Поттс ненавидел эту часть своей работы. Он мог справиться с слюной Лиона, его нетерпимостью к неудачам, и даже с его темпераментными, опасными перепадами настроения. Чего он, однако, терпеть не мог, так это сообщать ему о текущих событиях, пока тот купался в своей деревянной лохани. Даже при том, что его жирные складки эффективно подвергали цензуре его самого, это, казалось, только ухудшало ситуацию. Две хорошенькие горничные обрабатывали его щетками, яростно терлись о кожу между брызгами горячей воды. Все это время Леон хихикал, как будто ему было щекотно.

— Мне сообщили из зеленого замка, — сказал Поттс, дважды прочистив горло, чтобы привлечь внимание хозяина. — Они прислали еще один фургон вина из своих магазинов, хотя и настаивали, чтобы мы доплатили, так как мы уже очистили половину их урожая.

— Скажи им, что я заплачу дополнительно, когда получу проклятое вино, — сказал Лион, его хихиканье сменилось раздражающим нытьем. — Эти негодяи хотят уморить меня голодом. Раньше это был всего лишь город, но теперь вся деревня наводнена ворами и разбойниками. Возможно, нам следует послать целую армию наемников вдоль Западного шоссе. Тогда я возьму свое чертово вино.

— Кстати, о вине, — сказал Поттс. — Наши собственные запасы истощились. Мои обычные контакты в городском подполье отказались продать мне даже самый дешевый винтаж за любую цену, какой бы возмутительной она ни была.

— Я же говорил, что они хотят уморить меня голодом! — Взвыл Лион. Его жир шевельнулся в ванне, забрызгав двух служанок. Они поморщились, но придержали языки. Поттс тоже держал свой, не смея сказать, как он считает, что Лиону не помешала бы неделя голодания.

— Похоже, Аргон начал новую тактику, — сказал Поттс. — Вместо того чтобы разорить нас, он делает все возможное, чтобы сделать нашу жизнь несчастной. Он также разрушил караваны Готфрида.

— Сделать нас несчастными? — Лион дымить. — Они живут в нашем городе, и едят из жопы своё же дерьмо, но при этом пытаются сделать меня несчастным? Мы должны нанести ответный удар. Эта чушь слишком затянулась.

— Может быть, если у вас есть план, вы сможете обсудить его на Сборе Дани? — Предложил Поттс.

— Фу, — сказал Лион, глубже погружаясь в ванну. Еще больше воды выплеснулось по бокам. Обе служанки уже промокли до нитки, но если их, и беспокоил контакт с Лионом, и его грязной водой, то они хорошо это скрывали. — Я так устал от этих Сборах Дани. Разве раньше они не были каждые четыре года вместо двух?

— Да, — сказал Поттс. — Но когда Ролэнг объявил гильдиям войну, было решено, что для координации наших усилий по их уничтожению лучше проводить собрания почаще. Советник кашлянул. — Это была твоя идея, хозяин.

— Ба. Тогда я был идиотом. — удивился жирдяй самому себе же.

«Вы все такие», — подумал Поттс.

— И последнее, — сказал Поттс, решив закончить, чтобы успеть уйти до того, как Лион вылезет из ванны, а вода будет стекать с его жировых складок широким кругом по полу. Служанки никогда не могли достаточно быстро обернуть вокруг него полотенца, чтобы скрыть ужасное зрелище.

— Что ещё? — Спросил Лион.

— Похоже, остальные гильдии воров восстали против Гильдии Пепла. Они захватили почти всю его территорию, за исключением нескольких улиц.

— На самом деле? — Спросил Лион. — Разве их лидер гильдии умер?

— По-моему, нет, никакой веской причины, насколько я слышал.

— Управление персоналом. — Лион задумчиво почесал подбородок. — Когда так много гильдий нападают на одну, это означает серьезную слабость. Аргон, должно быть, набросился на них. Это единственное, что имеет смысл. Попытайтесь захватить одного из членов Гильдии Пепла, прежде чем они все умрут. Мы могли бы найти себе союзника.

— Как пожелаете, — с поклоном ответил Поттс. Он увидел, как Лион схватился за край ванны, готовясь встать, и поспешно ретировался.

* * *

Лейла сидела одна в своей комнате, чувствуя беспокойство. По какой-то причине Аргон не взял её и Сэнкэ с собой, только Дуриса и его сына. Сэнкэ сказал ей, что это как-то связано с Гильдией Ясеня, но не стал вдаваться в подробности. Он сбежал, чтобы немного поразвлечься, и она осталась одна, скучающая и беспокойная. С тех пор, как спасли Риборта Гёрна из тюрьмы, ее обязанности превратились в ничто. Она решила, что через день или два будет умолять о чем-нибудь простом, например, о том, чтобы возглавить ограбление каравана. Она упражнялась с кинжалами, чтобы скоротать время. Много лет назад она была наставницей у одного пожилого человека, и научилась у него многим стойкам и приёмам. Она перебирала их одну за другой. Если она хочет служить трену, королю воров и убийц, то должна быть на высоте. Ее кинжальная работа была далека от лучшей. Если жизнь Аргона когда-нибудь будет зависеть от нее, посредственность не справится.

Сколько часов она тренировалась, она не знала, но когда закончила, ее тело было покрыто потом, а руки пульсировали. Она рухнула на кровать, тяжело дыша. Когда кто-то постучал в дверь, она была слишком измучена, чтобы вставать.

— Войдите, — сказала она. — Она не заперта.

Дверь тихонько отворилась. Лейла ожидала увидеть Сэнкэ или Дуриса, может быть, даже Аргона, но вместо этого Ромул прокрался внутрь, и тихо закрыл за собой дверь.

— Это сюрприз, — сказала она, садясь на кровати. Она поймала его блуждающий взгляд, затем поняла, что ее рубашка расстегнута и расстегнута сверху. Её декольте интересовало Ромула. Борясь с румянцем, она застегнула несколько пуговиц, чувствуя себя глупо. Она показывала мужчинам гораздо больше, когда хотела добиться своего. И все же Ромул был молод, и она прекрасно понимала, что он влюблен в неё. Юношеская первая любовь, что сказать.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал он.

— О, неужели? Позвольте мне подумать.

Лейла протянула руку. Его голубые глаза уставились на ее пальцы, и она заметила, что его губы дрожат, как будто он был поражен нерешительностью. Вспомнив, как она ненавидела его возраст, и как неудобно, казалось, было все вокруг, она попыталась подтолкнуть его.

— Не заставляй меня ждать, — мягко поддразнила она. — Ты сказал, что принес подарки, так дай их мне. Да, я могу воровать и шпионить, доставлять себе сама подарки. Но я люблю подарки, как и любая другая девушка, особенно от молодых мужчин.

Его шея слегка покраснела, но потом он протянул правую руку, и бросил ей на ладонь серьги. Они сверкали синими сапфирами и белым золотом. Лейла ахнула. Она ожидала увидеть дешевые украшения, цветок или плохо написанные стихи. Подарок, который она держала в руке, скорее всего, украли у королевской особы.

— Где ты это взял? — спросила она.

— Отец начал платить мне за помощь, — сказал он. — Он говорит, что, если я хочу заслужить их уважение, со мной нужно обращаться, как с любым другим из его людей.

— Должно быть, он хорошо тебе платит, — сказала Лейла, прижимая серьги к уху, чтобы полюбоваться их блеском. Очевидно, они были отполированы и ухожены. Часть ее чувствовала себя слишком дешевой и грязной, чтобы носить их.

— Ты прекрасна, — сказал Ромул. Его голос, его глаза, его поведение-все в нем, обычно спокойное и скрытное, не пыталось скрыть правду, которую он говорил. Юноша думал, что она красива, и этого простого убеждения было достаточно, чтобы она вставила их в уши, продавливая сквозь шрамы и дырки от сережек, которые носила в детстве. Немного крови потекло по ее пальцам, но она убедилась, что ни капли не упало на серебро.

— Спасибо, — сказала она. Она поцеловала его в лоб, забавляясь тем, как покраснели его уши.

— Сэнкэ говорит, что я буду у него в долгу следующие пять лет, — пробормотал Ромул. Он явно не знал, как реагировать на поцелуй. — Но я буду продолжать платить ему, и это не будет проблемой, если я не умру, но тогда мне не нужно беспокоиться о том, чтобы вернуть ему деньги, не так ли? Нет, если только он не найдет моего призрака…

— Тише, Ромул, — сказала Лейла. При упоминании его имени, всё тело, казалось, съежилось, и скрылось под защитной маской.

— Гёрн, — сказал он.

— Извини, — сказала Лейла — Этот поцелуй для Гёрна.

Она поцеловала его чуть выше правого глаза.

— Ты милый парнишка, — сказала она. — А теперь беги, и сделай что-нибудь подходящее для своего возраста.

Он кивнул, румянец от ушей и шеи соединился с его щеками. Его очевидной любви, такой юной и простой, было достаточно, чтобы скрасить ночь Лейлы. Она проводила его до двери и плюхнулась обратно на кровать. Раскинув руки под одеялом, она позволила своим мыслям блуждать. Ромул был симпатичным и, что более важно, сыном Аргона. Когда он подрастет, лет в двадцать или около того, возможно, она сможет устроить с ним союз любви. Ее место в гильдии станет прочным настолько, что возможно, она будет править после смерти Аргона. Ах, забавные мечты.

Предполагая, Аргон когда-либо умер. Крепкий ублюдок выглядел готовым прожить еще сорок лет. Когда он умрет, она задалась вопросом, выживет ли Гильдия Пауков.

«О чём я думаю, — она задумалась. — Конечно, это продлится долго. Аргон не будет всю жизнь строить карточный замок. Он хочет наследство».

Лейла задремала, ее легкий сон был прерван твердым стуком в дверь. Покалывание в висках заставило ее открыть ее самой. Ее предупреждение было верным: Аргон ждал, скрестив руки на груди и повесив мечи на пояс.

— Ты должна быть более бдительной, когда я уйду, — сказал он, проходя мимо нее в комнату. — Если со мной что-то случится, сразу же последует нападение на нашу гильдию.

— Глупое беспокойство, — сказала Лейла, закрывая дверь. — С каких это пор с тобой что-то случилось?

Он посмотрел на нее, словно решая, улыбнуться ему или нахмуриться. Поэтому он пожал плечами.

— Даже невозможное находит свой путь в нашу повседневную жизнь. У меня есть для тебя задание, Лейла, еще одно, соответствующее твоим талантам…

Он остановился. Она почувствовала, как на мгновение ее охватило смущение и беспокойство. Ее рубашка снова расстегнута? Ее волосы были спутаны каким-то странным образом? Проследив за ее взглядом, он понял, что смотрит на серьги.

— Ваш сын дал их мне, — сказала она.

Она не была готова к ярости, которая вспыхнула в его глазах, руках и рычании. Он прижал ее к стене, прижав запястья. Прежде чем она поняла, что находится в опасности, она была беспомощна.

— Слушай внимательно, — сказал он ей. Каким-то образом ярость так и не дошла до его голоса. — Ромул должен оставаться чистым! У него есть шанс стать чем-то невероятным. У меня будет наследник, и я не стану рисковать его гибелью из-за ласки женщины, опьянения или заблуждений богов и богинь. Ты меня понимаешь?

— Я их верну, — сказала Лейла. Она чуть было не кивнула, но потом поняла, что её серьги будут болтаться, и испугалась, что это может вывести его из себя.

— Не только это, — сказал Аргон. — Я хочу, чтобы его сердце было разбито. Ты должна ему разбить сердце. Дай ему бессердечие, которое никогда не заживет. Когда закончишь, встретимся с Сэнкэ в моей комнате. У меня ещё, есть для тебя работа.

— Как пожелаете, — сказала она, заглатывая обиду.

Он отпустил ее руки, оглядел комнату и вышел.

Лейла почувствовала, что у нее дрожат колени, и, когда дверь за ней закрылась, она разрыдалась. Страх длился недолго. Гнев взметнулся вверх. До нее доходило так много слухов об Ромуле, о том, кем он был и что сделал. Часть ее понимала, что многие из них, скорее всего, были правдой, и теперь она знала почему.

Она сняла серьги, положила их в карман и направилась в комнату Ромулу. Несмотря на то, что Ромул говорил о том, что отец обращается с ним, как с другими мужчинами, его комната была отделена от остальных, изолирована и уединена. Она постучала в дверь.

Выражение смешанного возбуждения и страха на его лице не помогло ей успокоиться.

— Можно войти? — спросила она, задаваясь вопросом, сколько фантазий его мальчика начиналось именно с этих слов. Он не ответил, только кивнул.

Она шагнула внутрь. Просторной, с высоким потолком и несколькими окнами, но убранство было скудным. У него была кровать, сундук для одежды, а остальное — оружие, учебное снаряжение и книги. Судя по ее быстрому взгляду, все это привлекло одинаковое внимание.

— Твои серьги, — сказал Ромул, сразу заметив их отсутствие.

— Вот, — сказала она, беря его руку и кладя их ему на ладонь. — Прими их обратно.

В его голубых глазах что-то дрогнуло.

— Почему? — спросил он.

Лейла открыла рот, готовая солгать. Она знала, что может, и, что более важно, знала, что должна. Она не часто беспокоилась о том, чтобы поступить правильно, но, глядя в эти глаза, задавалась вопросом. — Сначала ответь мне на этот вопрос, — сказала она.

— Ты действительно убил своего брата в возрасте десяти лет?

Он облизал губы и прикусил. Он смотрел на ее уши. Она провела по ним рукой, понимая, что они все еще кровоточат.

— Да, — сказал он.

Она почувствовала, как ее сердце слегка дрогнуло, но это не имело значения. Второй вопрос имел значение.

— Почему? — спросила она.

Ромул ответил без малейшего колебания.

— Потому что так хотел мой отец. Он был предателем. Он хотел убить отца, и у него это почти получилось.

Лейла кивнула. Конечно. Что еще имело значение в жизни Ромула? Он был постепенно создан, а произведение искусства, которое можно только Аргон Ирвинг найти красивые. Видеть, как такая родительская преданность искажается и превращается в убийство и братоубийство…

— Послушай меня, — сказала она, понизив голос. — Я не могу любить тебя, Ромул. Я даже не могу относиться к тебе по-доброму, и моя причина та же, почему ты убил своего брата. Возьми серьги. Не скрывай свою боль. Не стыдись своих слез.

Она взяла его за подбородок и приподняла его голову.

— Но я могу любить Гёрн, — сказала она. — Я не знаю, кем может стать Ромул. Он может напугать меня, даже обидеть по просьбе собственного отца. Поэтому вы должны держать Гёрн скрытом и безопасном месте. Сохранить ему жизнь. Ты можешь сделать это для меня?

Слезы покатились по его щекам, но он кивнул. Она видела эту силу и чувствовала себя выше всякой гордости.

— Ромул никогда не должен любить меня, — сказала она, поворачиваясь к двери. — Но Гёрн может.

— Я запомню, — сказал Ромул. Когда Лейла ушла, он схватил один из своих многочисленных мечей и ударил по боку манекена. Он узнал ещё об одном уменьшении значения силы. Это означало сломить волю другого, чтобы встретить свою собственную.

Всё больше и больше молодой Ирвинг чувствовал, как в его сердце растет бунт при одной мысли о том, чтобы обладать такой же силой. Он подавился. Эти мысли не принадлежали Аргону. Они не были тем, кем он был.

Он разрезал пополам одно из своих одеял, просунул в него несколько глазниц и закутал лицо. Потерявшись в тренировках, он размахивал мечом по комнате, меняя позы. Он позволил своей злости и бунта расти, ибо он был теперь Гёрном, и эти мысли принадлежали ему.

Лейла вошла в комнату Аргона и опустилась на колени перед его столом.

— Моя задача? — спросила она.

— Вам это удалось? — Аргон спросил ее первым. Зная, что на кону ее жизнь, Лейла спрятала улыбку глубоко в груди.

— Сверх всяких ожиданий, — ответила она. — Ваш сын познал, что такое отказ девушки.