Мифы фармацевтической промышленности о своей деятельности и ее мотивах повторяются настолько часто, что в них искренне поверили широкие массы врачей, политики и общественность. Поскольку они являются препятствием для создания рациональной системы здравоохранения, лишенной коррупции, я развенчаю худшие из них, а в следующей главе предложу реформы.

 

Миф 1. Лекарства стоят дорого из-за высоких затрат на их открытие и разработку

Бывший исполнительный директор компании Merck Раймонд Гилмартин (Raymond Gilmartin) признался, что это миф: «Цены на лекарства не определяются стоимостью их научных исследований. Они определяются их ценностью в профилактике и лечении заболеваний»1.

Гилмартин забыл отметить, что цены на лекарства отражают не только то, сколько общество готово платить, но также и то, насколько хорошо компании сдерживают конкуренцию. Антиконкурентная деятельность широко распространена2, 3, и фиксирование цен является общей практикой4–6.

Мы часто слышим, что выведение нового препарата на рынок стоит 800 миллионов долларов (в долларах 2000 года), но это ложь. Она основана на порочных методах, спорной теории бухгалтерского учета и зиждется на слепой вере в конфиденциальную информацию, предоставляемую фармацевтической промышленностью своим экономическим консультантам в двух университетах, которых оплачивает та же самая промышленность1, 3, 7. Истинная стоимость, вероятнее всего, ниже 100 миллионов долларов3.

Зидовудин – первое лекарство против СПИДа – был синтезирован в Мичиганском Фонде рака в 1964 году3. Его разработка обошлась Барроу Велкаму (Burroughs Wellcome) очень недорого, но, тем не менее, в 1987 году компания взимала по 10 000 долларов в год с каждого пациента1. Это чистейшее злоупотребление монопольным положением – и игра жизнью безнадежно больных пациентов, которым требовался препарат независимо от его стоимости. Когда в 2003 году компания Abbott неожиданно на 400% повысила цену на лекарство против СПИДа ритонавир, изобретение которого было поддержано миллионами долларов денег налогоплательщиков, это вызвало общественное возмущение, и сотни врачей решили бойкотировать по возможности все продукты Abbott8.

Аналогичный пример – иматиниб (гливек – glivec или gleevec), который очень эффективен против хронического миелолейкоза. Его синтезировали в компании Novartis, но она им не интересовалась до тех пор, пока гематолог не исследовал его и не обнаружил, что он весьма эффективен. Опять же, затраты на разработку были минимальными, но это не помешало Novartis в 2002 году назначить цену в 25 000 долларов за годовой курс лечения3.

Таксол – один из самых эффективных препаратов против рака. Он был получен из коры тихоокеанского тиса, а позже синтезирован учеными, финансируемыми Национальными институтами здоровья (NIH)1. Препарат был передан компании Bristol-Myers Squibb, которая, несмотря на минимальную стоимость его разработки, в 1993 году взимала от 10 000 до 20 000 долларов за годовой курс лечения. Когда вышел срок патента, компания подала в суд на всех, кто запланировал вывести на рынок более дешевый генерик9. Тогда двадцать девять штатов США подали в суд на Bristol-Myers Squibb за нарушение антимонопольного законодательства, но пока судебное дело было урегулировано (что обошлось компании всего лишь в 135 миллионов долларов), она получила выручку от продаж в размере более 5 миллиардов долларов.

После того как несколько компаний, занимавшихся маркетингом генерических версий циталопрама, в 2010 году по какой-то причине отозвали свои продукты с датского рынка, цена на этот препарат внезапно увеличилась в 12 раз. Компании, которые увеличили цену, отказались давать комментарии10.

Еще один любопытный пример: в какой-то момент все компании, занимавшиеся продвижением генерического симвастатина, который принимают примерно 6% всех датчан, неожиданно повысили цену 40-мг таблеток в восемь раз11. Доза 40 мг используется наиболее часто. Препарат также существовал в виде таблеток по 20 мг, стоивших в пять раз дешевле, но в соответствии с законом аптеки не имели права отпускать дешевые дозы и советовать пациентам принимать две таблетки вместо одной. Хотя пять компаний повысили цену ровно до одного и того же уровня, до второго десятичного знака, они отрицали факт фиксирования цены, и власти начали расследование12. Эта грязная уловка стоила датским налогоплательщикам дополнительные 63 миллиона евро в год – за лекарство, срок действия патента на которое давно вышел.

Компания Schering выкупила у другой компании гормон для женщин с симптомами менопаузы и продавала это лекарство с наценкой в 7000%4. Когда либриум и валиум были патентованными, компания Roche продавала их в Колумбии по цене, в 65 раз превышавшей цену на европейском рынке6. В 2006 году Федеральная торговая комиссия США возбудила судебное дело против компании Lundbeck, обвиняя ее, что она воспользовалась монопольным положением, чтобы нажиться на тяжелобольных младенцах13. Lundbeck купила американскую компанию, которая увеличила цену на старое эффективное лекарство индометацин на 1300%, после того как выкупила его у компании Merck. В этом случае вообще не было никаких затрат на разработку.

На протяжении долгих лет акушеры использовали естественный гормон для профилактики преждевременных родов – прогестерон, который вышел на рынок более 50 лет назад14. Аптеки готовили его для врачей, и стоил он около 10–20 долларов за инъекцию. Когда компания KV Pharmaceutical получила одобрение правительства США на исключительную продажу этого препарата, известного под названием макена (Makena), цена подскочила до 1500 долларов за дозу – то есть в 75–150 раз. Компания заявляла, что «мамочки заслуживают одобренную FDA макену», в то время как врачи говорили, что эта сделка, скорее всего, приведет к большему числу преждевременных родов (следовательно, и к большему числу недоношенных детей с навсегда поврежденным мозгом), так как многие женщины будут не в состоянии позволить себе это лекарство. Некоторые врачи говорили, что с удовольствием бы получали более дешевую версию из рецептурных аптек, но компании разослали в эти аптеки письма, в которых говорили, что они могут столкнуться с принудительными действиями со стороны FDA, если продолжат производить препарат.

Мы совместно несем ответственность за то общество, которое создали, в котором зависим друг от друга и получаем пользу от специализации. Но когда фармацевтические компании взимают огромные деньги за препараты, они глумятся над обязательствами перед пациентами, налогоплательщиками, обществом и нашими совместными активами – этим они ставят себя вне общества, как и уличные преступники. Это воровство.

Исследования показали, что ежегодные затраты на одного пациента обратно пропорциональны распространенности заболевания. Итальянские исследователи пошли еще дальше и разработали простую формулу, которая на удивление хорошо описывала данные по 17 противораковым препаратам15.

Ежегодные расходы на пациента = €2 млн × е -0, 004 × число пациентов + €10 000

Таким образом, ежегодные расходы на одного пациента (а в Италии их, например, 900) составят около € 60 000.

Соответственно, препараты для пациентов с редкими ферментными дефицитами обходятся чудовищно дорого, например 600 000 долларов в год за лечение болезни Гоше16, хотя все исследования и ранняя разработка были проведены исключительно учеными, финансируемыми Национальными институтами здоровья (NIH)1.

Последний и окончательный удар по мифу о том, что цены на лекарства отражают высокую стоимость исследований и разработок, заключается в следующем: что же тогда можно сказать о гораздо более высоких расходах на продвижение?3 Те, кто платит за лекарства, также оплачивают и маркетинг. Если бы новые препараты были так хороши, как промышленность хочет, чтобы мы поверили, не было бы большой необходимости их проталкивать и подкупать врачей, чтобы они их назначали.

 

Миф 2. Если мы не будем использовать дорогие лекарства, это помешает инновациям

Этот миф широко распространен среди политиков и врачей, хотя совершенно нелеп и полностью смехотворен. Готовы ли эти люди заплатить в 20 раз больше за новый автомобиль только потому, что автодилер говорит им, что тем самым мы получим более качественные машины в будущем?

По мнению Марсии Энджелл (Marcia Angell) – бывшего редактора «Медицинского журнала Новой Англии» – фармацевтическая промышленность настаивает, что по-существу ее следует оставить без общественного контроля, при этом говоря обществу: «Не связывайтесь с нами. Не пытайтесь снизить огромные цены на лекарства, иначе мы не будем никого чудесным образом исцелять»17. Обычные компании говорят: «Если мы не потратим деньги на исследования, мы разоримся». Фармацевтические компании говорят: «Если мы не получим ваши деньги на исследования, вы умрете»7.

Умнее их только религиозные лидеры. Они обещают нам вознаграждение после того, как мы умрем, что делает жалобы невозможными. Обещания промышленности настолько ложны, что причинно-следственная связь становится обратной. С 1980-х годов прибыли фармацевтической промышленности взлетели до небес (смотрите главу 4, стр. 86), но при этом все меньше и меньше инновационных лекарств выходят на рынок3. Журнал La Revue Prescrire каждый год присуждает награду самому важному прорыву в области лекарств – la Pilule d’Or (Золотую пилюлю), но в 2012 году им не удалось найти достойного кандидата. И в 2011-м. И в 2010-м.

В 2011 году датские регионы предложили создать институт, подобный Национальному институту здравоохранения и совершенства в оказании помощи (National Institute for Health and Care Excellence – NICE) в Соединенном Королевстве, так как мы не можем позволить себе все, что имеется на рынке. Однако консервативный спикер по вопросам здравоохранения в Парламенте не хотел приватизировать лекарства и утверждал, что это приведет к замедлению разработки новых препаратов18. Болеее того, регионы предложили, чтобы новые препараты перед одобрением тестировали в сравнении с существующими и часто более дешевыми лекарствами. Это привело в ярость директора Датской ассоциации фармацевтической промышленности Иду Софи Дженсен (Ida Sofie Jensen), которая заявила, что «жалко, если не сказать позорно, что датские регионы опять показали свое враждебное отношение к промышленности. Регионы обвиняют фармацевтическую промышленность в том, что у них слабая экономика»19. Председатель от регионов спокойно ответил, что фармацевтическая промышленность – одна из самых прибыльных отраслей, и что он надеется, что ее ритуальные племенные танцы скоро закончатся. Дело в том, что стоимость лекарств в датских больницах возросла втрое всего за 8 лет. За год до этого датское правительство упразднило компенсацию за некоторые лекарства, которые слишком дороги и ничем не лучше, чем дешевые препараты того же типа. В ответ на это Ида Софи Дженсен (Ida Sofie Jensen) изобразила еще один племенной танец: «Власти отказываются платить за прогресс в области лекарств. Мы опасаемся, что это остановит разработку новых препаратов»20. В контраст этому, специалист по экономике здравоохранения заметил, что этот шаг может стать стимулом для промышленности заниматься созданием по-настоящему революционных препаратов вместо лекарств-клонов. Именно в этом и суть. Инновации иссохли, потому что для промышленности значительно более прибыльна разработка продуктов-клонов, чем проведение инновационных исследований. Если мы уберем этот стимул, пациентам это только пойдет на пользу.

Во всем мире правительства, кроме США при республиканском правлении, пытаются сдерживать цены на лекарства. В статье 2011 года сообщалось, что Чешская Республика введет максимальные цены на лекарства, затраты на которые возмещаются, и ограничит использование очень дорогих лекарств в университетских больницах; в Германии были введены максимальные цены с целью экономии 2 миллиардов евро в год; в Великобритании правительство потребовало, чтобы промышленность снизила цены, с целью сбережения 6 миллиардов евро в год; а в Австралии правительство отменило возмещение затрат на 162 препарата и планировало сократить цены на 1600 препаратов на 27%21. В Китае, Венгрии, Болгарии и Словакии также разработаны планы по экономии на ценах на лекарства.

Способ, которым Новая Зеландия сдерживает расходы на лекарства, впечатляющий и простой22. В 1993 году было принято решение субсидировать лекарства одного и того же класса (например, НПВС или СИОЗС), которые имеют сходный эффект, одинаково, независимо от того, каковы цены на препараты (референтное ценообразование). Кроме того, фармацевтические компании в переговорах с лекарственным агентством договариваются о цене и других условиях доступа к лекарствам. Эта политика дала невероятный эффект. Статины стали стоить в два раза дешевле, чем в Австралии, а генерики – в 4 раза дешевле, чем в Канаде. Общественный лекарственный бюджет увеличивался в годовом исчислении лишь на 2% по сравнению с 15% до введения новой политики, и в то же время охват лекарственным обеспечением был улучшен. Хотя жителей в стране только 4,4 миллиона, годовая экономия составила около 1 миллиарда евро.

 

Миф 3. Если вы покупаете дорогие лекарства, расходы окупаются

На встрече с фармацевтической промышленностью, на которой был выдвинут этот аргумент, директор датского Национального совета по здравоохранению сказал, что любопытно, что независимо от того, насколько дорог любой новый препарат, компания всегда в состоянии предоставить фармакоэкономический анализ, который показывает, что экономия с точки зрения меньшего периода нетрудоспособности, преждевременного выхода на пенсию и чего бы то ни было еще всегда больше, чем расходы на это лекарство. Экономика – очень податливая дисциплина, и можно получить почти любой результат, какой захочешь, в зависимости от предположений, которые заложены в модель. Трудно представить себе больший конфликт интересов, чем когда фармацевтическая компания состряпывает фармакоэкономический анализ своего собственного препарата или просит приглашенного экономиста сделать это. Исход никогда не бывает негативным.

 

Миф 4. Революционные лекарства появляются благодаря финансированию от промышленности

Часто слышно аргумент о том, что ни одно из наших лекарств не было изобретено в бывших социалистических странах к востоку от железного занавеса. Это ничего не доказывает. Было так много других вещей, не получившихся в этих странах при правлении диктатора. Заблуждение широко распространено. Поистине, вся фундаментальная наука, которая позволяет современной медицине двигаться вперед, развивается не в коммерческом секторе, а в университетах, научно-исследовательских институтах и правительственных лабораториях23. В докладе Конгресса США за 2000 год отмечалось, что «из 21 наиболее важных лекарств, введенных в период с 1965 по 1992 год, 15 были разработаны с использованием знаний и методов, полученных в исследованиях, финансируемых из федерального бюджета». Другие исследования показали то же самое, например, по меньшей мере 80% из 35 основных лекарственных средств были разработаны на основе научных открытий, сделанных в исследовательских учреждениях государственного сектора24. Национальный институт рака сыграл ведущую роль в разработке 50 из 58 новых лекарств против рака, одобренных в FDA за период между 1955 и 2001 годами7.

Три самых важных открытия 20 века – пенициллин, инсулин и вакцина против полиомиелита – все были сделаны в финансируемых государством лабораториях. Национальные институты здоровья (NIH) провели исследование пяти самых продаваемых препаратов в 1995 году: зантак (ранитидин, при язвенной болезни), зовиракс (ацикловир, при герпесе), капотен (capoten, каптоприл, при высоком кровяном давлении), вазотек (vasotec, эналаприл, при высоком кровяном давлении) и прозак (fluoxetine – флуоксетин, при депрессии). Это исследование показало, что 16 из 17 ключевых научных статей, которые привели к открытию и разработке этих препаратов, произошли за пределами фармацевтической промышленности3.

Эта картина очень последовательна и постоянна. Первые прорывы в лечении СПИДа также произошли в государственных научно-исследовательских учреждениях, и правительство США потратило на исследования в два раза больше, чем все фармацевтические компании вместе взятые7. Суть в том, что фармацевтические компании инвестируют сравнительно мало в реальные прорывы, но когда они забирают разработки, ставшие результатом финансируемых государством исследований, то продают препараты по непомерно высоким ценам, поскольку владеют монополией. Кроме того, они обычно лгут об исследовании и часто крадут заслуги разработки лекарства и утверждают, что они сами открыли его7. Разрекламированные государственно-частные партнерства распадаются, когда частный сектор постоянно убегает от ответственности со всеми деньгами и заслугами, заставляя оставшуюся часть общества чувствовать себя жертвой ограбления.

Фармацевтические компании тратят на фундаментальные исследования по поиску новых молекул только 1% своей прибыли, за вычетом субсидий налогоплательщиков, а более чем четыре пятых всех средств на фундаментальные исследования, направленные на поиск новых лекарств и вакцин, происходят из общественных источников – государственных средств25.

Важной причиной, почему большинство революционных лекарств происходят из финансируемых государством исследований, является то, что капитализм и любознательность ученых очень плохо сочетаются друг с другом. Быть любознательным, пытливым требует много времени, а руководители в фармацевтических компаниях нетерпеливы. Они хотят получать быстрый возврат от своих вложений, что поможет им продвинуться на еще более прибыльные должности в других компаниях. Соответственно, менеджеры могут закрывать конкретные направления исследований, если в них нет прогресса в течение пары лет.

Психологи показали, что деньги являются плохим мотиватором, в отличие от того, что дает людям смысл, значимость того, что они делают, а ученые радикально отличаются от менеджеров. Зарплата не имеет значения. Важно решать головоломки и вносить важный для всего мира вклад. В качестве примера: неутомимому ученому Евгению Голдвассеру (Eugene Goldwasser) потребовалось более 20 лет для открытия и очистки первого маленького пузырька с человеческим эритропоэтином7.

 

Миф 5.Фармацевтические компании конкурируют на свободном рынке

Этот миф успешно используется для снижения контроля лекарств в ошибочном убеждении, что рыночные силы решат все проблемы. Не может быть свободного рынка для продуктов, которые в значительной степени субсидируются деньгами налогоплательщиков, и не может быть свободного рынка, когда так широко распространены мошенничество и другие преступления.

Работая в промышленности, я был удивлен, когда узнал, как определяется цена на лекарство. Менеджеры по продажам разрабатывали то, что они называли бюджетом продаж на ближайшие годы, но я задавался вопросом, как они могли формировать бюджет на деньги, которых у них не было и которые они только надеялись получить. Однако как только этот бюджет был прописан, было важно ему соответствовать; в противном случае возникали неудобные вопросы, и начальство было недовольно. Существует простое решение, если продажи не оправдывают надежд: увеличить цену на лекарство и договориться с главными конкурентами, чтобы они сделали то же самое, и тогда все счастливы. Это незаконно, но очень трудно доказать, и поэтому это очень распространено. Даже я видел, как это происходит, хотя никогда не отвечал за бюджет продаж.

 

Миф 6. Государственно-частные партнерства с промышленностью приносят пользу пациентам

Этот миф никогда не умирает, и в 2012 году мы могли наблюдать один из самых бесстыдных примеров его воздействия. Ассоциация британской фармацевтической промышленности (АБФП – ABPI) выпустила новое руководство в целях развития сотрудничества с врачами26, 27. В нем говорилось об общих целях и задачах, а также звучал призыв к медицинским работникам не верить в «негативные мифы о сотрудничестве с промышленностью». Одобренный многими организациями, в том числе Британской медицинской Ассоциацией, Королевским колледжем врачей общей практики, Академией Медицинских Королевских колледжей и Департаментом здравоохранения, логотип журнала «Ланцент» был использован для того, чтобы поддержать возмутительные заявления, такие как «Промышленность играет весомую и важную роль в обеспечении медицинского образования» и «Медицинские представители могут быть полезным ресурсом для специалистов здравоохранения».

Под заголовком «Факты» в руководстве приводятся два ложных заявления: «Из-за заблуждений, вытекающих из исторической практики, которая больше не актуальна, или действий отдельных нетипичных лиц, которые не смогли построить рабочие отношения между медицинскими работниками и промышленностью, могут быть упущены ценные возможности или даже отклонены эффективные препараты».

Практика не является исторической, а сотрудники не являются нетипичными. Более того, говорится, что руководство «отражает решимость промышленности гарантировать, что отношения с работниками здравоохранения основаны на добросовестности, целостности и честности, на сознательности, на соответствующих моделях поведения, прозрачности и доверии». Также нам говорят: «Все клинические испытания подвергаются строгой проверке… Результаты контролируемых клинических испытаний представлены в открытом доступе… Кодекс практики АБФП требует раскрытия подробной информации о клинических испытаниях». Реальность заключается в том, что мы никогда не видим подробной информации о клинических испытаниях, множество результатов похоронены и запечатаны в архивах компании, как ядерные отходы, а клинические испытания никогда не подвергаются строгой проверке, так как комитеты по этике не делают этого и не имеют для этого опыта.

Содержащиеся в руководстве заявления о том, что «грамотная работа с промышленностью не повредит объективности клинических решений» и что регулирующие правила обеспечивают соблюдение профессиональных и этических стандартов, совершенно не в ладах с тем, что мы знаем об этом предмете. Цитирую дальше: «Вложения фармацевтической промышленности – источник большинства научных прорывов и инноваций в лекарствах… обычно составляют около 550 миллионов фунтов стерлингов за всю работу, необходимую для того, чтобы лекарство было одобрено».

Никогда раньше не видел, чтобы так много фигни и лжи было собрано в одном документе. Партнерство может иногда быть полезным для обеих сторон, но в общем случае то, что истеблишмент перенимает способы обращения промышленности с препаратами, чрезвычайно вредит пациентам. Идея о том, что здравоохранение и фармацевтическая промышленность имеют общие цели, это фикция, и система здравоохранения Великобритании и так уже на этическом дне. В 2012 году правительство Великобритании объявило, что врачи общей практики должны начать сотрудничать с фармацевтическими компаниями, чтобы выработать решения, как лечить пациентов28. В руководстве ABPI, поддержанном Департаментом здравоохранения, говорится, что «популярные области для совместной работы, которые вы можете рассмотреть, включают выявление недиагностированных пациентов, рассмотрение неконтролируемых пациентов, улучшение приверженности пациентов к лекарствам и редизайн путей лечения». Это включает просмотр продавцами лекарств списков пациентов врачей общей практики и выбор тех из них, кому, по их мнению, нужно выписать препараты компании.

Британцы, должно быть, живут на какой-то другой планете. Им следует прочитать главу 11 о нейронтине (neurontin), чтобы осознать, что продавцы лекарств сидят с врачами и пациентами и указывают им, что делать. Нужно делать прямо противоположное: выявлять гипердиагностированных и избыточно леченных пациентов, отменять большинство или все лекарства и учить их, что жизнь без лекарств возможна.

В своей книге «Плохая Фарма» (Bad Pharma) Бен Голдакре (Ben Goldacre) пишет, что сильвербэксы – лучшие представители британской медицины – хорошо знают о существовании проблем, но решили не вмешиваться и, тем самым, как и регуляторы, вступили в сговор с промышленностью28. Трудно представить себе худшее предательство. Если бы я был врачом общей практики в Великобритании, я бы пытался получить другую работу или покинул страну.

Кроме того, в 2012 году Международная федерация диабета – зонтичная организация для более 200 диабетических ассоциаций в более чем 160 странах – вступила в партнерство с компанией Nestlé, которая продает высококалорийные кондитерские изделия и подслащенные напитки29. Nestlé спровоцировала в третьем мире множество смертей неэтичным продвижением детского питания, которое нужно разводить чистой водой, которой там часто не было. Быть может, наши ассоциации по болезням легких должны последовать этой моде и вступить в партнерство с табачной промышленностью? Почему бы и нет? Политики это только поддержат.

 

Миф 7. Клинические испытания проводятся для повышения качества лечения

Пиар-материалы и соглашения о сотрудничестве между ассоциациями врачей и ассоциациями промышленности распространяют этот миф30. Однако независимо от того, что говорит фармацевтическая промышленность, ответственности по отношению к здоровью населения у нее не больше, чем у индустрии фаст-фуда по отношению к диетам31. По-настоящему их это не интересует. Исследование предназначено либо для увеличения продаж, либо для определения наилучшего способа профилактики или лечения конкретного заболевания.

Когда пациентов набирают в клинические испытания, в документах о согласии пишут, что испытуемый внесет вклад в научные знания, которые, в свою очередь, помогут другим пациентам. Однако, как я уже объяснил в главе 4, социальный договор с пациентами давно нарушен. Клинические испытания выполняются в маркетинговых целях, а нежелательные результаты хранятся в тайне или искажаются перед публикацией, хотя их наличие положительно повлияло бы на лечение.

Еще один миф состоит в том, что промышленности нет смысла обманывать, так как это всегда будет обнаружено и отрицательно повлияет на продажи. Тот, кто рассказал мне об этом, проводил клинические испытания для датской фармацевтической компании. Он был убежден, что прав, и гордился своей работой. Это, конечно, хорошо, но не он анализировал данные и принимал решение об их интерпретации и вреде для прибылей и о том, следует ли хранить их в тайне. Как я уже рассказывал выше, правда в том, что компании обманывают очень много, потому что это сложно обнаружить без доступа к необработанным данным, и обман себя окупает.

 

Миф 8. Нужно много лекарств одного и того же типа, потому что пациенты реагируют на них по-разному

Я слышал этот аргумент бесчисленное множество раз от врачей, которые вели беседы с продавцами лекарств, не задумываясь, врут те или нет. В редких случаях это могло быть правдой, но я не видел убедительных данных, которые бы это подтверждали. В одном из перекрестных исследований, которое пыталось доказать, что пациенты реагируют на лекарства по-разному, испытуемые с ревматоидным артритом пробовали четыре различных препарата и рассказывали исследователям, какой период предпочитают32. Это ничего не доказывает, так как тяжесть боли флуктуирует. Чтобы убедиться, что предпочтения не случайны, мы должны пролечить тех же пациентов теми же препаратами больше, чем один раз.

 

Миф 9. Генерики менее эффективны

Компания Pfizer однажды заявила, что ее собственное тестирование генериков, в которых содержалось то же самое активное вещество, что и в ее препарате от головокружения, показало, что 10 из 17 генериков не соответствуют стандартам активности6. Учитывая, что лекарственные агентства гарантируют, что генерики биоэквивалентны оригинальному препарату и проводят сравнительные исследования на добровольцах, которые измеряют концентрацию активного вещества в крови, вырисовывается интересная ситуация.

Многие врачи верят в эту чепуху, которая последовательно опровергается всякий раз, когда независимые ученые проводят исследования биодоступности.

 

Миф 10. Индустрия платит за непрерывное медицинское образование, потому что государственная казна этого не делает

Если бы это было правдой, это был бы акт огромной щедрости, поскольку обучение очень дорого и захватывает большинство врачей. Как я уже объяснил в главе 7, очевидно, зачем компании проводят «обучение», и даже представительские органы фармацевтической промышленности этого не отрицают, а признают, что это часть бизнеса. Три крупнейших американских рекламных агентства, занимающиеся фармацевтическими счетами, инвестируют в контрактные исследовательские организации и готовят для фармы «образовательные» пакеты3.

Как сказала в интервью Марсия Энджелл (Marcia Angell), компании создают масштабную иллюзию, что каким-то образом занимаются не только продажей лекарств, но и медицинским образованием17. Инвесторы ожидают, что они зарабатывают на продаже лекарств столько, сколько возможно. Но компании также заставили многих поверить, что каким-то образом еще и образовывают врачей. Это невозможно. Это как если бы вы обращались к пивным компаниям с просьбой излечить вас от алкоголизма. Здесь также имеется конфликт интересов. Фармацевтические компании говорят врачам о преимуществах своих лекарств, но разве они скажут: «Наш препарат на самом деле так себе; аналог конкурента значительно лучше»? Конечно, нет.

 

Ссылки

1. Angell M. The Truth about the Drug Companies: how they deceive us and what to do about it. New York: Random House; 2004.

2. Federal Trade Commission. Generic Drug Entry Prior to Patent Expiration: an FTC study. 2002, July. Available online at: www.ftc.gov/os/2002/07/genericdrugstudy.pdf (accessed 1 November 2007).

3. Relman A.S., Angell M. America’s other drug problem: how the drug industry distorts medicine and politics. The New Republic. 2002 Dec 16: 27–41.

4. Braithwaite J. Corporate Crime in the Pharmaceutical Industry. London: Routledge & Kegan Paul; 1984.

5. Adams S. Roche versus Adams. London: J. Cape; 1984.

6. Clinard M.B., Yeager P.C. Corporate Crime. New Brunswick: Transaction Publishers; 2006.

7. Goozner M. The $800 Million Pill: the truth behind the cost of new drugs. Berkeley: University of California Press; 2005.

8. Nelson R. Debate over ritonavir price increase gains momentum. Lancet. 2004; 363: 1369.

9. Brody H. Hooked: ethics, the medical profession, and the pharmaceutical industry. Lanham: Rowman & Littlefi eld; 2008.

10. Hemmingsen M.A. [Antidepressant medicine increases by 1200 percent in three months]. Dagens Medicin. 2010 Sept 17.

11. Andersen L. [Drug prices will be trenched]. Jyllandsposten. 2007 March 30.

12. Dilling S. [Price for cholesterol lowering drug explodes]. Politiken. 2007 March 28.

13. Svansø V.L. [Lundbeck purchase costs a court case]. Berlingske. 2009 Feb 21.

14. Drug company granted monopoly – price of drug increases 15000%. Pioneer Press. 2011 March 14.

15. Messori A., Cicchetti A., Patregani L. Relating price determination to disease prevalence. BMJ. 2010; 341: 417–18.

16. Cuatrecasas P. Drug discovery in jeopardy. J Clin Invest. 2006; 116: 2837–42.

17. PBS. The Other Drug War. Interview with Marcia Angell. 2002 Nov 26. Available online at: www.pbs.org/wgbh/pages/frontline/shows/other/interviews/angell.html (accessed 4 April 2005).

18. Steenberger A., Larsen K., Bundgaard B. [The minister of health wishes to discuss prioritization with the regions]. Ugeskr Læger. 2011; 173: 472.

19. Svansø V.L., Hyltoft V. [The regions at war with the drug industry]. Berlingske. 2011 Feb 3.

20. Quotations. Ugeskr Læger. 2010; 172: 1568.

21. Svansø V.L., Hyltoft V. [Drug industry under pressure]. Berlingske. 2011 Feb 3.

22. Cumming J., Mays N., Daubé J. How New Zealand has contained expenditure on drugs. BMJ. 2010; 340: 1224–7.

23. Mintzberg H. Patent nonsense: evidence tells of an industry out of social control. CMAJ. 2006; 175: 374.

24. Stevens A.J., Jensen J.J., Wyller K., et al. The role of public-sector research in the discovery of drugs and vaccines. N Engl J Med. 2011; 364: 535–41.

25. Light D.W., Lexchin J.R. Pharmaceutical research and development: what do we get for all that money? BMJ. 2012; 344: e4348.

26. The Association of the British Pharmaceutical Industry. Guidance on Collaboration between Healthcare Professionals and the Pharmaceutical Industry. 2012 March 29. Available online at: www.abpi.org.uk/our-work/library/guidelines/Pages/collaboration-guidance.aspx (accessed 27 December 2012).

27. Braillon A., Bewley S., Herxheimer A., et al. Marketing versus evidence-based medicine. Lancet. 2012; 380: 340.

28. Goldacre B. Bad Pharma. London: Fourth Estate; 2012.

29. Beran D., Capewell S., de Courten M., et al. The International Diabetes Federation: losing its credibility by partnering with Nestlé? Lancet. 2012; 380: 805.

30. Danish Association of the Pharmaceutical Industry. [Revised collaborative agreement between the Medical Association and the Danish Association of the Pharmaceutical Industry about clinical trials and non-intervention studies]. 2010 June 1.

31. Abramson J. Overdo$ed America: the broken promise of American medicine. New York: HarperCollins; 2004.

32. Huskisson E.C., Woolf D.L., Balme H.W., et al. Four new anti-inflammatory drugs: responses and variations. Br Med J. 1976; 1: 1048–9.