Это было ужасно. Машка вопила уже целых десять минут. А я просто валился с ног от усталости. Я не желал слушать ее истерик и не понял ни слова, из того, что она пыталась донести до моего изможденного и подкошенного бутылкой виски сознания.

Понедельник — день тяжелый, и это закон, с которым приходится считаться.

Причем непруха начинается уже с утра. Не заводиться машина, или не срабатывает будильник, потом вдруг оказывается, что сломался водонагреватель и приходиться довольствоваться холодным душем. Звонишь Машке и просишь ее приехать, чтобы отвезти Кирилла в садик. Потом заглядываешь в холодильник, а там после бурных выходных только полупустая бутылка водки и виноград, который Инга поедала килограммами. Голодный, холодный и злой едешь на работу на такси и по дороге звонишь в сервис, потом мастеру, и надеешься, что на этом запас неприятностей исчерпан, но смутно понимаешь, что все это — только начало…

На работе тебя встречает такая же мрачная, не выспавшаяся и обожравшаяяся кофе секретарша, от вида которого хочется выпить что-нибудь покрепче кофе, и даже начинаешь жалеть, что не пригубил из бутылки, которая осталась остывать в холодильнике. Тамара заявляет, что мне звонили уже раз двадцать, что меня снова ждет очередь недовольных авторов, что возникли проблемы с последним изданием, а обложка для нового — полной отстой, и мимоходом рассказывает о своих семейных проблемах, о новой любовнице мужа, и о своем новом любовнике, который в эти выходные пялил кого-то из отдела продаж, а не ее. Хочется дать ей по морде, чтобы она заткнулась, запереться в кабинете и пить там до самого вечера не кофе.

Но я — большой начальник, и мне некогда филонить.

Никому нет дела до того, что за два дня Инга вымотала меня так, что я ни на что не годен. Кроме здорового полноценного отдыха.

Но я по-прежнему держу марку, широко улыбаюсь и решаю проблемы. У меня впереди маячат новые перспективы. Скоро я покину вас, друзья. Эх, Москва-Москва. Жди меня. Инга еще не знает, что я согласен и на сливание и на третий брак, если он будет необходим. Я же не хочу быть просто мальчиком на побегушках у большой начальницы. Ее компания крупнее, и при сливании я не смогу сохранить прежний статус. Мы будем работать на равных, но это лишь иллюзия. И мне нужно сломить ситуацию в свою сторону. А надо-то! Войти в доверие, приникнуть под кожу, прополоскать мозги и направить их в то русло, которое мне более выгодно. Я знаю, что у меня все получится. А гавнюк, но везучий гавнюк. Но, блин, в понедельник утром даже перспективы грядущего радужного будущего, совсем не радуют. Наоравшись на авторов, потом на дизайнеров, простых рабочих, менеджеров и в завершении редакторов, почувствовал себя легче…

В обед выпил долгожданные сто грамм, и позволил Тамаре сделать мне минет. Уж больно она просила. Странно, что у нее все получилось. После Инги, я был уверен, там дня три будет все тихо и сонно, но Томочка просто профессионал. Я ее почти люблю. Отличная секретарша, незаменимая. Закончил работать почти в восемь вечера, но зато оставил все свои дела в идеальном порядке. Потом вспомнил про машину, которую мой человек должен был отогнать в сервис, и позвонил туда. Не готова. Вот черт.

Иду с приятелем в бар, две бутылки водки, и жизнь не налаживается. Мы мрачно смотрим друг на друга, вспоминая лучшие времена и моих бывших жен. Игорь — мой однокурсник. Мы общаемся до хрена лет, но я ничего не знаю о его жизни. Зато он знает все о моей. Я хреновый друг, но и он не лучше. Нажравшись, сообщил, что спал с Линой. Я бы никогда на него не подумал, но я не в обиде. Она все равно не может схлопотать от меня в нос, разве что нассать на ее могилу, вспомнить бы только, где она. Черт с ними, с этими шлюхами. Наверно, они заслужили такого, как я. Инга прекрасно понимает, что я за человек, но не боится, а зря. Я могу быть очень злым с теми, кто не слушается и не боится.

Но вот вечер подходит к концу. И сажаю вдрызг пьяного Игоря в такси, водитель спрашивает адрес, а я в ответ пожимаю плечами. Откуда мне знать? Я же не сплю с его женой, когда он на работе. Если у Игоря есть жена. Тут я лукавлю. Жена есть, но я часто забываю об этом факте, так, как она страшна, как смерть. Я видел ее однажды на своем дне рождения. Ужас. Она смотрела на меня своими узкими глазками и облизывалась. Фу. Меня передергивает от этого воспоминания. Водителю такси ничего не остается, как тормошить Игоря, чтобы выбить у него адрес, по которому его везти, но я не дожидаюсь окончания этой феерично умопомрачительной тоскливой истории, и ловлю такси себе любимому.

Времени почти полночь и я надеюсь на тихое завершение катастрофично-нудного дня. Но нет. Машка продолжает орать. Я смотрю на ее колышущуюся огромную грудь, потом на часы. Тринадцать минут причитаний, да я святой, раз до сих пор не вмазал ей между глаз. В тринадцатый раз говорю ей, что устал и разговор нужно отложить на завтра, но грядет четырнадцатая минута, а Маша никак не желает угомониться. Ее упорство становиться опасным… для нее.

— Маш, секса не будет, разговора тоже. — бесстрастно сообщаю я, отмахиваясь от нее, как от огромной грудастой мухи, жужжащей над моим ухом. Падаю на диван, вытягивая ноги. Мышцы ноют, глаза слипаются, хочется в душ. Кстати о душе…

— Котел починили? — спрашиваю и неожиданно притихшей Машки. Она смотрит на меня с раздражением. Кто из нас должен сейчас злиться? Она, вообще, перепутала? Или просто дура. Последнее вероятнее. Итак, пятнадцать минут, она еще здесь, и я не слышу ответа.

— Починили. — кривя свои тонкие губы, бросает она мне. Я приподнимаю брови. О чем она пыталась мне сказать? Что-то про воспитательницу. Я напрягаю мозг. Точно. Тихоня в сером платье, или черном. Она вроде как прикипела к Кириллу. Я не против. Если эта школьница не будет и дальше смотреть на меня своим испепеляющим взглядом. Можно объяснить, что почем, и кто хозяин жизни, но жалко времени. Этих глупышек не переделаешь. Она с годами повзрослеет и без моего участия. Я стараюсь обходить стороной подобных ей проповедниц. Она для меня все равно, что хористка в церкви. Шума много — толку мало. И никакой выгоды и приятных ощущений.

— Я увольняюсь. — не с того ни с сего заявляет Маша. — Завтра ищи себе новую няню, раз не можешь заткнуть рот этой идиотке.

Ого. Это серьезно. Машка не шутит. Я прищуриваю глаза, оценивающе разглядывая ее. Плевать я на нее хотел, но за день сложно найти замену. Кто вечером заберет ребенка, если я задержусь? Кто его накормит, уложит спать?

— Что случилось? — устало спрашиваю я, пытаясь придумать, чтобы такое сказать, чтобы отсрочить увольнение.

— Я тебе полчаса пытаюсь донести, что эта драная кошка мне сегодня всю плешь проела.

Я смотрю на ее волосы. Плеши нет, но, если и есть, то Маша успела ее зачесать.

— Сначала эта сучка читала мне нотации по поводу воспитания детей в общем. Потом стала втирать мне, что я должна любить Кирилла, как родного, что он ранимый несчастный ребенок. Ну, я ей и сказала, что моя работа, как и ее, заключается в том, что мы отрабатываем свои бабки, облизывая спиногрызов богатеньких отпрысков, и что любовь в расценки не входит. Блин, продавщицы же не обязаны любить покупателей, как и проститутки — клиентов, и никто этого даже не спрашивает. Я ей так и сказала. А эта пигалица выпялила на меня свои зеньки, у чуть со смеху не померла, думала, она в обморок грохнется. Ты представляешь, она не хотела мне отдавать мне ребенка, заявила, что мое место на панели. Прикинь? А с виду мышь мышью. Знаю я этих тихоней. Строят, блин, из себя сестер милосердия. Хорошо, что заведующая во время появилась. Она быстро поставила на место эту выскочку. Я надеюсь, что ее уволят. Но, клянусь, я ей вмажу, если она мне еще хоть слово скажет. Нашлась, бля, благородная. Она, значит, вся такая беленькая, а я срань господня. Хренушки. Я просто не дура….

Машка продолжала говорить и материться, а я расслабился. Она не уволится. Особенно теперь, когда выговорилась. Но мне почему-то было очень противно. Меня коробил вид няни Кирилла, ее слова вызывали тошноту. В них была доля правды. Машка просто не знала другой правды, как и я. В этом мы с ней были очень похожи. Неужели я произвожу такое же отвратительное впечатление на людей, сделанных иначе, людей, у которых еще не пропита совесть и есть душа и чувства? И что сделало меня не похожим на них? И что может сделать их такими же, как я? Я знаю, что эти мысли не доведут меня до добра. Пора идти спать. Я встаю, показываю ей на дверь.

— Я все понял, а теперь тебе пора. До завтра.

— А пошел ты. — фыркнула она, закидываю дешевую сумку на плечо. — До завтра. — на пороге, обернулась она. — И, если ее не уволят, ты точно меня больше не увидишь.

И слава Богу, подумал я, глядя, как закрывается за няней входная дверь. Пошла ты сама. Завтра же дам объявление в газету. Найду нормальную няньку. Старую, праведную и в очках. Хватит с меня этих дешевок. А теперь в душ.

* * *

— Дина, ты понимаешь, что ситуация выходит из-под контроля? — спросила Виктория, откидываясь на спинку своего кресла. Она вызвала Динару за час до начала ее работы, и решила устроить ей головомойку. Девушка очередной раз отметила про себя, как великолепно выглядит ее начальница, что даже в гневе она не теряет достоинства и красоты.

— Вышло не очень красиво, но вы же видели девицу, которая пришла за Кирюшей. — виновато пряча глаза, сказала Дина.

— Она была пьяна, или причиняла ему насилие?

— Нет. — понуро качнула головой Измайлова.

— Тогда в чем дело? Мария его няня, ее нанял отец ребенка, и его она устраивает.

— Но он выбирал ее не для ребенка. — скептически заметила Дана.

— Это не твое дело. — строго отрезала Виктория. — Я знаю, что тебе нравится Кирилл, и ты не одобряешь его родителя, но твоя работа состоит не в вынесении личных мнений. Ты не только превысила свои полномочия, ты совершила непоправимую ошибку. Оскорбила женщину, которая, в отличии от тебя, не совершила никаких оплошностей, и ты заставила ребенка почувствовать себя больше, чем воспитанником, он воспринимает тебя, как друга, а, что будет, когда он тебя потеряет? А это произойдет, рано или поздно. Понимаешь?

— Да. — снова кивнула Динара. Виктория внезапно смягчилась.

— Я знаю, что тебе кажется, что вас что-то объединяет. Ты тоже потеряла мать, но ты взрослая женщина, а он ребенок. Он верит тебе. И ты сделаешь ему только хуже, если позволишь полюбить тебя. Кирилл живет в другой среде, и ему самому придется учиться приспосабливаться. И он должен быть готов, не внушай ему ненужных надежд.

— Почему? Чтобы он стал таким же, как его отец? Может быть, ему тоже не дали этих самых надежд, не любили его и теперь он не знает, как любить своего сына.

— Это не его сын. — холодно отозвалась Морозова, разглядывая свои фигурки. — И, как ты понимаешь, ему трудно смириться с тем, что на него легли обязательства по воспитанию ребенка, которого его усопшая жена нагуляла.

— Но он его усыновил. Его никто не заставлял этого делать. — оспорила Дина. — Ее ничуть не удивили слова Виктории. Она давно догадывалась, что Кирюша не родной ребенок Влада Орлова. И это только обостряло ее тревогу за малыша.

— Влад ничего не делает просто так. — сказала Виктория, иронично улыбаясь. — Он бы отказался от него, если бы мог. Но я еще раз повторюсь, семья Орловых не имеет к тебе никакого отношения. Ты воспитатель и должна помнить об этом. Не заставляй меня принимать меры. Ты знаешь, как я отношусь к тебе. Ты — чистый открытый человек, но в жизни тебе придется не сладко, если ты не примешь условия игры.

— А, если я не хочу играть? — Дина смело взглянула в красивое невозмутимое лицо. — Ребенка нужно любить, чтобы он вырос достойным членом общества. И это все, что я пыталась объяснить его няне.

— Говорить надо не с ней. Пойми, Динара, ты ничего не изменишь для Кирилла. Просто смирись. Или смени работу, если для тебя это так сложно.

— Это предупреждение?

— Нет. Совет. Я не уволю тебя. Ты сама это сделаешь, если не остановишься.

— Виктория, он совсем один. Неужели вам не жаль его?

— Жаль. А кто пожалеет тебя? А меня? На нас всех не хватит таких наивных дурочек, как ты. И ты не можешь осчастливить весь мир. Одиноких детей миллионы, и мы все живем, зная об этом. — Вика мягко улыбнулась. — Подумай хорошенько. Ты еще молода, импульсивна, это просто порыв, но он пройдет, а ребенок будет ждать и верить в то, что обещают ему твои глаза и руки.

«Что же мне делать?», — с отчаяньем думала Динара, покидая кабинет заведующей. Виктория была права во многом, но девушка уже не могла противиться тем чувствам, которые разбудил в ней маленький несчастный мальчик Кирюша. И ей не будет покоя, если она бросит его наедине со своим горем. Всю оставшуюся неделю Динара пыталась придумать верный выход из положения, но в голову не приходило ни одной идеи, которая могла бы помочь ей и Кириллу. Она продолжала окружать малыша любовью и заботой, но больше не связывалась с его вульгарной нянькой, хотя та и старалась вывести ее из себя. Дина едва дождалась выходных. То, что всю следующую неделю, ей предстоит по утрам встречаться с ледяным красавцем Орловым отнюдь не радовало ее, но он, по крайней мере, вел себя более достойно и сдержанно, хотя Дина и догадывалось, что за этим скрывается полнейшее равнодушие ко всему и к ней в частности. Но она не желала внимания для себя, ей просто хотелось, что бы Кирюшу любили. Поразмыслив хорошенько еще раз, Динара решила оставить все как есть. По-крайней мере, пока не придумает что-то еще.

Но в пятницу утром, двумя неделями позже, иллюзия стабильности улетучилась, как дым. Лариса сообщила накануне, что вечером Кирилла забрал отец, а потом еще битый час расписывала внешние достоинства Влада Орлова самым замечтательным голосом. И утром Кирилла привели гораздо позже обычного. Влад выглядел как-то иначе. Взволнованный, даже нервный, сказал, что заберет ребенка после трех. Сам. Это удивило и немного озадачило девушку. Ничего странного. Может, у них планы. Или еще что-то, но ответ Влада на ее вырвавшийся случайно вопрос, уничтожил Динару.

— Не волнуйтесь, Динара Александровна, вам больше не придется лицезреть ни Марию, ни меня. Машку я уволил, а мы с Кириллом уезжаем вечером. — сообщил он, раздраженно глядя на ее вытянувшееся лицо. Мальчик схватился за подол строгого черного платья воспитательницы и прижался лицом к ее бедру. Дина знала, что Кирюша плачет, беззвучно и горестно. Сердце ее рванулось в груди. Такого поворота она предвидеть не могла.

— Подождите… — крикнула она, когда Орлов направился к двери. Мужчина развернулся и хмуро глянул на нее.

— Что еще? — грубо спросил он.

— Куда вы уезжаете? — обняв малыша, спросила она, едва ворочая языком от волнения и страха.

— В Москву. Вам ничего не сказали? Вике я сообщил еще на прошлой неделе. Все уплачено вперед. Волноваться не о чем.

Дина подумала о мальчике. Она знала, почему Морозова не сказала ей, но Кирюша не мог промолчать. Это значило одно. Ребенок ничего не знал об отъезде до сегодняшнего дня. Дина чувствовала себя так, словно ее ударили в живот. Как можно быть таким бессердечным, черствым и ужасным человеком? Как можно ставить свои собственные интересы превыше всего? Как можно не любить такого милого славного ребенка? Влад снова повернулся, чтобы уйти.

— Нет, постойте. — взмолилась она, отставляя Кирюшу, она подошла к красивому и одновременно отвратительному ей мужчине. Он выглядел озадаченным и злым.

— Мадам, я спешу. Вы меня задерживаете.

— Минуту, Владислав. Прошу, вас. Всего минуту. — ее голос выражал отчаянье.

— Давайте. — выдохнул он с раздражением.

— Что Кирилл будет делать в Москве?

— Как что? — брови мужчины взлетели вверх. — Тоже, что и здесь. Пристрою его в садик типа этого, найду няню. Я богатый человек, он не останется без присмотра.

— Но ему нужна не просто няня. Ему нужен друг, который любил бы его….

— Ради Бога, прекратите. Вы опять за свое. — бесцеремонно оборвал ее Влад, протестующе поднимая руку. — Никаких нотаций. Расстанемся красиво.

— Я могу поехать с вами. — выдала Дина, испуганно глядя на него, и не веря, что ляпнула подобное. Но разве это было бы неверным решением? Как бросить Кирилла сейчас, когда он только начал отходить от пережитой трагедии, когда он научился улыбаться открыто и искренне. Теперь она поняла, о чем говорила Вика. Когда-нибудь Кириллу придется жить без нее, и это будет для него ударом посильнее того, что он уже перенес. Этого Дина позволить не могла. Она не предаст его доверие, не бросит его. Она встанет на колени перед этим невозмутимым человеком без души. Она пойдет на край света, устроится в тот садик, куда Кирилла определит его отец, если ее не возьмут, будет дежурить у ворот.

— Да?. И в каком качестве? — вздернув бровь, он насмешливо окинул ее оценивающим взглядом. Дина знала, что выглядит смешно в своем чопорном траурно-черном платье, учительским пучком на голове и очках, которые снова начала носить, так и не привыкнув к линзам. Пусть смеется над ней, пусть презирает. Ей все равно. Главное, быть рядом с Кирюшей.

— В качестве няни, разумеется. — сдержанно ответила она, тщательно пытаясь скрыть свой страх перед этим страшным человеком. — Я не попрошу большую зарплату. И вам не нужно будет водить его в сад. Я воспитатель, я подготовлю его к школе сама, я буду работать в выходные. Я могу даже стирать, готовить, прибираться.

— Тоже бесплатно? — иронично спросил он, как-то странно разглядывая ее. Он сдвинул свои красивые брови, переводя взгляд с нее на Кирюшу, который понимал смысл всего происходящего. На глазах ребенка были слезы, но они лучились надеждой, и только чудовище могло лишить его этой надежды.

— Да. — кивнула Дина, чувствуя себя совершенно беспомощной и слабой под его колючим взглядом.

— Я не планировал постоянного проживания няни в доме моей будущей жены. И она тоже не будет восторге от того, что вы будете мешаться под ногами целыми днями.

* * *

Я стоял и смотрел на нее, не понимая, что я до сих пор делаю в этом убогом городишке, если для меня уже распахнула свои объятия столица. Да плевать я хотел на ее чувства и желания с большой колокольни. Она просто бредит. Эта маленькая дурочка оказалась не только нудной и глупой, но еще и страшно навязчивой. Что мне с ней делать? Она вся трясется. Я ее явно пугаю. Мне это нравится. Я всегда получаю удовольствие, глядя, как корчатся от страха мои подчиненные. Скажу больше, я просто упиваюсь, когда унижаю людей, особенно таких неприспособленных, ранимых, жалких, как несчастный бездомный пес, которого я пнул, выходя из машины.

— Вы женитесь? — лицо ее стало до смешного удивленным. — Так скоро?

— Вы против? — я откровенно смеялся над ней, не чувствуя никакого раскаянья.

— Прошу вас. Мы не помешаем. Будем сидеть, как мышки. Днем будем гулять, а вечером заниматься в какой-нибудь отдаленной комнатке. — умоляла она со слезами на глазах. А потом вдруг схватила меня за руку. Я изумленно уставился на тонкие пальчики, которые оказались сильнее, чем я предполагал. Она просто ненормальная. Я отказываюсь ее понимать. Кирилл славный мальчик, но так сходить с ума из-за чужого ребенка…. У нее или бред, или девчонка и правда, двинулась умом. Но няня мне нужна. А вид этой… Динара, вроде. Вид этой Динары не вызовет у Инги опасений. Вряд ли она будет возражать. Дом у нее огромный, и там найдется и отдаленная комната и чулан. К тому же будет проще, если не придется замарачиваться с детскими садами, собраниями, утренниками и очередными двинутыми воспиталками. Ему хватит и этой. Я выдернул свою руку, заметив, как она побледнела. Кирилл закрыл лицо маленькими ладошками, приготовившись рыдать. Да, черт с вами, уговорили. Делайте, что хотите, только меня оставьте в покое.

— Никаких выходных, никаких сверхурочных, можете забыть про личную жизнь и премии, голый оклад, который мы оговорим в дороге. — деловито начал перечислять я, глядя, как лицо ее светлеет, она почти готова меня расцеловать. А этого мне совсем не нужно.

— Да-да, все, как скажете. — едва дыша от восторга кивала она. 

— И старайтесь сделать так, чтобы мы с Ингой забыли, что вы целый день дома. Стирать, готовить и прибираться вам, возможно, тоже придется. Но за это я доплачу. Есть еще пожелания?

— Нет, то есть да. Когда выезжаем?

— В семнадцать двадцать вылет. Не успеете собраться, все отменяется.

Она смутилась только на мгновение, но потом повернулась к Кириллу, и тот радостно бросился к ней. Я сам не понял, что шевельнулось в моей груди, сердце или я просто не завтракал.

— Кирюша, все хорошо. Я еду с тобой. — шептала она, обнимая моего пасынка. А мальчик обнимал ее. Все были счастливы и довольны, про меня никто из них не вспоминал, а мне это чертовски не нравилось. На долю секунды я захотел представить, что это за чувство такое, которое может заставить бросить все, город, дом, работу, друзей и поехать за чужим человеком неизвестно куда. Но посмотрим, как она запоет через месяц, другой, когда поймет, что попала совсем не в рай. Она не знает о жесткости мира, и том, что есть другие люди, холодны и циничные, умеющие добиваться успеха всеми способами без разбора. Так я покажу ей все это. И она сбежит, а я успокоюсь и пойму, что нет на свете ни настоящих женщин, способных на самоотверженный поступок, ни счастья, которое могут дать одни лишь детские улыбки. У меня свои ценности, а у этой мышки-малышки — другие. И я не я, если она не осознает, как не права. И у меня такое предчувствие, что я добьюсь успеха гораздо быстрее, чем обычно. Девчонка слабая, сломать ее будет очень легко. Боже, как все скучно и предсказуемо.