{«– Он жаждет. Жаждет, кстати, быть тем самым, что и вы. Это его сущность – жаждать.»

Том Харрис «Молчание ягнят»}

[Итан]

Несколько дней в Майами, которые я провел с Люком, не помогли избавиться от тяжелых мыслей. Я ощущал, что круг смыкается, физически чувствовал наступающую со всех сторон опасность. И даже брат заметил, что я стал нервным и дерганным. Моя многолетняя выдержка и контроль над эмоциями дали сбой. Я на грани.

Невозможно контролировать то, что сильнее меня. Ярость… она сокрушает мою душу, тело и разум, иссушает ее, сотрясает до основания. Она открывает то, что казалось давно запертым на в глубинах сознания за тяжелым засовом.

Я чувствую удавку на горле, и с каждым днем она натягивается все туже. Есть только один человек, который повинен в том, что я никогда не буду чувствовать себя по-настоящему живым, настоящим, свободным. Да черт с ней, со свободой. Она никогда не имела для меня ценности. Я просто хочу избавиться от гнева внутри меня, от ежедневной лихорадочной работы мысли, от бесконечных пустых идей и предположений. Я хочу выиграть хотя бы одно сражение, предугадать хотя бы один ход. И, да. Да, Лиса была права, это похоже на одержимость, нездоровую зависимость. И за время моего взаимодействия с Рэнделлом Перришем мое отношение к нему менялось много раз, от суеверного преклонения и восхищения, до лютой ненависти и презрения.

{Это сложно описать, подогнать под существующие понятия. Это сильнее всех чувств, что я испытывал, сильнее даже моей любви к Лисе.}

Я видел, как Перриш снимает с людей кожу, разумеется, в переносном смысле, слой за слоем, лишая воли, права голоса, желания сопротивляться его сокрушительному воздействию. Он заставлял, нет он делал так, что мы сами делали выбор. И мы выбирали его, как единственного, кто мог решать, как нам жить и для каких целей. Мы сами предоставили в его руки свои судьбы, позволили делать выбор за нас.

Я долгое время ощущал разрушительное воздействие слепой благодарности за помощь Перриша в тот момент, когда умерла моя мать, и я остался один с больным братом. Мне казалась наша встреча судьбоносной. Я видел в Перрише наставника, и несмотря на то, что он тоже был достаточно молод, я чувствовал в нем какой-то несопоставимый с его возрастом опыт, мудрость, непоколебимую уверенность в себе. Это не могло не восхищать, не вызвать уважение, и желание однажды, хотя бы частично, уподобиться этому непостижимому человеку.

Осознание того, что он играет с нами пришло позже. Когда появилась Лиса. И именно тогда я возненавидел Перриша. Я искал слабые места в его защите. Пытался подобрать ключ к сложному многофункциональному механизму, которым он являлся. Человек без эмоций, безжалостная несокрушимая машина, которая использует людей, как гребаное топливо.

{Я должен или разгадать его, или увидеть, как он падет.}

Третьего не дано. Моя одержимая потребность в этом уже вышла за пределы уязвленного мужского эго. Это не борьба за женщину. Черт, я никогда бы не стал бороться с ним из-за женщины. Это совсем другое.

{Если я пойму, как он это делает, я найду свой собственный путь к освобождению.}

Так, наверное, чувствует себя человек, отвергнутый своим творцом, осознавший, что тот для него значит не больше пыли под ногами. Лишь пешка в его глобальной игре, правила которой остаются недосягаемыми для того, кем играют.

Я не хочу быть пешкой. Перриш должен понять и увидеть, что я не его долбаная игрушка. Не марионетка, не инструмент для использования. Что я не хуже его, и тоже могу вести свои собственные игры на его территории.

Наверное, совсем не с такими мыслями я должен был возвращаться в Кливленд после достаточно мирных и насыщенных выходных с братом. Люк не устает меня радовать своими успехами в школе. У него появилось много новых друзей. Педагоги его хвалят, врачи, у которых мы еще наблюдаемся, говорят, что Люк опережает все прогнозы по восстановлению. Я должен испытывать удовлетворение, облегчение, радость за брата. Но все эти чувства, как всегда, заглушаются тлетворным, разрушительным влиянием Перриша. Один звонок с требованием немедленно явиться на собрание, и все позитивное, что я зачерпнул за эти дни, растворяется под тонной негативных эмоций.

Я хочу дожить до того дня, когда увижу, как Перриш узнает, что вовсе не так неуязвим, как ему кажется.

Ну, а сейчас я еду в Розариум на бешенной скорости, и уже опаздываю на сорок минут, застряв в пробке на въезде в город и потеряв на это хренову тучу времени. Я не успею заехать в свой номер за костюмом, который, наверняка, пару часов назад был доставлен секьюрити Перриша. К черту. Перебьется. Одно нарушение правил всегда ведет за собой другое.

Съезжая на трассу вдоль озера, я замечаю в зеркало переднего вида, что за мной на расстоянии метров тридцати едет черный внедорожник с тонированными стеклами, и причем уже давно, с самого выезда из Майами. Я привык замечать детали, это моя работа, и несмотря на то, что на трассе немало других автомобилей, именно этот я выделил спустя несколько поворотов, после которых он не оторвался, и по-прежнему ехал следом за мной на неизменном расстоянии. Нахмурившись, я прибавляю скорость, делая опасный маневр и объезжаю по встречке несколько автомобилей впереди меня. Внедорожник делает то же самое. Я резко прижимаюсь к обочине, заглушая мотор своего «БМВ». Черная махина проезжает чуть вперед и тоже останавливается. Я несколько минут жду, что из автомобиля кто-то выйдет, и даже нашарил пистолет в бардачке, который всегда ношу с собой на экстренный случай. Разумеется, у меня есть и разрешение, и лицензия. Но проходит пять минут, а из внедорожника так никто и не появляется. Я медленно трогаюсь, объезжая автомобиль, и пытаясь разглядеть водителя сквозь тонировку, но мои попытки не увенчиваются успехом. Я возвращаюсь в колонну машин, двигающуюся по дорожному полотну в одном ритме. Внедорожник следует за мной. Я не понимаю, кто меня преследует. На Пэрриша не похоже. Он никогда не действует так откровенно. Съезжая с трассы на двухполюсную пустынную дорогу, я по-прежнему продолжаю наблюдать ползущий за мной «хвост». Черт! Что за хренотень творится? Мне необходимо оторваться или развернуться и поехать в отель. Но я даже не успеваю начать новый маневр. Замечаю микроавтобус «мерседес», несущийся навстречу по своей полосе. Он резко разворачивается, вылетая на встречку, скрипя шинами и поднимая пыль с дороги, и встает в аккурат за мной, преграждая путь внедорожнику. А вот это уже похоже на Пэрриша. Я резко даю по газам и на бешеной скорости устремляюсь вперед, раз уже появилась такая возможность. Хотя мог бы и сам оторваться. Я хорошо знаю местность, улочки, витиеватые дорожки. Запутать преследователей не составило бы большого труда.

В итоге, на территорию Розариума я въезжаю с опозданием в час.

Ставлю машину на стоянку, замечая отсутствие автомобилей других участников. Черт, кажется, я конкретно опоздал и пропустил все «веселье».

Как ни странно, я чувствую мрачное удовлетворение от того, что не явился на собрание, и избавил себя от участия в клоунаде во главе с распорядителем циркового представления. Застаю Перриша в гостиной в непривычном образе. Он выглядит так, словно только что слез с беговой дорожки. На нем спортивные бежевые штаны и обычная домашняя футболка вместо набившего оскомину безупречного брендового костюма. Он восседает на круглом столе, за которым обычно проходят планерки Розариума, держа в руке бутылку с минералкой.

Я даже теряюсь на некоторое время, чувствуя себя сбитым с толку и немного обескураженным.

– Где все? – спрашиваю я. Перриш сканирует меня долгим, изучающим, пронзительным взглядом, в котором не отражается ни единого оттенка его истинных эмоций и мыслей. Подносит горлышко пластиковой бутылки к губам, делая несколько глотков. Я неспешно подхожу к столу и сажусь практически напротив.

– Я отменил собрание, – бесстрастно заявляет Рэн. Я устремляю на него вопросительный взгляд.

– По какой причине?

– Причина – ты, Итан, – равнодушно бросает Перриш, заставляя меня напрячься, услышав такой неожиданный ответ.

– Поясни, – сдержанно прошу я.

– А что тут пояснять? – вскинув бровь, пропитанным сарказмом тоном произносит Перриш, с грохотом поставив бутылку на стол, так, что несколько капель воды выплеснулись наружу. – Ты слишком увлекся ролью рыцаря. Интересно, какой образ ты выбрал? Тристан, Ланселот, Дон-Кихот, Персифаль или Ульрих? А может быть, Зигфрид? О, извини, я, кажется, забыл, что ты не большой любитель литературы. И не рыцарь ты вовсе, а наивный, безмозглый Ромео, который не только сам подставился, но и нас чуть не поставил под удар.

– О чем ты говоришь? Что за пустые обвинения? – с негодованием спрашиваю я, напрягая челюсть.

– Ты отправился на прием, где засветился под камерами и напрямую контактировал с другим нашим агентом.

– Лиса не агент Розариума, – сквозь зубы бросаю я. Перриш склоняет голову к плечу, лениво меня разглядывая.

– Конечно, агент, – бескомпромиссно заявляет Перриш. – Но твое глупое поведение стоило нам слишком дорого. У Кальмии хватило глупости рассказать о своем прошлом еще одному доблестному рыцарю, который рьяно бросился на защиту ее чести и достоинства.

– Что? – вырывается у меня сиплый хрип. Я чувствую, как вся краска отливает от лица. Это то, чего я боялся. Бэллы уничтожат Лису, если узнают о ее связи с Перришем.

– Она умолчала о том, что когда-то работала на меня, – произносит Рэн, скептически глядя на меня. – Выдохни. Лиса оказалась хитрой сукой. Возможно, интуиция удержала ее от того, чтобы выдать всю подноготную. Ее исповедь включала в себя только историю с убийством матери, бордель и череду любовников, а еще море-море слез и океаны раскаянья. Расчет оказался верным. Ее рафинированный муженек дрогнул. В отличии от папочки, Нейтон Бэлл сделан не из гранита, и у него несомненно есть чувство чести, ответственности и желание защищать ту, кого он однажды привел в свой дом. Хотя, я, со свойственным мне скептицизмом, объяснил бы его поступок более низменными мотивами, но попробуем думать о людях лучше. Ты же не против?

– Откуда тебе все это известно? Не думаю, что Лиса объяснялась с мужем на громкой связи, предварительно набрав твой номер.

– Почему я должен разглашать свои источники? – выразительно приподняв брови, спрашивает Рэнделл. – Руан Перье уже отправился к праотцам. Но оказался крепким орешком и не разгласил имен тех, кого жена будущего мэра успела осчастливить. И, думаю, ты заметил сегодня слежку. Как думаешь, кто бы это мог быть? И как давно они начали следить за тобой, в надежде, что ты приведешь их к более важному объекту? Нейтон не идиот. Уверен, он в курсе моей конфронтации с его отцом и после всех неудачных попыток внедрения агентов в логово Бэлла-старшего, Нейтон не мог не заподозрить, что девушка с липовой биографией из той же категории подставных красоток. Об одной из них, кажется, покойная Миа успела рассказать Лисе, но, благо, она не знала, не успела назвать имя объекта. Мне пришлось соврать и придумать душещипательную историю.

– Подожди, если она не упомянула тебя, то при чем тут я? Как они смогли выйти на меня? – спрашиваю с недоумением.

– Лисе хватило глупости ляпнуть, что на приеме был человек, который мог ее узнать. И именно этот факт она поставила в объяснение своей внезапной откровенности и проснувшейся совести.

– Ты хочешь сказать…? – Я не смог договорить. Все мои мышцы скрутило от неожиданного логичного предположения, которое напрашивалось само по себе. Я не могу в это поверить. Нет.

– А чему ты удивляешься? Жертвенная любовь бывает только в сказках, да и я сто раз говорил, что не любила она тебя никогда. К тому же, Лиса оказалась в безвыходном положении. Она мать, жена. Женщины всегда защищают свое потомство до последней капли крови. Это животный инстинкт, который, признаться, у некоторых хромает и дает сбой, но таких я даже животными назвать не могу. Особи. Муж показал ей видеозапись с приема и заставил указать на того, кто, как ей показалось, узнал ее. Выбор не велик, не правда ли?

– Она не могла... – ослепнув от адской боли в груди, отрешенно качаю головой я, но сам уже верю – знаю. Могла. И сделала это. Подписала мне смертный приговор.

– Мой брат, – хрипло спрашиваю я, глядя на Перриша. Как же я это ненавижу – снова быть ему обязанным. Снова просить его о помощи.

– Он в порядке. Я установил охрану. И для тебя тоже. Возможно, люди Нейтона Бэлла успокоятся спустя время, после выборов, когда поймут, что угрозы нет. Но я решил, что мы все должны временно залечь на дно. Нейтон постарался и поднял все свои силовые резервы, но в обход Гарольда Бэлла. Папочка не в курсе и это облегчает нашу задачу. В «Перриш Трейд» началась волна проверок. Нейтон дает мне понять, что я под колпаком, что он обо мне не знает.

– Она тебя переиграла, – с горькой усмешкой говорю я, вскидывая голову и глядя в непроницаемые серые глаза Рэнделла. Он саркастично ухмыляется, растягивая губы в небрежно полуулыбке.

– Но не сдала. А тебя – с легкостью.

– Ты тварь, – последние стены контроля рушатся, и я вскакиваю с места, бросаясь на Перриша, целясь кулаком самодовольное лицо, и даже вскользь задеваю скулу ублюдка. Однако он ловко уклоняется, отступая в сторону, и когда я снова пытаюсь сделать выпад, блокирует все мои атаки. На шум прибегает его охрана. Меня скручивают по рукам и ногам, оттаскивая от невозмутимого ублюдка, взирающего на меня чуть ли не с жалостью, но сейчас в выражении его глаз я вижу то, чего не видел раньше – презрение. Он, все-таки, не универсальный солдат, а человек, которому свойственны настоящие эмоции.

– Я ошибся в тебе Аконит, – сдержанным, спокойным голосом произносит Рэнделл. Во время нашей потасовки у него даже дыхание не сбилось, а меня трясет от ярости, я разве что зубами не клацаю, как бешенный пес. – Еще в самом начале. Но я буду тебя защищать. А знаешь, почему?

– Мне похер, что ты скажешь, больной ублюдок, – дергаясь в руках секьюрити, и не обращая внимания на адскую боль в вывернутых запястьях, выплываю я.

– Потому что я не уверен, что, как и Руан Перье, ты будешь молчать до последнего. И ты слишком много знаешь, Итан. Мне проще убить тебя. Но я предпочитаю спасти. Снова. – И он опять улыбается совершенно дикой, безумной улыбкой, а его раздирающий, пробирающийся под кожу взгляд лишает меня дара речи. – Уберите его отсюда.

Охрана мгновенно исполняет приказ, и меня, больше не оказывающего сопротивления, тащат к выходу. Я не свожу взгляда с равнодушного лица Перриша, снова спрятавшего настоящие чувства под непробиваемой маской. Уверен, сейчас он ощущает триумф от очередной победы. А я пытаюсь запомнить его таким, чтобы в тот момент, когда его эра правления подойдет к концу, я смог бы сопоставить два образа Рэнделла Перриша. Неуязвимого манипулятора и загнанного в ловушку психопата.

И, может быть, когда этот момент настанет, я смогу понять то, что он чувствует сейчас.

[Нейтон]

– Как успехи? Удалось что-то выяснить? – спрашиваю я, отъезжая от рабочего стола и включая звонок на громкую связь. В дверь, предварительно постучав, входит ассистентка, которая работает с тех пор, как Джина ушла в декрет, но я жестом приказываю Кэйтлин удалиться. Она понимающе улыбается, и закрывает за собой дверь.

– Сэр, возникли некоторые сложности. Парень, видимо, под хорошим прикрытием, – отвечает мне собеседник.

– Что ты имеешь в виду, Рэдс?

– К его дому в Майами не пробиться, все наши попытки преследования тут же пресекаются. По всей видимости, он под защитой кого-то очень влиятельного. Работают профи. Ни одной лазейки. Ты просил действовать тихо, без лишней огласки и шумихи. Мы не рискнули идти на полом. Слабое место – его младший брат, но и его со всех сторон прикрывают.

– Продолжайте следить дальше. Избегайте прямого столкновения. Вы действуете верно. Не нужно спешить. Занимаем выжидающую позицию. Не верю, что его охраняют круглосуточно. Мне нужны доказательства, прямые, слышишь? – подавшись вперед, гневно рычу я трубку. – Этот засранец должен нас вывести на главного. Мне нужен весомый повод для открытого объявления войны. Достань мне его, Рэдс. Ты знаешь, что я не поскуплюсь на вознаграждение. И по-прежнему главное условие – Гарольд не должен знать. Это только между мной и тобой, понял?

– Нейтон, мне не нужно повторять дважды. Я профессионал и всегда следую инструкции и исполняю обязательства. – Если вам нужен главный, то смысла предлагать привлечь снайпера нет? Мы могли бы снять парня в любой момент. Это не так сложно.

– Нет, никаких убийств. Если до этого дойдет, все должно выглядеть естественно, как в случае с Перье. Я не могу сейчас рисковать, Рэдс.

– Я вас понимаю. Сделаю все возможное.

– Сделай невозможное, Рэдс. Мне нужна вся цепочка. Вся, слышишь? И быстро. До связи.

Я завершаю вызов, и яростно бросаю телефон на стол, снова двигаясь вперед. Постукивая карандашом по столу, выдвигаю верхний ящик стола и достаю оттуда стакан и бутылку виски. Этого однозначно не стоит делать. Особенно в момент предвыборной агитации. Но у меня есть смягчающие обстоятельства. На сегодняшний день закончились все официальные встречи, а домой с недавних пор я не спешу.

Дом... Черт, когда все успело так измениться? Делаю два больших глотка и вытираю губы тыльной стороной ладони, делая большой вдох. Горькая жидкость обжигает горло. Прокашлявшись, я закрываю глаза, ощущая, как жар постепенно охватывает все тело. Стискиваю зубы, не в силах бороться с гневом, который душит меня последние недели.

Каждый вечер мне хочется напиться, прежде чем поехать домой. Это не выход, не решение проблемы. Но я просто не могу заставить себя смотреть на {нее} и делать вид, что ничего не произошло, что я не знаю... {Не знаю, что она лжет мне до сих пор.}

Я пытаюсь найти ей оправдание, но понимаю, что его просто нет. Если это страх, то значит она не верит в меня, в то, что я могу быть сильнее… или защищает его, прекрасно зная, что я не успокоюсь, пока не уничтожу подонка. Я сейчас говорю не о смазливом слизняке Итане Хемптоне. Он просто пешка в большой игре.

Речь идет о Рэнделле Перрише.

Этот человек по непонятной причине уже много лет ведет скрытое противостояние с моим отцом и пытается любыми способами добраться до него. Мне не известны ни причина, ни мотив ублюдка. О нем не слишком много известно, а отец ясно дал понять, когда несколько лет назад была вычислена очередная его лазутчица, чтобы я держался подальше от этой истории и забыл о Перрише. Отец дал понять, что Рэнделл Перриш исключительно его проблема, а не моя. До того случая я слышал о Перрише, как об успешном, немного странном бизнесмене, который достаточно агрессивно ведет свою компанию к финансовому благосостоянию. Однако сфера его влияния, деловые связи и материальное состояние находятся не на том уровне, чтобы оказать достойную конкуренцию «Бэлл Энтерпрайз». Но, возможно, я ошибаюсь, и дела обстоят совсем не так, как мне кажется.

До пойманной с поличным девушки было еще несколько, но последняя оказалась более разговорчивой. Я случайно оказался во время ее допроса в главном здании «Бэлл Энтерпрайз». Отец сам вел диалог, он пытался настоять на том, чтобы я вышел из кабинета, где ее и застукали, когда она проникла в сейф отца. Я остался, потому что знал девушку. Она работала в офисе Гарольда и никогда не вызывала у меня подозрения, и вдруг такая неожиданность. Именно тогда всплыло имя Рэнделла Перриша. Перепуганная пташка рассказала много интересного о необычном подразделении под названием Розариум, которое нелегально содержит Перриш. И его участники занимаются чем-то вроде бизнес-шпионажа. Наученные и подготовленные агенты проникают в крупные компании и сдают Перришу конфиденциальную информацию на владельцев. Вроде бы просто и банально. Но он, видимо, настоящий мастер, раз допрашиваемая девушка умудрилась пройти многочисленные проверки службы безопасности, и несколько месяцев проработать на хорошем счету в офисе отца. Закончилось все не очень красиво. Отпустить девчонку было нельзя, и отец привлек к решению вопроса профессионалов, но девушку по дороге отбили, в следствии чего она получила ранение. Я не знаю выжила ли в итоге Роза Перриша, как я мысленно ее окрестил, или нет, да это и не имеет для меня большого значения.

Ранее Рэнделл Перриш атаковал исключительно Гарольда, и я впервые стал его объектом. Не знаю, с чем это связано, но факт почти доказан. И если, когда Джина начала говорить, я не смог связать одно с другим, то в последствии все стало на свои места. И еще я уверен, что в тот вечер, после приема, сославшись на мигрень и желание погулять в одиночестве, Джина встречалась или с Итаном Хемптоном или с самим Перришем. Я не хочу даже думать какого рода отношения связывали или связывают ее с этими мужчинами до сих пор. Но то, что Реджина скрывает свою связь с Перришем говорит о многом.

Мне хочется верить, что она не виновна. И действительно сложно поверить, что Перриш стал бы разрабатывать такой сложный, многоходовой, многолетний план по внедрению. К тому же, Джина не пыталась меня соблазнить… Хотя, черт возьми, возможно, именно такой и была ее тактика. Я же не должен был заподозрить. Искренняя, нежная, страстная, немного пугливая, охренительно красивая. А еще это тело, чертово тело, от которого я не мог оторваться. И розы, мать его. Розы по всей гладкой, как бархат коже, я миллионы раз ласкал их губами. Боготворил ее. Повелся, как последний осел. Почему мне не пришло в голову, что в ее рассказах о прошлом что-то не так? Слишком гладко, слишком ровно. Ни знакомых, ни родственников. Отец предупреждал меня, но я не хотел ничего слушать. У него чутье на такие вещи. И даже розы на ее теле кричали о том, что она такое... И самое ужасное, что, несмотря на известные мне факты, я все равно не могу поверить. Она родила мне дочь. Пять лет счастливого брака. Я никогда не сомневался, что Джина любит меня. Черт, я и сейчас хочу в это верить, но, когда она смотрит на меня, я вижу страх. Не любовь, не раскаянье, а страх. Джина боится, что я отберу у нее дочь, что выброшу из своей жизни. Возможно, в этом причина ее молчания. Но она что-то знает. Не бывает таких совпадений. Только не в случае с Перришем.

Как бы Реджину не пугала перспектива потерять Эсми и меня, она должна бояться другого, совсем другого. Того, что сделает с ней Гарольд Бэлл, если узнает правду. Я знаю, что бы Джина не сказала, задай я ей прямой вопрос, часть меня поверит в любую ложь. Но не будет никакой гарантии, что она не передаст информацию о том, что я в курсе происходящего Перришу, позволив ему подготовиться к удару с моей стороны. А войны не избежать. Ублюдок посягнул на мою территорию, на мою жену, он влез туда, куда не стоило. Я не знаю, что заставляет отца выжидать, но я подобной глупости не повторю. Как только у меня будет на руках весь расклад, главное – его мотив, и я смогу доказать цепочку Реджина-Хемптон-Перриш, начну действовать решительно и бескомпромиссно. И я надеюсь, что мне удастся найти способ сделать так, чтобы перекрестным огнем не задело Джину.

{Я не знаю, как мы будем жить потом. Честное слово, не знаю. Сейчас главное выжить. Если в игру вступит отец, шансов уберечь Реджину станет гораздо меньше.

Он не прощает предателей. Никогда.}

А еще во всей этой кутерьме я обязан думать о выборах. Любая неосторожность и многолетние труды рухнут в одночасье. Но чертовски сложно сохранять трезвую голову и прагматичный подход к предвыборному процессу, в то время, как все мысли крутятся вокруг происходящего безумия в моей семье.

Допиваю виски из стакана, швыряя его обратно ящик, который сразу с грохотом закрываю. Меня ждет еще один вечер лицедейства, когда придется играть роль наивного идиота-мужа, и ночь в гостиной, которую я проведу почти без сна. Я буду слушать, как Джина плачет за стенкой и подыхать от собственного бессилья. Пока я не узнаю всю правду, у нас с ней нет будущего. Для того, чтобы простить ее, я должен знать весь перечень преступлений. Не знаю, смогу ли я. Это слишком сложно. Вообразить даже невозможно. Чтобы попытаться понять мои чувства, нужно быть мной. Но я никогда и никому такого не пожелаю.

И если я не смогу достать Перриша через Итана Хемптона, мне придется искать другой путь. Подойдут любые способы, даже самые нетрадиционные. Я больше не могу оставаться в стороне. Этот человек уже несколько лет пытается уничтожить мою семью. Я обязан понять, что им движет, узнать истинные мотивы и интересы, а потом уничтожить угрозу и забыть, предать имя Рэнделла Перриша тлену.