Ночь была по-настоящему скверной. Далеко за стенами море ярилось и рвало плавающие в воде плиты битого льда, а потом выплескивало фонтаны белой пены на пирсы и волноломы аванпорта. Тут, на краю Каверн, под самым склоном горы, было чуть потише, но ветер сек мокрыми клочьями снега и мелкими каплями воды, и они кололи кожу, словно песчинки. Ветер казался теплее того, что случается зимой, но тепло это было относительным. Если воспринимать его в сравнении с температурой замерзания воды и другими подобными отвлеченностями. В реальности он нес влажность, пробирался под одежду, пропитывал сукно и войлок ледяной водой и мочил кожу, а потому на таком ветру замерзаешь сильнее, чем на морозе. Такой притворно теплый ветер может заморозить человека за пару часов, довести до гипотермии, поскольку не позволяет согреться.

Недавно на Сплетенных Башнях ударили три колокола, и теперь улицы казались мертвыми. Самые стойкие завсегдатаи таверн и корчем оставили оловянные кубки, задули свечи и масляные лампы. Обгрызенные кости, остатки мяса и овощей кинули с деревянных подносов в котлы на завтрашнюю юшку, каменные полы подмели, очаги затушили.

Выгнали всех, кто пытался примоститься поспать на лавке, столе или полу. Последние гости поволоклись, пряча лица и руки от мокрого снега, в свои дома, если добирались до них, — или до залов и комнаток десятка постоялых дворов и ночлежек, которых было полно в Кавернах. Это район бродяг. Тут все были проездом. Некоторые решали остаться в Саду, но тогда они становились вхожи под надвратную башню, в лучшие районы крепости. Пока же им хватало и того, что они нашли свои постели, свои узелки под ними, свои табуреты и столы, свой кусок крыши над головой, охраняющий от предвесенней вьюги, — и улицы становились пусты.

Остались только мокрые каменные плиты и снег, рассекающий свет фонарей. На пустой и тихой вот уже несколько часов Подстенной улице пламя двух еще рабочих фонарей внезапно уменьшилось, а потом угасло. Улица погрузилась во тьму.

На внутренних стенах стражников почти не было, но даже когда некто решил бы среди ночи шастать в ледяной вьюге по Кавернам и зайти в переулок Подстенной, что заканчивался слепой торцевой стеной, притулившейся к склону и тянущейся куда-то выше к следующему кварталу, то и ему вряд ли захотелось бы глядеть вверх, чтобы высматривать во тьме нескольких мужчин, идущих между зубцами.

А даже если бы и взглянул — не увидел бы в них ничего особенного. Носили они лоснящиеся от дождя шляпы с опущенными полями, мокрые белые туники с черным символом дерева, наброшенные на кольчуги и стеганые поддевки, вооружены были короткими, массивными абордажными мечами Людей Побережья и протазанами на солидных древках. Просто стражники. Видели таких время от времени на улицах и подле порта, а в Верхнем Замке они стояли подле корзин, наполненных горящим углем, глядя на море.

Этих было семеро, и шли они за зубцами стены без факелов, без какого-либо света. Дошли до скальной стены, где зубцы поворачивали и траверсом взбирались на гору, а потом стражники исчезли, словно провалились под землю. На самом деле они просто сошли на парапет стены ниже, спрятавшись за зубцами. В полной тишине осторожно отложили протазаны, сняли шлемы и отстегнули мечи, все осторожными, заученными движениями, чтобы не стукнуть железом, а потом сняли туники и поддевки, открывая черные свободные кафтаны и штаны. Потом один из них легко, словно кот, прыгнул на верхушку зубца, и сбросил со стены конец веревки так, чтобы тот упал в самом углу на брусчатку Подстенной. Быстрым движением перехватил ее, потом наклонился, словно собираясь свалиться со стены лицом вперед, и пошел вниз, ступая по вертикальной каменной стене и пропуская веревку между руками. В темноте, что собиралась под склоном, его совершенно не было видно. Просто пятно темноты под секущим дождем. В двух метрах над землей он оттолкнулся от стены и съехал на улицу, сразу низко присев на согнутых ногах. Мужчина носил черную капузу, открывавшую только глаза и переносицу.

Через миг на верхушке стены появился еще один, потом следующий, пока пятеро не съехали бесшумно вниз, погрузившись в тень.

Оставшиеся двое собрали шлемы, оружие и обмундирование стражников, впихнули все это в большой кожаный мешок и спустили его на противоположную сторону стены, прямо на груженный соломой воз. Возница в обычной, не бросающейся в глаза одежке и кожаной шляпе с широкими полями поймал мешок, втиснул его в стоящую на повозке бочку, накрыл ее и щелкнул вожжами, а потом неспешно отъехал, идя рядом с повозкой, куда-то в сторону привратной башни. Двое мужчин на стене отвязали веревку, собрали ее и исчезли в темноте.

Мужчина, сошедший по стене первым, вжался в круглую нишу в углу, окруженную зубчатой спиралью деформированных ступеней, что выглядели как отпечаток бурильного наконечника. Толкнул провернутый по вертикальной оси порог, придержал крыло двери, а потом скользнул внутрь. Остальные стояли под стеной неподвижно, низко притаившись, а один целился в пустую улицу коротким арбалетом. Из темноты за дверью раздался тихий свист, и одетые в черное мужи один за другим всосались в дыру, как пятна чернил, плывущие по каналу. Последним вошел стрелок с арбалетом. Он вползал задом, все время наблюдая за Подстенной, а затем каменные двери затворились, и в закоулке снова воцарились тьма, ветер и дождь, смешанный с мокрым снегом.

Внутри их встретила полная темнота. Было так темно, что не имело значения, открыты или закрыты у них глаза. Разве что не доходили сюда дождь и ледяная метель. Они сидели, сгрудившись во мраке, стараясь дышать негромко и не шелестеть одеждой. Слышно было, лишь как где-то внизу течет вода. Канализация, водосток или часть сложной системы механизмов крепости, подводящих воду к бесчисленным водным колесам, которые запускают машины, отворяющие ворота, лифты, подъемники и портовых «журавлей».

Через некоторое время раздался тихий шелест, а потом что-то с цокотом покатилось вдоль каменного коридора, а после засветилось бледным, зеленоватым светом. Сперва это был лишь легкий отблеск, вроде светлячка, пятнышко, освещающее кусочек пола, но вот он засветился сильнее, сияние коснулось стен. Туманный, фосфорический свет исходил из стеклянного шара размером с яйцо, но в сравнении с тьмой минуту назад он казался ослепительным.

Коридор был шириной в метр и тянулся внутри стен, сохраняя сюрреалистическую, пьяную перспективу, от самого вида которой начинало тошнить. Стены наклонялись из стороны в сторону, дугообразный свод обретал неровные формы, пол тоже казался скрученным и волнистым, а все вместе это напоминало застывшее головокружение.

Они удивленно смотрели на это миг-другой, потом предводитель два раза махнул ладонью вперед, и они осторожно двинулись в ту сторону, пытаясь не спотыкаться и не натыкаться на стены, ступая неуверенно, словно по тонкому льду.

Ведущий поднял шар, который начал уже угасать, и бросил его вперед, словно играл в боулинг. Свет усилился и расчертил еще один кусок коридора, столь же крученый, как и предыдущий.

Человек в арьергарде шагал спиной вперед, целясь вглубь коридора из арбалета. Через каждые несколько метров он снимал руку с приклада и кусочком мела, вынутым из кармана, делал на стене знак. Тот зеленовато светился и угасал, когда они удалялись. В вихляющемся коридоре снова становилось темно.

Двигались они молча, очень осторожно. Когда подходили к световому шару, останавливались, целясь в темноту, а идущий впереди Драккайнен поднимал шар, тряс его, оживляя плененный внутри свет, и бросал вперед с чувством, что играет в боулинг. Когда они наталкивались на встающие в коридоре искривленные порталы или на неожиданные орнаменты, то снова останавливались, а вперед выставлялось короткое, соединенное из нескольких частей копье. Аккуратно, словно тростью слепца, им обстукивали и тыкали в пороги, притаившихся в нишах горгулий и изогнутые колонны, ища ловушки, нажимные плиты и предательские места.

Коридор вдруг закончился небольшим помещением, в котором оказалось семь поставленных по кругу дверей в стреловидных арках, и углы тут, по крайней мере, были уже прямыми, потолок — сверху, а пол с мозаикой из малахита разных оттенков — внизу. Безумная перспектива закончилась вместе с коридором.

Драккайнен поднял кулак, останавливая строй, и замер, притаившись, у входа. Шар, рассеивающий зеленоватый свет, вкатился в круглую комнату, отскочил от противоположных дверей и покатился вдоль стены.

Вуко сунул руку за пазуху, достал зеркальце из полированной стали, вдел его в ухватку на древке копья и выставил за угол коридора — в одну и в другую сторону.

В помещении было метра три в диаметре, и было оно совершенно пустым.

Драккайнен отвел копье, продолжая сидеть в дверях. Убрал зеркальце, потом заменил его зажигалкой и откинул крышку, освободив пятисантиметровый огонек драконьего масла.

Сзади, за его спиной, Грюнальди раздраженно засопел и забряцал снаряжением.

Драккайнен в ответ осуждающе щелкнул языком и выставил копье, водя наконечником вдоль дверей. Длилось это, вероятно, пару минут, но для сбившихся в коридоре людей время тянулось бесконечно.

Вуко взял зажигалку и принялся осторожно проверять пол. Окованный торец копья упирался в плиты и нажимал на самые подозрительные точки, ища предательских мест, ожидая щелканья кнопок, скрежета сдвигаемых каменных плит — любого звука, обещающего ловушку.

Наконец Вуко выставил ладонь назад и сделал несколько быстрых жестов. Кто-то из притаившихся разведчиков снял с плеча свернутую бухту веревки, размотал и подал ему один конец. Вуко обернул веревку вокруг себя двумя медленными движениями и завязал на незатягивающийся спасательный узел, а потом вышел из коридора, осторожно ставя ноги, будто ступал по тонкому и подмытому водой льду. Остальные потихоньку стравливали веревку, а Драккайнен встал посреди круглого помещения и подпрыгнул на месте. Пол выдержал. Люк не открылся, ничего не упало ему на голову.

Осталось простое задание по топологии семи поставленных в круг затворенных дверей. Если они сейчас не глубоко под горой, по крайней мере, часть их с той стороны, откуда они пришли, не могла никуда вести.

По крайней мере, так подсказывала логика — совокупность формальных причинно-следственных предположений, слабо пересекающихся с реальностью Ледяных Садов — организмов, интенсивно изменяемых после рождения, — и механикой заклинаний.

Остроконечные двери отворялись после сильного нажатия копьем. После второго: первое могло лишь разблокировать защелку, а после второго створка распахивалась внутрь так внезапно, что, когда бы не страховочная веревка, Вуко полетел бы прямо в ледяную пустоту, черную, словно межзвездное пространство.

Двери — те, что не были заросшими и за которыми удавалось поймать дуновение воздуха, — открывались в ничто.

Левые и правые, если смотреть со стороны коридора, которым они пришли, а также правые наискосок и те, что были напротив, которые ему ужасно не хотелось открывать. Были они слишком очевидными, слишком ждущими. Всякий, кто не знает, куда он точно направляется, поставленный перед выбором, обычно идет в том же направлении, что и раньше.

Кроме того, там наверняка открывалась та же черная пустота, как и в остальных, а потому он пока что оставил эту дверь в покое.

Сунул руку в сумку и вынул несколько прозрачных шаров, как тот, что угасал на полу, — только поменьше, размером с мячик для гольфа.

Кинул первый в отверстие слева, укрывшись за косяком двери, словно внутри могло что-то взорваться. Мячик несколько раз отскочил, каждый раз светя зеленоватым сиянием все сильнее.

Свет его выхватил украшенный по своду арками коридор, который вел вперед метра на два, а потом сворачивал.

Прямо вверх.

Драккайнен взял в руку следующий мячик и вбросил в дверь справа. Прыгающий огонек выхватил еще один кусок арочного коридора, а потом провалился вниз.

В круглое отверстие, колодец, которым заканчивался коридор.

Стук снизу раздался лишь через несколько отвратительно долгих секунд.

За дверью справа наискосок также проявился фрагмент коридора, но на этот раз шар покатился прямо в темноту. Прежде чем угас зеленоватый отсвет, Вуко успел увидеть идущую под углом к полу грань, будто коридор был стеблем тростника, срезанным наискосок. Шарик исчез в темноте, и на этот раз не раздалось даже звука падения.

Зато в глубине все еще открытого коридора слева, того, что загибался кверху, залитого медленно гаснущим фосфорическим светом, начало что-то двигаться. Отзвук, усиленный эхом и стенами коридора, казался странно громким, но доносился издали.

И приближался.

Странное, пофыркивающее сопение, словно смесь сморкания, плача и многоголосого шепота, а одновременно — звук, будто по коридору передвигали нечто тяжелое, мокрое и скользкое.

Драккайнен опустил руку к поясу и освободил защелку на ножнах, а потом выдвинул вперед копье и попытался зацепить край открытой внутрь коридора двери. Ее нужно было потянуть, вот только не было ручки, никакого ухвата или хотя бы орнамента, за который можно было бы зацепиться копьем.

Внутри левого коридора, откуда-то сверху, нечто большое протискивалось все ближе, вея тяжелым смрадом ила, рыбьей слизи и аммониака и издавая протяжные, скользкие отзвуки, словно над каменным колодцем раскрыли сеть, полную живых рыб. В угасающем фосфорическом свете Драккайнен, терпеливо пытающийся зацепить копьем край двери, увидел, как по стене и потолку ведущего наверх коридора течет нечто темное, словно потоки чернил. Поднял кулак, потом раскрыл ладонь и дважды махнул в сторону коридора, что был наискосок справа. Один за другим они двинулись за его спиной, он же высунулся, ухватил створку двери и потянул ее, насколько было возможно, чтобы не прищемить пальцы. Каменная плита пошла тяжело и сразу же остановилась. Он еще сумел заметить, как гаснет, словно проглоченный, огонек, и ощутить дыхание воздуха, выталкиваемого из коридора.

Вуко приподнялся с пола и наполовину вытащил меч из ножен.

Стоял, прислушиваясь к приближающимся шепотам, вздохам и чавканью, ожидая, пока откроются двери, как тут веревка, которой он все еще был обвязан, внезапно натянулась силой нескольких рук и рывком оттянула его назад, одновременно что-то большое и тяжелое ударило изнутри в дверь, захлопнув ее.

— Что оно было? — выдохнул Спалле почти неслышно, когда Вуко встал на ноги и протиснулся вперед.

— Не знаю, — прошептал в ответ. — Не увидел. Закрылось с той стороны. Большое. Воняло рыбой и каналом.

— Вот потому-то у нас не делают выгребных ям внутри домов, — проворчал Грюнальди. — Никогда не знаешь, что там сидит.

— Туда мы уже не пойдем, — сказал кто-то в темноте.

— Ну, пока что вперед, — ответил Драккайнен, протискиваясь в сторону дыры.

Нащупывая дорогу, приблизился к косо обрезанному полу, где дальше была глубокая темнота, сел и развернул свое копье. Быстрыми движениями снял наконечник и, перевернув его, всунул в гнездо на конце древка, потом раскрутил древко посредине и раздвинул, подгадывая длину так, чтобы оно оказалось шире отверстия, но помещалось, упираясь в края. Потом привязал второй конец веревки посредине древка, упер концы его в стенки, поставив, как распорку, несколько раз дернул и вполз в темноту головой вперед.

Сошел по стене, пропустив веревку по спине. Через миг-другой остановился, заплел одну ногу в веревку, повис головой вниз, словно большой геккон, выловил из сумки один из светящихся шариков, тряхнул им, пробуждая внутри зеленоватый отблеск, и осторожно спустил вниз.

А потом выругался, когда тот упал на брусчатку с полутора метров перед его лицом.

Второй шарик, тот, который он бросил раньше, исследуя коридор, тлел зеленоватым отсветом гнилушки глубоко в сугробе.

Он прокрутился на веревке, приземляясь на ноги, а потом спрятал оба светящихся шарика в карман и присел, с рукой на мече, прислушиваясь и пытаясь хоть что-то высмотреть в кромешной темноте.

Подождал минутку, потом тихо, сквозь зубы, свистнул. Они появились вокруг через несколько секунд, как тени. В сопровождении тихого шипения веревок, продергиваемых сквозь «восьмерки», и легкого шелеста материи, когда они опускались на брусчатку и отскакивали на заданные позиции, замыкая пятиугольник. Последний воин под капюшоном втянул свисающую из дыры веревку, привязал второй ее конец к маленькой проушине посредине распертого в коридоре древка, выбросил сложенную пополам петлю веревки наружу и съехал на одном ее конце, а потом дернул за другой, вытягивая небольшой штифт. Копье сложилось пополам и упало прямо в его раскрытую ладонь.

Строй сомкнулся, черные согнувшиеся фигуры растворились в темноте пустой улицы и замерли.

Надолго.

Так надолго, что у любого наблюдателя могли бы сдать нервы. Так надолго, чтобы они себя выдали, неуверенные, видели ли они что-то на самом деле или нет.

И еще дольше. Бесконечные секунды тьмы, ледяного ветра, пронизанного ледяным дождем и талым снегом. Ждали так, пока не раздался щелчок, прервавший тишину.

— Что теперь? — шепнул Спалле.

— Приветствую в закрытом районе, — прошептал в ответ Драккайнен. — Держитесь поближе к стенам. Мы ищем приоткрытые двери, следы присутствия, хотя бы что-то. Идите как можно тише. Две группы, обе стороны улицы, вдоль стен. Вперед!

Закрытый район производил еще более зловещее и мрачное впечатление, чем если бы он и вправду был покинут. В темноте, разгоняемой светом с далекого ночного неба, по обе стороны тесно вставали готические дома в сплетениях тройных колонн, сводов, галерей, рельефов и горгулий. Крыши, венчающие дома, нависали мансардами, эркерами и башенками, стиснутыми, словно колония чешуйчатых грибов; они словно наклонялись в обе стороны над идущими и собирались забрать их с собой в мир иной.

Район этот, похоже, задумывался как купеческо-ремесленный: почти у каждого дома было роскошное крыльцо, ведущее в рабочее помещение — в контору, мастерскую или магазин, под крыльцом были и входы в подвал, подземные комнаты или склады, а выше земли располагались жилые помещения. Но пока что все тут было пустым. На торчащих из стен декоративных штырях колыхались пустые вывески, за узкими окнами мертво спала темнота, а дома ждали придуманное Фьольсфинном торговое процветание, что должно было наступить в неопределенном будущем.

И все двери были заросшими.

Они же методично крались от ступеней к ступеням между крыльцами, припадали по обе стороны от дверной рамы, а потом один, прижавшись спиной к двери, дотягивался до ручки и резко дергал, а сжавшиеся позади него воины напрягались, приподнимая оружие, готовые ворваться в комнату, словно морской прилив.

И ничего.

А потом — следующие двери, крыльцо, вход в несуществующие конторы и мастерские.

Темнота, ветер, дождь, мертвые окна, точно колодцы в ничто — и затворенные двери.

Десятки дверей.

Улица, которой они шли, вела к фальшивой стене, вверх, и довольно круто. Каждые несколько метров она поднималась на пару длинных ступеней, но у стен вместо них были лишь пологие спуски. Или Фьольсфинн заранее предполагал, что люди станут вкатывать сюда товар повозками, или же позаботился об инвалидах.

Но почему-то тут было темно. Газ в лампы шел из вулкана, его не было смысла экономить, все равно время от времени приходилось сжигать его излишки, словно какому-то перегонному заводу. Все районы Ледяного Сада, обитаемые или нет, могли сиять, словно Лас-Вегас, поскольку естественное топливо все равно уходило в воздух. Или же тут действовала непроизвольная скандинавская экономность, или кто-то, кто навещал район, хотел, чтобы он тонул в темноте, и заблокировал каналы для газовых ламп.

Но до сих пор они не встретили даже крысу.

Прокрались до конца улочки на небольшой круглый рыночек с колодцем и зданием-октагоном, увенчанным островерхим шлемом; оно вставало над районом и упиралось в темное небо, всматриваясь в горизонт с терпением камня.

Двери в башню, сидящие в украшенном портике, были, естественно, заросшими.

— Так дело не пойдет, — проворчал Драккайнен. — Наступит лето, пока мы проверим все ходы-выходы. Боюсь, по-другому не получится.

Они присели в уголке, скрывшись под галереей, окружая Вуко, с оружием наготове и всматриваясь в темноту.

Он же сунул руку во внутренний карман куртки под броню, достал металлическую бутылочку. Встряхнул ее, вынул пробку, что заканчивалась серебряным штифтом, словно запакованные духи.

— Плохая идея, — проворчал Грюнальди.

— Вуко… Непонятно, действует ли оно, — застонала Цифраль, летая у его лица.

— Знаю, нахрен, — процедил Нитй’сефни.

Достал один из своих светящихся шариков и осторожно поставил на брусчатку, а потом уронил на него капельку раствора из бутылочки. Шар чуть задрожал, а потом налился красноватым сиянием, словно гаснущий уголек.

Вуко запрокинул голову, вздохнул и капнул себе раствором в глаз. Зажмурил веки, потом опустил голову, цедя сквозь зубы финские слова, словно бы заклятия, но слишком уж экспрессивные.

Пробормотал наконец:

— Nähdä, perkele totta… — и поднял лицо, открывая глаз.

Жуткий, огненный, переливающийся краснотой, словно налитый светящейся кровью. Потянулся и сдвинул повязку со лба, закрывая нормальный глаз. Смотрел теперь на мир только одним, пылающим во мраке кровавым оком, словно адский циклоп.

— Ты хоть что-то вообще видишь? — спросил кто-то с заботой.

— Пока вижу, — ответил он мрачно, поводя вокруг пламенным взглядом.

Наклонился над ярящимся углями шаром и поднял его.

— Etsiä, pallo! Löytää, kusipää!

Шар вспыхнул, словно отвечая, потом угас, и теперь лишь внутри у него переливался багрянец.

Драккайнен подбросил шарик на ладони, а потом катнул его вперед: тот подпрыгнул на стыках плит.

Покатился прямо, отскочил от колодца, преодолел еще пару метров и остановился.

Как и можно было ожидать.

Но затем легонько задрожал и двинулся вперед, словно влекомый спрятанным под базальтом магнитом.

— Идем, — процедил Драккайнен. — За шариком, piczku materinu. Капнул себе в глаз какой-то магической хренью. Поверить не могу, что делаю это.

Ярящийся алым стеклянный шарик скоренько покатился вокруг площади, а потом по очередному закоулку. Они шли следом вдоль стен, крались под галереями и протискивались между колоннами.

Через несколько метров Вуко вдруг качнулся, хватаясь за глазницу, и оперся боком о колонну, с шипением втянув воздух сквозь стиснутые зубы.

— Цифраль, в чем дело… piczku materinu… — прохрипел тихонько. Люди его застыли без движения, ошеломленно на него глядя.

— Я его включила, Вуко. Сейчас перестанет болеть, это просто программа и, кажется, работает. Попробуй взглянуть.

Он отнял ладонь от глаза, нервно смаргивая, словно запорошил его пылью.

— Perkele saatani vittu!.. Что оно такое?!

— Так оно проще всего, — призналась феечка покаянно. — Просто взяла из памяти.

Он видел мир отчетливо, но в странных цветах, среди которых доминировали оттенки красного, словно отсвет пожара. То тут, то там вспыхивали невидимые невооруженным глазом сияющие линии, потеки и тропинки. Следы сапог на улице, следы ладоней и пальцев на стенах и колоннах, какие-то пятна, словно брызги флуоресцентной краски. Он видел остатки магических воздействий, активную «звездную пыль», но этого он ожидал, это должно было появиться. Не предполагал, что станет смотреть на мир сквозь панель управления. Сквозь рамку вокруг поля зрения, украшенную разнообразными символами и надписями. Сбоку был столбик указателя, похожий на стеклянный цилиндр, на одну треть наполненный фосфоресцирующей жидкостью. Стилизированные под готику горящие буквы гласили: «МАГИЧЕСКАЯ ПЫЛЬ». Внизу сияющая точка означала светящиеся шары, которые все еще оставались в его карманах, вдоль левой грани был вертикальный ряд пиктограмм, представляющих собой расставленную ладонь, огонек, молнию, факел, пару кошачьих глаз и лупу. Что хуже всего, в центре висело нечто, похожее на прицел.

— Если такое вот останется навсегда, — заявил он мрачно, — я с башни брошусь. Как так можно? Что за инфантильная ерунда?

— Тебе уже лучше? — спросил один из воинов в капюшонах, присевших во тьме.

— Идем, — сказал он коротко.

Шарик замер на месте, вибрируя и словно ожидая его. Когда он оттолкнулся плечом от колонны, тот резво покатился вперед.

Через очередной узкий проулок, поднимающийся рядами ступеней, среди черных ходов, машикулей и навесов. Маркер катился ровнехонько по бледной, чуть видной цепочке следов.

А потом отыскал приклеившиеся к стене неприметные ступеньки, ведущие на короткую галерею под крышей, и стал, подскакивая, как мяч в фильме, пущенном задом наперед, по ним подниматься.

Ржаво отливающие следы вели наверх и были бледны и чуть заметны, что могло означать: они довольно стары. И было кое-что еще. Растяжка, поставленная поперек ступени примерно посредине, Вуко видел ее как раскаленный луч лазера, а это означало, что она имеет нечто общее с магией. Подошел ближе, и тогда над рубиновой ниткой вдруг выросла назойливая помигивающая неоновая стрелка.

— Цифраль, убери это немедленно, а то я за себя не отвечаю, — процедил он. — Вижу.

Натянутая нитка была тонкой, но казалась крепкой. Одним концом привязана была к балясине поручней, а второй — продернута сквозь петельку из изогнутого, вбитого в стену гвоздя, и уходила выше, к ушку обычного глиняного кувшина, стоящего в стенной нише. Как раз над головой того, кто задел бы растяжку.

Нитка была окрашена черным, и никто с нормальным зрением и шанса не имел ее увидеть. Драккайнен вынул мел, светящийся, как фосфор, раздавил кусочек, перехватил нитку у стены, а потом пальцами протянул в сторону балясины, натирая ее светящейся субстанцией. Показал это остальным, после чего осторожно переступил.

Вокруг стоящего в нише кувшина поднимались сияющие незаметные полосы, сплетаясь во фракталы и облачка легкого дыма. К тому же вся инсталляция издавала жужжащий звук на границе слышимости, который скорее отдавался в зубах, чем был действительно слышен. Вуко решил, что именно так ему сейчас видно заклинание, но не собирался проверять, что оно сделает при активации.

Протянул руку к двери, но остановился. Рядом с навесом арки в стене находилось островерхое окошко, заросшее гладью шестиугольных хрустальных пластинок.

Его люди уже прокрались на лестницу и балкон и сбились в ряд, прижавшись к стене. Он остановил их жестом и попросил дать себе копье. Сложил его, а потом легонько толкнул в раму окна и заглянул внутрь.

Внутренности помещения перед его пылающим огнистой краснотой, распознающим магию оком не тонули в полнейшей темноте: его пересекала сеть сияющих рубиновых линий, словно вдоль стены с дверью поставили лазерные датчики, а потом внутрь запустили пар. Что-то даже пританцовывало вдоль лучей, как освещенные солнцем пылинки. Вот только это не могли быть ни лазеры, ни пар. Некоторое время он анализировал положение раскаленных линий, рисующих хаотические, зигзагообразные стежки между потолком, дверью и стенами, которые напоминали следы обезумевших рикошетов, а потом решил, что можно войти через окно — но осторожно, чтобы не зацепить правой ногой уходящий косо в пол луч, и сразу уйти влево, вдоль стены, не делая и шага вперед. И не стоило слишком широко отворять окно или опираться о раму ладонью.

Он жестами отдал приказ своим людям, чтобы ждали; сплел пальцы до щелчка в суставах и скользнул внутрь. Чувствовал себя, словно при исполнении циркового номера, где надо проходить между струнами рубинового огня и изгибаться, как в идиотском танце. Несколько боковых шажков, присел, развернулся, встал, сделал шаг назад, откидывая тело так, словно проходил под невидимой перекладиной, потом наклонился и сделал шаг в сторону.

Ни за что не зацепился и встал внутри, за границей путаницы охранных лучей, которые теперь отделяли его от стены с дверью и окном. Был вообще не уверен, что сумел бы повторить всю эту эквилибристику задом наперед, чтобы выйти.

По крайней мере, он был внутри.

Пару секунд он восхищенно смотрел на геометрический стежок из пылающих нитей, оплетавших вход и стены сетью огненного паука. Был еще пучок нитей, что выстреливали из узловых точек вглубь помещения и стягивались к одному месту. Лучи эти сходились на груди оскалившегося трупа, сидящего на стуле, — словно символизировали благословение, вытекающее из его сердца.

Труп был довольно старым и высохшим, напоминал скорее мумию, потому в комнате не воняло. Вставала только легонькая отдушка гнили, придавленная тяжелым ароматом сожженных трав и благовоний.

Мумию усадили на простой деревянный стул. Сидела она, чуть склонив голову, глядя мутными, словно наполовину срезанными белками на дверь и сжимая в зубах круглую морскую гальку, а лучи шли от сердца к стене и входным дверям, где начинали прыгать зигзагами, создавая лазерное плетение.

Камень во рту трупа был довольно большим, размером со среднюю картофелину, и, похоже, была проблема воткнуть его в челюсти, не сломав зубов. И все же он там торчал. Растянутые губы были зашиты куском проволоки, словно жутким намордником. На коже видны ржаво-бурые пятна засохшей крови — следовательно, сделали ему это при жизни.

В месте, куда сходились лучи, медленно клубился легкий, зеленовато-просвечивающий фрактал заклинания, словно дух цветка, сотканный из дыма и тумана.

Вуко осторожно присел и только тогда заметил за медленно вьющимися полосами сверкания на худой груди трупа амулет. Тонкая металлическая цепочка и круглая подвеска с узором, что напоминал два сплетенных полумесяца. Лучи пересекались на нем, погружаясь в мерцающий фрактал, окружающий символ.

Драккайнен потянулся за спину, вынул копье, раскрутил его посредине, регулируя длину древка, а потом надел наконечник.

Встал сбоку и с ощущениями, словно он копается отверткой внутри бомбы, протянул копье в сторону покойника. Заметил еще, что сидящий держит в каждой руке неприятное на вид оружие с серповидно изогнутым клинком.

Он облизнул губы и повернул наконечник горизонтально, очень аккуратно приблизил его к самой коже трупа, чтобы не зацепить ни одну из световых нитей, а потом всунул его под цепочку амулета.

Замер на миг, сделав несколько вдохов ибуки, и очень осторожно приподнял подвеску, чувствуя, как стекает пот под его кольчужным капюшоном, особенно на затылке и за ушами. Изо всех сил пытался игнорировать цветную панель, обрамляющую его поле зрения: на той что-то мигало, а еще был проклятый прицел посредине.

— Perkele, пригаси это говно, Цифраль, — процедил он, закусив губу.

Символ стрелки потемнел, а потом ушел с точки фокусировки, волоча следом за собой помаргивающий светящийся туман. Прицел сжался до точки, а указатели на панели перестали вести себя как обезумевшие.

Световые струны в помещении заморгали и погасли.

Драккайнен едва не крикнул, сам не зная, чего именно он ожидал: взрыва или тревожной сирены.

Амулет пошел вверх, окруженный трехмерным вьющимся нимбом, раскачиваясь на наконечнике копья, — и тут раздался громкий железный грохот.

Вуко снова нервно вздрогнул, но не упустил амулет, хотя едва с тем справился.

Оба серпа валялись на полу, там, где упали, выскользнув из мертвых пальцев, а голова покойника упала на грудь, чуть покачиваясь из стороны в сторону.

Он отвел копье как можно дальше от трупа, нашел столик, отодвинутый под стену, и осторожно дал ожерелью соскользнуть с наконечника на столешницу.

Ничего не случилось, только нимб вокруг подвески словно бы лениво шевельнулся, а фрактал сократился и слегка угас.

Вуко махнул копьем перед сидящим на стуле покойником, а потом перед дверями и еще раз внимательно их осмотрел, ища другие растяжки, нитки, хитро привешенные между ручкой и косяком двери, или воткнутые в щели комочки воска, что указывали бы, что дверь открывалась — но не нашел ничего.

Вынул из кармана три светящихся шара и бросил их на пол в разные места комнаты, освободив достаточно зеленоватого света, чтобы внутри можно было читать.

Осторожно открыл дверь, впустив внутрь ледяной ветер, свистнул негромко.

Его люди скользнули внутрь по одному и разошлись по комнате, напряженные, с мечами в руках.

— Этот мертв, — вполголоса произнес Драккайнен. — И уже давно. Кто-то посадил его здесь и наложил проклятие песней богов. У него был амулет, как-то соединенный с дверью. Если бы мы просто ее открыли — что-то произошло бы. Что — не знаю, но этот бедолага сидел с мечами в руках и словно таращился на дверь, потому, полагаю, восстал бы из мертвых, чтобы на нас напасть. Кто-то слышал о подобном?

— Многие, кто плавал в Амистранд, хотели добраться до сокровищ в гробницах старых королей, — сказал Спалле. — Случаются там такие курганы из больших каменных блоков, особенно в пустынях. Стоят очень давно, и люди рассудительные давно бы их разорили, но амистрандинги боятся к ним даже подходить, твердят, что стерегут их мертвые стражники. Некоторые из наших пытались туда войти, и мало кто возвращался, так что остальные подрастеряли такое желание. Думаю, что речь о чем-то таком вот, и хорошо, Ульф, что ты снял заклинание.

— Один труп — всего лишь один, пусть бы и был он сильным, — сказал Скальник.

— Непросто убить того, кто уже умер, — столь же философски заметил Грюнальди.

— Живой или мертвый, а разруби его на кусочки — что он тебе сделает?

— Все так говорят, — кивнул Последнее Слово. — Пока не приходится бегать с башкой упыря, вцепившейся в жопу.

— Полагаю, тут сокровищ нет, — заметил Кокорыш. — Тогда зачем его посадили?

— Тут кто-то живет, — пояснил Драккайнен. — И он любит спокойствие. В этой комнате нет ничего, только этот покойник, стол и стул, а потому думаю, что живет он дальше, за теми дверьми. Боже, еще одни двери.

На этот раз не было слишком изысканных ловушек — просто нитка поперек дверного косяка, примерно на высоте пояса. Как и на ступенях, была она зацеплена петелькой за гвоздь, продернута сквозь ушко на другую сторону и вела вверх. Вуко четко видел ее, а потому без танцев с бубном просто отвязал и вошел внутрь с мечом в руках.

Нитка вела к нише над дверью, в которой стоял еще один глиняный кувшин.

— Как-то неохота мне проверять, что там в тех кувшинах, — заявил Вуко. — Что-то мне подсказывает, что там точно не вода.

В комнате было трехстворчатое окно, выходящее во внутренний дворик, окруженный галереями, посредине же дворика — колодец.

Внутри было довольно тепло, похоже, раскупорили отверстия в полу, из которых шел теплый воздух из вулкана. Подле окна стоял стол — три доски, поставленные на распорки, словно забранный из таверны, грубый табурет и набитый соломой матрас на полу со свернутым в рулон шерстяным одеялом.

— Ничего не трогайте, — предупредил Драккайнен. — Если мы никого не найдем, не хочу, чтобы знали, что мы тут были.

— Если это тот, о ком я думаю, — заметил Спалле, — то все равно поймет.

Вуко не ответил. Исследовал комнату. Принес сюда светящийся шар из помещения, в котором сидел привратник-зомби, высясь на своем стуле обессиленно и печально; сделалось светлее, но свет этот ложился только на пустое подворье: его контролировал Спалле. Двери стояли открытыми настежь, Вуко отослал Кокорыша, чтобы тот страховал стражника и контролировал пустую, тонущую во тьме улочку и ступени.

Стол под окном и деревянная табуретка. На столе три дешевые глиняные масляные лампадки, которые можно купить за гроши в любой лавке. Непрошеный жилец не желал использовать газовую лампу, которую можно было найти в любом помещении Ледяного Сада, — или решил, что слишком яркий свет совершенно ему не нужен. А может, устройство нужно было специально запускать, заселившись в квартиру, — открывать какой-то затвор, чтобы разблокировать или включить — и тем самым обратить на себя внимание. Потому он сидел при слабых огоньках, за невыделанным столом, имея сбоку трехстворчатое окно с видом на пустой двор, где не появлялись даже духи. Загаженные чайками и какими-то горными птицами каменные балюстрады и колоннады, базальтовые плиты и дыра колодца.

На столе, кроме расставленных рядком лампадок, не было ничего. Как и под столом. В каменной стене находилась полукруглая ниша, в которую вставили одну полку из доски. На полке стоял еще один кувшин, на этот раз не отдающий никакой магией и не снабженный никакими нитями или растяжками, а внутри была жидкость, похожая на воду. Рядом в суровом монастырском строю стояли тарелка, глиняная миска и поставленный внутрь кубок с воткнутой деревянной ложкой и какой-то лопаткой такого же размера. Посуда была обычной, самой дешевой, какую подавали в тавернах в Саду и использовали в гарнизоне стражи. Коричнево-рыжая, из матовой терракоты, с простым узором, выдавленным по краю и на дне при помощи металлического штампа. У стражников, согласно уставу, это было изображение дерева, а тут — просто плетеный абстрактный орнамент. Мидгардовский аналог одноразовой посуды — утварь анонимная, дешевая и нераспознаваемая. Деревянная ложка могла происходить из любой лавки или из бесплатной кухни и с тем же успехом могла быть самоделкой. На полке стоял еще кувшин масла — обычной, дешевой местной смеси, припахивающей рыбой, которую делали из жира морских тварей и растительных выжимок, чтобы заправлять лампы. Еще стояла здесь простая деревянная коробочка, в которой был сверток фитильков, кремень и железное кресало.

— Едят они, наверное, в городе, — решил Драккайнен.

Осторожно ощупал постель, но, кроме не слишком свежей, раскрошившейся соломы из чего-то, похожего на камыш в полотняном мешке, и шерстяного одеяла, достойного городской кутузки, не нашел ничего. Пол, как и всюду в Саду, был единой базальтовой плитой, а потому можно было и не мечтать о подрезанных досках и тайниках. В боковой стене была еще одна прорезь, ведущая в небольшую нишу с базальтовой ванной, сухой, поскольку, хотя в стене хлюпала вода, отверстия-крана не было; оказался тут также квадратный каменный сундук на полу с овальной дырой наверху, напоминавший римский туалет. Было здесь каменно, тесно и пусто.

— Теряем время, — заметил Грюнальди.

— Ага, — ответил Драккайнен. — Да и с чего бы напрягаться? Мы просто нашли прекрасно спрятанный храм, укрытый в самом сердце пустого квартала города, за неисчислимыми дверями, снабженными хитрыми магическими ловушками, охраняемыми дрессированным зомбака в качестве системы тревоги, и все, чтобы иметь возможность посидеть за старым столом и в тишине употребить принесенную с собой кашу, напиться воды из кувшина, а когда настанут сумерки, высечь огонь и зажечь три масляные лампы, а потом таращиться в их пламя, пока не придет время идти спать на мешке старого камыша.

— Но что делать, если и правда ничего другого тут нет?

Драккайнен глянул на товарища единственным своим открытым глазом, в котором переливался багровый огонь, словно пузырь кипящей юшки.

— Они хотят, чтобы так мы и думали, — сказал тоном профессионального параноика.

— А что такое «зьомбарк»? — капризно спросил Спалле.

Вуко проигнорировал его, присматриваясь огнистым своим глазом к комнате.

— Давайте шар, — заявил. — Время спросить у шара.

Маркер застучал по полу, подталкиваемый легкими пинками. Они доверяли Драккайнену, позволяли ему использовать магию, шли за этим бильярдным шаром, которого коснулась песня богов, но руками его касаться не собирались. Драккайнен поднял шар, в котором едва помаргивала уже красная искорка, и выпустил на него каплю жидкости из флакона. Шар раскалился, словно уголек в стекле, а Ульф повторил шепотом заклинание и осторожно опустил его на землю.

Бильярдный шар некоторое время стоял неподвижно, а потом завибрировал и медленно покатился вперед. Двигался он рваными рывками, словно железный шарик, передвигаемый по столу с помощью помещенного под низ магнита. Все вместе напоминало дешевый фокус и отдавало ярмаркой.

Шар двигался по кругу, словно принюхиваясь к углам комнаты. Разведчики тревожно отступали с его пути, словно он был ядовитым или и вправду раскаленным. Он же обкатил комнату по кругу, потом вернулся к терпеливо ожидавшему Драккайнену и неуверенно навернул кружок вокруг табурета. Разведчик подхватил тот, перевернул вверх ногами и положил на крышку стола; ничего существенного не нашел, потому вынул нож и обстучал сиденье торцом рукояти. Несколько раз перевернул табурет, внимательно присматриваясь к конструкции, потом осторожно выбил сбоку деревянный шкворень, и сиденье в его руках распалось на две половины, высвобождая короткий стилет с костяной рукоятью, спрятанный в деревянных ножнах. Драккайнен высунул его до половины, с отвращением скривился и спрятал — раздался щелчок.

— Стеклянный, — заявил. — Dobrodoszli. Похоже, мы дома.

— Яд жаловицы? — спросил Грюнальди.

Вуко кивнул.

— Я знал, — рявкнул Спалле. — Я знал. Как этот гадский гад сюда добрался?

— О ком вы говорите? — спросил Кокорыш.

— Амистрандская сволочь по имени Багрянец, — пояснил Грюнальди. — Ловкий, как змея, и такой же ядовитый. Шпион владык Амистранда и Песенник, чтоб его чума взяла. Мы уже однажды встречались. Думаю, именно он тут и живет.

— Пока что мы нашли только странный кинжал, спрятанный в стуле. Наверняка такой есть не только у него.

— Это редкое и дорогое оружие. Происходит с Юга, и им пользуются тайные убийцы. Клинок стеклянный, к схватке непригоден. Но если всадишь его в кого-то, кто такого не ожидает, он ломается и выпускает яд, который убивает — и убивает болезненно. Ну еще и это, — Вуко указал на полку.

— Миска? Кубок? Ложка?

— В кубке, рядом с ложкой.

Скальник потянулся к полке и достал деревянные щипчики, торчащие рядом с выточенной ложкой. Две плоские поверхности длиной с ладонь, соединенные с одной стороны как бы кубиком. Конец одной планки был заострен, второй — надрезан, создавая нечто похожее на вилку.

— Что это вам напоминает?

— У Филара есть точно такая же, только металлическая.

— Южане этим едят, — догадался Грюнальди. — Нормальным людям хватает пальцев, ложки и ножа. Есть щипчиками — значит, амистрандинг. Стилет с ядом жаловицы — значит, тайный убийца. Причем не какой-нибудь. Умелый. Сколько таких кружит в окрестностях? Вот только каким образом шар его нашел?

— Он чувствует песни богов. Как видно, стилет имеет с этим что-то общее. Не вижу заклинания, но яд немного светится, а значит, он слегка подкручен магией.

— Оставишь его?

— Я бы предпочел, чтобы он не понял, что мы тут крутились.

— Все равно узнает. Надо забрать эту штуку. Лучше, чтобы ее у него не было.

— Один он использовал, чтобы убить Вяленого Улле, — заявил Спалле. — Если было у него два, то наверняка есть и еще. Так ты его не разоружишь.

Вуко вздохнул, отложил стилет на место, снова собрал табурет и отставил его в сторону, как было.

— Это не может быть все, — заявил он. — Стилет в табурете был на тот случай, если бы кто-то застал его врасплох, пока он сидит над этой своей кашей.

Он дохнул на маркер и снова отпустил его на пол. Биток задрожал, а потом покатился вперед, прямо в темное отверстие проема в ванную.

— Твой мячик хочет в уборную, — заметил Грюнальди.

— Тогда мы следом.

Отдельная комнатка-ванная была небольшой, тесной и пустой. Они не нашли там ничего, кроме базальтовых стен, «пальмового» свода, каменного прямоугольного сиденья, умывальника и маленькой ниши-ванной в стене. Когда они внесли все шары, сделалось светло — даже излишне, — но, кроме этого, не удалось заметить ничего необычного. Выслеживающий шар катался туда-сюда вдоль унитаза.

— Хочешь вверх? — спросил Драккайнен и осторожно поставил его на каменную плиту. Биток завибрировал, а потом уверенно катнулся вперед и исчез внутри.

Через мгновение что-то глухо стукнуло внизу.

— Нет! — заявил Спалле. — Только не это. Отказываюсь.

Вуко пожал плечами, потянулся за спину и вынул свой незаменимый инструмент. Взглянул на Коко-рыша, который нес перевязи с дополнительным оборудованием, и смонтировал на концах телескопического древка тупую, чуть закругленную насадку, а на другом конце загнутый под прямым углом наконечник, собирая сложный лом.

Плита с дырой, заслоняющая отхожее место, как оказалось, лежала свободно, а потому ее легко можно было бы сдвинуть.

— Я тоже надеюсь, что ты хочешь всего лишь получить назад свой шар, — заметил Грюнальди. — Я не привык нырять в отхожие места.

— Полагаю, как и наш противник, — сказал Драккайнен, встряхивая светящийся шар и склоняясь над дырой. — Тут сухо. Туалет не используется. Веревку.

Привязал веревку к середине древка и сбросил ее вниз, почти сразу услышав удар сложенной бухты о каменный пол. Бросил в дыру два светящихся шара и полез внутрь.

Снизу долетело несколько легких шелестов, скрежет каблука о камень, усиленный в пустой трубе, а потом установилась тишина.

Они ждали.

А потом ждали еще.

— Что теперь? — спросил Спалле.

— Теперь сидим тихо и ждем, — сдавленным голосом рявкнул Грюнальди.

Они и ждали, прислушиваясь, но внутри каменного клозета не доносилось и шелеста.

Они стояли, сбившись вокруг отхожего места, в зеленоватом полумраке угасающих шаров, когда вдруг изнутри высунулись руки, ухватились за древко и за край отверстия. Мужчины нервно отскочили, хватаясь за оружие, но из дыры в камне вынырнула голова и туловище Драккайнена, а потом и весь разведчик.

— Чисто, — выдохнул. — Есть проход в помещение этажом ниже. Спускаемся. Сперва Грюнальди, потом остальные, я последним. Тут нужно все закрыть и поставить ловушки, как было.

Он отозвал стражников и послал их в ванную комнату, а сам вошел в первое помещение.

Зомби так и сидел, сгорбившись, на стуле, с бессильно опущенными руками и свешенной головой. Когда забрали световые шары, в помещении, виденном кровавым глазом, сделалось почти темно, единственный свет — синий и дерганый — отбрасывал лежащий на столе амулет. Повисшие вокруг него полосы и щупальца теперь уже меньше ассоциировались у Драккайнена с цветком или с неким морским, планктонообразным существом, желеобразным и светящимся, дрейфующим в мрачных глубинах. Это было нечто, чего никто, кроме него, не видел, — визуализация заклинания — и все же этот призрачный свет отбрасывал отблески на стены и потолок, вызывая движущиеся тени.

Что хуже, он смотрел только одним глазом, а потому утратил стереоскопический эффект. Он видел все плоско и потому не слишком-то точно мог оценить расстояние, а тут нужно было оставаться предельно точным.

— Цифраль, эта панель мне мешает. Я и так едва вижу, — процедил вполголоса.

— Она часть всей программы. Лучше бы тебе научиться ее использовать вместо того, чтобы игнорировать. Это должно помочь тебе овладеть магией.

Он осторожно вытянул копье, снова снабженное листовидным наконечником, и осторожно всунул его под цепочку, закусив губу.

— А что за значки вокруг? Воспоминания милого детства о консольных играх?

Он поднял подвеску, зажав древко под мышкой, а второй рукой выковырял из Ольстера меч вместе с ножнами.

— Уровень состояния справа показывает, сколько у тебя еще осталось… Скажем так, «магического глаза». Прежде чем все закончится, тебе придется закапать еще раз, хотя это и может оказаться опасным.

Он подождал, пока амулет перестанет раскачиваться, и сунул под цепочку конец ножен. Располагая одним только глазом, это было очень непросто.

— Слева у тебя приготовленные заклинания, которыми ты уже вроде бы овладел. Пирокинез, телекинез, остановка времени, щит, визуальная прекогниция, мантоскопия…

— Эти названия ты сама придумала или откуда-то взяла? Звучит как каталог психических расстройств.

Медленно, осторожно он развел в стороны копье и ножны, расширяя цепочку, и медленно перенес амулет к склоненной голове трупа.

— Если хочешь, можешь назвать все это по-другому, — ответила она сварливо. — Можешь их активировать для моментального использования или держать в готовности. Это сбережет тебе время на концентрацию.

Он не ответил, передвигая растянутую цепочку все ниже, пока не дотронулся ею до черепа трупа.

Острием копья придерживал амулет, а кончиком ножен сдвигал цепочку в сторону затылка и шеи. Потом чуть опустил оба инструмента, так, чтобы звенья ослабились и опустились на голову мертвого стражника. Чувствовал крупные, холодные капли пота, что стекали по лицу, щекоча кожу, как лесные мурашки. Одна повисла на кончике носа, вторая стекала по переносице, а следующая, увы, скользнула по брови, готовясь в любой момент стечь кислотной струйкой в единственный действующий глаз.

Цепочка соскользнула, но — естественно — зацепилась за уши. Вуко сдержал дыхание, заморгал, желая сбросить проклятую каплю пота с век, и долгий, раздражающе бесконечный момент манипулировал кончиком ножен. Потом цепочка с легким бряцанием упала на шею стражника, и Драккайнен осторожно убрал меч, оставив только наконечник копья, который держал амулет с вьющимся вокруг него полипом заклинания.

По-самурайски сунул меч за пояс, несколько раз вздохнул, слизнул соленую каплю с губ и опустил амулет на грудь покойника — а потом отскочил, приготовив копье для удара.

Цепочка снова тихо брякнула, медальон упал на грудь покойника, а фрактал ожил, крутящиеся ленты и полосы засветились сильнее, рисуя на стенах блуждающие отблески, появилось и яркое свечение, которое словно бы впиталось в грудь трупа.

Зомби медленно поднял голову, с камнем, втиснутым в челюсти, и все такими же мутными глазами несвежей рыбы, как и раньше, и оперся о спинку стула.

Драккайнен стоял, замерев в боевой стойке, на присогнутых, напряженных ногах, а мозг его работал, как артиллерийский компьютер, складывая последовательности ударов, движений, уходов, уколов — словно бы одновременно играл несколько партий в шахматы.

Но стражник сидел неподвижно, не поворачивал голову и не поднимался со стула. Амулет на его груди покачивался все медленнее, фрактал заклинания тоже пульсировал все слабее.

А потом сидящий труп вдруг шевельнул руками. Ладони его принялись сжиматься в кулаки, перебирая пальцами так, словно те были одарены независимой волей — шевелились, словно нервные осьминожки.

Один безумный миг Вуко прикидывал, не подсунуть ли под руки серпы, но решил не рисковать. Туловище трупа вдруг накренилось медленным, механическим движением, заставляющим вспомнить японские заводные игрушки, одна ладонь коснулась рукояти, потом вторая, клинки заскрежетали по полу, и труп распрямился, сделался неподвижен, воткнув взгляд в дверь.

Медальон внезапно выстрелил пучком лучей, которые и вправду отразились от углов и граней стен, снова сплетаясь в сеть рубиновых лучей.

И все стало неподвижным.

Драккайнен подождал, а потом осторожно шевельнулся, все еще готовый выстрелить серией ударов и уколов, но охранник не двигался, упершись мутным взглядом в дверь.

Наконец Вуко выпрямился, с таким чувством, будто у него лопнут напряженные мышцы, и вышел спиной из комнаты, все время целясь копьем в спину сидящего.

Закрыл дверь, снова осторожно поставил растяжку поперек короба и мысленно еще раз вспомнил все ловушки.

В ванной сдвинул на место плиту, проверил, поместится ли он сам в отверстии, и оказалось, что нет. Тогда он сдвинул плиту частично, положил копье под отверстием, после чего перебросил сложенную напополам веревку, привязав один конец к штифту, второй проплел сквозь отверстия спусковой «восьмерки» и скользнул в темноту отхожего места, протискиваясь в щель рядом с плитой. Спустившись чуть ниже, заблокировал себя, расперся спиной и ногами в тесной трубе, передвинул плиту над головой и спокойно съехал вниз. На половине пути толкнул ногой в стену и попал в тесную дыру, что вела в ванную этажом ниже. Там дернул второй конец веревки, вырывая штифт, и сунул руку в канал, чтобы поймать падающее копье, прежде чем то ударит о камни и наделает шуму.

Его люди сидели под стенами, терпеливо ожидая его в темноте.

Драккайнен присел на расшатанном и оббитом унитазе, свертывая веревку в удобную, тесную бухту, тяжело при этом дыша.

— Есть у кого вода? — спросил.

* * *

В помещениях внизу расположение комнат было другим, чем этажом выше, но здесь они не нашли никаких ловушек. Но все равно Вуко входил первым, осторожно, проверяя все своим пылающим глазом.

Посредине стоял стол, другой, чем этажом выше, каменный и массивный, выросший, похоже, из пола вместе со всей остальной комнатой, под стеной был очаг, а вокруг — наскоро сбитые из необработанных досок полки, заставленные глиняными и стеклянными сосудами, на стойке с горизонтальной жердью рядком висели одежды, с вбитых в полки крючков свисали пучки трав и водорослей. Все это напоминало мастерскую алхимика или аптекаря. В воздухе воняло гарью, смешанной с тяжелым запахом трав, благовоний и словно бы уксуса с карбидом. Вокруг некоторых сосудов виднелся проблеск и лениво вьющиеся полосы заклинаний, но ничего не пылало предупредительно-рубиновой краснотой.

— Осмотримся, — обронил Вуко. — Каждая вещь, которую вы берете в руки, должна потом оказаться в точности на своем месте.

Пепел в камине был холоден, но где-то в глубине его все еще ощущалось легкое остаточное тепло. Огонь погас где-то сутки назад.

Драккайнен подозрительно оглядел стоящее перед столом седалище — простое деревянное креслице с гнутыми ножками, а когда осторожно присел, ощупал столешницу снизу, потом потряс световым шаром и проверил все еще раз.

На столе стояла металлическая баночка с фитилем, которая напоминала чем-то примус или переносную печку, деревянная коробка с косо заостренными тростинками со следами какой-то туши, керамические мисочки, фаянсовая ступка с пестиком, несколько бутылок и банок из толстого стекла, железные щипцы, украденные, должно быть, у кузнеца, миска, полная таинственных комочков и кусков минералов, небольшой медный алембик, острый стилет.

— Одежда так себе, — вынес вердикт Спалле, поднимая полу испятнанного и кое-где протертого суконного плаща.

— Таки должно быть, — ответил Драккайнен. — Это маскировка. Наверняка найдешь здесь и яркие, которые должны привлекать внимание. А потом достаточно сбросить такое — и уже не заметишь его в толпе.

Среди плащей и накидок были самые разные: разной степени обтрепанности, побогаче и победней, но все были лишены каких-либо характерных элементов, не было на них никаких сложных украшений, вышивок или узоров. Используя представленный тут гардероб, можно было переодеться в купца, портового оборванца, типичного воина с Побережья или чужеземца из не слишком известных здесь стран.

В углу помещения, в простом деревянном сундуке, лежали три комплекта одежд замковых стражников вместе с капеллинами, поясами и туниками со знаком дерева.

— Осторожней с теми банками. Большая часть — яды или ошеломляющие субстанции, — сказал Вуко, осторожно принюхиваясь к содержимому бутылки, заткнутой стеклянной пробкой. — Или у нас тут отравитель, или исключительно жадный к приключениям наркоман.

Очередной стоящий в стороне стеллаж из связанных ремнями посохов, с полками из досок, предназначался для оружия, но того было немного, и выглядело оно совсем не представительно. Снова несколько баночек с бурой субстанцией густоты меда, развернутый кожаный пояс с рядом небольшим кинжалов для метания — каждый клинок с зазубринами, измазанный липкой мазью; комплект узких, как иглы, наконечников стрел — и других, плоских, листовидных, со скверно надрезанной поверхностью, видимо, затем, чтобы ломаться в ране; ножи, похожие на кукри, с рукоятью, обернутой ремнем, но с клинком странной формы, полным отростков, крюков и шипов.

— Один из его людей там, в доме Вяленого Улле, вышел против меня с чем-то таким, — кивнул Вуко.

— А трость наверху похожа на тот посох со скрытыми клинками, который носит Филар, — заметил Грюнальди, указав на палку из выглаженного темного дерева, в нескольких местах окованную латунными кольцами.

— Он называет это «посохом шпиона», — подтвердил Драккайнен. — Словно кому-то еще не хватает доказательств, с чем мы имеем дело.

Вуко подошел к одной из полок, тщательно ощупал конструкцию, встряхнув ее, а потом принялся обстукивать хребтом ножа.

— Что ищешь? — заинтересовался Спалле.

— Не знаю, — ответил Драккайнен. — Узнаю, когда найду.

Присел, проверяя нижние поверхности досок, исполняющих роль полок, ощупал швы плащей, висящих на жерди, обстучал креслице, дергая его за все подряд. Ножка одной из полок его заинтересовала. Не понравился звук, который та издавала при обстукивании, к тому же жердь, из которой она была сделана, оказалась потолще остальных. Полки были сделаны из соединенных затесами и связанных ремнями жердей и походили на нечто вроде сужающихся кверху лестниц. Между ними, упираясь в как бы ступеньки, стояли полки из досок, придавая всей конструкции устойчивость. Вуко приказал двум своим людям держать полку, а сам присел у ее опорной ноги, крутя ее и обстукивая ножом.

— Хоп! — сказал вдруг и отсоединил фрагмент «ножки», который оказался срезанным наискось и пустым внутри, будто бамбук. Даже после демонтажа вся конструкция не выказывала склонности к тому, чтобы свалиться, — вес, вероятно, распределился на другие опорные точки.

Внутри деревянной емкости находились туго скрученные рулоны бумаги, похожей на чертежную кальку и слегка на рисовую бумагу.

Часть ее была чистой, просто оставленной для записей. Может, были у нее какие-то особенности, а может, здесь, в нижних районах, сложно ее купить. Но несколько листков было покрыто бисерным, четким почерком и — совершенно не известными Драккайнену буквами. Также он нашел рисунок, путаницу тонких, словно волосы, линий, в которых он увидел часть крепости с высоты птичьего полета, испещренную маковыми зернышками пояснений, сделанных теми самыми значками, состоящими из полумесяцев, кругов и крючков. А еще несколько вполне профессиональных набросков, представлявших портовые укрепления вместе со схемами механизмов, поднимающих цепь, что закрывала вход в порт, и каких-то ощетинившихся шипами конструкций.

Он разложил бумаги на столе в том порядке, в каком они находились в рулоне, после чего прижал их разными предметами, чтобы не сворачивались.

Еще раз заглянул внутрь емкости, нахмурился, тряхнул ее, потом перевернул и стукнул о стол. Изнутри выпал золотистый кружок размером примерно с подставку под кружку. Был плоским, вырезанным из чего-то похожего на латунь, состоял из трех концентрических кругов, одного в другом, покрытых мелкими знаками таинственного алфавита.

— Золото? — заинтересовался Грюнальди, бросив скептический взгляд поверх разложенных на столе свитков.

— Это лучше, чем золото, — ухмыльнулся Вуко, крутя свою находку в руках и вращая кольца. — Это шифровальный инструмент. — Глянул на их лица и вздохнул. — Позволяет написать сообщение на тайном языке, которого не прочтет никто, кроме того, у кого есть нечто такое вот и кто умеет его использовать.

— А зачем? Кто умеет читать чужеземные знаки? Даже наши не всякий знает.

— Есть такие, кто знает. А он хочет быть уверенным, что то, что написал, доберется только до того, до кого нужно, — ответил Драккайнен, не чувствуя сил пояснять все сложности работы разведки.

Положил шифровальный ключ на стол и накрыл его одним из чистых листков бумаги, а потом вынул палочку сухой туши и принялся осторожными движениями втирать краситель в бумагу, передвигая палочку.

— А теперь что делаешь?

— Теперь делаю копию. На бумаге будет точный отпечаток, а как вернемся, то сделаем себе точно такой же круг. Таким образом, если перехватим его письма, то сумеем их прочесть.

— А зачем, если скоро его возьмем?

— Потому что мы прочитаем их и пошлем дальше, туда, куда они должны были попасть, дурачок, — пояснил Грюнальди. — Будет там написано, что ты ходишь в отхожее место всегда на восходе солнца, и те будут так думать, когда устроят на тебя засаду. Но ты будешь знать, когда они придут, и еще раньше устроишь засаду на них.

— Позже, — сказал Драккайнен. — Объяснишь ему это позже. Осмотритесь и ищите дальше, но молчите. Теперь мне нужно немного посидеть в тишине.

Он еще раз проверил креслице, особенно с точки зрения всяких острых отравленных неожиданностей, прижал его ногой, наконец осторожно присел, положил руки на каменную столешницу и посмотрел на разложенные бумаги.

— Когда-то я такое умел, da piczki materi, — проворчал. — Цифраль, я должен это скопировать. Запомнить, сфотографировать на сетчатку, что угодно.

— Будет несложно, у тебя есть магическая пыль в глазу, и ты не желаешь манипулировать внешней материей. Сосредоточься и захоти этого как можно сильнее, а потом выругайся.

Он некоторое время сидел с закрытыми глазами, опершись ладонями о край стола, дышал ритмично, а потом открыл пылающее рубиновое око и вздохнул, увидев стол, обрамленный высвечивающейся ему рамкой.

— Ладно. Вперед. Jäljennös… perkele kopio!

Сперва он просто всматривался в разложенные перед ним бумаги, стараясь запомнить картинку того, что видел, — чисто графически, как его учили. Пробегал глазами вдоль листков, систематически слева направо и сверху вниз, словно взгляд его был головкой сканера, но не почувствовал ничего, и ему совершенно не казалось, что он помнит картинку, на которую таращится. А тем более не казалось ему, что сумеет что-либо восстановить из этого через пару часов.

Когда смотрел так вот беспомощно в сторону путаницы коричневых, напоминающих засохшую кровь тонких линий и рядов чужих, абстрактных значков, бумага в том месте, на которое он смотрел, вдруг потемнела, словно ее держали над огнем. Вуко замер от страха, глядя, как темное пятно расширяется, окруженное неровным венчиком ползающих красных искр, и медленно, но систематически разливается на весь листок, и все иероглифы и линии начинают пылать яркой краснотой, словно раскалились чернила.

Нитй’сефни беспомощно выругался, видя, как пятно сажи пожирает очередную страницу, зажигая раскаленные ниточки жара в местах, где заостренная тростинка оставила следы сажи.

Он закрыл глаз — и вдруг на изнанке век увидел обе лежащие рядом карточки, покрытые горящим узором, словно выжженным на сетчатке.

Взглянул на стол: обе страницы снова были мелового цвета, покрытые мурашками сепиевых знаков и линий. От обугленности не осталось и следа.

— Ясно, — сказал. — Графическая программа. Однажды из-за такого я попаду в дурку.

Снова прикрыл глаза. След на сетчатке сделался зеленым и уже начал размываться, но Вуко был уверен, что помнит каждую линию рисунка и каждый знак. Хватит просто взять листок и предмет для писания — воспроизведет все в мельчайших подробностях.

Спрятал за пазуху старательно свернутый оттиск шифровального круга, а потом отложил карточки на место и приказал прибраться.

Через пару минут судорожной активности комната выглядела в точности как в тот миг, когда они сюда пришли.

Вуко несколько раз проверил каждую подробность, взаимное расположение всех предметов на полках, каждый предмет мебели, осторожно убрал со стола мельчайшие крошки угольной пыли. Казалось, что комната выглядит как и до их визита, но все равно дурные предчувствия его не оставляли.

Хватит мелочи — невидимой нитки, которую они оборвали, волоса, положенного на предмете, который они взяли в руки, а еще был сворованный кусок бумаги, который нечем было заменить. Багрянец, если это был он, выглядел исключительно умелым и скрупулезным сукиным сыном.

Они перешли в следующее помещение, где снова долго и тщательно проверяли двери, полы и каждый уголок, но пустая комната, видимо, служила лишь складом. Стояли там деревянные сундуки и корзины, главным образом с зерном, корнеплодами и какими-то сушеными овощами, а также банки с таинственными жидкими субстанциями. Из комнат выходили через дверь, закрытую простым скобяным замком, который Драккайнен открыл, а потом закрыл без особых проблем отмычкой. Выход на этот раз вел на крыльцо со стороны внутреннего дворика.

Дождь прекратился, но все еще было ветрено и темно. Только вверху, на мрачном небе, бежали тучи, темные на темном, словно дурные предчувствия.

Выслеживающий шар неспешно двигался вдоль галереи, катаясь по откосам и останавливаясь, словно принюхиваясь, а за ним бесшумно крались невыразительные, словно клочья тени, фигуры.

На каждом углу галерея опускалась несколькими длинными ступенями, а потому через несколько обходов подворья они все же сошли на последний уровень и встали подле колодца посредине двора.

Под стенами лежали слои тающего снега, вода сочилась с крыш и плевалась из сливов, а потом текла четырьмя глубокими канавами, с плеском исчезая под каменной плитой, покрытой отверстиями.

Маркер покатился в ту сторону и остановился, а потом начал описывать круги вокруг стока, словно требуя открыть решетку.

— Придется намокнуть, — пробормотал Драккайнен, вытягивая свое телескопическое древко, и не глядя протянул ладонь Кокорышу. — Поперечный наконечник, — проворчал он.

Крышка стока выросла вместе с остальным замком; она идеально подходила к отверстию, соединенная с ним только тонкой базальтовой оболочкой, как пластиковая отливка. Но тут каменная пуповина была разорвана — кто-то уже открывал крышку, а судя по царапинам на камне, делал это не раз.

Наконечник, присоединенный к древку, делал копье похожим на мотыгу; он вошел в одно из вентиляционных отверстий в крышке, поддел ее. Камень заскрежетал, но приподнялся и передвинулся без особого сопротивления.

— И как я жил, пока не изобрели такой-то инструмент? — проворчал Вуко под носом. — Назовем его так: «Тактическая рукоять Драккайнена».

Бросил внутрь канала несколько светящихся шаров и присел над дырой.

Подземный канал был овальным, покрыт гладким базальтом и тянулся куда-то в темноту. По середине канала быстро текла вода, но это только пока что. Когда оттепель наберет силу, вода заполнит весь канал, но до этого было еще далеко. Поисковый шар, пылающий мрачной краснотой, будто искра в смоле, обежал отодвинутый люк и упал в канал, покатившись куда-то дальше.

Драккайнен тронул большим пальцем защелку ножен и прыгнул вниз. Сразу встал в низкую позицию, до половины выдвинув меч, но подземный коридор оказался пуст.

Он глянул наверх, на веночек настороженных лиц вокруг отверстия, едва заметных в темноте, подкрашенных зеленоватым блеском светящихся шаров, и просигнализировал: «За мной, страхующий строй, следы убрать».

Двинулся дальше, останавливаясь только подле шаров, которые пинками посылал вдоль канала. Маркер ждал его в десятке метров дальше, нетерпеливо вибрируя.

За спиной Вуко услыхал тихий скрежет задвигаемого люка, а потом осторожные шаги мужских ног. Все время звенела водяная музыка подземелья. Умноженная эхом симфония плеска, хлюпанья и хрустальных тонов отдельных капель. Свет шаров расчерчивал на потолке мозаику дрожащих зеленоватых проблесков.

Каналы вели согласно какой-то фундаментальной задумке, параллельно застройке города, вдоль улиц и переулков, но хаотическая часть их натуры, призванной к жизни таинственной биогеологической парадигмой заклинания, брала верх, и тут появлялись развилки, побольше и поменьше, в которых непросто было найти урбанистическую логику. В результате они шли будто внутри гигантской кровеносной системы, в которой давно бы потерялись, когда бы не фосфоресцирующие знаки на стенах, оставляемые идущим в конце Хвощем и катящимся впереди шаром следопыта, пылавшим красным.

Шли они, отягощенные последовательностью тактических ритуалов, вколоченных тренировками. Первым катился маркер, за ним в коридор шли осветительные шары, потом входил Драккайнен, высматривая ловушки, растяжки, таинственные кувшины, пульсирующие зловещей магией, потом один человек с арбалетом и второй — с единственным щитом, который до этого он нес на спине, потом остальные, а в конце — еще один лучник и Скальник с мелком, размечающим обратную дорогу. При разветвлениях шар порой стопорился, перекатываясь перед разными путями, или вращался по кругу, но хватало просто дать ему немного времени, и он выбирал путь, согласно одному ему известным критериям.

Когда они добрались до пересечения двух одинаково крупных каналов, маркер покатился прямо, но Вуко остановился, вскинув кулак, а потом осторожно отступил в сторону, подняв один из световых шаров.

— Не идем за ним? — спросил Грюнальди тихо.

— Кто-то здесь ходил, — негромко ответил Вуко, подняв свет повыше. — И часто.

Знак на стене был сделан копотью от лампадки или факела и напоминал известное им уже Подземное Лоно. Драккайнен перешел на другую сторону перекрестка и в глубине канала отыскал следующий знак, а потом еще один, на этот раз исполненный тщательней, красноватым жирным красителем, наложенным, похоже, пальцами. А потом известные им уже стрелки и зигзаги рун Зонерманна-Файгля: «Огонь придет с моря».

— Знаки ведут вдоль канала, — проворчал Драккайнен, задумчиво почесывая подбородок. — Однако наш шар не обратил на это внимания, прокатился мимо и дальше. Интересно…

Взглянул на своих людей, присевших вдоль стен и глядящих на него из-под капюшонов в спокойном ожидании.

— Хорошо, — кивнул наконец. — Идем за шаром. Пока что он вел нас правильно. Эти знаки со стен не исчезнут. Всегда можно сюда вернуться.

Они двинулись назад к главному коридору, где маркер ожидал их, вибрируя на базальтовом полу, пульсируя внутренним светом.

— Вперед, Дозор, — свистнул ему Драккайнен.

Вода, что журчала по центру канала им навстречу, теперь бежала куда быстрее, и ее стал сопровождать громкий плеск. Коридор явно поворачивал и ощутимо поднимался.

— Мы теперь идем в ту самую сторону, что и тот коридор со знаками, только чуть выше и сбоку, — сказал Вуко негромко.

— Я знаю только, что мы под землей, — не выдержал Спалле. — Ненавижу это.

— Потом нам об этом расскажешь.

Водные отзвуки сменили характер, сделались громче и отчетливей, словно в соборе. Коридор свернул направо, поднявшись еще выше. Драккайнен собрал световые шары, поскольку те скатывались ему под ноги, и шел, держа один в сжатой руке, направив вперед, словно фонарь.

За углом Вуко приказал команде остановиться и сам вжался в стену, а потом осторожно выглянул и просигнализировал: «Помещение, входим».

Ярящиеся зеленью шары полетели внутрь один за другим, словно гранаты, но Вуко вдруг поднял кулак, приказывая своим людям застыть, а сам проскользнул под хитро натянутой поперек входа нитью и переступил еще одну растяжку.

Верхняя медная проволока вела к традиционному уже глиняному кувшину на скальной полке: тот должен был разбиться у ног чужака и высвободить содержимое под затычкой, прихваченной еще и проволокой, как пробка в шампанском. Содержимое, казалось, издавало тихие шелестящие звуки и нечто, напоминавшее негромкое царапанье.

Нижняя растяжка вела к заряду, расположенному в деревянной конструкции слева от входа. Внутри Вуко заметил вертикальный валик скрученных нитей диаметром с палец и торчащую из него кованую жердь, ощетиненную железными остриями. Обе нитки можно было снять, осторожно сбросив петельки на их кончиках с вбитых в стену крючков. Больше страховок при входе Драккайнен не нашел.

Камерой была естественная пещера. Не комната, не подвал и не помещение специального предназначения, а просто пещера, возможно, старше, чем сам замок, с неровным полом с торчащими скальными зубцами и с потолком, ощетинившимся известковыми потеками.

Где-то плескалась, капала и хлюпала вода, наполняя воздух симфонией эха. Воздух был холоден, влажен и отдавал подземным, серо-минеральным запашком уснувшего вулкана и каким-то упрямым, невыносимым смрадом. Резким и странно знакомым.

Выслеживающий шар нерешительно крутился по полу, словно игрушка, что никак не может вылезти из угла.

— Что-то должно тут быть, — пробормотал Драккайнен.

Повел по пещере своим пылающим взглядом, пытаясь заметить какие-нибудь подробности, но нашел лишь слабые следы использования магии, развеянные и не говорящие ему ни о чем, какие-то брызги на стенах, отпечатки ладоней на поверхности скал, мазки и потеки. Может, тут случилась магическая стычка, а может, просто прошел некто, у кого в руках был пропитанный магией артефакт, и он оставил магическую пыль там, куда дотянулся. Что хуже, лежащие среди скал и камней световые шары плохо справлялись с освещением помещения, ощетинившегося камнями и сталактитами; всюду полнились странные подвижные тени и проблески на рыже-белых потеках. Для него — человека с единственным глазом — это был кошмар. Подумалось даже, что с легкостью повыбивает тут себе зубы.

Наверное, поэтому он увидел ее не сразу.

Сперва заметил движение уголком глаза. Изменение расклада тени и проблесков среди стен. А потом в хаосе отсветов и пятен мрака он заметил встающую под потолком фигуру. Невыразительную, сотканную из тумана, испарений и бледных болотных огоньков, увенчанную уродливой рогатой головой, с пылающей зеленью глаз и масляным блеском на кровавом частоколе ощеренных зубов.

Как-то он пытался учить своих разведчиков — совершенно рефлекторно — ориентировке по циферблату. Все это «на четыре, на двенадцать», но идея провалилась, разбившись о культурный барьер. Они совершенно не могли такого понять, пытались учиться механически, раз за разом ошибаясь. И проблема даже была не в циферблате, который ни о чем им не говорил, но в том, что они не привыкли думать в цифровых категориях. Некоторые ощущали направление сторон света, словно ласточки, другие — нет, и в этом не было никаких правил. Даже понятия «лево» и «право», которые они знали, особого значения не имели. Тогда он махнул рукой и решил положиться на инстинкт.

Потому только крикнул:

— Враг! Впереди, под потолком! — сам уже перепрыгивал скалу и выдергивал меч из ножен, остальные отреагировали согласно правилам. Когда он восстанавливал равновесие между камнями, ища взглядом парящего над головой демона, сбоку было уже двое стрелков и страховка за спиной.

Однако тварь не отреагировала, все так же возвышаясь в метре над ними, поводя фосфоресцирующим взглядом над зубастой пастью, под короной кривых рогов, шевеля остальным телом, словно висящая в воде медуза.

— Арбалет, стрела в горло, — процедил Драккайнен.

Тетива оглушительно щелкнула в закрытом пространстве, стрела ударила о камень, но больше не случилось ничего. Только сзади раздалось тарахтение взводимого арбалета.

Вуко оценил положение чудовища, по-птичьи вертя головой, после чего соскочил со скалы, пряча меч.

— Безопасно, — сказал. — Это кукла. Пустая кукла, висящая в пещере.

— Даже не она, — ответил кто-то сзади. — Это как бы плащ с надетой сверху башкой.

Вуко вдруг остановился, оперся ладонью о скалу и замер на миг, свесив голову, прижимая ладонь к векам и скаля зубы.

— Что происходит? — спросил Грюнальди.

— Ничего… — прошипел Вуко. — Та магическая пыль в моем глазу. Скоро придется отсюда выходить…

Он тряхнул головой по-боксерски, а потом выпрямился.

Когда принесли из углов пещеры светящиеся шары и потрясли ими, заставив стать ярче, оказалось, что чучело висит над глубокой щелью, что ведет в темноту.

Драккайнен обошел осторожно пропасть и поднял шар, что держал в руках.

— Ну чудесно! — сказал, осветив деревянный стеллаж с размещенными по сторонам шкивами. Некоторое время он изучал сооружение, а потом осторожно снял защелку и несколько раз крутанул ручку. Тварь, висящая у потолка, плавно съехала вниз и замерла перед их лицами, развеваясь клочьями муслина, колышась над дырой. Разведчик снова накинул защелку, и было слышно, как он шарит в темноте. Потом вынырнул, держа небольшой глиняный кувшин.

— Осторожно…

— Это не ловушка, — объяснил он. — Чувствую, что ничего магического там нет. Это жир… — Он осторожно понюхал пальцы и отодвинул руку подальше от источника света… — …с фосфором.

— С чем?

— Такой порошок, что светится в темноте. Маска смазана им, потому и светится.

Он осторожно вынул свое складное копье и раздвинул свисающие под маской куски ткани, открывая упряжь из широких кожаных ремней.

— Кто-то это надевает, а потом опускается в эту щель. Зачем?

Вуко сильно тряхнул одним из своих шаров и бросил его в дыру. Было слышно, как тот падает на что-то твердое, а потом катится и подпрыгивает, пробуждая внизу эхо, звенящее между стен. Но полетел шар недалеко.

— Метров пять, не глубже, — кивнул Драккайнен, заглядывая вниз. — Посмотрим, что там еще есть. Скальник, Спалле, поищите нашу стрелу.

— Ты слышал, что он сказал, — проворчал Грюнальди.

Сзади за щелью и стоящим над ней стеллажом с опускным механизмом Вуко нашел деревянный ящичек, полный каких-то темных обломков, напоминающих куски мела, и две трубки из медной жести, вырастающие из пола. Одна была короче, шире и заканчивалась на высоте колен, а вторая была толщиной с бутылочное горлышко, вставала на высоту лица, а потом загибалась вперед и заканчивалась жестяной воронкой. Вуко осторожно протянул руку и щелкнул по металлу. Мрачный гремящий звук прокатился где-то в глубине распадка.

— Карбид и рупор, — загадочно заявил Драккайнен. — Скажем так: озвучивание и спецэффекты. Валим отсюда. Соберите шары. Что там со стрелой?

— Разлетелась, — пояснил Скальник с неудовольствием. — Частично собрали.

Они взвели ловушки у входа, после чего вернулись тем самым коридором до перекрестка и теперь пошли так, как вели их надписи на стенах.

Коридор отчетливо вел вниз. Стены пестрели надписями на нескольких языках, а базальтовый пол был в коричневых брызгах и следах густых капель. Случались и следы подошв. Отпечатки грязи, глины и коричневые потеки: что-то капало здесь на пол. Вуко присел и растер грязь в пальцах.

— Шли туда, истекая кровью, — сказал без удивления. — Подволакивали ноги, некоторых тянули. Но большинство шли спокойно и, похоже, немаленькими группами. Несколько дней назад, а наверняка и раньше, но с тех пор потеплело и канал заполнило водой.

Коридор заканчивался цистерной — круглым помещением с входами из нескольких каналов, а помещение это, если идти прямо, раскрывалось в естественную пещеру, возможно, нижний этаж той, в которой они были четвертью часа раньше.

По стенам и ржаво-белым сталактитам скатывалась вода, собираясь в естественных бассейнах, что напоминали полукруглые раковины, уложенные симметрично, словно лепестки цветка. Посредине некогда находился большой известковый горб, возвышавшийся над пещерой, но его срезали в метре от пола, создав нечто вроде гладкого, неровного по бокам стола, покрытого поверху сложным рисунком из минеральных слоев, что делало его еще более похожим на пень сваленного дерева. Чуть дальше за столом вырастал еще один сталагмит, чуть меньший, но его не срезали, а превратили в чуть бесформенную статую стоящей на коленях толстой гигантки с разведенными коленями и протянутыми вперед руками, вырезанными, похоже, из других кусков камня и прикрепленными к остальному. Все было кривым, известковая скала слабо поддавалась обработке, к тому же скульптору не хватало мастерства, хотя он и сильно старался.

Кроме того, тут отчаянно смердело — куда хуже, чем в камере наверху.

Драккайнен расставил светящиеся шары на столе и в каскадных известковых бассейнах, осветив все, что сумел, а потом чуть отступил, глядя на все своим единственным глазом и снова, как страус, склоняя голову набок. Потом сделал несколько шагов назад и замер.

Скульптор трудолюбиво вырезал человекоподобную фигуру, но и этого хватило. Если осветить скульптуру, то в пещерном полумраке известковая поверхность, покрытая слоем воды, превращалась в посверкивающее синее тело, размытые и бесформенные фрагменты подхватывали игру теней, и взгляд внезапно отчаянно укладывал воедино хаос, давая распознать в нем раздвинутые ноги, сморщенные груди, глаза-ямы и оскаленную пасть; а прежде всего, властно протянутые вперед кривые и толстые руки. Если освещал их живой огонь светильников, ламп и факелов, наверняка статуя выглядела жутковатой: словно бы дышала и жила в ползающем, легком свете пламени.

За спиной он услышал тихий металлический щелчок, обернулся и понял, что его люди выпрямляются и прячут наполовину вынутые клинки, расслабляют плечи и начинают нормально дышать. Кто-то раскашлялся, втягивая вонючий воздух, сплюнул.

— Это место для отправления культа, — коротко пояснил Вуко. — У нас тут амистрандский храм посреди крепости, господа. Статуя богини и жертвенный алтарь.

Потянулся за одним из шаров и энергично его встряхнул, а когда тот запылал ярким светом, поднял его повыше, получше освещая скульптуру.

— Все ясно, — кивнул. — Мы под тем самым залом и щелью.

Обошел алтарь и в нескольких местах присел, глядя со стороны.

— Как я и думал, — сказал. — Четыре железных крюка и желобки на поверхности.

— Отсюда и вонь, — мрачно сказал Ньорвин. — Насколько я знаю о чужеземных богах…

Драккайнен отошел вглубь пещеры и осветил мрачную яму под стеной, а потом резко развернулся, кашляя.

— Смрад оттуда, — заявил. — Еще один провал. И кажется, не слишком глубокий.

— Много?

— Как минимум несколько. Десять, может, и больше, — ответил Вуко. — Плохо видно.

— Что делаем?

— Уходим. А потом разрабатываем план.

— Возвращаемся той же дорогой?

— А зачем нам возвращаться в Каверны? Вверх по каналу и в какие-нибудь ворота в стене, в заселенный квартал, в сторону Верхнего Замка или на вершину стены. Это наша крепость. Нам тут можно и не прятаться. Только бы не увидел нас никто из тех, но сейчас их здесь нет, а стоит ночь. Исчезнем, как и появились. Незаметно.

— Мы что-то нашли?

— Да. Каплю багрянца. А если есть одна, то найдем и остальные. И появится след.