглянула на дворецкого. На этот раз – с иронией.

– Ганс… – вздохнула маркиза, – я же не слепа, и ноги у меня есть. И они могут даже донести меня до окна, дабы я узрела святую мать. Зови, может, хоть она привнесет свет в наше мрачное существование?

– Святая мать Ванесса, комтура Ордена Дев-воительниц! – дворецкий всё же решил доложить по форме.

Барбара горько вздохнула:

– Ганс, ты бездумный бездельник, чья память будто драное решето! Не Орден Дев-Воительниц, а Орден святой Барбары! И я, и ты понимаем, что разницы никакой. Но политес и куртуазность! В уставе же Ордена записано… И вообще, раз Орден назван в честь дамы с таким именем, то стыдно этого не помнить! А то ведь от неграмотных болванов, вроде тебя, хронисты нахватаются всякой чуши и запишут меня в основательницы! Мол, распутница-герцогиня совратила Столпа Веры, дело вылезло наружу, и дабы замолить грехи, учредила Орден, набрав первых сестер из числа своих же кнехтов. Хотя, признаться, мне самой непонятно, что нужно сделать с кнехтами, дабы получить воительниц? Да еще дев! Если банально отрезать лишнее, то получится не совсем то. Или совсем не то!

Привыкший к определенной эксцентричности госпожи дворецкий, не пытаясь разобраться в хитросплетении слов, застыл, словно соляной столб, по странной прихоти природы обряженный в малиновую ливрею…

– Эх ты, – горько произнесла маркиза, – нет чтобы посочувствовать своей госпоже… Ведь меня не будет на свете, когда поползут подобные слухи! И кто станет укорачивать слишком длинные языки?! Впрочем, что ты понимаешь, скотина бесчувственная. Казнить тебя, что ли?..

Однако даже от столь заманчивой перспективы лицо верного слуги не дрогнуло. То ли и этого не понял, то ли знал, шельма, что хозяйка шутит.

– Чего застыл?! Я же сказала: зови дорогую гостью!

Ганс дернулся в нелепом подобии поклона и вышел. Хлопнула дверь. Нет, ну в самом деле, обнаглел! Взять да и утопить его в замковом рве!

Маркиза отошла от окна. Скучно стало в последнее время. Ни интриг, ни приключений. Война со Сваргой, слава Господу, не состоялась. Правда, церковь смогла сделать хорошую мину при плохой игре, не отменив, а всего лишь перенаправив Очистительный поход против пришедших из восточных степей тоголов. На помощь византским схизматикам, все-таки какие ни какие, а братья по вере. Зато владения герцогини вооруженный сброд обошел стороной. И Рауль не угодил в эту мясорубку.

Раздались близкие шаги. Маркиза стерла с лица грусть и изобразила радушие. Вовремя. Дверь распахнулась.

Комтура явилась одна, оставив эскорт на попечение слуг. Всегда так делала. Не потому что что-то серьезное, просто поболтать со старой подругой. Кому ещё могут открыться дева-воительница немалого сана и хозяйка одного из крупнейших владений страны? Только друг другу.

Можно даже не изображать приветливость, радушие и прочий этикет. Хотя сейчас они искренни.

– Счастлива видеть Вас, святая мать, в моей скромной обители! – пропела маркиза с улыбкой на устах. – Не откажетесь разделить скромную трапезу? Или желаете отдохнуть после долгой дороги? И я, и мой замок до последнего мышонка в вашем распоряжении!

Комтура привычно усмехнулась в ответ:

– Вот от мышонка я точно откажусь, ибо, хвала Господу, не сова… От трапезы откажусь временно. Не потому, что труба зовет, а дела толкают в спину неостановимым потоком, хотя это и так, просто недавно ела. Но против бокала вина возражать не буду.

Маркиза дернула обшитый бархатом шнур, вызывая Ганса.

– Вина и закуски. Быстро, но не спеша, – шепнула она на ухо появившемуся слуге и повернулась к гостье. – Вино сейчас принесут. Если, конечно, из врожденной неуклюжести не разобьют все. Садись, Ванесса, что ты как не родная! Можно подумать, тут есть хотя бы одно кресло, незнакомое с твоей задницей!

– Благодарю, – воительница устроилась в углу большого мягкого дивана. – Твоя доброта к незваным гостям не знает пределов, воистину тень Господа осеняет твоё чело… Однако умеешь ты менять тональность разговора. Резко, но элегантно.

– Господь дал мне этот талант, а жизнь и воспитание довели его до совершенства! – хлопнула ладонью по бедру маркиза. – О, а вот и наш Ганс, который состоит в родстве с безногими черепахами… Поставь все на столик, да не туда, олух! На соседний! А теперь покинь нас!

Маркиза всем телом повернулась к комтуре, закатывая глаза:

– Нынешние слуги такие бестолковые! Поставить вино на туалетный столик! Ужас! Пять лет отучить не могу! Впрочем, подобное пренебрежение к мелочам – извечный удел всех мужчин. Помню, Рональд умудрялся проделывать подобный кунштюк чуть ли не еженедельно… Бедняга…

– И не говори, Барбара, потрясающее бескультурье! – святая сестра решила отвлечь загрустившую хозяйку свежими сплетнями. – Но, кажется, мы уже обсуждали этот вопрос три года назад!

– Так ведь ничего не меняется! – выдохнула маркиза. – Те же слуги, те же ошибки… Ты по делу или просто поболтать?

– К Нечистому все дела! – комтура добавила еще пару фраз из лексикона северных наемников и залпом осушила бокал.

– Святая мать… – с притворным осуждением протянула хозяйка.

– На покой пора, – вздохнула Ванесса. – Как сменился Столп Веры, ни минуты покоя.

– Новая метла чисто метет, – пожала плечами Барбара.

– Ну да, что-то в этом духе. Отец Анхело просидел на Престоле добрых сорок лет. Не скажу, что мне нравилась его политика, но она уже стала предсказуемой и привычной. А Николас… Похоже, до сих пор не верит, что у него получилось.

– Так уж и не верит? – саркастически усмехнулась Барбара. – А крайне своевременная кончина предшественника именно в тот момент, когда остался лишь один претендент на освободившееся место, конечно же, совершенно случайна!

– Господь им судья, – махнула рукой гостья. – Наш орден не имел к этому касательства, и слава Господу! В целом всё не так плохо. Анхело возвысился на борьбе с вильдверами и никогда бы не пошел на попятную, хотя время показало ошибочность этого решения. Николас отменил ту буллу и признал наличие Облика исходящим от Господа, но этим забил очередной гвоздь в крышку гроба Ордена Очистительного Пламени.

– Что, всё так плохо?

– С Орденом? – комтура нахмурилась. – Да его практически нет! Очистительный поход перешел в стадию затяжной войны. Степняки оказались не так дики, как все думали, зато очень многочисленны. Под Византом жуткая мясорубка, потери братьев катастрофические. А здесь их просто выкашивает Черный Мститель. За полгода сменилось пять ландмейстеров. Пять! Я всегда считала валахские и сьербские легенды вымыслом. Оказалось, что они сильно не дотягивали до правды. Это даже не хорек в курятнике, а матёрый лис! Братья перепуганы и разбегаются. Десятками уходят в мир или в монастыри! А теперь у них отбирают цель. Осталось только объявить о роспуске. И это, видимо, не за горами! – Ванесса залпом осушила бокал, наполнила его и тут же снова отпила больше половины.

– Последнее, возможно, и к лучшему, – Барбара укрылась за веером. – Но почему это так печалит тебя?

– Понимаешь, – комтура оторвалась от бокала, – церковь держалась на двух китах: два Ордена, уравновешивающие друг друга. Теперь мы остаемся без противовеса. Если откинуть корпоративные интересы, это совсем не хорошо.

– Перестань! – в голосе герцогини прорезались стальные нотки. – Есть белое духовенство и монастыри! Вот это – два кита! А вы – всего лишь маленькие дельфинята на подхвате у исполинов! Просто на борьбе с вильдверами один из дельфинят раздулся настолько, что затмил собой всех и всё. Но стать китом ему не удалось, вот и лопнул. А второй дельфинёнок обнаружил исчезновение напарника и паникует. Ни к чему. Церковь осознала свою ошибку, и больше её не повторит. Всё вернется на круги своя. Хотя для этого потребуется время.

– Скорее всего, ты права, – кивнула комтура. – Просто изнутри всё это смотрится совсем по-другому.

– Нечистый прячется в мелочах.

– Именно, – Ванесса отсалютовала собеседнице бокалом. – А у тебя какие новости?

– Какие у меня могут быть новости?! Поления подписала со Сваргой договор о дружбе, сотрудничестве и веротерпимости. Обе страны открыты миссионерам. Вот только святому отцу для исполнения таинств нужно построить храм, а волхву достаточно найти дуб! А уж дубов в лесах предостаточно!

– И что, сейм это утвердил?

Хозяйка рассмеялась:

– Сейм у Мариуша с руки кушает.

– То есть, никто не мешает князю и крулю поженить детей и объединить государства?

– Ты не поверишь! Этому мешает Ядвига Качиньская! Она запросто может хлопнуть княжича по плечу или подарить ему мою книгу, но категорически отказывается выходить за него замуж. Вместо этого предлагает найти в архиве документы, подтверждающие либо права Мариуша на сварожский стол, либо Игоря на поленский.

Пришел черед смеяться комтуре:

– Оригинальная девочка! Больше она ничего не предлагает?

– Ядвига? Она всегда что-нибудь предлагает. Например, перекрестное усыновление!

– Какое усыновление? – Ванесса подалась вперед, удивленно глядя на хозяйку. – А, поняла! Ну и идейки!

– Вот-вот! А еще… – Барбара загадочно улыбнулась. – Повышение популяции поленских ларгов путем организации летних женских лагерей на сварожских погранзаставах, а так же откомандирование Медвежонка и Когтя в распоряжение её высочества.

Комтура заразительно рассмеялась:

– Умеешь ты поднять настроение! Нет, я знаю, что у Ридицы очень непростая дочка, но чтобы настолько! Коготь же не вильдвер!

– Цитирую: «Он вообще Зверь! Ему в Хортице даже оружия не давали!». Кстати, фон Каубаха прикончил он, а не Медвежонок. И сестру Ядвиге тоже он приволок.

– Какую сестру?

Маркиза сделала удивленное лицо:

– А ты не в курсе? Кроме выводка малолетних вильдверов и стайки поленских недорослей, Коготь вытащил из Нордвента семилетнюю девочку, неожиданно оказавшуюся отпрыском Мариуша Качиньского. Причем законнорожденным! Во всяком случае, старшая крулевна предъявила документы, неопровержимо доказывающие, что пан Мариуш успел побыть с её мамой в законном браке.

– Легендарные архивы Качиньских… – улыбнулась Ванесса. – Там можно найти всё…

– Даже дарственные на пасеки! – закончила Барбара. – Но судя по характеру, девочки, безусловно, сестры. Погремуха «Шило» младшей подходит идеально.

Ванесса задумчиво покачала головой:

– Не удивлюсь, если это шило зовут Сабиной!

– Именно!

– Между прочим, она внучка Черного Мстителя и Пустельги! Настоящая, а не по документам из легендарных архивов. Кое-кто очень хотел бы иметь в руках такой козырь.

Барбара расхохоталась:

– Желающие могут попробовать выцарапать свой козырь из рук поленского круля. Покушение на члена королевской семьи… Впрочем, сначала придется разобраться с батькой Всеславом, девочка сейчас в Хотрице.

– Учится?

– Ага. По неполной программе. Для девушек… – маркиза махнула рукой. – А идея с женскими лагерями всерьез обсуждается на уровне глав государств. Новое слово в практической селекции!

Ванесса почти сложилась от смеха:

– В общем, в компанию нейдорфских урок Ядвига вписывается превосходно.

– Так они почти четыре года вместе! Еще до Хортицы познакомились! Слушай! – Барбара сделала загадочное лицо. – Я ведь так толком и не знаю, почему сорвался Очистительный поход!

– Да ладно! – изумлению Ванессы не было предела. – Ты же в этом участвовала!

– Я во всем участвую, – притворно взгрустнула Барбара. – Но всегда как-то с краю и почти вслепую.

– Ну, положим, возведение Мариуша Качиньского на трон – в основном твоя заслуга.

– Не в основном, но там я хотя бы полностью в курсе событий!

– Обмен? – весело предложила Ванесса.

– Почему нет? Нальем еще по бокальчику, и начинай!

Заполнение посуды много времени не заняло.

– В общем, так, – торжественно начала комтура. – Фридрих договорился с тоголами об одновременном ударе на Сваргу. Естественно, каждый из союзников собирался загрести жар чужими руками, но это дело обычное. Задержка в Кохфельде не планировалась, потому Каубах отослал степнякам сигнал о выходе, а наблюдавший за ним догляд хана послал подтверждение. Но командор напоролся на нож Когтя, а тот по извечной воровской привычке прихватил его документы. Не знаю, кто и чему учил этих малолеток в Хортице, но шифр они раскололи на раз-два. И взяли на гоп-стоп походную соколятню Фридриха.

– Это когда Бригитте навозом в лицо прилетело? – хмыкнула Барбара.

– Ага! – Ванесса тоже улыбнулась. – Бедная девочка до сих пор переживает. Она же непобедима! Ни одного поединка не проиграла, а тут десятилетний щенок! Навозом! Безнаказанно!!! – пару минут собеседницы хохотали. Потом комтура продолжила. – Бригитта, кстати, страдала не просто так. Медвежонок её отвлек, чтобы кончить Иоганна. Бейлиф единственный знал о планах командора. Документы полетели в Сваргу, остальные соколы по домам, а степным Коготь посворачивал шеи. Догляд степняков, наконец, сообразил, что что-то идет не так, но напоролся на группу, которую Ядвига отправила прикрывать дружков. В итоге Ванту-хана никто не предупредил. И он поперся в атаку. А князь Игорь донесению мальчишек поверил. Не знаю, либо косвенных подтверждений хватало, либо интуиция у князя нечеловеческая, а может, эта парочка успела и на княжеском уровне репутацию заработать. Ну плюс еще Мариуш категорически отказался пропускать войска. Игорь перебросил на юг все резервы и оголил границу с Поленией. Тысяч пять вильдверов собрал, если не больше. Добавь неожиданное нападение и ночной бой. Удивительно, что тоголы сумели сохранить хоть часть войск! Когда в Кохфельде прибыл фон Балк, было еще не поздно. Но Герман о договоренности со степняками даже не догадывался. Да и прожил мало.

– Кто его, кстати? – вдруг посерьезнела маркиза. – Коготь был уже почти на границе. Медвежонок вроде тоже не при делах.

– Барбара, – с укоризной пропела Ванесса, – кроме этих двоих существуют и другие, умеющие убивать. Ландмейстера зарубил Черный Мститель. Это совершенно точно, факт запротоколирован! Вернемся. Пока разбирались, кто возглавит поход, пришло сообщение о разгроме тоголов, количестве атаковавших их вильдверов и движении этой армады на запад. После этого ни один солдат шагу на восток не сделал бы! А просто распустить тоже нельзя, Очистительный Поход же! Так что мольбы Византа о помощи оказались как нельзя кстати!

Герцогиня задумалась:

– Получается, эти двое и в самом деле остановили армию…

– Не совсем так, – кивнула комтура, – но очень близко, – она улыбнулась. – Твоя очередь! Я просто умираю от желания узнать, каким образом безродный капитан ягеров оказался на поленском троне!

– Ты не поверишь! Но и эта история началась с Медвежонка, Когтя и Ядвиги Качиньской!

Поления. Земли Качиньских. Село Святоявленское

Сознание вернулось рывком. И заметалось, словно птица, очнувшаяся в клетке. Что случилось?.. Где я?.. Кто я?.. Куда я?.. Почему?.. Спросить!.. Сказать!.. Вслух сказать!..

– Воды… – хрипло выдавили пересохшие губы, и человек ощутил, что действительно страшно хочет пить.

– Сейчас, любый мой, сейчас, – грудной женский голос. Незнакомый, но успокаивающий. И выговор странный, не кроатский какой-то…

Кроатский… Сознание зацепилось за знакомое понятие, пытаясь вытащить из памяти что-нибудь еще, но внимание переключилось на поднесенную к губам шолу*, и он, откинув рассуждения, начал жадно глотать воду. Напившись, откинулся назад и вновь уплыл из реальности. На этот раз просто уснул.

Следующее пробуждение было куда спокойнее. Просто открыл глаза и уставился в потолок. Обычное перекрытие из ошкуренных сухих хлыстов, тонких, но тщательно подогнанных друг к другу. Такие потолки делают в кроатских хизах. А также в поленских будинках, вентских хаузах, сварожских избах… Да где угодно, если хозяин не слишком богат, но не ленив и не беспечен.

Скосил глаза в сторону. Нет, не хиз, хотя похоже… Искать различия не было сил. Взгляд нащупал девичью фигуру за прялкой. Мажица*, перехваченная тканицей, мягкие опанки*, платок на голове. Замужняя, хоть и молоденькая совсем…

Хлопнула дверь, в горницу вошел мужчина. Очень знакомый. Очнувшийся попытался вглядеться, но гость опередил. Быстрый взгляд, радостная улыбка:

– Очнулся?! Ты как, Драган?

Драган!!! Собственное имя словно заслонку в голове открыло. Мысли заполошно заметались, но были сметены потоком памяти. Лежащий уже не видел ни вошедшего Вука(!), ни вскочившей девки. Перед глазами разворачивались картины детства, молодости, зрелости. Схваток, боёв, сражений, рейдов, налетов, погонь… Чем ближе, тем ярче. Мальчишка, жонглирующий ножами, разговор у костра, встреча на опушке, гонка по Нордвенту, отчаянная атака на развернутый строй Светочей, прорыв панят, давящая безнадежность последней рубки…

– Вук, – прохрипел Драган. – Почему мы живы?

– Ты что помнишь? – ватажник подсел на лавку рядом с лежащим.

– Как на броде рубились. Потрохам панским дорогу открыли, а сами завязли. Нечистый меня подери, не было шансов выбраться!

– Поленцы за нас вписались. Да так вписались, что от функов только клочья полетели. Личная сотня пани Ядвиги, здоровья ей в селезёнку!

– Погоди, а второй отряд? Что на хвосте висел?

– А им, – Вук ухмыльнулся, – Господь послал в бочину посольство сварожское. Как Каубах собирался Святослава в заложники взять, один Нечистый знает! Они же ларги поголовно! Две дюжины порвали сотню функов, словно отару баранов. Так что есть, чем гордиться: два королевских отпрыска за нас рубились! Жаль, поздновато их высочества подтянулись… – Вук вздохнул.

– Кто? – в голосе атамана звенело напряжение.

– Радомир и Томаш, – ватажник уперся взглядом в носки сапог. – Да и остальные… Не бойцы мы теперь, Драган. Все не бойцы.

Вук поднял правую руку. Не руку, культю, заканчивающуюся чуть ниже локтя.

– Иржи на деревяшке скачет. Званко на правый бок перекосило. Предраг горбом обзавелся. Квитко до сих пор кровью харкает. Я – сам видишь…

– Сколько времени прошло? – Драган попытался сесть, но был остановлен ватажником.

– Не скачи, атаман! Думаешь, с чего ты полгода без памяти валяешься? У тебя половины черепушки не хватает!

– Чего? – руки взметнулись к голове, натолкнулись на гладкий металл на затылке, попробовали отковырнуть. – Это как?!

– Вот так! – Вук осторожно, но твердо заставил атамана лечь ровно. – Не порть чужую работу. Я думал, закопаем тебя вместе с Радом и Томашем. Прямо в доспехах и закопаем, снять не могли. Лекарь сварожский шлем на куски когтями порезал. И прямо там же затылок вскрыл. В смысле, осколки кости вытащил, вскрывать уже нечего было. И нашлепку железную пришпандорил. Сказал, иначе тебе не выжить, мозги наружу вылезут. А уже у Качиньских в маетке поменял на эту. Только не верил он, что ты очухаешься! За то женушек своих благодари!

– Каких женушек? – новое известие выбило из Драгана мысли о железной голове. – Как вы вообще прожили полгода в таком состоянии?

– Давай по порядку, – Вук махнул культей. – Пани Ядвига перетащила нас в свой маеток. Круль поленский полное прощение пожаловал за старые дела. Эту, как её, амнустию!

– Амнистию, – бездумно поправил Драган.

– Ага, её самую, – кивнул Вук. – Мол, кровью искупили, и всё такое. Золотишка изрядно отсыпал, не без того, не соврал твой кореш в Кохфельде…

– А…

Атамана прервал хлопок двери. Еще одна девка. Тоже молоденькая. Раскрасневшаяся с мороза. Скинула кожух, огляделась, увидев Драгана, расплылась в озорной улыбке:

– Ох ты, а орел наш любый уже и глазками чапает! Сейчас поешь и за человека сойти сможешь! Вук, что без дела болтаешься, помоги его усадить! Ты глотать сам сможешь?

Пока ватажник помогал Драгану сесть на лавке, а первая, молчаливая, девка подкладывала под спину подушки, бойкая успела распаковать принесенные мешочки, уставить стол горшками, налить в джету чорбы и с ложкой в руках подступить к Драгану.

– Рот открывай, – скомандовала девица, поднося ложку к губам мужчины.

– Дай сюда, – вызверился тот, отбирая и ложку и джету. – Сам как-нибудь!

Содержимое ложки, конечно, вылилось. Да и следующую сдуру зачерпнул полную, до краев, а что руки слушаются плохо, обнаружил, только расплескав половину. Потом приноровился. Суп показался до одурения вкусным. А сам Драган – дюже голодным. Половину джеты съел, ни на что не обращая внимания. Потом опомнился.

– Вук, ты чего замолк? Дальше что было?

– Как более-менее в себя пришли, сюда определили, – пробурчал ватажник. – К сьербам.

– Каким еще сьербам? – Драган придержал ложку и хотел недоверчиво завертеть головой, но вспомнил про железную заплатку на затылке и передумал. – Их же выбили давно!

– Недовыбили, – усмехнулся Вук. – Ты ешь давай, первый раз за полгода сам жуешь! Помнишь сьербское пророчество? Про Черного Мстителя и двоих, остановивших армию? Оно сбылось!

– Что?! – выкатил глаза атаман. – Это же бред! Над пророчеством этим весь мир смеялся!

– Ага, бред, – изумление командира явно доставляло ватажнику удовольствие. – Только всё, что происходило в Кохфельде, дело рук Когтя и его младшего братца. Того, который панычей нам передавал. Перебили всю верхушку Ордена, настроили против Светочей поленских панов, стравили монахов с куницами и вдогонку рассорили Нордвент с какими-то кочевниками, поклявшимися отомстить «подлым предателям». А поскольку кочевники эти уже захватили Черсию и вовсю долбят Визант, то Людовик раздумал воевать со Сваргой, тем паче что круль Мариуш его войска через поленские земли не пускает. Получается, эти мальчишки в самом деле остановили армию.

– Бре-ед… – протянул Драган и вернулся к еде. – В Когте, конечно, чувствовалась хватка. Способный мальчик! Но не до такой же степени! А Черный Мститель? Ему же должно быть лет сто!

– Должно, – согласился Вук. – Может, это и не он. Но всё сходится. Черный конь, черная куртка, черный клевец. И те же методы. Появляется из ниоткуда, грохает всех подряд и исчезает. Всё как тогда в Валахии. Первым делом завалил ландмейстера. Через пару дней после нашего ухода из Кохфельде. А поскольку это именно там и произошло, не удивлюсь, если и за этим делом уши Когтя торчат, здоровья ему в селезёнку!

– А ему-то за что?

– Так он же сварожцев к мосту привёл! – объяснил Вук. – И золото обещанное мы получили. Правда, непонятно, на кой оно нам нужно…

– Золото лишним не бывает, – Драган все-таки рискнул медленно повертеть головой. Немного. Туда-сюда. Вроде ничего не сломалось. Даже не хрустнуло. – А сьербы, значит, теперь возрождаться будут. А мы им зачем? Без рук, ног и прочего?

– А нам руки-ноги ваши не нужны, – вмешалась бойкая. – И хребты-головы тоже без надобности. А то, что надо, у тебя, – девчонка томно потянулась, обрисовывая округляющийся животик, – работает самым лучшим образом…

– У них баб множество, а мужиков всего ничего осталось, – пояснил Вук. – Без мужиков возрождаться как-то плохо получается. Так что от нас им только одна часть тела нужна, а она у всех исправно работает. Даже ты не отстаешь, двоих уже обрюхатил!

– Та-ак, – голос атамана заледенел. – С этого места подробнее!

– Э нет, – Вук поднял культю и здоровую руку одновременно. – Подробности ты у них спрашивай. Вот тебе Джаска, – культя указала на бойкую, потом на молчаливую, – а вот Лепава. Сестры они. А я вам свечку не держал!

– Я тебе потом всё расскажу! – Джаска уже успела заменить пустую джету на шолу. – Это дело наше, семейное… Взвару хочешь? Яблочный!

– Как-то не было у меня в планах женитьбы, – пробурчал Драган, принимая кружку.

– Ну, знаешь, – насупился Вук. – У них тоже не было в планах полгода твою тушу на постели ворочать, через трубочку кормить, да дерьмо отмывать…

– А никто тебя неволить не собирается! – Джаска выпрямилась и уперла руки в бока. – Мы с тобой через костер не прыгали! Не нравимся? Порог – вот он!

– Джан… – еле слышно пролепетала Лепава. – Куда ж он пойдет… Слабый же совсем…

– А куда хочет! – не унималась Джаска. – Мы от своего слова не откажемся, выходим, а там пусть валит! Навязываться не станем!

– Ну я это, пойду, пожалуй, – пробормотал, пятясь, Вук.

Хлопнула дверь.

– Починить бы надо, – вздохнул Драган.

– Не уйдешь? – прошептала Лепава.

– Если твоя сестренка не выгонит… – Драган взглянул на хмурую Джаску и понял: не выгонит. – Зачем я вам нужен, девочки? Я ведь теперь не лихой атаман, а убогий калека.

– А нам плевать, – буркнула Джаска, но радостную улыбку скрыть не смогла. – Лекари вообще говорили, не жить тебе, только мы не верили.

– И Лютый сказал, что ты поднимешься, – прошептала Лепава. – Потому что упрямый…

– Лютый? – Драган приподнялся на локтях. – Борна Смурич? А он причем?

– Жупан* он наш, – пояснила Джаска, пытаясь уложить мужчину обратно. – Мы все Смуричи! Да лежи ты!

– Зря вы за мной ходили, – Драган откинулся на подушки. – Лютый всё одно меня прикончит!

– И не мечтай! – возмутилась Джаска. – Крови между вами не было, а остальное неважно. Лютый мне слово дал.

– Борна добрый, – прошептала Лепава…

Драган кивнул. Устал болтать. Да и подумать надо: как жить, что делать… Да и просто осмыслить ситуацию. Жаль не спросил Вука, сколько золота отсыпал поленский круль. Но судя по всему, много. Всю жизнь за богатством безрезультатно гонялся, а тут – раз, и вот оно! Только не радует. Ни двора, ни кола, в голове дырка, вместо ватаги – горстка калек. У старого врага, ну ладно, пусть недруга, но и не друга же, в приживалках!

Впрочем, не так уж и страшно! Дырку залатали, ватагу можно и новую собрать, или осесть наконец. Раз золото есть, и дом появится. Можно даже здесь устроиться, крови между ним и Лютым действительно не было…

Задница Нечистого! Еще же две жены!!! Вот эти самые молоденькие девчушки! Красавицы, между прочим, могли бы у поленцев женихов поискать, чем полгода лежачий труп выхаживать! И не бросишь ведь! Мало того, что жизнью им обязан, так еще и детей его под сердцами носят. И как только умудрились?! От детей своих никуда не денешься… Придется с сестренками через костер прыгать…

Ну, Коготь, ну сын собаки, удружил, здоровья тебе в селезёнку! _______________ * Шола – кроатская кружка. Самая обычная кружка. Но кроатская! * Мажица – женская верхняя рубаха (кроатская и сьербская) * Опанки – национальная кроатская и сьербская обувь *Жупан – старший рода у сьербов.