Диана судорожно искала в сумочке племянницы мобильник, визитки или любой другой источник, из которого женщина смогла бы извлечь необходимую ей информацию. Вывалив все содержимое прямо на пол, Ди критически осмотрела беспорядочно разбросанную гору женских штучек. Расческа, кошелек, флакон с духами, помада, тушь, ручка и пустой блокнот, брелок с ключами, кредитные карты и даже катушка ниток с иголкой. Среди массы необходимых каждой девушке безделушек, телефона не оказалось. Диана выругалась, с досадой закусила губу, откинула со лба светлую прядь волос. Взгляд метнулся к спящей на диване Маргарите. Даже под действием сильного успокоительного, введенного Дианой полчаса назад, девушка продолжала беспокойно вздрагивать и метаться.
– Соберись, Диана. Думай. – вслух сказала женщина, собирая содержимое сумки Марго обратно. – Что же с тобой случилось, Гошка? Что ты натворила? – бормотала Диана, чувствуя, что с каждой минутой беспокойство и паника возрастают. В вещах Марго отсутствовал не только телефон, но и пузырек с таблетками. Неужели она снова пропустила прием лекарств? Или срыв спровоцировало что-то другое?
Отводя глаза от бледного лица племянницы, Диана Казанцева заставила себя встать на ноги и пройти на кухню. Открыла холодильник, взяла бутылку виски, достала стакан из мойки, бросила в него пару кубиков льда, плеснула спиртное. Хлебнула напиток, горло обожгло, очень крепкий виски. Села на угловой диванчик, продолжая делать большие глотки из стакана, пока не осушила все содержимое. В желудке потеплело, в голове появились первые признаки опьянения. Кто как, но Ди под градусом соображала лучше. Расшатанная нервная система постепенно приходила в норму. Собраться с мыслями, определить с дальнейшей схемой действий. Нельзя просто сидеть и ждать чуда. Разложить произошедшее по полочкам. Попытаться понять....
Но как?
Час назад, когда в дверь позвонили, Диана не могла и представить, что ей предстоит увидеть. На пороге стояла Марго, в ужасном состоянии. Размазанная по лицу косметика, безумный лихорадочный взгляд, растрепанные волосы с застрявшими в них частицами листьев и травы, брючный костюм в грязи и бурых пятнах. Она раскачивалась, как маятник, глядя перед собой и нечленораздельно бормоча под нос, прижимала к груди туфли, ноги босые, со следами запекшейся крови, ногти на пальцах рук обломаны. Диана никогда не видела Маргариту такой. Испуганно отшатнувшись, она позволила девушке войти. Казалось, Марго даже не узнавала Диану, прошла в комнату, села на пол возле дивана, прижала колени к груди и обняла их. Не шелохнулась в течении нескольких минут, потом снова начала раскачиваться и завывать. Диана приблизилась к ней, присела рядом, дотронулась до волос. В ноздри ударил металлический запах. Кровь. И Ди испугалась, никогда прежде ей не было так страшно. Даже в прошлом, когда пыталась бороться с болезнью сестры.... Мирослава была агрессивна, но неспособна на насильственные действия по отношению к другим. Ее гнев был четко направлен на саму себя. Остальные просто мешали ей, мешали ненавидеть себя, возвращали в мир, который Мира презирала, которого боялась. Болезнь Марго проявлялась иначе. Она была сильнее, и подолгу могла удерживать психику в стабильном состоянии, но во время срывов совершенно теряла контроль. Она представляла опасность для тех, кто оказывался рядом в моменты помутнения ее рассудка. И почувствовав на себе прикосновение рук Дианы, Маргарита разразилась потоком отборной брани. Она говорила фразы, полностью лишенные смысла, не связанные между собой. Нелогичная агрессивная речь, сквернословие и ярость. Марго отбросила Диану в сторону с невероятной силой, которую сложно заподозрить в хрупкой на вид девушке. Справившись с первым приступом паники и шока, Диана выбежала из комнаты, и направилась в ванну, где хранила аптечку, набрала в шприц сильное успокоительное и вернулась к бушующей племяннице. Каким-то чудом женщине удалось сделать Маргарите укол, и девушка постепенно угомонилась. Диана даже смогла уговорить ее прилечь на диван.
– Ненавижу тебя. – обессиленным хриплым шепотом произнесла Марго, яростно глядя в лицо тетки. – Ненавижу вас всех. Зачем вы позволили мне родиться? Я – генетический урод, ошибка. За что вы так со мной? Она была права. Ничего нет, кроме картонных коробок. Мы вырезанные из бумаги куклы, брошенные в карточный домик. Я была на луне и видела бумажный снег. Такая холодная.... Никогда не согреться. Так страшно.... Если солнце снова зажжется, мы все сгорим....
Она продолжала шептать, и чем дальше, тем запутаннее и бредовей. Логика напрочь отсутствовала в словах Марго, но для нее существовал особый смысл во всем, что она говорила.
Она затихла через несколько минут, и Диана осторожно раздела племянницу, обтерла грязь влажным полотенцем, накрыла пледом. Ее саму сотрясала нервная дрожь, и понадобилось немало душевных сил, чтобы хоть как-то прийти в себя и собраться с мыслями.
Прокрутив события последних событий в голове, Диана так и не пришла к необходимому решению. Виски в стакане закончилось, а она по-прежнему терялась в догадках относительно срыва Маргариты. Ясно одно, даже, если девушка придет в норму после сна и действия препарата, она все равно ничего не вспомнит. Диана боялась, что племянница могла совершить нечто ужасное. Откуда взялась кровь на ее одежде? У самой Марго на теле не было ран, и Ди сразу вспомнилась история с другом Вадима Смирнова. Тогда в приступе гнева, Маргарита вцепилась зубами в горло несчастного парня, и он чуть не умер от потери крови. Дело удалось уладить полюбовно, но на этот раз все могло оказаться куда хуже. Диана ничего не знала о новом возлюбленном Марго, с которым та провела последние несколько дней, и сейчас Ди всерьез боялась за его жизнь.
Единственным здравым решением в сложившихся обстоятельствах был экстренный вызов скорой помощи и полиции. Диана отдавала отчет в том, какие последствия повлекут за собой ее вполне оправданные действия, но так и не нашла в себе сил позвонить в соответствующие службы. Она еще надеялась на чудо.... Если бы в сумке оказался телефон, у Дианы появился бы шанс узнать, что произошло на самом деле.
Бросив в мойку пустой стакан, женщина уверенно вернулась в комнату, где спала Маргарита. Взгляд остановился на груде, сваленной возле дивана грязной одежды. Ди наклонилась и взяла зауженный жакет, быстро проверила карманы. Ничего. Проделала аналогичные манипуляции с брюками. Нащупала пальцами небольшой прямоугольный предмет, вытащила. Так, это уже что-то. Визитка. Повернулась к свету.
Кровь отхлынула от лица, когда она прочитала имя на карточке. "Казанцев Даниил Сергеевич. Грузовые перевозки. 8 ХХХ ХХ ХХ".
Диана думала, что никогда больше не услышит имя своего старшего брата, и не увидит его лица. Как же так получилось? Как он нашел Маргариту? Или она сама нашла его? Но откуда узнала, что Даниил существует?
Что же делать?
Выбора не было. Диана набрала номер Данилы, и впервые за двадцать два года услышала его голос.
– Казанцев, слушаю вас. – бесстрастно ответили ей. Ди отчаянно прижала руку к груди. Сердце молотилось, как безумное. Столько лет прошло.... Что сказать? О чем им разговаривать?
– Здравствуй, Даня. Это Диана. – представилась она свистящим шепотом. И судя по повисшей напряженной паузе, Даниилу так же сложно было подобрать слова, чтобы ответить сестре. – Я знаю, что ты не ждал моего звонка. И вопрос, который я тебе задам, может показаться странным.... Но… Скажи, с тобой все в порядке? Ты не ранен?
Прошло, наверно, минута, прежде, чем он ответил.
– Нет, я в порядке. А почему ты спрашиваешь? – холодный и незнакомый голос. Чужой....
– Откуда у Маргариты твоя визитка? – ледяным тоном спросила Диана.
– Мы случайно встретились пару дней назад. В кафе. Марго обедала со своим молодым человеком. Я сразу понял, кто она. Маргарита у тебя? Что случилось? Ее повсюду ищут. Она ушла от меня еще утром, сама не своя, потом пришел ее парень, устроил допрос. – сбивчиво говорил Даниил. Диана впитывала и анализировала каждое слово.
– Что ты ей сказал? – она закричала в трубку. Ее осенила страшная догадка, которая могла объяснить состояние племянницы.
– Ничего. – резко ответил Даниил, тоже повышая голос. – А вот ты, какого черта наплела ей о Мирославе? Зачем ты рассказала об ее болезни?
– А что мне было делать? Врать? Марго – большая девочка, и имеет право знать правду. Дань, она больна, понимаешь? И нуждается в помощи, в медикаментозном поддержании стабильного состояния. Марго должна была понять причину. Она приняла историю болезни матери сравнительно спокойно. Это ты спровоцировал срыв. Это после встречи с тобой Гоша пришла ко мне вся к крови и грязи с безумными глазами. Вспоминай, что ты мог ей такого ляпнуть, что она слетела с катушек.
– Не надо все валить на меня. – рявкнул Даниил. – Мы просто смотрели фотографии, потом Маргарита сорвалась и убежала.
– Ты придурок, Дань. Идиот. – сыпала ругательствами Диана, нервно расхаживая по комнате и не находя себе места. – Марго не дура, и не слепая.... Черт возьми, ты думаешь, я ничего не знаю? Да, я все поняла еще до того, как Мира начала в бреду упоминать твое имя. Почему я отказалась общаться с тобой? Почему мама запретила звонить нам и приезжать? Неужели только, потому что ты уехал учиться и бросил нас, когда был нужен? Да, я знала, что это ты шлешь деньги, словно подачку, словно они могли чем-то помочь или исправить то, что ты сделал. Я послала тебе сообщение о смерти мамы и Мирославы только через год, после того, как их не стало. Я была противна сама мысль о том, что ты можешь явиться на похороны. Ты уничтожил нашу семью, ты убил мать, свою сестру, а теперь мешаешь жить Маргарите! Ты – просто чудовище, и мне стыдно, что я все еще твоя сестра.
– Не говори так. – хрипло отозвался мужчина. – Ты понятия не имеешь, как я прожил эти годы.
– Я мне плевать. Ты – живой и здоровый, а их нет. Из-за тебя! – Диана не собиралась щадить чувства человека, сгубившего жизни самых близких для нее людей.
– Ты ошибаешься, когда говоришь, что я живой. Я умер, Ди. С того момента, когда пришло сообщение о смерти Миры, я больше не живу. У меня ничего и никого нет, кроме чувства вины и презрения к самому себе. Я наказан. Пусть тебе не легче от мысли, что я страдаю, мне уже все равно....
– Какой же ты слабак, Дань. Слабак и трус. – с отвращение бросила Диана. – Жалеть себя – все, что ты умеешь. Там, где ты появляешься, мир катиться к черту. Что мне теперь делать? Упрятать Марго в психушку, позволить ей повторить путь своей матери? Ты этого добивался?
– Нет. Я … я хотел узнать ее. Снова почувствовать себя частью семьи. – с горечью и болью произнес Даниил. – Я понимаю, почему ты мне не сказала о Маргарите. И ты права. Я не должен был.... Прости. Чем я могу помочь?
– У тебя есть номер мобильника парня Марго? Я думаю, что она … – Диана осеклась, до боли в пальцах сжимая трубку телефона. – На ее одежде кровь. Такое уже случалось. Она способна в гневе .... Я не могу произнести это слово. Что, если он нашел ее? В таком состоянии Маргарита опасна.
– Не паникуй раньше времени. Она показалась мне очень влюбленной в этого парня, когда я видел их вместе. Я не думаю, что она способна причинить ему боль. Записывай номер.... – Даниил продиктовал телефон Скворцова. – Может, мне приехать, Ди? – осторожно спросил он.
– Даже не думай. – холодно отчеканила Диана, глядя на неровные цифры на клочке бумаги. Смутно-знакомая комбинация. – Все, пока. Я надеюсь, что этот был наш последний разговор.
Ди резко прервала связь, и с опозданием спохватилась, что так и не спросила имя парня Маргариты. Набрав новый номер, она долго не решалась нажать кнопку вызова, прокручивая все возможные варианты разговора, если ей ответят....
Черт, как же страшно. Выдохнув, Диана нажала вызов. Застыла в оцепенении, прислонившись плечом к стене, повернулась, слушая длинные гудки, прижалась лбом к оконному стеклу. Глаза не замечали того, что происходит за окном. Она словно ослепла.
На дисплее сотового появилось слово "разговор", означающее, что вызываемый абонент ответил. Диана не дала ему сказать ни слова. Сказалось напряжение. Начала первой.
– Здравствуйте, меня зовут Диана. Я тетя Маргариты. Ваш номер мне дал Даниил Казанцев. Скажите, пожалуйста, у вас все хорошо? – срывающимся голосом быстро проговорила женщина, закрывая глаза и мысленно читая молитвы.
– Нет, у меня все плохо, Ди. Марго у тебя?
Диана распахнула глаза, взгляд сфокусировался на маленьком мальчугане, играющем на детской площадке во дворе. Женщина перестала дышать, даже сердце на короткий период времени замедлило бег, а потом неровно рванулось, задрожало, причиняя физическую боль. Могла ли она ослышаться? Или обезумела так же, как Маргарита? Говорят, что, если долго находиться рядом с душевнобольными, можно заразиться безумием. Неужели с ней именно это и произошло? Вся ее жизнь – сплошное сумасшествие. Как еще объяснить появление Даниила спустя тысячу лет молчания … и голос в трубке телефона, не узнать который она не могла.
– Ник? – хрипло спросила Диана.
– Я сейчас приеду, Ди. Она в порядке?
Женщина зажмурилась от дикой душевной боли, но справившись с приступом, ответила.
– Марго спит. Я вколола ей лекарство. Ты не пострадал? У нее кровь на одежде.
– Не моя. Это Берта.
– Берта? Что случилось? – очнувшись, спросила Диана.
– Я не знаю. Маргарита говорила, что не любит собак, но я не думал, что настолько сильно. – ответил отрешенный, лишенный чувств голос.
– Как же так, Ник? – прошептала Ди. – Как же так.
– Если бы я знал. – искренне ответил Скворцов. – Мне жаль, что ты узнала сейчас, в такой момент. Я хотел сказать, но Маргарита запретила. Давай, я приеду, и мы поговорим.
– Ты ведь знаешь адрес....
***
Ему было девять, когда родилась Юля. Чудесная здоровая девочка с голубыми глазками-пуговками и золотистым пушком на затылке. Вся семья радовалась пополнению. И Никита был достаточно взрослым, чтобы испытывать ревность в маленькой сестренке, которую родители не спускали с рук и всячески баловали. Напротив, он принимал живое участие в воспитании младшенькой. Гулял с коляской, нянчился, когда мама отлучалась в магазин, с упоением улюлюкал и тряс погремушками над кроваткой. Родители не могли нарадоваться на ответственного и заботливого сына. Юленька поздно пошла ножками, поздно заговорила. Ни мама, ни брат не придавали этому особого значения. Беспокоился только отец. Проблемы начались, когда девочку отдали в детский садик. Она плохо привыкала, капризничала, сторонилась других детей. Никита, как умел, пытался помочь сестре. Водил ее на прогулку в парк, знакомил с ровесниками, но все его попытки заканчивались длительными истериками Юли. К четырем годам девочка стала совершенно неуправляемой, и отец забил тревогу. Он сам повел дочь к детскому психологу. Диагноз поставил в ступор всю семью. Никита отказывался верить врачам, мама тихо плакала, а отец, спустя три месяца, собрал вещи и уехал, по официальной версии – на заработки, но уже через два месяца по почте пришли документы на развод.
Так они остались втроем. Убитая горем мать, Никита и Юля, год от года теряющая рассудок. Дошло до того, что она не могла обслуживать себя, не следила за гигиеной, забывала надевать одежду или просто переставала двигаться, сутками лежа в кровати и глядя в потолок. Врачи настаивали на госпитализации, и только Ник верил, что они справятся своими силами с болезнью Юли. Лекарства приносили лишь временное облегчение. Несколько недель сравнительного покоя, и сестра снова срывалась. Вызов неотложки, интенсивная терапия, и Ник забирал сестру домой. Упрямец не мог смириться с мыслью, что его сестра не просто больна, она опасна. Мать трудилась с утра до поздней ночи, чтобы прокормить детей и заработать на лекарства для Юли. И, наверное, Эмме Скворцовой было в каком-то плане легче, чем старшему сыну. Полная занятость лишала ее возможности видеть, в каком аду жили дети. Угасающая Юля и Никита, отчаянно старающийся сохранить разум сестры. Тем не менее, Нику каким-то чудом удалось отлично закончить школу. На носу были вступительные экзамены в ВУЗ, который находился в полутора часах езды от поселка. Парень не представлял, как сможет оставлять сестру без присмотра на целый день, и принял решение о поступлении на заочное отделение, устроился на работу, думая, что облегчает задачу матери. Эмма Скворцова уволилась, чтобы сидеть с дочерью, но надолго ее терпения не хватило. Уже через полгода Юля оказалась в психиатрической лечебнице .... После нападения на мать. В приступе гнева десятилетняя девочка ударила свою маму по голове хрустальной вазой. Мнение врачей было категоричным, даже Ник не смог убедить лечащего Юлию психиатра в том, что сам сможет позаботиться о сестре. И парень смирился. Он много работал, хорошо учился, а в редкие свободные минуты навещал Юлю в клинике. Это был настоящий ужас. Сестра не узнавала его, буйствовала и кричала. В итоге все визиты были временно запрещены. Только спустя полгода лечение стало приносить облегчение. Юля успокоилась, начала нормально разговаривать, ее речь приобрела логическую осмысленность. Теперь она радовалась каждому приходу брата, улыбалась, просила прощения, говорила, что не помнит, почему напала на маму, плакала, когда время посещения подходило к концу, и умоляла забрать ее. Каждый раз Ник уходил от сестры с тяжелым сердцем. Такое отчаянье читалось на детском личике девочки, когда она махала ему вслед своей маленькой ручкой.
Год. Целый год Юлю не отпускали домой. Врачи подозревали, что облегчение девочки ненастоящее, мнимое, разыгрываемое.... И она замкнулась. Меланхолия, апатия и полнейшее безразличие ко всему, даже к брату и матери. Юля узнавала родных, но отказывалась говорить с ними, и только страх и потерянность в светло-голубых невинных глазах, говорили, как ей на самом деле сложно и больно. В конце концов Никите удалось уговорить врачей выписать девочку из лечебницы. Они согласились лишь потому, что последние три месяца Юля не проявляла признаков агрессии.
А потом были два года покоя и благополучия. Юлия вела себя совершенно нормально, если не учитывать резкие перемены настроения, слезливость и повышенную энергичность, училась на дому, помогала матери по хозяйству, даже завела друзей. Ник облегченно вздохнул. У него появилось время для образования и работы. Мама тоже воспряла духом, устроилась на часы в бухгалтерскую контору, где познакомилась с хорошим мужчиной. Чудесное время, полное покоя и семейной идиллии. Избранник матери переехал к ним. Все были счастливы.... Кроме Юлии.
Девочке исполнилось тринадцать лет, когда она впервые сбежала из дома.
Ник не обратился в милицию. Он искал ее сам. Повсюду. Поднял на уши всех знакомых, соседей, друзей. Не ел, и не спал, взял отпуск на работе. И нашел. Через неделю. В притоне, среди малолетних наркоманов.
Ник привез сестру домой в ужасном состоянии. Она твердила, что наркотики помогают ей усыпить голоса тех, кто поселился в ней, сдерживают их. Говорила, что лекарства только усугубляют ее душевные страдания, молила не вызывать врачей, клялась, что больше никогда....
Но все повторялась снова и снова. Юля убегала, а Ник искал. Он понимал, что так больше продолжаться не может, но все еще надеялся и верил ей. Оттягивал неизбежное так долго.... Пока не иссякли силы и терпение, не угасла уверенность.
А когда Юля набросилась на сожителя матери с ножом, за то, что он случайно облил ее горячим чаем, сломалась Эмма Скворцова. Мужчина не сильно пострадал, но поставил ультиматум. Или уходит один, или вместе с ней. Мама выбрала последнее. Она устала бороться, устала быть несчастной. Чтобы избежать осуждения общих знакомых, пара уехала в другой город. Сначала Ник долго не верил, что мать могла поступить с ним столь жестоко. Ждал и тащил сестру из болота безумия. Эмма не вернулась, и Ник больше не мог единолично заботиться о Юле, но пытался из последних сил. После нескольких задержаний в милицию, девушку снова направили на принудительное лечение. Именно во время арестов, Никита познакомился со Светланой Слепцовой. Инспектор по делам несовершеннолетних по-матерински прониклась и к девочке, и к ее брату. Она убедила Никиту в необходимости ограничения свободы Юли и постоянного наблюдения у врачей. И Ник сдался. Он боялся, что сестра однажды совершит нечто ужасное, непоправимое. В тот день он уехал с работы пораньше, но как назло, автобус в котором он ехал, сломался, и оставшиеся две остановки парень прошел пешком, успел собраться с мыслями.... Вернувшись домой, он попытался поговорить с сестрой. Это была тяжелая беседа, Юля отказывалась слушать и понимать его слова. Она твердила, как заведенная, что здорова, и обвиняла его в сумасшествии и слепоте, просила проснуться, освободиться от собственных иллюзий. Но какие могут быть иллюзии, если на кону безопасность самой Юли? Как сестра умоляла его, она рыдала и стояла на коленях, она угрожала, проклинала, просила прощения. Его сердце обливалось кровью, а душа изнывала от мучительной боли, когда он провожал сестру в больницу. Но врачи не смогли ей помочь, не углядели.... Только Ник мог спасти ее, только он удерживал расщепленное сознание Юли на плаву, только ему она доверяла свои бредовые мысли и идеи, и только у него просила помощи. Но он подвел ее, не поверил, и потерял....
Долгие годы ушли на то, чтобы Никита научился жить с грузом вины. Смирился, но не забыл. Ник искренне считал, что тогда не справился, проявил слабость и предал сестру. Он думал, что безумие отступило, осталось в прошлом. И, наверно, ожидал возмездия.... И, может быть, даже искал его.
А когда человек одержим мыслью найти что-то – он обязательно найдет. Нет, не Бог карает нас за совершенные грехи, хотя многим удобно думать именно так. Мы сами себе Боги и судьи. Затаившееся в подсознании чувство вины и раскаянье, движет мощным и неумолимым орудием, направленным на уничтожение собственного благополучия. И это орудие носит знакомое каждому название. Совесть. Мы сами выбираем наказание. Никто, кроме нас.
В мире не существует случайностей. Теперь Никита Скворцов осознал истинность этого утверждения. Он отчаянно бежал от самого себя, от безумия, которое шло за ним по пятам и настигло у ворот рая, навсегда захлопнувшихся для него.
Сейчас Юле было бы столько же лет, как Маргарите.
И на этот раз он не отступит. Нет.