Лейла и Неджла не обманулись в своих надеждах. Невестка действительно была эмансипированной особой.

Уже в день свадьбы, брезгливо поводя носом, она вдруг заявила:

— Ну и воздух у вас в доме, точно в склепе. Надо бы открыть окна, проветрить комнаты. Неужто вы так привыкли к духоте, что не замечаете ее?..

Девушки возвели глаза к небу, изобразив на своих личиках трогательную грусть, которой могли бы позавидовать кинозвезды. Может, Ферхунде и вправду думает, что они до сих пор ничего не замечали? Несчастные, они давно томятся здесь, без света и воздуха, словно пташки в темных клетках. Но разве они могут что-либо изменить? Отец держится старых порядков. Мать — тоже. А старшая сестра, Фикрет, чересчур серьезна, хоть ей и двадцать лет, но она не отстает от отца. О Шевкете тоже не скажешь, что он сторонник новшеств и любитель развлечений. Дай Бог, чтоб под влиянием жены братец изменился и стал похож на современных молодых людей, своих сверстников. А то как барышня — только и умеет, что слезы лить…

Откровенность золовок, их отчаянные мольбы о спасении до глубины души растрогали Ферхунде. Она приласкала девушек и постаралась подбодрить:

— Ах вы мои бедные крошки! Сердце кровью обливается, когда видишь ваши слезы… Такие восхитительные глазки не должны плакать. Успокойтесь, ради бога. Нас теперь трое! Втроем мы как-нибудь справимся со всеми напастями…

Ферхунде включила себя в «троицу несчастных» только из скромности. Отныне верховодить будет она — это ей сразу стало ясно. Она была не только умна, но и хитра. Не прошло и недели, как она уже хозяйничала в доме, никого не слушая и ни с кем не считаясь.

Али Риза-бей и раньше-то старался держаться в тени, а теперь и вовсе перестал показываться на глаза. Рано утром уйдет из дому и весь день гуляет в одиночестве за городом или отсиживается в кофейне.

Отношения его со старшей дочерью испортились. Фикрет не желала ладить с сестрами и с женой Шевкета. Она запиралась в своей комнате, ни с кем не разговаривала и считала, что во всем виноват только отец. Если бы не сложил он с себя обязанности главы семьи, а проявил подобающую мужчине твердость, то и было бы все в доме иначе.

Свои мысли Фикрет не стеснялась высказывать отцу в глаза.

— Я не о себе тревожусь, у меня жизнь сломана, — начинала она укорять отца, когда они оставались наедине. — Мне жаль Айше. Ведь она совсем ребенок, и страшно за нее — попадет под дурное влияние…

От упреков дочери старый отец страдал еще больше. В душе он соглашался с Фикрет. Конечно, он во многом виноват. Прежде всего в том, что характер у него слабый, уступает он всем. И еще: нищим на старости лет остался — этот грех ему никогда не простится!.. Теперь он часто вспоминал слова, сказанные женой, когда он оставил работу: «Ты думаешь, это подвиг — бросить работу? Зачем тебе понадобилось вмешиваться в чужую жизнь?.. Ты бы лучше о себе подумал, о детях!»

Однажды вечером он робко попросил жену погладить ему костюм. Когда на следующее утро он стал одеваться и, как прежде, приводить себя в порядок, жена поинтересовалась, куда он собрался.

— Да так… Приятеля проведать, — уклончиво ответил Али Риза-бей.

На самом деле он решился наконец навестить акционерное общество «Золотой лист». Нанести вроде бы визит вежливости, а вдруг Музаффер-бей предложит своему бывшему учителю какую-нибудь работенку…

Это решение Али Риза-бей вынашивал давно. Если он закрывает глаза на грехи собственного сына, то совсем уж глупо обличать чужие грехи и воевать за справедливость…

Сначала Али Риза-бей заглянул в канцелярию. Многих старых сослуживцев уже не было, а оставшиеся с трудом узнали его. Потом, выйдя из канцелярии, он медленно побрел по коридору, останавливаясь и читая по очереди все висевшие на стенах объявления, и наконец приблизился к дверям главного директора. Руки у него дрожали, словно он готов был совершить какой-то постыдный поступок. Он долго топтался у дверей, не решаясь постучаться.

«Может, для храбрости еще раз пройтись по коридору, перечитать объявления», — подумал Али Риза-бей, но в это время дверь отворилась, и из комнаты вышел Музаффер-бей с туго набитым портфелем.

— Кого я вижу? Мой ходжа, какими судьбами? Как поживаете? Надеюсь, все благополучно?..

Было похоже, что Музаффер-бей даже не удивился, встретив его у дверей своего кабинета. Али Риза-бей похолодел от страха.

— Слава богу, эфенди, слава богу, — промямлил он. — Вот решил навестить вас… Случайно оказался в ваших краях и…

— Значит, не прошли мимо, — перебил его Музаффер. — Спасибо, что не забыли! Как чувствуете себя? Вы почти не изменились! Как сын?.. Дочери, надеюсь, здоровы?.. Они, наверное, совсем барышни…

Музаффер-бей торопливо задавал вежливые и очень банальные вопросы. И одновременно рылся в портфеле, разыскивая какую-то бумагу. Потом, обернувшись к служителю, который держал его шляпу, коротко бросил:

— Посмотри, там на столе должен быть запечатанный конверт. Неси его сюда! — И, протянув руку Али Риза-бею, таким же деловитым тоном скороговоркой произнес: — Простите, мой ходжа! Тороплюсь… Заходите, обязательно заходите, буду весьма рад… Всего доброго!

И Музаффер-бей энергичной походкой быстро направился к выходу, оставив в полной растерянности своего старого учителя.

Последняя надежда Али Риза-бея рухнула.