Велиана бросилась в заднюю часть таверны, настолько взбешенная, что ей было все равно, увидит ли ее кто-нибудь, или нет. Дверь без таблички пострадала от ее гнева, когда она пинком распахнула ее. Внутри за обшарпанным столом сидело несколько человек. Двое подпрыгнули при ее появлении, простые головорезы, играющие в гвардейцев. Когда они потянулись за клинками, один из них покачал головой и хлопнул ладонью по столу.

— Никакого кровопролития, — сказал мужчина. — Уберите мечи. Велиана пришла сюда не для того, чтобы перерезать нам глотки.

Он увидел ярость, горящую в ее глазах, и подумал, что, возможно, ошибается, но не хотел признаваться в этом открыто. Его головорезы сели, их руки задержались на рукоятях. Велиана осталась стоять, хотя у нее, по крайней мере, хватило совести закрыть за собой дверь, прежде чем продолжить разговор.

— В какую игру ты играешь, Хок? — спросила она его.

Кодэш был, мастером Гильдии Ястребов. Он заулыбался. Ни для кого не было секретом, что он любил игры; он позволял кукле Велиане, Гильдии ясеня объяснять дальше, чтобы не выдать больше того, что она уже знала. Когда он улыбнулся, его зубы сверкнули красным в тусклом свете. Его подчиненные утверждали, что это из-за крови женщин, которыми он питался в последние часы, хотя остальной город знал, что это из-за его пристрастия жевать мясо людей. Да, он был каннибалом.

— Я играю во многие игры, — подмигнула Кодэш. Велиана ударила кулаком по столу, разбросав кости по полу.

— Хотя ты выглядишь расстроенной, — сказал он, игнорируя вспышку. — Ты проиграла? Должен признаться, я не помню, как играл с тобой, и чувствую, что запомнил бы эту игру.

У Кодэша было узкое лицо и длинный нос. Он носил повязку на правом глазу, хотя она была уверена, что это только для красоты. Мастер гильдии, казалось, чувствовал себя лихим, хотя, по ее мнению, он больше походил на замкового бормотуна, чем на городского пирата.

— Я не играю с тобой в игры, — сказала Велиана. — Ваши люди вторглись на нашу территорию. Все Южной железной дороге наша, но ежедневно я нахожу высоты птичьего полета нацарапал над нашим пеплом.

— Ты же знаешь, ЧТО ТАКОЕ гильдии, — сказала Кодэш, махнув рукой. — Сильные берут у слабых. Если вы так беспокоитесь о потерянных домах и базарах, то защитите их.

— Не здесь, — добавил он, увидев, как она потянулась за кинжалами.

— Это игра. — сказала Велиана. — Ты не сильнее. Мы могли бы похоронить тебя за несколько дней, если бы между нами вспыхнула война. Откуда такая внезапная уверенность? Ты бесхребетный, как змея. Откуда взялось это новообретённое мужество?

Велиана ожидала, что оскорбления заденут гордеца, но вместо этого он рассмеялся, словно она его пощекотала.

— Смелость — забавная штука, — сказал он. — То, что вы считаете мужеством, я считаю мудростью. Ты уже не так сильна, как раньше. Эго Берина победило тебя. Ты бы не ворвалась сюда, красной от ярости, если бы это была просто потеря нескольких жалких домов и торговцев. Но подожди! — Кодэш сделал паузу — Не говори мне, иначе ты испортишь игру. «Змеи» тоже пришли, не так ли? И бьюсь об заклад, символ волка покрывает много твоего пепла на востоке.

— Все это не надолго, — сказала Велиана успокаивающим голосом. Смертельная серьезность сменила гнев. — Скоро все символы будут пауком. Ты знаешь это, не так ли?

— Ты ничего не знаешь, — сказал Кодэш, почесывая кожу под повязкой. — И ты не можешь видеть будущее. Однако я достаточно умен, чтобы видеть настоящее. Пока ты держишься за Аргона и его паучью Гильдию, ты пропала. Мы заберем ваших членов, ваши улицы, а если придется — ваши жизни. Мы все хотим, чтобы эта война закончилась; мы не позволим Берину помешать нам. Скажи ему, что если он хочет иметь гильдию к концу месяца, он должен отдать своих людей Аргону Ирвингу.

— Ты знаешь, — сказал один из мужчин рядом с Кодэш, уродливое животное со шрамом на губах и без уха. — Возможно, Джеймс был бы более сговорчив, если бы мы получили за него выкуп.

На этот раз Велиана вытащила кинжалы, но Кодэш стоял и свирепо смотрел на своих людей.

— Собрание окончено, — сказал он всем. — Мы не будем унижаться такими разговорами. Гильдия Ясеня увидит мудрость. Добрый день.

Женщина развернулась и вышла, захлопнув за собой дверь. Когда она ушла, Кодэш потер подбородок, а его подчиненные хихикали и отпускали непристойные замечания.

— Они уязвимы, — сказал он. — Раста, возьми нескольких своих ребят и пусть они прочесывают улицы Гильдии ясеня. Выясните, насколько сильно на них давили.

— Планируешь что-то грандиозное? — безухий человек сказал.

— Пока держи рот на замке, — сказал ему гильдмастер. — Но если Берин потерял больше, чем мы ожидал…

Угроза повисла в воздухе. Раста встал и ушел, а безухое животное подняло с пола кости, потрясло их в руках и покатило.

* * *

Ромул поморщился, когда шёл по коридору, плечо у него болело от удара Сэнкэ. После собрания и обещания Аргона включить его во все дела отец заставлял его часами тренироваться. Чаще всего Сэнкэ был его тренером, жилистым негодяем, уступавшим по мастерству владения клинком только Аргону.

— Вы готовы? — Спросил Сэнкэ, когда они закрыли дверь в большую открытую комнату. Ромул кивнул, но промолчал.

— Хорошо. Давайте танцевать с кинжалами.

И вот они танцевали, тупые тренировочные мечи кружились и звенели, когда они парировали, парировали и блокировали. Из всех учителей боя Сэнкэ был самым лучшим и самым приятным. Он смеялся, шутил, говорил о женщинах такие вещи, от которых Ромул краснел. Когда он пришел к пикировке, хотя, он взял в танце. Радость исчезала из его глаз, как огонь, погребенный в грязи, и тогда он объяснял ошибку или подробно улучшал реакцию. Чаще всего он бил парня мечом, и позволял боли учить.

В тот день новый учитель был полон решимости отточить способности Ромула уклоняться. Меч ударил слишком быстро, и первой реакцией наследника Паука, всегда было блокировать или парировать, а не уклоняться. Другие учителя могли бы отобрать у него меч, но Сэнкэ не захотел. Его ученик научится контролировать свои инстинкты, иначе они будут контролировать его. Снова и снова меч ударял его по плечам, голове и рукам. Всякий раз, когда он пытался поднять свой меч, другой клинок Сэнкэ вылетал, парировал удар и бил его по лицу.

Юноша потер плечо, желая попросить слугу помассировать его. Но массаж означал боль, а боль означала неудачу, по крайней мере, когда дело доходило до тренировок с Сэнкэ. Поэтому он постарался выбросить это из головы, вытер рукавом пот с лица и вошел в комнату Риборта Гёрна. Мебели было немного, но она стоила дорого. Кресла были мягкие и удобные, стены выкрашены в мягкий красный цвет, а ковер-в роскошный зеленый. Риборт сидел на кровати, по обе стороны от него лежали стопки книг. Ромул удивился, как он может спать на нем, а потом подумал, спят ли вообще старики.

— Ты здесь, — сказал Риборт, улыбаясь, когда поднял глаза. — Я уже начал беспокоиться, что Сэнкэ вышибет из тебя всякую разумность и мудрость.

— У меня заложило уши, — сказал Ромул. — Мудрость остается.

Старик усмехнулся.

— Тогда тебе повезло. Сидеть. Нам нужно заняться старыми делами.

Ромул сел, не понимая, что он имеет в виду. За последнюю неделю Риборт много рассказывал о различных гильдиях и их хозяевах. Это шло дальше недавних времен и в прошлое, вбивая в голову Ромул, почему их цвета были тем, чем они были, почему каждый символ был выбран, как они выглядели, как они были нарисованы, и все другие возможные факты, которые казались совершенно неуместными. Как бы туманно это ни звучало, Риборт хмурился и делал выговор всякий раз, когда Ромул пропускал ответ.

— В темноте я мог бы взять фонарь, — сказал Риборт. — Но здесь мне нечего у тебя отнять, поэтому я поступаю так: за каждую твою ошибку я буду обращаться с тобой, как с ребенком. Я буду рассказывать тебе сказки вместо правды. Я отмахнусь от ваших вопросов, как от глупых расспросов, вместо того, чтобы обсуждать вопросы, которые интересуют только мальчика.

Угроза сработала.

— Какие старые дела? — Спросил Ромул, сидя на ковре, скрестив ноги.

— Помнишь тот первый день? Я должен был получить от тебя ответ, но забыл после моег…краткого пребывания в подземелье. Я спросил тебя, почему Ролэнг объявил войну твоему отцу после того, как за три года он создал Союз гильдий. У вас есть ответ?

Ромул не придал этому особого значения. Он сделал первое предположение, надеясь, что оно окажется верным. Риборт всегда настаивал на том, что знает ответы на все вопросы, которые задавал, но ни один другой не приходил ему в голову.

— Аргон стал слишком могущественным, — сказал Ромул. — Он украл слишком много золота, поэтому Ролэнг развязал войну с ним и гильдиями.

Риборт усмехнулся.

— Детский ответ, — сказал он. — В сочетании с доверием ребенка к отцу. Ты сильно ошибаешься, парень. Возможно, нам стоит прочитать историю о пасторе и Льве, вместо того чтобы обсуждать такие взрослые вопросы.

— Подожди, — прошептал Ромул. Риборт заметил это и обрадовался.

— У тебя есть ответ получше? — спросил он. — Ты знаешь, почему твоя первая ошибка?

Мысли Ромула понеслись. Он должен знать. Все лучше, чем сказки.

— Аргон не стал слишком сильным, — рискнул сказать он, и каждая фраза звучала так, словно он наступал на лед, чтобы проверить свою силу. — Если бы он был, то Ролэнг не открыто выступали против него. В Ролэнге взвешивает все варианты, а эта война обходится им значительно. За десять лет отец мой не украл бы столько, сколько они потратили за последние пять.

— Ну вот, теперь все понятно, — сказал Риборт. — В Ролэнге не брать на себя сильных противников. Они ослабляют их, отравляют их внутренности и гниют их сердца. Как только их цель в отчаянии и страхе, они наносят удар.

— Но Ролэнг заставили эту войну, — сказал Ромул. Он потер большие пальцы, словно пытаясь вытянуть правду из невидимой монеты. Но Аргон явно не был слаб. Он был еще сильнее. В Ролэнге действовал за пределами нормального поведения.

— Неужели? Вы говорите, что мой отец не был слабым. Откуда ты знаешь?

Ромул замолчал и слегка откинул голову назад, словно почувствовал дурной запах.

— Как он может быть слабым? — Спросил Ромул. — Мы выстояли против Ролэнга. Мы убили многих из них, и сорвали все попытки победить нас. — Не все попытки, — сказал Риборт. — Неужели я должен сочинять детские стишки? Твой отец много пострадал, и его сундуки почти пусты. Эта война облагает налогами обе стороны. Никогда не думайте, что вы непобедимы, а ваш противник-мальчик для битья. Редко дела обстоят так просто.

— И все же мой отец не был слабым.

— Ты ошибаешься, — настаивал Риборт. — Даже слабый Аргон Ирвинг может выдержать в течение многих лет. Но это не имеет значения. Вы когда-нибудь слышали, что иногда видимость слабости так же опасна, как и истинная слабость?

Ромул кивнул. Он уже слышал подобное раньше.

— Тогда подумай вот о че…твой отец укреплял власть, но потом от него откололись другие гильдии. Пока ты был на втором курсе, он подавлял восстание за восстанием. Слишком многие жаждали власти, а репутация Аргона еще не была установлена, хотя он построил большую ее часть за это время, кирпич за кирпичом, кровью своих потенциальных убийц.

Он сделал паузу, и Ромул ощутил невысказанный вопрос. С полученной информацией он сможет собрать воедино все остальное. Он думал, прижав пальцы к губам. Он ломал над этим голову, и Риборт не торопил его.

— В Ролэнге поняли, насколько опасным он был, — сказал Ромул наконец. — Они знали, что в конце концов ему удастся объединить гильдии против них. Поэтому, когда они увидели схватку, они попытались убить его.

— Вот именно, — сказал Риборт. Легкая улыбка тронула его лицо. — Они увидели, что сила Аргона хрупка, и попытались разбить ее молотком. Они сделали то, что делали всегда, Ромул, нанося удары, когда их противник был слаб. Но они ошибались, ибо ошибался твой отец, один из немногих раз в жизни, но и величайший. Он намеренно позволил одной из мятежных гильдий продержаться еще месяц.

— Зачем ему это делать? — Спросил Ромул.

— Я должен спросить тебя, — сказал Риборт. — Тебе лучше знать.

Ромул снова задумался. Он подумал о Сэнкэ и обо всех тех случаях, когда тот позволял ему почти нанести удар или позволить удару проскользнуть сквозь его защиту, только для того, чтобы упасть без брони.

— Отец хотел преподать гильдии урок.

— Неверно, но разумно, — сказал Риборт, — но все же неверно. Попробуй еще раз и запомни мои слова.

Он прокручивал в голове разговор снова и снова, и вдруг его осенило.

Иногда видимость слабости так же опасна, как и истинная слабость.

— Он был в заговоре против Ролэнга, — сказал Ромул. Его лицо вспыхнуло от гордости, когда он узнал причину. — Он позволил слабой гильдии, не представлявшей угрозы, выстоять, и торговцы решили, что борьба продолжается. Ролэнг не заподозрит нападения гильдий, пока не разберутся с мятежными членами.

— Совершенно верно, — сказал Риборт.

— Это было, когда Ролэнг пробил, — Ромул продолжил. — Они решили, что он слаб и все еще сражается, и послали своих наемников.

— Если бы твой отец не был так решительно настроен, нанести удар первым и без предупреждения, он укрепил бы свою власть. Если бы Ролэнг правильно оценил его силу, они бы обменялись миром и ждали, пока Аргон не достигнет возраста, когда он будет слишком стар, чтобы держать остальных в узде. Вместо этого на них напали, многие погибли, и когда Аргон пришел к ним за миром, было уже слишком поздно. В Ролэнг почувствовал вкус крови и победы. Они снова напали, и этот позор поставил Аргона Ирвинга в безвыходное положение. Либо он умрет, либо члены союза города Ролэнга умрут.

Риборт указал на несколько книг вне пределов досягаемости, и Ромул принес их. Старик открыл их, не глядя на страницы. Если это его утешит. — Не все попытки, — сказал Риборт. — Неужели я должен сочинять детские стишки? Твой отец много пострадал, и его сундуки почти пусты. Эта война облагает налогами обе стороны. Никогда не думайте, что вы непобедимы, а ваш противник-мальчик для битья. Редко дела обстоят так просто.

Риборт указал на несколько книг вне пределов досягаемости, и Ромул принес их. Старик открыл их, не глядя на страницы. Если это его утешит.

— Городу нужен конец. Те немногие, кто остался нейтральным, такие как царь и жрецы Корага и Асмуда, однажды примут сторону, чтобы положить конец кровопролитию. Твой отец слишком силен, Ромул. Он потерял много лет назад. Гильдии распались бы, некоторые великие люди погибли бы, и тогда мелкие кражи и торговля пороками и плотью возобновились бы, как всегда. Но не сейчас. Каждая сторона потеряла слишком много. Они как два оленя, смотрящие друг другу в глаза. Первым, кто мгновение теряе…

— Это твой совет моему сыну? — Аргон спросил с порога. Никто не слышал ни его приближения, ни того, как он открыл дверь. Его руки были скрещены на груди, а лицо превратилось в маску. — Сила моя слабость, моя ошибка?

Аарон боролся с желанием отступить, как будто его поймали на чем-то плохом. Вместо этого он почтительно склонил голову перед отцом и учителем.

— Он сказал правду, какую знает. Мне нужна его честность, или нет. Рассказы лежала в Ролэнге мощность и крутящий вину, где она принадлежит не только риск причинить мне вред.

Аргон кивнул, явно довольный.

— Учи честно, — сказал он Риборту. — Никогда не лги моему сыну. Он достаточно взрослый для любой правды, какой бы суровой она ни была. И он был прав, Ромул. Я был дураком. Я оставил врага в живых, когда должен был покончить с его существованием. Это закончится сегодня. Приготовь свои вещи. Я хочу, чтобы ты была со мной. Есть уроки, которые человек не извлекает из книг и не изучает. — Ромул не спросил, куда они направляются, хотя ему очень этого хотелось. Парень знал, что отец скажет ему, когда он будет готов, не раньше и не позже. На обоих были серые плащи их гильдии. Большая часть одежды Ромул была новой, от мягкой черной кожи сапог до выцветших брюк и толстой серой туники. Больше всего он гордился мечом, висевшим у него на бедре, — тонкой рапирой, укороченной под его рост.

— Ничего не говори, даже если к тебе обратятся напрямую, — сказал Аргон, ведя их по темным улицам. Утро быстро приближалось, но до тех пор город был пуст и тих. У тех немногих, кто был поблизости, были свои дела, и им приходилось прятаться, так что они оставались одни.

— А если ты потребуешь? — Спросил Ромул. Аргон оглянулся на него, его слова резали язык.

— С чего бы это? — спросил он.

Ромул кивнул, покраснев.

— Слушай внимательно, сын мой. Мы приближаемся к борделю. Вы знаете, что там делается?

Когда мальчик кивнул, Аргон слегка нахмурился.

— Полагаю, виноват Сэнкэ. Помните, женщины — это ваша слабость. Я хочу, чтобы ты был чист, Ромул. Я хочу, чтобы ты была идеальной. Ни один крепкий напиток не коснется твоих губ. Никакая женская плоть не будет ласкать твои руки. Ни один священник не поколеблет твое сердце. Сила-это все, что имеет значение, сила и умение ее сохранить. Тебе нужно многому научиться, но когда ты станешь старше, ты будешь учиться прямо у меня. Люди боятся моего имени, Ромул, но твоего они будут бояться в сто раз больше.

Утро было так близко, что бордель почти опустел. Женщины переоделись в более удобную одежду. Никто не задерживался во внутренней комнате, а оставшиеся клиенты крепко спали. Когда солнце поднималось над городскими стенами, дамы будили их и провожали домой к женам, детям или профессиям.

— Добро пожаловать, Аргон Ирвинг, — сказала женщина средних лет с огненно-рыжими волосами и такой же помадой. — Вы слишком долго не удостаивали нас своим присутствием.

Заметив Ромула, она улыбнулась.

— Это молодой Ирвинг? Он так похож на своего отца. Ты привел его в нужное место, Аргон. У меня есть несколько младших девочек, и они знают, как быть нежными, чтоб…

— Заткнись, шлюха!

Его слова ударили ее, как пощечина. Ее губы закрылись, и радость покинула ее глаза, сменившись холодным, расчетливым взглядом.

— Очень хорошо. Почему ты здесь?

Аргон демонстративно проигнорировал ее. Он взглянул на сына, чтобы убедиться, что тот слушает, и начал читать лекцию.

— Это красная. Она отвечает за здешних женщин. Это помогает женщине иметь дело с младшими девочками, плюс ее опыт гарантирует, что они знают, как правильно выполнять свою работу. В каждом борделе есть такие, как она. Они никогда не бывают дураками и всегда опасны. Они слышат больше, чем кто-либо в этом городе. Мужчины глупы в постели.

— Иногда и из постели, — добавил Красная.

Аргон одарил ее опасной улыбкой.

— Где Билли Прайс? — спросил он. Красная указал на лестницу, ведущую на закрытый балкон.

— Оставь мечи здесь, — сказала она. — Они тебе не нужны, если ты по делу.

Опасная улыбка на лице Аргона не изменилась, даже когда он схватил ее за горло и швырнул на стол. Аргон вытащил один из своих мечей и приставил к ее горлу.

— Ты не из тех, кто отдает мне приказы, — сказал он. — А смерть от меча — это всегда мое дело.

Ромул был удивлен тем, насколько спокойной оставалась Красная. Она уставилась на его отца, ничуть не обеспокоенная. Мальчик понял, что ей, должно быть, часто угрожают, раз она так спокойна. Либо так, либо она очень мало заботилась о своей жизни.

— Тогда наверх, — сказала она. — Можешь оставить себе свои клинки, если хочешь. Я повторяю только то, что говорит мне Билли. Ты должен это знать.

Ромул последовал за отцом вверх по лестнице. Красная оделась, поправила волосы и вернулась к работе.

Билли был толстяком, удивительно толстым для своего роста. Когда Ирвинги вошли, мужчина встал, его живот свистел, как будто был сделан из свернувшегося молока. Волосы у него были коротко подстрижены и выкрашены в светло-каштановый цвет. Когда он улыбался, два отсутствующих зуба делали его похожим на разинувшего рот школьника. Ромул удивился, как в Лилирэль такой человек может управлять борделем. Если бы ему не запретили говорить, он бы спросил.

— Добро пожаловать, добро пожаловать, — сказал Билли, хлопая в ладоши, словно от волнения. Он сидел в кресле удручающе мал по сравнению с его телом. Позади него были толстые, богато украшенные перила, а за ними открывался захватывающий вид на город. — Как мило, что вы присоединились ко мне в моем скромном заведении. Налитые кровью редко удостаиваются твоего уважения, мой великий и могущественный мастер гильдий.

Комплименты текли с его языка, как мед, и звучали так же естественно, как текущая вода. Ромул почувствовал, что часть его вопроса получила ответ.

— Мы пришли по делу, — сказал Аргон, положив руки на рукояти мечей. Он наклонился вперед ровно настолько, чтобы полы плаща скрывали движения его рук.

— Да, конечно, иначе зачем бы такому благородному человеку возиться с таким червем, как я? Иначе зачем бы тебе пачкать руки дверной ручкой моего жалкого жилища? Садитесь, пожалуйста, я не хочу, чтобы вы стояли. И твой сын тоже.

Ирвинг старший остался стоять, но кивнул Ромулу, который послушно сел.

— Я просмотрел ваши книги, — сказал Трен. Его лицо превратилось в холодную маску. — В них есть что-то странное, Билли. Возможно, вы знаете, что?

— Странно? — Сказал Билли. Его улыбка была великолепной, и он даже не вспотел, впечатляющий подвиг для человека его размера. Ромул наблюдал за ним, выискивая все признаки вины, которые его учили искать. Пока он ничего не видел.

— Конечно, все должно быть немного странно, — продолжал толстяк. — Я управляю странным местом, где мужчины просят странных вещей, грубых вещей, которые я не осмеливаюсь обсуждать в присутствии твоего мальчика. Но мои платежи в полном объеме. Я не осмеливаюсь мошенничать, имея дело с таким искусным клинком, как ты.

— Это ваша монета, которая интригует меня, — сказал Аргон. — И сколько вы заплатили.

— В чем же дело? — Спросил Билли. — Рискуя показаться гордым, я плачу тебе больше, чем любой другой бордель в этом городе! Я знаю, потому что слышу скулеж другого владельца, но улыбаюсь и думаю, что хорошо трачу деньги на защиту Аргона.

— В том-то и дело, — сказал Арон.

Ромул заметил, как дернулся правый уголок рта Билли. Его отец наконец-то взял аккорд.

— В чем дело? — Спросил Билли.

— Как жалкий бордель, удается превзойти значительно больше места, как шелк? Ваши женщины ничуть не красивее, ваши постели, конечно, не чище. Скажи, у тебя есть ответ?

Капля пота. Ромул усмехнулся. У Билли не было ответа на этот вопрос. Прежде чем он успел начать молиться и пресмыкаться, Аргон поднял руку и продолжил:

— Всю прошлую неделю я наблюдал за вашим зданием. В большинстве борделей к ним приходят мужчины, но ты посылаешь своих девочек в другие места, в унылые места, принадлежащие никчемным мужчинам. Но люди, которые владеют этими местами или одалживали им деньг… Ромул попытался установить связь. Он догадывался, к чему клонит отец, но чего-то не хватало, какой-то детали. Билли, однако, прекрасно понимал, в чем дело. Ромул увидел, как он схватил кинжал, висевший у него на поясе, и остановился. Должно быть, он мудро решил не драться, если дела пойдут плохо. Он не был похож на человека, способного долго продержаться на мечах.

— Я категорически запрещаю продаж шлюх в Ролэнге, — сказал Аргон. — Все остальные согласились. Наплыв наемников удержал их на плаву. Но т… твои хранилища переполнены золотом.

— Я взял с них втрое больше, — сказал Билли. Вся ложная привязанность и поклонение исчезли. Теперь он умолял. — Я практически ворую у них. Все эти деньги я посылаю тебе, чтобы помочь. Золото, потраченное на моих девочек — это золото, а не на мечи!

Даже Ромул не заметил следующего движения. Рука аргона схватила Билли за жирное горло и отбросила назад. Он ударился о перила, которые протестующе застонали. От удара он упал на одно колено. Прежде чем он успел вскрикнуть, лезвие меча уперлось ему в грудь.

— Когда я отдаю приказ, я ожидаю, что он будет исполнен, — сказал Аргон. — Ты нарушил данное мне слово. Ты поддался легкой монете.

— Я отдал тебе все! — крикнул Билли. — Пожалуйста, девочкам нужна работа, и Ролэнг был в отчаянии! Все это я отдал тебе, я бы никогда не перешел тебе дорогу, я бы никогд……

Аргон схватил Билли за руку, прижал ее к перилам и с силой опустил меч. Звук рвущейся плоти напомнил Ромулу о мясной лавке. Когда Билли закричал, аргон сбросил руку с балкона.

— Я проверил ваши книги, — сказал Аргон. — И я сравнил это с тем, что видели мои люди. Ты отдал почти все мне, остальное девочкам. Вот почему ты живешь, Билли. Теперь слушай внимательно. Ты слушаешь?

Билли кивнул. Он сидел на своем огромном крупе, крепко прижав руку к складкам жира, чтобы остановить кровотечение.

— Я хочу, чтобы в Ролэнге голодали. Я хочу оставить их без выпивки, без наркотиков и без шлюх. Они сделали мою жизнь несчастной, и я сделаю то же самое для них. Монета мне ничего не даст, Билли. Их страдания — это все, чего я хочу. Ты будешь помнить об этом, когда они в следующий раз пошлют за твоими девочками?

— Да, милорд, — ответил Билли. Он кивнул, и его щеки задрожали. — Я скажу Красной. Я запомню.

— Хорошо. Аргон вытер клинок о плечо Билли и повернулся, чтобы уйти.

— Спасибо, — крикнул Билли, когда Ромул встал в очередь за отцом. — Спасибо!

— Запомни это, — сказал Аргон, когда они спускались по лестнице. — Я отрубил ему руку, но он благодарит меня за то, что я не сделал хуже. Это сила, которой ты должен однажды командовать. Пусть они думают, что каждый их вздох-это дар, не от богов, а от тебя. Сделай это, и ты станешь Богом среди них.

По приказу отца Ромул не мог ответить. Если бы он мог, то упомянул бы о вспышке гнева в глазах Билли, когда отец повернулся, чтобы уйти. Он бы говорил о упорство подкладка больно толстяк лицо. Но он не мог, поэтому решил оставить эту тему.

Власть причиняла боль человеку, не боясь возмездия. Это был урок, который усвоил Ромул.