Не стоит заблуждаться, переложить театральную пьесу с одного языка на другой – отнюдь не легкое дело. Искусство складывать стихи – это еще самое малое, что нужно, но когда требуется согласовать стихи и музыку и сделать это таким образом, чтобы поэтические акценты гармонировали с музыкальными нотами, – вот это трудность; подобное искусство дано не всем. Тот, кто берется за решение этой задачи, должен не только обладать музыкальными способностями, но и добавить к ним глубокое знание языка, с которого он переводит, и всего этого они были лишены.

После трех недель ожидания директор потребовал от них партитуру, и они со смирением вернули ее в том виде, как и получили, признавшись в своей беспомощности.

Я благоразумно оставался в стороне от этого предприятия. Убежденные, что я не в курсе всех деталей, Тейлор и Федеричи явились ко мне, как будто ничего не произошло.

«Синьор да Понте, – сказали они мне, – настал момент вам блеснуть вашим талантом, мы принесли вам пьесу для перевода».

При этой наглости, которая задела меня сверх меры, я готов был сказать им, что человек порядочный не компрометирует себя связью с канальями, но я был женат и был отцом! Может быть, и небольшая доля самолюбия повлияла на мое решение. У меня хватило силы сдержаться и ответить:

– Условия моего контракта таковы, что я сочиняю или перевожу только тексты опер на новую музыку; однако если администрация хочет выплатить мне пятьдесят гиней, я переведу эту.

– И кому будут принадлежать права на ее исполнение? – заметил Федеричи.

– Кому вы хотите.

– И сколько времени вам на это требуется?

– Восемь дней.

Они не добавили ни слова и ушли, оставив мне партитуру.

Я тут же взялся за дело; в сорок восемь часов оно было завершено. Я отправился к одному из моих друзей, хорошему музыканту и человеку со вкусом. Я прочел ему мой перевод; за исключением нескольких легких изменений, слова как нельзя лучше ложились на музыку. На третий день я вернул партитуру Летексье, но заметил, что отдам перевод только после получения причитающихся пятидесяти гиней. Он явился ко мне, делая вид, что возмущен моим поведением; я держался стойко, и несколько часов спустя, понуждаемый необходимостью поставить эту пьесу, от которой он надеялся получить и славы и пользы, он отсчитал мне мои деньги, говоря: «Да Понте, вы заслуживаете этой суммы, но те… они заслуживают… – палок», закончил я за него фразу.

«Земира и Азор» была поставлена с большим блеском в оформлении, что отнюдь не помешало ей провалиться; на языке театра, она потерпела фиаско. Все на ней потеряли: Федеричи свои пятьдесят гиней, что я потребовал, плюс распечатку либретто, доход от продажи которых не покрыл расходов; Галлерини – пять или шесть гиней, которые он выдал авансом Бальдинотти; Банти – все свои надежды на успех. Она обратила свои взоры в сторону «Семирамиды», но Тейлор настаивал на «Исправленной кокетке», побуждаемый, должно быть, знатоками хорошей музыки, которые заверяли его, что он не найдет лучшей. Только я посмеивался, пересчитывая мои пятьдесят гиней и ожидая в сотню раз больше, как и происходило в моей жизни. Невинное возмещение мне от тех, кто согласился на меня лишь за неимением лучшего.